Текст книги "Хигналир (СИ)"

Автор книги: Curious Priestess

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 32 страниц)

– Тут минимум шесть этажей? Большое здание, должен заметить.

– Ах... ну да. Чудный дворец, – по-бабушкенски протянула она. – Так вы окажете милость?

– Нет, я вам не помогу. И короба на шестом этаже уже не помогут. Слишком поздно, – любезно ответил я, понадеявшись, что не слишком её расстроил.

– С виду – интеллигентный юноша, а оказался вон какой хам, – сделала она оценку.

– Почему я должен соответствовать показавшемуся вам образу? На самом деле, я соответствую образу человека, несоответствующего своему образу...

О нет, что я наделал! Случайно произнесенный парадокс вызвал неконтролируемый приступ самобичевания и боли в ядрышках.

Я простоял в ступоре около десяти секунд, затем снова пришёл в себя. Туман сметанной переозадаченности рассеялся.

– ...Обормотом, старость не уважать! А ведь грешно это! Страшный грех! – звучала бабка. – Идолопоклонник, небось? Как не стыдно! Господа не гневи.

Последняя фраза была как раскол грома по косточки абрикоса. Мои колени, яко же отречённые, потянуло молиться к полу. Всё это время передо мной, по всей видимости, стоял пророк, обращавшийся ко мне от имени самого Господа! Откуда она могла знать, что я злю Бога?

От волнения зашумело в воображении. Старуха стала выглядеть максимальнее, её личное пространство разрослось настолько, что было непозволительно стоять на месте, и я принялся разворачиваться от неё. Изрядно развернувшись, шум усилился, я начал осязать святое излучение, болезненно вонзавшееся мне в спину, а образ старухи ярко впечатался в окружающую локацию, изменив восприятие уже запомнившегося этажа.

Я двинулся прочь от бабки, и в этот же момент она попыталась кинуть в меня короб, но споткнулась о внука и упала так, что из разорвавшегося короба просыпалась крупа ей прям в желоба промеж жерновов. Тогда я и понял, что, в любом случае, никакой она не пророк, ибо пророк падает только раз.

За ближайшим окном уже садилось “слонце”. Поступательно побродив по головам младенцев в игровой (намеренно, из ненависти к наивности), я отыскал лестницу, которая дала знать, что я нахожусь на четвёртом.

Отвела она меня на пятый этаж. Ступенька за ступенькой, шаг за шагом по диагонали прошёл мой подъем до пятого этажа, пока лестница не исчерпала себя. Ступив крайний шаг, я увидел другую сторону колотого потолка – лютый пол. Недолго думая, я решил пойти по это поверхности, поскольку невозможно идти по потолочному краю, что нависал надо мной, да и вообще по любой другой грани, кроме пола.

Пятый этаж был выполнен в старинном хаосном стиле. Это определялось оконно-масляным не по-слоновьи похотливо измызганным освещением, стойками для пижонского рулета и королем. Единственное, что плохо вписывалось в общую картину – цифровой шпингалет на двери, преградивший путь.

– Как мне открыть эту дверь? – обратился я к королю.

– Хочешь услышать загадку?

– Нет, хочу просто пройти...

– Мне всё равно. Слушай стихотворение:

Когда-то давно, во времена моего правления,

Здесь было отделение поясничное, единичное. Прошли века,

Теперь это – личное. Отличное, пшеничное

Божие подреберье разделено сей дверью.

Король поднял огромную бровь и медленно накренил её.

– Отгадаешь загадку – получишь нюанс. – добавил он. – Он и поможет тебе пройти.

– Века прошли… Так ты – призрак?! – воскликнул я.

– Правильно.

– Давай нюанс!

– Держи, – сказал дух короля и с ужасным воплем начал истекать кровью, затем сжался в шарик, обмочился и проронил слезу.

От страха я тоже чуть не обронил в штаны. Я подобрал голубой шарик, подошёл к двери. И ничего не понял. Он не уведомил, что с ним делать. Я не придумал ничего лучше, как просто постучать им в дверь.

– Кто там?

– Я.

Дверной скрип торжественно поприветствовал меня, и я вошёл. Какой-то сахарный старик с трудом держался на своих подошвах.

– Что делать с нюансом? – я показал ему круглый шарик.

– Что нюансом?! – закричал глюкозный дед, в его речи узнавался сахарный диалект.

– С нюансом! Делать.

– Ты что, без короля в голове? Наверх надумал небось? – сыпуче хрипел он.

– Вот, нюанс, – протянул я ему призрачный шар.

Дед махнул на меня сапогом и покачал бородой так сильно, что пал в кому. Я был готов продолжить путь, но заметил, что теперь коридоры освещались факелами-бумерангами. Было скучно, поэтому я бросил один и случайно поджег сахарного старика. Он загорелся.

И горел.

И так и горел.

Пока не сгорел.

– Пшёл вон! – брякнул из комы на меня теперь уже карамельный дед.

“Не ловко вышло”, – подумал я и про себя вздохнул.

Мимо витоглавых трилобитов и трупных человеческих окороков, потрясённые и хохоча, ноги мои шагали по очереди, пока волоски не почувствовали странный звук. Из подворотни навстречу вышла высокая холодная женщина, постукивая челюстью от сквозняка.

– Зачем деда поджёг? Я чуть не задохнулась. Вентиляция чёрная вся. Цу!

Повеяло ересью. Я решил оправдаться:

– Я хотел помочь, но незнакомцы украли мои добрые помыслы.

– Растолкуй, побеседуй, – кивнула она.

– На каком это основании?! – нюансом прибил её я, испытав гнев истинного трилобита. Убил и даже не покраснел.

Через несколько метров я обнаружил ещё одну лестницу. Рядом находился потрёпанный лифт. Я подошёл к лифту, но он не реагировал на меня, да и вообще, не вписывался в картину. Пришлось идти пешком.

На шестом этаже меня встретил гид. Он унизительно и перспективно дал понять, что к чему. Гид рассказал мне о том, что нужно беречь молекулы, “из которых даже ты, болван, состоишь”. Ещё научил некой “электрике” и не “ручить” всё, на что “зубок положил”. Стыдно не знать!

Несколько часов позора, наизусть выученная книга “Если тупой, но хочешь жить” – и вот я могу собрать плащ невидимости из пластиковых бутылок и оптоволокна или зубную щетку из пасти крысы. Я был готов продолжить своё восхождение.

– Я же тебя палец о палец не ударю, брат, – похлопал меня по почкам на прощание учитель диких умений и леопардовых движений. – Остерегайся топленых подъездных гопников и холодную человеческую матку! – предостерёг меня вслед.

– Уже! – с прищуром улыбнулся я, чтобы тот смекнул.

На этаже узнавался оговорённый интерьер (по всей видимости, языческими активистами). Старинные рецепты по осеменению злаками были нацарапаны на дубовых стенах. Всюду плясали алкогольные идолы и испивали кровь собутыльника. Лампы освещали помещение недостаточно хорошо, я бы сказал халтурно, поэтому я шёл и спотыкался о каждую копеечку своей алчной железы, из-за чего та воспалилась, и мне стало обидно за бесполезность полученного нюанса, который к тому же слишком слабо светил, я бы даже сказал тускло.

Вскоре, я оступился и нечаянно прилёг в гроб с мёртвым человеком внутри. Воспользовавшись случаем, я взял в руки свой нюанс, поразмыслил, и отважился положить его на грудь мертвеца. Яркий свет болезненно опалил мои рукава. Мертвец ожил и спросил:

– Короба принёс? – замогильным хрипом выл он.

– Мир живых ждал тебя... торговля... ждет, – вставая на ноги, меркантильно приветствовал его я и кланялся.

Оживший труп захлестнул мне проклятую пощечину, снова улегся в гроб и был таков. Чувство жадности с новой силой запульсировало в алчной железе, и я горче прежнего опечалился наиглупейшей потерей нюанса.

Расстроенный, но не погрузневший, я двигался дальше. Воспалившаяся железа вызвала в крабовый синдром, из-за чего я попятился и был вынужден развернуться на оборот вперёд как какой-то краб.

Тяжело преодолевая недельную плотность суток, я таки достиг группу ступенек, с которыми рад был иметь дело. Они доставили меня на седьмой.

Сей этаж отличался совсем уж извращенной структурой: местная фурнитурная община и совет коридорных путей желали возвеличиться надо мной, надругаться. Я бы и не против, но с шестого этажа за мной следовала масленица. За окнами начался масляный дождь и град первых блинов, тех, что комом в горле встают. Если бы не книга гида, то я бы только так “ручил” эти блины, причём не только руками, но и ртом, и уже бы пал асфиксированным.

Под оглушительный вой хороводов, бешеные казаки заполонили этаж и устроили демонический пляс. Я попытался укрылся в ближайшей комнате с лицевой стороны, но с затылочной незаметно подкрался небольшой хороводик и заиграла музыка. Я был уже на грани кишечного срыва, а хороводы и музыка всё продолжали ускоряться. Казаки выпендривались шашками, мерились поясами, крестились и ласково ублажали коней.

Мракобесие могло длиться вечно. И, как правило, длилось, но масленица подходила к концу, и адская рука пламени, возникшая прямо из преисподней, охватила чучело. Под свист и улюлюкание вольных крестьян, пламя перекинулось на них и закружилось в дьявольской песне вокруг меня. Горящие хороводы стремительно вращались и проносились по этажу, сжигая всё на своём пути: казаков, лошадей, блины, разбросанные по полу и налепленные на стены.

К счастью, этаж был выполнен в противопожарно-огнетушительном стиле, так что кошмар всё-таки прекратился. Последний хоровод остановился и пал, тлеющий и вовеки праздный. Вкусив блин – тело масленичное, и отхлебнув масла – крови масленичной, я намеренно похоронил остававшийся здравый смысл и отправился налегке.

Аромат садовых границ предостерегал меня об опасности следующего этажа. Но ни один, даже самый ягодный аргумент, ни банановый раж не могли прервать уверенное восхождение по следующей лестнице.

Этот этаж исполнен фруктовым насилием. В первую же минуту я поймал маслину. Яблоко давило меня, ломая ребра. Виноград уже почуял кровь. Но элегантным прискоком, я пнул яблоко в пресс и поймал вкус яблочного сока своей обувью. Деградирующим ударом головы об стену я обрушил мраморные осколки на мягкую клубничную плоть. Вдруг где-то далеко послышался загадочный голос: “Борясь с плодами воображения ты только усиливаешь безумие”.

“Но они же настоящие”, – думал я, и, тяжело дыша, с неаргументированной жестокостью выдавил косточку из абрикоса. Удар черешни по моему подножию чуть не выбил меня из равновесия, но мой рефлекторный пинок в мякоть проник в самую сласть.

Ещё несколько сочных боев, множество сладостных травм, и я, наконец, добрался до следующей лестницы, которая, в отличие от предыдущих, не заканчивалась на следующем этаже. Девятый этаж ждал меня. Трогательный момент встречи! Мы нежно обнялись, я прослезился. Никаких обид быть не могло. Ну, разве что насмешка над моей финальной формой улыбки, с которой я его встретил. “Твой рот как буква “д” горзуанская”. Теперь я чувствую неловкость, когда рыхло улыбаюсь. После такой критики мне не хотелось тут задерживаться.

Приступив к неторопливому подъему на десятый, я почувствовал ядерную печаль разлуки. Семейно преодолевая её, я катился вверх, продираясь спиной сквозь сухие хлебные заставы, и уже через полчаса развернул конечности на следующем этаже.

Неоднородность десятого была до боли знакомой. До такой боли, что было физически невыносимо здесь находиться. Крошки хлеба попадали в нос и царапали легкие. Застывший свет полностью поглотился нефтяным воздухом. Тьма вибрировала в такт моему мозгу. Порой, правильные образования давали надежду, но тут же беспорядочно перестраивались. Не по-людски как-то. Давление атмосфер приносило подтрамвайные страдания. Плотности и пустоты то выстраивались, то снова искажались, мучая меня и извращая натуру до самого утра, которое всё никак не наступало.

Всё никак не наступало.

– Ты же уже понял, что нет смысла так углубляться в мысль, – произнёс тот же загадочный голос. – Зачем опять?

– Кто ты? – с ветеранским трудом выдавил я.

Я видел только плечи, за которыми хотелось идти. Плечи, которые никогда-никогда не подведут даже самого проблемного и толстого друга.

– От нас с нами, мой дорогой друг, от нас. С нами.

– Граф... Краеугольный? – на долю секунды мне показалось, что меня переполнил восторг, а на деле – пропитанный дрожжами воздух.

– Ещё на четвёртом ты собирался всего лишь осмотреться? Интерес сменил фанатизм, который довел тебя почти до моего уровня. А это крайне опасная глубина для твоего начинающего ума. Тут и до воспаления алчной железы недалеко идти было, да?

Я не помнил, сколько чего назад я там хотел, поскольку числа уже покинули мою библиотеку значений.

– Какой глубины? – тупо спросил я.

– Ты не выдержишь такой глубины осмысления, – продолжал мудрый Граф.

– Я должен идти дальше, за новыми опциями – я и из последних сил поднялся, – и функциями! Тоже... – обратно упал я.

– На сегодня предел твой достигнут. Дальше – только эфир.

После этих слов я услышал звук заработавшего лифта, который через несколько секунд открылся в нескольких шагах от меня и пригласительно ожидал.

Я осторожно зашёл в подвижную чудо-комнату.

– Берегись вмешательства Чернозёма в свой разум! – напоследок предостерёг великий Граф.

Увлекательно быстро я спустился на первый этаж.

Двери открылись, и я увидел слабый, но неслоновый такой свет, нормальный, обычный – солнечный. Покинув лифт и оставив Графа Краеугольного одного, я подошёл к выходу из дворца и, кажется, почувствовал что-то по-настоящему реальное. Это был знакомый зов любимой подушки, который разнес вдребезги весь дворец в одно мгновение, вместе с пространством...

Я проснулся в своей позиционной кровати из древесной руды для сверхглубокого трансцендентального сна на открытом морозе. Я разминал глаза, и у меня напрашивался на вывод: жаль, что верблюжьи конфеты забыл попробовать, но время идти по завету великого Графа – с улыбкой за плечами и лучами».

Чтобырь, истории последователей 5.91: “Фанатик”.

VII.

– Итак, заклинание называется “Сутварженская печаль”.

– Ты же это только что сказал. Забыл? – грубила сестра.

Последовал сдержанный, но прерывистый вздох отца, с очередным многозначительным взглядом в вверх.

Какая странная атмосфера, нас будто космос вот-вот поглотит и переварит. Солнце ещё не зашло, а небо уже чернеет, как умерший хлеб. Ветер порывистый, как прозвучавший вздох отца. А между тем – штиль...

– “Сутварженская печаль”, или “Агония Сутварж”, или “Сутварженский шок”. Вам что-нибудь известно о трагедии в горах Сутварж? Нет? – он облокотился о спинку лавочки, закинул ступню на колено и упёрся руками поверх всего этого.

Только знаю, что горный массив Сутварж отделяет Мииву от Санчиоры, а именно северно-центральные части стран. Мне доводилось бывать в этих горах как в нашей провинции Шизтвульд, так и в Санчиорской провинции Ксюкеки, где менее полугода назад я имел кайф сидеть в одном кругу с шаманами-травокурами.

Когда ему стало понятно, что ничего нам неизвестно, он начал просвещать:

– Четыреста лет назад, а то и восемьсот, а то и гораздо больше, группа психоделических авантюристов собралась вместе перескочить через горизонт. Перейти все допустимые границы осознанности, так сказать. Среди них были шаманы, ведуны, знахари, волшебник и пара краясианских мистиков: отец и сын. И просто кореша шаманские с Санчиоры. Человек тридцать набралось. Объединив знания, задумали они великий ритуал. Долго готовились: в магии практиковались, сознание расширяли, укрепляли тело и про дух не забывали. И вот, в прекрасный день собрались они на вершине горы, обустроили там мистическую атмосферу, ну, знаете, души предков пригласили, лесных духов, горных духов, волшебник там волшебств навёл, не знаю, спецэффекты эстетические, эзотерические, развлечения совместные у костра... байки травили. И подоспел черёд главного блюда: вдули они дружно волшебное облако гипноцвета. Волшебство было в том, что заклинание совместной галлюцинации произнесли, чтобы наблюдать вместе, как гипно-облако из уютной атмосферы через легкие залетает им в коллективный разум. Ну и переборщили, короче говоря. Коллективный бэд-трип словили, да такой тяжёлый, что обезумел разум коллективный. И то ли навлёк, то ли породил он беду живую – самого ужасного на всём белом свете духа Ганж. Объёмы его были столь велики, что не умещался даже в тридцатичеловечный разум, а были там не абы кто, а закалённые дымом созерцатели, маги сильные, компанейские ребята шутливые. Но не до шуток стало, поскольку дух Ганж вывернул их разумы наизнанку, и умерли они в страшнейших каких только можно представить муках. Все, кроме одного. Того ребёнка, сына краясианского мистика. Спасло его то, что ему, как мальцу, гипноцвет не давали, а всего лишь немного чудоцвета насыпали. Так вот, минуя долгую и увлекательную историю о том, как я раздобыл останки того мальчика, который, кстати, стал прославленным дедом и пророком. Не потому, что в будущее глядел, а мудростью оброс, потому что уже в подростковом возрасте отросла борода мудрости, сияющая, как миллион звезд.

Чёрт, только не он! Молочнобородый путник. Он мне и во снах насточертел, а теперь ещё тут, в реальности... Так и думал, что это он окажется безымянным пророком.

– Ну вот и рассказал. А теперь поспешим призвать духа Ганж сюда. Как и почему он нам поможет ты, Лэд, наверное, и сам уже догадался.

Какой там догадался, я абсолютно не втупляю, какая вообще причина может быть, чтобы призвать астральную тварь, самым жестоким образом убившую с тридцатку матерых магов и заядлых курильщиков!

– Нет, знаешь, Споквейг, Спок, иди-ка ты нахуй, ха-ха, я в эту хуйню в жизни не впишусь, лучше убей прямо сейчас, – сквозь нервные смешки высказался я.

Теперь понятно, почему мне дурно так стало. А это ещё ритуал только-только начинается!

– Ну и зря, – Споквейг нахмурился и стал серьёзным. – Без сопливых рукоуправлюсь. Снолли, уезжай немедленно, не хватало тебе флешбэков после мёртвой воды словить. Лэд, дуй за Грибоедкой, посадишь её с сестрой на обоз. Грибоедка может не пережить, если останется. Однажды в детстве бедная кошка под галлюциногенными грибами попала в лесной пожар. А у остальных жителей неплохие шансы отделаться легким соскоком с логической резьбы.

Я мешкался. Что делать? Я посмотрел на Снолли, она посмотрела на меня.

– Уедешь? – спросил я, просто потому что не знал, что делать, и посыл вопроса был именно в этом.

Снолли ответила:

– Ты как-то сказал, что у тебя возникла мысль, но ты сам её не до конца осознал, а потом осознал, но не разобрался в ней, чтобы ответить. Этого случая с тобой достаточно, чтобы не похоронить все ожидания от этого убогого мира, достаточно, чтобы умереть за нас, – Снолли достала из набедренной сумочки пару метательных ножей и со всего размаха отправила один в полет.

За мгновение до этого, в момент замаха второй ножик выскользнул из правой руки и был пойман левой. Пока моё внимание было направлено на летящий в лицо Споквейга нож, от которого он легко увернулся, в колено отцу откуда ни возьмись чуть не прилетел второй, но Споквейг отскочил. К этому времени Снолли со всех ног неслась ему навстречу со своим проклятым клинком. Она остановилась на полпути, а “атмосферный колдун” выставил правую руку перед собой ладонью вперед. Я начал отбегать с линии огня, чтобы Спок не шарахнул по двоим, чем бы он там ни собирался шарахнуть. Снолли бросила ещё метательный нож. Не заметил, когда она успела его достать. Споквейг уклонился, снова направил ладонь и… ебах!!! Выстрелил ударной волной. Громыхнул взрыв. Да, это заклинание “ударная волна”, и Снолли приняла удар на своё тело, а я принял лицом песок, разлетевшийся по сторонам.

– Как только почувствую реальную угрозу жизни, мои электро-подсознанные рефлексы уничтожат тебя нахер случайным способом! – предупредил Споквейг.

Я отряхнул лицо и увидел Снолли, встающую с колен и снова бегущую к Споквейгу. Она не должна была подняться сегодня, после такого-то удара. Значит, магическая резистентность подсобила. Я-то чего встал? Я должен помочь! Но я не успеваю соображать, всё слишком быстро! Пора готовить какое-нибудь заклинание. Старый пройдоха, вон, тем временем уже сварганил новое: в левой руке, которую он высунул из-за спины, парил гладкий шарик, светящийся голубым цветом. С расстояния пары шагов Снолли швырнула проклятый клинок в рожу Спока, да с такой яростью, что аж пространство вокруг пошатнулось, а её противник тем временем разжал руку, и шарик устремился в живот Снолли. Клинок был отбит молниеносно шустрой рукой Споквейга, а Снолли попыталась поймать шарик рукой, но тот проскользнул у неё между ног, и, кажется, направляется в мою сторону, стремительно набирая скорость! Я ещё не придумал чего сколдовать, он мне и шанса не даёт! Я бросился прочь. Забежав за угол дома, я увидел приоткрытое окно на первом этаже. Запрыгнул в него, перевалился внутрь. Шарик залетел за угол и стал разворачиваться, значительно замедлив скорость на повороте. Я захлопнул окно и побежал по коридору первого этажа, мимо кабинета Споквейга. Стекло позади треснуло. Слева передо мной выход на улицу, где происходит битва, справа продолжает путь коридор, а прямо за спиной шар-преследователь, догоняет! Я отпрыгнул в сторону, шар пролетел вперед, затем обратил ход и снова двинулось на меня. Я прыгнул в другую сторону, оно заворачивало на меня. Я стал бегать по кругу, отталкиваясь от стен, чтобы быстрее менять направление движения. Снаряд плох на поворотах, что выручало меня. Мы стали крутиться так вокруг друг друга, крутились, крутились, а потом хлоп! Шарик взорвался, меня швырнуло лицом о дверь лаборатории. В задней части тела я почувствовал ядрючее жжение, будто электрическими ремнями по сраке отхлестали, да так, что аж прикоптилось.

Я открыл дверь на задний двор, и как раз оттуда в проём залетела Снолли, от которой я еле увернулся, стукнувшись затылком о стену справа. Земля позади неё взорвалась, и грязь полетела на нас. Я захлопнул дверь.

– Где? – спросил я.

– Залетел на крышу. Споквейг оказался реактивным. Плохо дело: проклятый клинок не подействовал. Он сказал, что не отождествляет себя с этим телом, поэтому чарами его не треснешь. Пока вы болтали, я успела собрать какие-никакие крохи духовной энергии, которые ушли на то, чтобы деформировать пространство и задеть Споквейга клинком. И без толку.

Снолли снова открыла дверь и осторожно выглянула. Затем она выбежала, а я тихо вышел за ней. Мы оба смотрели на крышу: его там не было.

У стены дома под кустарником лежал клинок. Я смотрел на него, и чувствовал, как тьмой засирается мозг. Что? Магическое излучение? “Чарами его не треснешь”... Зачарование? Так это всё-таки не духовная техника? Это магическая техника...

Снолли подобрала его, сложила и спрятала за спиной. После, всё ещё вглядываясь вверх и озираясь по сторонам, она побежала в дом. Я следом за ней.

– Почему отступил? – спросил я. – Может, клинок все же подействовал?

– Не знаю.

– Он мог отправиться колдовать, призывать дух.

– Вряд ли он оставит нас. Ладно, воспользуемся каждой секундой, что будет. Козырь не сработал, в битве мне больше надеяться не на что.

Мы спрятались комнатке для подушек на втором этаже, что находилась посреди жилых комнат. Да, была такая комната. Снолли прыгнула на подушки и приступила аккумулировать концентрацию, или что она там делает. Мне тоже надо было подготовиться. Я стал готовить одно из тех заклинаний, которые я вспоминал все эти дни, долго листая в голове опции.

Спустя несколько минут, когда заклинание было почти готово, я взял навесной зарубок, приподнял штанину.

“Мы бреем детей налысо. Мы берём Рёккьир под свой контроль”.

“Да брат-пособник, свой своему брату, друг другу скажет: «брат твоего брата – ты, брат», и предаст опеке да подачкам избранник престижа над ними, повесит клеймо заступничества, знаменателя общины и охраны труда”.

“Реальность – это деньги, пространство – это зона, разум – это договор, душа – это авторитет”.

– Чё ты там нашёптываешь? – раздражалась Снолли. – Я сосредоточиться пытаюсь.

Я сделал маленький надрез и наложил на ногу печать самоисцеления. Снолли увидела это, и я объяснился:

– Печать самоисцеления, я поместил её на лодыжке. Мощнейшее заклинание, суть в том, что, если моё тело получит тяжёлые повреждения, оно однократно мгновенно и бескомпромиссно исцелится, даже прыщ на спине пройдет. Однако подвох в том, что пока я их не получу, кровь с пореза так и не остановит ход, и, чтобы мне не умереть от кровотечения, тебе придётся сунуть мне нож в живот. Тебе, потому что себя сам резать как свинью стремаюсь.

Я перемотал ногу рваной наволочкой, чтобы не было видно крови. Как-либо замедлить такое кровотечение всё равно невозможно, потому что магическое, а не физическое.

В дверь кто-то постучал. Мы повскакивали с подушек, Снолли приготовила ножи. Я распахнул дверь. В комнату медленно залетел крошечный шарик, вроде того, что чуть не сжег мой зад, и лопнул в ногах, вынудив меня нелепо подпрыгнуть и подвернуть ногу о подушку. Показался Споквейг.

– А второй не заметил, хех, – ехидно усмехнулся он.

Я посмотрел на Снолли, она уже замахнулась на бросок, но остановилась. Я повернулся к Споквейгу: за ним стояла наша сестра.

– Хватит вам! – закричала она и вышла вперёд Споквейга. – Мы – цивилизованная семья. Давайте дуэли.

В тренировочной комнате, в которой никто никогда не тренировался, было решено провести дуэли. Отныне это комната для дуэлей. Комната была просторной. А пол неуютно каменным, наверное, поэтому здесь никто и не тренировался.

Споквейг отчитывал нас за попытку убить его:

– Что вы будете делать, когда священная инквизиция наступит вам на порог? Краясианские прелюбодеи с радостью избавятся от скверны, вроде вас двоих. Если бы не я, они бы не побоялись!

– Мне так понравилось, пока ты был мёртв, – дерзила Снолли.

– Кто с кем дерётся? – Авужлика встала посреди нас.

– Честной дуэли со Снолли быть не может... – возмущался Споквейг.

– Тогда давай со мной, если не насмерть, – вызвался я.

– Ты его не потянешь, – останавливала меня Снолли.

Авужлика предложила:

– Давай я со Снолли, а Споквейг с Лэдом, буду выступать на твоей стороне, бать. Как тебе такое, Снолли?

Что? Она приняла сторону Споквейга? Точно нет. Что-то задумала и хитрит?

– Ты что, – поразился Споквейг, – вздумала биться с сестрой? Зачем? – он всем видом излучал негодование по поводу действий дочери.

– Давай два на два: я один на один и ты один на один, победитель на победитель, кто победит победителя, тому и уступим, – раскидала сестра.

– Ну, давайте, только если осторожно, – согласился я.

– Вздор! Какие могут быть уступки? Кто победит, того условия и выполним! – отрезал отец.

Снолли молчала. И Споквейг молчал. Условия не озвучивались...

– Кто первый? – спросил Споквейг.

– Камень ножницы бумага давайте, – сказала Авужлика. – Победитель выбирает, когда сражается. Камень-ножницы-бумага раз два три четыре пять!

Все сбились на счёте три, кроме Авужлики, поставившей ножницы.

– Ха-ха, – позабавилась Авужлика.

– До... – начал Споквейг что-то говорить.

– Камень-ножницы-бумага раз два три!!! – вдруг быстро выкрикнула Авужлика, не дав Споквейгу договорить слово.

Я долго думал, что поставить заранее, поэтому поставил ножницы, Снолли тоже поставила ножницы, Авужлика поставила камень, а Споквейг бумагу.

– РАЗ ДВА ТРИ!!! – запищала Авужлика.

Недолго думая, что поставить, я выбрал бумагу, Снолли ножницы, Авужлика бумагу и Споквейг бумагу. Снолли позвала меня тихо поговорить отдельно, я это по жесту понял. Авужлика обратилась к Снолли:

– Выбирай, мы с тобой первые или вторые выходим.

– Сейчас, посовещаемся, – ответила Снолли и повела меня подальше.

Мы отошли.

– Печать самолечения тебя ещё не убивает? Крови хватает?

– Да, на час, а то и на два.

– Отлично. К чёрту фарс, я выхожу первая, и, независимо от результатов, просто сяду и продолжу копить энергию для техники. А ты тяни время. Хрыч не прочь попиздеть по душам, – она бросила презрительный взгляд на отца. – Пользуйся этим.

– А ты точно справишься?

– Да, он никогда не видел моего искажения в полной силе, он не догадывается, что его ждёт. Этот сюрприз я готовила для него последние полтора года.

Всего полтора года? Маловато... Но какие результаты!

– Давай на деревянных мечах, – предложила Авужлика.

– Мы же не умалишённые, кромсать друг друга всерьёз, – согласилась Снолли.

Они взяли тренировочные мечи и встали друг напротив друга.

– Дай фору активировать духовную технику, а то так тебе легко будет, – попросила Снолли.

– Конечно, присаживайся, закрывай глаза, абстрагируйся от окружающего мира, я пока подожду, – ухмыльнулась Авужлика.

Снолли усмехнулась, и начался бой. Не уверен до конца, каковы сейчас истинные мотивы Авужлики, но, что-то подсказывает мне, если бы она позволила сестре подготовить технику, Споквейг бы распротестовался, начал бы давить на то, что опаздывает на встречу с именитым некромантом, светилом загробных искусств, доктором труповодческих наук.

– Условия победителя будут исполнены, – пробормотал я. – А какие условия мы выдвинули? Я, кажется пропустил этот момент, или кое-кто слишком увлёкся предстоящими боями, позабыв обо всем? – обращался я к Споквейгу.

– Если выиграет кто-то из вас – я ухожу из Хигналира, а если я – то свалит Снолли, – сказал он мне.

Сестры уже во всю обменивались ударами.

– Неприятно Хигналиру будет, конечно, ученицу мою высылать, – персонизировал он поместье так, будто это летописец долгобородый какой, по имени “Хигналир”, – но, что поделать, пока сама не образумится, никто её умозаключения с места не сдвинет. Более упертого ума, чем у неё, в жизни не видел. Всё равно сейчас она не в консистенции, её тренировка ещё не окончена.

Не окончена? О чём речь, они же давно остановили тренировки?

– А забота у меня другая появилась, – всё продолжал хрыч. – Леска. На Снолли я хорошо научился обучать. Я понял, что нужно действовать мягче, осторожнее, чтобы душу не покалечить, психику не повредить. А то вот, что в итоге выходит, убить наставника пытается и ещё подстрекает, ишь!

Авужлика нападала наскоками, держа дистанцию. Знает, насколько быстры удары у “подстрекательницы”: стоит только оказаться в радиусе удара – и тебе хана. Авужлика, за счёт дуэльного опыта, делала ставку на манёвренность, пыталась поймать соперницу на ошибке. Она налетала на Снолли с серией ударов, отпрыгивала, затем снова напрыгивала, наседая довольно неожиданными, и даже, порой, гениальными финтами да пируэтами. Было видно, что Снолли сильно отстает в навыках фехтования от старшей сестры, но её спасают скорость, реакция и предусмотрительность. Авужлика ходила кругами около своей цели, как хищница, и, вот, очередной стремительный рывок и град непредсказуемых ударов. Снолли уворачивается от каждого. Но напор Авужлики не оставляет места вставить хотя бы один ответный удар, и затем в момент контратаки Снолли Авужлика вновь отступает, и в пару прискоков меняет позицию, заставляя Снолли кружиться вокруг своей оси, не позволяя той ослабить внимание ни на секунду. Очередная комбинация от Авужлики вынуждает Снолли неуклюже пошатнуться и моментально наказывает за это взмахом в лицо. Снолли отпрыгивает назад, будучи на нервах явно перебарщивая с этим маневром, её верхняя часть тела обгоняет нижнюю, и, импровизируя в моменте, она изгибается в позвоночнике и превращает это в перекат. Авужлика, как по инстинкту охотника, срывается за ней и настигает деревянным ударом по макушке. Снолли на это молниеносно отвечает “блядь”, и проигрывает.