Текст книги "Хигналир (СИ)"

Автор книги: Curious Priestess

сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 32 страниц)

– Нет.

– Джейс Краяса видели, или хотя бы мерещился?

– Нет.

– Что ж, понял. Простите, не смею вас отвлекать.

Парень пошёл по дороге в сторону жилых домов. С дворцового склада, слева от меня, как раз выходила группа крестьян, тот незнакомец завидел их и развернулся.

– Закрываем дыры, чтобы Бог пакость не увидел, недорого, – зазывал он, рекламным голосом предлагая услуги.

Парень показался мне знакомым. Не мог ли я видеть его раньше? Жесты, манеры, развеселые интонации...

– Дыры в пространстве, нас видят, Бог подглядывает, – он подошёл к ним. – Было такое, что за вами будто наблюдают? Будто Бог смотрит.

– О чём ты? Не-е-ет, – отвечали крестьяне.

– Может, от других слышали истории, как посреди воздуха появляется дыра и оттуда высматривает глаз? Так за человеком подглядывает Бог. Греховную жизнь свидетельствует, чтобы потом наказать, несчастьями осыпать. Мы как раз боремся с такими вещами по всему Тэлкхроету. В регионе участились случаи, когда Господь вторгается в частную жизнь людей.

– О, у меня такое было. Постоянно такая херня, – стал отвечать дедушка. – Повсюду! Идёмьте, я вам покажу.

Я крикнул:

– Мне тут рассказывали, что церковная десятина в Ульгхвинале превратилась в церковную девятину. Возмутительно, даже по меркам священной империи.

Вдруг этот человек – шпион инквизиторов. Если он правоверный священнослужитель, его лицо не сможет скрыть возмущения, ведь церковные деньги для них – святое. Меня до этой уловки как ни странно надоумил Рикфорн.

Парень посмеялся и сказал:

– Гребут как могут, краясиане эти. Напускная самоуверенность злато имущих. Конкуренции в Мииве не выдерживают, вот и бесятся. Епископы обгладывают утопленных в моче младенцев, батюшки изрыгают желчь, миссионеры вызывают паводки, церковь скупает бомжей.

А что, мысли интересные.

Местный дед повел его к каштану, что рос у западной дороги, дальше от дома.

– Во, видите? – дед указывал на кору дерева. – Лицо глядит. Вот, это очи, это нос, это брови, а это борода.

Парень неловко усмехнулся. Дед продолжал:

– Я Его лик повсюду вижу! В крупе, в тени, в грязи, в неровностях на стене. Бог смотрит...

Парень покачал головой, и через широкую улыбку сказал:

– Нет. Это просто ваше воображение.

Теперь, глядя на западную дорогу из Хигналира, у меня в голове беззвучно кричащая картинка из моего сна, каменная стена, электрический механизм, стальные руки мощи...

– Не нравится мне он, – тихо сказала Снолли, с полупьяным прищуром провожая незнакомца взглядом.

– Да тебе никто не нравится, – высказала Авужлика. – Ты весь же мир ненавидишь, на всех щуришься постоянно.

– Почти весь. Девяносто девять процентов населения планеты, – ответила Снолли.

– Ты же не знаешь этих людей! Ты даже никого из наших не знаешь, ни крестьян, ни индюков, ни котов, ни крыс – никого.

– Всегда ожидаю от малоизвестных персон худшего. Моя личная политика обусловлена статистикой. А ты слишком приветлива к незнакомцам. Ты с детства такая.

– Согласна. Мама говорила, что первое моё слово было “привет”, – поведала Авужлика. – А твоё первое слово – “что?”

– А у меня “мама”, – скромно вставил я, стесняясь своей заурядности.

– Да ладно, – саркастично протянула Снолли. – Я думала, “Бог”, скажешь.

Снолли сказала себе, что с сегодняшнего дня начинает тренироваться куда более усердно, и полная решимости, идей и намерений запряталась в библиотеку. Весь оставшийся день я её не видел.

Время до вечера прошло спокойно. Я перетаскал вещи обратно. Асцилия заняла соседнюю от моей комнату. Наши окна расположены рядом и выходят на южную сторону, но коридорный маршрут от наших дверей лежит через весь второй этаж, путь даже длиннее, чем до Снолли. Фродесс помог мне отнести кровать, а потом мы вместе сходили проверить бурфарвалионских коров, козлов и баранов. Они ещё не отошли от стресса, но хотя бы жевали. Он сказал, что, скорее всего, союзные дома разорвут отношения с Дархенсенами, после того что случилось с их членами. С членами домов. Если Споквейг не ошибся, и у новоприбывших парнокопытных пробудятся “сверхсилы”, то поместье Бурфарвалион, возможно, простит нам гибель двух сотен голов элитного скота. Вот и пришлось уповать на обещания безумца.

Потом я отправился в комнату помедитировать. Глубокая медитация не удалась: мысли набросились на меня как мухи на объедки, роились в голове, в которой было как на свалке мусорной. Одолевали воспоминания. Воспоминания, по большей части, о Яни, покойной матери. До вчерашнего дня она была будто вычеркнута из памяти. И, кажется, дело тут не в Сутварженской печали. Печать предельного сдерживания, которую снял Споквейг. Я почувствовал в сердце что-то леденящее, но живое. И вместе с тем испытал необусловленную радость. Всё, на что бы я ни посмотрел, стало видеться с другой перспективы. И за этим следовал вал вопросов.

Я основательно перелопатил прошлое. Ох, сколько всего непонятного. Почему, когда я и Снолли пришли за камнем ледрегона, земля не была вскопана, а самое главное, никто из нас не обратил на это внимание? Вопрос лежал на поверхности! Что там делал “чертобес”? Как он смог убедить меня побежать к нему в портал? Искусство иллюзий, теневая сторона школы света? Это могло бы быть ответом на все эти вопросы.

Зачем приглашать гостей дружественных нам имений на смерть? Портить отношения с Кьёрбригами, Хорниксенами и Оволюричами? А вот среди жителей Хигналира жертв нет. Почему? Что отличает нас? Может, он этим хотел что-то показать нам? Нам, жителям Хигналира. Споквейг обещал, что призванный дух сделает всех сильнее. Но куда нам так спешить, к чему столь радикальные меры, лишний раз взбалтывать проклятие? Точно... Что если цель призыва – растрясти проклятие, сильно, как никогда ранее? Теперь понятно, почему мудрое дерево заиграло на контрабасе. Если раньше, до моего отъезда, Снолли и была единственной, кто никогда не сетовал на проклятие, то, по-моему, сейчас не сетует уже никто. Деревья становятся разумными, цветочки отвечают садовнику. Что дальше? Камни обретут волю? Ах, ну да, камень ледрегона уже обладает. Откуда он вообще взялся в этой истории? Почему он так важен? Он определённо важен, это доказывает появление чертобеса, так легко с пару слов взявший контроль над моим разумом, открывающий порталы взмахом волшебного пальца.

Какие интересы объединяют Аркханазара и Споквейга? А Аркханазара и Алин? И как это совместить? Алин верит в истинного Бога, первую первопричину, разумного создателя вселенной. Она делилась со мной этим в день, когда я крестил её маленького родственника в Улинге. Я забыл о том разговоре, потому что значения не придал, а сейчас вспомнил. Отец на роль первопричины вселенной ставит хаос, чистую неразумную случайность, в которой случайно зарождается временно устойчивая упорядоченность. Если всех их с Аркханазаром объединяет мировоззрение, то некромант что, из тех, кто ничего не отрицает, мол, всё возможно, да? Эдакий агностик снисходительный. И Споквейг по-своему прав, и Алин умница, с его точки зрения? При нас старый некромант о Споквейге отзывался уважительно, не похоже на бизнес-партнёрство, идеология замешана, сука, чую.

Да и какой урок полагалось извлечь из этой “тренировки”? Разве у кого-нибудь открылись обещанные отцом “особые силы”? В себе изменений не заметил. Стало быть, стратегия – эскалация проклятости? Споквейг находил в проклятии преимущество. Благодаря проклятию жители смогли отделаться, хоть и увесистым, но сносным пинком по психическому здоровью. Из того, что я пронаблюдал на своём примере, выжить должны были те, кому удавалось хотя бы частично отвлекать внимание от духа Ганж, не концентрироваться на этом парящем ужасе целиком, держать внимание в узде. Почему у хигналирцев получилось? Благодаря некоторой степени пофигизма? Откуда пофигизм? Проклятие, с ним всё стало как будто бы понарошку что ли, как несерьёзная игра в “жизнь”. Похоже на то. Однако Снолли плохо умеет отвлекаться, но жива. Должно быть, духовная энергия уберегла её, призрак же магически взаимодействует с разумом. Кьёрбриги, Хорниксены и Оволюричи – наши завсегдалые посидельцы, в их поведении давно проглядывается проклятие. А Леска и Асцилия – нет. Они, получается, единственные новоприбывшие, кто выжил. Вопросы, снова вопросы.

А Рикфорн как успел раньше меня на пир прийти, в тот день, когда мы с ним обкурились? Он же не мог успеть никак, он же дед. Ладно, вот это уже точно далеко не самое главное.

Самое главное: что будем делать, когда отец снова вернётся, и что будем делать, если не вернётся? Как, в таком случае, будем отбиваться от всех тех врагов, с которыми раньше справлялся аномально могущественный колдун Споквейг Дархенсен? Сколько времени понадобится Аркханазару на воскрешение? Из того, что я знаю о магах и магии – пару недель минимум, даже с учетом его мастеровитости. Он слишком измотан, да и “воскрешение” – заклинание легендарной сложности.

Медитация расслабила меня, а мысли утомили, так что я лёг спать, не дожидаясь вечера.

Что делали куры в ящиках в погребальной? Чего добивался Педуар в Хигналире? Что это еще за батон такой, способный материализовать человеческую душу, не слишком ли круто для хлеба? Руническая записка, как Снолли отследила мое местоположения с помощью неё? То, зачем Снолли убила Споквейга – ответ я имел честь видеть над своей головой. Но что значило её “ну, это уже зависит от Спока”, касательно погружения в пучины самоосознания? Живу в тотальном неведении. Живу, и усом не веду.

Кажется, на все эти многочисленные вопросы мне пока не дано найти ответов. Но кое-что я могу уже. Если тогда я жаловался на недостаток инициативы, то теперь идей валом. Завтра ждет куча дел.

“Дверь захлопнулась. Назад пути нет. Сначала Споквейг, теперь вся Миива,” – произнёс Казначей Горнозём.

* * *

– Что для тебя Чтобырь? – спросил Казначей Горнозём.

– По сути, нечто, что вдохновляет, – ответила Снолли.

– А проклятие?

– Наоборот, демотивирует.

Горнозём “успешно” усмехнулся:

– А что если я скажу тебе, что...

Снолли перебила его:

– Что это одно и то же, да?

Горнозём швырнул монету в лицо Снолли, Снолли изящно и легко увернулась, не изменив выражения лица. Она была готова к такой неожиданности. Снолли всегда настороже.

– А вот и нет, но вполне приемлемо упростить до “да”, – казначей всем своим видом возмущался. – А...

Снолли снова перебила:

– А ты сам поживи в таких условиях, когда по дню по несколько раз атмосфера меняется, эта, блядь, буря атмосфер, – Снолли указала рукой на надвигающиеся с севера тучи с грозой.

Ужасные чёрные массивные тучи, от их вида хотелось бежать в дом. Но никакого укрытия рядом не было, стояли мы посреди большой поляны. Споквейг говорил, что природа возмущается штормом от его силы. Снолли убедила меня, что отец намеренно это устроил. Проект называется “Буря Атмосфер”, и проекты такие у него реализуются постоянно, он же “магию исследует”, “экспериментирует”. “На самом деле просто выёбывается”, – говорила она.

Казначей повернулся ко мне:

– Объективность Снолли до срыва тебя доведёт, – издевательски ухмыльнулся он. – Быстрее, чем тебя сожрут твои внутренние демоны. Эй, Снолли, живёшь по правилу “без правила” и безнадёжно застряла в этом?

– Что это значит? – искренне не понимал я, о чём он.

– Проклятие начнёт “демотивировать”, – грубо произнёс он.

– С чего бы мне верить тебе? Давай, признавайся, в чём твой план, хватить юлить, – призвал я к совести человека. – Советами зачем разбрасываешься? Объясняй!

– Хигналир – мой самый долгожданный проект, его успех – мой успех. Всё просто, – спокойно ответил он. – Поэтому я разбрасываюсь советами. И монетами, – он бросил очередную монетку в Снолли.

Она вновь увернулась.

– Почти весь юго-восток Миивы уже в сфере, – продолжал Горнозём.

– Что?.. – обомлел я.

– Да-да. Центр – ваша “поганая” земля. Ты, – он снова посмотрел на меня, – разнёс вдребезги главную опору краясианства Серхвилкросса, нивелировав остатки религиозного сопротивления к западу от Хигналира. Теперь культурный дух людей уходит из-под влияния глупых догм и устоев. Грядёт анархия! Здорово, а? Также, подчистую истребил культ сатанистов в лесу под Чурьбовкой, освободив путь дальше на юг. Отличная работа, не зря на вас поставил. Им не победить то, что они не способны понять. А если кто и сможет понять, сам непременно станет последователем. Чему ты так удивляешься? Не замечал всех этих странностей за пределами Хигналира? Вы же так хотели разобраться в этом всё это время. В принципах действия “проклятия”. Признаться, я и сам не до конца понимаю. Все исходит из идеи Графа Краеугольного, поведанной в книге Чтобырь, а также пример, демонстрируемый им самим.

Так вот почему меня не покидало то необычное чувство, в доме бармена и его покойной жены Гипоциклоиды, в Чурьбовке... в поселении, что, как оказалось, являлось последним рубежом на границе сфер влияния. И те загадочные лошади в Серхвилкроссе. И в Улинге. Да, и в самом деле не замечал большинства всех этих странностей. Привык к атмосфере Хигналира с детства. В день моего возвращения она показалась мне родной. Интересно, сам Граф ещё живой?

Казначей продолжал:

– Я противник применительного у вас к проекту слово “проклятие”. Вгоняет в уныние. Если бы вы слушали Споквейга, изучали Чтобырь, то лучше бы понимали. А Снолли уже. Но не потому, что такая умная или хитровыебанная, – Казначей достал золотой чеканный сюрикен и приготовился замахнуться, – в тебе всё это было от рождения, в душе. Тебе повезло. Можете называть это положительной кармой, но я не приверженец применительного в Санчиоре к такого рода вещам слова “карма”. Слово-пустышка, ни о чём. Я предпочитаю личные суждения и оценочные мнения. Нет дела безнадёжнее, чем отторгать личностное эго, и играть “объективность”, – он снова замахнулся.

– “Своими именами”? Которые сам же и придумал? – дерзнула Снолли.

– Да, – ответил он и швырнул, слава богу не в меня, а в Снолли.

Сестра еле увернулась, но она выглядела бодрой, разгорячённой перед предстоящим сражением, которое может вот-вот начаться.

– Идеальное оружие. Козырное! – воскликнул Казначей. – Именно как нарёк Споквейг! – вскинул он руки к небесам, восклицая. – Он обострил твою нервную систему магическими и электрическими разрядами, и сие преимущество идеально воплощается в паре с твоей духовной техникой! Кстати, не задумывалась, почему?

– Там всё идеально воплощается, не в паре, а во всём, иначе бы это не было моей духовной техникой, – расхвасталась Снолли.

– Не спорю! Так и есть! – показал он большой палец вверх.

Горнозём достал сложной конструкции металлический механизм, нажал на что-то, сдвинул куда-то, и нечто трансформировалось меч, затем вращательно бросил свою мудреную длинную штуковину со значительно смещённым центром тяжести в Снолли, которая стояла в дюжине шагов от Горнозёма. Снолли бросилась ему навстречу одновременно с броском метательного ножа, да и с такой скоростью, как крысы у крысовода Сичимона прыгают на кабачки. В полете Снолли поймала меч и бросила как дротик в Горнозёма с расстояния нескольких шагов. Он попытался молниеносно уклониться, но меч будто сразу из рук был выпущен так, чтобы в итоге попасть тому в шею. Блистательно исполненное искажение! Не углядеть подвоха! Меч там и застрял, в глотке. Пол лезвия сзади, пол спереди. Горнозём исчез. И появился за спиной Снолли, моментально достал из кармана пиджака золотой сюрикен и без лишних движений метнул в Снолли, а та, не видя атаки, играючи увернулась так, будто приняла решение, куда прыгнуть одновременно с броском... Когда техника достаточно активна, Снолли “чувствует пространство как продолжение себя”. Все её особенности и впрямь как единое целое с духовной техникой, будто оперативное вскрытие потенциала Споквейгом было предписано судьбой. Горнозём произнёс позади нас обоих:

– “Почти нулевая реакция!” – радовался Споквейг после вашего цикла тренировок, – снова заговорил он, мы обернулись. – Отлично! Горжусь! Ибо, гордясь вами, я горжусь собственным проектом, гы-гы-ха-ха-ха, – расхохотался он и растворился в воздухе.

* * *

Неразрешимый парадокс. К чему лицемерить, пытаясь быть хорошим?

Если жизнь превратится в бесконечное падение в бездну.

Если жизнь сплавит меня по реке в бушующем потоке обстоятельств.

Если всё станет смутно и как в тумане.

Если бег от страданий окажется сутью моего существа.

Я просто буду выбирать наиболее вероятное.