Текст книги "Хигналир (СИ)"

Автор книги: Curious Priestess

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 32 страниц)

Пару наиувлекательнейших часов мы неистово прорубились в настолку. Первая партия была за Авужликой, она-таки удостоилась процедить: “Я же говорила”, после “Гуляний на кладбище”. Снолли предсказуемо пошла в тёмные благословления, играя от атеиста, но Авужлика, специально, чтобы доказать полезность гостинцев, насобирала карт освящения, что помогло ей в последующих раундах.

Первую половину второй игры вновь вела Авужлика. Тогда мы со Снолли просекли разницу в мастерстве, и сговорились объединиться. Подгадав удачный момент, чтобы подставить союзницу, я вышел победителем и падлой.

В третьей игре Снолли точила на меня зуб за предательство, и старалась насолить мне с самого начала. Но Снолли не на того напала, ведь нападать надо было на Авужлику, это она здесь самый опасный соперник, а не я, я-то быстро слился, а Авужлика в итоге победила.

Хоть счет и вышел 2-1-0, я всё равно чувствовал себя самым никудышним игроком, ведь мне постоянно везло на персонажей, заклинания, артефакты, но я раз за разом позорно всирал преимущество. В конце меня так разогнало с чудо-еды, что я не мог продолжать игру. У меня плохо получалось управляться с руками, я едва мог сидеть и совершенно не мог фильтровать речь.

– В последний раз так весело, – очень быстро затараторил я, гонясь за взбесившемся потоком мыслей, несущимся словно ошпаренные дикари по степи, – мне было не так уж и давно, в доме Менефея, когда по всему дому на нас из “прекрасного истинного хаоса” произливались истории, но до того разве что в пристанище Инфернуса, когда мы с еретиками сочиняли песню про апокалипсис, исполняли её на электро-инструментах, привезённых из Горзуа, государства, что в технологически-научном плане впереди всего континента, сатанизм же не отвергает материалистические идеи, а наоборот, культивирует их, в отличии от краясианства, где материализм проявляется в наращивании толстых слоев золотых обрамлений всех составляющих обихода священника высшего чина, чьи жирные жопы осели повсюду, даже в Мииве, хотя казалось, что нашу страну участь сия не постигнет, мы испокон веков поклонялись самым разным богам, здоровались с ними по утрам, единственный Бог – для нас скука смертная, на божьей сцене над нами краясианский персонаж переиграл всех остальных только потому, что последствия отказа поставить себя и других на колени пред Ним – самые болезненные, самые плачевные, вот и запугали люд, однако Санчиорскому народу до сих пор всё равно на краясианского Бога, они же самой природе поклоняются, ведь это природа кормит, накуривает, встречает и провожает, а Бог только и может, что угрожать и унижать, молодцы, Санчиорцы, так держать, будем молиться за наших соседей закадычных, раньше Миива, Санчиора и Горзуа были сердешными союзниками, Рикфорн, наверное, помнит те времена, но вряд ли Рикфорн скучает, Рикфорну похер, Рикфорн, например, пообещал себе, что заведет огород, прополол пару грядок и задолбался на этом, Рикфорну похер на свои обещания, Рикфорну похер на обещания старых королей о вечном союзе, Рикфорн называет две грядки “огородом” в насмешку над собой, если бы все были способны на насмешку над собой, не было бы столько врагов, но, знаете, краясианский проповедник возразил бы тем, что созданы мы по образу и подобию Господню, а Господь не смеется, смех есть грех страшный, ибо от оскала дьявольского улыбка в нём, а не от смирения заискивающего пред господином улыбка скромная, пред держателем закона, ай, да проведи в пропасть проповеди пропадом пропасть, наши боги только опьяняются и посмехаются, как могли люди променять пьяный угар на церемониальное расшибание лба пред распятием, хотя знаю как, это всё магия света, вы же знаете, что полное название школы света – школа света и тени, если есть свет, значит есть и тень, а тень – это искусство иллюзий и контроля разума, нас этому учили в институте, свет – средство защиты от тени, в магическом научном сообществе многие уважаемые профессора и архимаги – люди цитируемых мнений – склоняются перед волей Божией, ибо склоняются они так же к тому, что предыдущего лидера на роль самых могущественных магических учений, школы элитных магов – школу волшебства, грязная и подлая школа света уже вытеснила по влиянию на ход истории на континенте Рейлания, а в ближайшие пару веков и для всего человечества планеты грядет конец научно-культурного расцвета в области магии, если раньше главенствовала сила волшебного созидания, то теперь правит сила лжи и иллюзий школы света и тени, хотя сатанисты верят, что сила колдовства несомненно разрушит всех представителей прочих школ магии, но я-то знаю, что самая сильная магия – шаманизм, ведь нет ничего сильнее могущественных духов природы, духов пробудившихся предков, да и школу чародейства, самую таинственную и из всех школ, сбрасывать со счетов нельзя, любой архимаг обязательно владеет заклинаниями всех школ, кроме чародейских, потому что секреты чародейства далеко не всякому подвластны, зачарованными клинками убивали верховных жрецов, королей, великанистых антропоморфов, даже воплощённых богов, но всё ерунда, нынешний глава Великой Школы Магии трёх Королевств в Горзуа, архимаг Артодориас, объяснял, что, в сути своей, шесть школ магии – просто условность, нет оснований разделять их на таковые исключительно кроме как по культурно-историческому признаку, это всего лишь шесть устоявшихся в истории мира магических традиций, подходов к обучению, взглядов на одно и то же – на магию, не стоит путать их со стилями магии, навроде классического, чистого, гармонического и хаотического, которые имеют под собой совершенно отличную друг от друга основу непосредственно в самом магическом акте, процессе сотворения заклинания, великий и ужасный аркхмастер Талстазад говорил, что идеальный классический маг способен овладеть всеми заклинаниями мира, идеальный чистый маг волен создавать целые миры, идеальный хаотический маг в силах сокрушить всякую защиту, а идеальный гармонический маг, чёрт, как же меня несёт, а-а-а, бля-я-ядь, помогите, остановите, у меня пятьдесят процентов, что будет перебор, что заплохеет как в тот раз, о нет, уже пятьдесят один.

Все молчали. Только птички чирикали да стрекозы выделывали боевые развороты. Рыбка плескалась в речке. Снолли нервно моргнула глазами, как будто бы перезагружая мозг, Авужлика уставилась в землю и, нахмурившись, изо всех сил пыталась переварить информацию.

– Как… ты умудрился, – медленно заговорила Снолли, – произнести всё это без единой паузы? Как ты уместил это все в одно предложение? Где. Грёбаные. Точки?!

– Имя “Лэдти” произошло от слова “Лэд”, на старомиивском означает “точка”, – ответил я. – Пипец у меня мозг умный, раз такой шустрый, поэтому перегревается, когда курну, он так разгоняется, что вот-вот загорится, а вдруг он реально загорится прямо сейчас?! Вы слышали о феномене “произвольного самовозгорания мирян”?

– Да успокойся ты, – сказала Авужлика. – В тот раз мы по незнанию в разы больше съели. В этот раз все чётко.

– Пипец у тебя свитер психоделический, – посмотрел я на свитер Авужлики.

– Актелл подарил, – погладила она цветастый ворс.

Я резко закрыл глаза руками, потому что от него начало сносить крышу.

Мы собирались уходить, стали складывать вещи. Саркастическим тоном Авужлика донимала меня:

– А вот, если говоришь, что Рикфорн живёт уже несколько веков, то в каком состоянии его... кресло? Воздух в доме? Там, наверное, запах... гнилостная пердь. Труха вместо полов, да?

Я хотел было начать доказывать, что это не шутка и даже не прикол, он в самом деле живёт хер знает сколько, но вдруг засомневался, а не напутал ли я чего, и не простофиля ли я часом? Нечем мне это доказывать. Да, Споквейг вроде когда-то давно говорил, что Рикфорн слишком долго по человеческим меркам дед, но, во-первых, это говорил Споквейг, а во-вторых, когда-то давно.

– Эй, так что там сможет идеальный гармонический маг? – легонько локтем подтолкнула меня Авужлика к ответу.

– А, идеальный гармонический может познать всё.

– Если школ шесть, то сколько всего стилей? – продолжала она любопытствовать.

Тем временем Снолли уже почти всё дособирала. Ей только осталось пинками спихнуть меня со скатерти, ловко сложить её и закинуть сумку. Каждый раз мне кажется, что чудоцвет, да и вообще любые психоактивные вещества делают её ещё проворнее, чем голимый трезвяк.

Я приподнялся и стал изо всех сил отряхиваться, шумно и бешено.

– Чего так взбесился? Зачем так яростно стряхиваешь? – притворно наезжала Снолли. – Штаны же чистые.

– Я не посмотрел, – растерянно ответил я. – Чего пристаешь, дай привести мысли в порядок. Вот лишь бы докопаться, – цокнул я, и мы двинулись обратно в сторону дома. – Стилей множество. Не знаю, сколько, да и школ не шесть, это официальных шесть, причём шаманизм, он хоть и в списке шести школ, но какая же это школа? Это не школа, потому что ему не обучают в школе. Его назвали школой, потому что шаманизм известен, могущественен и имеет свои уникальные заклинания. Ведьмачество, вот, не входит в шестерку, хотя оно ещё как распространено. Думаю, это потому, что какие-то ведьмовские заклинания похожи на колдовские, другие на шаманские.

– А какая шестая? – спросила Снолли.

– Какая разница, какая из них шестая, ты что, с думу рухнула? Совсем е-бо-бо? – постучал я себя по голове.

– Ты перечислил пять: волшебство, колдовство, чародейство, свет и шаманизм. Это ты с дуба рухнул. А потом на тебя ещё рухнул дуб.

– Вот вечно тебе все не так, лезешь в каждый разговор, в каждую дырку слово вставить надо, да? Ну некромантия. Шаманизм и некромантия – самые древние. Древние жрецы исполняли грязные ритуалы, чтобы правителю умиралось слаще, а то, глядишь, и смерть отсрочить могли, – вопросительно произнёс я, пожав губами. – Шаманы с духами общались, на погоду повлиять упрашивали. О первых чародеях известно как об участниках тайной гильдии Шенрьинской тогда еще империи, в двухсотом году до Джейса, это была гильдия убийц. Магические яды, зачарование предметов, контроль над чужим телом – они изобрели. Там же, в Шенрьинской империи, в шестом веке, учредили первую школу магии. Её основателем был какой-то крутой архимаг, он был первым магом чистого стиля и вообще суперволшебником. Он мог творить предметы из воздуха, создавать постоянные источники магии. Это он знаменитый “магический барьер” изобрел, для защиты от магических снарядов. Ещё научился хранить универсальную магическую энергию в специальных капсулах. В той же школе, в одиннадцатом веке, но уже в другом государстве на руинах предыдущего, в Фельчинии, произойдет первый случай воскрешения души – прорыв в области некромантии. Наполнять трупам энергетические каналы магической энергией вместо жизненной и заставлять тех плясать или сражаться умели ещё в пятом-шестом, – махнул я рукой, будто бы это легкотня. – В четырнадцатом веке происходит внезапный рост популярности краясианства на континенте. Угадайте, по какой причине? Правильно, школа света и тени. Священнослужители учатся порабощать разум силой тени и изгонять душу силой света. В недалеком будущем появляется очень важное для истории человечества заклинание школы света, усовершенствованная версия магического барьера – “Магический щит”, сделавший почти бесполезными мелкокалиберное пороховое оружие, заставившее войска откатиться обратно к лукам и арбалетам, так как пули на огромной скорости разбиваются о стену света как о водную гладь, когда более тяжёлые и медленные стрелы с ростом усталости заклинателя очень скоро начинают проникать под силовое поле. Примерно через полтора века из подполья высовываются сатанисты. Используя наработки всех известных школ, наслушавшись демонических учений, они развивают колдовство, способное конкурировать со всеми другими школами, значительно уступающее пока, пожалуй, только свету.

– Спасибо, конечно, за экскурс в древность, – вовсе не саркастично поблагодарила меня вовсе не Снолли, а Авужлика. – А можешь и про стили рассказать? Про классический и хаотический я уже знаю, а что насчёт других?

– Я тоже только про эти знаю два, – присоединилась к запросу Снолли.

– Заклинание в классическом – алгоритмическая цепь, строится по логическому принципу. Жизненная энергия, как правило, постепенно преобразуется в магическую, но непроявленную до момента завершения заклинания. Стиль хорош для произнесения максимально сложных, громоздких заклинаний. Отличить такого мага можно по нашёптыванию себе под нос. Заклинание в хаотическом реализуется так: накопление жизненной энергии – резкое выделение сразу проявленной магической энергии, то есть атрибутивной энергии определённой природы, обладающей конкретными, явными качествами. Если в классическом руководствуешься логикой, то здесь – интуицией. Сильная сторона – гибкий выбор между “шмальнуть мощно и быстро” или “накопить здоровенный снаряд и жмахнуть так, чтоб кирпичика на кирпичике не осталось”, хотя лично у меня получается только по второму сценарию. Вот, – объяснил я.

Солнце перевалило за полудень, и двигалось к горизонту. Поднялся легкий ветерок, нежно ласкающий всю растительность. Облака полетели так высоко, что...

– Вот же ж дурень, – прошипела Снолли.

– Ха-ха, да шучу, чего шипишь как дедушка Ворвойнт, когда произносил букву “ш”. Чистый – это когда магическая энергия долгое время может оставаться непроявленной, либо в определённых случаях чуть-чуть-чуть-чуть проявлена, – сузил я глаза и ещё пальцами показал, для наглядности, – очень тонкое дело. Такие маги могут работать с запредельными количествами магической энергии, чудеса вытворять. Говорят, Джейс искусно владел чистым стилем, поэтому он мог творить такие фокусы как превращение моря в спирт с последующим его подожжением... А гармонический – это когда стирается грань между твоей жизненной энергией и природной энергией вокруг тебя. Так можно и на погоду повлиять, и с деревом сродниться, и почувствовать силу земли.

Вот и приблизились к дому. По отмостке обогнули его с восточной стороны, прошли мимо сада.

– Ты его бесишь, – обиженно высказал мне садовник, имея в виду свой ненаглядный цветок. – Не злись на него, – повернулся он к нему, – лучше посмотри, сколько какая красота вокруг тебя растет. Но ты среди них самый красивый! Да-а-а. Да-а-а-а. Да-да-да, правда-правда.

Подойдя к основному входу (пройти, как обычно, через кухню мы со Снолли так и не решились, мало ли кто там), Авужлика вдруг остановилась со словами:

– Ладно, вы идите, мне надо на кухню, а потом по делам.

– Ты же сказала, нет дел, – негодовал я.

– Я сказала обязательств нет, а заняться есть чем. Просто теперь это уже не обязательно. Но всё равно пойду займусь.

Авужлика пошла на кухню. Остальные, то есть мы, направились в дом.

Ух, сколько народу, зачем они приехали? Хоть в прихожей и коридоре перед глазами в данный момент никого нет, но я ощущаю шевеления, тяжёлые вибрации, чувствую, что дом кишит людьми. А вот и Споквейг, снова спускается по лестнице, на этот раз один. Он посмотрел на меня, и, стало понятно, что собирается что-то сказать. Но я опередил его:

– Чё ты по лестнице целый день туда-сюда ходишь, в конец обезумел, бать?

– Споквейг велел собирать монатки и немедленно освободить комнату, – сообщил я, бросив свой походный рюкзак и синий плащ на пол.

Снолли сидела на полу своей комнаты. Похоже, я только что прервал её глубокие раздумья.

– Никто не решается зайти в “комнату колдуна”, – я закрыл за собой дверь, – за эти пять дней Споквейг нарек себя атмосферным колдуном и навел мрачную атмосферу: ужасные грозовые облака поступают с севера. Это он зазывает их. Похоже, что жители теперь побаиваются любых колдунов, в том числе и меня.

– Не понимаю, – полусонно произнесла она.

– У тебя комната самая просторная и почти пустая, поэтому я перееду к тебе. Гостей негде селить, а моих “диавольских” вещей люди чураются, их надо унести.

Снолли едва заметна кивнула. Я собрался уходить, но остановился и спросил:

– О, а можешь посчитать, сколько я в Хигналире, а то я запутался, не помню даже, сколько дней назад было вчера.

– Если ты заговорил о таком, то я вынуждена посчитать, – начала приподниматься она, а потом что-то передумала, и опустилась.

Я достал из сумки календарь и провёл пальцем по дневно-месячной масштабной таблице с днями и неделями и сам стал считать:

– Так, хм... пятнадцать... шестнадцать... э-э-э, семнадцать... Хм... Это, восе-е-е-е-емна-а-а-а-а-а-а-адцать, – я крепко задумался, и потом продолжил, – девятна-а-а-адцать... двадцать... М-м-м. Ох.

– Это что?

– Это когда Споквейг приехал. А, ну, это – это... – сам же не мог разобраться в собственных исчислениях.

– Че-е-его-о-о?! – Снолли задрала голову к потолку, в недоумении зажмурив глаза, а затем резко повернулась обратно на меня. – А, поняла, пять дней, да? Пять дней назад.

– Да.

Она вдохнула:

– А зачем тебе такой большой тяжёлый календарь в рюкзаке?

– Люблю смотреть, сколько дней прошло с какого момента, сколько что длилось. Вот только в голове не люблю считать, потому что надоело. Календарь на самом деле здоровский, он как маленький огромный атлас времени от большого взрыва и до двухтысячного года, поделенный на все известные эры.

– Оу, нихуя себе! Где взял? – оживилась она.

– Ох, ну что ж вы так выражаетесь! – изобразил я доёбку приличного гостя, вроде некоторых тех, что понаехали и, с большим замахом, будто швырну, в итоге аккуратненько положил календарь поверх рюкзака.

– Проклятие матершинное, заставляющее, блядь, материться. Сука. Так откуда взял?

– Инфернус подарил, он купил её в Горзуа, видишь, на латинице. Я отмечаю там свои личные эпохи, поэтому точно знаю, сколько дней проработал с батюшками, сектантами, еретиками, стариками, шаманами, некромантами, культистами, сатанистами, фанатиками и квадратиками.

– Не стрёмно пересчитывать крохи времени, отведённые тебе в этом гигантском мире?

– У меня крох времени бесконечно.

– Как это бесконечно?! – Снолли преувеличительно скривляла испуг.

Я накинул на спину плащ:

– Потому что по своей природе сознание – вечно, – и напыщенный пафосом по самые ноздри ушёл.

– Ладно, соплячок, кровать отнесу я, а остальное либо не надо, либо сам, ясно? – раскидал обязанности Споквейг, мы стояли с ним в моей комнате.

– Наверное у меня крыша течет, потому что, как ни странно, я тебя понял. Шкафы и полки оставить, остальное забрать.

– Чего тогда притворяешься дураком, тюфяк.

Споквейг взял кровать вместе с матрасом и потащил. Как же он силен. А, ну да, он же теперь официально нежить, теперь у него стопроцентный контроль над жизненной энергией в своём теле. Я набрал полные руки всякого церковно-приходского да колдовского хлама, коим дюжина мешков наполнится – и потащили.

– Споквейг! – воскликнула Асцилия.

В разговоре на лестнице среди невнятной речи я различил и запомнил имена некоторых из гостей. Эту госпожу звали Асцилия.

– Вас же убили! Вам не тяжело? – она увязалась за нами.

Женщина наткнулась на нас в коридоре. Путь до Снолли проходит через все западное, жилое, крыло второго этажа, наши комнаты были самыми дальними друг от друга.

– Джейс вернул меня. Он собирает армию мёртвых для восстания против Отца, – ответил Споквейг.

– А-ха-ха, – сказала она.

Откуда она знает, что его убили? Должно быть, в пригласительном письме сообщил.

– Помог пару килограмм поднять старику, и на том спасибо, – тяжело вздыхая, нарочно выставлял меня Спок в нехорошем свете.

После первой ходки Споквейг со словами: “Так и быть, сделаю одолжение, слабачок”, – помог отнести остальное.

– Стоп, а зачем кровать надо было переносить? – спросил я, когда мы поставили на пол последнюю порцию вещей в комнате Снолли.

– Клопы, – ответил Споквейг.

– Так и сказал бы. Я бы её освятил и не пришлось нести... – качая головой, развел я руками.

– Так и сказал бы! Я бы её не тащил через весь второй этаж! Откуда я мог знать, что молитвами изгоняется клоп?! Ну изгони, изгони. Хоть какая-то с тебя польза в доме станется. Фродессу тоже подушку старую освяти.

– Я думал это все знают, нет? – я повернулся к Снолли, потом к Асцилии, которая ходила за нами, потому что ей нечего делать, и та и другая молча недоумевали.

– Безумцем быть надо... – в момент реплики Споквейга, в коридоре показался Лоучман, муж Асцилии, похоже, он какое-то время простоял в коридоре, и его не было видно. Споквейг в моменте обратился к нему, – ...Чтобы в такую чепухню поверить! Что клоп, видите ли, изгоняется молитвами! Правильно говорю? А?

– А? Ну... – неуклюже напрягся он, ведь, исходя из предложения освятить подушку Фродесса, Споквейг в такую “чепухню” сразу поверил, – да не обязательно, – с полным лицом уверенности он выдал ответ.

Споквейг и гости ушли в неловком молчании. Споквейг специально создает эту неловкость, ему такое по нраву. Раскусил я тебя, старый ты подсиралец.

– Я тут посчитала, – прозвучал голос Снолли.

Я обернулся, мой календарь лежал уже на её столе, а она сидела на стуле перед ним спиной ко мне.

– Ты тут ровно две недели и пять с половиной дней, – она с явной усталостью развернулась ко мне и спросила. – Теперь, будь добр, скажи, на кой оно тебе?

– Да просто интересно, говорю же, смотреть люблю, сколько с какого момента дней прошло, сколько что длилось.

Первым делом силой святого излучения я умертвил всё живое внутри матраса.

– Вот ты переехал ко мне, и теперь у меня страх, что проснусь ночью и увижу хоровод чертей вокруг собственной кровати, – пожаловалась Снолли.

– Блин, вот я задумался об этом, теперь и мне самому страшно.

Я ходил по комнате и изучал виды с её двух окон. За две недели и пять дней я так ни разу к ней и не заглянул. Я всерьёз думал, что она живёт в библиотеке, как домовой сеноед.

– Снолли, почему у тебя нет зеркал? Если задуматься, это ужасно.

– А нахрена они мне? И хватит пугать меня ерундой! Ничего ужасного.

– Споквейг с ума сводил меня ими, – выскочило воспоминание из детства.

– Да, приставал со своими грёбанными зеркалами, ставил напротив друг друга и заставлял пялиться в эти мириады отражений тебя, у любого крыша поедет. Специально с ума сводил, буквально так и наговаривал: “Сходи с ума! Да не возымеет ум более власти над тобой! Отлучись! Не верь отражениям! Не верь уму!”

Послышались шаги по коридору. Дверь открылась. Опять Споквейг.

– Гости не решаются заселяться в твою комнату, Лэд. Там плохая энергетика. Я смог успокоить их тем, что попрошу священника очистить её, так что живо дуй туда, поставь свечку для вида, как вы это делаете.

– Но это же из-за меня там “энергетика” такая... Я это к тому, что я и есть тому причина. И я же буду освящать сам за собой? Серьёзно, их это устроит?

– Вот ты эту кашу паранормальную заварил, тебе её и освящать!

– Да какой в этом смысл, – озадаченно пробормотал я и пошел.

Освятив комнату, изгнав всех тёмных злыдней, удручённых духов и все астральные сущности, что прятались по астральным углам, благословив каждый элемент интерьера и, подметя серу с пола, я наконец-то мог отряхнуть от неё руки и вернуться в свою новую спальню.

Снолли спит. Что ж, идея хорошая, самого кемарит. Дорожный сон сполна отдыхом не насытит. Кроватка ещё теплая после освящения – то что нужно.

Но никак не засыпалось. Ёрзаю, на душе неудобно. Мысль не давала покоя. Мысль о том, что не хочется привлекать потустороннее внимание к комнате дорогой подруги, засирать и её комнатную энергетику. Некрасиво получается.

Я испустил немного святоизлучения в направлении своей соседки и, косвенно, обнаружил вокруг неё нечто... рассеивающее. Эдакая аура, растворяющая всякую магическую энергию. Как любопытно, когда Снолли спит, вокруг неё образуется незримое облачко, что как тучка, перекрывающая солнечный свет, скрывает нас от потустороннего виденья. Сейчас было бы затруднительно установить связь с языческим божеством, значит им до нас точно не достучаться, и никаким призракам, никаким фантомам. Впервые, пусть и не напрямую, я наблюдал то, что до сего момента было невидимо: действие её духовной техники на магическое святоизлучение. Искажается не магическая энергия, не пространство, а нечто фундаментальное. Словно искривляется основа физического мира совершенно неповторимым образом. А значит никто кроме неё к таким условиям не адаптирован, потому все сложные системы перестают работать. Ну тогда можно не переживать о порче тонких атмосфер, ведь духовная энергия как ластик сотрет любое магическое загрязнение. Могу спать спокойно, без угрызений совести.

Ура, завтра Снолли будет учить меня духовной технике.

Ты придвинул кровать к стене, к ней же подставил подушку, облокотился о неё. Сложил пальцы в замок на пузе и уставился в окно. Ох, ну и причесон: волосы торчат, будто гром по башке шандарахнул. Неужели ты всегда так ходишь? Какой позор. Вот он, ты, задумался, замечтался. Должно быть, смотришь на дерево за окном. Или на серое небо, судя по освещению. Отсюда не видно. Куда ты смотришь? О, да, ты можешь часами наблюдать пейзажи, пока задница не онемеет. Куда тебе спешить? Зачем спешить жизнь, верно? Ну что за обалдуй...

Краем взора я заметил, что справа от меня приоткрылась дверь. Или слева от моего тела, что сидит ленится напротив меня. Отсюда не видно, кто стоит за дверью. Не могу повернуть взгляд, не могу повернуть голову, ведь моя голова там, напротив, уперлась затылком в стену и созерцает, а я созерцаю её. Почему никто не заходит? Кто открыл дверь?

– Да обернись же ты! – рассердился я. – Тебе что, плевать, что дверь открылась? Эй, Лэ-э-эд, ты слушаешь? Лэ-э-э-эд!

– Да что там, – ты медленно повернул голову влево, и, видимо, никого не увидел.

– Ну встань, посмотри.

Всё так же лежишь. Сложно подняться?

– Встань посмотри! – настойчиво повторил я.

У тебя такое лицо, тебе наплевать. Вдруг дверь захлопнулась. Затем послышался скрип дверной ручки, и дверь снова открылась. Не вижу нихрена, что-то происходит за гранью угла моего обзора, а повернуть нечего, чем посмотреть.

– Эй, ты, вставай! Ну же!

Лэд, пожалуйста, не к добру это. Вдруг это какие-то сущности. Ты что, идиот? Вот, ну наконец-то ты встаешь, не без кряхтения, но и на том спасибо. Подошёл ко двери, и мне самому стало видно, что за ней никого. Отличные новости, “отличные” в кавычках. Паранормальщиной пахнет. А тебя этот результат полностью устроил: ты вернулся на прежнее место и вот уже пятишь жопу снова разлечься... Так, куда делась подушка?

– Стой, ты что, не заметил? Исчезла подушка, Лэд!

– Куда? Кто её взял? – огладывался Лэдти. – Она мне нужна: без неё – не то.

– Мой взгляд прикован к тебе. Пока ты ходил ко двери, я следил за тобой, кровать была за пределами видимости.

– И я не видел. А откуда ты смотришь?

– Со стола перед окном, точнее где-то над подоконником. Я застрял, сможешь вытащить?..

– О, кажись, допёр: это домовой! Гляди, – Лэд указал пальцем под стол.

– Что там? Отсюда не видно.

– Молоко у иконы, что я налил для изображённого на ней младенца Джейса, разлито. Всем известно, что домовёнок не прочь полакомиться молочком. Дело плевое: шарахнуть магической стрелой – и нет жильца астрального.

Лэд закрыл глаза и начал готовить заклинание.

– Оповести, если появится, мне нужно сосредоточиться, – сказал Лэд и снова улегся на кровати.

Что-то сверкнуло под кроватью, чьи-то глаза. Это он!

– Он под кроватью!

– Нужно его выманить. Магический снаряд потенциально готов. Притворюсь спящим. Как только покажется – дай сигнал, я разряжу... Твою ж!.. – с нелепым выражением ты перепугался и выстрелил заряд тонкой магической энергии куда-то влево, громкий высокий звук магической стрелы заставил подскочить на месте тебя самого.

– Что там? Что? Что? – не терпелось узнать мне.

– Попал. У меня две новости, по канону. Хорошая: то был не домовой. Это оплодотворитель икон, которого сожгли на кресте. Плохая: то было не молоко...

– Как ты понял, что это оплодотворитель икон?

– А, долгая история, забей, Лэд.

Стоп, как ты меня назвал? Лэд? Ну, да, Лэд, я же – Лэдти Дархенсен, и всегда им был. Но есть только один Лэд. Если Лэда два – то это совсем не хорошо, мы это уже проходили... я это уже проходил... Так, какого хрена.

– Так, какого хрена, мы же... ты же... Лэд должен быть один!

– Хм, – задумался Лэд передо мной, – ну да, истину глаголешь, не дай бог раздвоение произойдёт, как у шаманов под... Так, подожди, я же и есть один. В чем, собственно, проблема?

– А как же я?

– Если ты не Лэд, то кто же ты?

Как это “не Лэд”? Ты – лишь моё тело, этого маловато, чтобы полноценно назваться Лэдом.

– Мне себя не видно, ты мне скажи, – ответил я.

– Не знаю.

– Что видишь?

– Где?

– Подойди к окну. Над подоконником, здесь я завис. Ну же, что ты видишь?

“Недолэд” подошёл к окну, провёл сквозь меня взглядом пару раз, пожал плечами и сообщил:

– Ничего.

Мои веки вскочили, как будто их передернуло. Мурашки по всему телу, дохрена мурашек. Ох, вот это взбудоражило.

Я встал с постели, и подошёл к окну. Снолли всё ещё спала. Судя по расположению солнца, часов девять утра. Под окном мяукал кот, возможно тот самый кто-путник. Не буду на нём циклиться, не интересует. Над Хигналиром висела тяжёлая туча, однако, несмотря на это, было солнечно, потому что туча всего одна, утром она не мешалась под лучами солнца. Со Сноллиной комнаты вид выходил не только на север, но и на запад, откуда вела главная дорожка, по которой я возвращался с Улинга. И с Миевки. Сейчас по дороге в наш дом шла бабушка с внучком. Гости все прибывают. Слева от них, в траве под деревьями играла девочка. Я что, проспал почти двадцать часов? Задвигая занавеску, я обнаружил на своей руке следы от укусов. И на другой руке. И по всему телу! Нет, клопы не причём: похожи на комариные. Странно, на окнах москитные сетки.

Тихонько закрыв за собой дверь, я вышел в коридор. Путь к лестнице вниз пролегал мимо комнаты Авужлики. Сестра была ранней пташкой, поэтому, не стесняясь, постучал к ней.

– Закрыто, – ответила Авужлика за моей спиной.

Я молча опешил.

– Только проснулся? Это видно по твоим до скуки медленным движениям. Как раз собиралась будить тебя, а то ты что-то долго спишь. О, у тебя укусы.

– Да. Как будто комариные. Блин, все чешется... кто меня покусал? – неспешно говорил я и так же неспешно чесался.

– И меня покусали, – Авужлика показала покусанные руки. – Это фантомные комары.

– Но укусы реальные.

– Фантомные не значит нереальные, они просто в другом мире, едва не едва связанным с нашим, – жестами ладоней она показывала как бы неточность предоставляемой информации.

– Вот как.

– Споквейг экспериментирует с трубкой, за которой вы для него сходили. Он уже успешно вернул дух камню ледрегона. Осваивает некромантию, говорит, ему необходимо подточить навыки для главного эксперимента.