Текст книги "Хигналир (СИ)"

Автор книги: Curious Priestess

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 32 страниц)

– Чего разбушевалась, полегче. Тебе всего несколько лет, если не забыла, – закончились мои доводы на тему вкусов в салате.

Складывается впечатление, будто, в самом деле, с профессором философии угораздило ввязаться в спор. Я погрузился в глубины собственного мирка. А ведь правда, если я вижу только отражение исходной реальности, откуда мне знать, сколько вкусов в моём теоретически неограничимом уме потенциально возможно испытать? Почему-то эта мысль несказанно порадовала меня. Она намекает на что-то такое, в поиске чего я всю сознательную жизнь, но, чтобы понять, на что, мне снова не хватает... тонкости что ли? Да, мне определённо не хватает тонкости: я ел тот же салат, и не заметил, что там есть капуста.

В библиотеке я поделился со Снолли спекуляциями Актелла, было интересно услышать её мнение. Мы засели там в полной темноте, друг друга видно не было.

– Ой, да какую долю составляют наши монеты от королевского дохода? – забраковала она.

– Какую?

– Не знаю, маленькую, недостаточную, чтобы стать причиной описанного тобой феномена.

– А что, если проклятие заразно? И наши деньги заразили другие деньги? – предположил я.

– Тогда по цепочке заразилось бы всё на планете? – рассудила она.

– Ну, не настолько заразно.

– Тогда недостаточно заразно, чтобы стать причиной описанного тобой феномена.

Она всерьёз или незаметно подшучивает? С ней никогда до конца не понятно.

– Значит, по-твоему, это невозможно? – спросил я.

– Да нет, возможно. Просто в голове не укладывается, если это так. Оспариваю в надежде, что найдется менее ошарашивающее объяснение.

– А, то есть ты допускаешь, что вспышка еретичества могла быть вызвана нашим проклятием?

– Интуиция подсказывает, что в легких дозах опроклячивания симптомы правдоподобные.

– Хм... А что... да не... Ладно, если спекулировать, то по полной: Горнозём ведь – Казначей, так? В истории Рофелона он швырялся монетами, да и началось всё с требования уплатить налог в казну Божьей Суммы.

– Да откуда ты это взял? Какой ещё нахрен “Божьей Суммы”?

– Что, “всё было совсем не так”? Ну а как? Рофелон поведал мне... тьфу ты, Рикфорн, – оговорился я. – Что тот, что другой, одного года рождения, небось... Рикфорн поведал, что Гъялдер пришёл с предложением войти в Горнозёмово вероисповедание и лечь под его идеологию за сколько-то золотых. А после отказа Споквейга, напоследок обмолвился, что сами себя и погубите.

– Из того, что рассказывал Спок, да, все так. А насчёт “сами себя погубите”: до этого Гъялдер намекал на неизбежность судьбы, которую ожидает Хигналир, а его добрейший Казначём Горнозей лишь предлагает помощь за скромную плату, якобы его учение поможет нам легче и безболезненнее пережить грядущее.

– Опять, что из твоих слов, что со слов вечно старого деда, выходит, будто Казначей и не при чём.

– Нет-нет, просто я не упомянула, что Гъялдер уведомил Споквейга о расчудесном подарке от его богатейшества Горнозёма. Совершенно бесплатно и почти бескорыстно он насылает заклятие... не помню, как он его назвал. Некое заклятие, “что есть проклятая почва и оно же – удобрение для семени «эфирной идеи», заклятие, которое ускорит её прогрессию”. И ещё вспомнила, он говорил что-то вроде: “Проклятая земля одного владения станет плодородной почвой для эфирного истока, проклятый разум одного упрямца будет эфирным итогом, и примером, и назиданием для несозревшего плода, и удобрением”. Это и натолкнуло меня на мысль, что жители, по большей части, обезумели под влиянием Споквейга. Проклятый разум одного упрямца – это очевидно про кого. Все мы видели, как выражалось это влияние, как любил он собирать всех жителей на лекции по философии хаоса и все такое.

– Чего так стрёмно-то стало, хах. Давай свет что ли разожжём? А то холодно. На душе.

– Авужлика рассказывала, как ты хвастался, что способен видеть сферы влияния, в отличие от простых нас, непросвященников. Так вот, в какой сфере влияния находимся мы, Хигналир, в правоверной? – Снолли разожгла лампу в кромешной темноте. – И почему Миива правоверная, если Люрциния всеведческая?

– Как ты так быстро зажгла свет? Темно же как у слепого в разуме. Это твоя духовная техника, позволяющая чувствовать пространство вокруг?

– Нет, без медитации на расфокусировку с последующими гиперконцентрацией и разгоном потоков жизненной силы моей духовной энергии хватает только на сопротивление заклинаниям, попавшим в меня, и ещё едва хватает на слабенькое рассеивание магии за пределами тела на малом расстоянии. Разве я не говорила? У меня обострённые органы восприятия, благодаря экспериментальной магической нейрохирургии. Вижу в темноте, слышу, как на втором этаже в банкетном зале куролесят гости, топчутся, стулья двигают.

Я прислушался и услышал разве что звон в ушах.

– Страшная ты, – прошептал я.

– Я? Да брось. Ты, видимо, Авужлику плохо знаешь.

– Да она же милейшее создание, какой вздор. Так о чём ты там спрашивала?

Когда Авужлика что-то сказала, а ты не её расслышал – она злится. Когда что-то невнятно сказал ты – она, опять же, злится. Если в этом плане “страшная”, то, наверное, да.

Снолли в точности повторила вопросы. Ну или не в точности, я же не помню.

– Ну, для начала, Люрциния не всеведческая, – поправил её я, – духовенство там представлено двумя независимыми кланами у самой верхушки власти. А насчёт сферы, хм, почему я раньше так не делал?..

Действительно, почему? Напрашивается очевидный ответ, что Тэлкхроет должен быть в правоверной сфере, так как Маякевьен выкрещен наглухо во все семьи. Но соседствующие с востока и севера провинции Шизтвульд и Олудфёр – точно под языческими богами. Шизтвульд, граничащий с Санчиорой – глубокорелигиозный, там чуть ли ни на каждой горе по святилищу, я там был, сам видел. Языческие паломники собираются туда с обеих стран. А с Олудфёром всё становится ясно, если посмотреть на всех этих Хорниксенов, Кьёрбригов, Оволюричей, что приезжают к нам оттуда, в Тэлкхроет, и плюются на местных краясиан, рычат на кресты, а также на церкви раздражаются и тушить отрыжкой свечи внутрь заходят. Прирождённые осквернители, истинные северяне, не попустилась в них кровь предков-викингов. Так что есть шанс, что до самого Хигналира, расположенного в центральной части Тэлкхроета, зараза не дотянулась. Гъялдер предлагал войти в сферу Горнозёмову, но мы отказались. И тогда что, вошли или не вошли? Мысль, что вполне реально оказаться нам в сфере Горнозёма, возникшая после того разговора с Рикфорном, куда-то затерялась после всех этих рассказов Снолли, что Граф Краеугольный не бог, а человек, а Граф и Казначей в моём представлении два сапога-брата. Ведь только у богов могут быть сферы влияния.

Я закрыл глаза и цепочку мыслей. Сосредоточился на тишине. Что преобладает в ней? Не похоже на краясианство...

– Так-так-так, а ну-ка дай мне этот свой Чтобырь, – потребовал я жестами пальцев, быстренько мотыляя, показывая “сюда-сюда”.

– Хорошо-хорошо, сейчас-сейчас.

Снолли неспеша принесла книгу и положила на стол. Я подвинул стул, сел напротив книги, глубоко вдохнул, закрыл глаза и положил руку на обложку... Прислушался...

– Мать степная! – воскликнул я.

– Что?

– Вынужден сделать очень смелое предположение. Хах, ты, наверное, не поверишь, но мы в сфере влияния Чтобыря.

– Может, Графа Краеугольного? Он автор. Почему Чтобыря?

– Не в смысле Чтобыря... Помнишь, мы оба нашли схожими сюжетики книги и наш проклятый быт? Так вот, если посмотреть на всё это с перспективы сфер влияния, то это, действительно, одно и то же! Чтобырь и проклятие. А книга передо мной – квинтэссенция того, что стоит за этими понятиями.

– М?

– И это не обычная сфера влияния. Исповедальный просвет в ней... да, есть такой термин, “исповедальный просвет” – это высокомагические особенности региона, подверженного определённому религиозному излучению свыше, или через макушки послушников, или через маяки, про которые я уже говорил.

– Маяки? Ты тогда так и не рассказал, потому что нам надо было срочно думать, как выкрасть артефакт, и было не до этого, – она подсела за стол и уперла руки в щеки, приготовившись слушать рассказ.

– Религиозные маяки – это ретрансляторы энергий божеств. Астральный воздух в сфере влияния имеет свойство резонировать с определёнными частотами при высоких магических вибрациях. Молитва священника-мага, по сути, та же магия, только особо тонкая. А с помощью маяков возможно произносить специальные мега-заклинания, так называемые “божественные эдикты”, которые своим действием способны покрывать огромные области. Представляешь, какие приколы с умами верующих будут способны вытворять теневые маги-иллюзионисты? Ни одного эдикта теневой стороны школы света пока не изобрели, но это лишь вопрос времени. Колдовских эдиктов пока тоже нет. Исповедальный просвет – это спектр резонирующих частот вероисповедания. И дело в том, что исповедальный просвет сферы, в которой находимся мы... как бы яснее выразиться... его резонирующие частоты неебически высоки! Я не могу выявить их, моя магическая энергия не дотягивает, не достает тонкости.

И вот почему в день изгнания Споквейга коллективная молитва не возымела никакого действия. Здесь это не работает.

– Не сталкивался с таким?

– Я, видимо, не достаточно изъяснился... – возбуждённо пробормотал я себе под нос. – Мой магический охват полностью покрывает астральный диапазон воздушного фактора. Ты, верно, спросишь: “Может и нет тогда резонирующих частот?” Есть, иначе я бы не смог воспринять здесь никакой сферы, я бы ощутил это место незанятым. Чёрт, это невероятно, это очень серьёзно, это капец, это трындец...

Снолли отчаянно терла виски, видимо разминая извилины мозга. Она морщилась от интеллектуального напряжения и замешательства.

– Да почему капец? Не понимаю твоего лихорадочного беспокойства, – требовала она разъяснений.

– Исповедальный просвет сферы Краеугольного, Горнозёма или чья бы она ни была, находится над астральным воздухом – в диапазоне эфира. А это значит, что ни один из известных мне священнослужителей не может никоим способом и никаким шишом освятить проклятую землю Хигналира. Никогда. Ни правоверным шишом, ни благолепным шишом, ни мышиным шишом. Как можно бороться с тем, что находится за пределами досягаемости? Хотя вру, теоретически возможно. Если отряд из сотни первосвященников патриарха собрать, они, может, и изгонят скверну. С одной сотки земли, за неделю коллективных чтений молитв, если будут понижать частоту локального святоизлучения, как это происходит при осквернении. Получается, с точки зрения частот, это не проклятие Хигналира оскверняет вотчину краясову, это краясианство – осквернение для проклятия Хигналира! Вот только осквернить эфирную сферу куда сложнее. А самый интересный и крышесносящий вывод: кто такие эти Граф Краеугольный и Казначей Горнозём, что в силах пользоваться святоизлучениями на эфирных частотах? А как в каждый экземпляр Чтобыря самозаписываются истории погибших последователей, и притчами новыми дополняется как? А животные самоосознаются? Конечно, а я-то думал, что за волшебство такое невероятное, даже для высшей школы магии чересчур. Так это не совсем и магия. Вышеописанные чудеса – уровень духовных техник. В этом и заключается моя животрепещущая догадка, – я встал расхаживать по комнате. – Понял! Из слов Гъялдера про эфирное семя и плодородную землю получаем следующее: суть в том, что проклятие Хигналира – зародившаяся здесь новая сфера влияния – есть духовная техника Графа Краеугольного! Для магии такое – слишком круто. Человеческая сфера влияния, катализируемая заклинанием высочайшего уровня в исполнении Казначея Горнозёма, способна перемолоть другие, божественные, сферы в божью труху. Теперь я совсем иначе воспринимаю дерзкое заявление Графа о том, что человек отстоит свою свободу перед натиском божественных сил, эти слова уже не кажутся нелепостью, – я остановился у стола. – Только одного не пойму, почему Хигналир?

Согнувшись над столом, Снолли натирала подбородок:

– Думаю, потому что Дархенсены. Споквейг Дархенсен всегда отличался нескрытым своеволием среди всеобщего лицемерного парада религиозных поработителей и пресмыкателей. А Яни Дархенсен – твоя покойная мать, если не забыл – неукротимым стремлением искать ответы на вопросы мироздания, вопреки уже заготовленным для простых обывателей противоречивым объяснениям всеми современными вероучениями.

Снолли повернулась ко мне и легонечко так типа поаплодировала мне, едва-едва касаясь ладонями, как травинки стукаются при ветерке:

– Браво. И что мы можем узнать из этого о действии проклятия, как оно работает, что с нами делает?

– Э-э-э, ровным счётом, ничего. Всё вышесказанное скорее говорит о том, насколько трудноуловимыми могут быть его эффекты. А какие эффекты, как и на что они воздействуют – в этом вопросе мы не продвинулись ни на шаг. Мы даже два заклятия Горнозёма от влияния Чтобыря различить не можем, для нас это выглядит как проявление одного и того же.

Проклятие Хигналирской земли и проклятие разума Споквейга Дархенсена – получается два заклинания.

– Да, если бы не слова Гъялдера, в жизни бы не догадалась, что источники разные.

– Но разве Казначей не антипод Графа по Чтобырю?

– Да, верно. Не факт, что по воле Графа Чтобырь оказался в Хигналире. Судя по истории твоего прапрапредка, возможно, даже наоборот. Ты задумывался над тем, что Казначей мог не отдать Рофелону книгу, но зачем-то продал за корабль.

– Может, он думал, что это станет причиной смерти Рофелона. И стало.

– Точно ли? Не уж-то он взаправду умирал каждый раз, как попадал на небеса к Джейсу? Может, просто терял сознание?

– Я тоже не могу поверить в то, что загробный мир представляет из себя такую херню. Больше похоже на галлюцинации... О, я как раз раздумывал над этим после утренней медитации.

– И что надумал?

– Ничего, просто теми же вопросами задавался.

– Снова ностальгировал по прошлому другого человека? Чужие воспоминания были?

– Нет, свои: проповеди с площади в Серхвилкроссе, пока с Коуном шаблались, и строчка из рассказа про предка. “Собрался идти вольным путем? Посмотрим, до чего докатишься ты и твоё потомственное колесо”. Полагаю, потомственное колесо, это про Дархенсенов. Да, умысел Казначея, – сразу же стало ясно.

Я вдруг замер.

– Стоп, “Собрался идти вольным путем” – это воспоминание следовало за проповедями в Серхвилкроссе...

Неожиданно я осознал, что сегодняшний день сделал воспоминания взаимосвязанными. Возможно, проклятие Хигналира стало причиной современной моды на еретичество, и, вследствие, тех еретических речей на площади Серхвилкросса, что я слушал. А Чтобырь, попавший в руки нашему старинному предку – причиной самого проклятия.

Я поделился своими соображения со Снолли, закончив на: “Что со мной творится?! Интуиция? Провидение?!” На это она припала на колени и стала слёзно молиться Богу в сторону потолка, просить, чтобы я не оказался пророком, а то я и так престранный донельзя, и пусть на этом моё блаженное очудачивание остановится.

– Четырёхмерные караванщики на четырёхмерных повозках, такое можешь устроить? – спрашивал я.

– Да, – ответила сестра.

Я и Снолли вышли из заставленного книгами подвала, гордо именуемого “библиотекой”. Щурились, как кроты.

– У тебя в голове тройка какого цвета? – поинтересовалась Снолли. – У меня красного.

– Розового, – ответил я. – А четверка жёлтого.

– И у меня четверка жёлтая. А двойка зелёная.

– Не, у меня двойка цвета синяка.

– У меня пятерка цвета синяка.

– А у меня чёрная.

В коридорном перепутье, откуда можно пойти на все четыре стороны, сидел непредсказуемый шкет и игрался на полу игрушками.

– Что это у тебя? – поинтересовался я.

– Ебастеры. Мечтаю собрать полную коллекцию ебастеров.

Не ожидал, что он просто ответит, а не бросит дымящийся портсигар в лицо или окажется чародеем. Кажется, я видел подобные фигурки в доме Менефея.

– У тебя есть ебастеры? – он вылупил на меня глаза.

– Нет.

– Докажи ж крутые? – он показал двух ебастеров: один из них был качком без головы, и на его шейном обрубке, свесив ноги, сидел ребёнок с цветком подсолнуха вместо лица; второй был шиншиллой с мудрой бородкой и тростью, в спортивном костюме. – Докажи ж?

– Лэ-э-эд! – заорал Споквейг с другого конца коридора, со стороны прихожей. Сейчас около шести вечера, он возвращался с тренировок.

Я молча дождался, пока он дойдет сам.

– Разговор есть. Пошли, во двор Басич, – он направился к заднему двору.

– Ты дал имя двору?

– Да, настаивает, чтобы его все так называли... – по-неприятельски произнесла Снолли.

На дерзкую интонацию сестры Споквейг сказал мне:

– С глазу на глаз, – избавился он от дальнейшей надобности терпеть её язвительное присутствие.

На заднем дворе в тучной хмури мы оказались одни. Ветер уже стих.

– Ты уже обучил их всему этому? Так быстро? Как? – я несдержанно озвучил мысль, которая висела у меня долгое время. – Я про птиц, – уточнил я.

– Я тебя поговорить звал, а не ты! – возмутился Споквейг. – Да нет ещё, пока только основам, я обнаружил потенциал развития и задал направление. Осталось хорошенько подтолкнуть. Мы проведем ритуал, который сам доделает всё необходимое. Снолли нужно уехать, ей это только навредит, у неё свой исключительный вектор, и Грибоедку пусть тоже прихватит, остальные же жители оценят мой дар, хе-хе. Нужно спешить форсировать, Лэд. Лэ-э-эд! Ты-то хоть понимаешь? Времени не так много, скоро они придут. Мои источники знают, мои источники сказали.

– Кто придут? Кто они?

– Те, кто ищут Инокварога, те, кто убивает правду.

– Кто же? Кто?

– Не важно, ибо они везде. Подозревай всех. Не доверяй никому.

– Почему?

– Потому что они не просто придут, нет, – Споквейг перешёл на размеренный хрип. – Они – вернутся. Они убили твою мать, и не успокоятся, пока не сотрут с географической карты наш Хигналир.

– Да, блядь, кто “они”?!

– Да иллюминаты, заебал! Иллюминаты. Вот же ж настойчивый негодёныш. Не хотелось называть их по имени.

– Потому что они убили Яни?..

– Нет, потому что дураков смешит это слово. Мало кто верит в их существование.

– Серьёзно? Да о них уже все знают.

– Нет, ты чего. Взгляд переоцени.

– Да они даже в “духовной политике” есть, представлены как фракция.

– Ну так “духовную политику” твоя мать придумала, ещё когда тебя в зачатках не было.

– Что, правда? Не знал... Яни создала “духовную политику”? Невероятно... Почему ты не говорил?

– С делами забегался, вот и забыл, что ты не знаешь об этом.

– За что они убили Яни? Ты уверен, что это иллюминаты, или подозреваешь?

– Это дело глаз иллюминатов, Лэд. Всю свою жизнь Яни пыталась узнать, если кто-то из Богов и создал вселенную, то кто тогда этот первый. Она усердно искала, копила информацию, изучала религии, историю, и пришла к выводу, что кто-то усердно утаивает. Орден иллюминатов, сынок, они убили её. Некто из высших умертвил её одним лишь взглядом, представляешь себе такое? Глазом убили! Долго они не решались сунуться сюда: меня боялись, проклятия. Твою мать уработали, когда мы с ней были в поездке в Вемонский архив в Зарчеи за историческими материалами. Яни была историком, она была уверена, что всё, что мы знаем о мире – ложь, а правда тщательно скрыта. Хоть я и считаю, что первопричина бытия – хаос, Бог-случайность, если угодно назвать это “богом”, все почему-то обожают обожествлять всякие явления и феномены. Не важно, сути не меняет, ведь о первоследствии мне известно ничего, поэтому я поддерживал увлечение жены. Те, кто создают историю, придут и сюда. Очень скоро. Они не успокоятся, пока не сожгут все исследования, все книги и тебя.

– За что меня?! И почему очень скоро?

– Да дай мне уже спросить!!! Ты остановишься или нет?! Вопросами завалил... – Споквейг обременённо глянул вверх. – Я, между прочим, тороплюсь: ритуал начался, – он опустил голову, – пойдем со мной. Ты в каком стиле заклинаешь? В послушническом?

– А? Э-э-э, в хаотическом. Как это, ритуал уже... – растерялся я.

– Прекрасно, Аркханазар тоже. Втроём быстро управимся.

Ещё и Аркханазар тут! Хуже быть не может.

– Поможем дедушке Аркханазару, – продолжал отец, – он всю неделю пыхтел-фырхтел над одушевлением безымянного пророка, и одному ему будет тяжело, призыв требует огромное количество жизненной силы.

Ритуал уже начался... Ритуал уже начался! Стало не по себе от осознания этого. Я посмотрел над собой: едва заметно туча начинает вихриться вокруг своей оси. Если бы не медитации, я бы не уловил столь медленного движения. Снолли говорила, что видит, как плавно плывет луна по ночному небу...

Над нами раздался голос:

– Бог-случайность, говоришь? – произнесла Снолли. Я повернулся и увидел её высунувшуюся из окна моей прошлой комнаты, ныне покоев Асцилии и её хрыча с незапоминающимся именем. – Я же верю в того, кого вижу своими глазами.

– И в кого же?

– В бога-фрактала, – легкомысленно пожала плечами Снолли, будто от балды ответила.

– Достаточно ли далеко видят твои глаза, Снолли?

– Далеко ходить не надо. Ответы находятся на расстоянии бытия, – спокойно ответила она.

– Реальность случайна! Наш Бог – случайность, хаос! – заводился отец.

– Звучит как то, что он неразумен, – вставил я.

– Безжизненная разумность и есть вселенная! – выкрикнул он. – У каждого пальца есть разум, но они неодушествлены, надеюсь, это очевидно? А, или ты это про меня, звучит как то, что Споквейг не разумен, да?..

– В жизни всё случайно, в реальности – закономерно, – выдала Снолли характерную ей фразочку. – Но имеет ли смысл мысль о реальности вне контекста жизни?

В окне показался хрыч Асцилии, он выглянул из окна и сказал:

– Доброго времени суток, Споквейг Дархенсен, – он чуть поклонился, помахал рукой, потом повернулся к Снолли. – Ты чё здесь делаешь? Вали отсюда, пока я тебя сам не выкинул, – озлобленным, но размеренным тоном произнёс он.

Снолли на это посмеялась, даже не обернувшись на него. Не нравится мне её смешок. Я-то знаю, мужик стоит в доле секунды от рассечённого горла.

– Весь день хочется кого-нибудь убить, – Снолли поделилась чувствами со мной, – но не потому, что херово. По-хорошему хочется. У меня такое хорошее настроение, это так странно. Хочу всех их почикать, – улыбнулась Снолли, – шумных гостей. Ведут себя как черти на поминках.

По мне так это ещё хуже, чем если бы у неё было классически понурое состояние.

– А у меня настроение такое, что хочется громить ящики. Но лень, – ответил ей я.

Тот мужик за ней прогнулся в спине, выпятив грудь как птица, и гордо пошёл назад, указав кому-то там на неё большим пальцем, как бы говоря: “Вот же сука, как же бесит, влепить бы ей затрещину”.

– А я знаю, ты хочешь меня убить, – насмешливо произнёс Споквейг, обращаясь к Снолли.

– Откуда? – спросила она.

– Не скажу, – закочевряжился Спок.

– Не хочу, не выдумывай, – с издевкой ответила она и дерзко огрызнулась. – Ты осознаёшь безумие своего разума, или слепо барахтаешься в нем?

– Кхе-кх... Последние слова, – прокашлял Споквейг.

– Что? – не поняла Снолли, что имел ввиду Спок. – Так откуда знал?

– Познавшему хаос многие штуки становятся очевидны. Ты поверхностна как поверхностное натяжение жидкости.

– Мы недооценивали его, думая, что он не в себе, – Снолли обратилась ко мне, – а ведь две попытки отравить были, он же не идиот совсем. Блин, это мы идиоты, – покачала она головой и вздохнула.

– Что, по-вашему, есть по сути “не в себе”, “сумасшедший”? Я – тот человек, максимально далеко от понимания которого вы, – сказал Споквейг, – хлопчик. Нет, вы даже вдвоём на хлопчика не тянете. Не по дням, а по пятам за тобой следовал дух детоубийства, Снолли. Я запечатал его в куклу, в назидание другим духам, чтобы тот мог лишь бездейственно наблюдать за твоим сном, не имея путей выражения своей бездонной злобы. Вы назовёте это сумасшествием, но благодаря мне ни один другой дух ни разу не осмелился приблизиться к тебе. И так не раз, из разу в раз.

Ситуация накаляется. Неужели Снолли собирается нападать? Мы же не готовы. Вот чёрт, когда Спок стоит передо мной, всякая надежда на победу куда-то трусливо убегает, обкакиваясь со страху.

– Ладно, я помогу с ритуалом, – вздохнул я. – Только расскажи подробно и внятно, что и зачем ты делаешь?

– Слишком поздно, чем никогда, – ответил он.

Снолли спрыгнула на землю. Она осторожно обошла Споквейга, который стоял ухмылялся на неё, подошла ко мне, отвела на пару шагов и тихо спросила:

– И что ты задумал? Саботировать ритуал?

Я думал, что она подумает, что я предал её, но, ничего себе, она всё поняла. Вот это доверие.

– Ну... да. А что? Плохая затея? – шепнул я.

– А ты как считаешь? Сможешь? Что именно собираешься сделать?

– Пока не знаю, что-нибудь придумаю. Это будет полуимпровизация. До начала ритуала я не могу предсказать, в какую сторону надо дуть магические ветра, так сказать, чтобы все пошло не как надо, но и без разрушительных последствий. Либо потяну время, чтобы ты успела подготовить технику.

– Ну так что, будешь помогать с ритуалом? – Споквейг скрестил руки, чтобы показать, что заждался.

– Да, при условии.

– Если такой ссыкун – то пожалуйста, – рассмеялся Споквейг. – Ох, некрасиво выходит, Аркханазар уже за делом, а мы тут языками треплем... – переминался он, затем протёр глаза, поднял взгляд и согласился. – Хорошо, я поведаю тебе о своих намерениях. Открою завесу безумия, дам вам шанс узреть нечто воистину гениальное, – он указал пальцами вверх.

Так странно: здоровенная угрюмая туча над Хигналира бесследно исчезла... вот только почему-то темно так, будто она сейчас прямо над нами. И, в это очень сложно поверить, но по какой-то совершенно необъяснимой причине, увидев эту картину я испытал самое чёрное чувство в своей жизни, обречённость на самое худшее, что есть в этом мире. В голове сразу пронеслись и пророк, который велел не идти по уготованному пути, и Снолли, которая собиралась убить Споквейга сразу по возвращению, и вся моя жизнь, что виделась сейчас как какая-то очень большая и серьёзная глупость.

Споквейг присел на лавку:

– Итак, заклинание называется “Сутварженская печаль”... – начинался его рассказ.

====== VII ======

«Вот это вот всё... Что я вижу перед собой? Разрозненные сгустки, плотности в пространстве с неизмеримым количеством измерений. Уплотнения вибрировали и переливались, определяясь окружающим их отсутствием “плотностей”. “Отсутствие плотностей” не поддавалось осмыслению... только созерцанию. Вечное колебание волны бесконечной длины... Что это колеблется? Из чего состоит пустота? Я наблюдаю вибрацию, и моё сознание вибрирует вместе с мыслью, или же вибрация сознания порождает её? Мои ли это мысли? Мой разум... очевидно, не я. Но это ещё не я, или уже не я? И насколько этот разум “мой”?

Плотности и пустоты различным образом комбинировались.

Не знаю как, но тут я осознал, что нет смысла рассматривать мысль настолько глубоко. Нужно взглянуть в целом. Что ж, а в целом получается... Лоточки? Нет, вечерочки. В темноте нас – про запас... Комнаты да коридоры, набор ступенек для лестниц, недевственность освещения, недейственность освящения. Карманный караван с карамелью, маленький духовный шарик. Карамельная палёнка. Ко всему прилагается чувство угрозы, опасности. Хлебные пути навеки замерли, и только боль обладала динамикой...

То недостаточно реально. Это стало понятно, когда я обнаружил кое-что пореальнее: холодная плоскость, давящая мне в щеку.

Я открыл глаза и увидел с одной стороны – пешеходный пол, а с другой – колотый потолок. Предчувствие опасности со всякими угрожающими картинками стремительно ускользали. Я позволил им раствориться и изволил стать пешим.

Встал, отряхнулся. Незнакомая комната освещалась солнечным светом и была обставлена мебелью по краям. Солнечный свет показался мне каким-то слоновым, в желудке разогрелся интерес.

– Почему я лежу на бетонном полу, когда рядом стоит кровать? – обратился я к ней, но ответа, к счастью, не последовало. – Вот зачем я разговариваю с кроватью? – поинтересовался у себя я.

– Потому что ты наркоман! – послышался хриплый возглас кровати.

Я испугался, но не позволил страху обуздать себя. Я робко спросил:

– Почему ты так думаешь?

– Да чтоб ты сдох, падла! Не видишь, я уснуть пытаюсь! – закричал какой-то дед, лежащий на кровати. И как я его не заметил?

Я успокоился и поспешил покинуть комнату, но громко споткнулся о затаившийся табурет, перепугав всю мебель, из-за чего последовал бронхиальный мат деда, и в меня полетела бутылка, которую я ловко отразил затылком. В глазах потемнело, видимо, из-за бронхиальных матюков, но я всё же покинул комнату.

Пройдя десяток метров по незнакомому коридору с оранжево-красной узорчатой полоской вдоль стен под лампами, и, следуя за ней, исследуя её, я вдруг почуял еду. Запах был настолько сильным, что маленькие кусочки пищи попадали в нос.

Продуктовый улей оказался на кухне в нескольких шагах далее за поворотом. Пища роилась в кастрюлях и на столах, дыша пар. Прямо перед кухней я увидел девушку, расхаживающую сама с собой.

– Она уже несколько дней так ходит, – презрительно протянула кухонная женщина для приготовления пищи.

– Вы тут всех оповещаете? Тогда подскажите, как я сюда попал? – обратился к ней я.

– Ты что несёшь? Умом тронулся?

Женщина так орудовала своей рукой, что устраивала настоящий замес в металлической миске, работая как станок.

– Тогда и дальше режь продукты и всё такое, лжетётка, – повесил я на неё ярлык. Не о чем мне с ней разговаривать.

Девушка ходила по неопределённой траектории и местами пинала воздух. Я подошёл к ней:

– Что ты делаешь?

– Уничтожаю плоды!

– Плоды своего воображения? Борешься с безумием? Но так ты глубже погрузишься в него...

– Ха-ха, нет, фруктовые плоды! Ты что, не видишь их?

Я отчетливо видел плоды воображения, но никаких фруктов не обнаружил.

– Ха, разыграла! Я немного странная. Давай танцевать? Хотя, нет, давай лучше наедимся соли? – сказала она, и лицо перетянулось улыбкой как от веретена веселья.

После увиденного у меня напрашивался вывод, поэтому я отсыпал несколько верблюжьих конфет в карман, которых там было целый караван и покинул комнату.

Я хотел понять, где находился, поэтому любопытствовал методом осматривания сторон.

Через пару минут я забрел в зал, где находилась горстка пьянчуг. Стоял огромный стол, окружённый несколькими округлёнными десятками округлённых человек. В комнате было светло, шумно и ртутно неуютно.

– Не могли бы вы мне помочь? – обратилась ко мне старушка. Рядом с ней стоял ещё сырой организм, на вид ему было два неосознанно потраченных года. – Возьмите вот эти короба и отнесите, пожалуйста, на шестой этаж, для моего покойного супруга.