Текст книги "Подземелье Иркаллы (СИ)"
Автор книги: Alexandra Catherine
сообщить о нарушении
Текущая страница: 25 (всего у книги 32 страниц)
Где-то громом шумела вода. Стены долгожданной пещеры заплясали лазурными отсветами от алых факелов чужаков. По толстым стенам тонкой синей змейкой зашелестела полоска света до самого потолка, являя изумленным путникам величественные размеры помещения.
– Страшно представить, сколько золота можно выручить за эту пещеру! – выдохнул Мирослав; глаза его сияли ярче факелов маниакальной жадностью, разгоняя тьму во всех углах.
– Дело ваше, – холодно процедила Акме, обеспокоенно оглядываясь, – но я советую вам не трогать здесь ни камня. Не забывайте, это Кунабула! Все эти сокровища принадлежат ей.
– Нам думалось, ты его главное и самое ценное сокровище, – парировал Ягер, с удовольствием любуясь дивными стенами.
– И я советую вам подумать, какие беды ожидают нас в случае разграбления этой сокровищницы, – громко молвил Арнил.
– Иркалле в них нет надобности! – возмутился Лако.
Кронпринц Густаво рассмеялся и лукаво осведомился у зараколахонских спутников:
– Зачем же они вам, если вы до нитки обираете любой мало-мальски богатый торговый караван от Аштери до Беллона, а, порою, и до Сильвана?..
– Едва ли местные сокровища способны принести людям счастья, – тихо заметил Буливид.
– Троньте здесь хоть что-то, и я не буду отвечать за вашу безопасность, – рыкнула Акме.
– А если мы не нуждаемся в твоей защите?.. – с бравадой воскликнул Ягер.
– Вы подвергаете опасности остальных.
– Нам лучше оставить их здесь, – заявил Арнил.
Воспользовавшись заминкой в споре, саардцы спрыгнули с коней, чтобы лучше осмотреться. К стенам они пока не смели приблизиться. Акме тоже спрыгнула с Одалис.
Девушка подошла к стене из ляпис-лазури и протянула к ней руку, не касаясь её невиданной красоты. Акме на расстоянии ощущала дрожь. Разогнав по жилам огонь, девушка поприветствовала пещеру, и стены неожиданно взорвались молочно-голубым сиянием, горя изнутри, рождая мягкий свет, будто солнечный рассвет, яркий, будто блеск солнца в жаркий летний день.
Вся пещера осветилась, прогоняя тьму по повелению Акме. За рукой её летели лучи света, будто она держала фонарь или факел. Они повиновались малейшему ее движению. Улыбнувшись, девушка причудливо взмахнула руками, и лучи в воздухе нарисовали красивые узоры, летя за ее пальцами. Акме засмеялась, закрутилась, пританцовывая, и свет извивающимися лентами полетел за нею, то обнимая ее, пронизывая ее волосы, то отскакивая прочь, вдребезги рассыпаясь о взмахи ее рук.
– Дьявольщина… – прошептал Хельс, заботясь о том, чтобы никто его не услышал.
Но он не был одинок в своем мнении. Многие смотрели на Акме с испугом, хотя, казалось бы, более ничто после уже увиденного, не могло напугать их.
Вместе с сапфировым светом обволакивали её и серебристые голоса, которых она еще не слышала в Иркалле. Они напевали ей странную мелодию, легкую, похожую на раннее зимнее утро, пронизанное светом рассвета.
– Стало быть, и сапфиры прокляты, – вздохнула Реция, но земляки ее не желали сдаваться.
– Такие камни не могут быть прокляты! – возмутился еще недавно тихий Лако.
Голоса, нимфами смеявшиеся вокруг Акме, предупреждающе зарычали. Всполохи света начали разбиваться о стены и осыпать путников дождем обжигающего огня.
– Это злится Иркалла или ты? – тревожно воскликнул Сатаро.
– Лако, нет! – закричала Акме, увидев, как саардец решительно подходит к стене, дотрагивается до нее и эфесом меча откалывает крупный сапфировый обломок.
Глаза его сверкнули жадностью, и он поцеловал свою драгоценность, став примером для остальных земляков.
– Сапфиры не трогать! – скомандовал капитан Эвандер Лаций, когда несколько нодримских гвардейцев осмелились приблизиться к стенам. Атийцы стояли на месте, как вкопанные.
Рык кунабульских голосов превратился в разъяренный визг.
– Уйдем отсюда! – воскликнула Акме, зажав уши руками, ибо крики, которые слышала лишь она, резали слух. – Иркалла злится!
– Так задобри её! – расхохотался Ягер, уже протягивая руки к стенам. – Уверен, ты сможешь, если пожелаешь!..
Пещеру пронзили крики боли. Сапфиры, сжатые в руках некоторых саардцев, вспыхнули белым сиянием и оставили на их руках страшные ожоги. Ожогами дело не ограничилось. Кожа с шипением начала плавиться. Кунабульский яд от ладоней устремился вверх по рукам даже после того, как камни были выброшены.
Лорен и Акме кинулись к ним. Как только она прикоснулась к ожогам зараколахонцев, кожа их покрылась пузырями, а яд побежал быстрее. Целительница в ужасе поглядела на свои сияющие голубым светом ладони и дрожащие пальцы.
«Что же это?» – в ужасе думала она.
– Акме, не думай об этом! – поспешно воскликнул Арнил. – Они получили свое.
Гаральд подошел к ней и попытался взять за руку, но та отпрянула, выдохнув:
– Нет! Я опасна для вас.
– Прекрати! – грубо воскликнул атиец.
Акме увидела под ногами сапфира, выброшенный одной из его жертв. Она быстро наклонилась, взяла пылающий камень в руки и сжала. Но камень не причинил ей боли. Он лишь на мгновение вспыхнул ярче, будто подмигнув ей, а после успокоено затух. Она сжимала его, терла, но он не жег ее нисколько.
«Мерзавец!» – мысленно вскрикнула та и, замахнувшись, выкинула его.
Иркалла принимала её, как свою. Но горе сменилось ужасом, когда она услышала, как ближайшие проходы наполняются зловещим шумом. Иркалла натравила на них врагов. Это была ловушка и весьма справедливое наказание за жадность.
– Уходим! – воскликнула Акме. – Демоны идут.
Пещера из ляпис – лазури с сапфирами оказалась не единственной и не самой большой. Соблазнительные залежи драгоценных камней поражали воображение, но никому из путников более не хотелось дотрагиваться до них.
Вскоре все услышали признаки погони. Она велась слева, справа, сзади, наступая им на пятки, и начиналась впереди.
Враги настигли их в большом помещении, ярко освещенном лазурным светом факелов, по кунабульскому обыкновению, вспыхнувших при приближении Акме. Исполинские колонны, крошившиеся под натиском времени, удерживали нависшую горную гряду, позволяя мертвым ветрам безнаказанно порхать из коридора в коридор. Именно они, зловещие голоса Иркаллы, предупредили Акме о тщетности их побега. Путники были окружены, и им оставалось лишь обороняться.
– Что бы не случилось, – требовательно воскликнула Акме, встав перед своими многочисленными спутниками величественной статуей, – не вступайте в бой, не провоцируйте их, не усугубляйте наше положение. Я попытаюсь утихомирить их. Надеюсь, боя удастся избежать.
– А что, если не удастся? – осведомился Сатаро. – Я буду биться.
– Заклинаю вас не делать этого! – рыкнула Акме. – С демонами я справлюсь быстрее вас.
– А с коцитцами?
– Не думаю, что они, между собою заклятые враги, способны объединиться во имя борьбы с третьим врагом, – уверено заговорил капитан Цере. – Даже сил Иркаллы не хватит, чтобы заставить их выступить против людей бок о бок.
Но он ошибся. В следующую минуту из тьмы цепочкою вышли демоны, а следом – коцитцы. Неприятно изумленным путникам оставалось лишь гадать, был ли столь неожиданный союз волей Иркаллы, но, казалось, ни те, ни другие не испытывали ровно никаких неудобств от своего союзничества.
К счастью, демонов и коцитцев оказалось не так много. Но коцитцы уже чувствовали и даже слышали своих пленных земляков. И добрее от этого не становились.
Многочисленные пары разъярённых красных и карих глаз глядели лишь на Акме, не заботясь о том, кто стоял за её спиною и сколько их было. Дикари слышали аромат коцитской крови на ее руках, демоны колебались.
Несколько путников выступили из отряда, чтобы встать рядом с нею и помочь ей, но Акме взмахом руки заставила их отойти обратно. Она не нуждалась в помощи. Она нуждалась в их безопасности.
Протянув руку вперед, будто позволяя врагам обнюхать себя, молодая женщина по жилам пустила горящие потоки огня, заставляя голубые всполохи плясать на ее широко распахнутой ладони, обращенной к демонам, не то покорно, не то повелительно. Коцитцы недовольно оскалились, заметив нерешительность демонов.
Когда ей удалось приблизиться еще на несколько шагов, демоны в ужасе застыли, ощутив что-то из ряда вон выходящее, и все, как один, прижались к каменному полу, – не приветственно или в глубоком почтении, но порабощено, будто в величайшем страхе расплаты.
Один шаг к освобождению был сделан, но Акме не смела торжествовать: оставалось ровно столько шагов, сколько перед нею было вооруженных и рычащих от бешенства коцитцев. Они ненавидели весь свет, своего кунабульского союзника и их прихвостней. Но Акме они возненавидели еще больше.
Услыхав их мысли в шёпоте кунабульских ветров, она подняла стену огня за мгновение до того, как коцитцы с дикими воплями прыгнули с места и устремились к ней. Она знала, что с ними делать и ни на минуту не колебалась. Иркалла вновь затягивала в болото тьмы. Ей хотелось убивать и мстить, но за что она разжигала свою месть, ей было неведомо. Акме не осознавала глубины своего зла и своей ненависти. Она убивала. И наслаждалась криками боли.
Коцитцы летали по всей пещере, погибая кто быстро, кто медленно. И если бы их было меньше, мучения бы еще остававшихся в живых были бы продлены. Акме повернулась к покорно ожидавшим ее воли демонам, взмахнула руками, и кунабульцы тотчас забыли о своем союзничестве с коцитцами.
Дикари стали погибать в несколько раз быстрее.
– Полюбуйтесь, герцогский сынок, – негромко провозгласил Сатаро, пытаясь насмешливо улыбнуться, но терпя поражение за поражением; его глаза были полны горечи, – ваша будущая супруга и ее слуги в качестве приданного!
Гаральд не слышал его, он ломал голову над тем, как помочь ей. Лорен, сжав голову руками, бездействовал, как заворожённый смотря на сестру.
Из отряда коцитцев в несколько сотен осталось лишь двое живых, которые стояли перед нею на коленях, с первобытным ужасом ожидая смертного часа. А Акме зловеще улыбалась, и в душе клокотало торжество. Черное, злобное, ей не знакомое. Дети Иркаллы повиновались ее малейшему жесту.
Огненные руки Акме накинулись на двоих коцитцев, схватили их за горло и подняли высоко над полом. Полюбовавшись на мучения задыхающихся, насладившись вкусом их ужаса, она загремела, и никто из присутствовавших не узнал ее голоса – ни былой бархатистости, ни благородной глубины, – лишь глухое раскатистое рычание и безжизненная холодность:
– А теперь вы, наемники Нергала, идите и расскажите своему хозяину, что Я иду. И за собою веду войска его, которые Мне присягнули на верность! Если вздумает он противостоять мне я сокрушу силу его, ибо никто более не посмеет владеть Иркаллой, ибо Иркалла – отныне Моя обитель!..
Акме отшвырнула коцитцев прочь с большой высоты. У одного из них оказались переломаны почти все кости, второму повезло больше – он смог поползти на четвереньках прочь.
Рианор обеими руками тянулась к приветствовавшим ее ветрам, но что-то удерживало ее, и она не могла сделать шага во тьму. Ее неповиновение натолкнулось на ожесточенное сопротивление, и могущество начало таять под натиском тёплого белого света. По мере того, как усиливалось ее сопротивление, огонь противника перестал приятно греть – он начал жечь так сильно, будто она опускала руки, плечи, лицо в костер.
И вдруг она поняла: её недругом был никто иной, как Лорен Рин, который на протяжении целых восемнадцати лет считался ее братом, к которому она всегда была так сильно привязана, который не мог причинить ей вреда.
С этой минуты жажда противостояния исчезла. Повернувшись к невидимому источнику слепящего обжигающего пламени, Акме, какой-то светлеющей частью души сознавая, что совершила ошибку, встала на колени и открылась огню, чтобы он исцелил её или уничтожил.
«Пока жива я, брату не будет покоя», – пробуждаясь от тяжелого сна, думала она, покорно опустив голову.
Боль медленно уходила, вместе с сознанием возвращалось ощущение действительности, зрение и слух. Тьма расступалась под натиском Лорен Рина, и Иркалле лишь оставалось досадовать на очередное поражение.
Когда Акме, покорно стоявшая на коленях перед братом, против которого она едва не вступила в бой, подняла голову и открыла глаза, все вздохнули с облегчением. Голубой свет ушёл.
Акме огляделась. Неподалеку от Лорена, все еще протягивающего к ней объятые белым светом руки, столпились нодримцы, атийцы и зараколахонцы с оружием наготове и все напряженно глядели на нее.
– И вновь я подвела тебя, братец, – грустно проговорила Акме, тяжело поднимаясь на ноги, на шаг отступая и от Лорена, и от своего мертвенно бледного жениха, кинувшегося к ней.
– Ты уничтожила сотни коцитцев и заставила демонов вновь склонить перед тобою головы, – воскликнул Руфин. – Было бы лучше, если бы все они кинулись на нас?..
– А потом едва не испепелила родного братца, – вставил Ягер, поигрывая топором.
– Она бы не причинила мне вреда, – возразил Лорен.
Гаральд пытался обнять ее и утешить, но она выставила перед ним дрожащую руку.
– Только не покидай меня, – умоляюще прошептал он так тихо, чтобы слышала лишь она; глаза его, когда-то насмешливые и горделивые, были полны боли.
Первой мыслью её было – бежать. Хитростью выманить брата и остальных из Иркаллы, а самой скрыться в неизвестном направлении и самой закончить этот путь, не подвергая опасности никого из спутников.
– Пошли, Акме, – строго пробормотал Лорен, протягивая ей руку, мысленно отметив, что она отдалялась и делала маленькие шажки назад. – Здесь нам нечего более делать.
Но она не торопилась брать брата за руку. Она добровольно обрекала себя на одиночество во имя их же сохранности.
– Акме… – изумлённо выдохнул Лорен. – Мы должны покинуть это место. Вместе.
Девушка едва заметно замотала головой, ускоряя шаг и наполняясь решимостью.
Только бы не смотреть на Гаральда…
Лорен колебался, ибо боялся спугнуть ее, но атиец не стал медлить. Он сорвался с места, подошёл к ней, бесцеремонно схватил за руку и потащил к остальным.
От изумления девушка даже и не думала сопротивляться.
– Но что делать с этими? – воскликнул Хельс, указав на демонов, которые не одной сотней покорно ожидали своей участи, не сводя с Акме глаз. – Им что, будет дозволено сопровождать нас?!
Со стороны нодримцев, зараколахонцев и даже, казалось бы, безропотных и бесконечно верных атийцев, послышались протестующие возгласы.
– Разумеется, нет! – отвечала Акме и попыталась высвободить свою руку из стального кулака жениха, но тот грозно поглядел на нее и процедил:
– Я пойду с тобой.
Для возражений не было ни времени, ни сил. Вздохнув, Акме, рука об руку с Гаральдом, подошла к демонам, пристально посмотрела нескольким в глаза и свободной рукой властно махнула в сторону. Демоны, клыкастые, черные, покрытые слизью, уродливые и злобные, сделали несколько шагов, не поворачиваясь к ней спиною, развернулись и преспокойно ушли восвояси.
– Уверена ли ты в том, что они не станут преследовать нас? – осведомился кронпринц Густаво, потрясенно глядя им вслед. Акме начала пугать его лишь теперь.
– Не станут, – заявила та. – А если осмелятся, я услышу их намерения, едва таковые успеют появиться в сознании Иркаллы.
– Иркалла обладает сознанием? – ошарашено прошептал Авдий Веррес.
– Если и не сами горы, то непременно тот, кто в них царствует.
– Не будем более терять ни минуты! – раздраженно бросил Гаральд Лорену, и последний с облегчением дал добро на продолжение пути.
Вплоть до следующего привала Гаральд не отпускал руки своей растерянной невесты. Там, глубоко задумавшись, Акме произнесла, серьезно глядя Лорену в глаза, оглядывая его лицо, запоминая:
– Помнишь ли ты мой рассказ о девочке Августе?
– Да, ты спасла её.
– Скорее, это она меня спасла. Коцитцы лишили ее родителей, но не веры в любовь и человеческое тепло. Я оставила ее у Грады в Верне. Если со мною случится беда, поезжай за нею в Зараколахон и позаботься о ней. Забери ее в Кибельмиду. Делай для нее все так, будто она тебе родная, будто… будто она – это я.
– Никакой беды с тобой не случится! – грубо воскликнул Лорен, отвернувшись, чтобы скрыть тень боли, которая легла ему на лицо.
– Вырасти её, – продолжала она. – Воспитай. И, умоляю, люби! Ибо она будет счастлива лишь тогда, когда будет чувствовать, что ее любят. Я обещала не покидать ее, но, боюсь, не смогу сдержать своего обещания.
– Акме, – Лорен счёл нужным прервать ее. – Я люблю детей, но не умею с ними обращаться. Будет лучше, если ты, все же, сможешь сдержать обещание, данное бедной сиротке, и позаботишься о ней сама, – его лицо озарилось улыбкой. – Я заберу ее, откуда бы ты только не пожелала, но и ты будешь сопровождать меня при этом.
Акме знала, что Лорен исполнит ее поручение, посему не видела смысла в дальнейшем споре. Она выскользнула в другой коридор, чтобы там, в тишине, окунуться в глухие голоса Иркаллы и послушать, что они скажут ей. Там, в одиночестве и скорбной тиши, она окончательно примет решение и дальше будет следовать осуществлению своей цели.
Спустившись по полуразрушенной лестнице, плечом прижавшись к стене и склонив к ней голову, Акме, окутанная полумраком, тяжко вздохнула и подняла ладонь, чтобы положить ее на камень.
У прохода стоял Гаральд, и Акме в очередной раз стало неуютно, как тихо он мог подкрадываться. Его руки были недружелюбно сложены на груди, а пронзающий взгляд ни на мгновение не уходил в сторону.
– Ты ведёшь себя, как наивное, бесхитростное дитя, вообразила, что всесильна, – он оказался к ней столь близко, что в полутьме Акме видела зелень его глаз.
– Ты не веришь в меня?
– Коцит – неплохой учитель.
– Я уйду лишь за тем, чтобы подарить вам жизнь, – вздохнула та.
– Не смей так говорить! – грубо фыркнул он, раздражённо дёрнув головой, схватив ее за руки. – Ни я, ни Лорен не нуждаемся в твоей защите! Мы нуждаемся в тебе! Мы еще не обречены, Акме! Я не понимаю, к чему этот разговор. Ты не желаешь быть моей женой?
Девушка вскинула на него огромные от испуга глаза и выдохнула:
– Что бы не случилось, сколько бы земных часов нам не было отпущено, я – твоя.
Гаральд долго сурово глядел на нее, после грустно усмехнулся, пробормотав:
– Еще пару месяцев назад я бы в жизни не поверил, что гордая Акме Рин скажет мне такие слова.
– Я была твоею с самого начала. Еще тогда, когда разбойник и торговец стали вдруг одним человеком, – Гаральдом Алистером Працием. И ты с твоим опытом должен был заметить это тотчас.
– Увы, я видел лишь твою вздорность и дикое желание мне досадить. Ты же говорила, что влюбилась в меня перед моим отъездом.
– Возможно, раньше, просто поняла это потом, – на этот раз Акме попыталась отстраниться, но Гаральд обнял ее и прижал к себе.
– Ты – моя жизнь.
Акме прижалась к его губам таким крепким поцелуем, что Гаральд, не отрываясь от нее, отступил на шаг и спиной прислонился к стене. Они целовались с таким страстным отчаянием, что у обоих кружилась голова и надрывно стонало сердце.
А вокруг них смыкалась неизбежность.
Ночью Акме спала очень плохо. Сквозь тяжелую дрему слышала она голоса Иркаллы, от которых не было покоя. Они бесновались, кричали, бранью бились о стены, но с Акме были на изумление вежливы.
Ей снилась Аштариат. Их разговор был будто так реален, что, проснувшись, она не знала, являлась ли ей ночью Провидица в самом деле или напутствовала лишь во сне.
Аштариат и Акме стояли друг напротив друга в том же небольшом помещении, в котором путники нашли место для ночлега. Целительница была в своем черном платье, Провидица – в белом.
«Путь твой подходит к концу. Скоро откроется тебе обитель Нергала, – твоя цель», – говорила Аштариат в своей обычной певучей манере.
«Но что надлежит мне сделать, как только увижу я его обитель?» – наяву покрываясь страхом, спросила Акме.
«Сердце подскажет. Но напоследок я должна предостеречь тебя: Лорен силен, но даже его силы не хватит, чтобы защитить тебя от злобы Иркаллы. Ты должна защитить себя сама и, при этом, защитить Лорена, ибо лишь в его руках та сила, что остановит Кунабулу. Лорен – хранитель Архея, а ты – хранитель Лорена. Защити его не только от Кунабулы, но и от самой себя …»
Но видение прервалось непонятным шумом, который все усиливался и вскоре превратился в шквал беспорядочных оглушительных криков. Голоса звали ее, громко и отчаянно. Она не сразу поняла, что звали ее путники. Лишь тогда она проснулась.
В лагере царила настоящая паника. Люди кричали и бегали, обнажив мечи, неподалеку виднелось сияние белого света, и Акме подскочила, вызывая силу своего огня.
– Акме! – позвала Реция, налетевшая на ее откуда-то сбоку. – Это коцитцы! Они выросли будто из воздуха! Они перерезали часовым горло!
Сердце девушки дрогнуло: этой ночью вместе с несколькими нодрицами дежурил и Сатаро.
Сквозь толпу Акме неслась туда, где надеждой полыхал свет брата. Мимо атийцев и озверевших нодримцев, мимо перепуганных зараколахонцев. Выпрыгнув на свободную площадку прямо перед врагами, она сделала резкий разворот и о пол ударила толстым хлыстом своего пламени. Оставшиеся в живых коцитцы заверещали от ужаса, бросились наутек, но не успели ступить ни шагу, – девушка быстро и безжалостно расправилась с ними.
Появился Гаральд, крепко взял за локоть и попытался увести прочь, но Акме почувствовала, что случилось что-то ужасное и непоправимое. Мельком увидела она, как Лорен уходит куда-то в сторону с выражением непритворного ужаса на лице.
– Тебе здесь нечего делать… – напряженно пробормотал он. – Мы все сделали сами.
– Кто погиб?
Молчание.
– Часовые.
– Но Лорен сможет их спасти!
– Коцитцы прознали о даре Лорена и сделали все, чтобы он не смог спасти убитых.
– Вздор! – выкрикнула она, отчаяние придало ей сил, она вырвалась из его рук и понеслась обратно.
Всполохи белого света ярко выделялись в полумраке пещеры. Она узнала спину брата и мощный силуэт человека, навзничь лежавшего перед ним.
Лорен обернулся и посмотрел сестре прямо в глаза. После качнул головой. Он склонился над Сатаро. И Сатаро был мертв. Безоглядно, необратимо.
– Дикари перерезали им горло и вырезали сердца. Чтобы я не мог помочь им. Они приходили за пленными.
Тяжело опустившись на колени, девушка взяла еще теплую руку Сатаро и поглядела в его изуродованное, но доброе лицо, широко распахнутые опустевшие глаза.
«Это мне за то, что я взяла его с собой, – подумала она, дрожащей рукой закрыв товарищу глаза, всхлипнув, зажмурившись, на несколько мгновений положив ладонь свою на его окровавленную грудь. – Это из-за меня ты лишился сердца. Ты был обречен с самого начала, как только мы повстречались с тобой в Куре. Я – чудовище. Мне нет прощения. Я понесу наказание. Но сначала я погляжу, как умирают эти коцитцские дикари…»
Акме поднялась и оглядела сияющим от слез и ярости взглядом пещеру. В живых осталось всего пятеро коцитцев. Их добивали нодримцы.
Тогда Акме подошла к стене и прижала к ней ладонь. На нее набатом налетели встревоженные её гневом кунабульские голоса. Она тотчас вычислила, что двоим из коцитцев удалось бежать. Она твердым шагом направилась к выходу.
– Акме, куда ты? – закричал Лорен.
– Самосуд, – тихо ответил Хельс. – Ей лучше не мешать.
– А ну назад, – крайне холодно процедил Гаральд, встав на ее пути.
– Пусти! – прорычала она, глядя на него уже лазурными глазами, плохо соображая от захлестнувшей ее волны горя и бешенства.
– Ты останешься здесь! – прикрикнул на атиец, поглядев на нее таким взглядом, которого она всегда боялась.
Но не сейчас. Она оттолкнула его со словами «С дороги!» и бросилась прочь, одним взмахом руки замуровав за собой проход, чтобы никто не смог последовать за нею.
Она без труда нагнала двух коцитцев, отрезала им все пути отступления и теперь, стоявшая перед ними одна, вооруженная кинжалами, смотрела в их напуганные, но все еще кровожадные лица, и кричала:
– За что?! За что вы забрали столько жизней? Что сделала вам маленькая девочка?! Вы убили ее отца и мать, а после изуродовали! Что сделала вам молодая девушка, которую вы лишил облика, после казнили? Что сделал вам человек, одиноко едущий по пустой дороге?! Вы ищете меня по всей Кунабуле, но убиваете не тех, кто вам нужен! Я ваш враг! Меня вы должны убить, но не тех, кто случайно подворачивается вам под руку! Будьте вы прокляты, и я вместе с вами! Ибо вашей кровью я обагрю свои руки, а вы, черт возьми, тоже люди!
Покрепче сжав рукояти кинжалов Эрешкигаль, Акме пошла в наступление. Либо коцитцы смертельно боялись ее, либо от природы были трусливы, либо гнев одарил ее исключительной силой и ловкостью, но Акме всего несколько раз взмахнула кинжалами, и все было кончено за минуту. Одному перерезав горло, другому вспоров живот, та выпрямилась и уставилась долгим взглядом на поверженных. Руки ее холодила кровь коцитцев, на полу образовывались рубиновые лужи.
Когда пыл ярости сменился пылом горя и отчаяния, Акме выронила кинжалы, рухнула на колени рядом с убитыми и оглушительно закричала, после чего крики переросли в безудержные громкие рыдания, сотрясающие Иркаллу.
– Я не могу больше! – стонала она, сжимая руками голову и раскачиваясь.
Ей казалось, она лишилась рассудка, – столь безудержным было отчаяние.
«Я позволила Сатаро умереть. Пока не поздно, нужно бежать, ибо если они пойдут за мною они все умрут. Их кровь будет и на моих руках. Это не их война! Только моя! Лишь так я искуплю свою вину перед тобой, Сатаро! Я еще вчера должна была сказать Гаральду, что не могу быть его женой, еще вчера я должна была сбежать! Я испугалась! Я так виновата пред тобой, Сатаро! Гаральд сможет смириться… не сразу, но он сможет жить дальше! Сатаро не сможет больше ничего…»
– Иркалла, будь ты проклята! – завизжала она, рыдая, лбом прижимаясь к окровавленному камню пола.
Акме знала, что должна была исчезнуть, чтобы никто из союзников более не увидел ее, но все силы внезапно покинули ее, когда налетели ропщущие голоса Иркаллы.
Вместе с ними появился еще один, куда более глубокий и отчетливый, не то мужской, не то женский. Голос этот звучал назидательно и заботливо. Он звал за собою. И Акме, оглушенная и зачарованная этим голосом, однако, тотчас поняла, что цель ее ближе, нежели ей казалось.
Она незамедлительно встала и отправилась на зов. Он звал ее исполнить свой долг перед миром и накрывал сердце ее душным покрывалом.
Иркалла волновалась. Она кряхтела, шумела, дрожала и пыталась буйствовать, но пока неуклюже и неуверенно, будто только что после пробуждения.
Акме пролетела несколько залов и коридоров. Девушка бежала на его зов, как мать бежит на зов ребенка. Ничто не могло остановить ее.
Даже зов брата и жениха. Они звали ее неподалеку и быстро к ней приближались.
«Ты пришла!»
Акме вбежала в небольшой зал и резко остановилась. Два факела сияли в нем, подобно паре волчьих глаз, а напротив входа волчьей пастью зиял черный вход. По обе стороны от исполинской остроконечной арки, замысловатые узоры и письмена которой были стерты временем, стражами стояли каменные статуи, изображающие диковинных зверей древности – огромных размеров с массивными лапами, разинутой пастью, в которой почти не осталось зубов, даже рога были отбиты. Но устрашающая форма глаз холодом сковывала душу.
Ветра забеспокоились, а самый громкий и глубокий голос настойчиво позвал ее вперед.
«Входи, не бойся, ты желанный здесь гость».
«Вот оно и все, – в ужасе подумала Акме, ощущая, как ее непреодолимо тянет внутрь, осознавая, что это ловушка. – Глупо сопротивляться, ибо разве не к этому шла я из самой Кибельмиды? Не об этом ли говорила мне Аштариат?…»
Решительным чеканным шагом направилась Акме к черной арке, за которой виднелась лестница, уводящая ввысь, и голос зачаровывал ее все сильнее.
– Акме! – потрясенно воскликнул Лорен, ворвавшийся в зал, чувствуя, что сестра покидает его. – Подожди нас!
Девушка обернулась, и целитель поёжился – глаза заливал лазурный свет. За его спиной собрались изумлённые спутники.
Даже сквозь тёмное беспокойное забытьё она трепетала. От горя, от боли, от тоски.
– Лорен! – она подошла к нему, все понимавшему и затрясшемуся, и обняла его.
– Нет! – он отшатнулся от нее, как от прокаженной. – Мне не понять твоих нежностей. Не гляди на меня так, будто прощаешься!
– Там вам нет места.
– Я не пущу тебя, – сказал Гаральд.
Акме улыбнулась, потеряно, пусто, уже не принадлежа этому миру. Для начала она подошла к Плио, взяла за руку, подвела к Лорену, соединила их руки и прошептала принцессе на ухо:
– Береги его.
После она подошла к Гаральду и прижалась к нему, словно испуганное дитя.
– Не пущу тебя… – прошептал атиец, страстно, отчаянно. – Ты обещала стать моей женою. И ты ею станешь…
– Ты бы пожертвовал собой, если бы от твоей жертвы зависела судьба стольких людей?
– Какое мне до них дело?! – вскричал он, крепче сжав ее. – Ты не покинешь меня!
Акме улыбнулась. Отсутствующе, изломанно. Она обнимала Гаральда не только руками, но и всей душою. Ее губы коснулись его щеки, и она тепло шепнула ему на ухо:
– Я люблю тебя, Гаральд Алистер.
Огонь заструился по ее жилам, придал ей сил, она отпрыгнула на несколько шагов назад и разлила между собою и остальными пылающую стену огня. Он не причинял им вреда, но отталкивал каждого, кто пытался приблизиться к нему.
– Акме, вернись! – в неверии и в маниакальном ужасе закричал Лорен, но девушка развернулась, бегом преодолела расстояние, которое отделяло ее от арки, скрылась во тьме узкого коридора, и ворота с могильным грохотом захлопнулись за нею.
Огонь погас, и путники кинулись следом, но ворота и не вздумали открываться. Среди них не нашлось силача, который бы пробил древний заколдованный камень, а сила Лорена могла лишь исцелять. Напрасно он бился о глухую стену перед ним, криками, проклятиями, зовом и своим светом пытаясь открыть ворота и вернуть сестру.
Прошло несколько минут, в течение которых друзья ушедшей волновали Иркаллу своими горестными криками. Никто не отозвался, ворота не поддались.
Вдруг неподалеку, из глубины, едва приглушенный толстой стеною, раздался женский душераздирающий вопль боли. Акме кричала долго, раскатисто, жалобно, то постанывая, то всхлипывая, то рыча. Это было страшное нечленораздельное «А!», перевернувшее душу тех, для кого она хоть что-то значила.
Так кричит человек, которого режут живьем или сжигают на медленном огне. Так кричит человек, не заботившийся о том, как звучит его голос, что подумают о нем люди, что скажут. Так кричит человек, лишенный здравого смысла от боли, лишенный осознания действительности, позабывший все на свете, оставшийся один на один со своими непереносимыми мучениями.
– Ло…ааа!..ррреааа…! – это было последнее, что она провизжала, и все затихло.
Ни звука не раздалось вновь.
