Текст книги "Хигналир (СИ)"

Автор книги: Curious Priestess

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 32 страниц)

С триумфальным треском хребта бык был повержен. В очередной раз я встал, закрыл энергетический канал и перестал питать стража, чтобы не силы растранжиривать. Воздух в пыли, я в пыли, на зубах песок. Грязь мне уже не страшна, так что я осел подобно пыли на землю и давай плевать.

Люди и куры начали собираться вокруг. Мёртвый страж рассыпался и диссоциировал.

– Что здесь произошло?! – крайне удивлённо воскликнул Педуар.

– Педуар?! – не менее удивлённо воскликнул я. – Вы то что здесь делаете?!

– Я приехал по важным делам, и обсуждать с вами я их не намерен. Буду разговаривать с госпожой Юзенхен и Авужликой Дархенсен.

На шумиху набежала куча народу, в том числе Фродесс и Окрал.

– Какой кошмар! – засвидетельствовал Педуар. – Ох и чудище, хорошо, что никто не пострадал, – он подошёл осмотреть тушу.

– Моя жена... мертва. Дети останутся без матери, – всхлипнул тот самый крестьянин, что позвал меня.

– Ах, пустяки, – махнул рукой Педуар.

Я шлёпнул себя по щеке, чтобы прийти в сознание. На сей раз получилось, спасибо чудоцвету. Но осознание произошедшего повергло меня в шок, ведь только что на моих глазах в Хигналире неожиданно нарисовался этот невыносимый старый богатей! Вот те раз.

Фродесс, Окрал и Рикфорн стояли неподалёку друг от друга, я подошёл к ним. Окрал Иреалнит – это двоюродный брат Актелла Бурфарвалиона и Фродесса Бурфарвалиона, его я уже здесь видел, после приезда, но здоровался в последний раз с ним лет так пятнадцать назад.

– А всё началось из-за той заусеницы, – заметил Рикфорн, и мы с ним снова принялись ржать и кашлять как негодные однополчане “перших” войск, как он выражается.

– Да-да, не стоило её выдёргивать, а-ха-ха-ха!

Фродесс выглядел крайне озадаченно, в непонимании крутясь и разводя туда-сюда руками:

– Что за наваждение? Откуда здесь этот бык? Я его впервые вижу!

– Если ты не знаешь, то я уже сам не знаю, кто может знать, – выговорил я не без труда.

Сердце всё ещё билось как шалый фанатик бьётся головой о пол, когда молится Богу, пальцы и коленки слегка потряхивало.

– Почему он весь в татуировках, он что, сидевший? – спросил Рикфорн.

– Хах, не знаю, спрошу у Снолли, – ответил я.

– Ладно, вы ступайте, я же оповещу Авужлику и попрошу услышать её мнения, – произнёс Педуар из-за моей спины, почему-то пребывавший в нашей компании.

– Лэдти Дархенсен! Раз уж на то пошло, что вы здесь, помогаете всем, то, пожалуйста, выслушайте меня, – застал меня очередной крестьянин на полпути до дома, едва я задумался о “смысле” как измеряемом понятии, и в каких единицах его уровень можно рассчитать.

И кому это “всем”? Я же только одному помог.

– Ох, надеюсь твоя проблема не опасная...

– Это очень опасно, вам доводилось слышать легенду о сквозняке смерти? Нет? Прошу вас, пойдемте со мною, мой отец вам все разъяснит.

Ладно, пойду помогу ему, иначе какая от меня польза? Все в доме постоянно чем-то заняты, а я целыми днями маюсь от безделия как Снолли, но ей можно, она же умная. С простым работягой мы отправились к нему домой.

Зашли внутрь. Пахло гниющей древесиной и половиком. Мужик отворил дверь в комнату, откуда разило старым человеком. Я пригнулся, чтобы не удариться о деревянную перемычку и прошёл под ней. В комнате с маленьким окном было абсолютно всё, что крестьянская душа пожелает: койка, комод, тумбочка, полка, сервант, табурет. И всюду эти дрянные половики. На койке лежал пожилой человек. На табурете рядом с ним, по всей видимости, сидела жена крестьянина и держала для дедушки кружку. Пожилой человек тяжело хрипел.

– Что с ним? – спросил я.

– Его организм умирать готовится, – объяснила женщина.

Дед заговорил:

– Сына... сына... поди сюда... – он вслепую водил рукой в воздухе, пытаясь схватиться за кого-то.

Сын подошёл к нему и тихо сказал:

– Расскажи ему, он тебя выслушает.

– В чём дело? – не понимал я.

– Где?.. Поди ко мне... – молвил дед.

Мне уступили табурет, я присел у кровати. Дед взглянул на меня, затем упёрся блеклым взглядом в угол потолка и стал медленно изрекать из последних сил:

– Сейчас я тебе поведаю... о сквозняке сме-е-ерти... О-о-ох... Когда-то давным-давно мой тяжело больной отец, уже не ходячий, сидел на кресле и твердил мне, а я маленький тогда был, он говорил: “Запомни: ночь на дворе —окна-двери все запирай. И спать не ложись, пока открыто окно, ибо ходит по Хигналиру сквозняк смерти. Раз продует – всё, моча чёрная, а дальше – смерть...” – эгхр э!.. – “неминуемая”. Я думал, у него шиза, нездоровый ведь человек был, невменяемый, а нет, вот оно как оказалось, только сейчас понял. О-ох, и прости меня, папулечка, за то, что тебе не верил. Наговорил тогда гадостей, молод был, дурак был, теперь знаю, теперь понимаю, о чём ты говорил... Кхя-екх... Э-кхе, кхм. Эгхр-э!

– Я ничего не понял, – я вопрошающе посмотрел на мужика, на женщину и снова на деда, который, тем временем, потихонечку продолжал:

– Ну, вот, дальше закрутилась судьба, завертелась жизнь, вся эта катавасия, обиход, и глазом моргнуть не успел, как отец мой под утро скончался. Но он же болел тяжело, ясное дело, тогда значения особого не придали и забыли. Э-э-эх... Э-кхе, кхм. Ох. И вот, уже спустя семьдесят лет, эгхр-э... за эти годы я никогда ни на кого не ругался, не обижал никого, всегда прощал, руками делать умел и детям велел. Воспитывали их, и вроде бы сыто брюхо да дети живы, чего ещё пожелаешь... Кхм. Позавчера вечером в огороде отработал, устал, ложусь, ну, окошко оставил открытым, а что оно окошко как окошко, мы, когда жарко, не закрываем его, что оно, пускай дует – хорошо, ветерочек прохладный. Вот позавчера-то меня и продуло... Кхм... Кхе кхм-хм, кху! Впервые в жизни я столкнулся с этим вот самым явлением. Сквозь сон услышал я жуткий свист, даже, знаете, будто хор свистел, какие-то, эти самые, внетелесные сущности пролетали, тут да туда, сквозь меня, да, тут, прям куда смотришь, здеся, на лежанке. И я прямо-таки чувствовал, как проходят, проплывают через моё тело, как волна, как сама смерть схватила меня и окутала леденящей пеленой обречённости... Эгхр-э! Слышь?.. Валя!.. Валь... Ой, – он сплюнул сухой до невидимости плевок. – Во как. Наутро встаю, думаю, что за трын-трава, какая ерунда только не приснится, иду в сортир, а моча – чёрная... Как папенька и предварял. А я-то и подумать не мог. Кхе-кхе. Э-э-эх. Вот, лежу теперь, последние свои часы доживаю. Ох-х... кляну тебя, Лэдти, сынок, останови этот сквозняк, скольких соседей он так же загубит, я это, вот, надысь заметил, только как сам пострадал, а так внимания никто, ик... не обращал, ну чёрная моча и чёрная, ну погиб, а мы, ик, что? У нас своя жизнь крутилась вертелась, своих делов вот так... – он указал на своё горло. – Эгхр-э!.. Вот посюда... Эгхр-э!.. Эгхр-э! Тьфу, зараза.

Я всё понял.

– Эгхр-э!

– Я отомщу за тебя, дед, – решительно произнёс я. – А чтобы твоя смерть не была напрасной, позволь мне использовать твоё тело для обнаружения источника сквозняка смерти.

– Что? – занегодовал крестьянин-мужик. – Нет, ни в коем случае, мой отец не заслужил такого обращения...

– Оставь... – стоном вымолвил дед. – Есть кое-что поважнее... чем моя дряблая плоть. Делай, что должно, – он твёрдо смотрел на меня.

Я достал навесной зарубок и поднял его на уровень своей груди. Он смирно висел на веревочке. Я закрыл глаза.

Фулат, ты меня слышишь? Прошу твоего внимания. Я приношу сего старца в жертву. Требую твоего присутствия.

Я прислушался. Ветер стих, ибо сам воздух насторожился. Фулат, ты здесь?

Я услышал тихое посвистывание, и звук понемногу усиливался... Навесной зарубок колыхнулся. Кажется, я слышу шёпот.

“Услышь меня”.

“Сия жертва не имеет ценности”.

“Жизнь этого человека и так уже в моей власти”.

– Зато материальная сторона его существования – в моей, – произнёс я и принялся заклинать. – Голодные астральные псы Аусцидииса, я приготовил для вас дар!

Я ударил навесным зарубком деда по щеке. Удар оставил глубокую рану и кровь хлынула на постель. Женщина вскрикнула.

– Бегите на запах крови! Вкусите сие яство, откусите руку по самый локоть!

Воздух взбесился. Недавний едва заметный сквознячок расшумелся и превратился в ураган.

Я выскочил из дома, повернулся к нему и возгласил:

– О, Аусидиис, выпускай гончих, ибо на живца пойман для тебя не кто иной, как сам Фулат, божество северного ветра, распустившее свои шаловливые потоки дальше, чем стоило.

Мужик и женщина с криками бежали из дома. Послышалось рычание, лай и хрипящий крик старика. Ветер был такой, что почти сдувал меня из моих же штанов, но даже в таком шуме было слышно, как вопит дедушка... Позднее, к его голосу присоединились потусторонние стоны и вой. Крестьяне разбежались кто-куда.

Так продолжалось с полминуты, но секунды тянулись, как тянутся трясущиеся руки синяка за бутылкой пойла – волнительно, напряжённо.

И, после, ветер быстро начал стихать, пока не утих совсем. Крестьяне повыглядывали изо всех щелей. Вся улица в мусоре, а пыль на этот вздымилась на всю округу.

Я вернулся в крестьянский дом: внутри всё перевернуто, тело старика разорвано на куски, табурет сломан... Однако и сам Фулат, дух северного ветра, был разгрызен безжалостными и вечно голодными псами Аусидииса, неукротимого лесного ловчего, пожирателя духов. Больше никаких сквозняков смерти.

В дом забежали хозяева. У жены тут же началась истерика, она разрыдалась и выбежала, муж побежал за ней. Я понимал, что благодарности мне ждать не стоит, однако был рад, что с этого момента в Хигналире станет хоть на одну беду меньше и поспешил поскорее домой, ведь Фродесс обещал приготовить блинчики! Я попросил его об этом после истории с быком, уж очень захотелось, почему-то.

– Ну даёшь. Натравить одного древнего бога на другого на второго. Нет слов, это пиздец. Споквейг бы оценил, кстати, – качала головой Снолли, сидя в кресле гостиной и попивая чай.

Я сидел на другом кресле рядом.

– Зато сквозняк смерти остановил, – оправдал я.

– Неужели нельзя было найти менее радикальный способ?

– Да ладно тебе, ничего страшного же не произошло. От деда одни ошметки остались, но он бы и так умер, – пожал я плечами.

– Хрен с ним с дедом, у нас их полное поместье, как бы ты на нас гнев остервенелых богов не навлек... Я понимаю, ты хотел, как лучше, но, пожалуйста, впредь старайся действовать аккуратнее, тоньше, у нас и так положение шатается.

– Прости, случайно вышло, а-хах, кхм, я хотел у тебя за быка спросить.

– А, бык, я успела взглянуть на него до того, как его слопал Фродесс. Тебе знакомы татуировки, что были на нем?

– Не, впервые видел.

– А я, кажется, знаю, что это за ломаные завитушки такие, – Снолли погладила подбородок, а затем облокотилась ребрами о подлокотник. – Это боевой рисунок племени Уата-Глорра, дикого кочующего племени варваров и их боевых животных. В краску для таких тату добавляют специальное вещество, которое при нанесении на кожу играет роль некого “громоотвода” для магических атак, а также питает тела природной силой земли. Тебе повезло, что ты решил призвать защитника в наш мир, так как твой противник был хорошо защищен от прямого магического воздействия, но неспособен рассеивать магию вне своего тела. Войны Уата-Глорра презирают магов, ещё больше ненавидят краясианских священников. Уата-Глоррцы верят в то, что после смерти их ждет Пануя, бог-боец, награждающий погибшие души в зависимости от количества и качества убитых ими живых существ при жизни.

– Оу.

– Но это все не важно, потому что их вера – пустопорожняя, скорлупка, религиозная шелуха.

– Пустопорожняя? То есть их бога на самом деле нет? Но почему они продолжают верить в то, проявление чего не наблюдают?

– Видимо эти варвары настолько тупоголовые, что, при всём том великом разнообразии богов и пантеонов, они поклоняются выдуманному. – Снолли закинула ноги на подлокотник.

Я на миг вспомнил о своей вере в краясианского Бога.

– Как думаешь, они умышленно послали сюда свою скотину бычить? – задумчиво откинулся я на спинку.

– Не, вряд ли.

– Тогда что он тут делал?

– Не знаю, – Снолли сделала глоток чая, – и похер... Блин, чай остыл, пока с тобой беседовала. Эй, колдун, сможешь нагреть его мне? – она вновь поменяла позу.

Да, Снолли – не тот человек, который мог бы спокойно выстоять службу, если у неё не получается даже просто нормально сидеть на месте и не извиваться как плющ.

– Если только ты чай из тигля пьёшь, а вообще, это может плохо закончиться, ты же знаешь...

– Ой, да не всерьёз я, неужто не понятно?

– Понятно. А ты не знаешь, где Авужлика?

– Сходить позвать? А ты её пока тут подожди.

– А-ха, нет уж, лучше сам найду.

Я решил найти её самостоятельно. У выходной двери дома меня вдруг ни с того ни с сего потянуло к полу. Взгляд помутился. Меня накренило в бок, и я чуть не упал. Сразу за этим последовал сильный болезненный всплеск сначала в ногах, затем прошедший волной телу. Глаза застелила пелена. Я испытал сенсорное дежавю, в голове возникли неописуемые образы, ощущение бескрайней космической пустоты в пугающем масштабе... Сегодня я переборщил с колдовством. Духовные перегрузки могут быть чреваты психическими расстройствами, обмороками. Чёрт с этим не шутит. Я... мой разум, преисполнен скверностью, я несомненно чувствую это, и чувствую особенно ярко из-за того, что эффект чудоцвета всё ещё присутствовал, прошло же чуть больше трёх часов. Нужно отдохнуть.

Кое-как какими-то мутными путями я забрел в свою комнату и присел помедитировать. Надо успокоиться, утихомирить дефективные процессы своего ума. Я закрыл глаза, расслабился. Но в моё сознание словно вонзилась игла, экстремально быстро и экзистенциально глубоко. Я вскочил. Вспыхнула тревога. Я скинул с себя одежду, лёг в свою кровать и, с пересеру, принялся просить прощения у Господа за свои грехи и отчаянно молиться.

Вот как этим всё закончилось?

Спустя несколько часов мне всё-таки удалось начать постепенно засыпать, с огромнейшим трудом, при максимальной концентрации на осознанной фильтрации мыслеоборота. Неужто желанный покой?

Судя по освещённости, я проснулся либо вечером, либо ранним утром.

Птички голосят. Похоже, что утром. Долго же я продрых. С немалым трудом я поднял своё громоздкое тело с кровати и поставил на пол. Что это на полу? Лежит что-то. Записка.

“Лэдти, пожалуйста, не приближайся

к Юзенхен! Ментальные способности

куриной ведьмы опасны: её разум, как

и разум покойной Григхен – извращён,

не пускай её в свою голову. Береги себя.

Кьюлиссия”.

На записке именная печать Кьюлиссии – отпечаток её лапки. Не ожидал, что Кьюлиссия выйдет на связь, должно быть, ей передали, что я разыскивал её. Странно, а ведь вчера боевые петухи Кьюлиссии бескорыстно защитили меня от быка. Должно быть, не так все просто с этими курами. А этот приступ? Я, конечно, переусердствовал с колдовством, но все же... Это из-за общения с Юзенхен? Снолли предостерегала Авужлику, что та сойдет с ума, общаясь с курами, то же самое мне пишет Кьюлиссия. У меня у самого уже крыша устала.

Нужно посоветоваться со Снолли, но в такое время она, наверное, ещё спит. Некрасиво было бы будить её, поэтому, учитывая, что я неважно себя чувствовал, решил подремать ещё.

Устал спать, посему встал. Утро уже вовсе не раннее, а то и вообще заполдень.

Я оделся, вышел из комнаты, остановился в коридоре и посмотрел по сторонам. Такое странное чувство, будто потерялся по жизни, не знаю, что делать и куда стремиться. Что я делаю? Зачем я вернулся в Хигналир? Куда подевался весь смысл?

Был ли он когда-либо?

Чего я хочу? У меня должен быть список дел на сегодня, автономно составленный подсознанием. Но его нет.

Чем бы заняться? Ничего не приходит в голову. Ну, пойду поем, пожалуй, может, поможет, а то что-то хреново...

Я пришёл на кухню и встал в дверях из коридора.

– Что, только проснулся? – увидел меня с кухни Фродесс через окно между комнатами, что абсолютно неведомым мне образом умудрился переместить гонимый из нашего мира силой черепашьего панциря и стакана воды Споквейг. – На, поешь мясцо.

Я сел и поел. Я был такой вялый, что устал жевать, но, кажись, чуточку полегчало.

– Неплохо, – оценил я еду. – Спасибо.

– А то, ещё бы. Хорошего быка ты для нас завалил. Теперь мяса столько, что некоторое время придётся посидеть на мясной диете.

– Как раз пост, “казни церковные”. Самое время, – поднял я указательный палец вверх.

Фродесс оглушительно громко рассмеялся, у меня аж мышца на лице задёргалась.

Я сидел на стуле и не хотел никуда вставать.

Прошел час. Фродесс всё ещё хлопотал на кухне, Актелл всё ещё принимал ванну, а моя голова лежала на столе с закрытыми глазами и... чего-то там возникала против меня...

Я оттягивал этот момент как мог, но всё-таки пробил час – пора подняться. Тяжело кряхтя, я упёрся ногами в пол, выпрямился, с трудом удерживая вертикальное положение. Слабость текла по моим конечностям. Я потихоньку почапал.

Я шел, пока не пришёл в обратно в свою комнату. Я сел на кровать и тотально увяз в комнатной тишине.

Окно что ли открыть? Нет, надо было сразу открывать его, по пути, я же уже расселся. Но там вид как раз на макушки идолов, это повод подойти выглянуть.

Вот уже незнамо сколько времени я пялюсь на обои. Всё, хватит! В каждой непонятной ситуации нужно идти советоваться со Снолли. Так и сделаю.

Я спустился в библиотеку, где она часто зависает, там её и нашёл. Она читала Чтобырь.

– Привет, со мной какая-то херня творится, – начал я жаловаться, облокотившись о косяк в проходе.

Снолли сидела за читальным столиком с какими-то записками в дневничке, опёршись щекой о руку. Она лениво подняла голову. Я продолжил:

– Вчера я переборщил с колдовством, может, поэтому чувствую себя так хреново. А ещё, прошлой ночью ко мне приходила Авужлика со своей курицей... Юзенхен вызывала видения в моей голове...

– А может это сквозняк смерти тебя продул?

– Да не, какой сквозняк. Моча же не чёрная.

– Если это от общения с курицей, то и Авужлика должна была пострадать, но она как огурчик. Вон, пошла к индюкам с дипломатическими намерениями, кстати.

– Так что же со мной такое?

– А что именно у тебя не так?

– Вчера тело словно воспламенилось и погорело, разум тоже. Силы иссякли, – я присел за другой стол. – И подсознание ничем не помогает! – разозлился я на подсознание.

– Должно быть, после того как твою душу поглотил батон, а потом тебя материализовали, твоя устойчивость порушилась. Запасы не восполняются, силы сливаются сквозь трещины в твоей опоре. А ты давай вчера заклинать как архимаг. В течение неопределённого срока тебе нужно избегать нагрузок. И стресса! Не колдуй – восстанавливай жизненную силу. Энергетически ты задолжал самому себе. Так и умереть можно.

– Точно, хлебники, а я даже не подумал об этом...

– Зачем они тебя вообще материализовали? Закололи бы батоном, и дело с концом.

– Краясианство вынуждает людей кончать свою жизнь собственноручно, потому что самый непростительный грех для них – грех самоубийства. И чем больше грешных душ направится на суд Божий с заведомо проигрышным делом, тем большие дивиденды получат высшие чины священнослужителей – средства на дальнейшую борьбу с греховностью. Там же у них все обговорено и распределено.

– Правда? Неужели это все так и есть?

– Да, именно так, я и сам подумать не мог, до того как самолично не угодил в эту систему. И спасибо мастеру Инфернусу, он уже много грязных краясианских секретов раскрыл. А ещё я слышал, что Инокварог тоже много чего разоблачил, у него есть труды о тайной технике священной иллюзии, я его цитаты в После Вчерашнего видел, тут, в библиотеке.

– Жесть. Я теперь ещё больше понимаю, почему Граф Краеугольный не смог выдержать окружавшую его человеческую тупость, и его сознание отправилось в далёкое путешествие в недра самоосознания, находящиеся далеко за пределами физического и астральных миров. Тебе я советую как-нибудь Чтобырь на досуге почитать, уверена, ты сможешь разобраться, что там написано.

– Ой, это будет мудреное чтиво, в данный момент у меня нет энергии в этом разбираться.

– Если однажды почувствуешь, что реальность вдруг стала чужда для тебя, и ты не можешь найти себе места, желаешь обрести комфортную среду в себе и среди единомышленников... единомышленницы – открой Чтобырь.

– Хорошо-хорошо.

Бесцельно бродя по дому, я время от времени подходил к окнам посмотреть наружу. В одном из таких окон, в фасадном окне коридора второго этажа, я увидел идущую по тропинке Авужлику в солнцезащитной шляпке. Каким-то образом она умудрилась сразу заметить меня и утвердительно указала на меня пальцем несколько раз подряд.

Я ведь уже колдовал после материализации, в храме. И ничего. Хотя, должен признать, вчера я действительно выколдвал всю внутреннюю энергию, до дна опустошился, и туда же опустился. Сейчас не могу и простейшего заклинания провернуть. Сил думать нет, куда утекают силы!

Я продолжал стоять и размышлять, пока Авужлика не добралась до меня.

– Прикинь, этот Педуар посмел предложить нам материальную помощь в войне с сепаратистами, – рассерженно говорила измаянная рутиной сестра, – в обмен на доступ к записям Споквейга!

– Откуда он знает про сепаратистов?

– Этот Эсфоншениллярд задает слишком много вопросов. Слишком много.

– Вот гад. А зачем ему помогать Юзенхен?

– Неужели, блин, не понятно? Он хочет выведать секреты могущества Спока.

– Он так и сказал?

– Нет, он сказал, что в его интересах не допустить Споквейга к браздам правления и помочь Хигналиру обрести благопорядок и бла-бля-бла... Он меня что, за дуру держит?

– Видимо, он привык общаться с одними дураками, – я облокотился о подоконник и потёр брови, зажмурив глаза до блестяшек в темноте. – Надеюсь, он уже уехал.

– Нет, этот колорадский хер ещё здесь, – прозвучала отсылка к его полосатому костюму. – Я вежливо намекала, что нам сейчас не до гостей и всё такое, но он даже не подумал предложить свалить.

– Если тебе неудобно прогнать гостя – попроси Снолли. Она уж точно не постесняется.

– Да, если до завтра не уберётся – так и сделаю, – Авужлика уперла руки в бока, а затем развела ими. – Что мы тут? Пошли в гостиную.

В гостиной мы уселись на кресла. Я рассказывал ей, как прошёл мой день, и как сбежал из храма в Серхвилкроссе, а она на каждое предложение бурно реагировала и аж кричала от изумления.

– Подожди, а как можно забрать “частичку” души, если душа неделимая? Ты говорил, что она находится вне пространства и времени, и, значит, не имеет размеров.

– А, очень просто, это как продать часть акций. Духи получили, как бы это сказать, долю власти над волей Коуна. Продать душу означает потерять свободу и до конца времен исполнять чью-то волю, отдавая всего себя и всю свою жизненную и духовную энергию, причём, зачастую, даже не имея возможности осознать, что происходит. Вот так боги и порабощают человечество, в последние века особенно преуспели в этом краясианские Бог и Сатана.

– Во-о-от оно как! Вот это да! Подожди, а если душа находится вне пространства и времени, как её можно поместить в хлеб?

– Смертельный удар батона перехватил животворящую связь души с сердцем этого тела, он так устроен, что некоторое время способен сохранять информационное зерно...

– Вы чего разорались, как глашатаи одержимые? – прищуренная, как подвальная, Снолли зашла в гостиную.

– Ты ей рассказал? – спросила у меня Авужлика.

– А, да.

– И что ты по этому поводу думаешь? – Авужлика задала наглый вопрос Снолли.

– Ты про сквозняк смерти? Ну... Дедушку жалко, – ехидно ответила Снолли.

– Ладно, сквозняк смерти в прошлом, – Авужлика хлопнула ладонями по коленям, – у нас тут целый список проблем насущных: Уата-Глоррский дикий бык, куриные интриги, всадник без лошади, таинственная чернота на земле на поле, гнев местного духовенства, лукавые происки Эсфонсшенициллиарда и, чёрт побери, грёбанный Споквейг воскрес и где-то ходит.

– А как вы определили, что то был всадник? – поинтересовался я.

– Наверное, у него были шпоры, – пожала плечами сестра.

В комнату зашли Фродесс, Актелл и Окрал. Окрал – этот тот тип, о котором ничего не известно, никогда не понятно, да и вообще никто – ни Авужлика, ни Снолли, кроме меня, его не помнят. Парень выглядел до необычности обычно, и в то же время не как все.

– Что вы тут, замышляете чего? – со старпёрской интонацией произнёс Фродесс.

Мы промолчали. Он сказал:

– Что, сидите? Сами с усами? Ну и сидите тут.

Фродесс прошёл на кухню, Актелл сел в последнее кресло, а Окрал встал у стены, скрестив руки, хотя тут свободен ещё целый диван.

Актелл вдруг заговорил:

– О, хотите прикол? “Вы знаете, я развожу гусей. Как это? Гуся на литр заряженной воды за два серебряника”.

Полная недоумения тишина. Снолли посмотрела на меня со слегка ошеломленным лицом. Я почти улыбался, сдерживаясь изо всех сил, чтобы не заржать и не опозориться не только перед сестрами, но и перед самим собой. Она тоже сдержанно улыбнулась, едва не рассмеявшись.

Актелл продолжил:

– Если бы эту шутку рассказал Окрал, было бы смешно! Окрал так смешно рассказывает!

– О чём мы говорили? – Авужлика тем временем была погружена в свои раздумья. – Если Споквейг жив, то он всё ещё хозяин Хигналира, а не Юзенхен.

Опасаясь громкого возмущения сестры за то, что собирался сказать, я все же набрался смелости и произнёс:

– Мне кажется, мы должны принять сторону Кьюлиссии... – неуверенно промямлил я, несмотря на попытку не прозвучать как прозвучал.

– Что?! Что ты сейчас сказал?! – Авужлика даже схватилась за свои волосы. – Они же хотят независимости!!! – она вскочила и яростно пошла ко мне. – Ты!!!

– Кое у кого повреждён мозг, – оповестила меня Снолли. Или не меня. Или она это просто так вбросила. Не успел понять.

– Мы тоже хотим независимости... От Споквейга Дархенсена, – робко оправдывался я. – Значит, у нас общие интересы.

– Разве Юзенхен тебе не показала, как все было?! Кьюлиссия убила Григхен! – стояла и тычила она мне в лицо своими фактами.

– Почему я должен верить галлюцинациям, вызываемым куриной ведьмой? – возразил я. – Да и боевые петухи Кьюлиссии защитили меня от быка. Я им благодарен...

– Она не ведьма! – раскричалась Авужлика. – Она волшебница!

– Вообще-то она и в самом деле ведьма, – Снолли вознамерилась тоже повозражать разъярённой сестре.

– С чего ты взяла?! – Авужлика повернулась к Снолли.

– С того, что сам Споквейг научил её ведьмовскому делу. В результате опытов он выяснил, что куры предрасположены к ведьмачеству.

– Даже если так, почему мы должны объединяться с Кьюлиссией? А? Почему? Это мне объясни, – настойчиво требовала Авужлика.

– Да чё ты ко мне пристала, Лэда спроси, это же он предложил, – перенаправила Снолли Авужлику обратно на меня.

– Я предлагаю поговорить с Кьюлиссией. Узнаём у неё, что она думают по поводу возвращения Споквейга, – уже сомнительно предлагал я.

– О, действительно, а давайте позовём её сюда, – встал с кресла Актелл. – Фродесс! Где сейчас Кьюлиссия?

– В своих покоях, – крикнул из кухни Фродесс.

– Окрал, пошли сходим за ней.

Актелл и Окрал вышли из гостиной.

– Вот это будет интересно, – потерла ладони Снолли и начала устраиваться в кресле поудобнее, сначала сев на корточки, а потом запихивав себе под попу ногу.

– Фух, ладно, сейчас все вопросики порешаем тогда, – встряхнулась Авужлика и вроде чуть успокоилась.

Прибежал какой-то мужик.

– Авужлика Дархенсен! К нам прибыл гость, ему нужно срочно поговорить с вами, – мужик, по-видимому, что-то вроде дворецкого, я его что-то не припомню, правда, нашёл взглядом меня. – Он ищет вас, Лэдти Дархенсен.

По личному опыту, от таких новостей хорошего ждать не доводится.

– У него есть пара минут, – кивнула Авужлика.

Дворецкий скрылся, через несколько мгновений пред нами предстал какой-то, судя по лицу, хлебнувший суровой жизни человек.

– Здравствуйте. Я Птолимит из Питлаглора, – картавил он.

– Откуда? – не расслышала Авужлика.

– Из Питлаглора. Меня прислал Споквейг. Приказал найти Лэдти. Сказал, что Уата-Глорра скоро придут пожинать вас. Лэд, иди за мной.

– Куда пошли?! Ты... Ты откуда вообще взялся?! – опешила Авужлика. – Что значит “меня прислал Споквейг”?!

– Я – наёмник. Мы раньше работали со Споквейгом. Он приказал мне отправиться в Хигналир, предупредить об опасности Уата-Глоррских дикарей. Споквейг похитил сакральную дочь Саянгубая. Он перенёс её в параллельное пространство, где надругался над ней, опорочив её. Запятнал честь, так сказать, хе-хе. Затем отпустил, чтобы она красочно расписала всё вождю.

– Что?! Нахрена?! – во всю уже негодовала Авужлика.

– Не знаю, сами его потом и спросите. Наше с Лэдом дело – остановить Уата-Глоррцев любой ценой, – он сделал зовущий жест головой. – Шевелись, Лэд, у нас мало времени.

– Лэд, Стой, ты никуда не пойдешь, – Авужлика встала между мной и Птолимитом, хотя я и не думал вставать с кресла. – У нас нет причин тебе верить, Птолимит, тебя тут вообще-то никто не знает.

– Хорошо. Тогда я доложу Споквейгу, что Лэд отказался идти. Лады?

– Доложи ему, что Юзенхен распорядилась так, она здесь главная, – подключилась Снолли, – мы ей подчиняемся.

– Бывайте.

Наёмный мужик удалился.

– Юзенхен? Зачем ты попросила его сказать это? – не понял я.

– Прост, – пожала плечами Снолли.

– Снолли, ты ведь не знаешь этого человека, верно? – спросила Авужлика.

– Не-а.

– Что ж, будем надеяться, что всё, что мы слышали от этого незнакомца – ложь, – Авужлика уселась обратно на диван.

– А если не ложь? – озвучил я самый очевидный вопрос со всей своей головы.

– Глупо надеяться, что к нам явился какой-то левый чувак и все это выдумал, – с ироничной интонацией произнесла Снолли, обхватив руками колено.

– Да и чёрт с ним, чего гадать. В любом случае, нам нужно немедленно прекратить распри и объединиться, чтобы быть готовыми дать отпор обозленным дикарям, – Авужлика смотрела на каждого из нас по очереди.

– А мы сможем? – робко промолвил я.

– А чего нет-то?.. – отрезала Авужлика.

– Нет, – отрезала Снолли одновременно с Авужликой.

Авужлика повернулась к Снолли с упрекающим выражением лица:

– Ты забыла, как мы ухарей с Вероломных Выходок ухайдохали?

– А что хлебники в храме с задницей Лэда вытворяли ты, случаем, не забыла?

– Ну э, – чисто для приличия слегка возмутился я.

– При чём здесь хлебники? Хлебники – это ветвь доминирующей в Рейлании организации – краясианства, а клан Вероломные Выходки – это группа обоссанцев, как и Уата-Глорра. Если мы выставим наших боевых петухов, гусиных гвардейцев, крестьян-ополченцев, рубак-мужиков, ратников-соратников, вольных индюшиных боевиков и нашего первоклассного колдуна Лэда, то у них косточки на косточке не останется! – в одно дыхание высказала Авужлика.