Текст книги "Хигналир (СИ)"

Автор книги: Curious Priestess

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 32 страниц)

– Фруторут.

– Фруторут, славное имя, парнишка, Фруторут, ещё не забыл моё предложение? Фруторут, мне ничего не стоит решить твою проблему. А ты можешь решить мою. Ведь так? Или не сдюжишь?

Не знаю, что ответить. Стоит ли пускаться в эту авантюру? Сами что ли не справимся? Но, с другой стороны, на кону жизнь, ведь если кто-то способен устроить засаду где угодно, и этот кто-то связан с инквизицией – дни мои сочтены пальцами пары рук. Было бы очень кстати узнать, кем ведется слежка за моими передвижениями. Вот незадача...

Я молча пустился в суматошные раздумья. Бахар, не дождавшись ответа, продолжил:

– Выяснить всё о человечке из Хлебницы Иакова для человека с правильными связями – раз плюнуть. Уже догадываюсь, кто это может быть. Пока не могу точно сказать, кто на вас точит зуб, но, судя по обстоятельствам, поведанным мне Менефеем, этот кто-то мог бы быть связан с масонами.

Педуар, что ли? Да не...

– Мы, южане, на дух не переносим этих сатанюг, – продолжал он. – Честная сталь да нож в спину – вот наше ремесло. Даю слово, что проведу собственное расследование и предоставлю вам информацию, как полагается. Осведомлён значит вооружён. Всего одно одолжение: уберите мастера Нишиоку. Вы присоединитесь к моим ребятам, поможете этим остолопам его ликвидировать. Цель искусно владеет зачарованной катаной. Прошивает стальной доспех как лист бумаги. В ближнем бою и моим зверюгам будет одолеть затруднительно. Тут понадобится твоя грязная магия, Фруторут. Тридцать лет назад Нишиока перебил целый отряд, позорно убил моего отца: оголив труп и изнасиловав его слугу. Проклятый ронин, я лично насру на его труп! Я заплачу тысячу... нет, десять тысяч серебряных монет! Даже так, если никто из моих людей не пострадает – в добавок накину поверх сотню золотых.

В Мииве и трех прилегающих странах две основные валюты: серебро да золото. Золотые монеты вращаются в богатых кругах, серебряные – повсеместно. Не существует чёткого единого курса между ними, потому что золотые чеканные монеты – это не просто деньги, это престиж. Для человека низкого происхождения почти невозможно обменять серебряные на золотые, разве что по разорительной наценке, несоизмеримой с мусорными пожитками большинства даже свободных людей.

– Ну что, по рукам? – протянул мне грязную во всех смыслах руку Бахар.

– Да порукам, порукам, – Снолли громко хлопнула его по руке, а потом, поморщившись, посмотрела на свою ладонь. – За десять тысяч мы тебе еблет самого дьявола на тарелочке принесём. Нишиоке конец. Но с маленьким условием с нашей стороны.

– Вот! Это другое дело! – обрадовался потный толстяк. – И каким же?

– Вымойте руки перед тем, как будете платить.

Брови Бахара поднялись ввысь от такой дерзости. Но он расхохотался:

– Ха-ха-ха-ха, ну даёшь, твоя взяла. Зной стоит, тело потеет – самого задолбало, в частности жёнушку мою... – стал он промокать огромное лицо салфеткой.

Итак, мы направляемся в Рёккьир. Крупный город у крепости Тегнур на юго-западе Миивы, в провинции Ульгхвиналь, что соседствует сразу с двумя государствами: Горзуа с запада и Санчиора с востока. Жирный деньговладелец попросил доказать свою магическую силу. Я сотворил заклинание “Сейсмотолчок”, точнее попросил сотворить его подземного бога Лукмавошу, по старой дружбе. У него гораздо лучше получается. Заклинание безобидное, но впечатляющее. Ни один дом Чурьбовки не пострадал, просто деревня чутка пошатнулась. Надеюсь, в шахте никого не завалило. После Хрунью сообщил местоположение базы наёмников, с которыми будем работать, также выдал запечатанное письмо, предназначенное главе отряда, с приказом взять нас с собой. Сейчас они сотрудничают со стражей, чтобы выследить Нишиоку по горячим следам. Пару дней назад он отрубил плечевой пояс двоюродному брату Бахара, что работал капитаном городской стражи.

К двум часам дня мы успели насытиться элем и сесть в повозку до Рёккьира. В дороге уснули.

Проснулись, когда карета остановилась. Вот и приехали. Спрыгнули на землю, сориентировались: ночь.

– Нам куда? – оглядывался я.

Вокруг каменные дома, вымощенные тротуары, надкусанная тенью луна над крышами, серые облака, сова гугукнула, сверчки цокотали – привычная картина.

– Одиннадцать ночи, даже спросить не у кого. Надо было сразу у извозчика узнавать.

Извозчик ускакал, пока мы спросонья соображали на двоих, что ночь.

– Не боишься, что жирнич кинет нас? – высказал я сомнения.

– Ха-ха, “жирнич”, – позабавило слово Снолли. – Жирнич должен понимать, что не лучшая идея – кидать убийц убийцы, которого он так сильно боится. Хрюнич готов отвалить сотню тысяч серебряных за свой разросшийся организм, видно же – на измене сидит наш жирнич.

Через минут пять пути наобум мы наткнулись на ночной патруль. Я учтиво обратился к ним:

– Добрый вечерочек, не подскажите, где здесь улица Гусеничная?

– Ага, вечерочек... – подозрительно напрягся страж. – Чего тут забыли? Комендантский час. Справка есть? Прописка? Или не местные?..

– Мы по поручению мистера Хрунью, у нас печать при себе имеется.

– Ага, конечно, так я и поверю. Ты ври да не завирайся, очевидно, что вы, соплежуи, не от него. Оружие есть? – стражники обнажили мечи. – Живо выкладывайте все, иначе башку снесу!

Здоровяки в полном латном облачении, чёрт. Надеюсь, у Снолли есть план.

Спутница без резких движений достала из-за спины клинок. Неужели это тот самый складной нож, подаренный Споквейгом ей ещё в детстве? Всё это время она носила его с собой? Почему не воспользовалась, когда хлебники её по стенам гоняли? Нас упекут? Ох, дело дрянь. Ладно, я им покажу печать, и нас оставят в покое...

– Простите, вот, – она протянула оружие стражникам:

Что-то мне не по себе. Что она задумала?

– А ты чё встал? – пригрозил мне правый стражник.

Я как дурак пошарил по карманам, при том что никакого оружия-то при себе не было, а тем временем моё внимание было приковано к компаньонше. Как она поступит? Стражник слева взял нож у Снолли и замер. Он посмотрел на нож, сделал шаг назад и как-то испуганно глянул на нас, потом куда-то над нами. Его рука дрогнула, клинок выпал из руки, Снолли поймала его в полете и бросила в руки второму стражнику, тот неосознанно поймал его левой рукой и тут же отбросил, отпрыгнув назад. Страж, что первый прикоснулся к клинку, схватился за грудь и стал тяжело дышать, уронил меч, и в попытках вернуть его в руки, шумно упал на колени.

– Эй! Что с тобой?! – окликнул он напарника.

А напарник поднял упавшее забрало, жадно хватая воздух, и Снолли мгновенно вонзила лезвие ему прямо в рот, в верхнее небо по мозг. Забрало упало. Левый, увидев это, завопил как сумасшедший и попытался убежать, но споткнулся, грохнулся на землю и заорал:

– А-а-а-а!!! Колдуны честну душу дерут!!! Помогите!!! Нет, уж лучше убейте, твари поганые! Тьфу! А-а-а, нет, не убивай, пощади!!!

Снолли подскочила к нему, схватила его меч за лезвие голой рукой и исполнила первую просьбу, точным и быстрым движением клинка внутрь глазницы.

– Готово, сматываемся, – позвала меня Снолли и побежала прочь, я следом за ней.

– Этот манёвр у нас отработан, – отметил я.

Пробежав полкилометра, мы остановились у канала возле мостика. Никого вокруг. Тишина. Только водичка журчит, от которой заиграло в мочевом пузыре. Я присел на лавку, Снолли встала в позу для одышки: согнулась, упёршись руками в колени.

– Хех, и ладно, сами поищем Гусеничную, – позитивно мыслила она.

– Что за трюки? Отравленный нож? Проклятый? Что с ними произошло?

– В подарок Спока я запечатлела свои самые тёмные переживания, где они продолжают существовать. Чтобырь вдохновил меня на разработку техники зачарования. Любой прикоснувшийся отхватит отборных глубокоэкзистанциальных страданий, что не выразить ни словом, ни мыслью, что нацелены на само сознание.

– Как ты тогда сама его держишь?

– Резистентность, наверное. Но даже так далеко не самые приятные ощущения. От мысли о нём уже хереет, поэтому он у меня чисто на крайнячок.

– Но если ты не владеешь магией, ты не должна уметь накладывать чары.

– Как-то получилось. Духовная техника, стало быть? Это виднее тебе, я не задумываюсь, как что называется. Безмолвно воспринимаю, – Снолли закрыла глаза, – осознаю и изъявляю волю, проистекающую изнутри, – плавным жестом руки она показала “проистекание”.

А если это духовная техника, то никакая резистентность не спасёт. Но с другой стороны её собственная духовная техника не должна нести вред своему владельцу, а она утверждает, что и ей самой болезненно касаться клинка. Даже предположив, что собственная сущность Снолли способна навредить самой себе ввиду наиприскорбнейшего душевного состояния, то как тогда Снолли могла отточить мастерство концентрации до мастерских высот – уровня духовной техники? Это противоречит всему, что мне известно о сверхъестественных силах.

– Вот это да. В голове не укладывается. Ты просто исключение среди исключений. И чего же такого испытали те стражники?

– То же, что и я под мёртвой водой. Дисгармония. Просто их дух не натренирован. Первый сломался за секунду, второй за две – никакущие результаты, ха-ха. Часок бы я продержалась, прежде чем потерять себя.

– И как скоро бы их отпустило?

– Этих выблядонышей – никогда, они бы так или иначе закончили бы своё пребывание в мире живых. Их хрупкий разум вдребезги раскромсало.

– Так и ты говоришь, что сломалась.

– Мне понадобилось три года, чтобы восстановиться после мёртвой воды, “вдохновившей” меня на эту технику, и то не до конца. Не уверена, что когда-либо восстановлюсь окончательно. У этих бездарей нет и шанса пройти и шагу моего пути без особых тренировок и медитаций, для них всё закончилось в один миг. Так что было благородно с моей стороны освободить их от страданий. Посмотрите на меня, я – благодетельница, – воображала сестра.

– Вот блин, а я только перестал тебя бояться.

– Меня ты, значит, боишься, а божественному духу математики, сдерживая смех, в глаза брешешь? Ладно, давай перебичуем за плату. Шуму навели – так извольте залечь до утра.

– Сейчас, только в канальчик помочусь, – с украдкой отлучился я.

Мы сходу отыскали ночлег за плату, благо Рёккьир – город большой, центр Ульгхвиналя как никак, однако из-за пограничного расположения здесь господствует жёсткий режим. Основная и актуальная из причин – наплыв сатанинских течений со стороны государства Горзуа. А ещё процветает коррупция и произвол местных богатеев, так что без связей чужакам соваться сюда опрометчиво.

Кто лежит рядом со мной? Сестра? Или козырное оружие Споквейга? Что за тренировки она перенесла? Оказывается, до вчерашнего момента я и близко не осознавал масштабов проблемы. Экстремальные эксперименты... Что стало с её душой после всего этого? А мы, простые люди, для неё кто, блаженные, избалованные жизнью сопленосцы? Ведома ли ей человечность? Возможно ли взаимопонимание?

– Давай прекратим об этом думать. Я же пообещал ей, что у неё всё наладится, несмотря на то что она не надеется восстановиться после тренировок. И я ещё верю в это. Так что не топчи полезное верование, – попросил я подсознание.

Или оно само так делается? Само мыслится, и некого тут “просить”.

– Так, я здесь один? – спросил я.

Тишина в комнате. Вроде никого…

– Привет! – подошёл ко мне тот чувак с тусы.

В голове заиграли клёвые запилы. Обычно пространство наполняется атмосферой, но тут атмосфера заполнила пространством мой внутренний пустырь.

– Чё, как дела, рассказывай, – я подошёл к “подсознанию”.

– Завал полный, ха-ха, – ответило оно, держа руки в карманах.

– А-ха-ха.

– Чего нюни расклеил, у самого дьявол за спиной дышит, тьмою пышет. Твои дела не лучше, чем у Снолли!

– Вот зачем ужасы наговариваешь! Никто за спиной не пышет, – обернулся я на всякий случай: сзади стоял белоснежный диван.

Я стоял посреди гостиной, отдаленно напоминающую гостиную в доме Менефея, только меньше. Подозрительно белоснежный диван, так и сверкает своей белизной.

– О, нет, только не он. Ну хорошо, давай, выкладывай, что нарифмуешь на этот раз? – обратился я к дивану.

Пребывая в упокоении, диван не ответил ни слова, даже не отреагировал.

– Как же так, диванушка? – подошёл к нему чувак. – Уж кто, а он знает толк в идиллии. – Погладил он его по подушечке.

– И к чему это?

– Ты сам инициировал безобразие рассудка.

– Я подумал, это опять тот светостарец.

– Ну ты лопух! – задорно произнёс он.

Пожалуй, это был самый идиотский сон за прошедший месяц.

Снолли уже проснулась, и мне пора.

– Нужно иметь место, чтобы быть, – Снолли указала на себя. Она сидела на полу у стены.

– М? Что? Ты это поняла во время медитации? Чем занята?

За окном пасмурно, прямо как у меня сейчас на душе. Забавно, если бы я был героем какой-нибудь книги, Снолли бы эта книга не понравилась.

– Представляю, как вонзаю нож в горло человека, – она подняла взгляд и потом себя целиком. – Пойдем перекусим?

Мой мрачный товарищ продолжает меня пугать. Но это ненадолго. Сейчас перекинемся парой кощунственных фраз, несущих в себе пренебрежительное, издевательское отношение ко всему разумному по мнению любого стороннего свидетеля, невыразимый словами смысл которых понятен лишь нам двоим, и тонкое едва уловимое чувство единства и доверия – у моего “я” в кармане, за пазухой души, так сказать.

– Идём, – я взял плащ. – Не забудь закинуть за спину кладь грехов – и за воздаянием.

– Ай, блин, грехи по полу рассыпались, – нерасторопно развела она руками.

– Руки огрубели – о выблюдков марать, что не подбираются?

– Твои-то руки тонкие – что надо для таких случаев.

– К моим как к крестику примагнитятся.

– От крестика же отталкиваются.

– От тебя крестики отталкиваются.

– А к тебе, следовательно, притягиваются.

Я достал крестик и прилепил на лоб.

– Опять фокусы цирковые начались, – расстроенно и смиренно констатировала Снолли.

И вот, чувство стыда у меня в кармане.

– Церковные, а не цирковые... – обиженно оправдывался я.

Судя по широкому мокрому тротуару перед нами, мы на центральной улице и прошёл дождь. Людей ещё больше, чем в Серхвилкроссе. Прямо напротив нас стояла закусочная “Сосиски братьев Бачмури”.

Там и подкрепились. Пора отыскать убежище наёмников по названному адресу. Мы спросили пожилого прохожего, как нам до Гусеничной пройти. Тот, к удивлению, объяснил понятно и просто, без сюрпризов и выкидонов, так что с вопросом ориентирования на местности у нас как-то прояснилось. И небо чуть прояснилось, но местами было увешано тяжёлыми тучами.

– О, пошли в ломбард заскочим, сдать красивое блюдечко, – Снолли игриво указала на здание напротив.

– Откуда у тебя красивое блюдечко?

– Взяла в пещере сектантов, в гремучем зале, – сказала Снолли так, будто её сейчас похвалят за это.

– Зачем? Нам Споквейг на расходы две сотни монет отсыпал.

– Выглядит дорогим, – вертела блюдце в руках сестра.

Зашли в ломбард. Снолли протянула блюдце:

– Сколько?

– Так, инкрустированное блюдечко... – направил монокль усатый, в меру бородатый, человек за прилавком.

Оценщик взял его, изучил своим прицелистым ювелирным взглядом и заключил:

– Смотри, видишь? – ткнул он пальцем. – Дрисня. Ничего не стоит. Одиннадцать серебряных монет.

– Блядь, – выругалась Снолли, – ну дайте хоть одиннадцать.

Пошли дальше.

– Заходите в бар “три четверки!” Бухлишко, картишки, местным скидка в полцены! – зазывал мужичок в пиджачке посреди улицы, приглашая в крошечных размеров заведение.

– А почему название такое? – крикнул ему я.

– Однажды три четверки обеспечили мне незабываемый выигрыш!

– Ух ты, и какой же?

– Пиджак.

– Лэд, не тормози, – Снолли тем временем ушла вперед.

Я догнал её, и мы продолжили путь.

– Какие странные именования, что за мода пошла? – я смотрел на “Великомученический Комбинат”.

– Святой скот... Мученической смертью местные свинюшки заканчивают.

Далее мы наткнулись на кафе с названием “Сучки стонут”. Ничего себе, куда глядела церковь? Видимо, владелец там настолько влиятельный, что ему дозволено всё, даже это.

– Залупу облизать? – предложила услугу местная проститутка.

– Хоть раз трахался? – обратилась другая вульгарная зрелая женщина.

Хотя зрелый – это сколько лет? Сорок? Тридцать? Вот кто-то и в двадцать словно за пятьдесят, как эти потрёпанные жизней женщины. Сей город – настоящий рассадник пороков. Эх, а раньше такие города Господь взрывал...

Вот мы и на гусеничной. Теперь осталось найти заброшенную больницу в переулке за тридцать шестым. Бесконечная череда домов... Бездонные глаза инфекционного деда, так и тонешь в отчаянии, глядя в них.

– Чего ты такой грузовый? – посмотрела в моё напряжённое лицо Снолли.

– Не знаю, атмосфера здесь такая. Хоть мне и понравился завтрак, да и не сказал бы, что утро пошло не с той ноги, но город такой мрачный, хочется свалить отсюда поскорее. Да и твоя техника, признаюсь, жути наводит. Никак не могу переварить увиденное.

– В Миевке детский дворовой кружок был, туда отправляли ясельных детей со всей деревни, чтобы за ними кто-то следил и сразу учил правильно работать, пока родители на полях пашут. Так вот, меня выгнали оттуда за то, что я своими размышлениями вгоняла детишек в уныние. То же и с сиделками, правда их не размышлением, а диковатым поведением. Оставить меня было не с кем, вот и сбагрили Споквейгу за погнутый золотник и глаз кота для наложения сглаза. Знаешь, мне кажется, Хигналир никогда не обанкротится, мы всегда можем начать продавать богачам всю эту груду артефактов, знаний, заклинаний, книг и раритетов, даже король иногда за тысячу-другую золотых что-нибудь приобретает. А деньги Споквейг потом обратно в свою любимую валюту – в волшебные накопления, переводил.

– М-м-м. Ха, забавно, в три года исключили?

– Да, в четыре.

– Ну ты вообще.

– У меня сегодня тоже херовое настроение. Я знаю причину, она у нас общая: проклятый клинок.

– Здорово, теперь нечего осталось бояться, поскольку только что мои самые худшие опасения подтвердились, – роптал я.

– Не трусь, всего лишь разум чутка обжёгся. Это как на солнце глянуть и пятнышко на зрении остается. Просто имей это в виду. Не трогай ранку. К завтрашнему дню рассосется, не сомневайся.

Я вздохнул. Улицы бетонные, жители бездомные...

– Раздобудь деду сена – пускай поспит, – послышалось вдалеке.

Этот район кардинально отличается от предыдущего. Судя по внешнему виду людей, доход местных исчисляется исключительно в медных монетах, и обедают они раза два в месяц.

– Ломайте четвертую стену, чего стоите? – крикнул прораб рабочим.

– Мы ещё третью не доломали, – ответили рабочие.

– Ага, и читателю ручкой помашите, – задорно пробурчала Снолли.

Я усмехнулся и задумался о погоде. Того и гляди дождь грянет.

Пара заброшек, и вот мы на месте. Клиника “Больных и усопших”. Точнее то, что от неё осталось. Никаких признаков жизни не наблюдалось. Мы подошли с оглядкой, постучались.

Упыреобразный человек молча приоткрыл дверь.

– От Хрунью, – я показал конверт с печатью.

Мужик молча продолжал глазеть, так что я продолжил:

– Мы здесь, чтобы оказать боевую поддержку в битве с Нишиокой. Я маг.

Высунулся ещё один.

– Это чё, тот петух, которого мы вчера опустили?

Неужели это те самые дебоширы из таверны? Вот дерьмо.

– Нет, другой, которого упустили, – ненароком опустил я себя сам.

Вот, дерьмо, стоит, скалит на меня свои золотые зубы, и с этими я вляпался скооперироваться в команду?

– Это те дерьмоглоты, – шепнул я Снолли.

– Дуболомы, которые разговаривают со своими кулаками? – на ушко ответила она мне.

– Слышь, ты чё... – начал возникать один из них, но его вытолкнул с прохода другой мужик с головой размера с пень и обратился к нам.

– Это откуда у вас? От Бахара Хрунью? – спросил он.

– Да вы... стоп, это чё щас было, ты чё, ебать, – бузанул вытолкнутый.

– Ты чё... – послышалось из-за двери, и это, похоже, и не нам, будто бы там параллельно происходит не связанная с ними разборка.

– А ты чё, – обернулся пенеголовый.

– А ты чё.

– А ты чё.

Да они же бухие в дребень, рожи красные, вонючие.

– А ты чё.

– Ты, блядь, чё.

– Ты че!

– Ты че!

– А ты че!

– А ты че!

– А ты чё, бля!

– А ты, сука, чё, уёбок.

– Уёбок твой рот, сука!

– Уёбок твоя мать.

– За отца и мать буду в рот ебать!

– Ты чё.

– Ты чё.

– А ты чё.

– Ты чё.

– А ты чё.

– А ты чё.

– А ты че!

– А ты че!

– А ты че!

– А ты че!

– А ты че!

– А ты че!!!

– А ты че!!!

– А ты че!!!

– Хуй в лачо, ебало завали.

Вся эта быковальня поутихла, когда объявился лидер шайки. Это тот тип, что вызвал меня “по-мужски” разобраться. По его осанке и строгому уставному усу он походил на вояку, а по неестественно возмущённому взгляду и дисциплинированно сморщенным бровям походил на контуженного. Я протянул ему конверт, он его распечатал, прочитал, официально и с большой долей неприязни выдавил из себя:

– Что ж, добро пожаловать. Магическое подспорье как раз кстати. Противник – мастер ближнего боя, так что, пригодитесь. Проходите.

Мы прошли внутрь. Наёмников внутри оказалось почти дохрена, будто с чудищем каким биться собрались.

– Знакомьтесь, Солёный, Быкун, Шлепок, Харчок, Шептун, Шприц, Тряхун, Берцуха, Хероволк, Червствелый, Хулик, Сгусток и Виртуоз. Весь сброд в сборе. Участники озвучены, я командир отряда, можете звать меня Шипарец.

– Виртуоз? Странная кличка, – дивилась Снолли.

– Потому что бухаю как виртуоз, – он достал флягу и присосался к ней.

– Я – Фруторут, это моя ассистентка – Кьюлиссия, рады знакомству, – я пожал руку командиру.

– Будем Бакланом звать, – произнёс кто-то из толпы.

Командир отошел, а мы со Снолли пошли искать незаплёванный уголок в холле заброшенной клиники, чтобы присесть. Пердоплюи, весь пол заплевали – ступить не куда!

– А меня Козинаком кличут, – отдельно поздоровался единственный из них, кто был меньшего роста, чем я, при том что рост у меня самый обычный.

Через час-полтора отряд двинулся в губернаторский дом. Шипарец должен уладить там дела. Почти весь состав выдвинулся сопровождать своего командира, только двое остались на стрёме.

– Ты сколько раз отжимаешься? У меня брат качается, триста раз отжимается, а я особо не тренируюсь, и то полторы сотни на раз два отожмусь, – по пути приставал ко мне с дурацкими вопросами Козинак.

– У тебя есть увлечения, помимо отжиманий? – спросил я.

– Увлечения? Я люблю бить всяких человек, – прогнусавил Козинак. – А ты чё, нет?

– Нет.

– Ты чё, ебланка?

– Чем просто бить “человек”, интереснее было бы швырять в них стихиями, разве нет?

– Ты чё, ебланка?

– Да и мерзко это, касаться кулаками грязных потных человеческих телес.

– Ты чё, ебланка? – заклинило Козинака.

После полудня небо прояснело, и здесь наши пути с ним и разошлись, потому что настроение у меня настолько поганое, что в ненавистном Снолли художественном произведении по сюжету должен бушевать ураган дерьма.

В резиденции все знали Шипарца, и с опаской обходили его стороной. Снолли это тоже заприметила:

– Было сразу понятно, что Бахар влиятельный, но чтоб настолько. Посмотри, как остерегаются чинуши, боятся его ребят.

– Да, Бахар – победитель с большой буквы “б”, – кивнул я.

– “Бобедитель?..”

– Так, господа-пацаны. Соленый, Быкун, Хулик и Баклан – за мной, – скомандовал Шипарец. – Остальные ждут здесь.

Остальные остались в холле, а перечисленные поимённо отправились по лестнице вверх, на последний, шестой этаж, и дальше по коридорам, пока не добрались до кабинета губернатора. Вот это да, я что это, сейчас, получается, буду присутствовать в одной комнате с губернатором? Почему главарь берёт туда и меня? Для солидности, чтобы видели, что маг в отряде? Ну да, по мне же сразу видно, так все говорят.

Шипарец постучал и сразу открыл дверь. В помещении за столом сидели солидные люди в нарядных одеждах. Мы остановились у порога внутри, и стали ожидать, пока не закончится обсуждение.

–...А ещё, в добавок, необъяснимым образом стремительно обретает популярность сатанинское течение, что также вносит лепту... Такими темпами спросы на золотые кресты в Ульгхвинале и, в частности в Рёккьире, сойдет на нет, – по всей видимости, казначей докладывал какому-нибудь владельцу цеха по отливке золотых крестов.

– Плохо дело. И какова же тогда ожидаемая годовая прибыль? – трясущимися руками глава компании теребил воротник около вспотевшей шеи.

– Минус 74%.

Глава компании спешно вышел в окно. Вот это да. Губернатор вздохнул, и жестом руки дал понять, что совещание закончено. Ряженые дельцы вышли, подошёл черед аудиенции для Шипарца.

Итак, нам поведали о проделках Нишиоки. Он охотится на власть имущих, тех, кто имущих власть защищает – убивает, а тех, кто прислуживает – насилует. Сообщили районы, в которых регулярно происходят убийства в вечерне-ночное время. Все столкнувшиеся с ним патрули и засадные группы уничтожены, никто из тех, кому довелось его видеть, не уползли живыми. По этой причине губернатор попросил мистера Хрунью помочь городу, поскольку в провинции Ульгхвиналь его ребята имели кого хотели, то есть только у них здесь ещё более дурную славу, чем у загадочного чужеземца. С этого дня каждую ночь мы будем выходить в рейд по центральному району Рёккьира.

– А каковы его мотивы? – перед уходом спросил я, ведь не знаешь, какая информация может оказаться полезной.

– Ты что, идиот? Что за дебильный вопрос? Псих просто и всё, – отрезал губернатор.

– Вы извините за эдакое недоразумение, он у нас новенький, мы его потом обязательно проучим, – до пояса поклонился Шипарец.

Мы вышли из кабинета в коридор и ко мне вдруг агрессивно быстро подошёл Хулик.

– Эй ты, я тебе щас вмажу. Хули ты рот раззиваешь при губернаторе, уебок, места своего не знаешь? На, сука, – Хулик вдруг рубанул под желудок. – Ы-ы, бля, – скорчил он страшную рожу напоследок.

Пожалуй, это был самый тяжёлый удар в моей жизни. Я думал, я выблевну поджелудку... Шипарец и другие наёмники ушли.

Ещё пару минут я не мог подняться, потом кое-как, не без кряхтения, смог встать, но не разогнуться, и, скрючившись, я осторожно почапал по коридору.

В холле ожидала полная недоумения Снолли.

– Что там? – нетерпеливо спросила она.

Я быстро тезисно раскидал всё по порядку.

– Хулик это который... а, помню, ну, такой, движения резкие, как у долбаёба? Начинать нужно было с конца, – Снолли вздохнула ненавистью. – Тяжело дышится?

– Через раз воздух вдыхается, и то не до конца.

– Несведущие пустоплюи, не догадываются, что живы только благодаря моему терпению и самоконтролю.

– О чём ты говоришь? Слушай, давай...

Мы вышли из здания резиденции, толпа наёмников успела пересечь городскую площадь и удалиться на сотню метров вперед. У ступенек внизу стоял только Козинак, что метался между нами и остальными.

– Ну вы чё! Батонами, ебаный в рот, шевелите! – кричал он.

Я продолжил:

– Просто закончим работу и получим заслуженные плюшки. Не обращай на них внимания. Причём, судя по словам губернатора, эти ребятки должны быть особого сорта, раз собираются выступить против... – говорил я, спускаясь по лестнице, но, когда мы подошли слишком близко к Козинаку, пришлось замолчать, так и не закончив мысль.

– У, сука, обоим пизды дам, – выпендривался Козинак.

За каменным лицом Снолли, где-то на уровне интуиции, я догадывался, какие эмоции бурлили в тот момент.

– Чё молчишь? Такая дерзкая, пока мужик не дал тебе знатного леща, поняла, соска? – подливал он масла в адский огонь Снолли.

По пути назад мы почти нагнали основную группу. Затем группа разделилась, половина отправилась бухать в местный трактир, другая, вместе с Шипарцом, возвращалась на базу. Вообще, все присутствующие, кроме меня со Снолли, изъявили желание пойти напиться, и Шипарец разрешил всем, кроме четверых, объясняя тем, что кто-то должен подготовить снаряжение и сменить пост на базе, но, по сути, как понимаю я, потому что эти четверо – пососы в их локальной быдло-иерархии.

На подходе к заброшке, в закоулке за Гусеничной, шестеро стражников в кирасах подошли к нам с требованием представить какую-то справку, и снова с претензией, что не местные.

– Щас подойду и в ебало так хлоп, – неслышно для стражников уведомил нас о своих действиях Сгусток, на что Козинак и Шептун кивнули, а Шипарец жестом дал знать, что попробует уладить словами.

Шипарец показал им какую-то бумажку и произнёс:

– С дороги, мы люди Бахара.

Стражник взял бумагу в руки, уделил ей секунду своего внимания, затем согнул пополам, открыл набедренную сумку и засунул туда.

– Отдай, не то пожалеешь, – злобно процедил Шипарец.

– Или что? – ответил стражник. – Думаете, особенные, якшаетесь с большой шишкой? Неместным без разрешения...

Но не успел он договорить, как Шептун рубанул стражника в челюсть, да с такой силой, что у того половина зубов – врассыпную. Тем временем Сгусток прикрыл пальцем ноздрю, сморкнул ближайшему противнику соплю в глаз и, воспользовавшись переисполненным возмущением замешательством, дал по харе, тоже уложив с одного удара. Вот как он получил свою кличку. Остальных Шипарец, Козинак и Шприц прирезали за пару секунд, те звук едва успели издать. Козинак добил раненого с возгласом: “Да поразит тебя свет огня моего кулака”, – с чего наёмники вдоволь поржали. “Ебать ты, в натуре, пылающий член ордена святой ипостаси, нах”, – гыгыкнул Шептун. “Молодца пацан”, – одобрил Шипарец.

Теперь понятно, почему эта группа алкашей – последняя надежда губернатора. С такой слаженностью и бесстрашием они и впрямь лучше всех в вопросах устранения “всяких человек”. Они справились с шестерыми войнами за пять-шесть секунд, причём двоих убили одним ударом голой руки.

Шприц проверил пульс поверженных: один из них весь в крови, но жив. По велению Шипарца его затащили в убежище.

Вопли стражника продолжали звучать до вечера, чисто по угару наёмников.

– Тупое животное, не понимает, что брат за брата – так за основу взято, – объяснялся акт насилия уже пьяными мужиками.

К девяти часам вернулись отделившиеся наёмные пропойцы. Все вместе они продолжили бухать на базе и обсуждать, кто там кому-то в трактире с вертухи прописал. Снолли сидела медитировала в дальнем углу, я сидел у смежной стены недалеко от неё, благо холл клиники большой, и мы могли держаться в отдалении от отторгающей пустословности бузотеров.

В голове вспоминались обрывки из вчерашнего сна. Застыла картинка блеклого шарика в тёмной комнате, особенно жуткий образ – сам вид неудавшегося сияющего барьера. Шар помнился бессветным, но сейчас в воображении виделся блеклым. И образ столь ужасающий, что сознание засасывало в бездну. Устрашающие образы легко могут ввести человека в глубокий транс, наверное, сатанистам поэтому проще дается открытие третьего глаза, потому что они медитируют пред зловещими статуями Бафомета и высокостоящих демонов, генералов армии преисподней.