Текст книги "Хигналир (СИ)"

Автор книги: Curious Priestess

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 32 страниц)

Вселенная в моей голове вдруг начала сотрясаться. Только бы не светящийся бублик...

Блин, не могу уснуть. Всё мешает. Какого черта у меня подушка из-под головы выскальзывает?.. Трясёт взор как одержимого невротика за ужином...

В голове играли адски крутые запилы.

– Что за песня? – поинтересовался я у него.

– “Паучок в сером пончо”.

– Ты её сочинил?

– Ага. Как тебе?

– Очень! Прям вау и ах. Такое удовольствие, как попробовать квас в первый раз, – кайфанул я с музыки. – Сатанист?

– Нет, просто люблю музыку.

– А какие тебе исполнители больше всего нравятся?

– Ну... “Циганавтика”... “Эпилептика”... “Аудиокатастрофа”.

– Да, классные. А ещё “Чёрный Хрюч” жесткач, конеш, крутая ваще. И “Личность-3000”... и “Мама Аминь”...

Происходила вечеринка. Люди громко веселились и интенсивно общались. Я услышал, как какая-то девка позади кому-то сказала: “Покажи своё нутро, будем жухаться в дупло”.

“Начинай своё музло, будем блевать в ведро”.

Ко мне подошёл какой-то мелкий пацан в очках и произнёс:

– С ума от бесконечной сины.

– Да-а-а, – понимающе и восхищенно глубиною мысли согласился я.

– Ты ж не понял даже, что.

– К вашему очкастому сведению, очень даже понял...

– Фасонь лишь тем, что обжито. Отведи свои токсины, трупный яд подохшей псины.

– Не учи меня, поц...

Вдруг передо мной стоит уже не пацан, а молочный дед. Он скрыл очки под бородой и произнёс:

– Долблю тебе и всем твердил: сшагните с пути, остолопы!

– Какого пути?

– С пути, на котором стоят твои стопы. Что к мукам души приводил.

Я посмотрел под ноги – там пол.

– Что-то здесь душновато, – просипел я.

– И не говори, пошли на свежий воздух, – предложил он, – молочный старичок уже всех доконал.

Оставив деда внутри, мы выплюнулись на улицу.

Кристально тёмная ночь, дорога в степи и звезды в небе.

– И тебя достал, говоришь? – спросил я.

– Не умеет попадать в волну. Не зудеть, не нудить, а чтоб взаимооклик был, чтобы общение нормальное, как у людей.

– Чё он мне проповедует какую-то непонятину? Говорит, туда не иди, оттуда сворачивай, а то некий капец грядет. О чём он вообще?

– Да предостерегает нас так.

– От чего? – прислонился я к подбалконной колонне на веранде.

– От того, что делаем? К примеру, сейчас – несем флейту Споквейга, которая ему нужна, видимо, для призыва души умершего человека. В Хигналире отец хранит недогнившие остатки безымянного пророка, вполне возможно, собирается его воскресить. Не зря же он с тем некром со зловещим именем заобщался. Дед остерегает от того, к чему это в конечном счёте приведет.

– Вот как. А ты тут тогда при чем? А то непонятно как-то...

– А я ж твоё подсознание типа. Ты ж спишь щас. А я персонаж во сне, то бишь подсознание.

– Ну да, точно. А я как всегда невтупляю, что сплю, хах.

– Так и не надо! А то в астрал попадешь, ха-ха! Помнишь же, осознанные сны, выход из тела, вся вот эта вот херь?

– Да-да, страшное дело, – оглянулся я, и захотелось шкериться, – что-то очково... Пойду что ли.

– Ну давай, главное по дороге этой не иди а-ха-ха, – он указал на дорогу в степи.

– Хех, да херня это все, это же сон, что может случиться? Наоборот, по ней и пойду, – храбрился я.

Я пошел.

– Пока-а-а-а, – помахал я ему.

Он помахал в ответ, поднялся по приступкам и вернулся на вечеринку. Я остался один.

Долгое время я шёл по дороге, которая виляла то туда, то сюда, как река. И не разумнее ли было, чтоб по прямой? Метафорично “плыву по течению реки”, можно сказать.

Темнота стала ощутимо светлее. Глубокая ночь, однако всё вокруг стало проглядываться, свет лунный стал ярче.

Проходя мимо холма, я увидел существо на вершине. Большое такое.

Я смог рассмотреть его. Это дракон. Он вытянул шею и посмотрел на меня. Ой, видит! Если захочет убить, мне не убежать. Чтобы попусту не нервничать, лучше сразу узнать о его настрое у него самого.

Вот я и поднялся. Чёрно-красного окраса огромный дракон медленно выдувал гигантский косяк.

– Что-то нужно? – прозвучал его тяжёлый голос.

– Нет-нет, я просто мимо проходил, решил поздороваться.

Он молчал. Надо начать совершенно невраждебный диалог без намека на уязвление или что-то подобное. Не зря ведь я читал книгу “Из разговора в беседу”.

– Не угостите? – скромно попросил я.

Только бы не раздраконить дракона...

Он посмотрел на косяк, затем на меня, и произнёс:

– Делай затяг, – протянул он свой огромный косяк.

Я подошёл, помешкался, посмотрел на дракона, на косяк и понял, что не смогу вдохнуть дыму, потому что блант слишком большой для того, чтобы вдуть. Тогда я обошёл косяк с другой стороны и видом дал дракону понять, что хочу вдохнуть дыму, исходящего с тлеющей стороны. Он подсобил, и я навдыхал полные легкие. Дым оказался на удивление мягким, со вкусом лимонного пердежа, причём вкусом приятным. После дракон затянулся сам.

– Значит, – проговорил дракон, – ты тяготеешь к познанию.

– Да. Без фанатизма, прежде всего, в качестве развлечения. Просто интересно...

Уже начинает выносить. Небывало быстро...

– Просто интересно, – медленно повторил дракон. – Удовлетворение интереса – есть твоя мотивация?

– Ну, э, ну, да, – потёр я макушку. – А что это там? – увидел я какой-то пилон.

– Всезнающий оракул. Пойди, спроси, что захочешь, он ответит.

– Всезнающий? Правда?

Я пошёл в сторону оракула. По мере приближения, пространство и остальное приобретало всё большие визуальные, а после и детерминистические деформации. То ли я начинаю видеть обнажённую действительность без агностической предвзятости и иллюзорности восприятия, то ли меня очень хорошо так трухнуло с драконьей шмали.

– Ч т о х о ч е ш ь з н а т ь ? – провибрировал обелиск.

– О, оракул! – пал ниц я пред ним. – Преклоняюсь пред тобою, славословлю, прехваляю, да и просто уважаю.

– . . . – провибрировал оракул.

Вспомнив, что остерегаюсь просветления, я встал с колен и побежал прочь от него, периодически приостанавливаясь покланяться ему.

Вернувшись к дракону, я однословно поблагодарил его и попрощался. Но дракон встрепыхнулся, взмахнул крыльями, сделал огромный драконий затяг и выдул горячий дым прямо на меня. Я раскашлялся, споткнулся стоя и замахал своими крошечными руками, чтобы побыстрее проветрить воздух перед собою, но то всё равно было, что муха лапками машет.

– Вот так ты приходишь ко мне, беседуешь со мной, черпаешь великие знания, но никак не покоряешься сердечно. Я не требую от тебя благодарности или послушания. Что я даю людям – даром, но то есть лишь предисловие к книге мироздания. Захочешь узнать больше – самое главное, самое интересное – открой мне свою душу, и я вознесу тебя на своих крыльях над миром сим выше небес.

– Спасибо, – не нашёл я другого ответа, чтобы дать.

Открыть душу... звучит как отдать... Не хочу. Я знаю, как надо вести себя со всякими потусторонними силами, высшими разумами и всем вот этим вот “богооборотом”, как однажды выразилась Снолли. Всё-таки спасибо Споквейгу, что научил меня этому, без его знаний для меня бы религиозные приключения давно закончились бедой, ещё когда я поступил в правоверный институт.

Я спешно спустился с холма кубарем, то есть неконтролируемыми кувырками и прикатился в кровать, где спал.

Я встал. Снолли спала.

Я вышел из комнаты, спустился на первый этаж в прихожую. Там стоял Пиллтец.

– Как у вас дела? – спросил я.

– Да никак, ничего не скажешь, – ответил он.

В комнату из гостиной зашла Гипоциклоида. Я увидел её красные заплаканные глаза и бледные распухшие щеки.

– Ой, вы как? – побеспокоился я.

Не обращая внимания, она шла по своим делам. Женщина зашла куда-то за спину и остановилась позади. Я не видел её, но чувствовал мурашками своей спины. Не решаясь обернуться, я смотрел, как её муж поторопится к выходу. Он накинул пальто и произнёс:

– А вот у неё все совсем плохо, и вам бы тоже лучше уйти, – и спешно вышел, не закрыв за собой дверь.

Его ответ взорвал во мне дребезжащее чувство тревоги. Я медленно повернулся, расплывчато увидел, как мелькнуло бледное лицо Гипоциклоиды с чёрно-кровавыми подтеками из её глаз, в тот же миг она надрывно завопила, вонзилась когтями в мою грудь!!! Она отбросила меня к, моментально подскочила, снова обхватила грудину и начала прижимать к стене. Грудина и ребра захрустели, и их осколки с особой болью и вонзились в легкие! Я заорал от ужаса, когда почувствовал, как рвётся сердце...

Первобытный страх и непроглядная тьма поглотили меня. Это смерть? Мой разум вибрировал, отзвук жуткого вопля стал оглушительным гулом, отголоски болевых ощущений от когтей стали энергетическими каналами, пронзившими мою сущность, через которые проникал плотный поток. Я не видел его глазами, но я точно знал, что он есть, и он ярко белый. Поток проникал в разум, парализуя мысли, чувства и все моё естество, пока не достиг моего сознания и я не увидел ослепительной свет.

Вдруг я осознал себя лежащим в кровати, моё тело билось в конвульсиях. Я попытался встать, но мои конечности стали неподъемными. Я позвал Снолли на помощь, но голос пропал...

Я изо всех сил напрягся и отодрал своё тело от постели, проснулся по-настоящему, сел, и всё утихло.

Как будто ничего и не было. Я оглянулся – Снолли нет рядом. Всё ещё ночь. Абсолютная тишина. Вдруг я заметил, что в комнате нет окна, вместо него – голая стена!

Я вскочил, подошёл к выходу, но услышал в дальней части коридора приближающиеся шаги! Стало ещё страшнее, хотя куда уж страшнее, но зловещая поступь вызывала животный ужас. Так сон это или не сон? Я отскочил от двери и начал читать молитву и готовить заклинание сияющего барьера, представляющего из себя яркий источник света в пространстве, отторгающий всё живое, кроме заклинателя. Однако, вместо этого передо мной возник полупрозрачный серый шар и ни капли света. Вид этого шара, как символ рока и обречённости, преумножил мой страх в разы.

Шаги уже совсем близко! Кто идёт? Неужели хозяева ослушались меня и не сожгли ребёнка? Это плохо, это очень плохо!

Откуда ни возьмись, в голове прозвучал уверенный, успокаивающий голос Снолли:

– Скорее, возьми дудку, она лежит на комоде. Дунь в неё, и оно уйдет.

Я подбежал, схватил дудку, взял её в рот и начал медленно дуть. Вместо ожидаемого дудочного звука я услышал едва разборчивый добрый потусторонний шёпот: “И д и с ю д а . . .” За дверью послышался дикий, остервенелый рев, нечто побежало со всех ног! Я тут же бросил дудку и рванул к окну. Я слышал, как демоническое существо уже выбило дверь и было совсем рядом! Как раз в этот момент я выпрыгнул из окна и полетел вниз на улицу. Окна же не было...

Я вновь очутился в кровати. Сердце яро билось в груди. Снолли спала рядом.

С недоверием, я принял окружающую обстановку за реальность, потому что ощущал тяжесть, сонливость, на сей раз было дико лень вставать с кровати. Рана на животе, от зарубка, горела, пульсировала.

Ну и сон. Давно мне не снились такие страшные сны. С того времени как стали являться боги по ночам, я боялся, что однажды приснится нешуточный кошмар с реальными последствиями. Хотелось верить, что это был просто сон без какой-либо потусторонней подоплёки. Нужно подробно прокрутить в своей памяти все с самого начала, чтобы не забыть и поделиться со Снолли.

Минут двадцать я пролежал в раздумьях о своём сне, о флейте, о путнике, драконе, кореше-подсознании. “С ума от бесконечной сины.” Во сне я откуда-то знал, что “сина” – это музыка. Почему? Сойти с ума от бесконечной музыки в голове, что это может значит? Безумие? Шизофрения? Или что-то ещё?

Стоп, куда делась Снолли?

Дверь в комнату открывается... Дичайший испуг! Мандраж души, шея дрожит, кровать дрожит – всё дрожит!!!

Снова проснулся.

Утро. Птички поют.

Неужели все это был снова сон?! Невозможно! Когда я вылетел в окно, я проснулся по-настоящему, пробуждение было реальным. Может, я снова уснул, пока запоминал сны?

Сердце уже болит биться, от такого стресса. Напоминает боль от разрыва, когда эта жуткая женщина с опухшими щеками кромсала мою грудину, перемалывая её как печеньку.

Нет, сейчас это не может быть сном. Я лично проверил реальность на подлинность, на этот раз —чётко, стабильно. Стало полегче, хотя всё ещё как на иголках электроежей.

Интересно, а каждая птичка одну и ту же мелодию всегда играет или разные может исполнять? Вот сейчас вслушиваюсь, и вроде бы тот же голос разное поёт. Так странно. Никогда ранее не замечал такого.

Я приподнялся, чтобы повздыхать и почесаться. Снолли почувствовала, что я шевелюсь и резко выскочила изо сна со словами:

– А? Что такое? – она протёрла глаза, снова откинулась в кровать, закрыла глаза и сонно промямлила. – Не спишь? Я тоже. Что, страшно?

По её виду было максимально не похоже, что она тоже не спала.

– А? Что?

– Чё “что”? – она глубоко выдохнула, засмеялась и привстала, на этот раз уже пободрее. – Ха-ха, что я несу?.. Что... что я щас сказала?

– Ты сказала: “А? Что такое? Не спишь? Я тоже. Что, страшно?”

– А. Да блин, сон просто страшный приснился.

– О, мне тоже, – сказал я и давай рассказывать ей весь свой сон в деталях.

Снолли лежа выслушала и прокомментировала:

– Какой крутой сон. Поздравляю, ты перешёл из разряда “сонных вольнодумцев” в разряд “сонных мыслестарцев”. И этот твой деда, как он тебя снова в врасплох застал, ха-ха-ха-ха-ха-ха, ой, не могу! Ну ты, это, не, а-ха-х! В таких случаях говори куда Бог – туда и сон.

– Ха-ха, отличная фраза, так и скажу. Куда Бог – туда и сон! – подуспокоился я и спокойно выдохнул. – И полегчало ведь, нервяк сразу отступил.

– Кстати, так та дудка, это флейта или дудка? – посмотрела она на духовой инструмент, торчащий из её рюкзака на полу.

– И что же это?

– Не знаю, потому и спрашиваю.

– Дудка.

– Тогда пусть будет дуделка.

Снолли медленно встала с кровати. Я тоже.

– А тебе что приснилось? – с большим интересом спросил я.

– Мне снилось... что же мне снилось? А, мне снилось, что я маленькая гуляю со Споком во дворе, он говорит: “Снолли, как ты думаешь, может ли быть отрицательное количество человек?” Я говорю: “Да блядь, не знаю, такого с тобой навидалась, что угодно быть может”. Он привел меня в свою лабораторию возле рабочего кабинета на первом этаже, указал на тёмный силуэт и говорит: “Вот, перед тобой сейчас минус один человек”. Этот “минус человек” подошёл, протянул мне абсолютно чёрную как бездна руку... я прикасаюсь к его руке, – Снолли вытянула руку перед собой, – и мне отрывает пальцы! – Снолли дёрнула рукой.

Мы заржали как дурные, одновременно поднимаясь с кровати.

– А ещё снилось, – продолжала Снолли, зевая и потирая глаз, – что нахожусь в какой-то школе для молодых девиц, и директриса спрашивает узнать, во сколько наша преподавательница по культуре собирает учениц на ночной ритуал. Я говорю: “В ноль ночи”. “В ноль ночи?” “Да”. “Это когда?” “Ну, за час до часу ночи.” И она так манерно качает головой: “Молодая леди, это называется полночь”.

– Ха. Аха. А-ха-ха, – похохатывал я, пока не расхохотался.

Тем временем мы, закинув походные сумки за спину, выходили из комнаты в коридор на втором этаже.

– А потом я не удержалась и сказала, что ритуал продлится ровно три минуты шестьдесят секунд.

– А она что?

– Цокнула языком, сделала замечание.

– Ох. Кошмар.

Мы спустились по лестнице, зашли в гостиную, но там никого не оказалось. Только утренний свет и сквозняковые едва заметные волнения белых занавесок.

– Так, где хозяева? – заглядывал я за все углы. – Пошли-ка в детскую, предчувствие у меня недоброе.

Открыли дверь в детскую: а там кровь. Кровавая дорожка вела в угол, в котором лежала Гипоциклоида с разбитым в дребезги лицом.

– А вот и хозяйка, – с весельцой озвучила Снолли. – А где же хозяин?

Снолли, похоже, настолько заскучала за последние годы, что радуется трупу.

– На работе. Смерть смертью, а напитки сами себя не разольют, – предположил я. – Предупреждал же, обязательно сожгите ребёнка... – причитал я. – Кстати, где ребёнок?

– Бхъюя бвях гвябвюаг глглглг.

– Берегись, – окликнула меня Снолли, указав пальцем за пределы угла моего обзора.

Ёб! Из-под шкафа вылез младенец гидроцефал и, быстренько шевеля крошечными конечностями, пополз на животе в мою сторону, но ему тут же влетел в бок метательный нож, пришпандоривший малыша к паркету. Маленький монстрик ещё чутка поматылял ручками и навеки утихомирился.

– Фух, блядь, как же я, блядь, пересрался. Охуеть, – ругался я.

Сердце чуть не выпрыгнуло через горло. Еле перевел дыхание в нормальный режим.

– Да вообще, – ответила Снолли. – А ножи-то и впрямь антимладенческие. Как ты их тогда нарёк, так и предрёк.

– Иронично. Ну, что теперь делать будем? Давай сваливать.

– Да зачем? Хата свободна до вечера, можем расслабиться. Давай потусим тут чутка, хотя бы пару часиков. О, пошли кушать.

– Ну... ну ладно, надеюсь сюда никто не придёт.

Мы посмотрели друг на друга, затем бросили взгляд на младенца и засмеялись с только что произошедшей картины.

– А-ха-ха-ха, – ухахатывалась Снолли, – он так быстро ножками перебирал, так шустро полз!

Когда отсмеяли положенный усопшему срок, отправились поесть.

– Да вряд ли, если и придёт – в окно уйдем, – успокаивала Снолли, – расслабься.

– В окно уйдем, говоришь? Ладно, хорошо.

На кухне мы взяли по овощу в каждую руку, я взял морковку и огурец, а она морковку и редьку. Грызя, мы приступили шаблаться по дому.

– Сноль, угадай, что является большим грехом в краясианстве: уронить икону или убить свою мать-краясианку?

– Чего ты меня как моя бабка, “Сноль”, называешь?

– Как-то обидно слышать, что меня сравнивают с бабкой. Прям за больное задела... Да в вкратце назвал, так лаконичнее. Так что?

– Судя по тому, что ты задаёшь такой вопрос, выходит, уронить икону? В ином случае ответ был бы очевиден…

– Нет, мать убить – гораздо больший грех, очевидно же.

– Ясно. Шутник. Нет, просто жонглер шутеек! Адовый клоун.

Сестра достала с полки книгу в коричневом переплёте.

– Во, смотри. Книга “Коричневый таракан”.

Снолли открыла книгу. На первой странице была изображена бабуля и слоган: “У каждого в голове свои тараканы...” Она перелистнула, посмотрела на страницу пару секунд и зачитала:

– “Спина его переливалась грязно-коричневым цветом...” Че-го?! Гхм... – Снолли пробежалась глазами по строчкам. – “Таракана убивай быстро, чтобы не успел проклясть перед смертью, – учил дедуля”. М... ага. “А таракан, лапками перебирал, все никак угомониться не хотел”. Нет, не могу это читать, – Снолли “хлопко” закрыла книгу и продолжила грызть овощ.

Я разглядывал стеклянную полку, на которой лежали декоративные барыши, миниатюрные тельца и игрушечная индустрия. А ещё там лежала маленькая фигурка господина Хрунью с расстегнутым ремнем и мятой рубашкой. Глазея на антураж, я догрыз овощи, отправился на кухню за добавкой, нашёл пироженки и взял одно.

– Чё, как девка, сладости любишь? – насмехнулась Снолли, стоя в проходе.

Я изо всех сил постарался не обидеться и молча надкусил ломтик, щурясь на неё так, словно кусаю пирожное ей на вред. Снолли тоже взяла себе.

– Надо с собой забрать, – сложил я в сумку оставшиеся пирожные, а ещё разных овощей, классический фрукт – яблоко, и сыр “Сэр Сыр”. – Глянь какой сыр солидный.

– Не “сыр”! Сэр Сыр.

– Оу, извиняюсь.

– Чудеснём? – указала она головой в сторону сумки.

– Э-э... Курнём, имеешь в виду?

– Только чутка, чтобы не залипнуть тут надолго. Как раз дальнейшие действия обсудим. Вчера перед сном так ничего и не обговорили.

– Да! – оживился и повеселел я. – Надо покумекать основательно.

Мы уселись на пол в гостиную. Ах, это прекрасное чувство, предвкушение чего-то чудесного и животворящего! Я передал сумку, и Снолли приступила расчехлять оборудование, по-хозяйски причитая: “Мозг, усохший от однообразия... простимулируем... подсознание, что вечно не при делах... проинструктируем... синапсы побалуем... извилины разомнём”.

– Синапсы? Откуда ты о них знаешь? Ты и про элементарные частицы знаешь? Признавайся, теме знаком некто под именем “кварк”?

– Да-да, знаю.

– Но откуда?

– Споквейг рассказал. А ты как узнал? Бог поведал?

– Это всё каббалистика! У нас были расшифровки из оккультных книг, там рассказано много секретов вселенной и мироустройства.

– Где это у нас?

– У мастера Инфернуса.

– Что за каббалистика?

– Сатанинским пророкам падшие ангелы текста диктовали, а те записывали. Так Каббалу и написали. Но это очень труднодоступная оккультная книга, откуда у Споквейга такие знания?

– Ой, думаешь один такой умный? Не знаю, у него и спросишь. Держи, – Снолли протянула трубку.

Дунул. Меня посетило ощущение, что я забыл что-то очень важное. Но как я ни старался вспомнить, ничего не приходило на ум. Никаких догадок даже в какую сторону вспоминать.

– Стало быть, возвращаемся в Хигналир? – я приступил к насущным вопросам.

– Ну да. Мы что, зря так напрягались из-за дудки?

– Но ты...

– Я же уже говорила, если остановим Споквейга, – брякнула Снолли, выдохнула воздух и вдохнула чудо-дыму.

– То есть убьём?

Я ждал, пока Снолли выдохнет, но она не выдыхала.

Всё ждал и ждал, а она всё не выдыхала и не выдыхала, пока наконец не выдохнула.

– Зачем экономишь, у тебя ж дохрена чудоцвета, – негодовал я.

– Это не повод не экономить, – быстро отрезала Снолли и заговорила в обычном темпе. – Ну, да, убить. Придётся.

– Тебе же не хочется.

– Да нет, хочется, отчасти, чуть-чуть, может, и не хочется, но больше хочется.

– Да тебе только повод дай жизнь оборвать...

– Так и есть, – улыбнулась Снолли, сверкнув глазами. – В мире столько ублюдков... А ты моральный взгляд на меня не это самое, мне Авужлика изложила, что ты там, в Улинге, с малышом вытворял, кровавую баню ему устроил, – её взгляд куда-то поплыл с легким изумлением. – Буквально причём…

И мой взгляд поплыл туда же. Выносит.

– Не крести его я, крестил бы кто-то другой, – оправдывался я. – В моей практике хотя бы смертность нулевая, а у других священников, по статистике, каждый сотый мрёт.

Мы бахнули ещё по хапке, и Снолли сложила одухотворительные принадлежности обратно в сумку.

– Кстати, а откуда у вас этот твой Чтобырь? Никогда о нём не слышал, что, тоже редкая вещь?

– О да-а, редкая. Он нам достался от дедушки Споквейга – Ярмача. А тому от прапрапрапрадедушки Рофелона. Он викингом был. Так что Чтобырь уже долгое время пылится в подвале библиотечном. До меня его вроде как никто не читал, потому что я Споку Чтобырь показала впервые. Кстати, про Рофелона в самом Чтобыре написано в историях последователей, прикинь?

– Как же?.. Как он там есть, если он... Хотя... а, нет! Он же не сам себя туда написал?

– Понявшие в достаточной мере Чтобырь видят автора – Графа Краеугольного, при жизни или после. И Граф вписывает их историю во все копии Чтобыря, если история интересная и поучительная.

– Вот это чудеса, книга может обновляться? Магия? Волшебство?

– Возможности Графа Краеугольного поражают воображение. Более того, там написано, что постигшие Чтобырь вольны применять новоразвитое мышление в любых сферах жизни. А значит и в магии. И Споквейг смог научиться рассекать сознание благодаря чтению Чтобыря. Да. И ещё много чего.

– Молодец какой. А ты? Применяешь в быту?

– Пока не. Но кое-что могу... Это не объяснить словами, это что-то интуитивное. Я теперь как бы немножко вижу всю подноготную этого мира, яснее вижу вселюдское безумие, лучше контролирую процессы в своей психике, а это то, чего я хотела, чему училась с самого маленького детства. Но самое главное – чувствую свой невъебенный потенциал. И не только свой, но и твой тоже.

– А Авужликин?

– И Жликин тож... кхя, – запнулась и скромно кашлянула Снолли.

– Если ты ненавидишь человека как вид, то и себя тоже не любишь?

– Ну... Я пытаюсь оторваться от людской сущности, сознательно выбирать, какие черты мне нужны, а какие нет, и те, что не нужны – отсекать. Даже если они даны от природы, неужели человек не должен стремиться дальше, превосходя своё эволюционно случайно сложившееся существо? Ненавижу себя нынешнюю, я ведь столько похерила. Но люблю себя будущую. Хоть я и вычленяю плюсы из любой неприятности, но только не из своего бесплодного уныния.

– Как у тебя может быть уныние, если ты постоянно куришь чудоцвет?

– Случается и такое, Лэдти Дархенсен.

– Ясно. Вышвырнем Споквейга из Хигналира, нет, из мира живых, и, уверен, ты заживешь полной жизнью!

– Да, надеюсь на это, только на это и остаётся слепо надеяться.

Мы разбрелись по дому разглядывать всё, иногда подзывали друг друга, чтобы показать обнаруженную странность.

Спустя полчаса, по субъективным ощущениям, мы, исследовав каждую комнату отнюдь немаленького, должен заметить, для городского жителя дома, снова сидели в гостиной на ковре, потому что это было самое залипательное место. Я раздумывал, почему здесь всё такое необычное, навроде того, как у нас дома. Интуиция подсказывала, что есть какая-то занятная связь, ведущая от этой семьи к чему-то давно знакомому, но я не мог сообразить, какая и к чему. Снолли опять взялась за эту ужасную книжку “Коричневый таракан”, а я сидел на полу и раздумывал о причинах непредрасположенности Снолли к магии при её сопротивляемости ей же.

– О, ужас, что я щас прочитала, а-ха-ха, – Снолли захлопнула и отложила эту злосчастную книгу.

Она подошла ко мне, села рядом. В руках у неё был маленький деревянный Юпитер, она протянула мне его потрогать. Я принялся щупать его гладкое шарообразие, а она стала рассказывать:

– Знаешь, что? Там, короче, бабушка ведет мальчика в дом: “Проходи”, – говорит, заводит за ручку, проходят в дом, прикрывает дверь и говорит: “Над головой смотри. А то таракан упасть может. Испухаешься”. Он поднимает голову наверх, смотрит, а там всё кишит...

– Ха-ха-ха-ха!

– А ты чего тут? Чего призадумался?

– У тебя совсем никаких нет способностей к магии? Или что-то можешь?

– Я не смогла овладеть магией, однако я способна совершить лишь некоторые придуманные лично мной или до неузнаваемости переработанные под себя известные заклинания, я называю это “творческое преобразование”. Для меня это, грубо говоря, маленький простой алгоритм, который нужно точно совершить, и заклинание произойдёт. Алгоритм, звенья которого – внутренние ощущения, вызываемые искренним, отточенным в медитативных тренировках намерением, “безмысленным” волеизъявлением.

– А, вот как, понятно. Интересно. Я тоже могу создавать и адаптировать под себя заклинания, но этому навыку я посвятил больше всего внимания, времени и эмоций, мне просто нравится создавать что-то. Не как отец. Не спеша, для наслаждения, а не для результата.

– Я тоже. У нас довольно схожее мировоззрение, ты заметил? – Снолли тепло одобрила.

– Думаешь? Это комплимент для меня.

– Думаешь? Это комплимент для меня, – она засмеялась, и за этим смехом я чуть не упустил глубокой, двухсторонней осмысленности её реплики, фразы, отнюдь не бездумно повторенной за мной: во-первых, ей приятен факт, что мне лестно, что моё мировоззрение похоже на её мировоззрение; во-вторых, взаимно положительное отношение к её мировоззрению в совокупе с идентичным способом словесно изложить эту мысль есть следствие нашей схожести.

– Думаешь? Это рекурсия начинается и сейчас засосёт нас в астрал, а-ха-а, – я направил магическую энергию в воздух над собой, создав шумный непродолжительный вихрь, где-то что-то хлопнуло в доме от сквозняка, форточка или дверца.

– Ха-ха, – повеселилась Снолли.

Я помешкался чутка и спросил:

– Не, что, правда что ли?

– Да-а-а, я восхищаюсь тобой, горжусь нашей дружбой. Не думала, что ты тоже.

– Ты самая крутая и загадочная личность, которую я видел в нашем доме, хах, нет, в мире, я даже думаю, что ты способна уделать Споквейга, ну, я тебя не только за это ценю, разумеется...

– Да я поняла, что всё глубже, чем звучит, чё ты, всё нормально, братишка, давай курнём ещё, – она толкнула мне в плечо плечом, – в говнище накуримся, а?

Я хотел высказать сомнение, но на опережение она ответила на вопрос в моей голове:

– Если бы он был в курсе смерти жены, дом вряд ли бы всё ещё пустовал. Он придёт ночью, потому что вчера он ушёл с работы под ночь. Не робей. Дуй смелей.

– Ты заметила, как Пиллтец уходит, и вместо него уже другой бармен...

– Да, да, не ссы, – опережала Снолли.

– Ну, тогда погнали вглубь.

В гостиной на том же ковре во второй раз мы приступили расчехляться. Не прекращая интенсивного параллельно идущего потока мыслей, я изрекал:

– Ты говорила о том, что, изучая Чтобырь, можно избавиться от эмоций. Но это же ключевой элемент при сотворении многих заклинаний!

Наверное, потому-то ей магия и не дается, что она отвергает в себе человечность.

– C детства считала, что эмоции – бездушность, эволюционный рудимент. Ценность души в свободе, а эмоции контролируют поведение, с ними ты вроде и не совсем живой человек, делающий выбор по собственной воле: ты становишься следствием процессов в головном мозге, гормонов, содержащихся в твоей крови. Эмоции контролируют не только поведение, даже мысли. И, вот, ты – безвольная кукла в руках обстоятельств.

А что, если сила отрицания естества воплотилась в ней в магическую резистентность?

– Я же думаю, что всё сложнее, – деликатно не согласился я. – По своему опыту скажу, что невозможно провести четкую грань между сознанием и духовной энергией, точно так же, как нельзя сказать, в каком месте заканчивается разум и начинается физиология организма. То ли состояние тела влияет на разум, то ли разум отражается в теле через физиологические процессы, выражая себя через них. Лично мне видится это как отражение обоих факторов друг через друга подобно двум направленным друг на друга зеркалам... – изрек я и сделал такое удивленное лицо по поводу того, как загнул. – Вот этого нам и не хватало!

– Да, не хватало дорогого друга, с которым можно будет обсуждать такие эфемерные, далекие от всего земного, темы.

– Я имел в виду так сладко курнуть... Что это за сорт? Давно меня так не торкало, так качественно.

– Помню только, что переводится с горзуанского как “Раскушённый посыл”.

Я облокотился спиной о диван на полу, уставился на играющую на солнце пыль на фоне белой шторы и задвинул:

– Чувств языком не передать, нельзя объяснить никогда не спавшему, что есть сон, или глухому, что есть треск, однако музыка... За время странствий я размышлял об этом. Музыка заинтересовала меня. Я заметил, что в ней объединяются точные науки и субъективное восприятие, то бишь ощущения, что удивительно. Наверное, поэтому в музыки нет места абсолютизму, поскольку она соприкасается с духовным, бессознательным. Как нет там идеала, так нет и табу. Абсолют – это абстракция, как бесконечность – абстрактное понятие. Знаешь, все религии так или иначе основаны на абсолютизме, но я не могу поверить, что человеческая душа абстрактна, и Бог – создатель души тоже абсолютен, всемогущ, абстрактен. Если он реален, то он не может быть абстрактным. Абстракция априори нереальна, ведь так?