Текст книги "Подземелье Иркаллы (СИ)"
Автор книги: Alexandra Catherine
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 32 страниц)
Глава 2. Обезглавленная тень
Акме бежала, спотыкалась и морщилась от боли во всём теле, еле двигалась, но не могла остановиться и отдохнуть: возможно, за ними велась погоня. В могучих руках своих Сатаро нёс Августу.
– Что это за люди?! – воскликнула Акме.
– Саардцы.
– Это же твои земляки. Почему мы бежим от них?
– Они видели твой огонь, – отвечал Сатаро. – И обязательно захотят его себе.
– Они не смогут им владеть.
– Огнём нет, тобой – да. Саардцы умеют убеждать. Если ты им откажешь, они запытают тебя до смерти.
Кровь, все ещё бурлящая и жгучая, сильно давила изнутри. Но бешенство разрывало Акме, и с ним было трудно справиться. Сильно болели бока, глаза, руки и ноги. Всё жгло. Она всё-таки остановилась, опустилась на землю, тяжело дыша, чувствуя, как оцепенение, обволакивающее, губительное, нисходит на неё, в памяти уничтожая всё, что было до Коцита. Отныне её преследовали лишь обезображенные лица узников.
– Жива? – спросил Сатаро, удерживая рвущуюся к ней девочку.
Акме отстранённо кивнула.
– Можешь идти?
Акме вновь кивнула.
– Тогда вставай и пошли. Нечего разлёживаться.
Она даже не спросила, куда они шли. Ей стало безразлично. Хотелось идти, бесконечно долго, лишь бы спастись от преследовавших её коцитских теней, заливших кровью все алтари. Узник Кура, обезглавленный одним из последних до появления саардцев, брёл рядом с нею и тихо спрашивал:
– Ты не видела мою голову?..
Акме отрицательно замотала головою, дико уставившись на его тень.
Из Кура они выбрались до рассвета, выбирая, как казалось Акме, самые извилистые и непроходимые тропы. Сатаро не разрешал останавливаться или садиться, подстёгивал резко и грубо. У Акме всё сильнее болели рёбра, по которым били коцитцы.
– Сколько тебе лет? – спросил Сатаро не задолго до рассвета, несмотря в её сторону.
– Восемнадцать, – глухо отозвалась Акме.
– Почему муж твой не пришёл спасти тебя? – спросил он.
– У меня нет мужа.
– Жених?
– У меня нет жениха…
Вспомнился Гаральд Алистер, но сквозь ледяной туман она не почувствовала ничего, кроме непробиваемого оцепенения. Есть только брат. Но ни брат, ни возлюбленный не пришли, чтобы вытащить её из этой преисподней. Она осталась с ошалелой жестокостью один на один.
На лес пролились тусклые лучи туманного рассвета. Холод ночи не чувствовался из-за страха и стремления поскорее покинуть Кур, но, едва слабое ощущение безопасности опустилось на них, холод пробрал до костей.
Августа в своей тонкой грязной рубахе с голыми ногами прыгала и бегала, пытаясь согреться. Акме же в лёгкой порванной тунике чувствовала лишь тошноту, резкую боль в голове и рёбрах. Со вчерашнего дня во рту не было ни росинки, кроме яблока, а воду её заменила солёная кровь, но ни голод, ни жажда не тревожили её. На задворках сознания она изумлялась, ибо в ней все ещё оставались силы, которые позволяли ей идти.
Она вдруг забыла, куда и зачем бредёт, забыла о Лорене, Гаральде и остальных. Ей стало безразлично, что сделается с нею, и сколь далеко от былого мира уведёт её судьба. На плечах её повисло бремя, от которого она была не в силах избавиться. Бремя памяти о той глубине человеческих страданий и жестокости, что заглушили все остальные мысли.
Молчаливый Сатаро говорил лишь о том, что им нельзя останавливаться на привал, когда они покинут лес. Он старался не заводить с Акме бесед, и, казалось, ему было плевать на его душевное состояние.
– Целительница, раны твои могут воспалиться, тебе следует избавиться от грязи, – пробормотал Сатаро, скользнув взглядом по её длинному порезу на щеке, разбитым губам да ранам на лбу и ногах.
Акме лишь безучастно кивнула, не останавливаясь. Это едва ли волновало её.
Лес расступился перед ними через несколько часов после рассвета. Открывшиеся изумрудные просторы бескрайним океаном обхватывали все пространство вплоть до горизонта. В летнем мареве виднелись тени далёких гор Эрешкигаль, а за стенами их томилась чёрная пустота.
Сатаро, не спрашивая своих спутниц, хватит ли у них сил на переход, направился туда, где могучей грядою вздымалась горная цепь.
– Я хочу отдохнуть, – прошептала Акме, едва державшаяся на ногах.
– Мы не можем оставаться ни в этом лесу, ни в открытом поле, – коротко бросил он, взяв на руки Августу.
– Я не пойду.
– Хорошо, оставайся тут, – хмыкнул Сатаро. – Дикое зверьё полакомится тобою всласть. Ну или те огромные твари.
Акме лишь, опустив голову, покорно поплелась следом. Раньше она бы топнула ногою, возмутилась, потребовала бы отдыха и выяснила их дальнейшие планы на месте, но интерес к происходящему был уничтожен, она будто не являлась более участницей своей судьбы, а наблюдала за нею со стороны, не зная ни мыслей своих, ни чувств, ни истинных физических потребностей, кроме вечной усталости и боли в рёбрах и голове.
Часам к трём они добрались до маленького леса недалеко от подножия гор. Остановившись за бугром в широкой неглубокой яме, Акме и Августа тяжело опустились на землю. Внимательно осмотрев меч и кинжал, что успел забрать Сатаро у коцитцев перед побегом, он подошёл к Акме и коснулся её щеки, чтобы посмотреть порез. Та среагировала немедленно. Она схватила Сатаро за запястье, царапнув его, и хлестнув по лицу мужчины бешеным взглядом.
– Никак очнулась! – хмыкнул он. – Я лишь хотел посмотреть, не гноится ли.
– Можно было просто спросить, – глухо пробормотала Акме.
Сатаро презрительно хмыкнул, надел на плечи один плащ, а два других, одолженных у кого-то из коцитцев в неразберихе битвы, кинул спутницам, и скрылся за деревьями, оставив Акме гадать, покинет ли он их или, все же, вернётся. Какое это имело значение?..
Августа сидела молча, обхватив колени и положив на них голову. Светлые грязные волос беспорядочной копною падали ей на спину, а глаза были безучастны и грустны.
– Земля здесь холодная, Августа, сядь на бревно, – глухо приказала Акме.
Августа сразу послушалась, прижалась к ней, словно грезившей наяву.
– Я пойду туда, куда пойдёшь ты, – серьёзно проговорила девочка.
– Ты не хочешь вернуться туда, где жила до Кура? – в вопросе Акме не было ни удивления, ни смысла. Она знала ответ.
– У меня не осталось никого. И если ты не прогонишь меня, я останусь с тобою навсегда.
Акме кивнула, чувствуя, как слова эти связывают воедино судьбы их и души. Устья их воссоединились, и потекла единая река радостей и счастливых забот. Или потечёт. Когда-нибудь.
Несмотря на усталость, Акме не смогла сомкнуть глаз. Она сидела, обхватив руками ноги, раскачиваясь быстро и нервно, а в голове её не было ни одной мысли, кроме ярких и незаживающих воспоминаний о Коците и Куре. Ей казалось, что из лесного полумрака на неё смотрят бездушные глаза мучителей, что где-то неподалёку коцитский медведь, утыканный стрелами, ломает деревья и роет землю в её поисках, чтобы довершить прерванную казнь. Она слышала, как звонко хлещет шипованная плеть, вгрызаясь в чью-то плоть. Ей чудились оглушительные крики боли измученного под пытками узника. Она слышала стуки топора о камень алтаря, треск разрываемой плоти, кровожадный рёв толпы, стоны осужденных на муки и смерть. Она видела кровь и отрубленную голову пленника, катающуюся по земле рядом с медведем.
Стиснув руками голову и в ужасе зажмурив глаза, Акме попыталась сжаться в комок, но не позволили повреждённые рёбра. Августа что-то спросила у неё, но девушка не ответила. Она почему-то перестала понимать родную речь.
Через некоторое время вернулся обнажённый по пояс Сатаро, неся в руках трёх дохлых кроликов и свой мокрый колет. Могучий торс его с несколькими небольшими шрамами на груди все ещё оставался крепок после длительного заточения. Ему потребуется немного времени для возвращения былой формы.
– Как?! Вы даже костра не разожгли?! – возмутился он.
– Ты вернулся, – пробормотала Акме без эмоций. – Я полагала, ты сбежал.
– До чего гадина! – от изумления и злости у Сатаро сел голос. – Если ты и дальше будешь острить, я убью тебя за ненадобностью.
Августа вскрикнула от испуга и заплакала, уткнувшись Акме в ногу, и мужчина будто бы смягчился.
– Две дармоедки! – проворчал он. – Кто-нибудь из вас хотя бы стряпать умеет?
– Ну, допустим, умею, – вздохнула Акме.
– Ну-ка, разделай их, пока я костром занимаюсь. Как разделаешь, к северу отсюда есть озерцо. Там искупаешь девчонку и выкупаешься сама.
Акме промолчала, не чувствуя ни голода, ни жажды. Она взялась за дело. Но, как только пролилась кровь мёртвых кроликов, Акме почудилось, что то была кровь того осужденного, которому отрубили голову, ей почудилось, что то была кровь Фаи, и всех тех, кто сложил головы свои на алтаре Эрешкигаль.
Перед глазами потемнело. Очнулась она, когда Сатаро легонько пошлёпал её по щекам.
– Целительница боится крови? – выдохнул он, когда девушка открыла глаза.
– Никогда не боялась, – слабо ответила та. – Не знаю, что со мной… – её затошнило.
– Искупай лучше девчонку.
Со всех сторон окружённое деревьями, крупное озеро беззвучно переливалось на ветру сладкими звуками безмятежности. Золотистое дно терялось во тьме глубин. Камыши, словно стрелы, вздымались над водой на противоположном берегу. Листья, будто лодочки, мягко скользили по воде, а стрекозы да бабочки танцевали на солнце. Акме не почувствовала волнения от дивной гармонии природы. Оцепенение мёртвой хваткой вцепилось в неё, не желая оставлять.
Августа подошла к воде и ручкой своею, грязной, но очаровательно маленькой, потрогала воду. Озеро откликнулось теплом, и девочка выжидающе оглянулась на Акме.
Акме кивнула, и девочка скинула с себя грязную рубаху. С опаской оглядев белое и хрупкое тело ребёнка, Акме, к облегчению, не нашла никаких повреждений. Кожа её была гладкой и белой.
Августа ловко поплыла.
Чтобы с девочкой ничего не случилось, Амке разделась и вошла в озеро по пояс, чувствуя, как мурашки окутывают тело. Боль в боках усилилась. Вода тепло приняла её и ласково сомкнулась за нею, с нежностью наяд поглаживая её. Они будто несли её сами, вынимая из неё ядовитые шипы теней Коцита.
Наплававшись, Августа села на берегу, подставив спину горячему солнцу, и начала наблюдать за Акме. Движения девушки, мягкие, женственные, осторожные, завораживали ребёнка.
– Тебе очень больно? – спросила Августа, пальцем коснувшись гигантского синяка, что распростёрся от подмышки Акме до середины живота.
– Пройдёт.
– Скажи, сестрица, – удивлённо пробормотала Августа. – А я буду такой же, как ты, когда вырасту? Моя талия будет столь же тонкой? Я буду столь же красива? – она указала на грудь Акме.
Девушка ответила с бледной улыбкою:
– Ты будешь ещё красивее, Августа.
– Когда? – воскликнула девочка, схватив её за руку и со всею страстностью взглянув на неё.
– Сколько тебе лет сейчас?
– Киша говорила, что девять.
– Через несколько лет…
Августа кивнула, и лицо её осветилось, а в глаза заглянул солнечный свет, осветлив их и открыв Акме.
– Ты не покинешь меня, сестрица? – тоненько пропищала девочка, прослезившись.
– Не покину, – мертвенно отозвалась та, не зная, обманывает ребёнка или говорит правду.
Помывшись, попытавшись вычистив грязь пенившимися бутонами нежно-розовых цветов на берегу, Акме простирнула рубаху Августы и свою тунику и, мокрую, решила надеть на себя, ибо у неё не было ничего, чем могла бы она прикрыть наготу.
Прикрыв девочку её мокрой рубахой, Акме спокойно сказала Сатаро:
– Дай ей плащ, пока одежда её высыхает.
Сатаро, не отворачиваясь от костра, кинул Акме плащ, и она укутала Августу, повесив рубаху её на ветку кустарника рядом с костром.
– Специй бы сюда! – протянул саардец. – Что ж, дикими яблоками обойдёмся.
Удостоив Акме взглядом, он взял её за подбородок, и, повернув правой щекой к себе, внимательно осмотрел рану и фыркнул:
– Царапина! Если не воспалится, быстро заживёт, и рубца не останется.
Насытившись кроликами и напившись ледяной воды из родника неподалёку, они приготовились ко сну.
Костер трещал. Августа, укутанная плащом, успокоенная сытостью и теплом, заснула в объятиях Акме, которая безучастно глядела на огонь, ожидая сна.
– А теперь скажи мне, кто ты, откуда, куда держишь путь, как оказалась в Кереях и силою какой чертовщины обладаешь? – спокойно и деловито спросил Сатаро.
Голос его был грубоват, но глубок и проникновенен. Серебристые нити волос его, преждевременно скользнувших по тёмным волосам, сверкали в редких лучах солнца. Тёмные брови вразлёт сурово нависли над светло-серыми глазами, на изуродованную правую щеку, похожую на вспаханную землю, Акме старалась не смотреть.
– Зачем тебе это знать? – спросила девушка.
– Мы путешествуем вместе. Я желаю знать о тебе всё. И если ты не расскажешь, я зарежу тебя.
Акме безразлично хмыкнула. Почему-то она совсем не испугалась.
– Куда я иду, как оказалась в Кереях, не имеет более смысла. Если я оставлю тебе Августу, ты бросишь её, но и взять её с собою я не могу, ибо иду в Кунабулу, а те, что напали на нас в Куре, – демоны Кунабулы, и идут они за мною, чтобы убить. Если вы пойдёте за мною, они убьют и вас. Я сопровождала брата, пока меня не забрали коцитцы. Теперь я должна идти в Кунабулу, чтобы там мы встретились.
Она не чувствовала ничего, без эмоций констатируя факты. Но мысль о том, что, быть может, никого из отряда не осталось в живых, волнами ужаса захлёстывала её.
– А зачем эти демоны пришли в Архей? – поинтересовался Сатаро.
– Убить меня и брата моего и помочь воцариться в Архее Нергалу, древнему божеству, брату Шамаша, и главному врагу моего предка.
– Коцитцы поклонялись ему, – сказал Сатаро. – Они держали меня в плену более двух месяцев. Полагаю, тебе они отвели особую роль, почувствовав в тебе силу, не угодную их господину. Они всегда служили ему… И что ты должна сделать в Кунабуле?
– Помочь брату остановить Нергала.
– А сам брат не может?
– Так нам было предсказано. Мы должны вместе остановить Нергала.
– А братец обладает такой же силой, что и ты?
– Не уверена, что не обладает.
– Стало быть, он оставил тебя, а ты хочешь его найти.
Оторвав глаза от костра, Акме подняла их на Сатаро. Она не возразила и не согласилась. Ей было безразлично, и это безразличие не понравилось ей.
– Коцитцы схватили тебя не случайно, барышня. За тобой ведётся охота. И, боюсь, мои земляки, освобождая нас, увидели твои фокусы. Они захотят свести с тобой знакомство. Твой красивый огонёк станет их украшением. И ты никогда не сможешь вырваться из их плена, если попадёшься к ним.
– Я никогда не стану их украшением, – мертвенно отозвалась Акме. – Приговором, смертью – да, но не украшением.
– Как знать… Хочешь, чтобы я рассказал о себе?
– Мне всё равно, – без интонации произнесла Акме, чувствуя, как глубокое и ровное дыхание Августы умиротворяет и её.
– В богатых семьях нынче не учат манерам? – оскорблено фыркнул Сатаро.
Целительница не ответила.
Тогда саардец молча улёгся спиною к ней, и вскоре дыхание его стало спокойно, а Акме так и осталась сидеть с открытыми глазами, ничего не чувствуя, ни о чем не думая.
Сатаро разбудил всех под вечер. Сумерки родонитовой вуалью накрыли лес. Птицы затихли, затих и ветер, лишь костёр их вновь весело потрескивал, а саардец возился с ним и с новыми тушками кроликов.
– Поужинаем и отправимся в путь, – грубовато заявил тот.
– А куда мы идём? – спросила Августа.
– Пока подальше от Кура. В сторону Полнхольда. Первой же деревни. Я не местный.
– Ты решил не возвращаться в Саарду? – спросила Акме, внимательно поглядев на него.
– Полнхольд ближе Саарды. Нам всем нужна помощь и кров над головой.
Они поспешно поели, набили карманы яблоками и ягодами и направились дальше.
Бывшие узники Кура прошагали полночи. Тьма обрушилась на них, когда поблизости не оказалось ни леса, ни рощицы, а они, оставшись без костра, решили переночевать в небольшом овраге.
Небо было увешено миллионами безмятежных звёзд, и Акме, прижимая к себе озябшую Августу, морщилась от боли в боках.
– В Саарде у тебя остались родные? – спросила она.
Сатаро пробормотал:
– Не всё ли равно теперь? Домой мне путь отрезан.
– Почему?
– Я не желаю, чтобы родные мои знали, как растерзали они меня.
– Но семья твоя страдает, Сатаро. Сколь долго оплакивали они тебя.
– У меня ещё два брата. У них – жёны и дети. А у меня теперь это уродливое лицо.
– Ты молод, ты ещё можешь завести детей. Думаешь, они не примут тебя из-за твоих увечий? Они не так уж страшны. Вернись к семье.
Сатаро вздохнул, никак не отреагировав на слова девушки.
– Но как ты оказался в Коците?
– Я держал путь свой в Мернхольд по делам. Они поймали меня, когда я пересекал Кандох.
– Тебе нужно раздобыть коня для возвращения и немного денег. Быть может, в Полнхольде найдётся работа для тебя? Что ты умеешь?
– Мне более нигде не найдётся работы.
– Ты за этим вырвался из лап смерти? – тихо спросила Акме. – Причитать и сожалеть?
– Они изуродовали мне душу, рвали на мне мясо. За два месяца на глазах моих они изнасиловали, искалечили, убили столько, что даже во сне я не могу забыться. Они все являются мне каждую ночь, будто это я убил их…
– Со временем это пройдёт, особенно среди родных и близких. Возьми себя в руки. Живи!
Сатаро молчал. Затем сменил тему, обращаясь к Акме:
– Куда ты денешь девчонку, если тебе нужно в Кунабулу?
Акме вздохнула и прошептала:
– Я не знаю, Сатаро. Не могу взять с собой, ибо этим убью её. Довольно настрадалась она, мои же страдания и путь мой продолжаются. Но мне некому оставить её, посему я хотела попросить вас взять её с собою. Позже я найду вас и заберу её.
Сатаро засмеялся, и от смеха этого у неё побежали мурашки.
– Скинуть девчонку на меня и сбежать! – рявкнул тот. – Хороша идея, барышня. Но куда я дену её?!
– Если вы на время обоснуетесь в Полнхольде или вернётесь в Саарду…
– Вижу, ты всё решила за меня! А что будет, если ты умрёшь в Кунабуле?
– Августа останется с тобой, – последовал ответ, и Сатаро зло усмехнулся:
– Возись с нею сама.
– Неужели не жаль тебе ребёнка? – потрясённо выдохнула Акме. – Ее родители убиты, она осталась одна, а я должна идти в Кунабулу. Чем же ты займёшься?
– Какое тебе до этого дело? Ищи брата своего и оставь девчонку с кем-нибудь из тех, кто шёл с вами в Кунабулу.
– Как же я найду его теперь? – потеряно прошептала Акме. – Я даже не найду следов его, а если найду, то не смогу догнать…
Сатаро негодующе промолчал.
– Акме, пойми, – наконец, проговорил он, тихо и надрывно, – нет во мне более тяги к жизни. Что станется с нею, если со мною случится беда?
– Я не могу взять её, покоряясь необходимости. Кунабула – поле боя. Ты не можешь взять её, покоряясь своей трусости и эгоизму.
– Тебе ли осуждать меня за эгоизм? – воскликнул Сатаро, не понижая голоса. – Ты можешь, ты должна отказаться от Кунабулы. Брат твой же не пришёл за тобою, стало быть, справится и без тебя!
Акме оскорблено зашипела, но сдержала гнев, ибо Августа, зашевелившись, проснулась.
Девушка обняла ребёнка и, покачивая, начала убаюкивать, с трудом сдерживая нахлынувшие рыдания.
– А что, если брат мой мёртв? – глухо пробормотала она. – Что, если их перебили, и я осталась одна?
– Тогда выбирай между ребёнком и своим долгом! Спасла её, так, будь добра, позаботься о ней и подари ей будущее! И, прошу тебя, не надо слёз. За полгода я вдоволь наслушался рыданий…
– Мерзавец… – с презрением рыкнула Акме, вспыхнув. – Поскорей бы пути наши разошлись!
Сатаро молча отвернулся и уткнулся лицом в траву.
Сон её прорезал дикий крик, и Акме в ужасе подскочила.
Бескрайние поля накрыло молочно-белое полотно предрассветного тумана. Сатаро метался на траве, постанывая и рукою закрываясь от тусклого неба. Глаза его были закрыты. Его мучили кошмары.
– Сатаро! – выдохнула проснувшаяся Акме, подскочив к нему, тряся за плечо. – Проснись!
Распахнув глаза, мужчина долго и непонимающе смотрела на девушку. Лоб его покрыла испарина, несмотря на промозглый холод, а из глаз текли слёзы.
– Очнись, – мягко говорила она, гладя лицо его и волосы. – То был сон…
– Они мучили меня, – шептал он, трясясь, испуганно, истерзано. – Смеялись надо мною. Резали меня… Я видел всех, кого убили они на моих глазах …
– Чего они хотели от тебя?
– Они пришли за мною…
– А мы с тобою их прогоним. И более они не придут.
Сатаро, глубоко вздохнув, очнувшись окончательно, положил тяжёлую голову свою ей на колени и прошептал:
– Они приходят за мною каждую ночь с тех пор, как я оказался в Коците. Я не могу спать. Я вижу тех, кто погиб, вижу мучения их снова и снова…
– Сны эти прекратятся, и ты вновь будешь жить так, как жил до Коцита.
– Прошлого нет и никогда не было…
Акме гладила лицо его, подушками пальцев задевая раны его, чувствуя их бугристость, но не слыша в себе голоса отвращения. Жёсткая щетина прорезала щеки и щекотала её ладони.
Прошлого нет и никогда не было. Девушка с трудом пыталась вспомнить, как она жила, пока не попала в плен к коцитцам. Лорен. Её брат, вечно недовольный и сомневающийся в себе. Гаральд, который даже не пришёл, чтобы вытащить её из плена. Акме закрыла глаза, не понимая, почему к ней приходят такие мысли, но не в силах отогнать их.
Сатаро крепко заснул, а Акме осталась сидеть неподвижно, охраняя сон его и чувствуя, что не сможет покинуть ни его, ни Августу, ибо нуждались они в силе её. Она поморщилась: что-то не так было с её головой. Не могла вспомнить многих сцен из прошлой жизни: ни обучения в Орне, ни пребывания в Нелейском дворце, ни похода до Полнхольда. Прижав ладони к лицу и с силой надавив пальцами на веки, Акме мучительно простонала:
– Что же такое со мною?..
Утром, позавтракав земляникой и оставшимися яблоками, напившись и умывшись водою из родника, все молча направились дальше.
На западе заканчивалась цепь гор, исчезал из виду Кур, словно ночной кошмар, солнце благосклонно сияло над ними.
Августа с заплетённой Акме косою, закреплённой ярко-красным куском туники, бегала в своих неудобных башмаках, танцевала вместе с бабочками на лёгком ветру, собирала цветы и ловко плела из них венки. Изуродованная щека на время забывалась, а прекрасные глаза освещало солнце, делая их золотисто-прозрачными.
Акме, тоже с заплетёнными в косу волосами, внимательно наблюдала за нею, и сердце её разрывалось от тоски.
– Сколько ещё идти? – спросила она.
– Нам нужно небольшое поселение, – последовал ответ; всем видом своим он выражал надменность. – Там дороги наши разойдутся.
– Ты бросишь нас? – воскликнула Акме, ужаснувшись, не веря ушам своим.
– Это ты бросишь нас, – огрызнулся тот. – Девчонка останется со мною, а ты катись на все четыре стороны, хоть к дьяволу.
Акме остановилась от потрясения. Глубоко вздохнув, она обратила печальный взгляд свой на Августу, собиравшую цветы неподалёку.
– Что, жалко ребёнка отдавать? – хмыкнул мужчина. – Что поделать, если бабы нынче забывают об истинном своём долге, а детей мужикам оставляют…
– Не так-то просто избавиться от меня, Сатаро, – вздохнула Акме. – Мне тоже нужно оружие, лошадь и немного денег. Нам с тобою потребуется время, чтобы раздобыть их. Пусть я не столь хороша, как мой брат, и опыта у меня маловато, но я тоже целитель. Труд целителей высоко ценится, особенно в небольшом городке. Сначала этих денег хватит на ночлег и еду все троим, позже на большее. Твои умения тоже могут понадобиться. Ты так и не сказал, что ты умеешь.
– Я довольно известный в Зараколахоне кузнец.
– Хоть мы и похожи на кучку оборванцев, мы быстро со всем справимся! – воскликнула девушка, оживившись.
– О чем ты говоришь, мы и так оборванцы, – досадливо пробормотал Сатаро. – Может получиться так, что люди эти не нуждаются в услугах целителя и кузнеца.
– В услугах целителей и кузнецов нуждаются все! – возразила Акме.
– Ну, раз так, давай попытаемся… – вздохнул Сатаро, но в голосе его не было былого льда, лишь неожиданное довольство.
За ужином дневной вопрос более не поднимался. Утомлённые дорогой и летним зноем, отужинав и искупавшись в Аштери, Акме начала сушить волосы Августы у костра, ласково перебирая их пальцами и придерживая задремавшую девочку.
Сатаро, изредка кидая на них мрачные взгляды, сдался и просто любовался их гармонией, руками девушки, что так нежно гладила её, и безмятежным выражением лица Августы.
– Неужели ты оставишь её? – спокойно произнёс он.
– Я ничего уже не знаю, Сатаро, – грустно отозвалась Акме. – Ты видел, на что способна сила моя. Она может помочь моему брату.
– Забудь его, – резко бросил он. – Сначала мы поставим девчонку на ноги и встанем сами. Вместе. Затем уж я решу, отпускать тебя или нет.
Сердце её неожиданно всколыхнулось от единственного слова «вместе». Губы её тронуло бледное подобие улыбки. Подняв на него сверкнувшие глаза свои, она осведомилась:
– Ты решишь? С чего это ты будешь за меня решать?
– Мы отвечаем друг за друга. И жизни наши нынче друг другу принадлежат. Чего доброго Августа обвинит меня, если с тобою что-то случится. Забудь о брате своём хотя бы на время. У тебя теперь есть ребёнок. Ты и сестра ей, и мать. Не забывай о ней, кроме тебя ей никто не нужен.
Акме поцеловала Августу в щеку и уложила её, укутав в плащ Сатаро. Девочка широко и сладко зевнула.
– Пора спать, – сказала Акме, осторожно поднявшись, пытаясь избежать опостылевшую боль в теле, но ей это снова не удалось. – Завтра рано…
Острая боль прорезала бок её, и девушка громко охнула, согнувшись.
– В чем дело? – встрепенулся Сатаро.
– Ничего, – коротко ответила Акме.
Саардец грозно нахмурился и, увидев, как руки свои прижимает она к боку, схватился за её тунику.
– Нет, Сатаро! – выдохнула Акме, сопротивляясь, пытаясь вырваться. – Пусти!
– Не дёргайся! – угрожающе рыкнул тот. – Я видел не только раздетых женщин, но и женщин с разорванными и отрезанными прелестями. Ничего нового ты мне не покажешь.
Распахнув тунику, он взглянул на гигантский синяк её, багровый, местами пожелтевший, и выругался.
– Да что ты творишь, дурёха?!
Акме, прикрываясь, тяжело вздохнула и смиренно опустила голову.
– Что же ты за целитель, если сама себе помочь не можешь? А ну ложись!..
Сатаро исчез. Через несколько минут он вернулся с разрезанными тряпочками от своего колета, смоченными в реке, подержал их над огнём и начал обтирать ими бок Акме.
Проснувшаяся Августа гладила названную сестрицу по голове и дула ей на бок, пока Сатаро не отогнал её.
– Полагаешь, это поможет? – сквозь боль усмехнулась Акме. – Перелом рёбер так не лечат.
– Тебе нужен покой, – вздохнул мужчина. – До чего я не внимателен, а из тебя слова не вытянешь…
– Заживёт, – отозвалась Акме, избегая глядеть в глаза Сатаро, чувствуя, как её накрывает тепло рук его. Ей хотелось отстраниться. Лишь одному мужчине она позволила бы так прикасаться к ней и так смотреть на неё: Гаральду Алистеру Працию. Но где он был теперь?..
– И ты собралась работать с этим всем? Надолго ли тебя хватит?..
Акме улыбнулась, и улыбка её притягивала саардца. Он смотрел на неё, не отрываясь.
– Все обойдётся, – пробормотал Сатаро, грубовато, но тепло и успокаивающе.
Затем глаза его наткнулись на загадочно улыбающуюся Августу, и он фыркнул:
– Чего уставилась, малявка? А ну спать!
– Надеюсь, ты перестанешь быть таким злым, когда сестрица пойдёт за тебя замуж… – с этими словами девочка, довольная собою, улеглась, а Акме и Сатаро, изумлённо переглянувшись, тотчас засобирались спать, более не сказав друг другу ни слова.
Целый день Акме и Сатаро старались не разговаривать. Сатаро, помахивая мечом, порою искоса поглядывал на девушку, когда она была поглощена каким-либо делом – поправляла ли Августе косу, вплетала ли ей в волосы цветы. Когда она что-то ласково говорила девочке, Сатаро застывал, заворожённый этой музыкой, ибо голос её бальзамом проливался на его душу.
За ужином Августа весело голосила, расшалившись, а Сатаро поначалу отстранённо кивал, затем принялся рассуждать о кузнечном деле в Полнхольде.
Августа то котёнком ластилась к Акме, то дразнилась и игралась с Сатаро, получая от него шутливого тумака. Наевшаяся и уставшая, она будто хотела видеть их своими родителями, и с нетерпением ждала, когда же придут они в тот город, о котором говорили, чтобы там воссоединить усилия свои, а далее – как получится.
Она полюбила Акме, а Сатаро нравился ей своей силой, и казалось ей, что никто более не сможет защитить сестрицу её так, как он. Высокий рост, огромный разворот плеч и мощная спина, едва прикрытая изорванным колетом, равняли Сатаро в глазах ребёнка со скалою, непоколебимой, неотступной. Она все время норовила коснуться налитых силою каменных бугров мужчины, и его это забавляло.
Акме чувствовала себя маленькой и беззащитной рядом с этим угрюмым великаном. Он был куда выше Гаральда и мощнее, руки и плечи его были покрыты более толстым слоем мускулов. Гаральд даже со своей крепкой фигурой казался мальчишкой рядом с этим мужчиной.
И даже несмотря на страшный шрам, черты лица его были привлекательны.
– Сатаро, – тихо, ласково произнесла Акме, когда Августа уже крепко спала, прижавшись к ней. – Мой брат искусный целитель, талантливее многих. Я верю, что дар его идёт от Бога. Полагаю, он может облегчить ваши с Августой страдания.
Сатаро резко хмыкнул, и девушке подумалось, что она зря затеяла этот разговор, но отступать было некуда.
– Он, что же, выровняет кожу мою и осветлит её? – с горькой усмешкой пробормотал тот. – Он что, колдун? Меня гложет не моё уродство, – Акме передёрнуло от этого слова, и она попыталась возразить, но мужчина остановил её. – Страшнее всего память и стоны десятков жертв. Они ночами преследуют меня. Прежде всего, коцитцы выкорчёвывают мужество, физическую силу – после. Они лишили меня веры и любви. Легко вернуть силу, а веру и любовь?
– Сатаро, – мягко, но настойчиво проговорила девушка, заворожив его взглядом. – Тебя ждёт жизнь иная. Ты и я будем трудиться бок о бок, чтобы тебе и Августе подарить будущее.
– Но потом ты покинешь нас…
– Я могу вернуться. Но прежде я помогу тебе встать на ноги и вновь поверить в себя. Ты должен вернуться к родным.
– Ты не можешь помочь себе, а хочешь спасти и меня, и девочку. Спи, Акме, сила ключом бьёт в тебе, но сможешь ли ты выплыть, если в водоворот бросить тебя?
– Все мы довольно нахлебались воды, Сатаро, – ответила Акме и провалилась в сон, как только закрыла глаза.
Сизая ночь вновь разбудила её громким мучительным стоном. Испуганная Акме в свете догорающего костра видела, как мечется Сатаро, как корчится он и кричит, а из плотно закрытых глаз его льются слёзы.
Акме подошла к нему, ладонью провела по волосам его, бугристой от шрамов коже щеки. Крики стихли, глаза открылись, и он прошептал:
– Я вновь видел их. Они пришли за мною…
– Нечего делать им в царстве живых. Прогони их!
