Текст книги "Подземелье Иркаллы (СИ)"
Автор книги: Alexandra Catherine
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 32 страниц)
Арбалетчики скрылись за камнями холмов, пятиметровые копья ежовой шкурою покрыли первые ряды, лошади заволновались, но крепкие руки наездников не давали им и шага в сторону ступить.
Между тем земля дрожала. До воинов доносились звериные вопли врагов вперемешку с их человеческими стонами. Воздух затрещал барабанной дробью тысяч тяжелых лап и напряжение людским.
Вскоре и Трен с Весхельмом увидели обсидиановые моря, ураганной волною приближавшиеся к ним, дабы смыть их с лица земли первым же ударом. Демоны были неисчислимы. Они едва ли не закрыли собою горизонт.
– Господь Спаситель! – выдохнул Жозел Капуи. – Держать строй!
Арбалетчики выпустили стрелы свои, будто когти, и первые ряды демонов покосились, вторые и третьи споткнулись о первые, а остальные раздавили их своей неустанной сплошной массой, губя своих же сородичей. Сила и скорость их была такова, что, даже наколовшись на длинные копья, они при первом же соприкосновении вонзились глубоко в ряды войск.
Вторая фаланга, узрев, что первая дрогнула при первом ударе, вонзилась в сплошной вражеский поток с двух сторон, навалившись на них всем грузом.
Шум оглушал. Везде сверкали когти да клыки, разбрызгивающие темно-зеленый яд. Летели оторванные конечности, лилась багровая кровь.
Трен размахивал мечом в самой гуще сражения, когда один из небольших, но шустрых демонов с ног сбил коня его, молниеносно набросился на государя, схватил его цепкими лапами и отшвырнул его со своего пути прямо в черную вражескую стену. Личная Гвардия и атийская конница во главе с самим Аберфойлом Алистером нерушимым молотом ударила в голодно осклабившихся демонов, уже кинувшихся к бездыханному вражескому государю.
Дарон Вальдеборг фурией вгрызался в осатанело вопящих демонов, не жалея сил, не жалея воинов своих. Он думал лишь о том, чтобы облегчить напор на фалангу своего отца, не слыхав воплей, громом разливавшихся по округе: «Государь Трен ранен! Государь Трен ранен!» В то время как самого государя, возможно, уже не было в живых.
Весхельм Акра, неся победоносное сияние нодримского грифона, занял место Трена, помогая воинам, несшим тело карнеоласского повелителя, добраться до безопасного холма и оставить короля на попечении у лекарей.
Густаво Акра и его немногочисленную Личную Гвардию нещадно выбили из черного потока.
– Ваше Высочество, там люди! – закричал кто-то из воинов, указывая на запад.
То действительно были люди верхом на конях, покрытые темной кожею, темноволосые, златокожие. Численность их была невелика, и все они до последнего летели прочь от сражения, обратно к Вратам Апепа.
Узрев людей средь зверей, нодримский кронпринц не поверил глазам своим. Недоумение, ярость овладела им, и он, яростно и бессвязно закричав, пустил коня своего бешеным галопом в погоню за коцитцами. В золотых кудрях его игрался пропитанный стонами боли умирающих и ароматом крови ветер, в лазурных глазах его сверкала ненависть. Напрасно кричал капитан Личной Гвардии, моля кронпринца своего остановиться.
Густаво ястребом следовал за отдаляющимися людьми, за спиною оставив, казалось, несметную армию Кунабулы, свою Личную Гвардию, остановленную взявшимся ниоткуда отрядом людей, подобных тем, что преследовал Густаво Акра. Они были невелики ростом, но на изумление свирепы, с черными заковыристыми письменами на крепких телах, с резвыми мечами да стрелами.
На глазах Личной Гвардии их кронпринца засыпали стрелами далеко впереди, схватили и вместе с ним скрылись за холмами.
Так ответила алчная Кунабула за вторжения людей на свои земли.
Глава 8. Пробуждение
Это было чудо, невероятное чудо! – встретить в беспринципной глуши Зараколахона человека из мира, ставшего драгоценным прошлым. И Акме так боялась вспоминать это прошлое. Она похоронила его в пепле Кура, на коцитском алтаре вместе с радостью, чувствами, памятью и любовью. Вместе с рассудком она лишилась и своей души, и всего, что раньше было ей дорого.
Теперь в её новый мир тьмы, испытаний, боли и крови пришёл Гаральд Алистер. Неся за собою тень того прошлого, его такую маленькую, но такую драгоценную частицу. Высокий, широкоплечий, мрачный, бесконечно уставший, с лихорадочно сверкающими глазами, но спокойный и непоколебимый, словно скала. Он явился из похороненного ею мира, появился призраком в её новой страшной жизни.
И сразу же угодил в плен. Атийца подвели к Мирославу и Сакруму. Гости, собравшиеся в беседке по приглашению Мирослава, замолчали. Все глядели на молодого пленника и молча ожидали, как распорядятся его жизнью главы Саарды и Шамшира.
– Оставьте нас, – отдал короткое распоряжение Мирослав, и гости поспешно поднялись и начали покидать вечер.
Акме спряталась в кустах, чтобы её не заметили. В беседке остались Мирослав, Сакрум, воины Шамшира, Саарды, Цере, Ягер и Катайр. Все самые треклятые головорезы этого региона. Столпились вокруг него, одинокого и гордого сокола Атии, словно подбитого и угодившего в логово веками голодавших хищников.
Гаральд хмуро, устало, но спокойно глядел на правителя Саарды и парня, стоявшего рядом с ним. Сакрума. Он везде узнал бы шамширца – ничего человеческого в глазах. Из носа атийца текла кровь, губа была разбита, бровь кровоточила, но держался он вполне свободно. Значит, если они его и били, то пока что не сильно. Ровно до тех пор, пока не выяснят, что он из Карнеоласа, да ещё и из Атии. К выходцам из этих двух земель шамширцы всегда относились с особой лютой жестокостью.
– Кто ты? – спросил Мирослав, внимательно разглядывая мужчину.
– Я приехал из Эрсавии, – ответил Гаральд, ясно, тихо. – Имя моё Анар.
– Из Эрсавии, – хмыкнул тот. – Что-то не похож ты на эрсавийца. Больше на нодримца.
– Или карнеоласца, – ввернул Сакрум и начал прохаживаться вокруг Гаральда, не спуская с него глаз, остекленевших от жажды расправы.
– Зачем пришёл?
– Ищу свою невесту. Ехала в Керберру и пропала.
– С чего ты взял, несчастный, что твоя невеста здесь? – гаркнул Мирослав.
– Я искал её и в Куре, и в Коците, и в Керберре, – всё также тихо и вкрадчиво говорил Гаральд. – Уже не знаю больше, где искать.
– И ты пришёл в Саарду в её поисках? – по голосу Сакрума было слышно, что он удивился. – На глупого ты не похож. На безумного тоже.
– Хороша, видимо, невеста, – хохотнул Катайр.
– В Саарде много девушек, – усмехнулся Мирослав. – Какая именно тебе нужна?
– Черноволосая, черноглазая, невысокая. Зовут Акме.
Акме закрыла глаза и пошатнулась. Её затошнило от волнения и ужаса. Сердце отбивало невероятную по скорости дробь. Всё нутро взвыло от боли. И нега, и тоска шли рука об руку, обволакивали горячим паром, возвращали к жизни и свету.
«Зачем ты только пришёл?! Они же запытают тебя и убьют!..»
Воцарилась гробовая тишина. Никто из шамширцев и саардцев не посмел произнести ни слова.
– Ты ошибся, чужак, таких здесь нет, – ледяным тоном произнёс Мирослав, занервничав. – А за то, что ты нарушил границы Саарды, приговариваю тебя к немедленной смерти.
– Отдай карнеоласца мне, Мирослав, – усмехнулся Сакрум. – У него слишком наглые глаза. Зелёные такие. Один глаз я выколю, второй выжгу. А потом руки его и ноги привяжу к четверым скакунам, и они сорвутся с места на четыре стороны света.
Сакрум медленно подошёл к Гаральду, но тот не дрогнул. Он неотрывно смотрел в глаза шамширца.
– Четвертование – слишком быстрый способ умереть, – заметил Мирослав. – Его надо попытать. Под пытками он быстро расскажет, что здесь забыл. Никого он не ищет.
На плечо Акме неожиданно легла чья-то рука, и та вздрогнула, но не издала ни звука. Над ней возвышался Цесперий. Он кивнул ей, молча вопрошая, что она тут вынюхивает.
– Помоги! – шёпотом взмолилась Акме, прижавшись к его ногам. – Они его казнят!
– Он ищет тебя?
Акме молча тряслась, в отчаянии зажимая свой рот, чтобы не закричать. Она прекрасно понимала, что если ворвётся в беседку и выпустит свою силу, никому вреда не причинит, наделает лишнего шума, выдаст себя и погибнет вместе с Гаральдом.
– Увести! – скомандовал Мирослав. – Уйдите подальше, чтобы не слышать его воплей. Утром принесёте мне его голову.
– Кто этот человек? – тихо спросил Цесперий.
Акме трясло. Кем был ей Гаральд Алистер? Возлюбленным? Да, она чувствовала себя бесконечно влюблённой в него когда-то, но плен в Куре стёр память и былые чувства, уничтожил её существо, оставил только оболочку с непроницаемой тьмой внутри, с пустотой, гулкой и болезненной. А теперь он был здесь и искал её. Акме и не смела о таком мечтать. Но где же Лорен? Где остальные?
– Он дорог мне, – наконец, ответила Акме.
Гаральда быстро уводили, грубо подталкивая. Саардцы и пленник уже почти ушли в лес. Воины вытаскивали из ножен кинжалы. И девушка поняла, как они хотят его казнить – на живую отрезать голову. Или отрезать кусочек за кусочком от его тела.
Цесперий вздохнул, тихо выругался, вышел из темноты, поднялся по ступеням беседки и заявил:
– Повелитель, прошу, не торопись!
– Это ещё почему? – удивился Мирослав, и Сакрум нахмурился. Ему не дали развлечься и пустить жертве кровь.
– Девчонка явно солгала нам. Она не одна ехала в Керберру. Оставь его пока в живых. Мы будем допрашивать их обоих, по отдельности. Возможно, так и доберёмся до истины.
– Чего с ними возиться лишний раз? – Сакрум начинал злиться. – Мне не нужна их истина. Беглые любовники. Я хочу пустить ему кровь.
– К тому же, он неплохо сложен, – заметил Цесперий. – Наверняка владеет оружием. Если он хочет получить девчонку, пусть сражается за нас. Способный боец – это благо. Проверь его, насколько он хорош в бою.
– А наша Акме не так уж невинна, – досадливо хохотну Мирослав. – Ее любовник за ней даже в Саарду притащился. Посадить его под замок. Девке ничего не говорить. Я сам побеседую с нею.
Когда из леса вывели Гаральда Алистера и повели в другую сторону, Акме облегчённо выдохнула, но и не думала расслабляться. Она ушла поглубже в темноту и направилась следом за конвоирами, прячась за домами, кустами и заборами. Вскоре Гаральда подвели к одноэтажному деревянному зданию на окраине Верны, втолкнули внутрь и заперли дверь снаружи. У входа оставили одного из саардцев караулить пленника и ушли.
Акме спряталась в тени лесных деревьев и подождала четверть часа. Караульный уселся на перекошенную скамью, облокотился спиной о стену, накрылся плащом и, судя по всему, задремал. На Верну опустилась непроницаемая ночь.
«Ключ… – подумала она. – Нужен ключ… Он должен знать, что я здесь!»
Акме подошла к окну и пыталась что-то разглядеть во тьме ночи, но не увидела ничего. Ни движения, ни силуэта. Она боялась, что придут шамширцы, ворвутся в дом и убьют пленника под покровом ночи. Один караульный не окажет вооружённым шамширцам сопротивления. Акме спряталась в кустах рядом с лесом и осталась прислушиваться к ночным звукам.
Несмотря на разгар лета, было холодно. Обувь и подол лёгкого платья промокли от росы. Мысли хаотично роились в голове, наталкиваясь друг на друга. Так хотелось ворваться в дом, обнять мужчину, которого она уже не надеялась увидеть.
Но Акме ждала. С ужасом, тревогой, пытаясь понять, как следовало поступить дальше.
«Напоить караульного вином с сонным порошком… нет, он заснет, а проснувшись, все поймет, и мне несдобровать…»
Попросить о помощи было некого.
Вдруг через четверть часа в стороне послышался шум: встревоженные голоса, взволнованные окрики, ржание лошадей, хлопание дверей. Караульный зашевелился и вовсе покинул пост, но предварительно подойдя к запертой двери дома и подёргав засов.
Акме могла подбежать к окну и позвать Гаральда, но, возможно, он был в доме не один. Тогда она выдаст и себя, и его. Девушка, вздохнув, решила проверить, что за шум поднялся в Верне.
Жители, разбуженные шумом, выглядывали из окон, и Акме перестала прятаться, пошла открыто по дороге. Шамширцы торопливо собирали поклажу и седлали коней. Хмурые, взволнованные и суровые, возвышались они над сонными саардцами и пытались успокоить нетерпеливо дёргающихся лошадей. Вооружённые до зубов шамширцы были в чёрных матерчатых штанах и чёрных кожаных куртках.
В конце дороги у резиденции Мирослава Акме заметила самого правителя Саарды, и Сакрума. Они быстро шли к неровному строю шамширцев и сосредоточенно переговаривались. Акме юркнула в кусты, чтобы ни тот, ни другой не заметили её.
– А ты чего здесь уши греешь и подсматриваешь?! – послышался низкий грубый голос.
За нею непоколебимой стеной возвышался Сатаро и усмехался.
– В таком шуме разве заснёшь?.. – пробормотала Акме, кокетливо вздёрнув бровями, играясь с ним, чтобы усыпить его бдительность. – Что происходит?
– Шамширцы уезжают в Шамшир, – ответил Сатаро, и у девушки от радости затрепетало сердце. – На одно из их поселений напали. Кажется, как раз те твари, от которых ты отбивала нас в Куре.
– Демоны… – прошептала Акме, но уговаривала себя, что радоваться было рано. Уезжали шамширцы, но оставались саардцы. Которые тоже были не прочь полютовать.
Когда Сакрум взобрался на коня, он что-то крикнул Мирославу, и шамширцы, покрикивая и улюлюкая, помчались восвояси. Когда последний шамширец убрался из виду, Акме глубоко и с облегчением вздохнула.
– Пойдём, провожу тебя домой, – Сатаро потянул её за локоть. – Нечего тут одной по ночам шляться.
Акме подавила в себе соблазн кинуться к Мирославу и умолять пустить её к пленнику. Она решила, что сегодня благоразумнее прости пойти спать.
– Сатаро, – тихо сказала Акме, направляясь вместе с ним к дому Грады. – Ты же понимаешь, кого демоны ищут в Шамшире.
– Тебя, что ли? – фыркнул тот.
– Если Мирослав не отпустит меня, они придут за мной и сюда. Пострадают и погибнут местные жители.
– И что ты хочешь от меня теперь? – гаркнул Сатаро. – Чтобы я пошел к нему и сказал, что он должен тебя отпустить?
– Было бы неплохо, – вздохнула Акме.
– Нет, дорогая. Если он тебя и отпустит, то я пойду вместе с тобой.
– Почему? – удивилась девушка, хмуро поглядев на него.
Сатаро спокойно ответил:
– Судьба не просто так столкнула нас в Куре, да и оставила в живых в том аду. Со мной будешь, как за каменной стеной. Да и девчонка ко мне привыкла.
Акме остановилась, словно натолкнулась на невидимую стену.
– О чем ты говоришь?
– О том, что я буду просить Мирослава, чтобы он отдал тебя мне, – заявил Мирослав. – Будешь жить в моем доме, также помогать Цесперию в Верне, ты же целитель, я не буду запрещать тебе заниматься любимым делом.
Лицо Акме потемнело. Ей никто никогда не смел что-либо запрещать. А этот самодовольный саардец говорил так, как будто она мечтала отдать себя ему.
– Жить в твоем доме в качестве кого? Служанки?
– Жены, Акме, – ответил Сатаро так, словно она была дурой, и вдруг взял её за руку. – Без мужа тебе здесь не выжить. Мирослав долго волыниться с тобой не будет. Изнасилует или отдаст кому-нибудь из своих воинов за неповиновение. Я видел, как это было с другими.
Акме не верила своим ушам. Голос Сатаро стал нежным, он так близко подошёл к ней, что девушке пришлось задрать голову, чтобы видеть его лицо.
– Но я не хочу этого, – холодно ответила она, голос её задрожал от потрясения.
– А ты вдруг решила, что можешь выбирать? – мужчина начинал злиться. – Оглянись и вспомни, где ты находишься.
– А ты вдруг решил, что больше всего на свете я хочу выйти за тебя замуж?!
– Хочешь, чтобы Мирослав и его солдаты пустили тебя по кругу, а потом вышвырнули в лесу полумертвую?
– Хоть пальцем тронут, я выжгу их всех, – прорычала Акме. – Ты видел в Куре, кто я такая на самом деле.
– Делов-то, – страшно и холодно хмыкнул Сатаро, приблизив к ней изуродованное лицо. – Застали тебя врасплох, щелкнули по носу и попользовали толпой, пока ты в отключке, красавица.
– Жаль, что ты не сдох в Куре, – смерив его презрительным взглядом, прошипела Акме и направилась в сторону дома Грады.
– Жаль, что я не оставил тебя в Куре, – вслед ей бросил Сатаро, и девушка ускорила шаг. – Приползёшь ко мне еще. А я еще подумаю, помогать тебе или нет.
Акме почти не сомкнула глаз. Она проворочилась до раннего утра, а потом встала с тяжелой головой и начала собираться на службу, не переставая думать о Гаральде. Она не слышала, о чем ворчит невыспавшаяся Каталина. Ей было все равно. Ей поскорее захотелось выйти на улицу и подойти к дому, где держали атийца… ее атийца, который не испугался прийти за ней даже в логово врагов.
И вдруг в дом Грады явился сам Мирослав, переодетый, напомаженный, но хмурый. Неприбранная, неумытая Каталина засуетилась, затряслась и заюлила, затем бросилась переодеваться. Акме не дернулась. Она подняла на него чёрные глаза свои, полные боли и невыраженной мольбы, и Мирослав пристально прищурился.
– Пойдем, – приказал он Акме, едва взглянув на Каталину, которая так старательно нагревала его постель еще несколько часов назад, а правитель Саарды даже не поздоровался с ней.
Девушка поднялась на ноги и вышла за ним на улицу, даже не спрашивая, куда он вел ее.
– Я задам тебе вопрос, Акме, – холодно сказал Мирослав, направляясь вперед. – Только один раз. Подумай хорошенько прежде, чем ответить. С кем ты шла из Эрсавии в Керберру?
– Я не шла в Керберру, – тихо ответила она, открыто поглядев ему в глаза.
– И куда же ты шла?
– В Кунабулу.
– Как интересно. С кем ты шла в Кунабулу?
– С мужчиной.
– С любовником?
– Со своим хранителем. Он не был моим любовником.
Мирослав усмехнулся и ускорил шаг. Вскоре они добрались до леса, и Акме замедлилась, хмуро поглядев на правителя Саарды.
– Каким ты находишь народ мой? – тихо спросил он, отодвигая низко нависшие над нею ветви, будто щитом прикрывая ее.
– Нрава простого, открытого, сурового, но отзывчивого. Есть в вас пугающая дикость, но вы человечны. Я даже представить не могу, что за злые и лживые языки наградили вас такой жуткой молвой…
– Откуда мягкости взяться, когда в спину дышит воинственный Шамшир? – вздохнул Мирослав. – Те, кто чудом избежали тюрьмы или казни, находят здесь покой, а многие несколькими поколениями живут здесь, не желая жить в другом месте. Мы так далеки от этих восточных лицемеров, что ужасы прошлой жизни здесь забываются быстро. Я выслушал Цесперия и понял, что без тебя ему будет очень сложно справляться со своими обязанностями. Помоги ему.
Акме глубоко вздохнула и решила говорить откровенно.
– Мирослав, – отвечала та, в голос свой вплетая твёрдость и силу. – Ты никогда не защитишь народ свой лучше, если позволишь мне идти туда, куда я шла. Я – не спаситель твоему народу. Я – его угроза, за мной ведется охота. И рано или поздно враги мои явятся за мною. И, в попытке отыскать меня, они убьют многих людей. Они давно ищут меня и всегда находят. Их не остановит ничто.
Мирослав слушал ее внимательно, казалось, лишь из вежливости. По его снисходительной улыбке она осознала, что он ей не поверил.
– Едва ли враги твои явятся сюда за тобою, – говорил тот. – Мои солдаты остановят их.
– Они отыскали меня в Кереях, а уж здесь…
– Нет, здесь их не будет, – уверенно заявил Мирослав и ускорил шаг. – Я покажу тебе кое-что.
Акме неуверенно направилась за ним, в рукаве нащупав свою заточку, будто талисман.
Они все дальше углублялись в лес, пока из-за деревьев к ним не вышел молодой солдат из караула. Он узнал своего повелителя и без промедления дал ему и его спутнице дорогу.
Между деревьями замелькали зеленые плащи и коричневые колеты. Лес был так дремуч, что лучи Шамаша не пробивались сквозь густосплетения ветвей, и по кругу горело несколько факелов.
Меж факелами в центре круга на коленях стоял сгорбленный человек. Руки его были связаны за спиною, все существо его с трудом покачивалось от тяжелого дыхания. На несколько мгновений Акме показалось, что это Гаральд, и ужас охватил её. Но это был не Гаральд. Вокруг него, будто стервятники, вальяжно расхаживали мирославские прихвостни, беспощадно кружили над мужчиной. Подойдя поближе, Акме разглядела, что он был избит, одежда его висела рваными окровавленными лохмотьями на высохшем теле.
Кивнув кому-то за спиною Акме, Мирослав направился к кругу с факелами, а девушку задержали трое высоких мужчин.
– Вы будете наблюдать отсюда, – заявили они.
– Наблюдать что? – испуганно выдохнула та, будучи не в силах оторвать взгляда от несчастного.
Мирослав спокойно подошел к неизвестному связанному, наклонился к нему, испытующе заглянул ему в глаза, будто попытался проникнуть в душу, что-то тихо проговорил, затем занял место на небольшом земляном валу напротив, сев прямо на прошлогодний настил.
Мирослав долго говорил с избитым, измученным пленником, но Акме не слышала ни слова с подобного расстояния.
– Что он сделал? – невольно вырвалось у нее.
– Он просился покинуть Верну, – ответил один из саардцев. – Но Мирослав не разрешил. И тот пытался бежать.
Акме почувствовала, что колени ее слабеют. Теперь она поняла, что именно желал Мирослав показать ей.
Несчастный был слишком измучен, чтобы на избитом лице своем отразить мольбу о пощаде. Голова его то покорно опускалась, то испуганно взмывала вверх с горестно горящими глазами, а Мирослав все говорил, не получая ответа.
Наконец, он небрежно махнул рукою в сторону, и к несчастному подошел высокий мужчина с внушительным топором. Среди собравшихся Акме заметила Цере и, к глубокому ужасу своему, Цесперия, который был столь поглощен допросом, что не заметил ее.
Осужденный с ужасом взглянул на топор и срывающимся голосом заорал: «Пощады! Пощады!»
Истерика его затянулась. Любезная улыбка Мирослава превратилась в прямую жесткую линию, выражение лица стало безжалостностным, а вечно сверкающие глаза покрылись льдом и застыли на мужчине, который в забытьи катался по земле и едва не лез к Мирославу целовать носки его сапог.
«Казнить за это?! – в душу Акме вкрался обморочный страх. – Они бессердечны! Они убийцы!»
Наконец, Мирослав лениво взмахнул рукою, несколько солдат прижали его к земле, топор стрелою взлетел в воздух и обрушился на шею осужденного. Даже издалека Акме услышала сдавленный вопль, глухой стук, хруст раздавленных позвонков; громогласные предсмертные бульканья оглушили округу.
– Руби вернее, чертов ты дровосек! – послышались сердитые окрики.
Топор вновь взметнулся и вновь обрушился. Обрызганные кровью солдаты что-то заорали. И лишь после третьего удара топор был брошен на землю, а солдаты кинулись усмиряли в агонии дергавшееся обезглавленное тело.
– Вы что, не могли найти заточенный топор, дармоеды? – грозно заорал Мирослав во все горло.
Палачи что-то забормотали в свое оправдание, а Акме, едва удерживаясь на ногах, в отчаянии вскрикнула:
– Звери!
И на нетвердых ногах бросилась прочь, обратно в Верну. Мирослав отозвал стражу.
Акме бежала, не разбирая дороги. Из груди ее громом вырывались рыдания. Перед нею вновь стоял Коцит со всеми своими неожиданными ужасами.
– Звери! Звери! – стонала она, выбегая из леса.
Сквозь забытье свое Акме поняла, что то было ей предупреждением. Стена тупика взмыла ввысь, до самых небес, будто злосчастный топор мирославцев. Если она захочет уйти, её убьют. Или убьют Гаральда.
Ворвавшись в дом, девушка забилась в угол отведенной ей маленькой комнаты, осела на пол, обхватила голову руками и безудержно, испуганно разрыдалась.
«Бежать отсюда, – думала она, зажмурившись. – Безоглядно. На свободу. Лучше сгинуть в Кунабуле, нежели вновь видеть эти изуверства. За что же мне, Господи?.. Я не могу больше!»
Она громко молилась, щеки ее были красны от слез, а перед глазами вновь и вновь в поднебесье взмывал топор и глухим стуком вгрызался в несчастную плоть. В ушах гремел бессердечный вопль «Руби вернее!», хруст позвонков и предсмертные хрипы осужденного.
В комнату вбежали Августа, Града, а Каталина осталась в коридоре, хмурая и бледная.
– Каталина, – твёрдым голосом крикнула Града. – Убери Августу, принеси воды и успокаивающей настойки.
Женщина подбежала к Акме, в ладони взяла ее перепуганное лицо и прошептала:
– Что случилось, дитя? Кто тебя обидел?
Узрев Граду, Акме страшно дернулась и прижалась к углу, будто пыталась в него вдавиться.
– Нет-нет-нет!.. – отчаянно залепетала та, слабо сопротивляясь.
Ей казалось, что руки непременно всех саардцев были замараны кровью несчастного, пытавшегося отыскать счастье свое в другом месте. Они убивали всю свою жизнь, самых невинных, ни в чем не виновных.
Града увидела, что слезы девушки не были капризом. Ею завладела страшная истерика, похожая на панику, в которой люди сходили с ума или сводили счеты с жизнью.
– Каталина, помоги мне!
Женщины с трудом поставили Акме на ноги, после усадили на постель.
– Что это? – взвыла девушка, когда Каталина поднесла к губам ее пиалу с прозрачной жидкостью.
– Вода, – последовал ответ. – Пей.
– Нет, – девушка разрыдалась еще сильнее и замотала головою, будто маленькая, разве что не застучала ногами.
– Пей, – строго повторила Каталина и с силой влила ей в рот воды.
Жидкость травяной горечью обожгла горло Акме, и та, в помрачении своем не узнав успокаивающих капель, подумала о том, что ей подсунули яд.
Но через несколько минут страх отступил. На нее набросилась усталость, и девушка, наконец, начала понимать то, что говорила ей Града.
– Кто обидел тебя?
– Мирослав… – выдохнула она, приходя в себя и пытаясь более не рыдать. – Мы беседовали, он завел меня в самую чащу леса. Он сказал, что хочет мне что-то показать, а там… – Акме вновь поморщилась. – Он, Цере, Цесперий рубили голову мужчине… он хотел уйти из Верны… Неужто он осуждает на казнь за это?
Каталина и Града испуганно переглянулись.
– Так что ж ты рыдаешь? – воскликнула Каталина, выпрямившись. – Если казнил, значит, так надо! Я уж подумала, он приставал к тебе или изнасиловал!
– Я решила, что попала к людям, – прошептала Акме сиплым голосом. – Обрадовалась, успокоилась. После ужасов Коцита, после этих исковерканных судеб, изуродованных лиц… Я хочу отсюда уйти! – надрывно закричала она. – Отпустите меня!
– Каталина, поговори с Мирославом, – тихо произнесла Града. – Он прислушивается к твоим словам.
Каталина изобразила недовольство и отвернулась, задумчиво померила комнату шагами с минуту, после сказала:
– Так и быть. Я поговорю с Мирославом. Я буду очень его просить, чтобы он отпустил тебя. Но, Акме, если тебе удастся бежать, весь гнев Мирослава обрушится на наш дом. А этого я допустить не могу.
Акме кивнула, уверенная в том, что просто так бежать она не сможет. Здесь был еще и Гаральд.
– Благодарю тебя, – выдохнула девушка, нервно всхлипывая.
Каталина высокомерно вздернула голову, щеки ее заалели, и она, строго бросив «Рано благодарить», с исключительной прямой спиною вынесла себя из комнаты.
– Там был и Цесперий… – с болью прошептала Акме, когда Града заботливо укладывала ее и укрывала одеялом. – Он – целитель, он лечит людей. Как он может потакать этим убийцам?..
– Сдается мне, что того несчастного казнили за иной проступок, – тихо сказала Града. – А тебе сказали неправду, чтобы ты испугалась и никуда не смогла бежать. Мирослав строг, но милосерден и смертью карает лишь за самые страшные деяния.
Акме не сказала, как сомневается в этом, и вскоре забылась беспокойной дремой, похожей на обморок.
Днем пришел Цесперий. Он с опаской оглядел Акме, из угла смотревшую на него, будто на своего заклятого врага.
– Я желаю говорить с тобою, Акме, – спокойно проговорил фавн. – Можем ли мы побеседовать в другой комнате?
– Убирайся, – огрызнулась та.
– У тебя нет оснований…
– Вон! – загремела девушка, оттолкнув его. – Чтобы духу ни твоего, ни мирославского здесь не было!
Цесперий, спокойно приподняв брови, заявил:
– Предложу тебе это только один раз. Пленник из Эрсавии, который искал тебя, ранен. Мирослав пожелал посмотреть, как он обращается с оружием. Мы впечатлились, но трое саардцев против одного, пусть и искусного воина, это слишком. У него есть порезы, которые нужно обработать. Некоторые раны глубокие. Мирослав запретил мне обрабатывать их. Но не запрещал тебе. Я дам тебе все, что нужно.
Акме смерила фавна недоверчивым взглядом и тихо спросила:
– Почему?
– Ты поможешь мне выбраться из Саарды и приведешь к Провидице.
– Я могу не добраться до нее сама. Я должна идти в Кунабулу. Не представляю, какие опасности будут ждать нас в Иркалле. Но почему тебе не сидится в Саарде? Ты прожил тут всю жизнь.
– Всю жизнь я служу людям, – холодно ответил Цесперий. – Пора уже вернуться к своим истокам и корням.
– Веди.
– Собери ему еды. Остальное – за мной.
Акме забыла о своих слезах. Она попросила у Грады корзинку и солгала, что уходит на целый день обходить больных. Женщина сразу же собрала ей обед: внушительный кусок пирога, несколько куриных ножек, запеченных накануне вечером, свежий хлеб, дикие яблоки. Корзинка оказалась до того тяжелой, что девушка не смогла выпрямиться, когда взяла ее и вышла на улицу.
На девушке была простая светлая хлопковая блузка, красная длинная юбка, чёрные волосы заплетены в две толстые косы, на голове – косынка. Вместе с Цесперием они вышли на залитую тусклым светом улицу, и Акме почудилось, что ей стало легче дышать. А если фавн ведет ее в западню, она придумает, как из нее выбраться.
Подойдя к избе, Цесперий остановился и сказал Акме:
– Стой здесь, не показывайся на глаза людям Мирослава.
Она затаилась и прислушалась. Цесперий подошел к караульному и сообщил:
– Тебя звал Цере.
– Катайр приказал мне оставаться здесь, – ответил тот.
– Потом сам объяснишь Цере, почему не явился по его приказу? – вкрадчиво осведомился фавн. – Пленник заперт наглухо. Он ранен, не убежит.
Спустя несколько мгновений послышались шаги торопливо удаляющегося караульного. Цесперий подождал, затем махнул Акме.
– Цере может что-то заподозрить и явиться сюда, – прошептала девушка напряженно.
– Не явится. Ему сейчас не до этого. По лесу шастают кунабульские демоны…
Акме едва обратила внимание на эту новость. Цесперий подошел к входной двери, достал из кармана робы ключ, отпер замок и отодвинул засов. Открыв дверь, он заглянул в дом, забрал у Акме корзинку и внес внутрь.
Сердце ее застучало, руки задрожали. Она безмерно боялась входить – то ли ловушка, то ли там действительно сидел Гаральд, загнанный в угол, раненный и такой нереальный…
– Много крови потерял? – спросил фавн в полумрак дома.
– Перевязал, – послышался голос Гаральда, такой невероятный и спокойный, и у Акме закружилась голова. Она покачнулась.
Девушка вбежала внутрь и застыла. Большая комната со столом и стулом, грязные окна, едва пропускающие свет. Гаральд в светлой изорванной и окровавленной рубахе глядел дико и враждебно, но вздрогнул, когда вошла Акме, и глаза его расширились. Мучительная, но сладостная иллюзия стояла у входа, объятая солнечным светом. В простой рубашке, красной юбке, косынке, с двумя черными косами. Она стояла прямая и дрожащая, роняя слезы на исхудавшее пылающее лицо, любимое, незабвенное, и сердце заходилось страшной болью. Он знал, что этого не было. Но иллюзия не рассеивалась.
