Текст книги "Подземелье Иркаллы (СИ)"
Автор книги: Alexandra Catherine
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 32 страниц)
Глава 15. Песни Иркаллы
По всей Иркалле разливала Акме своё неугасимое торжество. Вокруг бесновались ветра, повизгивали голоса, горы приглушенно гудели, рождая звуки из глубин земель, огненных, недосягаемых.
Акме позабыла о страхах и горестях. Горделиво, величественно, радостно восседала она на своей Одалис, передавая ей силу и настроение. Лошадь весело гарцевала, повинуясь малейшему движению своей хозяйки.
«Если это и моя обитель, – думалось целительнице, – пусть же в ней моим друзьям всегда будут рады!»
Вскоре путешественники отыскали большую пещеру со множеством сияющих ручьев, которые узкой лентой серебрились во тьме, приветствуя отряд прохладой и чистотой. Кони были рассёдланы, дозорные расставлены, разведчики отправлены исследовать ближайшие проходы да пещеры. Треск костров и аромат готовящейся еды наполнил зал, а путники, посадив Акме и Лорена на возвышение, приготовились внимать, задавать вопросы и тоже участвовать в разговоре.
Целитель был бледен и не мог отвести от сестры глаз, не мог отпустить руки её. Акме, за которой он ухаживал и приглядывал всю жизнь, воспитывал, оберегал, будто сокровище, которую он потерял, казалось, навсегда, нашла его. Она улыбалась и смеялась. Блеск глаз, их задор, это была она, но появилась в ней некая властность и уверенность. От прежней робости не осталось и следа.
По обыкновению своему, благоразумно молчаливая и ледяная, нынче она говорила, громко, отчётливо, голос играл уверенными переливами низких нот. Голова держалась куда выше, плечи не были сжаты, они были свободны и расслаблены. Мрачность в глазах её придавала ей царственный, неприступный вид. Не любившая волосы свои распускать в присутствии мужчин, она, казалось, более не намеревалась стеснять их лентой, и они каскадом чёрных алмазов струились по прямой спине.
В ней чувствовалась непоколебимая внутренняя сила, которую не хотелось испытывать. Но появилось и отчуждение. Глаза её более не были столь же беззаботны, как ранее, они покрылись темной печальной пеленой. Лоб чаще хмурился, губы, привыкшие растягиваться в веселой улыбке, чаще сжимались в скорбную линию.
Руки ее стали холодны, расцарапаны, от сухости на коже появились трещинки. Запястья были замотаны черными тонкими платками, и Лорен решил, что на них были раны, которые она не желала показывать. Сестра исхудала, под глазами залегли беспокойные тени.
Акме рассказала, что случилось с ней, но начала лишь с того, когда мирославцы привезли ее в Верну, где она некоторое время набиралась сил.
– Когда демоны явились в Верне, я не могла более ждать, и Мирослав любезно предложил нам с Гаральдом свою помощь, – сказала Акме.
Мирослав отвёл глаза, насупились саардцы, а кеосский отряд, не поверив Акме, смерил мирославцев враждебным взглядом.
Лорен тоже принялся за рассказ. Ему пришлось поведать обо всем, начиная с нападения коцитцев, и ран Элая. Рассказ целителя перехватил Хельс, когда пришлось коснуться повествования о погоне. Опустив страшные подробности Коцита, он обратился к Куру и, откашливаясь, хмурясь, поведал о столбе и о сожженной женщине, не смея поднять на Акме глаз.
– Никого живого, – говорил он. – Мертвое царство. Растерзанные, распотрошенные…
– Да, Гаральд говорил… – прошептала Акме.
Она оцепенело слушала, мрачнела, уходя в страшные воспоминания. Изуродованные лица, запах крови, нечистот, людских страданий, оборванная грязная Августа, окровавленный Сатаро, медведь, играющий с отрубленной головой пленника.
Хельс замолчал. Акме сидела с широко распахнутыми глазами, сильно сжав брови, голова опустилась, а ко лбу прижалась ладонь. Страшные голоса Иркаллы налетели, вонзились в неё, пробуждая то, что она силилась забыть, пряча воспоминания во тьме души.
– Акме?.. – в крайней тревоге выдохнул Лорен, коснувшись её плеча.
– То была Фая… – ответила Акме, взяв себя в руки и обратив к путникам глаза. – Девушка отказалась покориться им, и её лишили глаз, языка… лица… она была не способна выносить здоровых детей, посему её привязали к столбу, перерезали горло и сожгли… Пленных женщин в Коците жалуют мало… – пещера погрузилась в страшное молчание, и Акме горько усмехнулась: – Когда я вышла из Кура, я не знала, что и думать, живы ли вы или нет, я уже оставила надежду… но мне повстречался зараколахонский отряд, в Верну пришёл Гаральд, и в Кунабулу я отправилась с новыми силами, а после встретила Его Высочество Густаво.
Она с грустной нежностью оглядела Лорена, находя в нем занятные перемены. Он более не был отчужденно холоден и робок, как в начале их похода. Взгляд открыт, спина пряма, громким ясным голосом переговаривался он со своими спутниками, и тон его был не вежлив, а, скорее, по-теплому грубоват. Ей нравилась эта перемена. Она означала, что ему удалось найти общий язык со всеми, особенно с Плио, которая не могла и минуты продержаться без того, чтобы не взглянуть на него с неприкрытым обожанием.
Вдруг беседы их прервал холодный, громкий, хриплый, насмешливый голос Сатаро. Ласково, почти любовно, вычищая свой ужасающий кистень, он проговорил, негромко, но угрожающе:
– Я свыкся со странностями нашей барышни, свыкся с переменами в её настроении, с ненасытностью её огня, мне более ничто уже не кажется странным, но из всего того, что с нами приключилось, я не могу понять лишь одного. Вы радуетесь ей. Но я был там, с нею, и видел все: как на алтаре в агонии корчились и кричали люди, коцитцы бесновались, а она, – он небрежно махнул в сторону Акме, – стояла в одиночестве, привязанная к столбу, с избитым порезанным лицом, отбитыми ребрами, готовясь к смерти. Перед нею с отрубленными конечностями людскими забавлялся натравленный на нее медведь, – на пещеру опустилась молчание. – Поблизости не было ни целителя, ни атийца, – он с неприязнью поглядел на бледного как полотно Гаральда, – ни белокурого принца, – мирославцы загоготали.
– Сатаро! – оборвала его Акме.
– А ну замолчи! – рыкнул тот на неё. – Даже если бы ты не была обязана мне жизнью или обладала мощью всех Богов света, даже тогда я не позволил бы тебе говорить со мной в подобном тоне…
– На нас напали коцитцы, – воскликнул Элай Андриган. – Мы отбивались, я был ранен, со мною они потеряли много времени…
– И ты не перебивай меня, юнец!.. – тотчас зловеще пробормотал Сатаро, указывая на него кистенем, страшно гремя цепью.
Авдий положил руку на плечо полнхольдцу, призывая его к молчанию. Ягер решил подлить масла в огонь, перебив Сатаро и сказав:
– В куровской заварушке мы упустили её. Оказавшись на свободе, она так резво испепеляла чертей, разрезала коцитские глотки, что наши молодчики предпочли держаться от неё в стороне. Мы нашли её лишь через пару дней, трясущуюся от лихорадки, с раненым ребенком на руках, с еле живым Сатаро.
Акме вздохнула:
– Вы преувеличиваете…
– Вспомни, как Цесперий дни и ночи выхаживал тебя, – воскликнул Сатаро. – Не твой брат, целитель! Твоих дорогих друзей вовсе не было в Куре.
Поднялся шум. Возмущенный кеосский отряд зарычал и поднялся одной волной. Зараколахонцы в долгу не остались. Никто из них еще не хватался за оружие, но ветры напряженно забурлили.
Мирослав переводил беспокойный взгляд со своих подданных на кеоссцев и обратно, не желая встревать в спор, который мог кончиться потасовкой и жестоким подавлением со стороны многочисленных нодримцев и атийцев, извечных врагов Зараколахона, но он и не мог отказаться от своих ближайших помощников. Цере сдерживал своих, а Авдий Веррес своих, но это едва ли могло подействовать на них умиротворяюще.
– Каковы доказательства ваши в том, что вы были в Куре? – заносчиво восклицал Ягер, хотя все осознавали, что все это было лишь поводом для того, чтобы напомнить всем о старой вражде Зараколахона со всем миром.
– Акме, не от тебя ли понабрались они подобной дикости? – воскликнул Руфин, рука которого осторожно тянулась к оружию.
Мирославцы угрожающе зарычали и потянулись к оружию следом.
– Мне плевать, поверите ли вы мне, – спокойно сказал Лорен зараколахонцем. – Я хочу, чтобы она знала, что её действительно искали.
Он расстегнул верхние пуговицы тёмного колета, в свете костров сверкнула золотая цепочка, которую он снял и показал всем на вытянутой руке.
Акме замерла, узнав Звезду Атариатиса Рианора с Семью Лучами Благодати. Она решила, что никогда более не увидит столь дорогого её сердцу кулона. Лорен протягивал его сестре. Пальцами поворачивая во все стороны, любуясь ее сиянием, дотрагиваясь до засохшей крови, принадлежавшей и ей, и Фае, Акме воскликнула:
– В Куре её сорвали с меня, окропили кровью и выбросили в траву!
– Мы не знали, кому принадлежало изуродованное тело, – пояснил Авдий, – посему, увидев у столба цепочку, мы едва ли могли надеяться на ваше чудесное избавление.
– До чего искусные разведчики! – продолжал издеваться Сатаро.
– Довольно! – рявкнула Реция, с вызовом уперев руки в бока. – Не время и не место! Если выжить желаете, объединяйтесь, а не враждуйте!
– Хоть одна женщина в моем окружении говорит разумные вещи! – громко парировал Руфин Кицвилан, и рыжеволосая бунтарка сверкнула в его сторону оценивающим взглядом.
Не было в глазах её ложной скромности, и Акме это позабавило: обычно мужчины смотрели на женщин, как на товар, беспардонно оценивая прелести её фигуры, лица, реже – одеяния. Нынче же Реция позволила себе глядеть так на мужчину, будто она прохаживалась по рынку, а растерявшийся Руфин являлся выставленным на продажу жеребцом. По лицу разбойницы зазмеилась обворожительная насмешка, сильванский вельможа же негодующе покраснел, развернулся на каблуках и отошел от неё подальше, рассмешив Рецию.
Саардцев удалось утихомирить, с облегчением убрали мечи в ножны нодримцы, с долгим недоверием глядел на противников кеосский отряд. Лишь Сатаро не желал смириться со своим поражением и протянуть руку мира тем, кому он проиграл.
– Целитель! – позвал неугомонный Ягер, с вызовом глядя на Лорена. – Если ты столь могуществен в своем искусстве, займись Его Высочеством кронпринцем Нодрима. Он ранен.
– Благодарю, – добродушно отозвался Густаво. – Но плечо мое уже заживает…
– Если вы и дальше намереваетесь тревожить его участием в битвах, оно никогда не заживет, загноится, и вы можете погибнуть, – негромко и строго заметил Цесперий.
Лорен распорядился нагреть воду, приготовить Его Высочеству чистую одежду и не мешать ему.
– Я хочу посмотреть, как ты исцеляешь, – шепнула брату Акме.
Холодное и мрачное лицо целителя преобразилось улыбкой.
– Чем я могу помочь? – подскочила сияющая принцесса.
Улыбнулся шире. И столь нежна, столь лукава и прекрасна была эта улыбка, что Акме захотелось поблагодарить Плио за подобную радость. Целитель коснулся щеки принцессы, мягко, мимолётно, и проговорил весёлым и, в то же время, назидательным тоном:
– Для начала вам обеим не помешает умыться. Та, рыжая, дочь разбойника, но не столь перепачканная, как вы…
Лазурные глаза Плио обратились к Реции, располагавшейся на привал неподалёку, оглядели её придирчивым взглядом и сверкнули с искоркой самодовольного превосходства.
– Почему ты смотрел на неё? – холодно спросила она.
Акме засмеялась.
– А она ревнива, братец! – шепнула девушка и отправилась к ледяным ручьям.
Лорен, улыбаясь широко и искренне, подошёл к Густаво, который все это время слышал их разговор и не сводил с них глаз. Когда Его Высочеству Густаво помогли снять колет и рубаху, целитель, не дотрагиваясь до раны немытыми руками, внимательно оглядел ее.
– Кто обрабатывал рану? – спросил он прохладным деловым тоном, от которого Плио пришла в восторг.
– Господин Цесперий, – отвечал кронпринц.
– Я не имею права ни хвалить вас, ни порицать, господин Цесперий, – произнёс Лорен. – Это было бы слишком самонадеянно с моей стороны.
– Что за глупости, господин Рин! – с вежливой улыбкой молвил фавн. – Вы талантливый целитель. Мне любопытно услышать то, что вы об этом думаете.
– Рана обработана превосходно, но, несмотря на это, при подобном образе жизни, без отдыха, в вечной опасности, плечо заживет очень не скоро.
– Какой ещё здесь можно отыскать образ жизни, целитель? – ухмыльнулся Хельс. – Живым бы остаться.
Акме, тем временем заплетя волосы свои в толстую косу, у ручья занялась руками, лицом и шеей. Вода была холодна, пальцы окоченели, а щеки раскраснелись. Вспомнив о полотенце, Акме собралась вернуться к лагерю, но остановилась. Она вспыхнула от волнения и удовольствия: Гаральд Алистер, глядя на неё без улыбки, присел рядом, протягивая ей чистое полотенце.
– Благодарю, – прошептала она, беря в руки полотенце и погружая в него краснеющее лицо.
С мокрых прядей черных волос её несколько капель упало ей на щеку, и Гаральд, не заботясь о том, что за ними искоса наблюдают, стер их пальцами, пальцами же провел по губам её и улыбнулся.
– Ты счастлива? – спросил он.
– Да. Теперь все самые любимые рядом. Не смела мечтать о бо̀льшем.
– Акме!.. – позвал Лорен.
– Не мешай ей, целитель, она со своим возлюбленным, ей не до тебя… – услышала она голос Реции.
Нежно пожав руку Гаральда, она улыбнулась ему, светло и предано, и отправилась к брату. В памяти мужчины встала подобная же сцена: лес Кереев, нападение коцитцев, ужасы Кура. Тогда уходила она всего на несколько минут, а нашёл он её только через много дней. Побледнев, он сразу последовал за нею.
Вода была нагрета, целитель тщательно отмыл руки свои и принялся промывать рану Густаво.
– Не загораживайте мне свет, – раздражённо потребовал он.
– Своей сварливостью ты теперь до изумления похож на нашего дядю, – усмехнулась Акме.
– Зачем тебе вода? – спросил Кицвилан. – Ты же светом своим…
– Все тебе надо знать, – отозвался Элай.
«Полагаю, он не намерен доверять огню своему до конца, – подумалось сестре целителя. – Лучше уж он начнет так, как делал всегда. Это лучше, чем рисковать плечом своего будущего шурина…»
– Не боитесь, Ваше Высочество, что этот целитель сожжет вашу руку? – усмехнулся Ягер. – Он, все же, брат своей сестры, а уж на ее пламя мы нагляделись.
– Ох же пакостник! – с равнодушным вздохом проговорила Акме, к нему не оборачиваясь. – Ты дождёшься, я сожгу тебя…
– Я не наследник нодримского престола, меня не жаль… – последовал вкрадчивый ответ, но нодримцам было не до шуток.
Густаво улыбнулся. Он доверял выбору своей любимой сестры, доверял Акме, несмотря на то, что едва знал её, доверял Арнилу, который к Лорену был благосклонен. Кронпринц знал, что ему нечего было бояться.
Лорен закрыл глаза и глубоко вздохнул. Густаво насторожился. Он увидел, как разгладилась хмурость молодого человека, как посветлело его усталое лицо, а слабый чистый ветерок, неведомо откуда взявшийся, зашевелил его черные волосы и золотые кудри кронпринца.
Лорен положил теплую свою ладонь на плечо Густаво, и по толпе путников пронёсся возглас изумления. Ее пронзил молочно-белый свет.
Акме застыла, внимательно глядя на брата. Она услышала, как ветер, вызванный не то его светом, не то её огнём, мягко пронёсся мимо, что-то ласково нашёптывая, будто напевая ребёнку перед сном. Но через мгновение на нее налетел куда более знакомый ветер со зловещим многоголосым шепотом, с эхом, с невнятными угрозами или предостережениями. Их силу можно было бы назвать разными, оттого несопоставимыми по могуществу, но Акме почувствовала, что Лорен был куда сильнее её.
Неожиданно в сестре целителя шевельнулась какая-то неприязнь к его свету. Свет этот, нёсший людям исцеление, был ей будто неприятен. Ей захотелось отвернуться, уйти в тень, чтобы он не жёг.
– Что ты теперь скажешь? – засмеялся Хельс, оборачиваясь к изумленному Ягеру. – Сильнее всех!
– Сильнее всех она! – он упрямо ткнул пальцем в Акме. – Только она разрушает, а он исцеляет.
– Разрушить легче и быстрее, нежели исцелить, – сказал Буливид. – Работа целителя кропотлива. Она же одним взмахом руки может разнести стену или смести дюжину кунабульцев.
Прекрасно слыша каждое слово, Акме не смела уйти или расплакаться от досады: все это могло быть истолковано неверно. Она не испытывала никакой зависти к неожиданному и чудесному дару брата, полной ей противоположности, она могла лишь сетовать на свою силу, страшную, коварную, медленно изничтожавшую её самое. Поэтому она непоколебимо, гордо вздернув голову, наблюдала за тем, как рана на плече Его Высочества медленно затягивалась, и думала о том, что, быть может, столь благословенный свет исцелит и её.
Акме слышала, как бесновался горячий поток, замурованный в стенах Иркаллы, корчась от ненависти к вражескому свету, и душа её наполнялась мрачным торжеством. «Бойся, Кунабула, бойся! – думала она, зло улыбаясь. – Брат мой сильнее меня, он сильнее всех на свете! Грядет конец твой. И, чтобы не нашел ты лазейку в теле моем, я придам себя смерти!»
Со столь страшной мыслью она развернулась и собралась забиться в какой-нибудь темный угол, чтобы с наслаждением послушать горестные стоны вражеских стен и избавиться от сожалений по тому безрадостному концу, который, возможно, ждал её, как Лорен позвал Акме:
– Не уходи!.. С тобой я не так утомляюсь, как оказалось. Останься, ты нужна мне.
Душа её разволновалась радостью.
– Ты черпаешь во мне силы?.. – изумленно прошептала она, затрепетав.
– Это для тебя новость? – нетерпеливо отозвался тот. – Иди сюда и сядь со мною.
Он взглянул на сестру и удивился: в глазах Акме сияла радость.
Она села рядом с Лореном, осторожно, несмело, опасливо глядя на Густаво.
– Не беспокойтесь, дорогая Акме, – с лёгкой улыбкою отозвался кронпринц. – Я уверен, что вы никому не сможете причинить вреда.
– Акме, – несколько раздражённо проговорил Лорен, сияющий белым туманом, – мы с тобой рождены от одного отца и одной матери. Наши силы могут различаться. Но не так же основательно!..
Девушка промолчала, не выдержав пронзительного взгляда его и опустив глаза. У нее не хватило сил признаться в страхах своих, рассказать ему о своем сне.
– Вы величайший мастер, – сказал Густаво, с восхищением разглядывая свое плечо. – Чем могу я расплатиться за подобную услугу?
Лорен улыбнулся медленно, с оттенком снисходительности, который изрядно повеселил Акме. Плио едва не запрыгала. Она знала ответ. Но целитель просто ответил:
– Не корысть движет мной, Ваше Высочество. Помогая людям, целитель думает о них, лишь после о самом себе.
Акме отвернулась, чтобы спрятать улыбку. Плио, внимательно глядя то на брата, то на возлюбленного, нервно переступила с ноги на ногу.
«Неплохое начало, – подумалось сестре целителя, – но этого мало, чтобы кронпринц дал согласие свое на брак принцессы и барона».
Вскоре на лбу Лорена начали выступать капли пота. Плечо Густаво более не вселяло тревог, но оставалось много работы. Решившись, Акме положила свою руку на руку брата, и глаза ее вспыхнули голубым светом.
Акме не слышала зловещих голосов. Она слышала лишь мягкий звон и шепот ветра, ласковый, убаюкивающий. Свет Лорена благодатной волной опускался на душу и освобождал ее от волнений, даруя покой.
Акме взглянула на Густаво и побледнела: глаза его слипались, голова опускалась все ниже. Брат спокойно объяснил:
– Он засыпает. Сон этот целебный. Мы убаюкиваем его.
– Мы?! – изумленно выдохнула девушка.
Акме вновь положила руку на руку брата и улыбнулась со светлой надеждой: быть может, она не была лишь только разрушителем?
Нодримцы заволновались. Паника началась, когда голова кронпринца медленно опустилась, резко упала, и весь он повалился на целителя.
– Они убили кронпринца Нодрима! – изумленно хмыкнули зараколахонцы.
Капитан Личной Гвардии Эвандер Лаций начал щупать пульс господина, а другие нодримцы выхватили оружие, готовые устроить над целителем и его сестрой самосуд.
Кеосский отряд, атийцы и зараколахонцы тоже схватились за оружие, чтобы броситься на защиту Акме и Лорена. Они проигрывали в количестве перед Личной Гвардией нодримского кронпринца, но девушка вселяла в гвардейцев животный ужас своей тьмой, и те приготовились стоять насмерть. Акме поднялась на ноги, собой закрывая брата, разжигая в пещере зловещие ветра.
– Убрать мечи! – гневно загремела невысокая хрупкая Плио, скалой поднявшись над своими подданными. – Вам приказывает сестра вашего господина, дочь Его Величества государя Нодрима! Вы рискуете лишиться головы за неповиновение!
Нодримцы нерешительно остановились.
– Он спит, – во всеуслышание объявил Эвандер, облегченно вздохнув, и Личная Гвардия неуверенно убрали мечи свои в ножны.
– Конечно, спит! – негодующе зарычал Хельс, тоже убрав свой меч. – Угрожать нашему целителю!.. Дикари!..
Плио, Арнил и Эвандер бережно завернули кронпринца в одеяло, под голову подложили ему подушку и уложили недалеко от костра, чтобы ему не было холодно.
– Как чувствуешь себя? – прошептала Акме, заглянув в лицо брата, увидев, сколь бледно оно, устало, обеспокоено и мрачно стало.
– Бывало и лучше… – последовал тихий ответ и тяжкий вздох.
– Не бери близко к сердцу, Лорен… – советовала сестра. – Мнение кронпринца для тебя куда важнее, нежели мнение его Личной Гвардии…
– Иди к нам, Лорен, – бурчал Хельс, суетясь у костра. – Неблагодарные какие! Пусть кронпринц их выкарабкивается, как желает, без твоей помощи. Убить целителя!.. Гнать их отседова…
– Помолчи, Хельс, – сказал Элай, помогая усаживать бледного и ослабевшего целителя. – Они едва ли намеревались убить его…
– Я бы так не сказал…
Акме взялась за мягкий кожаный кошель на поясе брата, где хранились всевозможные принадлежности для оказания первой помощи.
– Я, кстати, нашёл твой… – беззлобно усмехнулся тот, устало потерев глаза.
– Полагаю, мой остался в Кереях?.. – ответила та, с мягким стуком перебирая множество маленьких склянок.
– Твои вещи я никогда бы не оставил… – тихо проговорил он, и Акме, замерев, выдохнула:
– Ты сохранил их?! Невероятно, братец! – воскликнула она, сжав его ладонь, боясь обнять его, дабы не сделать ему хуже. – Благодарю тебя!
Лорен ответил ей ласковой усталой улыбкой, и Акме вновь принялась рыться в его кошеле. Выудив нужную склянку из темного стекла, она откупорила её и принялась растирать виски брату.
– Акме… – мягко позвала её Плио и села рядом с сестрой целителя. – Позволь мне. Я желаю сделать для спасителя моего хоть что-то.
Плио глядела на целителя со столь покорным обожанием, что у Акме не хватило духу отказать принцессе, а Лореy расплылся в нежной улыбке, и глаза его, заворошенные туманом страшной усталости, засияли.
Понимающе усмехнувшись, Акме отдала принцессе склянку с мятным маслом и, подойдя к Хельсу, прошептала:
– Оставим их. Его Высочество Густаво спит. Позволим им воспользоваться драгоценными минутами.
– Я полагал, ему будет приятно провести время с ожившей сестрою, – пробормотал Руфин.
– Раздели с нами некоторые из своих свободных минут, – сказал Буливид Торкьель. – Ужин еще готовится, побеседуй пока со старыми друзьями.
Та присела рядом. Ей был предложен кубок разбавленного вина, от которого она не отказалась, и её кеосские друзья начали с интересом наблюдать за нею.
– Господа, перед нами легендарная птица Феникс, возрожденная из своего же пепла, – провозгласил Руфин, восхищенно сверкая глазами. – Молоденькая девица, обошедшая всех с подобной легкостью, в союзники себе взявшая зараколахонских разбойников и нодримского кронпринца! Твоя удивительная сила – лишь дополнение к твоей храбрости. Признаюсь, могу лишь посочувствовать Арнилу и от души поздравить Гаральда!..
Акме покраснела при упоминании о Гаральде и молча глотнула вина. Жар окутал горло и потоком огня пролился по телу.
– Прошло совсем немного с нашей разлуки, но, оборачиваясь, думаешь, что прошли месяцы… – задумчиво пробормотал Элай. – Столько всего произошло… Мернхольд, просторы Кунабулы, Ущелье, Иркалла, беда с Её Высочеством, стремительное выздоровление… Лорен горевал так сильно без тебя, Акме.
– Полагаю, когда ранили нашу принцессу, ему было некогда горевать обо мне… – с улыбкой заметила целительница. – Там, где дело касается жизни любимых, человеку не стоит много думать о мертвых.
– Теперь мертвые оказались живыми, и возлюбленная, и сестра целителя живы и здоровы, он ослеплён восторгом, – заметил Буливид, поднимая свой кубок. – В Иркалле все мы обрели утраченное.
Буливид, Хельс, Руфин, Элай с приглушённым «ура!» подняли кубки в сторону Акме, поклонились ей и осушили их.
– До чего великолепный ансамбль образуете вы с братом! – отозвался Буливид по обыкновению своему тихо и задумчиво. – Свирепость твоего дара и его исцеляющая сила станут грозой Кунабулы.
– К тому же, демоны боятся её… – заметил Руфин.
Акме устала от этой болтовни.
– Едва ли страх этот нам на руку… – сказала она. – Страх их является порождением ненависти. То был лишь небольшой отряд демонов. С армией нам бы повезло меньше.
– Уверен, ты без труда бы справилась и с армией! – запальчиво воскликнул Кицвилан. – С твоей силой у тебя не может быть врагов.
– Эта сила темна и безудержна. Не удержу её я – никто не удержит.
Вскоре в сторону сестру отозвал Лорен и тихо сказал:
– Я видел проявление твоей силы лишь дважды. В первый раз огонь твой был не столь силен, но ты потеряла силы. Второй раз я наблюдал невообразимое. По началу я не узнал тебя. Ты не была похожа на себя, раздираемая ненавистью. Волны пламени вздымались до… небес, если бы мы не были закованы в камень Иркаллы. Десятки демонов сгорали за раз. Но на твоем лице не было торжества, я видел лишь боль. Почему?..
Акме боялась смотреть брату в глаза.
– У меня ничего не болит… – отозвалась она не слишком уверено.
– Ты боялась, что причинишь Густаво вред. Но где набралась ты подобных страхов?
– Я уничтожаю.
– Ты уничтожаешь всех тех, кто отравлен черной силой Кунабулы!
– А вдруг мы тоже отравлены, Лорен?.. – испуганно прошептала Акме.
– Мы из другого мира.
– Если ты внимательно следил за мною сегодня, ты мог видеть, что демоны, все, как один, склонились предо мной, не сопротивляясь. Вас же они хотели растерзать.
В агатовых глазах Лорена не мелькнуло ни сомнения. Он не верил или не желал верить в то, что сестра была ему врагом.
– Они лишь боятся тебя, – хмуро заключил целитель. – Признают своё поражение.
– Нет! – несдержанно швырнула она. – Они и тебя боятся. Но предпочитают нападать на тебя, из последних сил пытаясь спастись. А мне они поклонились, будто хозяину, будто своему предводителю или союзнику!.. – Акме поморщилась, вгрызаясь вглубь глаз брата своим мученическим взором. – Это отвратительно!.. Какие-то голоса не замолкают. Они ветрами летают вокруг меня и шепчут… шепчут… шепчут…
– И я слышу голоса, – Лорен вдруг усмехнулся. – Я уже решил, что у меня крыша поехала…
Акме промолчала, отвернулась и задумчиво взглянула на сияющую ледяную воду, из света струившуюся вглубь Иркаллы, чтобы там затеряться в вечной мгле.
– Это не всё, – глухо сказала она. – Как только прикасаюсь к кунабульскому камню, я ощущаю его трепещущую силу. Жизнь его бьется под моей ладонью, словно человеческое сердце. Она льется потоком и будто радостно отвечает на каждое моё прикосновение.
Акме опустилась на колени и дотронулась рукой до камня, на котором только что стояла. Вибрирующий камень вспыхнул внутренним огнём навстречу её огню и нагрелся. Голоса трепетали вокруг, водя неистовые хороводы. В камне могущественным потоком билась жизнь.
Лорен последовал примеру сестры и опустился напротив, дотронувшись до пола пещеры ладонью.
– Ни голосов, ни жизни… – наконец, ответил он.
– Не торопись, прислушайся… – прошептала Акме. – Мы будто Нергал и Шамаш. Они были братьями. Силы их были противоположны друг другу, но имели один исток. Ты должен услышать.
Лорен сосредоточено нахмурился и закрыл глаза. Рука засияла белым светом, и камень поглотил этот свет, будто губка воду. Белые лучи лентами расползались по полу и змеились навстречу Акме.
– Ничем хорошим это не кончится… – пробормотал Хельс, не спуская глаз с застывших брата и сестры; глаза второй заволакивало ярко-голубым туманом.
– Надеюсь, они не намерены зря тревожить Иркаллу… – со страхом и сомнением в голосе проговорил Цесперий, всегда помня о том, что Акме чувствовала силу Иркаллы, а Иркалла чувствовала её. И принимала с некоторым волнением, если не с радостью.
– Они восхитительны! – выдохнула Плио, молитвенно сложив ладошки у губ.
– Они опасны… – прошептал Лако.
Что-то пошло не так, едва полоска лореновского света добралась до руки Акме, прижатой к полу пещеры. Жизненный поток в камне задрожал так, будто его трясли, после он низко загудел, завыл, и на этот раз вой этот был услышан непременно всеми. Стены затряслись.
От жгучей боли в руке у Акме на глазах выступили слезы. Боль поднялась выше, к плечам, к шее, и не прекратилась, когда Лорен отшатнулся.
Иркалла бесновалась. С древних стен потоками сыпалась многовековая пыль. Лошадей пришлось крепко держать за уздцы, чтобы те не ускакали без оглядки от ужаса. Страшный вой поднялся из глубин Иркаллы к растерянным путникам, пронзив Акме насквозь, слившись с нею воедино.
– Надо уходить! – воскликнул Гаральд, подбежав к ним и схватив возлюбленную за руку.
– Нам некуда идти! – возразила Акме, резко отдергивая больную руку, не узнавая любимого голоса в хоре зловещих голосов, окруживших её, не узнавая его лица в тумане наполовину бессознательного состояния. – Мы в Иркалле! Гнев её настигнет нас везде!
Она переставала принадлежать себе. Иркалла выла от боли, и Акме самой становилось больно. Молодая женщина тихо, без слов запела старинную мелодию, которую ей всегда пела мать, и, поглаживая трепещущий камень сияющей голубым светом ладонью, ощутила, как сквозь нее проходит ледяной ветер плачущих голосов. Они молили об освобождении от этой страшной боли, нанесённой им её братом, и постепенно буря стихла.
Ни вздоха, ни трепета не произвели более горы, и Акме, придя в себя, тихо, глухо пробормотала, обращая к побледневшему брату всепоглощающую лазурь своих глаз:
– Что скажешь теперь, Лорен? Такие ли мы одинаковые?..
Мужественно взяв себя в руки, он упрямо покачал головой и тихо ответил, глядя на нее с ожесточенной непреклонностью:
– Будь ты самим Нергалом, клянусь, я исцелю тебя.
Акме поднялась. Неподалеку стоял отвергнутый Гаральд и хмуро, несколько взволнованно глядел на неё, каждое мгновение готовый броситься ей на помощь. Она пристально посмотрела на него, грустно нахмурилась и покинула пещеру, запретив кому-либо следовать за собой.
Голоса мягким тёмным туманом кружились вокруг, и она заткнула уши, но была не в силах заглушить зловещие песни Иркаллы.
В лагерь Акме вернулась только тогда, когда почти все нодримцы и атийцы улеглись спать, за исключением тех, что остался дежурить на посту. Бодрствовала лишь часть зараколахонцев, капитан Эвандер Лаций, капитан Гайре Иэрос и кеосский отряд. Все они, к её удивлению и довольству, собрались в один кружок, потягивая вино и серьезно переговариваясь. За Акме пристально следили все время ее отсутствия, чтобы с ней ничего не случилось и она никуда не ушла.
