Текст книги "Подземелье Иркаллы (СИ)"

Автор книги: Alexandra Catherine

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 32 страниц)

Ему казалось, что в Иркалле он лишился рассудка. Но он никак не мог принять ужас той черноты, которая разверзлась перед ним, едва он выбрался на свет после стольких дней блужданий во тьме.

Ворвавшись в шатер к отцу сразу, как только они добрались до лагеря, Арнил застал рядом с постелью Трена королеву Аккасту, и его покоробило от отвращения. Королева Акидии тотчас встретила его разлюбезной улыбкой, но новоявленному кронпринцу было не до церемоний. Он выгнал всех одним лишь взглядом, оставив лишь Скипия и пригласив Лорена.

Арнил думал о том, что не успел сказать брату ни слова. Ему хотелось столько рассказать! Он думал о том, какая ответственность ложилась на его легкомысленные плечи. Приходилось забыть обо всех своих мечтаниях, о свободе, которая пришлась ему столь по нраву за время путешествия. Но чем больше он думал об этом, тем меньше он мог осознать факт того, что сейчас он как никогда был близок к престолу, в сторону которого он никогда не глядел сколько-нибудь серьезно. То всегда было уделом его старшего брата, который нынче был мертв.

«Невозможно! – гремело в его затуманенном разуме. – Это неестественно! Это неправильно!»

Поднявшись прямо и резко, Арнил глубоко вздохнул и вышел из занавешенной части шатра, где столпились лекари, слуги и приближенные государя Трена.

– Приведите ко мне герцога Атийского, – тихо, отсутствующе проговорил мрачный Арнил, не глядя на трясущуюся от любопытства и напряжения толпу. – И принесите господину целителю поесть. Он с самой ночи облегчает страдания нашего государя.

Арнил вернулся к кровати отца, сел на прежний свой стул, ссутулился, положил голову на ладони согнутых в локтях рук и прошептал слишком тихо, чтобы усталый Лорен мог услышать его:

– Безвозвратно рушится весь тот мир, что я построил для себя. Моего мира нет более. Есть только Карнеолас.

– Арнил, – позвал Лорен, глядя на него странным понимающим взором; до боли сострадающим, – тебе надо поспать. Страшно представить, когда еще удастся отдохнуть.

Арнил горько усмехнулся и мрачно ответил:

– Мне же страшно представить, когда в следующий раз мне посчастливиться услышать, как ко мне обращаются по имени… Нет, Лорен, это тебе следует отдохнуть. У меня еще много дел. Оставь нас. Поди к сестре. Она, верно, уже проснулась и нуждается в твоей благословенной руке.

– С ней Реция. Если Акме понадобится помощь, Реция найдет меня. Я хочу помочь хоть чем-нибудь.

– Хоть чем-нибудь?.. Ты уже спас все наши шкуры по несколько раз! Не нам ли, наконец, быть хоть чем-нибудь полезными для тебя и для Акме, которая чудом осталась жива?..

– Ваше Высочество… – прошелестел треновский паж, Асит, проскользнув к ним. – Герцог Атийский ожидает.

– Так пусть войдет! – раздраженно бросил Арнил, едва не срывающимся на крик голосом. – Что за церемонии?!

Асит с поклоном удалился, и к ним вошел измученный, мрачный, скорбный Гаральд Алистер, тоже еще не избавившийся от грязи Иркаллы, от кровавых разводов на лбу и шее, но неизменно статный. Он спокойно поклонился своему другу и сел рядом с ним.

Аберфойл Алистер скончался от ран на рассвете. Последние часы его жизни сопровождали нестерпимые муки и раскаяния о деяниях, совершенных при жизни. Неожиданное появление единственного сына в смертный час стало для отца несказанным облегчением, и он, повинуясь душевному порыву, не подпуская к себе более никого, долго беседовал с сыном, пока скорбный сон не закрыл его глаза. Никто не слышал, о чем говорили отец и сын, но все, кто присутствовал в те печальные часы в шатре, в один голос утверждали, что оба они подолгу держали тихие примирительные речи. Кто-то уловил слова «Атия», «верность», «честь», «Рин». Однажды даже был услышан смех Аберфойла Алистера, светлый от печали, снисходительный, слабый.

Права наследования Атийского герцогства должен был подтвердить государь Карнеоласа. Но так как Трена это едва ли волновало в подобную минуту, для Арнила это был один из первых документов, который ему пришлось подписать в качестве кронпринца. Говоря по совести, он не стал бы рассматривать другие подходящие кандидатуры на данный пост, даже если бы таковые имелись. Он сомневался, что кто-либо в Архее знал Гаральда так же хорошо, как он сам.

Новоявленный герцог Атийский, еще молодой, но повидавший на своем веку уже столько, сколько не видели многие ветераны Карнеоласа и Атии вместе взятые, еще не успел надеть знаков отличия, но весть о смене власти в Атии прокатилась по лагерям всех присутствовавших здесь держав. Гаральду, только что вышедшему из многолетней тени, предстояло завоевать любовь своих подданных. И благосклонность к нему кронпринца Арнила почти не имела никакого веса, ибо о новом наследнике карнеоласского престола были невысокого мнения.

Оба друга, на которых одновременно свалилась столь тяжелая ноша, – потеря родных и получение столь хлопотного наследства, – молча сидели рядом и с изумленной оторопью обдумывали то, как резко изменилась судьба. Она более не висела над ними приятной, радужной и свободной неопределенностью. Она связывала их по рукам и ногам, закабаляла их. Навеки. Они могли отказаться, но, помня, сколько сил отдали те, кто ушел, для благополучия их наследства, они не смели даже думать об этом.

– Ваша Светлость, я соболезную вашей утрате, – подал голос Лорен из темноты шатра.

Гаральд вздрогнул, услышав, как к нему обращаются по титулу. К тому же, тот, с кем он бок о бок прошел львиную долю кругов ада.

– Благодарю тебя, Лорен, – последовал ответ, – но если ты в самом деле соболезнуешь мне, то не обращайся ко мне так. Хотя бы ты.

Лорен промолчал, но на душе его посветлело от доброго чувства к возлюбленному сестры.

Вдруг государь Трен распахнул глаза. Широко, напугано. Трое молодых людей, столь разных по происхождению и по положению, но столь сближенных дорогой жизни, подскочили.

– Отец!.. – выдохнул Арнил.

К ним бесцеремонно ввалился треновский писец, всегда следовавший за государем по пятам, и шустро заработал пером. Асит и целитель Скипий тенью остановились позади кронпринца Арнила.

– Арнил! – выдохнул Трен, и веки его задрожали. – Небеса сжалились надо мною и прислали тебя! Ты не был в Иркалле?..

– Мы вернулись, отец. Вернулись все, без потерь.

– Рианор?

– Живее всех живых, – улыбнулся Арнил. – Как и его сестра. Акме отдыхает в лагере, а Лорен облегчает твои страдания.

– Кунабула?

– Точит на нас зуб, но вскоре его обломает. Мы вооружены как нельзя лучше.

– Где Аккаста?

– Не обессудь, отец, но я выгнал ее к остальным вельможам.

– Верно, – выдохнул Трен, разглядывая сына слипающимися глазами. – Не будь слишком нетерпим и жесток к Акидии. Она небезнадежна, но нуждается в крепком и хлестком кнуте. Не забывай об этом.

Напутствия, которых Арнил боялся более всего, заставили его задрожать. Старый государь Карнеоласа уходил, кронпринц слышал шаги нового государя, неумолимые, угрожающе грубые и тяжелые.

– … Арнил, мы никогда не относились к вероятности твоего правления столь серьезно, сколь следовало. Ты мечтал об ином, а я не желал спускать тебя с небес на землю. Я отдавал все внимание свое Дарону, недооценивал тебя, не доверял тебе и покидаю этот мир с тяжелой душой. Но у меня остался лишь ты и Карнеолас. А у Карнеоласа, построенного мною и моим отцом, не осталось никого, кроме тебя. Государство всегда остается ребенком. Оно всегда нуждается в крепкой руке. Из него можно вылепить все, что пожелаешь, нужно лишь время. Ты силен и умен, посему, если возложишь ты на плечи свои заботу об этом ребенке, жизнь отца моего, наших с тобою предков, моя жизнь не будет напрасной. Исполни честолюбивую волю умирающего и стань новым отцом народу, который уже отвернулся от меня и с надеждой смотрит на тебя. Я не смею беспокоиться о судьбе Архея, ибо вы, вернувшиеся из глубин Иркаллы, уже победители. Вы стали отцами Архея. Так возьми под крыло мое дитя, как я взял дитя своего отца, и воспитай его так, как я воспитывал. Дай отцу своему и брату без сожалений покинуть тебя. Будь воля моя, я бы никогда не возложил на тебя столь непосильную ношу, но кровь обязывает. Ты – Вальдеборг, прямой потомок великой династии. От кого, как не от тебя Карнеоласу ждать благословения?..

Арнил сглотнул. Лицо его, бледное и покрывшееся испариной, пыталось сохранить торжественное и прохладное выражение. Но брови его и губы ходили ходуном, руки тряслись. Прощаясь с мечтами, он взял молот и нанес последний, сокрушительный удар по их стене, решительно вымолвив:

– Я не подведу тебя, отец. Верь мне и не тревожься.

Трен еще несколько мгновений глядел на сына мучительным взором, глубоко вздохнул, обратил лицо к потолку и медленно закрыл глаза. Тишина свинцовой тяжестью опустилась на мертвые поля Кунабулы. Тихо и печально Лорен и Скипий констатировали смерть государя Трена. Тогда писец скорбно отложил перо, опустив голову, но лишь на несколько мгновений. Обливающийся слезами Асит вышел из шатра и что-то тихо обронил. Слова его подхватило несколько несмелых голосов, весь шатер, а после снаружи раздались громогласные крики: «Король умер! Король умер!»

Арнила, трясущегося, полуобморочного, подхватило стремительным потоком. Его вытолкали из-за занавесей, где он предпочел бы остаться навечно, вытолкнули из шатра на свет, и море людское разнесло по лагерю новую фразу: «Король умер! Да здравствует Король! Да здравствует Его Величество Арнил Вальдеборг!»

Его Величество Арнил Вальдеборг в ужасе разглядывал бушующую толпу, его приветствовавшую. Не участвовавший еще ни в одной битве с полчищами демонов, но зарекомендовавший себя, как один из Покорителей Иркаллы, как прозвала молва кеосский отряд, еще совсем молодой, неумытый после долгого путешествия, король растерялся. Горе и испуг теснились в его душе, и он не ведал, как себя вести. Толпа низко поклонилась ему. Низко кланялся генерал Жозел Капуи, низко кланялись советники, Личная Гвардия Трена во главе с Огилием Верусом, ошарашенным, но смиренным, низко кланялись послы, воины, атийцы, все целители, лекари, пажи и слуги. Даже кронпринц Густаво Акра и принцесса Плио кланялись ему из тени шатра.

Не склонили голов своих лишь две темные фигуры в толпе, завернутые в плащи. Одна из них откинула капюшон, чтобы лучше разглядеть столь историческое событие, и Арнил узнал в ней рыжеволосую Рецию. От изумления раскрывшая рот, она смутилась, поймав взор нового короля, огляделась и поторопилась изобразить поклон. Он перевел взгляд на другую фигуру, не сомневаясь, кто скрывался под черным, как смоль, саваном. Из широкого рукава появилась тонкая рука, исписанная гнилыми узорами, и слегка отодвинула край капюшона. Немного света проникло под ткань, и Арнил узрел столь дорогое ему бледное лицо. Молочно-голубой свет, заливший глаза, когда-то казавшийся ему столь зловещим, нынче же бальзамом пролился на его воющую душу. Акме Рин, одна из Рианоров, которых он научился ценить и полюбил всем сердцем, пристально глядела на него, а после низко поклонилась ему, вновь скрыв свое лицо под капюшоном. Она приняла его, верила в него, благословила его и даровала ему тех самых сил, которых не доставало в самые первые минуты, чтобы собраться с духом, гордо развернуть плечи и встретить невзгоды, не дрогнув.

«Моя судьба в моих руках», – подумал Его Величество государь Арнил и обратился к своим подданным с короткой, но меткой речью, решительно переступив порог и ворвавшись в новую жизнь, в сторону которой еще несколько часов назад он и не глядел вовсе.

Глава 19. Мёртвая земля

Затихла мертвая земля. По серым просторам гулял лишь пронзенный неведомыми голосами ветер. День заканчивался вихрями золота и рубинов, каскадом рассыпавшихся по аметистовым небесам и разукрасивших солнце в зловещий багрянец. С востока шелковым покрывалом тянулась тьма, нетерпеливо поглощая румяный закат и погружая вражеские земли во мрак.

Лагерь союзников оживлялся. Никто из воинов был не в силах ощутить жара подземных волн, с ненавистью сотрясавших земли, никто был не в силах уловить слов в шепоте ветра.

Лишь Акме могла. Она и Реция сидели в своем шатре, молча наблюдая за тем, как усталый Лорен с трудом поглощает ужин.

Целитель пришел менее чем через четверть часа после объявления Арнила королем Карнеоласа, горячо обнял сестру, убедился, что она чувствует себя хорошо, насколько это было возможно при данных обстоятельствах, и, не умываясь, отпив лишь немного воды, убаюканный обществом заботливой и ласковой Акме, заснул.

Энергичная и деятельная Реция отдавала распоряжения служанке. Ночью она не спала вовсе, посему ее всегда живое лицо носило печать усталости. Рыжина ее волос мелькала в каждом углу, к тому же, зараколахонка успевала добывать новости.

Акме думала о своем. Мрачность ее лица тревожила Рецию, но она даже представить себе не могла, сколь безнадежны были мысли подруги. Поначалу Акме с глубоким отвращением глядела в зеркало на свои диковинные глаза, ярко-голубой огонь которых мертво закрывал и зрачки, и глазные яблоки. Она никогда не видела такого, несмотря на то, что все ее спутники видели подобное не раз.

– Нет, агаты мне более по душе, чем топазы, – со вздохом произнесла она и отложила зеркало.

Шепот Кунабулы не замолкал ни на минуту. Он становился то тише, то громче, но продолжал терзать ее душу. И Акме не сомневалась, что он будет мучить ее, даже если она покинет эти проклятые земли.

«Нет обратного пути, – думала она, часто прокручивая столь безысходную мысль. – Я не вернусь ни в Иркаллу, ни в Архей. Эрешкигаль в моей ловушке. Умру я, умрет и она. Демоны более не слышат ее воли, и она не в силах остановить их, чтобы они не навредили мне. Лишь я могу их уничтожить. Здесь бессилен даже Лорен».

От сожалений о потерянном счастье Акме отбивалась со всем неистовством.

«Едва ли Гаральд останется со мною, даже если я откажусь от своей жертвы и буду жить, – утешала она себя ложью. – Судьба даровала ему то, что предназначалось ему с рождения и чего он хотел: отныне он герцог, владыка своего небольшого государства, которое не так давно не имело к Карнеоласу никакого отношения. Появилось второе непреодолимое препятствие. Если бы не статус герцогства, Гаральд был бы равен по положению и Трену, и Арнилу, и государю Весхельму. Король Атии… А кто я? Я не дочь короля, герцога, графа, я дочь барона. Приданное мое не слишком мало, но и не столь велико, чтобы пленить герцога. А что такое Кибельмида? Деревушка на окраине Эрсавии, самого вздорного, расточительного и неуклюжего государства из всех. К тому же, он не получит никаких земель, женившись на мне. Кроме Иркаллы, разумеется, – тут она принималась мрачно и немилосердно шутить над собственным положением: – Герцог Атийский берет в жены владыку Иркаллы, удерживающую в себе богиню Эрешкигаль. Два существа в одном теле, борющихся друг с другом. И одно из них – богиня темного царства. Отменный подарок Карнеоласу!.. До первой и последней вспышки Эрешкигаль. А демоны, огромные и страшные, будут охранять атийский дворец и мою спальню… Атийцы шустро скинут герцога, женатого на такой женщине…»

Как ни странно, легче ей не становилось. Еще никогда у нее не было такой прекрасной надежды на счастье. Нынче же ей приходилось от нее отказаться. И она никак не могла избавиться от мысли, что эта необходимость причинит боль не только ей самой.

«Мне неведомо, когда судьба предоставит мне выбор: моя жизнь или жизнь всех остальных. Посему сказать Гаральду стоит как можно скорее».

Когда Лорен еще не закончил обедать, в шатер вошла служанка и доложила о прибытии герцога Атийского собственной персоной. Лорен и Реция тревожно глянули на девушку, которая побледнела, но более ничем не выдала своего волнения. Она невозмутимо поднялась в своем черном платье, но когда герцог Атийский, наконец, вошел решительным шагом, не могла оторвать от него глаз.

Акме еще никогда не видела Гаральда столь изможденным. На зеленоватом лице не было ни кровинки. Тяжелые мешки под болезненно сверкающими глазами синяками красовались на коже. Ему был нужен хороший ужин и сон. Ее пронзили боль и тепло.

Спохватившись, Акме сделала глубокий реверанс и тихо проговорила:

– Ваша Светлость, примите мои искреннейшие соболезнования. Сколь страшна эта потеря. Да благословит Господь душу вашего отца!

Гаральд оторопело глядел на нее, по началу ошеломленный ее глазами, столь чужими, полностью залитыми ярко-голубым огнем. После его поразили ее слова: прохладные и далекие. Она не бросилась к нему на шею, не пожала ему руки, даже не улыбнулась. Она обратилась к нему по титулу и строго замолчала.

Гаральд, и без того растерзанный переживаниями нескольких дней и множеством дел, которые свалились на него соответственно положению, почувствовал дурноту, но взял себя в руки и глухо ответил:

– Благодарю, Акме. Я пришел, чтобы узнать, как чувствуешь ты себя.

– Благодарю, Ваша Светлость. Весьма сносно.

Лорен, крайне встревожено глядя на сестру, настоятельно порекомендовал герцогу разделить с ним ужин, обратившись к нему по имени, просто и сердечно. Гаральд рассеянно кивнул, повернулся было к Лорену, но сделал несколько твердых шагов вперед, заключил Акме в объятия и крепко прижал к груди с ее именем на устах.

Раскаяние горячей волной разлилось по ее душе, и она зажмурилась от боли. Ей стало нестерпимо стыдно за свой непозволительный эгоизм. Этот человек потерял отца, с которым он всегда мечтал быть дружен, но с которым никогда не был, и в наследство получил столь тяжелую ношу. Он любил ее несмотря ни на что, она видела это даже сквозь туман кунабульских переживаний. Она была его утешением и отрадой. Но ей предстояло сказать, что и ее ему скоро придётся потерять.

Она не знала, как рассказать все это человеку, и без того убитому горем.

– Останься со мной, Акме, – вдруг прошептал Гаральд, тихо, твердо, умоляюще, и ошеломленная девушка задрожала крупной дрожью.

Он догадывался. Он чувствовал, что она ускользала от него, а он сжимал кулак, до крови впиваясь ногтями в кожу, но не мог удержать ее.

Акме не ответила ничего, не смея давать ложную надежду. Она лишь обняла его в ответ и лицом прижалась к его широкой груди, вдыхая аромат его одежды, его шеи, запоминая его тепло так, чтобы она могла вспоминать его там, в небытии, и молиться за него, где бы она не оказалась.

Лорен и Реция сочли необходимым оставить их одних. Акме роняла слезы не переставая, а Гаральд, болезненно сжав брови у переносицы, целовал ее дрожащие губы, мокрые щеки и глаза, сквозь трепещущие ресницы и закрытые веки которых лился проклятый молочно-голубой свет.

Более всего Гаральд боялся, что она уже приняла решение.

Но в данную минуту Акме была не в силах принимать решения или вообще думать. От его поцелуев у нее опасно кружилась голова, сбивалось дыхание. Никто не мог пробудить в ней такие сильные чувства, как Гаральд Алистер. К тому же, Иркалла отняла у нее много сил, а Эрешкигаль продолжала забирать их, упорно прокладывая себе путь на свободу. Отказывавшаяся от надежд обоих, отлично осознававшая безысходность своей будущности, Акме попыталась глубоко вздохнуть, не смогла и начала падать. Гаральд в испуге подхватил ее и усадил на скамью.

– Она еще слаба! – рыкнул Лорен, услыхав напряженное восклицание Гаральда.

– Нет, Лорен, – выдохнула Акме, медленно приходя в себя. – Простое головокружение…

Но тут нестерпимая боль сковала все ее тело, и девушка сдавленно вскрикнула. Голоса, мрачные, утробные, ледяной волною сомкнулись над ее головою, унося все глубже, все дальше от солнечного света. Она слышала пение Эрешкигаль, черное, как кунабульская ночь, но не понимала значения слов.

Гнилые черные узоры вновь начали проступать на лице девушки, а на руках стали ярче. Громко и натужно пыталась она вздохнуть, но Эрешкигаль стиснула ей горло и накрыла сознание черным платком. Она гасла и слабела, теряясь в страшном омуте без света, без тепла. Пока тьму стрелою не пронзил белый свет, который тотчас начал разливаться, быстро разгонять гиблый мрак. Он сжег путы, сковавшие волю Акме, и они растаяли на ней, будто льдинки у огня.

Она почувствовала что-то сильное, надежное и теплое, удерживающее ее. Голоса Иркаллы стали тише, а интонации – спокойнее. Голос Эрешкигаль растворился в голосе брата, зовущем ее. И столь тепло и спокойно ей стало, что Акме, не приходя в сознание, уснула безмятежным сном на целительных руках Лорена Рина.

Следующее утро принесло облегчение. Акме не застала брата. Король Карнеоласа вызвал его на совет, на котором должна будет присутствовать вся верхушка лагеря.

– Ты перепугала нас, – со вздохом сказала Реция, наблюдая за тем, как Акме с аппетитом поглощает свой завтрак. – На крики сбежались слуги и стража, которую выставил у нашего шатра государь Арнил.

– Отныне все знают о том, что сестра целителя безумна и несет в себе тёмное начало, – глухо отозвалась девушка, отложив тарелку с недоеденным завтраком; аппетит испарился столь же быстро, сколь и желание появляться на улице.

– Чепуха! – отмахнулась Реция. – Порою полезнее гулять по столь людным местам, и я скажу тебе, что по лагерю ходит любопытный шепот. Мне неведомо как, но многие знают, что эрсавийский целитель из рода Рианоров лишь оттеняет и удерживает твою мощь, чтобы она не вырвалась наружу в неподходящее время. Они знают, что ты сильнее всех.

– Начинается!.. – буркнула Акме, подруге не поверив нисколько. – Полагаю, они шепчутся о том, что сестра того самого эрсавийского барона из рода Рианоров опасна и ее не следует подпускать к людям. Не удивлюсь, если они уже знают о том, какое отношение я имею к Иркалле и супруге бога тьмы.

– Не бери в голову, – парировала Реция, и Акме задорно улыбнулась. – Но сильнее всех испугался Гаральд. Его нельзя было оторвать от тебя даже после того, как ты заснула, и Лорен объявил, что тебе нужен покой.

При упоминании о возлюбленном Акме помрачнела, и улыбка сползла с ее лица. До чего он, верно, устал от ее припадков и от той разрушительной силы, которой нет более ни в одной нормальной женщине.

– Я так виновата перед ним! – выдохнула она, поднимаясь с постели, чтобы умыться.

– Чем же ты провинилась перед ним? – с вызовом воскликнула Реция. – Тем, что спасла всех нас и его?

– Тем, что заставляю волноваться о себе, тем, что играю его сердцем…

– Играешь? Но разве ты не любишь его?..

– Люблю. Больше жизни. Но не могу остаться с ним.

– Почему не можешь?… – страшно удивилась Реция, пытливо глядя ей в глаза.

Акме отвернулась и надолго замолчала, задумчиво и печально приводя себя в порядок.

– Его Светлость Герцог Атийский, госпожа, – с реверансом объявила служанка, и девушки резко поднялись.

Герцог Атии решительным шагом вошел в шатер, и девушки приветствовали его глубоким реверансом.

Гаральд Алистер был бледен, но не столь измучен, как накануне. Весь он был закутан в черное и лишь золотая цепочка с гербом Атии выбивалась из-под высокого ворота. Он вернул своей бородке красивую и аккуратную форму, очень ему шедшую. Большие ярко-зеленые глаза с сияющим беспокойством глядели на Акме.

– Приветствую вас, Ваша Светлость, – выдохнула она.

– Тебе лучше? – воскликнул он.

– Благодарю, намного, – отозвалась она, несмело глядя на него.

Гаральд с облегчением улыбнулся, но напряжение не отпускало его ни на минуту. Он осторожно взял ее испещренную черными рубцами руку, будто боялся, что его прикосновение причинит ей боль, преподнес к губам, поцеловал и прижал к щеке.

Акме улыбнулась, прильнула к нему на минуту, чтобы вновь ощутить его тепло и надежную завораживающую силу, лбом прижалась к его шее, а после взглянула на него, отступила на шаг и тихо осведомилась, указывая ему на скамью:

– Разве герцога Атийского не позвали на совет, где соберется вся верхушка лагеря?

– Напротив. Я бы променял эти крикливые часы, как и всякие другие, на твое общество. Но Атия, как слуга Карнеоласа, должна быть там и сидеть рядом с государем. Многие участники захотели взглянуть на тебя и задать тебе несколько вопросов. Им было сказано, что здоровью твоему требуется покой, но они настояли, а я вызвался доставить тебя на совет.

– У них имеются ко мне вопросы? – задумчиво сказал она. – Что ж, это справедливо.

– Надеюсь, они вымотают тебя несильно, – проворчала Реция. – Я принесу тебе плащ, чтобы на тебя не показывали пальцами на улицах.

По лицу Гаральда прошла темная волна гнева, но он сдержался и холодно сказал:

– Пусть лишь попытаются! Ее будет сопровождать Личная Гвардия Аберфойла… моя Личная Гвардия… Атийцы славятся своею храбростью и…

Акме улыбнулась. Столь снисходительна и нежна была эта улыбка, что Гаральд замолчал.

– Я понимаю твои чувства, Гаральд, но, прошу, позволь мне надеть плащ и закрыть глаза свои капюшоном. Зачем зря пугать воинов?..

Он осознавал справедливость суждений своей возлюбленной, посему ограничился лишь кивком и просьбой:

– Прошу тебя лишь о том, чтобы ты не закрывала лица сразу как выйдешь из шатра. Мне бы желалось, чтобы для начала моя Личная Гвардия привыкла к тебе.

Акме согласилась и вышла на неяркое солнце кунабульской земли. Как только лучи Шамаша коснулись ее лица, голоса Кунабулы стихли. Это было так неожиданно, что Акме не сразу осознала, что слышит лишь ненавязчивый шум лагеря и голоса воинов.

Несколько десятков конников ожидали своего герцога. Двое из них в руках держали знамена с гербом Атии. Завидев знаменитую Акме Рин и ее нечеловеческие глаза, пылающие голубым пламенем, воины уже не могли отвести от нее взгляда. Лицо ее было красиво, глаза зловещи, но удивительны, а слава мрачна, но таинственна.

– Ваша Светлость, – тихо произнёс статный капитан Гайре Иэрос в красивом колете. – Сударыня, – отозвался Гайре, поклонившись и блеснув светло-серыми глазами на новую знаменитость, молодую и красивую. – Надеюсь, вы более не хвораете.

– Нисколько, капитан. Благодарю вас. Рада видеть вас.

– Честь для меня, – поклонился Гайре. – Надеюсь, все скоро закончится.

– Все скоро закончится, и Акме Рин вскоре станет хозяйкой Атии, – бодро отозвался Гаральд.

Акме мертвенно побледнела, и страшная боль стиснула ее сердце. Гаральд светился от радости, для которой она отнимала у него основания и все никак не могла признаться ему в этом.

Гайре Иэрос все никак не мог привыкнуть к столь удивительной правде, которая то восторженным, то встревоженным потоком расползалась по лагерю союзников.

Гвардейцы опасливо зашептались, но капитан, рядом со своим молодым господином и рядом с его удивительной невестою прошедший коридоры Иркаллы, лишь грустно улыбнулся: он неплохо разбирался в людях, посему знал, что Акме была очень сильной, храброй, доброй и вообще славной девушкой. Знали и те, кто был в атийском отряде вместе с ним. Но не знали остальные тысячи атийских воинов и мирных жителей в Атии. Примут ли они ее, живую легенду, окрещенную такой мрачной славой?..

Ничто не укрылось ни от Акме, ни от Гаральда. Но последний сделал вид, что его ничто не смутило, а Акме тотчас попыталась выбросить это из головы. Гаральд помог ей взобраться на Одалис, Акме нахлобучила на голову капюшон, и они длинной вереницей поехали к шатру, где проходил совет.

Лагерь был огромен, и им предстояло проехать не малый путь.

Акме с затаенным страхом ожидала, что все будут мрачно коситься в ее сторону и выкрикивать обидные слова, но она слышала лишь:

– Ваша Светлость!..

– Ваша Светлость!..

– Ваша Светлость!..

Приветствия атийцев сыпались на молодого герцога Атии со всех сторон.

– Кто с ним?..

– Должно быть, Акме Рианор, сестра целителя Лорена Рианора.

– Мрачна, будто кунабульское небо…. А погляди на ее глаза!

– Ходят слухи, что она – новая владычица Кунабулы!

– Не мели чепуху! Отчего же она союзница, в таком случае? Отчего едет рядом с нашим герцогом?.. У Кунабулы не бывает союзников!

В столь яркую погоду Акме не могла полностью скрыть ни своего лица, ни глаз. А низко опущенная голова, сокрытая капюшоном, казалась бы подозрительной и даже оскорбительной. Посему ей пришлось снять капюшон и смиренно сносить любопытные взгляды воинов.

Акме была одета в то же черное платье с золотыми узорами, что и накануне. Из украшений на ней была лишь золотая цепочка со Звездой Благодати Атариатиса Рианора. Передние локоны черных, блестящих, будто шелк, волос были убраны назад и схвачены золотой заколкой, а остальная масса волос свободным покрывалом лежала на спине и сияла золотистыми отблесками в лучах солнца. Она спокойно и прямо восседала на отдохнувшей и отмытой от тягот пути Одалис, невозмутимо проезжала по живому коридору атийцев, а их герцог в дорогом черном бархате ехал рядом к шатру Его Величества Арнила Вальдеборга.

Акме, не приходившая в себя от кунабульского потрясения, все еще слышавшая голоса и стоны демонов, сопровождаемая Гаральдом, увидела, как их приветствуют атийцы, его подданные, и почувствовала смущение, тепло, ощущение нерушимого с Гаральдом единства. Он ехал королем на глазах у своих атийцев и лишь ее вел наравне с собой.

«Я владычица сердца его, – с горечью и болью подумалось Акме. – И владычица Кунабулы, которая не может быть женой Атийскому герцогу. Я хуже Аккасты. Я ведьма. Перед ним склоняются все эти чистые помыслами и душою люди, передо мною – демоны и коцитские дикари. Я враг им всем, враг брату своему, враг моему возлюбленному. Они должны казнить меня. Лишь так обретут они мир и покой… Как может Гаральд любить меня, после того, что я учинила в Иркалле?..»

Акме поглядела на него, долго, открыто, самозабвенно, с тоской, запоминая каждую черточку его лица, впитывая в себя его свет и силу, непоколебимость и благословенную надежду. Он был так молод, красив, серьёзен, спокоен и светел, что у нее защемило сердце. Да разве могла она подарить себя ему, если сама себе уже не принадлежала?..

– Что ж, Ваша Светлость, – с тихой улыбкой проговорила Акме, – вы нашли свой дом, вы обрели людей своих, которые так радостно приветствуют своего нового господина. Открывается новая страница вашей жизни.

– … я снова обрел тебя, – ответил Гаральд, без улыбки глядя на нее.

Акме упорно умалчивала о том, о чем должна была сказать непременно. Страшное предчувствие не покидало его. Погрузившись в свои мрачные мысли, на какое-то время Гаральд перестал замечать то, что происходило вокруг него. Но, завидев Акме, воины шумели все громче и изумленнее. Они не приветствовали ее, но и не осуждали. Они видели настоящую легенду, которая родилась и разлетелась по лагерю за считанные часы. Легенда была спокойна, задумчива, мрачна, но вежлива, порою приветственно кивала головой и даже улыбалась толпе.

«Владыка Кунабулы! – слышала она роившийся вокруг нее шепот. – Владыка Кунабулы! На чьей она стороне? Поставит ли она Кунабулу на колени перед Археем? Или проглотит его одним махом?..»