Текст книги "Хигналир (СИ)"

Автор книги: Curious Priestess

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 32 страниц)

– Ох... А Лиат?

– А Лиат ещё хрен знает когда сдох, мне вообще на него похеру, ха-ха. Я даже не знаю, кто или что убило его. У меня было предположение, что он сам себя по голове молотом ударил, когда занимался избиением идолов. Возможно, не стоило злить древних Богов.

– Ты сказала, что у него из-за стресса голова потрескалась.

– Ха-ха-ха, да пошутила я, говорю же, хер его, от чего он сдох, да и похер, он же дуралей был.

Я натужно усмехнулся и задумался.

– Не пора ли нам домой? – опомнился я.

– Пора, но по пути нам нужно заехать в Миевку.

– Это где Цесселип видел Споквейга?

– Да, и не только Цесселип, кстати, у меня есть догадка, что же отец там вынюхивал. Он искал камень ледрегона.

– Камень ледрегона?

– Это живой камень. Однажды я ночевала в Миевке, у меня там бабушка с дедом живут, и во сне я услышала волшебный звон. Я встала среди ночи, пошла на звук и наткнулась на камень в лесу. Камень пел... Зелёный такой, гладкий. Я взяла его, принесла показать Споку, тот его изучил и сказал, что это – живой камень ледрегона, камень, душа которого излучает энергию, способную повлиять на ход последующих событий, он звал меня, потому что могу повлиять на что-то важное. Ну или потому что слух хороший у меня. Он велел отнести обратно, закопать там, где нашла. Сказал, своенравный камень может попортить планы, и нужно держать его подальше от Хигналира, – Снолли пожала плечами. – А ещё у меня там захоронка, пришло время её забрать.

– Что за захоронка?

– Кубышка припасена. А теперь пойдем купим коня, чтобы могли потом самостоятельно уехать в Хигналир, вряд ли кому понравится идея подвозить нас до проклятой земли.

К полудню мы нашли нужного человека. Он отвел нас в конюшни.

– Выбирайте, – отрадно возгласил человек, – гнедая – лошадка невротичная, бегает быстро, но и перетруждается также быстро. Вороная – неприметная, тихая, я бы даже сказал незаметная, хорошо маскируется, иногда путает лево и право. Рыжая – добрая лошадка, да вот сердце слабое. И Белорождённая – хорошая лошадь, белая... в целом замечательная, никаких нареканий...

– Но что?

– Да... ничего.

Я морщил лоб в безрезультатной попытке думать, что же выбрать и выбирать ли что-то из этого вообще, и в итоге повернулся к Снолли.

– Ну, выбирай, – предложил я ей.

– А что я, сам выбирай, я в лошадях не разбираюсь, я их не люблю.

– Ну, не знаю, я бы рыжую выбрал... Сколько будет стоить?

– Все по 225 монет. Кроме белой, она – 418.

– Каких монет?

– Серебряных, очевидно, хо-хо-хо.

– Да, разумеется... Эм, ну, давайте, что уж, – оглядел я свои карманы и вздохнул. – Снолли, подкинешь сотню?

– А почему белую не хотите? Смотрите, какая красивая.

Я пожал плечами и взглядом перенаправил вопрос на Снолли.

– Только не белая, – ответила она, – она самая выпендрёжная.

– Ну что ж, рыжая так рыжая, счастливой вам дороги, и не гоняйте сильно!

– И вам спасибо, – поблагодарил я, и мы расплатились.

Я взял и повел лошадь за поводья.

– А с белой что-то не так, да? – не удержался я. – Видно же, что вы что-то умалчиваете.

– Если покупать не собираетесь, то и времени тут у меня разглагольствовать, извините, нет, – развел он руками.

Мы взобрались на лошадь, проскакали пару десятков метров и остановились. Мне не давало покоя то, что от меня что-то интересное утаили.

– Снолли, у тебя тоже осталось неприятно чувство?

– Из-за белой лошади? Нет, поехали.

– Мне кажется, с ней что-то не так.

– Да и хер с ней, чего она тебе сдалась?

Я обернулся и посмотрел на конюшню. Снолли тоже обернулась. Через открытые ворота выглянула белая лошадиная морда. Она вышла и медленно пошла в нашу сторону.

– Валим, валим! – толкала меня в бок Снолли.

– Да подожди, ничего она нам не сделает.

– О, нет, бежим! – ёрзала Снолли, не в состоянии решить, слазить вниз на землю или оставаться верхом. – Бля-я-я-я-я...

Лошадь двигалась в нашу сторону. И когда ей оставалось дойти до нас дюжину шагов, она вдруг стремительно разогналась и кинулась к нам с нелошадиной скоростью. Она совершила бросок и, откуда не возьмись, прямо в бок ей врезался вороной конь и сбил её, защитив нас от удара. И как мы вороного не заметили? Действительно, неприметная лошадь. Белая рухнула наземь, а чёрная встала между нами и белой. Вдруг наша рыжая лошадь встала на дыбы и скинула нас со Снолли на землю, затем схватилась копытами за грудь, скрючилась и перевернулась, тяжело дыша. Из конюшен вышла гнедая лошадь посмотреть, что происходит. Белая лошадь посмотрела на рыжую, плюнула, неразборчиво как бы матюгнулась по-лошадиному, и отошла в сторону.

Появился и торговец:

– Вы как, все в порядке? О, боже, прощу прощения за этот инцидент! – неловко оглядывался он. – Дело в том, что белая лошадь проклята... По секрету скажу, мне её сектант задёшево продал, – шептал он и посмотрел на бедное тело рыжей лошади. – Ой, нехорошо как получилось, вы уж не серчайте, я вам ещё одну лошадь за полцены продам.

– Вот поэтому я и ненавижу лошадей! – вышла из себя Снолли, что происходит крайне редко, почти никогда.

Я подошёл к рыжей лошади, встал на колено подле и произнёс:

– Очистись, добрая сила, установись по всей туше. Апостолы верховные, очистите скотинушку-животнушку от духа нечистого, испепелите силу злосчастную. По ветру пришла – на ветер поди, с воды пришла – на воду поди, с земли вылезла – в землю залезь, из пламени преисподней извергнулась – в пламя преисподней низвергнись!

После этих слов белая лошадь возгорелась адским пламенем, источая чёрный дым, задергалась, заревела отчаянно и испепелилась. Лишь кучку праха на земле оставила. Послышался чей-то кашель – да это же рыжая лошадь начала приходить в себя! Она откашлялась и с трудом поднялась на ноги.

– Господи милосердный! – воскликнул торговец и пал на колени креститься. – Чудо!

С трудом я уговорил Снолли снова сесть на рыжую. Она неохотно взобралась вместе со мной, и лошадь потихонечку поцокала в Миевку, приятно качая наш взор.

– Хоть миру и дарован трудноуловимый для человеческого разума порядок, я предпочитаю вести себя так, будто порядка нет. Это помогает избежать непредвиденных ошибок, – расфилософствовалась Снолли.

– Хм... Да, как бы мы ни старались, ни тебе, ни мне никогда не объять умом сложность механизмов окружающего мира, а уверенность ведет к неожиданным разочарованиям.

– Вот-вот. Полностью уверена я лишь в одном: в собственном существовании.

– Ну, без этого никак, уверенность хоть в чем-то – необходимая мыслительная опора. У многих людей есть мнимая опора на спонтанного и капризного Господа, не стал бы я настолько доверять ему.

– Споквейг бы сказал, что “мысленная опора” нужна слабакам, и что его сила в том, что в полнейшем хаосе он чувствует себя как чёрт в темном омуте.

– Его самоуверенность довела его до безумия.

– Мало того, его самоуверенность довела весь Хигналир. Мировоззрение, личная философия, которую мы строим по кирпичику в течение жизненного пути, должна иметь какую-то опору, к чему причинно-следственно все сводится как к аксиоме, пусть даже не самую стойкую, как, например, мистер Господь Бог. Что то, что это – хрень, однако ж лучше, чем ничего.

– Хорошо, когда зиждется.

– Да, а ещё лучше, когда у тебя есть единомышленники, у которых взгляд на мир строится на общей опоре.

– Но если твой взгляд зиждется только на уверенности в своём существовании, то как быть твоим единомышленникам? Они же не могут быть так же, как и ты, уверены в твоём существовании? Как тогда достичь взаимопонимания?

– На такие вопросы отвечает книга Чтобырь. Её создатель, Граф Краеугольный, построил прочнейшую философию, на которую могут “опереться” другие разумы, чья стабильность подтверждается на практике. Я ещё далека от полного понимания его мыслей, но суть вроде начинаю улавливать.

– Любая религия предоставляет опору для неуверенных человеческих умов.

– Но на проверку, только учение автора Чтобыря полностью состыкуется с бытием в рамках гиперсознательной жизни.

– Прежде чем задать вопрос: “Нужен ли тебе Бог” сначала спроси: “А нужен ли ты Ему?”

– Граф Краеугольный – это человек, а не Бог. Сверхчеловек. И ему нужны последователи. Не для трансфера жизненных сил и материальных благ, а для совместного достижения сверхцели.

– Какой сверхцели?

– Независимость человеческого разума перед божественными и природными силами. Контроль собственных судеб. Защита душ от злых умыслов всяких Богов, духов и тупых людей. Точнее, стремление ко всему этому, по возможности. Именно по возможности. А ещё осмысленная жизнь через обретение истинных, внутренних ценностей, мечт и плодотворного продвижения по пути к ним. Все это можно свести как “адаптация к бытию, с учетом почти полной неизведанности для тебя и каждого”.

– И в чём тогда заключается служение, в смысле, следование его пути?

– Ну... сложно объяснить. Я не знаю, что я должна ответить. Целая книга посвящена этому, и я пока не совсем все понимаю, точнее почти ничего. Но в Чтобыре написано, что лучше полностью осознать один абзац, чем частично понять всю книгу. Если бы это ещё не было так сложно.

– Ты изменилась за то время, что я тебя не видел. Ты стала такой неуверенной, но при этом решительной. Такой парадоксальной. Такая же, как в детстве, но к этому в твоей личности ещё что-то добавилось... – я наглухо потерял мысль, запнулся и обосрался как умный собеседник.

– С годами я только нахожу себя, пока другие теряют, —вздохнула Снолли.

– Кажется, я никогда не найду себя. Сегодня напиваюсь с Джейсом, а завтра нюхаю порошок с Сатаной. Ну, образно.

– Но ведь в какой-то день ты, будучи сам у себя на уме, покуриваешь чудоцвет в одиночестве. В своё удовольствие.

– Хм...

– Интересно, а что будет, если поджечь крест? – спросил один ребёнок у другого.

– А ну идите картошку чистить, вам что, заняться нечем?! – закричала на них мать кухарка.

Это была явно языческая деревня.

Мы прибыли в Миевку к шести вечера. За час пути лошадь успела скончаться от сердечного приступа. Но оно и к лучшему, потому что пешком мы стали двигаться только быстрее.

Ко мне пристала какая-то девочка:

– А можно у вас спросить? Если человеку, который, скажем, не слишком любит рыбу, есть её каждый день, как быстро она ему надоест? А если каждый час? Когда быстрее надоест, если каждый день или каждый час? И в каком случае больше съешь рыбы, прежде чем надоест?

А последний вопрос и впрямь хорош.

– Я её знаю, её зовут Леска. Она живёт в семье рыбаков, где рыбачат и дед, и бабка, и отец, и мать, и три старших брата, и соседи их тоже со своими семьями рыбачат. Говорят, она уже два раза чуть не задохнулась из-за набившихся в горло костей, – поведала Снолли.

– Не может быть, – удивился я.

– Она мне рассказывала, что её родители едят рыбу с костями, просто пережевывая их.

– Ого. Я уж думал, меня ничего не удивит.

В деревне я ощущал странно знакомую атмосферу, должно быть, деревня находится в сфере влияния языческих Богов.

– Ты на котенка наступила, блядь, слепая кобыла! – орал какой-то дед на бабку.

Милая сердцу атмосфера.

Мы шли по тропинке меж деревенских домиков. Вокруг были коровы, куры, козы, бабки, пьяницы – типичные обыватели здешних мест. Вдруг я увидел особенно радостного деда.

– Снолли, Снолли! Смотри, какой весёлый дед сидит! Рот до ушей. Пошли к нему, спросим, как дела.

– Это из-за перенесённого стресса... Его я тоже знаю, это произошло два года назад: за обедом дед рассказывал сыну анекдот и сын умер, из-за того что компотом подавился со смеху. Улыбка навсегда застыла на лице дедушки, после ужаса увиденного...

– Что за жестокий и причудливый мир...

– А вот и дом моей бабушки.

Мы подошли к забавному дому. Похоже, его стены были немного разной высоты, да и сам он стоял как будто спиной к улице, в отличии от других, окружавших его домов. Мы обошли его и попали во внутренний дворик. Снолли постучала в дверь. Дверь открыл дед. Прямо с порога он начал рассказ, активно жестикулируя, с дедовскими интонациями:

– Знаете, молодежь, и я был молод, и глуп как вы был, по церквям постоянно ходил, все деньги на пожертвования спускал. Вот мне... э-э, стало надо было копейщиком работать идти – денег-то шиш да ни шиша, – шепелявил он дырками недостающих зубов. – Устроился, значится, копейщиком, поставили меня церковь сторожить. Сколько лет отработал, за все годы, никто, ни один враг ни разу не сунулся. И вот что я вам, дети, скажу: более несчастных лиц, чем лица прихожан, я в жизни не видал, скорбные такие, – он изобразил скорбь. – Я вопрошал, чего лица печальные? А они все отвечали: “Господь Бог нас, рабов непослушных, наказывает, унижает”. Во-о-от, – что-то приуныл он.

– Так зачем ты... Ты же сам деньги в церковь отдавал? – не понимал я.

– Кто там пришёл? – послышался чей-то голос из дома. – Чего опять на пороге встрял, ёлы палы, дай пройти... Едрить, Сноля, привет! Проходите скорее! – бабушка пригласила нас внутрь.

Мы зашли. На веранде дед вдруг хвать меня за руку и говорит:

– Постой-ка сынок. Ты верующий?

– Ну, смотря кто спрашивает, ха-ха.

– Ах-ха-ха-хахкхъ, наш человек – заходи, – похлопал меня дед.

Вскоре мы сидели за столом кушали вчетвером кашу с вишней. Откуда ни возьмись выбежал ребёнок, подбежал к столу и спросил:

– Ба, а эт чё за чародей? – указал он на меня своим маленьким наглым пальчиком.

Бабушка ударила его кулаком по башке.

– А-ну брысь с кухни! – шуганула она его и ещё замахнулась.

Ребёнок убежал в слезах. Бабушка спросила:

– Какими судьбами вас тут носит? Куда путь держите?

– С Серхвилкросса домой идём. Лэду меч покупали, – сказала Снолли.

– Покажи меч, – захрипел дед.

Я неуклюже, не с первой попытки, чуть не уронив, вынул меч из ножен и протянул ему. Неудобно, сидя за столом, было, надеюсь, он это понял... Укоризненно цокнув языком, дед взял меч в руки.

– О-о-о-о-о! Вот это ме-е-еч! Чувствую, что он многое повидал. Зачарован?

– Благословлён. Селаксом.

– Селаксом благословлён? Оно и видно. Тёплый такой, приглядный, с мечом– как у камина – хорошо...

Дед встал из-за стола и начал махать мечом, выкрутасы показывать.

– Ну отдай ты ему уже меч, не, ну в самом деле, щас домахаешься, разобьёшь чё-нибудь!

– Молчать, женщина!!! Я мечником четыре года работал!!! Я – офицер!!! – яростно рычал на жену дед.

После пяти минут выкрутасов, дедулька угомонился и сел обратно за стол.

За последующий час он так утомил меня рассказами про то, как работал мечником, а потом топорщиком, что я захотел уйти спать.

Мне показали комнату и, перед тем как оставить одного, дед напоследок спросил: “Кто сильнее: мечник или топорщик?” Я начал было рассуждать, что зависит от различных условий, а он сказал, что топорщик.

Я глядел вдаль, нетерпеливо встречая рассвет.

Из-за горизонта кокетливо выглянуло солнышко, затем спряталось, затем снова высунулось. Лучезарно улыбнувшись, оно решилось показаться мне целиком. Я смотрел и радовался.

– Не смотри на солнце!!! – орала Снолли. – Идиот!!!

Я обернулся, но ничего не увидел! Вообще ничего! Солнце ослепило меня!

– Я ничего не вижу!!! А-а-а-а!!! – завопил я.

– А-а-а-а-а-а!!! – Снолли орала и трясла меня за плечи что есть мочи.

– А!!! А-а!!!!

– А-а-а-!!!

Я вдруг понял, что трясёт меня вовсе не Снолли...

– А! Убирайся от меня!!!

– А-а-а-а!!!!

– О, не-ет, пощади!!!

– А-а!

– А-а-а-а!!!

– А-а-а-а-а-а-а-а!

– А-а!!! А-а!! А!!! А-а-а-а-а-а!!!

– А-а-а-а-а-а!!!

– А-а-а-а-а!!! А а а а, а-а-а-а-а а-а-а-а-а!!!

Я проснулся и произнёс:

– А!

Видимо, без присмотра Защитника Снов спокойно отоспаться мне не суждено.

Я встал с жалобно скрипящей деревенской кровати и вышел во двор. Бабушка била внука твёрдым как камень указательным пальцем по лбу.

– Ты – тупой! Ты – тупой! Ты – ту-пой!

Раннее утро. Снолли метала ножи в дерево.

– Такими маленькими ножиками только младенцев резать, я тебя умоляю, – ехидничал я. – Когда пойдем за твоей захоронкой?

– Вообще-то, я уже сама сходила, – повиляла она ножиком мне перед лицом.

– От кого ножи прячешь? И почему не в Хигналире?

– От себя. Унесла подальше, чтобы избавиться от привычки кидать их по пять часов в сутки, но прежде всего у меня всегда должна быть возможность в любой момент свалить из дома налегке, не забегая в комнату за ножами. Не в окраинах Хигналира, потому что там всё в принципе безнадёжно ненадёжно. Осталось камень ледрегона найти, тут без твоей помощи не управиться.

– В чём заключается моя помощь?

– Видишь, лопата? Возьми её и идём.

Мы прошли пару сотен шагов и зашли в лесок. Снолли долго бродила туда-сюда, пока не указала мне в землю.

– Сюда копай, – сказала она.

Я принялся копать.

– А как глубоко копать?

– Метр.

– Метр?! Зачем ты так глубоко его закопала?

– Чтобы никто не услышал его пения...

Я копал-копал, копал-копал, пот лился ручьём, пыхтел и кряхтел, как откуда ни возьмись:

– Эй, ты! – обратился ко мне некто, выглядевший в точности, как я! – Это я – ты из будущего! Зачем париться, давай ко мне, когда я уже всю работу доделал. Я приготовил заклинание, которое перенесёт тебя в будущее, где я, то есть ты, уже закончил, – рядом с ним открылся портал, и он жестом руки позвал меня в него.

– Уже бегу! – я бросил лопату побежал в сторону портала.

– Стой, это чертобес, он пытается тебя обмануть! – Снолли остановила меня.

Она подняла лопату и замахнулась на второго меня. Он заскочил в портал, потом на мгновение вынул из него руку, показав неприличный жест, и после портал закрылся.

– А вдруг я – это чертобес? А тот тип – это Лэд...

– Откуда здесь вообще взялся этот... Не нравится мне это. Что, если Спок уже опередил нас, и смог отыскать камень? Копай дальше.

Я продолжил копать.

Спустя пару часов я окончательно уморился, а никакого камня так и не нашлось.

– Уверена, что он был закопан где-то здесь?

– Ну... – Снолли принялась перепроверять, снова замерять шаги.

Я молился Богу о том, чтобы не оказалось, что я копал не в том месте, но, к счастью, Снолли подтвердила, что потенциальное расположение артефакта – моя яма.

– Спасибо, господи, – по привычке пробормотал я.

– Не за что, – ответила богохульница Снолли.

– А что было бы, если бы я доверился чертобесу и забежал в тот портал?

– Не знаю, перенёс бы тебя в прошлое, где ты только начал, и пришлось бы копать с самого начала? Ничем хорошим это бы не кончилось, если серьёзно. Это существо, видимо, способно накладывать на людей чары, что оно с тобой и сделало, так что, пожалуйста, в который раз тебя прошу, хватит доверять кому попало. Я до сих пор не перестаю в своей голове угорать с того, как ты тогда мне на деда-сектанта ссылался, пха-хах, в библиотеке, а-ха-ха-ха-ха-ха, на де-е-еда-а-ха-ха-ха-ха! – от пуза расхохоталась Снолли в полный рот. – Как на проверенный источник! Хе-хе-хе-хе-хе-хи-хи-хи-хи-хы-хы а-а-а-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-х-х-ах-ах-ах-х!

Перед чем покинуть Миевку, Снолли предложила посетить местный трактир, тот самый, где Цесселип видел Споквейга, а то мы с ней чуть не забыли об этом. И заодно переждать солнце в зените. Снолли не любила это время дня, в ясные солнечные дни она постоянно щурится и матерится. А ещё летом ей всё время жарко.

Мы зашли внутрь. За столиками сидели гуляки и пропойцы. Мы заняли свободный стол. Я достал медовуху из рюкзака Снолли, и налил обоим.

Где-то час мы пробеседовали о том о сем, что делать при встрече со Споквейгом, ведь он, по логике, не должен знать, что это Снолли его отравила. А ещё Снолли рассказывала про вторжение клана Вероломные Выходки, о том, что стало с дядей Ворвойнтом после падения в бездну (он сошел с ума и стал настолько бояться высоты, что передвигался с той поры исключительно на четвереньках), об опасности грибов-искусителей и о том, что они могли сделать с мной. Так я понял, что произошло с нашими придворными батюшками (их разум погрузился в вечное самопознание, оставив душу и тело на съедение грибам).

Мы услышали скрип и повернулись на звук. В открывшейся двери стоял высокий щетинистый брутальный мужик в крутой шляпе с револьвером на поясе. Револьверы были огромной редкостью, потому что мало какой мастер умел изготавливать такое оружие, лишь богатейшие знатные люди могли позволить себе его. Плюс, с появлением современных магических щитов, развитие пороховых технологий сильно притормозилось, и стрелковые части вновь стали снаряжать оружием с тяжёлыми снарядами вроде болтов и стрел из-за особых физических свойств этих самых силовых полей.

Посетители затихли и молча смотрели на загадочного посетителя. Он стоял в дверном проеме, оценивая обстановку.

– Эй, ты, ты кто такой? Что-то я раньше тебя здесь не видел, – пробухтел какой-то забутыльный завсегдатай.

Похоже, индивид в дверях по своей натуре не может не привлекать к своей гипермаскулинной персоне внимания.

– Моё имя – Джерде, – сурово произнёс загадочный стрелок. – Из Шизтвульда.

Шизтвульд – восточная провинция с высокогорно-луговым ландшафтом. Я там бывал, это где я совершил паломничество к якам, на вершине горы Келькхег.

Он прошёл внутрь и сел за барной стойкой.

– Эй, Джерди, настругай мне жерди! – выкрикнул пьянчуга. Окружающие чуть не попадали со смеху. Кое-кто даже упал.

Джерде отстрелил смельчаку стакан. Джерде не оценил шутку. Трактир затих.

Пришелец внимательно оглядел всех, повернулся к бармену и спросил:

– Ты видел здесь ранее высокого длинноволосого бородатого мужчину лет пятидесяти? На руках ожоги, шрамы и руны, взгляд безумный, презрительный. Зовут Споквейг Дархенсен.

Ни говоря ни слова, бармен смотрел на него и молчал. Напряжение продолжало нарастать. В безразличном безмолвии бармен пожал плечами. Джерде смотрел ему прямо в глаза. Затем он повернулся к остальным и спросил:

– Может быть из вас кто-то видел описанного мною человека?

Тишина. Напряжение наросло до предела.

Вдруг я смачно чихнул, и кто-то за моей спиной вздрогнул. Другой высморкался. Третий заерзал на стуле, четвертый кашлянул и вот уровень шума уже приподнялся, люди отвлеклись от незнакомца и продолжили кутить. Я посмотрел на Снолли – она уже допила стакан медовухи и тянулась за кувшином, чтобы налить ещё.

Джерде заказал стаканчик виски.

– Давай спросим у него, зачем ему Споквейг? – шёпотом спросил я у Снолли.

– Нет, – категорически возражала она. – Не пали нас.

Джерде выпил, встал и ушёл. Я встал и пошёл за ним.

Я открыл дверь и вышел из трактира. Джерде стоял возле лошади.

– Что-то нужно? – спросил он у меня, после этих слов он выдохнул дым, хотя я готов поклясться, у него не было сигары в руках...

– Да, то есть нет, я тут вспомнил, – Снолли вышла из трактира и села на лавку, зачем-то сделав вид, что не знает меня, хотя мы только что сидели с ней за одним столиком, – до меня добрались слухи, что Споквейг Дархенсен мёртв.

– А до меня дошли слухи, что Споквейг Дархенсен жив, – отрезал Джерде, – и что его видели в этом трактире. Ты знаком с ним лично?

– Нет.

– В таком случае не трать моё время.

Джерде выстрелил плевок в землю, молча сел на лошадь и сурово погнал прочь. Я подошёл к Снолли.

– Чё сказал? – спросила она.

– Ничего важного.

– А ты ему чё?

– Что Спок мёртв.

– И чё, поверил?

– Не. Что делать будем?

– Да ничё, раз этот хер ничё у бармена вынюхал, то у нас и подавно не проканает. Найдем повозку и покатили, – бесцеремонно разложила подвыпившая Снолли.

Извозчики, конечно же, отказывались везти нас в самое гиблое место провинции Тэлкхроет, но мы всё же смогли уговорить одного из них высадить нас в полмили от Хигналира за четверократную оплату.

–Чёрт вас покарает, если из-за вас у меня лошади испоганятся, – пригрозил он. – Тьфу на вас!

Мы залезли в открытую повозку и тронулись. Колеса громыхали, ветерок обдувал волосы, прочие кучера провожали нас взглядом, крутя пальцами у виска да чертыхаясь.

– Слышь, Лэд, как тебе удалось одолеть петуха один на один? Опытный воин не справится с ним. Жлика сказала, ты не использовал магию, а сразил его колуном. Неужели тебя твоём в священном институте так научили владеть оружием?

– Не-е, в институте Креста Спасителя я освоил несколько боевых молитв, благословлений, и много чего ещё, но уж точно не топором махать.

– И много чего ещё?

– Ну, там нас разным вещам обучали, в частности мастерству иллюзий и обмана. Лично я налегал на магию света и святую силу. Большую часть умений я получил после окончания учёбы: мастер Инфернус привёл меня к колдовству и привил эмпатию; еретические секты – поведали о чародействе и о всяком там… секреты, приёмчики магические; языческие вероучения – показали настоящее волшебство, поделились древними знаниями, дали духовные связи с разными высшими силами, которые с тех пор иногда помогают мне, чаще мешают, если честно, но вот недавно духи мне жизнь спасли, как ты уже знаешь. Довольно значительное влияние оказали шаманы травокуры, с ними я постигал глубины бытия и преодолевал пределы человеческого накура.

– О, классно! – восхитилась Снолли. – Так где ж ты, блин, научился фехтовать?

– У них, у шаманов. Но не фехтовать. У них была одна методика обучения, крайне мощная, это несравнимо ни с чем. Благодаря ней я стал таким...

– Таким чудаком?

– Хах, – не обиделся я на маленький подкол Снолли, – таким способным. Мне давали особую смесь галлюциногенных экстрактов, приготовленную по древнему рецепту, передаваемому из поколения в поколение шаманскими потомками. Также вызывался дух мудрого мастера, предка травокура. Он накуривался шалфеем через спектральное пламя, затем происходил обряд связывания душ – моей и его, и начиналось: потоком сознания дух транслировал образы, передавая навыки, что оттачивались на протяжении жизни им самим и его предками, транслировавшими своё мастерство ему в прошлом. Так я научился эффективно управлять жизненной энергией, с легкостью накапливать и использовать её почти что независимо от эмоционального состояния, чувствовать, лучше трансформировать её природу, выделять и поглощать, достигать многомерности разума, объемности сознания и углублять внутренний мир и взгляды на его составляющие. От духов я также перенял продвинутые инстинкты самосохранения, их мышечную память, поэтому я уклонился от всех атак боевого петуха.

– Хочу к тем шаманам. Не мог ты бы как-нибудь отвести меня к ним?

– Это будет непросто. Я случайно наткнулся на одного из них. Я рассказал за жизнь, а он так впечатлился моей историей, что захотел представить меня своим друзьям шаманам, а те предложили пожить у них. Кстати, тебя же Споквейг тренировал, да?

– Да, меня учил Спок. Помнишь, ещё при тебе он безрезультатно пытался обучить меня колдовству? В ходе изучения моих особенностей он выяснил, что причина тому – резистентность к магии.

– У тебя резистентность? Откуда?

– Не знаю откуда. Он решил, что это возможность сделать из меня “козырное оружие”, и стал насылать на меня проклятия и магические болезни для укрепления магического иммунитета. Ещё поражал магическими разрядами для обострения чувствительности рецепторов и скорости реакции, поскольку только я была способна выжить после такого. Это как магическая нейрохирургия без анестезии. А ещё давал токсичные снадобья для повышения болевого порога, что было крайне тяжело переносить, эти зелья, от которых немели внутренние органы, першило сердце, черствели суставы, свистела гортань, дрожала башка и по венам словно мыло растекалось. Каждый экспериментальный цикл тренировок воспринимался мной как очередной вызов, и на последнем издыхании я превозмогала всё, потому что хотела стать крутой. Чёртов перфекционизм, мечтала стать идеальной, за что и поплатилась, ведь одно испытание я всё-таки не выдержала и вдребезги сломалась: полугодовой цикл поения мёртвой водой, вызвавшей у меня апатию и внутреннее бессилие. Пришлось забросить. Херовость проникла в самый центр моего “я” и вот тогда уже стала невыносимой. На пару лет я забыла, что такое отсутствие ежесекундного страдания. Чувство, будто попала в другую вселенную, где оказалась совершенно одна. Прошлые травмы и шрамы, заработанные за два года экспериментальных тренировок, как вулкан, вновь пробудились нескончаемым флешбэком с десятикратной силой. Душевная боль слилась с физической воедино, измеряясь не днями, а секундами, миллионы секунд страданий, медленно, одна за другой, как если пялиться на секундную стрелку и ни о чём не думать, и ещё при этом вариться в котле с кипящим дерьмом, да, именно так, лучшего сравнения не придумаешь. Однако я извлекла кое-какую пользу даже из этого: со временем я научилась выключать разум, точнее, вынуждена была научиться, ведь мой сожжённый Споковскими стимулирующими сыворотками мозг разразился острой болью как от раскалённой иглы из-за неудержимого наплыва мыслей обо всем, что попадёт во внимание, даже мимолетный взгляд слишком сложный рисунок на ковре оставлял очередной ожог на моём изнемождённом сознании, давая о себе знать пару суток. Так я приноровилась отдаляться от своего ума и тела, но, через два с половиной года, когда меня начало потихоньку отпускать, я уже не могла избавиться от привычки беспрерывно сдерживать любую мысленную активность, и ещё год провела в депрессии и тотальном безделии. Я не могла ничего хотеть, и не было энергии, чтобы это исправить.

– И как ты только не вздёрнулась?

– Прозвучит странно, но лишь из-за стойкой уверенности, что если я умру, то проведу вечность в таком состоянии. Наверное, это у меня крышак потек, но тогда чувствовала, что ад реален и дышит мне в спину, и со смертью станет только больнее. Только пару месяцев назад вернулась драгоценная, толкавшая меня сквозь эту вонючую трясину жизни, жажда превосходства над обыденностью, и вновь возобладала над чернушной безнадегой. А потом я наткнулась на Чтобырь, и началась самая обнадёживающая глава моего жизненного пути. Теперь я чётко ощущаю, что атмосфера Чтобыря и нашего пресловутого проклятия имеют нечто-то общее. Знаешь, сказать по правде, я никогда не чувствовала себя комфортно в этом мире. Не чувствую и сейчас. Да и уныние не отступило окончательно. Я всё ещё размазня, в сравнении с тем, какой была в возрасте пятнадцати лет.

– А что Споквейг?

– “Ха, ну ты, конечно, переусердствовала, меры что ли не чувствуешь? Отдохни лет пять, а потом продолжим проект по совершенствованию тебя. И я тоже отдохну, от твоей угрюмой физиономии, самому в петлю прыгнуть хочется, глядя на тебя, гы-гы-гы!” – произнесла Снолли в манере отца.

– Эх, тот ещё... кал шакала. Слушай, Чтобырь это типа Писания краясианские?

– Да не-е-е. Кстати, я читала ради прикола Писания, ну, чисто поугорать. Там такая херь написана, как можно поверить в то, что это написал сам Бог? Больше похоже на выдумки каких-то мудил, садистов больных.

– Ну, мастер Инфернус считает, что служители Сатаны давно приложили руки к первоисточнику, и в течение многих поколений переписывали её, коверкая и перевирая, дабы ослабить поддержку Господа человечеством. И что настоящий краясианский Бог уже почти повержен Сатаной, ибо изощренности сатанинской стратегии Господь и его команда Правящая Троица противостоять не в силах. Люцифер планирует проникнуть и уже проникает в каждую популярную религию мира. Подлинные источники знаний утеряны: писания переписаны, учения перевернуты, и нет осталось на целом свете ни единой возможности сыскать правды, отличить реальность от вымысла. Хотя лично мне кажется, что так говорят те, кому страшно признать, что самый могущественный из Богов, краясианский Бог, столь жесток и бесчеловечен.