Текст книги "Подземелье Иркаллы (СИ)"
Автор книги: Alexandra Catherine
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 32 страниц)
«Вот тебе и поселение дикарей, – невольно изумилась девушка. – Наворовали-то столько, что на несколько поколений хватит…»
Акме не заметила слуг. Лишь мужчины в зелено-коричневой форме сосредоточенно носились туда-сюда со свитками пергамента. Все до единого вооружённые.
Конвоиры повели Акме к двери, через небольшую комнату и стражу, прошли к двойной двери, распахнули её, и девушка оказалась в многолюдном просторном помещении. Окна здесь были высокими, будто в соборе, и занавешены тяжёлыми занавесями, расшитыми золотыми нитями. За деревянными сверкающими столами, буквой «П» расставленными, сидели шумные мужчины со свитками да бокалами кроваво-красного вина. Многие из них были одеты в одинаковую зелено-коричневую форму с различными нашивками на груди или пряжками на ремнях. Акме определила, что в зале собралось около сотни человек.
В противоположном от входа конце располагалось трехступенчатое возвышение, покрытое белой шкурой неведомого зверя с тонкими косыми полосками черного цвета, а на нем кресло, похожее скорее на старое удобное сидение для домашнего времяпрепровождения, нежели на трон. На нем, окруженный советниками без формы и в форме, с кубком в одной руке и с кинжалом, усыпанным рубинами, в другой сидел темноволосый мужчина средних лет. Одет он был в красный колет с темными пышными рукавами, расшитыми золотом да малахитами. Верхние пуговицы были вольно расстегнуты, свету всему показывая нижнюю рубашку из белого льна. На широком чёрном ремне, охватившим талию, висел маленький бархатный кошель и небольшие ножны из простой невзрачной кожи. Черные ботфорты с большими отворотами наверняка прятали целый арсенал кинжалов, ножей, отравленных дротиков.
Лицо его было с морщинами в уголках глаз и длинным ярким шрамом на левой щеке. Задорная, почти мальчишеская, улыбка, яркий блеск серых глаз, вальяжность, с которой он развалился на своем кресле, непринужденность движений привлекали, и он знал о своей привлекательности, и всё ещё гордился ею.
«Мирослав, царь воров, – подумала девушка. – Ох, и наглая же рожа…»
На ступеньках, у ног правителя расположилась величавая Каталина, облаченная в темно-зеленое бархатное платье, с обнаженными плечами, с тяжелым кубком в руке. Были здесь и другие нарядные женщины, но ни одна из них не сидела так высоко, как сидела эта честолюбивая Каталина.
При появлении солдат все разом затихли и изучающее уставились на крошечную Акме. Сатаро высоченной скалой встал за её спиной.
Конвоиры подошли поближе к столам со стороны Мирослава и тот, что стоял впереди остальных, с поклоном сказал:
– Приветствую тебя, повелитель. По приказу твоему мы привели ту, что нашли в Куре.
Мирослав поднял руку, заставив солдата замолкнуть и отойти в сторону. Повелитель некоторое время оглядывал Сатаро, одобрительно ему кивнул и уставился на Акме. У девушки возмущением затопило душу: он разглядывал её, будто кобылу на рынке или снятую им шлюху перед употреблением.
– О твоей беде я слышал, – промолвил Мирослав, обращаясь к Сатаро. – Ты здоров, и мне отрадно это видеть. Подобное тело не должно хворать. Но как зовут тебя, сударыня? И как здоровье твое? – сладким голосом спросил любитель женщин, в ход пуская свою неотразимую улыбку.
– Благодарю вас за заботу, повелитель, – тихо проговорила Акме, от усталости и слабости едва держась на ногах. – Мне стало гораздо лучше благодаря помощи ваших людей.
Каталина смотрела на неё без улыбки со злым прищуром, и видно было, сколь побелели губы ее от напряжения и сколь раздраженно теребила она свои перчатки.
– Имя моё – Акме Рин.
– Откуда и куда держишь свой путь?
– Из Эдрана.
По залу эхом разнесся удивленный ропот. Мирослав улыбнулся и произнёс:
– От Эрсавии до Кура путь далек. Ты путешествовала одна?
– Одна, – не моргнув глазом, солгала девушка, решив, что подобному окружению правду знать пока не следовало. – Я ехала в Керберру, но коцитцы меня схватили.
– И как же ты выбралась из Кура?
Акме и бровью не повела. Ему, несомненно, доложили о её силе. Он знал всё и испытывал её.
– Везение, – слабо улыбнулась Акме, состроив невинную гримасу. – На Кур напали чудища… По началу мне казалось, они служат коцитцам, и прислали их, чтобы погубить нас. Но как только они накинулись на коцитцев, все пленники разбежались.
Мирослав не сводил с девушки глаз и одобрительно улыбался, согласно кивая головою.
– Ты, что же, явилась из самой Эрсавии, прошла весь Архей и не ведаешь, что это за чудища? – усмехнулся кто-то за столом. – Не ведаешь, что за войны приближаются к Архею?
– Я так далека от политики… – Акме растянула свои одеревеневшие губы в хорошо разыгранной извиняющейся улыбке.
– Очевидно, – громко усмехнулась Каталина. – Если в столь жуткое время все бегут от границы с Кунабулой, как от огня. Ты же едешь в Керберру.
«Уж ты от политики ещё дальше меня», – мысленно фыркнула Акме, продолжая изображать неведение.
– Откуда девочку взяли? – продолжал свой допрос Мирослав, дружелюбно улыбаясь; глаза его обратились к Сатаро.
– Она жила в Куре уже несколько лет, – спокойно ответил Сатаро. – Коцитцы перебили её родителей. Мы не могла оставить её.
– Что тебе нужно в Керберре? – крикнули с задних рядов. – В Эрсавии не сиделось?
– Я целитель, – ответила Акме. – Недавно закончила обучение в Орне. И я давно мечтала посвятить свою жизнь больным и немощным. Но родственники не давали мне работать. Посему я и решила уйти подальше. Туда, где смогла бы работать.
– Домечталась, – усмехнулась Каталина.
Мирослав с улыбкой сытого кота откинулся в кресле и молвил:
– Видишь ли, дорогая Акме, в Верне на всех не хватает целителей. А целителей прямо из Орна никогда и не было на моей памяти. Посему я отблагодарю тебя, если ты окажешь помощь нашему местному целителю, благодаря которому, кстати говоря, вы пришли в себя.
– С превеликой радостью и благодарностью, – слабо улыбалась девушка, с ужасом осознав, что просто так её никогда не отпустит. И как высвободить себя из подобных пут она не представляла. Но всё ещё твёрдым и уверенным голосом она произнесла, желая вызвать его на всяческие заверения и обещания своим намёком: – Где бы я не была, я век не забуду доброты вашей…
– А зачем быть тебе где-то еще в столь страшное кровавое время, если можешь ты жить в Верне, в безопасности, далеко от войны? – улыбался Мирослав, цепляясь за слова, будто за спасительные канаты.
«Проклятая сволочь!»
– В Керберру прибудет великое множество раненых, – говорила Акме. – Отчего бы не помочь им, если я в силах сделать это?
Мирослав с радостным азартом ухватился за новый виток игры. Казалось, они видели друг друга насквозь. И никто из них не собирался отступать. Запутывая пути к отступлению, они лицемерили и врали напропалую, чтобы утопить друг друга в заблуждении и вырвать из этого выгоду.
– Да ты сама едва стоишь на ногах! Пока поправишься, пока поможешь нашему целителю, война-то закончится.
– Такие войны за пару недель не заканчиваются, – крякнул кто-то, ненарочной грубостью разбив наступление своего повелителя.
– А если понравится тебе здесь, мы только рады будем принять тебя в наш скромный дом, – извещал Мирослав, не дрогнув. – Тебя и ребёнка.
«Не хохочет во всё горло – и на том спасибо», – со злостью подумала Акме, чувствуя, как пол начинает дрожать под слабыми ногами.
– Приветствую тебя, отец! – раскатился по залу звонкий женский голос.
В зал ворвалась – агрессивно и радостно, без какого-либо намёка на грацию и лёгкость походки, – девушка, едва ли не младше Акме. Одетая в чёрную куртку, облегающие штаны и высокие сапоги, до зубов вооруженная, девушка была невысока, стройна, с сильными ногами; по гибкой спине её беспорядочной копною разбросались волнистые рыжеватые волосы. Глаза – крупные и серые, черты далеко не идеальны, но была в них толика очаровательной дерзости и привлекательной силы. На маленьких пухлых губах играла демоническая усмешка, придавая ее мягкому лицу отталкивающий оттенок грубости и злобы.
Она подмигнула Сатаро, окинула его оценивающим взглядом. Затем глаза её обратились к Акме.
Рыжеволосая подошла к ней, быстро прошлась вокруг нее, бесцеремонно оглядев, и изрекла, одобрительно кивнув головою:
– Хорошая штучка… Бледная, правда, и слабая, как лист осенний, но поправится…
Взглянув Акме прямо в глаза, дерзко и самодовольно, девушка спокойно перемахнула через стол, подбежала к Каталине, чмокнула её в щеку, подбежала к Мирославу и чмокнула в щеку его.
– Моя дочь, Реция, – улыбался тот, несколько мгновений с властным обожанием поглядев на своего ребёнка, вновь взглянув на Акме и проговорив:
– Акме останется помочь Цесперию с больными. Но для начала сама встанет на ноги.
– Отдай её мне, отец! – воскликнула Реция. – Она как будто бы очень мила.
– На что она тебе?
– Будет моей служанкой!
Акме вспыхнула от бешенства, но изобразила на лице лишь менее губительное недоумение.
– У тебя достаточно служанок, Реция. Эта для тебя слишком дорогая. Можешь взять любую безделушку из моего сундука.
– Моя Лила оставила свою хозяйку ради твоего солдафона! – вознегодовала рыжеволосая бестия. – Ей нужна замена!
– Пошла вон, – небрежно отмахнулся от дочери Мирослав.
– Тогда подари мне её прелестные кинжалы!
Зал загудел, а Акме сделала шаг вперед, покачнувшись и позабыв о притворстве.
– И откуда узнала?.. – буркнул Мирослав, из голенищ сапог вытащив ножи Эрешкигаль. Те, что принадлежали Акме.
Девушка тихо охнула: она решила, что навсегда потеряла их не то в Коците, не то в Куре.
– Повелитель… – выдохнула она, задрожав от слабости и отчаяния, пытаясь быть сдержанной. – Прошу, верни мне их. Если не доверяешь мне, придержи их у себя, а когда настанет время мне вас покинуть, верни. Медальон мой, доставшийся мне от отца, коцитцы отняли. Прошу, не забирай кинжалы. Это то единственное, что осталось мне от покойных родителей.
– Любопытное наследство, – усмехнулась Каталина, но уже не столь развязно; глаза ее с опаскою блуждали по красивым ножам.
– Ты владеешь ими? – требовательно спросила Реция.
– Весьма посредственно, лишь в целях самозащиты… – проговорила Акме, стараясь не глядеть на Мирослава, который, вероятно, не желал продолжать своих игр при беззастенчивой дочери.
– Сразись со мною. Покажи, что ты можешь. Победишь – я сама отдам тебе твои ножи, – улыбнулась Реция, подойдя к Акме. – Здесь и сейчас.
Акме сдержала вздох, заведомо зная, что с подобным самочувствием проиграет на пяти первых минутах. Но она не сказала ни слова и кивнула.
– Бой-то выйдет неравный, – тихо заметил Сатаро, но зычный голос его был слышен во всех углах зала. – Реция, дай ей время поправиться. Она на ногах не стоит.
Глаза Реции было сверкнули негодованием и капризным гневом, но, будучи тщеславна и непомерно горда собою, она была рада победить лишь в равном бою.
– Идёт! – резво воскликнула девица. – Как только на ноги встанешь, я вызову тебя на поединок.
– Будь по-вашему, – спокойно кивнула Акме; ей хотелось сесть.
– Почему ты не кланяешься? – высокомерно спросила Реция.
Акме едва не прыснула презрением ей в лицо, но сдержалась. Мирослав наблюдал за нею и испытывал ее правила игры.
«Дочери повелителя воров ли мне, дочери и племяннице баронов, кланяться?» – мысленно усмехнулась Акме, и тень злой усмешки все же легла ей на лицо.
– Прошу меня извинить, у меня сильно повреждены ребра. Если я поклонюсь, боюсь, спина моя не сможет вернуться в исходное положение.
Акме не увидела реакции Мирослава, но до слуха её дошли смешки, а Реция с бешенством взглянула на неё, оскорбления подступили к горлу, но она была тотчас отослана отцом и горделиво унесла себя за дверь.
– Полагаю, сейчас тебе надлежит прилечь, – заметил Мирослав, властным взмахом руки отсылая конвоиров прочь. – Отведите её домой. Сатаро оставьте.
Конвоиры поклонились.
Акме совершенно невозмутимо произнесла, пожав плечами:
– Прости меня, владыка. Я не знаю, какой поклон принят при твоем дворе.
Уколов его у всех на глазах, Акме развернулась к нему спиною и неторопливо, шагая тяжело, но из последних сил прямо, вышла из зала, обменявшись с Сатаро беспокойными взглядами.
«Осторожнее, – нашёптывала она себе мысленно. – Игры играми, но за подобные вольности они могут карать жесточайшим образом».
Мысли Акме начинали путаться. Она более не старалась выпрямить спину, голова опустилась, а воспалённые глаза закрывались сами собою. Дыхание стало тяжелым. Ей хотелось укутаться в теплое одеяло, лечь и забыться глубоким сном.
Когда солдаты довели её до дома, подбежавшая к крыльцу Града зло глянула на них, и те с поклонами удалились.
– Пойдём, я уложу тебя, несчастное дитя, – причитала женщина, усаживая Акме на стул и помогая ей снять сапоги. – Совсем тебя замучили. Не поправишься же… Цесперий пришёл, взглянуть на тебя желает. Сейчас-сейчас…
– Я хорошо себя чувствую, госпожа, – тихо и хрипло произнесла девушка, едва удерживаясь, чтобы не упасть. – Я лишь немного отдохну, а после…
– Нет, ты будешь спать столько, сколько нужно и сколько ты желаешь…
– Приветствую тебя, Акме Рин, – раздался низкий мужской голос в стороне; голос этот показался ей глух и силён своей небывалой потусторонней глубиною, будто все таинства и истоки мира склубились в нём и наделили его первобытной силою.
В душе девушки больно шевельнулась незнамо откуда взявшаяся гадливость. Шевельнулась и ядом разлилась по стану. Но, превозмогая и слабость, и хворь, Акме поднялась со стула, выпрямилась и обернулась.
В комнату, густо стуча толстыми каблуками сапог, вошел высокий мужчина в длинном тёмном саване. Из-под савана виднелась молочно-белая свободная рубаха. Сильные мускулистые плечи ходуном ходили под тонкой тканью. Лица его Акме разглядеть не успела, ибо среди густой копны тёмных с рыжиною кудрявых волос она увидела небольшие тонкие рожки и тотчас решила, что либо начала бредить от жара, либо вовсе сошла с ума после Куровских представлений.
Перед глазами замелькал густой туман.
– Дитя, это Цесперий, – ласково проговорила Града, беря зашатавшуюся девушку за руку. – Он – наш целитель. Он поставит тебя на ноги.
– Я сама целитель… – выдохнула Акме, не ведая, что говорит.
Тут из-под длинного савана мужчины девушка увидела его ноги и поняла, что так сильно стучал он не каблуками сапог, а… копытами. Мощными копытами с длинными мускулистыми ногами.
Фавн.
– Не понимаю… – тихонько охнула девушка, в ужасе отступила на два шага назад, силы от потрясения и слабости изменили ей, она без памяти рухнула на пол и осталась лежать неподвижною.
Глава 6. Сакрум из Шамшира
Когда Акме вновь пришла в себя, в комнате было темно, а на столе стояла одинокая свеча. Лёгкая сорочка намертво прилипла к мокрой от лихорадочного пота коже, а голова немного прояснилась.
«Надо выбираться отсюда, – подумалось ей. – Но они меня не отпустят. Бежать… Но если поймают, что они сделают?..»
Повернув голову, она заметила, что рядом с нею на стуле сидит Цесперий и внимательно смотрит на неё. Акме отшатнулась, будто пугливый зверёк, но взяла себя в руки, глубоко вздохнула и оглядела лицо целителя.
У фавна были огромные миндалевидные неимоверно сверкающие и широко расставленные глаза, цвет которых терялся в отблесках свечи. Взгляд их был глубок и мягок от интереса. Обрамляли их длиннющие, пушистые, к верху загнутые тёмные ресницы и царапинки тонких морщинок. Тёмные густые брови вразлёт.
– Тебе лучше, – это был не вопрос.
– Мне лучше, благодарю вас, господин Цесперий, – тихо, но твёрдо проговорила Акме, диковинно оглядывая его, не веря глазам своим.
– Града! – крикнул он, повернувшись в сторону двери. – Дитя очнулось! Кушать желает!..
– Где Августа? – встревожено прошептала Акме.
– Спит. Она сидела с тобою несколько часов. Ребёнку нужен отдых.
Акме одобрительно кивнула и вновь исподтишка взглянула на целителя, будучи не в силах поверить, что перед нею – живая история Архея, одно из легендарных существ, в бытие которых она все ещё не могла поверить до конца.
В комнату вошла Града. Она принесла дымящуюся тарелку ароматного супа, но девушке не хотелось есть: она все ещё потрясённо разглядывала фавна, думая о том, что он растворится, едва снова придёт в себя.
Акме поела лишь для того, чтобы поблагодарить Граду за заботу и труды.
«Неужто где-то рядом есть былой Авалар?» – думала Акме, и сердце её трепетало от восторга, но ни на мгновение не забывала она о брате, не забывала о надежде своей бежать или добиться помилования Мирослава.
– Ах ты моя славная! – воскликнула Града. – Все съела!
– Верный признак улучшений! – Цесперий радостно улыбнулся, и улыбка эта показалась Акме диковатый, словно улыбка коцитцев, но доброй и мудрой, без коцитской злобы и кровожадности.
Града вышла с пустой тарелкой, и над ними повисло тяжёлое молчание. Акме не знала, с чего начать и стоило ли начинать сейчас, а фавн разглядывал её изучающе и в то же время с оттенком довольства, будто ему одному была известна одна занимательнейшая тайна.
– Ты целитель, – это вновь было утверждением.
– Да, господин Цесперий, – кивнула девушка, глуховато и неуверенно.
– Поможешь мне в Верне, – распорядился Цесперий. – Иначе Керберру ты и вовсе не увидишь.
– Вы полагаете, что Мирослав… господин Мирослав может отпустить меня? – с надеждой воскликнула Акме и тотчас мысленно разбранила себя за несдержанность.
– Едва ли, – Цесперий пожал плечами. – Вы заинтересовали его не только привлекательностью. Тем будет сложнее. Но своим трудолюбием вы можете снискать его расположениЕ. И там посмотрим…
Акме изобразила воодушевление, но скрыла испуг – Аштариат научила её не доверять фавнам, Нелей научил не доверять практически никому.
«Шпион Мирослава? – думалось ей. – Будем выбираться своими силами. На это уйдёт много времени, но так безопаснее».
– Я могу начать сегодня, – решительно произнесла Акме, но Цесперий отказался, сославшись на её слабость.
После того, как Града принесла горячий успокаивающий отвар, а Акме выпила его и сразу почувствовала неимоверную усталость, фавн пожелал ей спокойной ночи и поднялся, чтобы уйти.
Она вновь порывисто поднялась на локте и воскликнула, приглушённо, надрывно, в отчаянии, минуя всяческие предосторожности:
– За мною смерть, передо мною – путь, который я непременно должна пройти. Я не могу здесь оставаться!
Фавн через плечо взглянул на неё пугающе глубоким, спокойным, словно всезнающим взглядом и тихо произнёс своим нечеловеческим, древним и сильным, будто сама природа, голосом:
– Я знаю. Ведь брат твой, Лорен Рин, не может ждать?..
Акме окаменела. Цесперий скрылся за дверью. Имя брата, впервые произнесённое вслух за несколько очень длинных дней, волшебством и болью окутало её.
Лекарство подействовало, и она крепко заснула.
Акме, одетая, прибранная, с заплетёнными в толстую косу волосами ждала Цесперия с раннего утра. Она хотела начать помогать ему и выведать, откуда он знал о Лорене. Она ни разу не произносила ещё имени брата, даже при Сатаро. Девушка не переменила своих намерений даже после увещеваний Грады и Августы, которая погрустнела, едва поняла, что на целый день останется без общества своей Сестрицы.
Фавн мог слышать, как Акме зовёт Лорена в тёмном забытьи своей лихорадки, но едва ли она выкрикивала слово «брат». Ей казалось, что Цесперий видит её насквозь. Мирослав или другие закараколахонцы, привёзшие Акме в Верну, могли поведать целителю о той силе, что девушка показала в Куре. Но Цесперий будто знал больше.
«Все вы одинаковые, – в раздражении думала Акме. – Что Провидица ваша, что ты. Неужто древние предания правдивы, и вы все прорицатели?»
Цесперий пришёл около десяти часов утра, внимательно посмотрел на Акме, выслушал её предложения о помощи и, к её удивлению, не стал возражать.
«Будем ходить долго», – бросил он, выходя из дома и к ней не оборачиваясь.
Девушка решительно кивнула.
Через плечо фавна была перекинута большая сумка из потрёпанной временем кожи. Шаг его был размашист и быстр. Акме, ещё недомогавшая и не набравшаяся сил, быстро устала, но не собиралась отступать.
Вернцы копались в своих огородах, не поднимая головы. А если кто из них замечал Цесперия, то непременно подбегал к дороге и дружелюбно приветствовал его.
– К кому спешишь, целитель? – считали своим долгом спросить они.
– К Эспее…
– Опять? До чего вредная старуха. Ей девяносто три, но она все никак не желает оставлять этот мир! – ворчали зараколахонцы.
– Зачем же оставлять болезнь, когда её можно вылечить? – отзывался фавн.
– Есть такая болезнь – старость. От неё нет лекарств.
– Нет такой болезни! – отмахивался фавн.
– Твоей крови она просто неведома… Мирославская пленница никак поправилась? – они, как правило, кидали на Акме небрежный недоверчивый взгляд. – Уже в помощницы её тащишь?
– Сама напросилась… – Цесперий, не останавливаясь, шёл дальше.
Все знали фавна. Вернцы всюду его приветствовали и приглашали непременно с ними отобедать. Фавн, слегка раскачиваясь при походке, странно стуча копытами, деликатно отказывался, ссылаясь на множество вызовов. Всюду и Акме сопровождали любопытные взгляды.
– Как ты оказалась в Куре? – внезапно спросил Цесперий, быстро и строго, будто предупреждая, что он не потерпит ничего, кроме правды.
Но правду говорить она пока не собиралась.
– Я уже говорила Мирославу, что…
– Скажи мне то, о чем ты умолчала, – перебил её Цесперий.
– Я ни о чем не умалчивала. Я держала путь свой из Эрсавии в Керберру, чтобы помочь раненым. Но коцитцы схватили меня в Кереях…
– И путешествовала никак одна?
Акме видела, что фавн не верит её словам.
– Одна.
– Любопытно, – задумчиво усмехнулся фавн. – На что понадобилась Мирославу неведомо откуда взявшаяся юная девушка, хворая, забитая горестями пути? Он смотрит на тебя так, будто хочет извлечь из тебя выгоду. Каким даром, который Мирослав не сможет найти более нигде, ты обладаешь?
Акме, потрясённая его уверенностью, молчала. Несомненно, он знал.
– Не знаю, о чем ты… – прошептала девушка хмуро.
Цесперий на время оставил свои расспросы.
Через несколько минут они подошли к маленькому деревянному домику со старыми покосившимися ставнями, косым крыльцом и запущенным садом. Растения разметались по нему столь буйно, что крапива и вьюнки занавесями накрывали окна. Старые яблони гнулись под грузом ещё не спелых яблок.
Фавн вошёл на крыльцо и постучал в плотно закрытую дверь. Доски угрожающе выли и трещали под его массивными копытами. Акме, облокотившись о высохшие перила, огляделась и смутно улыбнулась, ибо край этот был благодатен. Густые леса да крутые утёсы зараколахонских гор вокруг надёжно укрывали Верну от вражеских войск. Дома, большие и маленькие, то кучкой, то в отдалении друг от друга расположились по округе. Песней разливался детский смех, ворчание соседей, неугомонный лай собак, мычание коров, скрип телег, резвый звон кузниц. Где-то рубили дрова или в четыре руки пилили стволы.
Вот по широкой дороге проехала пустая телега, с запряжённой в неё старой клячей. Впереди сгорбился мужик, дёргающий поводья, а позади, болтая ножками, сидела маленькая девочка в коричневом платье со светлым передником и с аппетитом жевала большой печатный пряник. Завидев Акме, девочка внимательно и серьёзно поглядела на неё, не переставая за обе щеки уплетать лакомство. Полные белые щеки её так и прыгали, а выпученные глаза оглядывали округу. После она вдруг показала девушке язык, демонстративно откусила кусок пряника и отвернулась.
Акме усмехнулась, тихо, спокойно. Цесперий обернулся к ней, внимательно на неё посмотрел, а дверь тем временем открылась.
– Ох, целитель… – улыбнулась древняя сгорбленная старушка в тёмном платье с высоким, наглухо застёгнутым воротом, светлым передником. На голове был чепец, а из-под него выбивались тонкие седые пряди.
Улыбаясь, она скалила беззубый рот, выставляя напоказ свои розовые челюсти. Но при этом сморщенное, изборождённое глубокими рытвинами морщин лицо её озарялось добрым, золотистым сиянием.
– Доброе утро, Эспея, – отозвался Цесперий.
– Входи-входи, – воскликнула она, скрипя старческим голосом. – Целитель пришёл… облегчит страдания мои…
– Я не один, Эспея, – сказал фавн, пропуская Акме вперёд. – Это Акме Рин. Отныне она будет помогать мне…
– Пленница Мирослава, – с неведомым удовольствием проговорила старая Эспея, внимательно оглядев девушку близорукими глазами.
– По обыкновению своему ты как всегда в курсе всех дел Верны, – улыбнулся Цесперий, а Акме неприятно содрогнули её слова.
Маленький домик состоял лишь из одной большой комнаты, которая служила Эспее и спальней, и гостиной, и трапезной; да и из небольшого закутка, – кухни и ванной комнаты. Между двумя маленькими окошками расположилось ветхое бюро, к удивлению Акме, заваленное книгами, свитками да обломками перьев.
– Эспея пишет романы, – пояснил Цесперий с одобрением в своём глубоком голосе.
– Мирослав обещался добиться их публикации после моей смерти, – проскрипела Эспея, усаживаясь на свою беспорядочную кровать.
– Почему не желаешь сейчас?
– А по что мне слава сейчас? Пусть после меня что-то да останется.
– Как чувствуешь себя?
– Да как мне себя чувствовать в мои-то годы?.. Все спина да ноги. И сердце порою как зайдётся, будто смерть в дверь стучится…
– Травы мои принимала?..
Акме грустно глядела на Эспею, старчески раскачивающуюся на своей шаткой кровати взад-вперёд. Домик был окутан сладковато-затхлым ароматом старости и близости смерти. Она будто витала над домом, то ниже спускаясь, то вновь поднимаясь ввысь. Она ждала Эспею, а Эспея ждала её, грустно поглядывая то на свои рукописи, то на узловатые руки.
Цесперий уселся на стул перед старушкой, закрыл глаза и прижал огромную красивую ладонь свою к сморщенному лбу Эспеи. Просидев так несколько секунд, фавн открыл глаза, в которых мелькнула печаль.
– Акме, поди нагрей воды, – распорядился тот не слишком любезным тоном.
– Печь уже растоплена, – улыбнулась Эспея.
Акме вспомнился дядя, но, прогнав грустные воспоминания, она отправилась в кухню, нашла все необходимое и поставила воду греться. Вернувшись к ним, девушка увидела, как Цесперий выкладывает на маленький прикроватный столик крошечные мешочки, туго завязанные толстой серой ниткой.
Девушка с любопытством начала наблюдать за действиями фавна.
– Я видел тебя во сне, Эспея, – певуче обронил Цесперий, и в комнате повисла мертвенная тишина.
Старушка понимающе улыбнулась. Черты сморщенного лица её разгладились, уголки сжатых губ приподнялись.
– Стало быть, время пришло, – спокойно произнесла та, снисходительно разглядывая маленькие мешочки на столе. – Уж давно следовало мне за мужем отправиться. Но судьба распорядилась иначе.
– Раствори это в горячей воде, – не глядя на Акме, Цесперий протянул девушке скляночку с жидкостью молочного цвета и мешочек с порошком серого цвета.
Девушка подождала, пока нагреется вода, откупорила склянку, узнала раствор, вылила в пиалу, но запах серого порошка не разобрала. Высыпав и его, Акме всё тщательно перемешала, подошла к Эспее и передала ей пиалу.
– Не простых кровей ты, барышня, – улыбалась старушка, внимательно разглядывая её. – Чья ты дочь?
– Одного барона, – последовал ответ.
– Ах, это дворянская кровь!.. И щедро наградила она тебя.
– Чем же наградила она меня, сударыня? – тихо, грустно и устало осведомилась Акме, понуро опуская голову.
– Велика судьба твоя. По печальным и измученным глазам твоим вижу. Немалого нагляделись они, немалого испытала душа твоя. Крепись же, ещё больше испытать предстоит.
«Судьба моя – сгинуть в горах Зараколахона, вероятно», – подумалось девушке, и она поднялась, не желая более выдерживать взгляд этой любопытной старухи.
Цесперий быстро закончил с нею. Оставив ей лекарственные порошки, фавн и его спутница простились и незамедлительно её покинули, отправившись до следующего дома.
– Что это за серый порошок, что ты дал ей? Я не узнала его.
– Цветы эти растут лишь на склонах Зараколахона, да на восточной границе с Заземельем, – отвечал Цесперий. – Цветок этот называется Львиным по строению соцветия.
– Вы сказали, что видели Эспею во сне. Что это значит?
Цесперий произнёс:
– Ты, Акме, девица учёная. Полагаю, в Орне ты историю изучала. Посему должна знать о некоторых особенностях фавнов, пусть даже они стали мифом.
– Они грезят во сне, – отвечала Акме, вспоминая Провидицу.
– Верно. Помимо того, что любовь наша к окружающей нас природе даровала нам несметные знания о полезных свойствах растений, что с самого детства делает нас если не целителями, то отменными знатоками трав. Но мы ещё и не лишены пророческого дара. Чей-то дар сильнее, чей-то слабее. И не все мы одинаковы по своим способностям. По обыкновению своему во сне я вижу тех, кто умрёт в скором времени. Или слышу голоса. Они говорят со мною и, порою, говорят о том, что будет. И это сбывается.
– Но как ты, фавн, оказался в Архее? – приглушённо воскликнула Акме. – Ведь вы покинули эти земли триста лет назад и никогда не возвращались. Ты один в Зараколахоне? Или поблизости, сокрытый от людских глаз, есть Авалар?
Цесперий ответил:
– Нет, я один. А зараколахонцы куда воинственнее, любопытнее, смелее и безрассуднее, чем думаете вы все, выходцы из других государств. Я плохо помню Авалар. Помню лишь, что это большое, тихое, тайное государство прячется в дремучих лесах у подножия гор по ту сторону Заземелья. Помню лишь, что я и отец пасли овец высоко в горах уже несколько дней. Отец заснул, я же заблудился, а вскоре меня нашли какие-то люди. То были из Архея пришедшие зараколахонцы. Они обращались со мною, с ребёнком с рогами да козьими копытцами, довольно жестоко. Помню лишь, что много дней пересекали мы вечный скалистый лес. Всюду нас сопровождали метели, было холодно да голодно. В Верне я долгое время был придворной игрушкой тогдашнего правителя, но во мне открылись целительские да прорицательские способности, а Верна привыкла ко мне. И я стал её неотъемлемой частью.
– Сколько же лет тебе, Цесперий?
– Восемьдесят. Век фавнов дольше века людского.
– Неужто совсем не помнишь ты, где находится Авалар? – разочарованно выдохнула Акме.
– Нет. Я был совсем ребёнком. Я едва ли помню лицо своего отца. Но зачем тебе Авалар? – усмехался тот, будто знал все ответы на вопросы. – Никак туда собралась?
Девушка промолчала, все ещё недоверчиво, изучающее разглядывая его, высокого и широкоплечего, будто сошедшего со страниц красивых старых сказок. Он был выше неё на две головы, и Акме чувствовала себя ребёнком, в восторженном изумлении задравшим голову к верху и раскрывшим рот. Она все ещё не могла поверить глазам.
Вскоре Цесперий заметил замешательство своей спутницы и, сдержав улыбку, произнёс:
