Текст книги "Подземелье Иркаллы (СИ)"
Автор книги: Alexandra Catherine
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 32 страниц)
– Они издевались над Фаей…
Глаза его бегали по деревьям, будто искали кого-то, но не находили.
– Не бойся их, – умоляюще прошептала девушка.
Он молча посмотрел на неё и более не отрывал взгляда. Он смотрел, как она гладила его лицо, успокаивая, заговаривая боль его. Глаза её, прекрасные, словно ночь, сверкали в свете костра огненным светом. Они будто умоляли его остаться. Юность её, красота и общая горечь пережитого расположили его к ней, смягчили его сердце.
– Спи, Сатаро, – тихо проговорила Акме, ни о чем не подозревая. – Я буду охранять твой сон.
– Я разбудил тебя, прости, – лишь ответил он, усаживаясь ближе к костру. – Ложись спать, Акме. Августа проснётся. Я немного посижу.
Девушка молча кивнула и улеглась рядом с Августой, но долго не могла заснуть: страшные стоны его ужасом вспарывали её покой. Да и лежать было больно. Сидеть тоже. Всё в этом мире было больно.
А утром у Сатаро поднялся жар. Он метался в тяжёлом забытьи, едва открывая глаза, едва выговаривая слова. Акме укутала его в два плаща, оставила с ним Августу, а сама направилась в лес. Крепким коцитским мечом и ножом Акме с трудом соорудила подобие деревянной пиалы и отыскала полезные травы. Нагрела на костре воду, кинула туда мелко нарезанные стебельки да листочки, размешала и дала выпить Сатаро. Августа обтирала пылающий лоб саардца холодной тряпочкой, а Акме пыталась сбить жар своими травами.
Заснул он только ночью, но измученная Акме и не думала отдыхать. Ему нужен был покой тёплого помещения и мягкой постели. Ему нужны были те лекарства, которые она не могла достать. Она могла лишь сбить жар, но не исцелить его.
«Лорен бы обязательно придумал что-нибудь!.. – в отчаянии подумала она. – Несколько лет обучения в Орне – и всё зря?.. Пустить кровь? Ах, это вздор!..»
Оставшись одна с тяжело больным мужчиной и ребёнком на руках, Акме запаниковала. До Керберры или Полнхольда было далеко, она не могла позвать на помощь. Оставалось надеяться лишь на себя.
Утром Акме почувствовала, как глаза и тело наливаются тяжёлой болью, горло сжимают тиски, силы стремительно утекают.
Едва сумерки следующего дня коснулись небес, Сатаро стало хуже. Разведя костёр и даже умудрившись поймать немного рыбы, они сели у огня, Акме, тяжело дыша, накормила Августу, заставила Сатаро немного поесть, и стражем села рядом с ним. Тьма накрыла лес, а птицы давно затихли.
– Поспи, сестрица, – умоляюще проговорила Августа, погладив Акме по руке. – Ты устала. А я посторожу тебя.
– Нет, Августа. Ты должна поспать. Я посижу с ним.
– Он умрёт? – с чудовищным спокойствием спросила девочка.
Волна ужаса окатила девушку, и она выдохнула:
– Нет! Я сделаю всё…
В горле пересохло от жара, и она болезненно сглотнула.
Внезапный шорох за спиной их прорезал лес. Медленно оглянувшись, остекленев от напряжения, Акме поднялась на ноги, за спину убрав девочку и взяв меч Сатаро.
Она не знала, что за противник ждал её во тьме, посему приготовилась пустить в бой свою силу.
Другой шорох послышался в противоположной стороне, и Акме ощутила прилив мрачного торжества. Их окружали, и она готовилась ответить всем гневом и ненавистью, на которые была способна.
– Сударыня, уберите меч. Они вам ни к чему.
На свет выступили девять мужчин с арбалетами, мечами и алебардами в длинных плащах и коричневых одеждах. Остальные неизвестные, коих насчитывалось не менее двадцати, держались поодаль. Саардцы.
– Наконец-то мы нашли вас.
– Кто вы? Чего желаете? И чем могу помочь? – спокойно и деловито проговорила Акме, пытаясь закрыть Августу со всех сторон, превозмогая боль, пытаясь прямо держаться. – Говорите и оставьте нас.
Усталый и бесстрашный тон её понравился незнакомцам.
– Вы нуждаетесь в помощи, – сказал один из них. – Посему вы должны поехать с нами.
– Я никому ничего не должна, – холодно отрезала девушка.
– Выбор ваш не богат, – сказал другой. – С вами едва живой спутник и ребёнок. А спутник – наш земляк, между прочим.
– И куда вы хотите увезти нас? – требовательно произнесла Акме.
– В Зараколахон, Саарду.
– Я отказываюсь.
Один из мужчин поднял Августу на руки, и девочка завизжала от страха.
Акме кинулась к противнику, не очень умело орудуя мечом. Но тотчас несколько зараколахонцев повалили её на землю и связали. Акме раскатисто закричала от боли в рёбрах.
– Коцит ничему не научил тебя, дурёха? – прошипели он ей на ухо. – Поедешь с нами. И повелителю нашему о своих огоньках расскажешь, иначе девчонку придётся обидеть.
Из тьмы, смахнув с головы капюшон, вышел высокий мужчина средних лет с темными волосами и ледяными светло-голубыми глазами. Строгое лицо было надменно. Мягкой поступью он подошёл к Акме и выжидающе взглянул на неё.
– О чем просить желаешь? – спокойно, почти кротко и дружелюбно спросил он.
– Об одном прошу, девочку не троньте! – воскликнула Акме. – Меня, но не её.
– Как зовут тебя? – ласково спросил он, подойдя к плачущему ребёнку.
– Августа… – выдохнула она. – Отпустите сестрицу! Она никому ничего не сделала плохого!
– Августа поедетсо мной. И если сестрица её более не будет сопротивляться, никто её не обидит.
– Но Цер̀е! – удивлённо воскликнул один из мужчин, обращаясь к тому, кто распоряжался в этом отряде.
– Я не трону девочку, – спокойно проговорил Цере, обращая к Акме свои светло-голубые глаза. – Но мы не любим побегов. Если ты попытаешься сбежать или освободить её, не смей просить о пощаде.
Закрыв глаза и опустив голову, показывая этим смирение, Акме позволила посадить себя на лошадь. Сатаро, который был без сознания, повалили на одного из коней. Пленницы встревожено переглянулись, и их повезли на север. К очередному заточению и на новые испытания.
Глава 3. Агент и целитель
Лорен был не то в отчаянии, не то в бешенстве. Целитель всю жизнь верил в то, что в ту минуту, когда с самым близким и родным случается беда, человек чувствует это всей болью, всей душою. Как далеко бы они друг от друга не находились. Лорен не мог найти себе места и уже никогда не найдёт. Но он знал, что Акме жива. Они просто не нашли её. Или вовсе не искали.
Целитель во всем винил притихшего и омертвевшего Гаральда Алистера с его серебристыми нитями в волосах. Ему чудилось, что он один был виновен в её исчезновении, это он не успел спасти её. Неприязнь целителя к сыну герцога, стократ усилившаяся от горя, ярости и несправедливого чувства к нему, озлобили Лорена. Он был готов накинуться на королевского соглядатая с тяжелыми упреками, но как только гнев вновь разливался по его жилам, горе наваливалось на него, и он, зажмурившись, мог думать только о том, что сам не уберег сестру и что не будет ему более радости и что никогда более не сможет он взглянуть в глаза Бейнардию Фронксу.
Гаральда Алистера же словно окунули в туман. На лице его окаменела маска изумлённого оцепенения и ужаса, перед глазами стоял столб с казненной, и ни на минуту не отпускал его этот образ.
Лишь Арнил, единственный из троих, пытался расправить плечи, ото всех скрывая, как горько ему было. Он пытался смириться со своей утратой в молчании, уворачиваясь от сочувствующих взглядов, как от ударов.
Подавленность разливалась по отряду, словно заразная болезнь. Перебираясь от одного к другому, она поражала всех.
Это встревожило Авдия. Он надеялся, что в городе Мернхольд всем станет полегче. Ибо ничто не могло заставить его предполагать, что Акме Рин жива. Он видел тело девушки, похожее на её тело, видел очертания лица, похожее на её лицо. Цепочка с подвеской была неопровержимым доказательством.
Отряд потратил больше дня, рыская по Куру, выискивая следы Акме, которая в суматохе могла скрыться. Но в лесу среди тысяч следов, оставленных паникующими людьми, среди выгоревшего поселения отыскать что-то было невозможно. Они нашли обломки саардских стрел и следы демонов. Что же в действительности произошло в этом Куре, выяснить не удалось.
Глава королевской миссии был уверен, что Акме Рин казнили на одном из алтарей. В этом был уверен и Хельс, и даже Руфин Кицвилан, но не Арнил или Гаральд. Они напрочь отказывались верить, и эта вера причиняла им нечеловеческие страдания. Оба пытались продолжить поиски за пределами леса. В конце концов, Авдий уговорил их выехать из леса по направлению к Кереям, куда Акме могла кинуться, спасаясь от неведомой силы, уничтожившей Кур.
Акме Рин несла в себе поразительный дар, которым не обладал никто из ныне живущих и едва ли когда-либо мог обладать кто-то еще. Он был уверен, что со временем одним взмахом руки она научилась бы уничтожать полчища демонов. Глядя на Акме, Авдий сомневался в брате ее все больше, все больше убеждался в том, что Провидица ошиблась.
Между тем июньский день был темен и прохладен. По обугленному небу, тяжело переваливаясь, текли одетые в траур тучи, то поднимая ветер, то вновь отпуская его на траву отдохнуть.
Вдалеке зубчатой обсидиановой стеной нахохлился лес. И людям, и лошадям после нескольких бессонных ночей хотелось немного отдохнуть. Особенно страдали раненые. Тихо, никому не показывая своей боли. Виконт Элай Андриган, едва придя в себя, был водружен на коня Руфина Кицвилана, ибо ещё не мог сидеть верхом без посторонней помощи. Раны его все еще причиняли неудобства, а слабость после высокого жара не желала отпускать. К тому же, его конь погиб, как и конь Акме
Мернхольд казался Авдию Верресу спасительным рубежом. Они не могли остаться там дольше, чем на два дня, но он уже был доволен, что все они смогут провести две ночи под крышей.
Разбив лагерь, разведя костер, настреляв немного дичи, быстро состряпав обед, усталые и потрясенные, путники вяло взялись за еду. Ветер ревел в неведомой дали, многовековые кроны деревьев роптали, тяжким гулом пронизывая лес.
– В Мернхольд держат путь четыре армии, что бы воссоединиться с пятой, – тихо, вкрадчиво, без своей обычной вежливой улыбки, заметил Буливид Торкьель с перевязанной рукой. – Мы тихо войдем в город, проведем там две ночи и два дня, и столь же тихо покинем его, не обращая на себя постороннего внимания.
– Нам всем нужно отдохнуть, – заметил Хельс, сурово, не терпящим возражений тоном. – Нам бы помогла неделя или две, но и пару дней сыграют свою роль. Половина отряда ранена, и я не желаю рисковать ею.
Минуты текли медленно, словно расслабленно плывя за мрачными тучами, печально раскачиваясь на ветру.
Напоив уставшего коня водой из маленького необычайно тихого озера, Лорен, держа животное под уздцы, застыл на усыпанным листвой берегу, склонив голову. Поглаживая рукой сильную, темную шею коня, целитель неотрывно смотрел на зеркальную гладь озера.
Кулон сестры теперь он всюду носил с собой и время от времени вытаскивал его, чтобы увидеть на нем запекшуюся кровь, вспомнить о случившемся и попытаться принять все, что следовало. Этот кулон стал и его священной реликвией, и проклятием.
«Она жива, – твердил себе Лорен. – Они просто не нашли её. Господь не мог прибрать её душу, а мою оставить!»
После двух часов отдыха отряд начал собираться в путь. Лорен же не желал никого замечать. Он не был угрюм или груб, но оцепенение его и горе не подпускали к себе близко даже принцессу.
Плио неотступной, но ненавязчивой тенью следовала за целителем, готовая тотчас исполнить любое его поручение, любое желание, но он молчал, а лицо его стало застывшей маской скорби и отчуждённости.
Однако замкнувшись в себе, Лорен не забывал следить за ранеными. Внимательно осмотрев Буливида и Арнила, он остался спокоен за их состояние. Элай поправлялся плохо. Найдя Плио бледной, Лорен сухо и деловито поинтересовался ее здоровьем и, расстроив ее своим тоном и холодом, помогая ей усаживаться позади Арнила, строго проговорил: «У тебя нет права болеть».
Лазоревые глаза принцессы прояснились. По лицу ее, словно вино по воде, разлился румянец, она выпрямилась в седле и коротко кивнула, подобно солдату, отдающему честь.
Они вступили в Мернхольд, едва родонитовая заря пробудилась и сонливо взобралась на небесный солнечный трон. Стеной высокой и каменной был огорожен лишь центр города, окраины же разбросались по полю беспорядочно и беспризорно. Чёрной грядой нахохлилась грозная крепость, превосходившая по размерам крепость Кеоса.
Через Мернхольд проходили торговые пути, соединявшие Акидию, Керберру и Полнхольд с востоком Архея. Суетливый, беспорядочный, с тесными улочками и маленькими площадями, он был завален всевозможным диковинным товаром и иноземцами, как никакой другой город.
Любой мог найти здесь работу и обеспечить себе достойное существование, если был наделён хитростью, смекалкой и трудолюбием. Здесь можно было встретить выходцев из любых земель. Здесь никто не придавал значения, кто, откуда и по какому делу прибывал сюда.
Градоначальник Мернхольда недавно издал указ, благодаря которому пытался облагообразить город. Улицы вычистили, центр отреставрировали, но, по мнению многих, это оказалось лишней тратой денег, ибо после слухов о том, что несколько армий пройдут именно здесь, в Мернхольд прибыло столько народу, что стало еще грязнее, теснее, суетливее, и всем пришлось тщательнее следить за своими кошельками, а не глазеть на отреставрированные здания.
Люди здесь были на удивление набожны. В воскресенье, в свой единственный выходной, они с радостью стекались отовсюду в церкви да соборы на службы.
Некоторые даже в воскресенье просыпались затемно и уже сновали по сонным улицам города. Служанки в светлых чепцах торопливо бегали туда-сюда с корзинками то свежевыстиранного белья, то еды, то разноцветной ткани. Некоторые лавки уже открылись, и торговцы деловито расставляли свой товар.
Невысокие дома лепились друг к другу так близко, что между ними едва ли мог поместиться взрослый человек. С каждым годом город разрастался всё больше.
Авдий Веррес бывал здесь множество раз и даже возил с собой Гаральда. Оба наперечет знали почти все постоялые дворы, которые могли бы ответить их требованиям. Авдий уверенно вел коня своего по лабиринтам Мернхольда, ни разу не сбившись с пути. На всадников никто не обратил внимания.
Авдий привез их к трёхэтажному зданию с чистыми окнами, аккуратным крыльцом и гербом Полнхольда – длинногривый белоснежный конь внутри зелёного щита.
– Не самое лучшее для нас место, – тихо заметил Хельс, взглянув на вывеску с крупными красивыми буквами «Кереи». – Здесь пытаются забыть эти страшные горы, а ты снова тащишь их в логово воспоминаний. Хорош отдых!
– Это проверенное место, – возразил Авдий. – Я не раз бывал здесь. Да и цена разумная.
Никто более не возразил и вслед за Авдием последовал в конюшню. Многие стойла были уже заняты, но животным нашлось место. Отдав их на попечение старого конюха, путники вошли в гостиницу.
В оглушительной тиши сна и утренней тьмы звонко вскрикнул колокольчик, и навстречу прибывшим вышла аккуратно одетая хозяйка, густо шурша темными юбками. Большеглазая, тонкогубая женщина средних лет, кудрявые пряди которой, выбившиеся из темного чепца, уже посеребрила седина, бегло рассмотрела мрачные измождённые лица новоприбывших, пыльные плащи, но ладные колеты, дорогие перчатки, она спросила с мягкой деловитостью:
– Чем могу служить, господа?
– Мир тебе, хозяюшка, – пробасил Хельс. – Нам бы десять комнат на два дня и две ночи.
– Сожалею, но одноместных комнат не осталось.
– А двухместных? – поинтересовался Авдий Веррес безукоризненно вежливо.
– Осталось всего пять двухместных…
– Идёт, – не раздумывая, кивнул Хельс.
После уточнения деталей и оплаты все быстро распределились по комнатам. Лорена поселили вместе с Элаем, чтобы он мог следить за его состоянием. Гаральда – вместе с Авдием, Буливида с Кицвиланом, Арнила с Хельсом. Для Плио же выхлопотали одноместную комнату, изрядно доплатив хозяйке, долго и упрямо не соглашавшейся.
Две неширокие свежеубранные кровати, дубовый стол у большого широко распахнутого в прохладу утра окна. Три деревянных резных стареньких стула, две ветхие прикроватные тумбочки, длинная скамья у стены и небольшое зеркало.
В закутке за единственной в комнате дверью пряталась уборная.
– Дороговато для подобной каморки, – фыркнул еле живой Элай, оглядывая комнату с порога.
Лорен молча повесил плащ на гвоздик, кинул сумку и сумку сестры на скамью и медленно пошёл вглубь тёмной комнаты к светящемуся, будто солнце, окну. В городе зарождался шум просыпавшегося города. Бесцельно поглядев на ещё сонливую улочку с высоты второго этажа, он понаблюдал, как неведомый художник разливает по небу яркую лазурь. Затем он тяжело, подобно старику, опустился на кровать, поставив локти на колени и повесив голову.
Ему очень хотелось остаться одному. Элай, медленно от болезненной усталости, рылся в своей сумке, раздражая его. Они испытывали друг к другу взаимную неприязнь с самого начала, но Лорен знал, что должен был поставить его на ноги. Потом он уйдёт искать Акме. И плевал он на Кунабулу и весь Архей.
Но вдруг Элай сел напротив него и нерешительно пробормотал:
– Ох, и долгий же путь мы проделали…
– Вам нужно вымыться, я посмотрю, как заживают ваши раны, после вы должны лечь и спать все эти два дня, – глухо и безжизненно пробормотал Лорен, не поднимая головы, не взглядывая на него, будто обращаясь к полу или своим сжатым кулакам.
– Лорен, – позвал Элай Андриган неожиданно проникновенно, впервые обратившись к нему по имени.
Целитель медленно и вопросительно поднял на него свои потухшие агатовые глаза.
– Я навек твой должник, ты спас мне жизнь. Вместо того, чтобы поехать за Акме, ты остался исцелять мои раны.
Полнхольдский виконт внимательно смотрел на Лорена, своего соперника, отвоевавшего благосклонность понравившейся им обоим девушки, и больно ему было от глубины той благодарности, что он испытывал.
– Это мой целительский долг мой.
Элай протянул Лорену руку и тихо проговорил:
– Благодарю тебя и Господа за то, что он позволил нам встретиться.
Лорен долго и мрачно глядел на своего недавнего неприятеля, затем поджал губы, кивнул, опустив глаза, и крепко пожал протянутую ему руку.
– Я сочувствую твоему горю, Лорен.
Горло целителя сжалось, душа неприятно повернулась, но он надрывно прошептал: «Благодарю, Элай». Он хотел смыть с себя и с одежды многодневную пыль, но вдруг понял, как сильно устал. Лорен просто скинул с себя сапоги, улегся на кровать и отвернулся к стене. Как только подумал он, что едва ли заснёт, тяжелая дрема черным саваном накрыла его.
Когда он очнулся, то по оживленному шуму, доносившемуся с улицы, догадался, что проспал несколько часов. Ему хотелось узнать, сколько было времени. Для этого ему следовало вытащить из сумки часы. Но он не мог, да и не хотел шевелиться.
Ему следовало заглянуть в лавку с целебными травами и другими лекарствами, но он не мог заставить себя подняться. Ему следовало отправить дяде письмо со всеми новостями, письмо чудовищное и бессердечное. Письмом своим он признал бы то, что Акме погибла, с чем он не желал смириться. Она была с ним, жила внутри и всегда будет жить. Она не погибла.
С постели Лорена подняло лишь одно желание: единственное, что он мог сделать для сестры, – помолиться за её душу в церкви.
Дождавшись, пока служанки нагреют ему воду и наполнят бочку, неторопливо искупался, после, одевшись, Лорен заплатил прачке и отдал ей всю свою грязную одежду. Спустившись вниз по узкой неудобной лестнице, целитель разузнал у хозяйки о ближайшей церкви и направился к выходу. Авдия ему тревожить не хотелось, как не хотелось видеть кого-либо из отряда.
У выхода он услышал знакомый шорох. Отдохнувшая, умытая, переодетая в чистые штаны и светлую рубаху, Плио догнала его.
– Ты уходишь? – тихо выдохнула она.
– Я хочу найти церковь Святого Петра.
Плио опустила глаза. Лорен видел, как сильно желала она пойти с ним, быть рядом в горе его, но не смела просить разрешения сопровождать его.
– Не желаете пойти со мною?
Плио вскинула на него свои глаза, и лицо ее озарилось. Она не посмела улыбнуться, но глаза ее засверкали столь красноречиво, что Лорен грустно улыбнулся сам.
– Могу ли и я пойти с вами? – прохладно спросил Арнил, приближаясь к ним.
Лорена захлестнула волна раздражения и гнева. Он желал один помолиться за Акме. Рядом с Плио душа его могла открыться навстречу Богу, но принц не даст ему успокоиться. Однако он помнил, что принц любил Акме, посему решил, что не в праве отказать им помолиться вместе.
Яркое солнце золотом заливало многолюдные улицы Мернхольда. Горожане радовались теплому дню и улыбались друг другу. Лорен, подавленный горем, изумлялся их радости. Ему казалось, весь мир должен был оплакивать его горе. Он невольно изумился, оттого что здесь продолжалась жизнь.
Здания в несколько этажей возвышались сплошной горной цепью. Ставни на окнах были распахнуты навстречу летней духоте, и до путников доносились густые, заглушенные стенами, редкие голоса. Неподалеку звякнула дверь лавки с вывеской, и одинокая, просто одетая женщина с большой плетеной корзиной, вошла внутрь.
Мимо, едва не сбив путников, пролетели громом хохочущие мальчишки в узких штанах и длинных светлых рубахах, схваченных крепкими черными ремнями. Сапожки их звонким эхом ударялись о выложенную булыжником улицу и стены, а вслед за ними, дружелюбно лая, пробежал большой лохматый пес.
Вскоре они набрели на сад с развесистыми деревьями, голубыми елями и кустами отцветшей сирени. И во всём этом изумрудном, оттенённым прохладой благолепии, словно в ласковых материнских объятиях, утопала маленькая высокая церквушка.
Когда компания приблизилась, то услышала, как весь сад озаряет церковный хор, чистым журчанием вечерней реки окутывая и тихую дорожку, и мирный шелест листвы, и измученные души путников, готовящихся еще многое испытать, многое выстоять.
Безмолвие церкви, дрожащее в пламени сотен свечей, пело сладкой безмятежностью и чистой глубиной ангельского многоголосья, к сводам церкви посылая молитвы свои и радость праздничного дня.
Маленькая церковь была многолюдна, но до конца службы оставалось немного времени. Плио направилась к ближайшим к выходу скамьям, чтобы занять последние свободные места.
И вдруг Лорен заметил Гаральда Алистера. Молодой мужчина, как и все прихожане, стоял на коленях, подальше от остальных, опустив голову, то ко лбу, то к губам прижимая белый палантин Акме, расшитый золотом. Всё, что осталось ему от неё.
Сердце Лорена сжалось, но он сделал вид, что не заметил герцогского сына и отвернулся от него. Вместе с Плио они сели ближе к алтарю. Арнил тихо опустился рядом с Гаральдом.
Лорен оглядел небогатое убранство церкви: витражные окна радугой проливали на прихожан свой мягкий свет. Церковь была столь проста и приятна, что сюда хотелось приходить каждый день и размышлять, и молиться, и наслаждаться снизошедшим покоем. Люди здесь молились разные, кто бедно, кто богато одет, пожилые и молодые, но все, как один, стоявшие на коленях, обратившие глаза свои в себя и свои мысли.
Лорен толком не умел молиться, не знал, как правильно. Он был окружён светом свечей, пением неземных по красоте голосов, и ему стало так тепло и хорошо, что, погрузившись в забвение, он не заметил, как начал просить Бога о её возвращении.
Плио, замечавшая каждое движение Лорена, положила маленькую ладонь свою на его широкое плечо и нежно сжала. Дрожь тела его, мелкая, частая, пронзила её кожу, но руки она не убрала. Лорен сжал ладонь Плио в ответ, молча прося её помолиться вместе с ним.
Арнил и Гаральд, погрузившись в мысли свои, не проронили ни звука. На бледных лицах их тенью лежала скорбь. Принц, закрыв глаза и безмолвно шевеля губами, ко лбу прижал сжатые руки, всем образом своим выражая покорность, смирение и мольбу даровать покой душе Акме.
Гаральд, редко посещавший церкви, редко обращавшийся к Богу, обескуражено глядел в одну точку широко распахнутыми мертвыми глазами, будто не ведая, с чего начать молитву.
Но он чувствовал, что женщина, зверски убитая на столбе, наполовину сожжённая, лишь походила на Акме, но не являлась ею. Неожиданному месторасположению подвески можно было отыскать кучу объяснений.
– Я полюбил её, – глухо произнёс Гаральд Алистер, пустынно взглянув на принца.
Арнил медленно, внимательно и недоверчиво посмотрел на своего старого друга. Несколько долгих мгновений пронзительные голубые глаза тяжело рассматривали Гаральда, затем Арнил спокойно, с тенью горечи прошептал:
– Чего же стоит наша любовь, если мы не смогли уберечь возлюбленную?..
Арнил, впервые за все годы дружбы наблюдавший мучения друга, глубоко вздохнул, похлопал его по плечу и вновь обратил слух свой к службе. И Арнил любил её. Он горько усмехнулся своей мысли: никогда бы ранее не подумал он, что он и его самый верный друг полюбят одну и ту же девушку, а достанется она третьему сопернику, – погибели.
Но между ними была разница: Арнил поверил в её смерть, Гаральд – нет.
Четверо вышли на приглушённый сияющей тенью свет и огляделись. Смирение начало опускаться на Лорена, но ровно настолько, чтобы взять себя в руки и наполниться силой идти дальше. И искать.
– Кто-нибудь спал сегодня? – со вздохом спросил целитель.
– Едва ли, – последовал ответ Арнила. – Зато Хельс завалился сразу.
– Вам надо хорошо отдохнуть, ибо скоро путь будет продолжен, – строго бросил Лорен.
– А ты как же? – тихо спросила Плио, Арнила взяв под руку.
– Мне нужно посмотреть, чем богаты местные лекари. Мои запасы истощились.
– На лекарственные травы, снадобья, и даже на яды богата Акидия, но никак не Полнхольд, – тихо, безэмоционально проговорил Гаральд Алистер.
– Я всё же пройдусь, – сказал Лорен.
– Полагаю, ты не прогонишь нас, если мы присоединимся к тебе, – заметил Арнил, искоса наблюдая за тем, как краснеет принцесса Плио.
Лорен кивнул. И они направились вверх по улице.
Целитель ломал голову над тем, как объяснить Авдию и остальным свой отъезд на поиски Акме. Возможно, после его поступка отряд будет распущен, но целителя это мало волновало. Он сам отправится в Кунабулу, но позже, когда найдёт сестру или убедится в её гибели. Лорен задумал обсудить это решение с Гаральдом: агент мог дать ему ценные советы о поисках и пути. Без него отыскать хоть что-то в разрушенном Куре будет сложно.
– Я хотел поговорить с тобой, Гаральд, сразу после возвращения в таверну, – тихо сказал ему целитель.
– Мне кажется, я даже знаю, о чём, – ответил тот, словно безразлично. – Да, мы поговорим.
Гаральд Алистер, как и Авдий Веррес, безошибочно ориентировался на улицах города. Он шёл быстро и прямо, мертвыми глазами своими разглядывая улицы, прохожих, дома. Народу на улицах стало больше, но не так много, как в центре. Яркий свет утра залил узкие брусчатые улицы, и все радостно и деловито засверкало. Июньский воздух накалялся с каждым днём всё более, но здесь к полудню он уже становился невыносим.
Горожане непрекращающимся потоком сновали туда-сюда с необыкновенно сосредоточенными лицами, осветленными праздничным сиянием солнца. Все были страшно заняты даже в воскресенье, и Лорен удивился: в Кибельмиде только Бейнардий Фронкс позволил бы себе работать в воскресный день.
Лёгкий ветерок приятно обдувал многолюдье пыльных улиц, многоцветье домов и нарядов. Многоступенчатый гул голосов, скрип телег, цокот копыт вздымался ввысь, будто пожар, и наполнял город мелодичным дымом. Многие женщины, одетые богато или скромно, несли в руках маленькие светлые корзинки, застланные то ярким шёлком, то крашеным льном, а поверх пушились яркие цветы самых разнообразных оттенков. Цветами украшались дома, головные уборы женщин, пояса, платья, волосы.
– Так жители Мернхольда радуются лету, – объяснил Гаральд Алистер, заметив, сколь изумленно следят за проплывающими мимо улыбчивыми горожанками его спутники. – Мужчины одаривают любимых женщин цветами первые недели лета. Торговцы кидаются на поля Полнхольда, везут цветы с предгорий Кереев, Авалара и получают за них хорошие деньги. Семена расходятся еще успешнее.
– До чего красивый обычай, – тихо и мечтательно произнесла Плио, опираясь на руку кузена и со сверкающими глазами разглядывая улицу. – Моринф [1] куда более огромен и многолюден, но он холоден своими размерами, неприветливостью жителей. В Мернхольде же тепло. Посмотрите на эти лица. Они сосредоточены, но не угрюмы, выражают нетерпение, но нет раздражительности. Они светлы, несмотря на занятость, страх перед великой опасностью и нетерпение от встречи с армиями. Мужей забирают на войну, но женщины стараются не падать духом. Глядите, как горделиво они себя несут!
– Этот город живет по своим собственным законам, – обернувшись, мягко, глухо пробормотал Гаральд Алистер. – Ему безразличны настроения остальных земель. Не удивлюсь, если через какое-то время он пожелает отделиться от Полнхольда.
– Тогда, боюсь, за этой войной последует война гражданская, – заметил Арнил. – И в неё вступит почти весь Архей, ибо за государя Эреслава вступится мой отец.
– Мой отец тоже, – грустно добавила Плио.
– Нет, – отрезал принц. – Твой брат возможно, если бы был королем, но не твой отец.
– Что имеешь ты против моего отца? – принцесса угрожающе понизила голос. – Почему уверен ты, что отец мой не поможет Карнеоласу, ведь государь его – муж его сестры, а наследники престола – его племянники?
– Твой отец не любит Карнеолас. Пора бы признать это, дорогая кузина.
– А ты, стало быть, не любишь Нодрим.
Арнил прохладно усмехнулся и ответил, спокойно глядя в разъяренные глаза Плио:
– Я не король, даже не наследник, посему могу без оглядки сказать то, что я думаю.
– Но ты член королевской семьи! – возмутилась та.
– Когда всё это закончится, я буду далек от государственных дел ровно настолько, насколько далека Иркалла от Карнеоласа.
– Ты несправедлив к моей семье, ты не уважаешь своего дядю, как не уважаешь и меня, если с таким пренебрежением говоришь о враждебности отца моего к твоему отцу в моём присутствии, – Плио отошла от кузена, негодующе сложив руки на груди. – И ты не прав! Король Нодрима высоко ценит короля Карнеоласа и глубоко чтит его.
– Ты путаешь отца своего и брата.
– Арнил, пожалуйста, – вдруг тихо, но резко провозгласил Гаральд, и Лорен, как и Плио, впервые услышали, чтобы герцогский сын не по титулу обратился к сыну короля, да еще и в подобном тоне. – Не время, не место, бессмысленно. Если кто-то из вас попытается испортить обстановку внутри отряда, то я добьюсь вашего возвращения в Карнеолас и в Нодрим. Отсюда это будет сделать удобнее всего. Я не посмотрю на ваши титулы, ибо последнее слово за Авдием. И как только я доложу, что вы своими спорами мешаете успеху дела, он не станет вас задерживать.
– Катись к дьяволу, Гаральд! – рыкнул Арнил.
