Текст книги "Хигналир (СИ)"

Автор книги: Curious Priestess

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 32 страниц)

Я подошёл к коридорному окну, открыл его. Оно выходило как раз на ту лавочку, где всё началось. Площадка. Главный курятник. Крестьянские домики. Я поднял голову и, с осторожностью, стал всматриваться в луны. На одну, потом на другую.

Если пророчество Григхен выглядело настоящим, то это не может быть сном. Даже в иллюзии, в которой я оказался при снятии печати, положение вещей было нестабильным, я заметил это. А надпись на двери менялась, как во сне, как ненастоящая. И луны – тоже ненастоящие. А есть ли среди них реальная?

Блин, я, стало быть, “лицемерный умник”, по мнению Григхен. Ну и похрен. Попробую отыскать реальную. Итак, сейчас середина лета, а луна должна быть полная. По-моему, день назад, я видел её почти полной. Сейчас примерно заполночь. Я, конечно, не звездочёт, но, настолько я знаю, сейчас она должна быть над горизонтом, с южной стороны.

Я отправился в свою старую комнату. Надеюсь, гости там мертвы, и не кому будет меня прогонять. Сразу как пошло в ход заклинание Сутварженской печали, в голову стали приходить странные идеи. Пойти посмотреть на кровавые строки, найти реальную луну... Так, наверное, изживается ум.

Я открыл дверь и зашёл. На кровати сидели Леска и Асцилия. Лоучмана не было.

– Разрешите воспользоваться вашим окном? – вежливо поклонился я и фамильярно прошёл.

– О, Лэд, – сказала Леска. – Привет. Ты в курсе, что происходит? – спросила она.

– Не уж то ты в курсе? – иронизировал я.

– Здрасьте, – приветствовала Асцилия.

– Здрасьте, – я поздоровался в ответ.

– Это Споквейг заклинание удочерения произносит, – объяснила Леска. – Я становлюсь его ученицей.

А ведь я на секунду подумал, и даже обнадёжился, что Леска мне сейчас всё разъяснит. Забавно.

– Да не, Споквейг умер, – ответил я. – Так что это не заклинание удочерения. И почему родители так легко отдают вас в руки ужасного колдуна?

– Очень просто. Он предлагает за удочерение денег больше, чем мы бы им принесли за жизнь работы, – растолковала Леска.

Асцилия вежливо дождалась паузы, чтобы эмоционально отреагировать на новость:

– Что? Споквейг Дархенсен умер?! Вы это серьёзно?

– Угу.

– Но кто был способен убить его? Неужели чудище, что висело над нами ещё полчаса назад?

– Не. Батя спину надорвал, пока кровать тащил, а там и кровоизлияние позвонка. Говорил я ему, не выпендривайся, мол, давай, сам донесу... – нес я абы чё, потому что все мои мысли были о том, как работает заклинание Сутварженской печали.

Я подошёл к окну, оно было открыто нараспашку. Хм, довольно смелое решение для гостей – открывать его при таких-то обстоятельствах.

– ...Однако Снолли считает, что всё-таки из-за стресса... – продолжал я нести ахинею.

Я вгляделся над деревьями. Либо та, либо вон та. Те обе – подходящих размеров. Мне кажется, или лун больше пятидесяти?.. Может, выйти на улицу и посчитать их? Не, это совсем уж лицемерно и по-умнически. Посчитаю, что вижу, отсюда. Раз, два, три, четыре...

– Дусрак тоже погиб, – сообщила Асцилия.

– Хто-о-о? – не скрывая нахмуренных бровей протянул я, специально обернулся, чтобы видно было мои прищуренные в непонимании глаза и сильно скукоженые брови.

– Мой молодой человек. Лоучман Дусрак.

– А-а-а. Думал, его зовут Лоучман, – отвернулся я. – А вы хорошо держитесь.

– Можете на ты, мне же всего двадцать, – вот так легко она перешла в группу социальных контактов “знакомые”.

– Вот это да! А я думал вам... кхм, не важно. Простите. Прости.

Я думал, ей под тридцатник. Слишком уж она солидно выглядит для своих молодых. Я почувствовал ловко сдержанное недовольство с её стороны. Так, ещё раз: один, два, три, четыре... О, лучше так:

– Леска, иди-ка сюда. Задачка для тебя есть. Для начала посчитай, сколько лун видно с окна. Встань вот сюда, в эту точку, – ткнул я носком стопы в пол.

Леска медленно подошла и осторожно выглянула в окно. Она всё ещё напугана.

– Дух мора и боли улетел, не переживай, – успокоил её я, и сам принялся считать, расположившись поближе к ней, чтобы вид был на те же луны.

Итого начитал пятьдесят одну.

– Пятьдесят две, – насчитала Леска. – Что дальше?

Хм, похоже, на небе видится одно и то же, в отличие от надписей. Коллективная галлюцинация?

– Молодец! Я насчитал пятьдесят одну. Твоё следующее задание: разгадай, по какому принципу работает заклинание, которое призвало сюда все эти луны.

Мало ли, вдруг она сейчас своим невероятным умишком всё разложит.

– Э-э-э, – она почесала репу и надолго замолкла.

Я и она видим те же луны. Но они ненастоящие, они – глюки. А вон та луна у горизонта – настоящая, я в этом уверен. Я узнаю её. Так, а с сестрами видели разные надписи на двери… насколько я понял... так ведь? Из-за их прикольчиков только больше путаницы! И воспоминания о ближайшем прошлом разнятся...

– Может, мы спим? – неуверенно предположила Асцилия.

– Возможно.

– Дусрак поверил в то, что он спит, и, чтобы проснуться, вонзил себе меч в сердце.

– И как, проснулся? – спросил я. – Кхм, снова извините. Это проклятие Хигналирское, вынуждает нас материться и неуместно шутить, – оправдался я.

И это я наезжал на сестер за то, что они несерьёзны в гиблый час? Да я же ничем не хуже.

– А зачем вы считали луны? – спросила она. – Какие вообще твои мысли на этот счёт, Лэдти?

– Я выяснил, что есть вещи, которые все видят одинаково, а что-то видим по-разному. Давайте продемонстрирую.

Я подошёл к столику, макнул перо в чернила и написал: “Червочечий змееюк”. Блядь, ну что за херню я выдумал? Теперь я хорошо понимаю Снолли. Сразу обвинил её в том, что она поступает как персонаж во сне, а сам – такой же. Вот я идиот.

– Что видите? – протянул листок им.

– Чего? – вглядывалась Асцилия.

– “Зачмырили и порешали”, – медленно прочитала Леска.

– “Бычеволвенчныечпрьк...” Не могу это прочитать, буквы пляшут, – сдалась Асцилия.

Я снова посмотрел на листок. “Выходи умирать. С уважением, демоны с Озорского”. Я присмотрелся повнимательнее, вгляделся в первую букву и увидел прописную “з”. И фраза превратилась в “Червочечий змееюк”. Каким-то хреном. Но сработало. Я снова показал им и спросил:

– Что-то изменилось?

– Да! – воскликнули они обе.

– Охренеть, – добавила Асцилия. – Поразительно. Теперь там “варварский спрут”.

– И, что думаете?

Леска схватилась за голову и рухнула на кровать, издавая звуки, как когда калитка проржавела настолько, что не открывается, и ты дёргаешь в попытке отворить.

– Коллективный сон? – обронила предположение Асцилия.

Действительно, об этом же и Споквейг рассказывал.

– Тридцать астральных путешественников наложили заклинание коллективного разума, чтобы делиться друг с другом своими галлюнами, или что бы они там ни задумывали... Да, вполне вероятно.

– Тогда наши тела всё-таки лежат где-то в реальном мире?

– Ну, если так, то, определённо, да.

– Невозможно!!! Это невозможно узнать!!! – заорала Леска, как будто сейчас взорвётся. – Нельзя знать наверняка!!! Неужели не понимаете?! Вы задаете вечные вопросы!!! Задачка нерешаема!!! А-а-а-ар-р-рргхх!!! – зарычала она.

То такая спокойная девочка, умиротворённая. То орет как одержимый полевой командир.

– Рекомендуешь мне оставить попытки разобраться? – спросил я.

Леска присела на пол и снова погрузилась в глубочайшие раздумья. Он и к этому вопросу подошла слишком серьёзно.

– Голова болит от твоих вопросов, – вскоре брякнула она и приступила растирать шевелюру пальцами, видимо, стимулируя мозг.

Я услышал музыку. Очень тихо. Где-то вдалеке. Я подошёл к окну и высунул ухо. Стало слышнее. Асцилия тоже подошла к окну.

– Тоже слышите? Музыка, – вслушивалась она.

– Да, виолончель или контрабас, – подтвердил я.

Леска с разбегу рухнула на кровать.

– Чтобы ответить на этот вопрос, мне понадобится целая жизнь. Думай сам. А я буду отдыхать. От тебя, – бросила она.

– Интересно. Пойду-ка я посмотрю, кто это, – отправился я навстречу сюрпризу.

Звуки привели меня к старому дубу у сарая. Обошёл – никого, странно, музыка же совсем рядом. Я задрал голову и увидел в ветках контрабас и смычок. Играло само дерево. Разве затея Споквейга с тем, чтобы научить дуб, не провалилась? Может, просто чудится?

Я сел рядом. Мелодия была тоскливой и в самом медленном темпе. Протяжные низкие ноты одна за другой, без каких-либо тяготений. Но за простотой скрывалась какая-то осмысленная идея. Да чёрт побери, грёбанное дерево играет, это поразительно! Слышать его чувства... Я бы ни за что не услышал его из окна своей комнаты, если бы в Хигналире сейчас не было так тихо.

А ведь я даже не попытался понять, что творится в голове у моего отца. Может быть, внутри неё был какой-то смысл? Столько вопросов к нему...

Я закрыл глаза. Так сплю я или нет? Что-то чувствую. Будто могу пробудиться, если сосредоточусь...

Я сосредоточился на ощущении, что как свет из соседней галактики, блекло доносился до меня. Знакомая атмосфера. Что это? Дух Ганж, он всё ещё там. Там, где моё тело спит... Если последую за ним, ощущения приведут меня в собственное тело? И тогда я проснусь, сестер разбужу... Страшно. Дух где-то там всё ещё свирепствует, терроризирует умы жителей. А здесь спокойно. Концентрироваться на призраке тяжело, болезненно.

Но я должен проснуться. Я обязан попробовать. Вперёд.

Расширяется... Жжётся. Вот-вот разорвёт на куски!.. Адская боль...

Вдруг я почувствовал электрический импульс в области живота, и в тот же миг я остановился и открыл глаза. Как грозное предупреждение, разнеслась волна света по телу, едва не дотянувшись до середки головного мозга... Я только что чуть не пробудил Зверя! Ограничивающей метки больше нет, дело было крайне близко к тому, чтобы отдать волю. Я почти слышал его рёв...

Ощущение присутствия духа Ганж испарилось, и я осознал, что сам же добровольно навел на него все своё внимание, чего нужно было избегать. Ещё бы немного, и наверняка сдох, как те горные мистики. Что я творю, да ещё и с дурной решительностью? Где-то в глубине я был согласен на неудачный исход, рискуя жизнью в шаткой надежде проснуться в аду, лишь бы бежать от неопределённости. Или умереть, чтобы убежать от сожалений. Псевдобог в моей личной иллюзии попал в точку. Именно об этом я и думаю. Почему всякий раз всё выходит так грязно? Как я от этого устал.

Подошла Снолли.

– Я услышала какой-то звук. Гляжу в окно – а это дерево играет.

– Единственный способ узнать наверняка – умереть, – сообщил я результат исследования.

– Многие из гостей решили так же, – она села рядом под деревом. – Хотя большая часть погибла от разрыва сердца.

– Ты там что, вскрытие проводила?

– Нет. Зачем? Это понятно, они умерли из-за стресса, – ответила она.

Я усмехнулся.

– У самого большой соблазн узнать ответ, – тихо и устало произнёс я.

Она промолчала. Но потом сказала:

– Ты уже понял, в чём заключается иллюзия. Ты же не глуп.

Я промолчал. Она продолжила:

– Всё говорит о том, что спишь. Даже внутренние ощущения кричат об этом. Если закрыть глаза, кажется, что тело растворяется, и ты вот-вот проснёшься. Нужно немного потерпеть, и разум разорвет в клочья. И всё закончится. Уловка как раз и заключается в том, что, на самом деле, мы находимся в настоящем мире. В этом иллюзия. Тяжело смириться, что реальность бывает такой, какой мы её сейчас видим. Мировоззрение трещит по швам, знания не котируются. Так сложно поверить своим глазам, что ты готов довериться воображению, мыслям о том, что находишься в “иллюзии”, что нужно проснуться, что надо преодолеть себя... Меня же ничем не удивишь, я сразу смекнула о том, что мы не спим, когда ты привел нас в погребальню, и мы обнаружили нечто стабильное в виде тех строк. Для домыслов не оставалось места, если придерживаться рациональности и не позволять эмоциям брать верх.

– Я пришёл к тому же, когда смог найти настоящую луну. Во сне не было бы настоящей луны. Но как пришёл, так и ушёл: слишком просто, чтобы поверить. И Леска потом ещё разоралась, что, мол, ответ принципиально невозможно узнать...

– Ой, Леска слишком глубоко лезет. Если так копать, то всё в абсурд проваливается. Но и в этом нет никакой беды, пока это не становится отчаянной необходимостью, – она резко повернула голову в сторону дома. – Оставь это исключительно мне.

Из-за угла дома показалась Асцилия. Она оглянулась и направилась в нашу сторону.

– Слух у тебя, конечно, да, – не прекращал поражаться я.

– А ты, значит, и Леску ещё грузить пошёл, на маленькую девочку головняк свои скидывать, – подкалывала Снолли.

Мы молча смотрели на луны, слушали игру дуба на контрабасе. Вот уж действительно, сложно поверить в такое наяву. Я выжил благодаря случайности. Снолли развеяла во мне все сомнения, Хигналир не погружён в массовый сон. Ох, если бы не печать Зверя... Понимаю жалобы Снолли, на то, что с Алин ей просто повезло. Однако, меня уже столько раз проносило, и никогда ещё не переживал из-за этого. Даже наоборот, такие случаи веселили и радовали. Но в этот раз осадок пренеприятный.

Асцилия подошла к нам:

– Вот так вы в Хигналире обычно свой день проводите?

– Нет, вы что, – Снолли скорчила саркастическое лицо, – обычно находим занятия поинтереснее, чем сидеть слушать скорбные пиликанья древесные. Занятия навроде духовной политики или чудоцвета...

Я спросил:

– А тебе не страшно ходить под открытым небом? Настроение у тебя подозрительно положительное, – прищурился я, локально повеселив Снолли.

– О, вы тоже ебашите? – заметно оживилась она. – По вам это видно было, а-ха-ха. А мне долгое время мужик запрещал, – ответила она и всё встало на свои места.

– Тогда понятно, – бессовестно и, как всегда, не подумав, подшутил над бедой я.

Сзади послышался голос Авужлики:

– У-у-ух ты-ы-ы! Мудрое дерево! – рукоплескала она.

Точно, это же и есть то дерево, под которым я с ней в детстве забавлялся.

– А ты куда ходила? – спросил я, ведь она пришла со стороны жилых домиков и мельницы.

– Грибоедку проведать. Жива, хоть и в тяжёлом состоянии.

– Здорово! – морально облегчился я. – Что жива, разумеется. А не что в тяжёлом состоянии. Я и сам хотел узнать, как она.

– Знаю, ты ж меня и попросил.

– Разве? Не-е-ет. Я же сам собирался пойти, когда донесли Снолли до её дивана, где она и проживает. Но передумал. Но тебе не говорил!

– Говорил!

– Когда?

– Сегодня!

– Невозможно! Ты – сон!

– У нас воспоминания просто ненастоящие, как во сне, – успокаивала сестра меня, и подсела рядом.

– Значит ты ей говорил, – попыталась разрешить спор Снолли, – иначе Авужлика не могла знать, что у тебя в голове.

– Не обязательно, – возразила Авужлика, – ведь я и так знала, что он за неё переживает.

– Откуда? Как? – удивился я.

– Я же твоя сестра, – улыбнулась она и положила мне голову на плечо.

– Нет, невозможно. Ты – сон!

– Ладно, ладно, ты сам мне про неё сказал, когда со Споквейгом дуэлиться шли, по коридору к тренировочному залу подходили, и...

– А. Точно. Прости, забыл. Снова туплю.

Снолли сказала:

– Да ты специально сам себя нарочно оскорбляешь, чтобы тебе обратное доказывали, за то что ты такой, типа, скромный и вежливый.

– Ну, глупо говоря, да, – признался я.

Я и Снолли зашли в нашу совместную комнату. Авужлика заболталась с Асцилией на какие-то социальные темы, и вместе они ушли пить медовуху. Мы же со Снолли валились с ног на голову, поэтому сразу разбрелись по кроватям.

– Я бы мог предположить, что снова проделки белоснежного деда, например, но ты спала со мной в одной комнате, а твоя техника по ночам чуть-чуть активна, так что вряд ли, – рассказывал я Снолли про могучую стену, от воспоминаний о которой у меня до сих пор мурашки дыбом вставляют по всему телу.

– Ой.

– Что?

– Ночью, ближе к утру, я уходила в библиотеку на тренировку...

Если подумать, сон про стену по атмосферности был больше похож на тот, что снился в доме у Менефея. Но во сне про дракона и Гипоциклоиду белоснежный дед ведь появлялся, вначале, на вечеринке. Не могу перестать выискивать магическую подоплеку: остались впечатления слишком яркие. Ну, может, то был просто сон. Мне ведь иногда снятся обыкновенные сны.

– ...Заканчиваю новую духовную технику, – хвалилась она, – точнее, новое её применение. Назову её “тропа мрака”. А вот как ты – рвать пространство и создавать кроличьи норы – не получается. На первый взгляд, безумная затея, но, с другой стороны, всё, что я умею сегодня, когда-то было безумной затеей. Я же изначально для прикола это всё начинала, а тут меня вдохновил...

И стала она рассказывать про свои духовные техники, потом заговорила про про энергию, про пространство-время, про разум, про сознание, про бытие, про объективное, субъективное, волю, случайность, неслучайность... Понесло её не на шутку, впрочем, как и всегда. У меня не было сил на равновесное участие в дискуссии, я просто слушал. Так и уснул. Вырубился, даже загнаться не успев, по поводу того, что может ожидать меня, когда проснусь, самые худшие варианты перебрать, и потом пытаться доказать их или опровергнуть самому себе... Оставляю это на Снолли. Хорошо, когда есть, кому можно доверить такие вещи.

Я сидел в библиотеке у свечей, читая записки Григхен. Ох и подчерк. Так, каким числом датировано? “21.31.44”. Хм. Чего?

Присмотрелся повнимательнее: “39.00.94”. Так, что за херня?

Протер глаза и увидел “124.212.395. “. Ага, понятно, сплю. А где я лёг спать, в своей комнате или в Сноллиной? Не помню. Если в своей, то вполне можно ждать появления очередного языческого божка. Или деда. Лишь бы не дед, надоел.

Я надумал подняться на первый этаж, потому что в библиотеке было некомфортно. Взял свечу в руки и только направился к выходу, как в полу передо мной зашевелилось нечто... Послышался голос:

– Я тебя поглочу! Поглочу и проглочу! – из-под паркета высунулось чёрное мешковатое чудище, его виброщели угрожающе трепыхали.

– Иди в сраку, чудище. Я – великий сновидец. Сейчас тебе фокус покажу, смотри. Хо...

...Ба, – проснулся я.

Рассвело. Первым делом я побежал к окну. Никаких лун! Люди работали на полях... Под другим окном спала Снолли, поэтому я вышел в коридор и посмотрел оттуда. Крестьяне таскали тела гостей из дома наружу. Но в целом, обстановка такая, будто ничего не было. Так легко отдались? Всего-то горстка трупов надоедливых гостей. И всё? И никакого подвоха?

Очень хотелось разбудить Снолли и порадовать её, что лунный кавардак закончился, но сдержал себя, решил дать выспаться.

Спустился в гостиную. Там сидели Актелл и Авужлика. Занавес на окне меж кухней и гостиной убрали, так что я мог видеть идущего с кухонной кладовой Фродесса, чешущего поясницу.

– Я всё ждал, когда же ты скажешь, – Актелл присматривался ко мне.

– Что скажу?

– Что твоим волосам нужен уход... Только посмотри на них: выглядят так, будто их распотрошил маньяк.

– Да что им будет, это же волосы.

– Все эти дни Авужлике было стыдно перед гостями, она знатная красавица, а ты замухрыш ходишь как чучело ворон видом губишь.

– Да всем всё равно, не?

Авужлика стыдливо пожала плечами и натужно выдавила из себя улыбочку.

– У меня волосы не такие длинные, как у тебя, – продолжал приставать он, – но даже если бы я не знал, что в волосах заключена сила... то всё равно бы ухаживал за ними. Давай подарим тебе маску?

– Чтобы никто не видел моё поганое неухоженное лицо?

– Не такую маску, о, боже, ну и дурашка, – крутил головой он.

Я подсел к ним.

– Ты лучше поведай о своих вчерашних приключениях, – произнёс я как можно менее подозрительным тоном, а то вчерашняя роль подвох-инспектора мне в край опротивела.

Он стал рассказывать, как из неоткуда явился страшный призрак над Хигналиром. Гости до усрачки перенапряглись и присели на лютую измену. Половина бросилась прочь из дому, но уже скоро большая часть возвратилась обратно, причём в таком неуравновешенном состоянии, что оставшимся гостям пришлось разбежаться по всему дому от вернувшихся, поскольку те только больше умножали панику криками и неутешительными прогнозами. Большая часть людей засела в деловой комнате, ведь там не было окон, которых все сторонились. Никто не выносил вида духа Ганж. Туда же направились Фродесс, Актелл, Окрал. Многие истерили и впадали в крайности в спорах друг с другом. Споры заканчивались побоищами, побоища – смертями. Люди будто с ума посходили. Мужики заставили Окрала пойти посмотреть на небо, вдруг дух уже улетел. Братья были против, но у мужиков было при себе оружие, и они силой выпихнули парня за дверь. Назад Окрал не вернулся. Актелл и Фродесс пошли искать его, но нашли его мёртвого в прихожей у окна. Фродесс вознамерился отомстить за гибель двоюродного брата, и отправился под открытым небом в курятник за боевыми петухами. Актелл пытался остановить его, но тот был упёртый как его подопечный скот. Актелл дождался брата через несколько минут в гостиной. Фродесс вернулся один. Петухи отказывались покидать птичник, Споквейг приказал им оставаться внутри до следующего утра. Актелл заметил, что стало подозрительно тихо. Они пошли узнать, что случилось. В деловой комнате никого не оказалось, кроме десятка трупов в лужах крови. Кажется, там, по всей видимости, произошла потасовка. Они стали бродить по дому, повсюду натыкаясь на всё больше тел, без единой царапины.

Тут в комнату зашла Снолли и молча села за стол, Актелл поздоровался и продолжил повествование.

Выжившие гости, как выяснилось, забились в уборной и баре. С течением времени, люди умирали один за другим. А те, кто оставался жив, находился либо в состоянии агонии, либо, в лучшем случае, на лютом нервяке, в бесконтрольном страхе за жизнь. Однако Кьёрбриги, Оволюричи и Хорниксены держались сносно. С его слов, мысли самих Бурфарвалионов скакали в конвульсиях, не далеко было и до компульсий. Фродесс, Актелл и семьи из этих кланов решили отчаянно выпить. Но как только они управились с парой кружек пива, один за другим стали падать. Мозг Актелла бешено завибрировал, и болезненная вспышка выбила его из сознания. И, вот, он проснулся сегодня на рассвете. До Сутварженской печали, как я понял, они так и не дотянули. По подсчётам, из примерно шестидесяти-семидесяти гостей тридцать восемь мертвы. Выжили только Леска, Асцилия, Ифольд и Тьоргул Хорниксены, жена Тьоргула Эрзель, Утейм Хорниксен и его жена Канна, а также Ломунд и Вальв из Кьёрбригов – половина их них как раз те, кто согласился залить пивком весь этот кошмар. Этим утром все, кроме Лески и Асцилии, намерились покинуть Хигналир. Что с оставшейся частью – неизвестно, их тела не найдены. Из тех, кто без вести затерялись, были: Цесселип Храброзубый и Квищ Оволюрич, хотя про Квища кто-то говорит, что он и не приезжал, а кто-то что приезжал. Во время рассказа Актелла Фродесс подал мне со Снолли завтрак и сказал, что Квищ как раз подъехал с самый разгар событий, а куда делся в итоге – не знает. Подавляющая часть животных, пригнанных из поместья Бурфарвалион, скопытилась. Зато все хигналирские живы. Авужлика отметила, что тяжелее всего пришлось Грибоедке, сегодня она отказывается от еды и общения.

– А тот непредсказуемы пацанчик? – спросила Снолли.

– Мёртв, – ответил Актелл.

Мы замолчали.

– Вот неожиданность, я была уверена, что выживет, – сказала Снолли и мы с ней вдвоём засмеялись, а Фродесс и Актелл посмотрели на нас как на ненормальных, вылупились в ошарашенном порицании. Должно быть, потому что их двоюродный брат вчера умер.

– У меня только один вопрос, – сказал я. – В каком ещё нахрен “баре” вы закрылись? У нас что, в доме есть какой-то бар?

Я и Снолли пошли в этот самый бар, который оказался в юго-восточной части дома, возле комнаты, где можно принять ванну. В детстве там была баня. Дальше бара коридор поворачивает направо, где располагаются комнаты Бурфарвалионов и личный гардероб Актелла.

Внутри сидела Асцилия, в пьяном одиночестве. Мы зашли, и она сказала:

– Бухать всю ночь, и начинать с этого же утро – не лучшая идея, не советую, – покачала она головой.

Асцилия встала и ушла через вторую дверь. Мы сели за столик.

– Куда ведёт эта дверь, что-то не соображу... – задумался я.

Оттуда вышла Асцилия с двумя бутылками медовухи и двумя дополнительными кружками.

– А. Сюда можно пройти через кладовую, – сообразил я, – а не обходить через весь первый этаж по коридорам. А ты чё не сказала? – обратился я к Снолли. – Даже Асцилия знает, что там проход, почему я, как всегда, не в курсе?

– Да я просто за тобой поплелась, – ответила Снолли. – О своём задумалась.

Асцилия выглядела неважно.

– Что стряслось? – спросил у неё я.

– Ночь была столь необычная, ненастоящая, что в мне, наверное, думалось, что я всё-таки мы проснёмся, и Дусрак окажется жив. И все эти люди. Я ведь успела подружиться с некоторыми за дни, что провела у вас.

Она ещё и с гостями подружилась, многие из которых ещё в моём детстве сюда приезжали, а я так никого из них толком и не знаю.

– Собиралась уезжать, – говорила она, – но Авужлика предложила пожить какое-то время у вас.

Снолли вежливо вымолвила:

– Вы, конечно, простите, но, из того, что я поняла, разве ваш Дусрак не был куском сырого дерьмища?

– Хах, вы верно подметили, – ответила она. – Я бы сказала про него: “Глазированное дерьмецо”. Но дело не в нём. Ведь я не дворянских кровей, я – простая горожанка, хоть и столичная.

– А по вам и не скажешь! – удивился я. – Думал, ты принцесса или что-то вроде того.

Снолли кивнула с словами:

– Дусрак Лоучман – сын главы дома Лоучманов. Клан в близких отношениях с королём. У них ещё такой убожеский герб с двужопым ящером, ты видел, Лэд? Нет?

– Теперь придётся вернуться в Навюрлички, – вздохнула Асцилия. – Дусрак обеспечил переезд моей матери туда, чтобы я могла с ней видеться чаще. Для нас это было важно. Село находится совсем рядышком от семейного поместья Лоучманов в Ульгхвинале. И теперь она застряла в этой богом разграбленной дыре на всю оставшуюся жизнь. Мой мужик поддерживал её деньгами, а теперь он мёртв. Не о его гибели я скорблю. Давно хотела уйти от него, но не могла позволить себе вернуться нищету, ведь моя мать живёт одна, ей нужна помощь, а самой подняться на ноги мне одной не по силам.

Асцилия налила нам троим, и Снолли потянулась за своей кружкой.

– Как так получилось, я ведь не собирался сейчас пить, – я взял кружку в руки и недовольно отхлебнул.

– Со мной всегда так, а-ха-ха. Я видела сегодня, как ваша курица крыльями машет, а перед ней в воздух поднимаются столбы пыли с камнями, – поделилась Асцилия.

– Экстрасенсорные способности, – сказал я.

– Скорее экстрамоторные, – поправила Снолли.

– А тебя не пугает, что Хигналир проклят, – спросил я у принцессоподобной горожанки.

К ней неудобно обращаться на “ты”. Вчера она смотрелась весьма солидно, поэтому было неудобно, а сегодня она выглядит помятой в плане здоровья, психики и причёски, но даже так всё равно неудобно.

– Сначала пугал, а потом привыкла, – ответила она.

– “Сначала”? – спросил я.

– Первые пару часов, а-ха-ха.

– О, господи, какой же ты тупой, – произнесла Снолли так, будто сорвалась, и “пригубила” пивку, выглушив половину кружки.

– Кто, я?..

Должно быть, это потому, что вчера я думал, что сплю, и чуть не убился, сосредоточившись на духе Ганж? Или потому, что с бухты барахты подумал, что надпись в погребальне какого-то хрена должна была измениться? Какая тупая мысль, действительно... Или потому, что пошёл искать...

– Какой дурацкий мир... нет, не ты. Кто его сотворил. Такая хрень, – дискредитировала Творца Снолли, выглушила оставшуюся половину и как-то неудовлетворённо поставила кружку на стол. – Вчера я плохо отыграла свою роль. Понадобилось столько лет, чтобы всё приутихло, и благодаря вчерашнему ночному шоу, тьма эхом отозвалась во мне, снова разбушевалась, как солнце разожглась внутри боль во всю свою ядерную неукротимую силу. Но зато я поняла, на что направлена была эта тренировка, хоть вчера она мне нихрена и не помогла. Пережитые страдания не будут напрасными, если я смогу реализовать открывшийся благодаря ним потенциал в уникальный опыт, обучиться которому не дано при обычных условиях, – Снолли принялась наливать ещё. – Только пока не знаю какой. Споквейг что-то знал о свойствах мёртвой воды. Нужно покопаться в записях его исследований.

В Мииве, да и во всех странах Рейлании официально запрещены эксперименты с мёртвой водой. Её не используют как оружие, поскольку она легко может принести смерть использующим её злоумышленникам незадачливым, ведь никто в мире не понимает механизмов действия. Ходят слухи, что в Шеньире научились применять, однако шеньирцы опровергают эти заявления.

– Если твоё вчерашнее выступление – это, по-твоему, “плохо”, то я даже не знаю... – на вздохе протянул я. – Думаю, тебе просто хреново, вот и мысли соответственные лезут, логически следуют. По себе знаю. Ты поработала на славу. Особенно хорошо поработала по Кафелине Алин.

Я стал в подробностях рассказывать Асцилии, как прошёл наш вчерашний день, чтобы она удивилась и согласилась, что Снолли молодец и крутая. И, заодно, чтобы похвастаться, какие мы тут все классные. Она выслушала, и пришла к выводу, что Снолли как Леска слишком усложняет.

Я облокотился о перила у приступок. Так я расслабляюсь. Было около часу дня. Куриные ведьмы вышли на совместные дыхательные упражнения, одна курица осваивала искусство телекинеза, поднимая в воздух различные предметы. Быть может, она станет первой куриной колдуньей. Или даже волшебницей. Гусиный капитан с чёрной повязкой на глазу и гордой шеей вел отряд на тренировки к реке. Гуси шли строем за ним и маршировали. А дикие залетные птички сидели на ветках деревьев и голосили, напоминая о том, что не вся природа обременена высшими психическими функциями, что есть ещё нормальные животные в этом мире. Садовник прислонил ухо к цветку и радостно лепетал что-то в ответ. “Я знал, что однажды вы заговорите со мной!” – восторгался он. Крестьяне на полях косили пшеницу, копали картошку. Все заняты, кроме меня. Красота. Приятной округлости облачка пролетали над поместьем, отбрасывая движущиеся пятна тени. Очередной теневой фронт проносился по зелёной...

– Ты чё, обдолбался? Чего вылупился? – остановилась рядом Снолли. – Куда смотришь, кого ты там увидел?

– Э, – растерялся я, – да любуюсь просто.

Следом за Снолли из дома вышла Авужлика с каким-то парнем, который спешил за ней, и в чем-то убеждал:

– ...Или глаз, или, может, ухо. Было такое?

– Нет, – отвечала Авужлика.

– А было ли ощущение, будто за вами кто-то наблюдает? Или, может, вы слышали нашёптывания, хотя никого рядом нет?

– Нет.

Они спустились, прошли мимо нас и остановились посреди дороги.

– А пророков, случайно, не появлялось? Такое, что люди вдруг будущее начинают видеть, или законы Божьи писать, притчи, афоризмы краясианские?