Текст книги "Хигналир (СИ)"

Автор книги: Curious Priestess

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 32 страниц)

====== I ======

I.

Спустя долгие правоверные годы я наконец вернулся домой. На дворе стоял атмосферный вечер. Солнце неторопливо уплывало за деревья, окрашивая небо оранжевым цветом. Тёплый воздух стоял бездвижно.

Через кухонный порог я вошёл в дом, где увидел Снолли: она занималась уборкой. Её тёмные некогда короткие волосы стали длиннее, чем раньше, а одета она, как всегда, в невзрачную мятую по большей части чёрную домашнюю одежду. Сколько ей сейчас? Если она младше Авужлики на год, а меня на три, то должно быть уже двадцать один. Росточком она вышла невысокого, ниже меня на голову без подбородка.

– Боже, давно меня здесь не было! – я обратился к ей, на что она вяло кивнула, даже не посмотрев в мою сторону. – Семья Дархенсенов всегда отличалась “небезгреховностью” и “проклятостью”, – вслух успокоил я себя, чтобы её безразличие не испортило мне настроение, однако я всё равно немного расстроился.

Внутри дом выглядел всё так же обыкновенно, хотя вещи и мебель в нём располагались как будто бы более хаотично, чем когда я ещё здесь жил, минимум упорядоченности.

Снолли сложила полотенца стопкой рядом со стопкой простыней. В комнату зашёл мой отец и хозяин дома – Споквейг Дархенсен. Он глянул в окно, затем подошёл к нам и с далеко огибающей нос ухмылкой опрокинул всё со стола на пол. Полотенца и простыни, казалось, навсегда перемешались между собой.

– Отвратительно сложила. Нужно ещё... лучше, – простонал он и призрачно растворился в воздухе.

После непродолжительного ошеломления от запечатленной сцены, я решил было спросить у Снолли, где я смогу найти Авужлику, но только я открыл рот...

– Ничего, я уже привыкла, – сказала она и содрогнулась. – И как мне теперь отделить простыни от полотенец?

– Где...

– Всё равно что пытаться угнаться за чертовым полотенцем, – перебила меня Снолли.

– Всё равно что пытаться погладить жизнь, – закончил я.

Эти слова ненадолго озадачили её, затем она обернулась с таким лицом, будто ей в голову стукнула идея. Я обратил внимание, что цвет её глаз стал менее зелёным, а больше серо-зелёным, напоминая хворовый исхудавший огурец. Снолли всё такая же худая и недокормленная, как крестьянские падчерицы, а недовольное юное лицо выражало презрение и неприязнь ко всему сущему.

– Я знаю, что может нам помочь. Пойди сюда, – подозвала она.

– Нам? Не-е-ет, это твоя проблема. Ты никогда не соберёшь всё это с пола, знаю я тебя.

– Я осознаю свои недостатки, и у меня есть соответствующее решение.

– Меня это не касается. Где я могу найти Авужлику?

– Тебе нравится этот беспорядок? – она указала рукой на кучу разбросанных вещей. – Тебе нравится хаос? Анархия? Безбожие?

Эти слова пробудили во мне легкое ощущение того, что я что-то должен. Мне это не понравилось.

– Что ты имеешь против власти Создателя, Который даровал нам сей порядок? – провела она рукой, указывая на всё в этом мире.

Я вознамерился отправиться искать Авужлику самостоятельно и пошёл прочь от Снолли.

– Ты ставишь себя в противовес Господу. Ты навсегда останешься грешником, Лэдти! – прикрикнула она с хитринкой.

– Ладно, помогу, – сдался я, поскольку не мог больше терпеть, пусть и безосновательное, но чувство вины, вызываемое Снолли, – а ты скажешь, где Жлика.

– Я позову её прямо сейчас, а ты пока собери всё как было.

Снолли резво направилась к выходу.

– И завещал Господь: “Помоги ближнему своему”, – иронично произнесла она, – “ублюдок.”

Я радовался, что скоро увижу Авужлику и быстро всё схлопотал. Закончив, я присел, ну, так, “по-гостевому” – закинув ногу на ногу.

Почему отец возникает из ниоткуда, мерещится по нашему дому, крушит бельё? Я многое повидал, но такое... Тут как всегда всё наперекосяк.

Снолли не возвращалась, и рассесться пришлось уже “по-домашнему”. В душе чувствовался легкий волнительный трепет, это был не страх и не смятение, скорее что-то вроде предвкушения чего-то особенно интересного.

Терпеливо прождав целый час, я наконец сообразил, что все её нападки были только для того, чтобы я снова сделал всё за неё, и ждать, похоже, нет смысла. Я вышел из кухни в гостиную, где за столом сидели обе мои сестры: Авужлика и Снолли. Они тихонько пили чай. Авужлика была одета в жёлтое летнее платье, и была слегка взлохмаченная, однако её светлые, соломенные волосы и голубые глаза остались прежнего цвета, и внешние видоизменения Снолли – не галлюцинации. Последние годы жизни приучили меня регулярно задаваться важным вопросом: “А не галлюцинация ли это?”

Я как бы невзначай подошёл к ним. Решил, что не буду ругаться со Снолли, поскольку чувствовал себя глупо из-за того, что час проторчал в комнате и не выходил.

– Давно не виделись, Жлика, – тепло поприветствовал я свою сестру.

– Привет, Лэд! Что заставило тебя бросить “богообслуживание” и вернуться в Хигналир? – радостно ответила она миловидным личиком.

– Бессмысленный богооборот небес, – хулила с насмешкой Снолли, смеша Авужлику, прихлёбывавшую в тот момент чай.

Их хульства не вызывали во мне злости. Напротив, я даже чуть не улыбнулся, что, однако, меня же испугало, ведь, как известно, грешно улыбаться над Богом. А я как нельзя лучше знал, почему Бога бояться надо.

– Фродесс писал, что Споквейг умер. Говорит, праздновать собираетесь, – спросил я, смекнуть что тут к чему и как.

– Он не до конца умер, – ответила Авужлика.

– Да, я уже видел. Мне очень жаль.

Наполненная сожалением тишина была прервана Авужликой.

– Знаешь, кому достались владения Спока?

Я поймал себя на мысли, что именно этот вопрос я ждал! Неужели Снолли права, что я навсегда останусь жалким грешником?

Не дожидаясь очевидного ответа, она продолжила:

– Помнишь курицу, которую он учил писать?

– Кажется, он звал её Григхен, – отметил я, подсев на свободный стул рядом с ними.

– Да. После того, как наше поместье прокляли семнадцать лет назад, и всё изменилось непонятно как, – вспоминала Авужлика с ностальгически приподнятым пальцем, но с искусственно скорбным, безысходным оттенком в голосе, – отец стал считать её членом семьи, даже назначил ответственной за складские помещения.

– В общем, возвеличивал до самых притолков, – перефразировал я с завершающей интонацией, чтобы намекнуть, что всё помню и мне уже не терпится узнать, кому достались владения.

– Сучка, ненавижу её! – не сдержалась Авужлика. – Проклятая курица подписала бумаги перед гибелью Спока и теперь является законным владельцем нашего дома!

– Тысяча чертовых петухов!!! – воскликнул я.

– Да забодай меня бык! – послышался громкий голос Фродесса, только что зашедшего в комнату из прихожей. – Сам охрип, когда узнал!

Фродесс подошёл к нам. Он был всё так же огромен. На его фоне я чувствовал себя, словно маленький мальчик возле здоровенного быка. На в меру кучерявой голове у него располагалась шляпа, какую давным-давно носила овца, которой Споквейг доверил на своей шее хранить ключ от банкетного помещения для животных, а в руках – корзина, которую он сплёл из бычьих цепней, когда в молодости работал пастухом. В ней лежали овощи.

– Пусть меня овод толкнет с обрыва, если я не прав, но я считаю, что все мы снова должны взяться за дело и вернуть дому Дархенсенов былое величие! – пафосно громыхал он руками по нашему столу.

Фродесс прошёл на кухню и без лишних действий, вроде мытья рук, приступил отчаянно рубить овощи. Он всегда был хорошим поваром, а с проклятием кулинария и вовсе стала его призванием.

– Сперва ты должен изгнать дух Спока – от него одни неприятности, – приступила Снолли указывать мне, что делать.

– Почему я?

– Ты же священник, иначе какая от тебя польза, божий угодник?

– Я думаю, мы можем заставить курицу переписать всё на нас. Споквейг всего лишь научил её подписывать бумаги, она всё равно ничего не соображает.

– Она слишком жадная, у тебя ничего не выйдет, – возразила Снолли.

– А по мне, хорошая мысль, – поддержала Авужлика, – стоит хотя бы попытаться. Почему эта мелкая дрянь всегда получает всё, что захочет, а мы, законные наследники, остаемся ни с чем?

Прозвучал одобрительный мат из кухни. Пренебрежительно вздохнув, Снолли встала из-за стола и молча покинула нас.

– Займёмся этим завтра, курица никуда не денется, – подошёл Фродесс с крупно нарубленным салатом, – угощайтесь.

Фродесс подал быстрый перекус, протиснул свой массивный живот под стол и безотлагательно приступил насыщаться.

– Отвратительно готовишь. А ещё толстый... словно горчан, – послышался голос Споквейга невесть откуда, а во Фродесса полетела жестяная бадья, которая, отскочив от угла головы Фродесса (голова у него угловатая), ударилась о стол, уничтожив почти весь наш ужин, из-за чего я огорчился и потом ещё долго пытался заснуть под громкое урчание своего обездоленного живота.

Под утро явился мне прораб. Был одет он в клетчатую рубашку, и была на нём оранжевая каска.

Прозвучал его сиплый голос:

– Этими самыми руками, Лэд, именно ими я возводил этот дом. Ты считаешь себя праведным? Эти руки не любят лицемеров...

После этих слов он приступил душить меня изо всех сил.

Я проснулся в поту. Сердце колошматилось, словно бес на сковородке. Но всё же я решил ещё немножко поспать.

– Ещё спать вздумал?! Ах ты лентяй... – зашипел прораб и продолжил душить с ещё большей яростью.

Я вскочил с кровати и еле отдышался.

На улице рассвело, птички уже во всю расчирикались. Я помолился и успокоился.

Моя старая комната на втором этаже оказалась незанятой. Как вчера сказал Фродесс, личных комнат у них гораздо больше, чем проживающих в доме людей. Моя старая скрипучая комната... Помимо кровати в ней было все, что я так люблю: сундуки, мешки, мебель с ящичками – и всё пустое. Теперь у меня столько свободного места под вещи! Вещей, правда, нет, разве что десятки разнокалиберных крестов, дюжина молитвенников, пара священных Писаний, святая вода, роба, мантия как у волшебника, балахон как у еретика и всяко-разные приспособления для колдовских утех.

Я вышел из своей комнаты и отправился в гостиную. Там я встретил Снолли, которая сидела в кресле и употребляла дюшес.

– Зеркало у вас неправильное: меня должно показывать, а показывает Споквейга... – пожаловался я на зеркало в коридоре, что обнаружил вечером по пути в спальню.

Заметив, что рядом с ней на полу рыдают куры, поинтересовался.

– Что здесь произошло?

Вместо того чтобы ответить, Снолли покачала головой и опрокинулась на спинку кресла. В этот момент в комнату зашёл Фродесс со шляпой в руках.

– Григхен умерла, – с горечью поведал он, – сердечный приступ.

– Что в доме делают куры?

– Ты не понимаешь, Лэд... Конечно, это непросто принять, но... Григхен, её больше нет, – продолжал Фродесс дрожащим голосом, – пойди попрощайся с ней. Она лежит на заднем дворе.

– А что с наследством?..

– ...Скоро будут похороны, а ведь ты священник, ты... сумеешь подобрать нужные слова, – вымолвил Фродесс, всхлипнул, и ушёл.

– Какого хрена? – обратился я к Снолли.

– Жлика на улице, – резко намекнула она, что не будет разговаривать.

Я вышел во двор и увидел в двадцати шагах Авужлику, стоявшую ко мне спиной. Я подошёл к ней. Она смотрела прямо на курятник и скалилась, как Ефрей Крутезняк, когда река меняла своё течение в противоположную сторону... “Это из-за тебя, падаль!” – кричал он на статую Джейса и плевал ей в лицо, кричал и плевал, кричал и плевал...

– Лэд, почему ты держишься за голову? – повернулась она ко мне.

Я уже и забыл, насколько Авужлика была забавная и в то же время приятная на вид.

– Извини, всё никак не могу забыть пари Ефрея с адептами секты “Иго Господне”.

– Кто-то убил курицу, Лэд, – она бросила взгляд на готовящуюся похоронную процессию у дома.

– Думаю, виноваты адепты.

– Какие адепты? Их в Хигналире нет! – со стремительно нарастающим недоумением повернулась она.

– Сектанты повсюду. Я сам был сектантом.

– Ты никогда не был сектантом! Да что с тобой?

Я осознал, что слегка разнервничался и несу какую-то муру. Нужно было срочно разрядить напряжённую обстановку. Я перекрестился и запел хвалу Господу: “Го-о-о-осподи, помилуй, Го-о-о-о-о-осподи-и-и-и-и-и-и-и-и-и-и-и-и-и-и-и-и-и-и-и”, что вызвало у Авужлики ещё большее негодование.

– Зачем ты вообще стал священником?! Вместо того, чтобы избавиться от проклятия, ты просто стал верующим. Как низко ты пал! Как?!

– Извини, просто сегодня мне снова приснился дурной сон.

– Неужели языческие боги, про которых ты писал?

– Да, Бог-Прораб, покровитель строительства бетонных и каменных конструкций. Этой ночью он душил меня как шелудивого недоноска.

– Это всё твоя катехизация.

– Нет, я сам виноват, – эхом прошепталось у меня в ушах каждое моё слово из-за недосыпа.

Невольно бросив беглый взгляд в сторону преисподней, я повернулся к Авужлике:

– Ну так что с того, что курица сдохла? Кому достанутся земли?

– Григхен, паршивая недоптица, написала завещание, и теперь владения переходят к её кузине Юзенхен!

– Боже правый, что делать?!

– Не знаю! Юзенхен никто не учил писать. Мы не сможем заставить её подписать бумаги.

– Насколько помню, эта курица была не настолько алчная. Может, не так всё плохо, – рассуждал я, сам особо не веря в это.

Сестра вновь перевела взгляд на куриную обитель.

– Я сожгу этот чёртов курятник. Они потеряют всё, что у них есть, – глаза Авужлики блестели словно гладко отполированные купола. – Сегодня вечером ты выведешь их во двор, скажешь, погулять, а я прокрадусь к их курятнику и подожгу его. Когда они вернутся, они увидят, что потеряли всё, что у них было.

– Я не стану этого делать, ибо сие деяние – грех, а во грехе таится истина... то есть наоборот, – запутался я.

– Тогда сама сделаю это, – сказала она и ушла, усиленно топотя сапогами по земле, наверное, потому что эта земля теперь принадлежала Юзенхен.

Кинув прощальный взгляд в сторону курятника, я поспешил на похороны усопшей Григхен.

Фродесс уже выкопал яму. Все ждали меня. Возле Фродесса стоял Актелл Бурфарвалион – его младший брат, который тоже жил совместно с нашей семьёй. Он был среднего роста, беловолосым и компанейским. Парень выглядел как юноша, и при этом ровно на столько же выглядел как сорокалетний. Снолли вынесла из дома стул и уселась словно на представление.

– Сделай всё как надо, Лэд, – похлопал меня по плечу Фродесс.

– Только не посрами, тяжело благовенный, – издевалась Снолли.

Я встал перед ними и задумался.

– Ну, я считаю, что... хм... что Господь не хотел, чтобы всё закончилось так... А если не хотел, значит, по всей видимости, не видать нам благодати Его... Но а что есть благодать? Когда она наступит? Сколько денег и крови потребуется пожертвовать? Поймите, только когда вы откроетесь перед небесами, чтобы свет Божий мог проникнуть в сердца ваши... и испепелить, ибо все вы здесь – грешники, кои прокляты послушником древней и греховной веры Гъялдером за то, что хозяин владения не заплатил налог в казну секты “Божьей суммы”!

– Опять ты про свои секты, всё было совсем не так, – в очередной раз перебила меня Снолли.

Я продолжил:

– Остаётся пожелать ей здоровья, да душевного покоя. Тело её, словно зерно в веренице мироздания. Вот только оно больше не прорастёт, не-е-ет.

– Что ты несёшь, безумец? – возмутилась Снолли.

– В общем... вот, – завершил я, потерев нос, пожав плечами и спешно перекрестив курицу, – подождите, а почему у неё голова отрублена?

Все переглянулись.

– Ты же сказал, у неё был сердечный приступ, Фродесс. С чего ты это взял? – спросил я.

– Так Снолли сказала.

– Это всё из-за стресса, – объяснила Снолли. – Проклятие Хигналира.

С таким утверждением невозможно спорить, ведь от стресса у нас и не такое происходило. Дядя Ворвойнт однажды шёл на рыбалку и по дороге провалился в Великую Бездну – и тоже из-за стресса.

Я подошёл к телу бездыханной курицы и пнул её в яму. Дальше похороны пошли веселее.

Вскоре после похорон я изволил прогуляться по окрестностям родного имения.

Первым делом я наведался в заброшенную часовню. Внутри неё, в дальнем конце от входа располагались заброшенные батюшки, умиротворённо сидящие на старой гнилой скамье, покрывшиеся пылью и язвами. Их одеяния обросли мхом и грибами-искусителями. Я подошёл к ним и спросил, молились ли они Господу всё это время? Отвечал ли Господь на их молитвы? Передавал ли Он что-нибудь мне? Но один из них лишь томно склонил голову и откашлял комочек пыли в мою в ладонь. “Ну, хоть кого-то настигла благодать,” – подумал я. – “Холодная и опустошающая благодать...”

Перед тем как покинуть часовню, я подошёл к иконе Джейса Краяса и провёл пальцем по его румяной щеке. Показалось, что из кусочка холста, где были нарисованы его, на первый взгляд, бездушные глаза, проступила слеза. Я расхохотался и рухнул в кучу мягких кирпичей, обвалившихся со стены. Пыль с грохотом разлетелась по всему телу. Продолжая безмерно смеяться, держась за свой пояс, я поднялся и приблизился к мощам святого Скелета. Рядом с ними располагалось изображение самого обыкновенного скелета. Ниже выгравировано: “Ещё при жизни эти кости были освящены самим Аркханазаром, первым некромантом культа «Губители жизни»”. Я не мог сдержаться перед желанием преклоняться и пал на колени пред останками. Я молил их сделать со мной всё, что вздумается. Я готов был исполнить волю того, кого звали Аркханазар, только за его внушительное имя. Я сидел на коленях, продолжая посмеиваться. Стало тяжело дышать, следом держаться на ногах, поэтому я рухнул на бок, в другую кучу не менее мягких бетонных изделий в форме камней. Силы покидали меня. Я заметил, что из виска у меня идёт кровь, а камни вовсе не мягкие...

– Вернись! – крикнул я своей крови вслед и вновь с эхом расхохотался навзрыд.

Вдруг до сознания добралась знакомая мысль. Она сообщила, что я творю безумства. Меня это так сильно перепугало, что я в ужасе выбежал из старой часовни, крича во всё горло: “Они у меня в волосах! В волосах!” – вытряхивая камушки с волос на бегу.

Пробыв некоторое время на свежем воздухе, я осознал, что в часовне надышался спорами грибов-искусителей и чуть не свихнулся вконец и вовеки, как батюшки внутри. Почему со мной всё время такие штуки приключаются? Отхаркнув достаточно крови, чтобы не потерять сознание, я направился в сторону жилых домов, где обитали простые жители Хигналира.

Я наткнулся на домик старого грабельщика Рикфорна. Грабельщик стоял на крыльце и, как всегда, точил грабли. Заметив меня, он оживился и бодро приблизился.

– Лэдти Дархенсен! Здравствуй! Чего ты, это, весь в крови?

– А, да ничего, просто. Рад что ты меня помнишь, Рикфорн.

– Конечно помню! Ты взял у меня подсвечники! Обещал, что с урожаем намудришь. Ни подсвечников, ни урожая я так и не получил...

– Давай не будем о плохом, всё-таки сегодня священный праздник – весёлый спас.

– Ай, да чёрт с ними, с подсвечниками, кажется, я знаю, что тебе нужно, – махнул рукой он.

– Нет, я не за этим пришёл.

– Ты меня даже не выслушал.

– Я тебя знаю, ты очень любишь грабли.

– Не люблю, а продаю их, ремонтирую, и обучаю мастерству владения ими. Гляди, от такого ты не сможешь отказаться, – уверенно сообщил он и полез в кучу хлама, – вот, смотри что у меня есть.

– Что это?

– Грабли с вращающейся функциональной головкой. Покрути ручку вот здесь, – наглядно демонстрировал Рикфорн, – и наконечник сделает оборот.

– И сколько стоят?

– Всего пятнадцать монет. Мне они всё равно не нужны.

– А мы можем как-нибудь по-другому договориться? Нужна помощь? Я как раз священник.

– Ты чего это, священником заделался? – удивился Рикфорн и задумчиво потёр бородку. – Ага, ага. Что ж, тогда я продам тебе эти грабли за пятьдесят.

– Ах ты жадный пьянчуга...

Жители Хигналира особенно своевольны, в отличии от крестьян в других краях. Не знаю, почему оно так, философские нравоучения отца, наверное.

– Или же я могу дать тебе их даром, – продолжал вилять чрезвычайно старый дед, – если поможешь организовать гильдию “Боевых грабель”. Я буду учить тому, что грабли – продолжение руки нашей, а ты тому, что мы – продолжение руки Господня и воля Его. Доход будет что надо! Мы его пополам поделим с Богом, и по четвертям между собой, соглашайся.

– Что ж, звучит свято. Что от меня требуется?

– Только финансирование. Всего пятьдесят монет.

– Какой ещё бред? Ты вообще разница, или какая? – грибы-искусители всё ещё давали о себе знать. – В смысле нет, так не пойдет.

– Если бы ты и вправду был настоящим священником, то ты бы согласился, – его голос стал серьёзнее. – Священнику запрещено искать подвох. Священник слеп, наивен. Самоуверен. Когда речь заходит о Господе, предпринимательстве и прибыли одновременно. Задумайся над этим, Лэдти.

Старый, возможно слишком старый, грабельщик Рикфорн вернулся к своей работе, оставив во мне зёрнышко сомнения, которое я быстро отмел, пока Господь не успел почуять его и возгневаться.

Уставший, окровавленный и изгрибнившийся я вернулся в дом, чтобы отдохнуть, помыться и вдоволь помолиться.

Доходчиво объяснив ситуацию на камешках с крестами “для трудно мыслящих краясиан”, Снолли, всё же убедила меня изгнать дух Споквейга. Я, Авужлика, Снолли, Фродесс и Актелл договорились собраться в гостиной ровно в полночь.

Чтобы развлечь присутствующих, в темноте у свечи я показывал фокусы, которые давным-давно показывал Джейс иуреям: крест с иконой Матрошки, крест-бумеранг, дыхание благодатным огнём, исчезновение условного Бога в мысленном эксперименте по щелчку и прочие “чудеса”.

Наконец, когда все в сборе, время приступать к изгнанию. Я попросил присутствующих помолиться, но Снолли напрочь отказалась и заразила своим безбожием всех остальных.

– В таком случае, – обиженно произнёс я, – мне будет стыдно просить Господа помочь нам. Поэтому придётся прибегнуть к колдовству. Ещё когда я был в секте “Пляс падших ангелов”, нам иногда было неловко просить помощи Божией... и мы обращались к Сатане.

– Что?! Ты же священник! – возмутилась Авужлика.

Присутствующие перепугались и зашумели.

– Да ты поехавший! А ещё меня опоганил, богообходной наречь изволил! – наигранно ругалась Снолли, было очевидно, что её это не волнует, скорее, забавляет.

– Нет же, дайте договорить! – все успокоились, и я продолжил. – В этой самой секте...

– Да не был ты ни в какой секте, ты был в институте Креста Хранителя! – продолжала спорить Авужлика. – Затем работал в церкви.

– Сомневаюсь, что такая секта вообще существует, – Фродесс посмотрел на брата, на что тот нежно кивнул.

– Ладно, не важно, – решил я поскорее начать, – для ритуала потребуются: черепаший яйцевод, брошь из языка моли...

– Не мог сразу предупредить? Где мы сейчас это достанем, болван? – вздорила Снолли.

Было очевидно, что именно она больше всех здесь заинтересована в изгнании призрака хозяина дома.

– Ладно, есть ещё способ. Но ему меня научили, когда я работал могильщиком в имении главы секты...

Внезапное шороховение позади прервало разговор. Похолодало. Я обернулся: в комнате стояла покойная курица Григхен. Она подошла к сумке Авужлики, ловким клевком раскрыла её кошелек, схватила клювом золотник и растворилась в воздухе вместе с монетой.

– Да твою ж мать!!! – рассвирепела Авужлика. – Сделай уже что-нибудь!

– Так, давайте просто помолимся, – предложил я.

Коллектив неохотно приступил молиться, вяло и без какого-либо энтузиазма, уныло повторяя за мной слова.

– Ничего не происходит, – произнесла Снолли спустя минуту, – колдуй уже своё колдовство.

– Да-да... Да, – задумался я.

Меня удивило, что молитва очищения никак не помогла, но я сосредоточился на деле и не позволил себе нырнуть сейчас в глубины раздумий.

– Так, черепаший яйцевод, язык моли, немного серы и рак, – перечислил я. – Всё это необходимо для ритуала.

После непродолжительного обсуждения выяснилось, что все ингредиенты вполне можно найти, если постараться. Мы договорились вновь встретиться на следующую ночь в это же время и разошлись. Я отправился в свою почивальню.

По пути, в коридоре, меня догнал Актелл.

– Ты говорил, что работал могильщиком в какой-то секте... – обратился ко мне он.

– Да, а в чём дело?

– Какого это... держать труп в руках, и... прижимать к себе? Чувствовать его разлагающуюся плоть на своём теле.

– Я такого не делал... Я там всего лишь катал ком из мёртвых людей, на телеге катал, и сталкивал его в яму, отпевая за души погибших. Не более.

– Но ты же священник.

– Я не такой священник!

– Зачем ты тогда стал священником?

– Хотел избавиться от проклятия. От греха.

– Как видишь, даже смерть не может избавить нас от проклятия, – призадумался он.

Через несколько секунд он неожиданно полюбопытствовал:

– А тебе снятся эротические сны с вурдалаками?

– Что-о-о?!

– “Ничего-о-о”, Снолли передаёт, что завтра вы с ней идёте встретиться лицом к лицу со “всепоглощающей тьмой”, так что иди отдыхай, отоспись как следует, – нагонял он жути, отходя от меня спиной вперёд, пока не скрылся за углом.

– С какой ещё тьмой?! – крикнул я ему в след. – Чтоб тебя вурдалаки в рот оттарабанили, объясни, с какой ещё тьмой?!

Ответа не последовало. С матерным вздохом я зашёл к себе в комнату. Не разжигая света, я рухнул в постель и ударился о что-то твёрдое. Я распалил лампу и увидел, что в кровати, укрывшись одеялом, лежит металлический голем!

– Убери свет... оболтус, – произнёс он и снова отключился.

– Это моя кровать. Уйдите пожалуйста, – вежливо попросил его я, затушив свет.

– Мне хреново... Отстань.

– Так. Именем Господа!.. – начал я повышать голос.

– Ладно. Не ори. Можешь лечь рядом.

Он подвинулся в сторону, и я аккуратно прилёг рядом.

– Не прикасайся ко мне, человек.

Я отодвинулся на самый-самый край. Он в миг вырубился, а вот я долго не мог уснуть. Лежа в темноте в одной кровати с металлическим големом, раздумывая о “всепоглощающей тьме”, нанюхавшись порабощающими разум грибными спорами, не так-то легко остановить поток мыслей. А ещё я обратил внимание на то, что, будучи в отъезде, давно отвык от столь высокой концентрации событий в день. В Хигналире ведь всегда было так. При всём том, как много странностей я успел повидать за годы обучения, приключений и путешествий, это место изнуряет меня.

Однако, у меня снова загорелось желание во всём разобраться, как в тот раз, когда я решился уехать и стать священником – разобраться со своим проклятием. Ибо ничтожны души, проклятые пред Богом.

– Собрал, – доложил Фродесс. – Кроме рака. В нашей реке не водятся раки.

– Что? Так быстро?

За окном давно поднялось солнце. Там же на ветру шумели листья. Судя по воздуху в комнате, на улице сегодня прохладно. В дверях стоял Фродесс. Я приподнялся и начал разбуркиваться.

– Ну, это оказалось проще, чем я думал: моль я нашёл в шкафу, – говорил Фродесс, – черепах мы всегда берегли на случай, если что, а сера почему-то рассыпана по полу в коридоре у твоей комнаты.

– Добрый знак, – зевнул я. – А рака можно заменить стаканом речной воды.

– Почему сразу не сказал?

– А ты и не спрашивал, ха! – оправдался я.

Фродесс ушёл. Я вспомнил, что нужно со Снолли встретиться лицом к лицу со “всепоглощающей тьмой”, поэтому решил, что посплю ещё. Мой сонный наивный умишко понадеялся, что она не захочет дожидаться меня и встретится с нею сама.

И не надо на меня ужасу навлекать, лишний раз нервировать.

Проведя столько времени в кровати, сколько смог, я всё-таки встал и пошёл в гостиную на завтрак.

За столом сидела Авужлика.

– Привет, Жлика, сожгла курятник?

– Курятник? – пробухтела она с набитым ртом, задумалась и зачем-то так громко крикнула, что у меня аж зазвенело в ушах. – А, нет, мы уже помирились!

– Ты помирилась с Юзенхен, которой завещали владения?

– С госпожой Кьюлиссией. Она руководит выращиванием и сбытом гороха. И морошки. И всем таким. Ну, и закупкой сомнительных медикаментов в виде целебных и не менее ядовитых трав.

– Она – тоже курица?

– Разумеется.

– Какого чёрта, почему у нас куры занимаются хозяйством?

– Так Споквейг распорядился, – она пожала плечами. – Какие Боги сегодня явились тебе во сне?

– Да так, всего лишь магический голем спал в моей кровати.

– В смысле, тебе приснилось, что спал?.. – встревожилась Авужлика.

– Бог-координатор посылает своих туристических големов отдыхать по всему свету...

– Это уже серьёзно, Лэд! Почему вообще это с тобой происходит? Ты не задумывался?

– Я же говорил, что был участником множества сект, поклонялся самым разным экзотическим Богам, тем самым связав с ними свою душу. Так как языческие Боги сейчас малоизвестны, то последователи у них немногочисленные, вот они и находят время проявить себя где-нибудь неподалёку от меня.

– Ладно, я ничего не поняла, но ладно. Я пошла. Снолли просила передать при встрече, что ждет тебя в библиотеке.

– Кстати, библиотекой тоже заведует курица?

– Да, и эту курицу зовут Снолли, – пошутила Авужлика. – С тех самых пор, как их тренировки закончились, и, в особенности, как отец почил навечно, она стала проводить там много времени.

Я допил чай и направился в библиотеку. По мере приближения к ней, тревога по поводу “всепоглощающей тьмы” продолжала нарастать, и я посчитал, что было бы целесообразно в первую очередь заскочить в церковь неподалёку, всего в десяти километров от Хигналира.

Церковь “Пламенного лика Краяса” пустовала. Я чувствовал себя виновато, поэтому старался не встретиться взглядом с какой-нибудь из икон. Я снова обнаружил в себе страх честно признать, что вера моя в Господа не праведна, горшка ломанного не стоит. Как я могу искренне верить в Бога, который ничем себя не проявляет, в отличии от многих других? Только пугает, собственным существованием. Вера, что держится исключительно на страхе. “Эти мысли греховны. Как я смею думать так в доме Божием?” – разумил я и тут же остановил богохульные рассуждения.

– Череда сомнений одолевает тебя? – тихо произнёс старый голос.

Ко мне подошёл дед в красном балахоне с капюшоном. На шее у него висела какая-то геометрия.

– Я представитель религиозного направления “Икона смерти”. Ты можешь спросить у меня всё, что на душе лежит: открытое... и неразрешённое, – загадочным хрипом звучали его слова.

– Разве это не краясианская церковь?

– Конечно краясианская, ибо, в конце концов, все мы одному Богу поклоняемся, кхе-хе. Можешь спросить у меня абсолютно всё, что придёт тебе в голову. Мало кому на свете выпадает такая возможность. Ибо мудр я... и... благосклонен.

– Как интересно, – заметил я.

Мы смотрели друг на друга несколько секунд. Вдруг я заметил, что веду себя не совсем вежливо и поблагодарил:

– Спасибо. Вы тоже можете спросить у меня что хотите.

Дед рассмеялся так, что легкие заплясали в бешеном туберкулезном свисте. Отчего и я сам. Унявшись, я наконец-то придумал вопрос, на который хотел бы получить ответ. Больше не было смысла тянуть время, чтобы не выглядеть тугодумом. Я-то ведь что спросить думал всё это время.