Текст книги "Подземелье Иркаллы (СИ)"

Автор книги: Alexandra Catherine

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 32 страниц)

Достав из сумки мешочек сильного сонного порошка, Акме спрятала его в руке и медленно вышла к Цесперию, делая вид, что широко зевает. Фавн обернулся и внимательно оглядел ее усталое лицо своими умными глазами.

– Как спалось, Акме? – тихо и мягко осведомился он, поднимаясь на ноги.

– Тревожно, – пробормотала девушка, усаживаясь за стол напротив него. – Я бы хотела перекусить и выпить горячего вина. Окажи мне честь своим обществом.

Цесперий кивнул, забрал со стола свою книжечку и исчез за занавесями, в другом конце огромного шатра. Фавн вернулся очень скоро с одной тарелкой, доверху наполненный ароматно пахнущим содержимым и кубком вина.

– Слишком много для меня одной, – призналась Акме, стараясь не переигрывать и радуясь голубому огню своих глаз, ибо он скрывал их истинное выражение.

– Я уже отужинал, пока ты спала.

– Цесперий, выпей со мною хотя бы стакан вина! Нам есть что отпраздновать!

Фавн был не прочь. Он вышел и вскоре вернулся с кубком вина и кувшином.

Когда он сел, Акме спросила, где ее брат.

– Его Величество Арнил вызвал его к себе. А несколько минут назад приходил Его Светлость герцог Атийский, дабы справиться о вашем здоровье. После тоже ушел к Его Величеству.

«Прекрасно, – подумала она. – Шатер Арнила находится довольно далеко отсюда. Но однако пора действовать».

– Но кто приготовил все это? Неужто кто-то из слуг еще не спит?

– Я попросил Бегонию не ложиться на случай, если вы проснетесь.

– Напрасная жертва, – с улыбкой отметила Акме. – Цесперий, не сочти за труд привести ее сюда. Пусть поест со мной.

Он поднялся и ушел. Тогда девушка высыпала большое количество порошка в бокал фавну и в сам кувшин. Оба должны были заснуть мгновенно.

Акме спрятала ложку, которой размешала вино, и сделала вид, что с аппетитом поглощает ароматное жаркое, когда фавн вернулся к Акме с уже немолодой Бегонией, опрятной и испуганно глядевшей на девушку, о которой по лагерю ходили самые невероятные и пугающие слухи.

– Я приветствую вас, Бегония, – прошелестела Акме, приглашающее и даже ласковое выражение улыбки нисколько не вязалось с лазурным холодом ее мертвых глаз. – Вы, верно, устали. Разделите со мной мой ужин.

Женщина в белоснежном чепце пробормотала благодарности за заботу, сделала книксен и напугано втянула голову в плечи. Но, казалось, вид Акме или ее мрачная слава отбила у доброй Бегонии весь аппетит, посему она, озябшая в эту прохладную ночь, машинально взялась за кубок, который ей предлагали. За свой кубок взялся и Цесперий.

– Пейте, прошу вас! – воскликнула Акме, отпивая глоток. – Бегония, ночь холодная. Вы можете простудиться!

Служанка в замешательстве сделала несколько больших глотков, целитель последовал ее примеру. Акме не поднимала глаз и сделала вид, что вкусная еда полностью завладела ее вниманием.

Веки служанки тяжелели. Она бодрилась, ибо перепугалась, что опьянела в присутствии людей, которых ей следовало называть хозяевами. Наконец, крепость вина и сонный порошок сделали свое нехитрое дело, и голова женщины упала на плечо Цесперия, а кубок с глухим стуком ударился о землю.

– О Небо! – Акме довольно убедительно изобразила испуг. – Ей плохо?! Или эта честная женщина вовсе не умеет пить?

Цесперий вздохнул и тихо проговорил на одной ноте:

– Акме, дорогая, ты действительно решила, что воспитанник самых беспринципных разбойников Зараколахона окажется до того слаб, что свалится от твоего сонного порошка? Хотя, полагаю, ты постаралась на славу и не пожалела количества. К тому же, не забывай, что я целитель и фавн. Твое снадобье подействует на меня, но слабо и не сразу.

Акме побледнела и приготовилась дать отпор, но фавн покачал головой и произнес все столь же снисходительным тоном:

– Я не могу чувствовать Кунабулу и в половину так хорошо, как ты. Но, легенды легендами, а фавны по крови и по духу ближе к кунабульцам, чем кто бы то ни было в Архее Я слышу, как душа твоя стонет, а богиня обрушила на тебя гнев Иркаллы, и армия уже приближается. У тебя своя голова на плечах, и они должны принять твою жертву и пожалеть свои ни в чем не повинные войска. У меня нет права говорить тебе подобное. Но я жрец Великой Аштариат. Как только я ребенком оказался здесь, власть ее спасала меня от бед. Она, ты и я поклоняемся Шамашу, а я еще поклоняюсь и Аштариат. А Ей угодно, чтобы ты остановила войска Иркаллы, пусть даже ценой собственной жизни. Ты сильна, храбра, самоотверженна, бесконечно добра и снисходительна, особенно к людским слабостям, если собираешься отдать жизнь свою за их недостойные души. Я бесконечно восхищен силой твоего духа и твоими решениями. Но я обязан Аштариат слишком многим.

Акме глядела на него изумленными глазами.

– Ты отпускаешь меня и ни слова не скажешь Лорену о том, куда я направилась? – выдохнула она.

– Клянусь.

Девушка вскочила.

– Скажи мне, где выставлена стража?

Цесперий рассказал, что у главного входа караулит пятеро рослых воинов, а у черного – всего двое. Но скоро подойдут еще трое.

– Одолжи мне бумагу и перо! – выдохнула она, подбегая к столу.

Цесперий услужливо дал ей то, о чем она просила.

«Ах, времени нет!» – выдохнула она и принялась писать письмо.

– Прости меня, Акме, – прошептал Цесперий. – Я предаю тебя.

– Нисколько, – отозвалась она, не поднимая головы над письмом. – Ты предано служишь своей госпоже, а она – Хранитель Архея. К тому же, я в долгу не останусь. Уйду я, вместо меня у Архея будешь ты.

Фавн побледнел, а после с несколько напуганной улыбкой выдохнул:

– Ты не промах.

– Выпей еще вина, чтобы Лорен не заподозрил тебя ни в чем, – пробормотала она, оставляя на столе записку и снимая с себя цепочку со Звездой Благодати.

– Прости меня, Акме!.. – громче воскликнул он.

– Я прощу тебя, если ты поможешь мне выскользнуть отсюда, – перебила его девушка, на записку положив цепочку.

После она взяла еще два деревянных кубка, налила туда вина, добавила еще порошка и вместе с ними выскользнула на улицу. Двое молодых стражников тотчас встрепенулись, и один из них, несколько оробев пред невысокой женщиной со столь необычными глазами, воскликнул:

– Госпожа, у нас приказ не выпускать вас из шатра. Вам что-нибудь нужно?

Акме весело улыбнулась и непринужденно ответила:

– Полагаю, нужно вам. Ночь холодна, вы замерзли. Горячее вино согреет вас. Я буду спать спокойнее, если буду знать, что сделала хоть что-то для тех, кто сторожит мой покой.

Воины сердечно поблагодарили госпожу за заботу, но вежливо отказались, хотя каждый из них стучал зубами от холода. Следом вышел таинственный Цесперий и возмущенно проговорил:

– Вы вынуждаете госпожу беспокоиться о вас и стоять на ветру. Боитесь, что оно отравлено?!

Под внимательным взором девушки и ее странного товарища они взяли кубки и осушили их, но не успели отдать должное вину, как осеклись, шатаясь. Акме и Цесперий впустили их внутрь, усадили на стулья. Они спали.

Девушка сбегала за саваном, застегнула его у горла и, пожав фавну руку, выдохнула:

– Об одном прошу, позаботься об Августе, пока Лорен не заберет ее.

– Акме! – воскликнул он, пытаясь что-то сказать.

Но она лишь прошептала благодарности и, накинув на голову капюшон, выскользнула из шатра и растворилась в ночи, бросившись бежать прочь со всех ног.

Глава 20. Потомки Солнца

Акме сторонилась хорошо освещенных и многолюдных мест. В Кунабуле быстро темнело, но ночь только вступала в свои права, посему многие воины уже разбрелись по своим шатрам, чтобы отдохнуть. На улице оставались лишь дозорные, стража и высокопоставленные господа путешествовали из шатра в шатер в сопровождении воинов, по делу или угоститься да посудачить.

«Я смогу!» – думала Акме, нисколько не сомневаясь в себе, погружаясь в холодное забытьё и уже не думая о том, что ни брата, ни Гаральда она уже не увидит.

Несколько раз ее едва не заметили, но воля случая или благословение неба спасали ее, и она вновь оказывалась вне опасности. С каждой минутой она все больше отдалялась от людей, которые были ей дороги. И, каждый раз начиная думать об этом, она успокаивала себя тем, что уходила, чтобы защитить этих людей от гибели и подарить им надежду на счастье.

Угрозы Лорена еще не успели претворить в жизнь. Плотного кольца стражи не было.

Удачно минуя один холм за другим в своем длинном платье и длинном саване, она с удовлетворением отмечала, что мерцающие огни лагеря оставались вдали. Власть ветра здесь чувствовалась сильнее. Он срывал с нее капюшон обжигающим холодом, заглушал ее собственные мысли.

Тогда ей вспомнился сон, который снился ей еще в Кибельмиде: она шла по тёмному полю и слышала зов ветра. Могла ли знать она, что через пару месяцев этот сон станет явью?..

«Чувствуешь ли ты свой конец, Эрешкигаль? – полная мрачного торжества, подумала она, без остановки пробираясь вперед, тяжело дыша, пробираясь по острым камням, заледенелыми руками, покрытыми черными узорами, закрываясь от ветра. – Ты мучаешь меня последние минуты. А после мы с тобою обе отойдем в небытие и станем достоянием истории.»

Вскоре лагерь остался далеко за холмами, поглощаемыми черным горизонтом. От холода у нее ломило ноги и руки, но она не чувствовала ни боли, ни усталости. Ненависть, страх опоздать, любовь к тем, кто остался за ее спиной, поддерживали в ней силы. И она то шептала, то в голос стонала, то мысленно молила:

– Гаральд, Лорен, простите меня! Гаральд, я солгала тебе, я отказала тебе, чтобы освободить от пут своей пагубной любви, которыми я связала тебя! Прости меня, я так сильно люблю тебя, хотя не имею на это никакого права! Умоляю, простите меня и не горюйте обо мне!»

Лорен, обменявшийся с Плио пламенным взором и тайным рукопожатием, долго смотрел, как его возлюбленная и Личная Гвардия кронпринца Густаво растворяются в ночи. Было далеко за полночь. Он устал, но беспокойство отгоняло сон.

В последние дни волнения и предчувствия стали делом обычным, но в эту особенно темную и холодную ночь он вовсе не мог найти покоя. Иркалла волновалась особенно сильно. Он был уверен, что наступало начало конца.

Нагнувшись, Лорен дотронулся до мертвой земли и ощутил легкую дрожь. Он не мог проникнуть в мысли Иркаллы, как делала его сестра, но смекнул, что сегодня-завтра все непременно решится.

«Скорей бы, – подумалось ему, – порою мне кажется, мы ждали этого веками…»

Лорен выпрямился. Он чувствовал, что Акме не спала. Он смутно слышал ее учащённое сердцебиение. Ему казалось, что он слышит её голос и тревожные мысли. И целитель пешком отправился к их шатру, чтобы проведать сестру, успокоить и погрузить ее в сон. А утром он хотел уговорить ее не делать глупостей.

Шатер Его Величества государя Карнеоласа был далеко от шатра Ринов, но Лорен, подгоняемый смутными тревогами, разгоравшимися все ярче, добрался быстро.

Невозмутимая стража приветствовала его и расступилась перед ним, и Лорен, войдя в шатер, побледнел, как мертвец.

В едва освещенном помещении на полу лежали бездыханные служанка Бегония и фавн Цесперий. Рядом валялся пустой кубок, а земля и камень были окрашены пролитым вином, будто кровью.

– Цесперий! – воскликнул Лорен, кинувшись к нему. – Цесперий!

Пульс обоих был слаб. Целитель в ужасе огляделся и увидел на столе небольшой клочок бумаги, исписанный торопливым неровным почерком, а на нем цепочку Акме. Он схватил записку, хотя и без того догадывался, что произошло.

«Мой дорогой братец! Прошу, не беспокойся. Цесперий, Бегония и стражники в скором времени очнутся.

Иркалла проснулась и жаждет поквитаться со мной, и я тороплюсь.

Аштариат говорила об этом с самого начала, но мы не понимали. Увы, такова моя судьба. Должно быть, вы осудите меня и в один голос воскликните, что мы сами делаем свою судьбу. Бесспорно, посему мой выбор сделан. И мне неведомо, кого стоит осуждать за те обстоятельства, которые разлучают нас. Полагаю, меня.

Но, прошу, не судите слишком строго, ибо, как только все закончится, в Архей вернется мир. Вслед за горем придут покой и приятные хлопоты. Лорен, у тебя есть твоя прекрасная Плио! А Гаральд в наследство получил герцогство. От него зависит благополучие стольких людей, он недолжен сожалеть обо мне ни минуты! Полагаю, вы скажете, что я пишу вздор, но позвольте мне в эту минуту говорить откровенно и утешить вас правдой.

Лорен, надеюсь, ты помнишь, что рассказывала я тебе об Августе. Прошу, не откажи мне в этом! Девочка не должна расти в Саарде. Скажи дяде, что я скучаю и люблю его.

И, прошу, не показывай Гаральду этих строк, ибо он не должен знать, что я обманула его. Он не должен знать, как сильно я люблю его. Ему не станет от этого легче.

Возьми Звезду Благодати и подари ее своей дочери, но не называй ее в мою честь. Аштариат утверждала, что те дети, которым дали имена их родственников или предков, могут разделить их судьбу. Твои дети должны прожить иную жизнь. Для этого я и ухожу.

Но, тем не менее, судьба не могла подарить мне лучшего брата. Прошу, простите меня и не горюйте обо мне, ибо я счастлива, что ухожу, чтобы защитить тех, кого люблю больше жизни

Акме Рин».

Закончив читать письмо сестры, он сжал его дрожащими руками и пронзительно закричал. На его крик сбежались стражники и, увидев на полу двоих человек, побледнели.

– Где моя сестра? – завопил он.

– Она б-была здесь…

– Когда?! Два часа назад, когда я заходил?..

Сжимая прощальное послание, он стрелой вылетел из шатра и помчался обратно к Его Величеству.

«Какая дуреха! – в отчаянии думал он, сдерживая рыдания. – Да за что же ты так ненавидишь нас, Акме?! За что наказываешь нас?!»

Преодолев приличное расстояние за считанные минуты, Лорен закричал страже срывающимся голосом:

– Пустите меня!

Узнав целителя, который выходил отсюда какие-то четверть часа назад, воины замешкались, но о нем не успевали доложить, посему внутрь его не пускали. За сопротивление он вовсе лишился права войти, но, услышав голос Лорена, король сам вышел из шатра, обругал стражу и втянул его внутрь.

Друзья разошлись, за столом остался лишь как в воду опущенный Гаральд и теребил в руках пустой кубок.

– Акме! – выдохнул целитель, дрожа, на стол бросив измятое письмо. – Сбежала в Кунабулу…

Король и герцог, ошеломленно переглянувшись, подскочили и вылетели из шатра. Через несколько минут лагерь пронзил вопль труб. Карнеолас и Атия трубили тревогу.

Акме продолжала свой неутомимый путь, несмотря на сильный промозглый ветер. В этой шепчущей пустоши не было ни души, а далеко впереди черной зубчатой стеной клубилась горная гряда Кунабулы. Земля дрожала под ногами девушки, демоны были совсем рядом и приближавшийся рассвет оказался весьма кстати.

Она вспоминала все, что знала о своей жизни. Она помнила, как мать расчёсывала её волосы, и они обе гляделись в зеркало, отмечая похожие черты.

«Мои глаза, мои губы, – с удовольствием отмечала Равена Рин, – отцовское упрямство…»

Акме, будучи маленькой девочкой, беззаботно смеялась.

Отец катал ее на лошади и придерживал за ногу. Иллеан Рин пророчил ей славу отменной наездницы, а Акме покрывалась радостным и горделивым румянцем.

Лорен отнял у неё куклу, довёл до слез и получил от неё несколько болезненных ударов за нанесённую обиду. А потом нёс несколько часов на спине до дома, когда она поранила ногу и не могла идти.

Ещё до Кеоса Акме часто снилось, как мама с гордостью говорила ей: «Какая ты стала, доченька!..»

«Погляди на меня, матушка! – в полузабытьи, со страшной болью думала Акме. – Какая я теперь! Тело моё, как и сердце, все в синяках и в ранах. Платье моё изорвано, волосы растрёпаны. Ночь, а я не в своей кибельмидской постели. Я на другом краю Архея. Одна. Я сама пришла сюда и не поверну обратно, ибо я – страж Архея и его Хранитель. Знала ли ты, что так будет? Знал ли отец, даруя мне свою королевскую кровь? Знал ли Лорен, которого я оставила? А знала ли я?»

Но эти мысли придавали ей сил, и она нисколько не желала от них отказываться.

Всадники кунабульского ветра донесли до нее отзвук ясного и высокого воя. Сигнальные трубы из лагеря союзников. Недосягаемо далеко, из другой жизни, оставленной, брошенной.

Эрешкигаль, чувствуя приближение своего несметного войска, рвалась наружу.

Акме остановилась, нагнулась, прижала ладонь к камню и разлила по нему свою силу, вместе с ветром к Кунабуле посылая свой пронзительный крик:

– Я здесь!

Ее услышали. И разодрали холодный воздух криком ненависти.

Она неторопливо пошла вперёд, ибо в спешке более не было нужды. Демоны были совсем близко, а земля стонала все громче и громче.

Акме обернулась и поглядела на темно-синий горизонт. Шамаш невозмутимо поднимался со своей постели.

«Я здесь по твоему зову, Владыка Солнца, – подумала она. – Пусть супруга твоя, божественная Ишмерай развеет тучи, приоткрыв тебе занавеси. Услышь меня. Увидь меня. Не оставляй меня. Сатаро, за тебя!».

Она отвернулась и снова направилась на запад прогулочным шагом, сцепив руки за спиною, низко опустив голову, слушая, как стонет измученная земля, и говоря ей, что она избавит ее от страданий.

«Архея, в древности Элассар, родился из недр этих гор. Пора вернуть этой земле ее первозданную чистоту».

Земля загудела, затрещала под твёрдыми ногами и наполнилась визгами, рыками, нечеловеческими воплями демонов.

«Я вас приветствую».

Своей чернотой они закрыли запад. Грохот на мгновение оглушил Акме, но она вновь прислушалась, чтобы не упустить шёпот просыпавшегося Шамаша. Один за другим демоны выпрыгивали из-за невысокого пригорка и летели по наклонной, давя друг друга, рыча, кусаясь, спотыкаясь, чтобы поглотить маленькую одинокую фигурку, стоявшую на их пути. Неистовой бурей неслось невиданное доселе войско.

Огонь закрыл ей глаза, но она чувствовала их присутствие, их маниакальную ярость, их численность.

Восток покрывался румянцем, а на западе демоны давили друг друга и становились свирепее от страха перед рассветом.

Осенённое сероглазым и розовощёким рассветом с востока к Акме приближалось другое несметное войско под предводительством королей Карнеоласа, Нодрима, Полнхольда, генерала Жозела Капуи, кронринца Нодрима и герцога Атии. Не отставая ни на метр, быстрее ветра летел барон Лорен Рианор, плотно сжав зубы.

– Там! – крикнул Огилий Веррес, указав на запад.

Демоны закрыли горизонт. Бесчисленное множество черных тел рвало когти, озверело воя и рыча.

– Где же Акме?! – выдохнул Лорен, но ответ не заставил ждать себя долго.

Приблизившись к краю пригорка, первые ряды союзных армий увидели маленькую одинокую фигурку, окутанную в черное с ног до головы. Она стояла не шелохнувшись, ожидая, когда черная волна, превосходящая ее по размерам в сотни тысяч раз, достигнет ее и накроет безвозвратно.

– Акме!!! – раздался бешеный крик атийского герцога.

Она была открыта всем ветрам и уже не успевала уйти в сторону, даже если бы пожелала. Опустив голову, с веяниями знакомой силы стояла Акме, разливая по жилам свой мощный огонь, прислушиваясь к шёпоту своей души, к шёпоту Шамаша, к угрозам Кунабулы.

Союзники не успевали добраться до нее. Демоны были ближе.

«Я – орудие Твое, Шамаш, – шептала Акме, обеими руками пожимая теплые и тонкие солнечные пальцы. – Я – Твой воин, Твоя слуга. Я дочь Твоя. Прошу, дай мне свою силу».

«Он даст тебе свою силу», – послышался рядом знакомый глубокий голос, успокаивающий и потусторонний, будто принадлежавший другому миру.

«Встань со мною рядом, Аштариат».

«Я не уйду».

Вдруг Акме подняла голову и раскрыла объятия, распустившись навстречу врагам и благословенному рассвету, будто цветок. Она лепестками своими вбирала в себя тепло солнечных лучей, их златокудрую силу и чувствовала, как ветер гладит её лицо и осушает непрерывным потоком льющиеся слезы.

Вокруг закипал воздух и зримой волною поднимался ветер.

– Акме! – доносились до нее крики, тонувшие в оглушительном грохоте бегущих друг на друга древних врагов: Шамаша и Нергала, дня и ночи, света и тьмы.

«За тех, кого я люблю, и за тех, кто любит кого-то еще…»

Воздух зазвенел, воины закричали от боли, а лошади встали на дыбы, перепуганные яркой вспышкой, закрывшей небеса, оглушённые гулом ветра. Прямо на том месте, где стояла Акме, ослепительно голубыми всполохами взорвался ветер и устремился ввысь столбом света, рассеяв тучи на небесах, вправо и влево, создавая непреодолимый огненный барьер. Воины в замешательстве перед подобным зрелищем глядели на демонов, пытавшихся остановиться, но задние ряды напирали, и передние сгорали дотла.

Взрыв и звенящий свет полностью скрыли девушку, и многие подумали, что огонь поглотил ее и сжёг. Но что-то поддерживало этот мощный напор, и Лорен, не останавливаясь, кинулся к сестре. Огонь прочертил небеса и, разветвляясь, накрывал демонов многоэтажной волной.

Конь Лорена не желал приближаться к свету. Он вставал на дыбы, мотал головой и грозился сбросить целителя. Тогда Лорен спрыгнул с коня, бросил поводья на землю кинулся к сестре, продираясь сквозь ожесточенное сопротивление ветра и ослепительное сияние огня.

Акме застыла в центре сияющей массы, прямая, будто струна, с раскинутыми руками и к небесам поднятой головой. Губы ее безостановочно шевелились. Волосы, полы савана и платья метались из стороны в сторону, то окутывая ее, то открывая. Одна, повелительница бури, владыка Архея, его Хранитель и Спаситель.

– Акме! – вновь позвал он, зажигая руки свои белым светом, едва удерживаясь на ногах.

– Лорен! – вскричала она, обратив к нему свое бледное лицо и пустые мертвые глаза. – Уходи! Ты погибнешь!

– Ну уж… нет!.. – выдохнул он, с трудом продираясь к ней все ближе. – Я… проделал… такой путь из Кеоса… а теперь ты… прогоняешь меня!..

Акме пронзительно закричала. Напор демонов был слишком силен и едва не сбил с ног. Девушка отступила на шаг, но, сделав величайшее усилие, шагнула вперед. Она была сильна, но сил ее могло не хватить на такую огромную армию.

– Лорен! – кричала Акме, не видя ничего вокруг, лишь чувствуя и с трудом сдерживая демонов. – Вернись в лагерь! Ты им нужен!

– Весь лагерь перебрался сюда, – последовал ответ. – Все ждут твоего возвращения, а ты бросила нас! Тебе нет до нас дела!

– Уходи! – упрямо повторила та сквозь стиснутые зубы.

– Только с тобой.

И он подошёл к ней, не взирая ни на свирепый ветер, ни на дрожь земли, ни на оглушительный шум, и положил ей на плечи свои светящиеся руки.

Акме, чувствовавшая, как силы стремительно утекают из ее тела, ощутила тепло, пробежавшее по ее жилам. Мышцы, казалось, затвердели, руки перестали ныть. Через нее прорвалась горячая волна. Лорен закрыл глаза, и ослепительно голубой свет соединился с ослепительно белым, превратившись в столб серебряного света, с немыслимым воем пронзившего рассветные небеса и ураганом пронёсшегося по Кунабуле.

– А теперь уходи! – закричала Акме, чувствуя, как вместе с демонами в прах рассыпается и ее существо, как заживо сгорает ее душа, как в глазах меркнет свет.

Из-за туч выглянул луч, своей рукой дотронувшись до серебряного света, пронзив его своим огнём, разметав по Кунабуле бушующее пламя и за считанные секунды уничтожив вражескую армию.

Лорен, вынужденный зажмуриться от нестерпимо яркого света, открыл глаза, когда веки его перестало жечь, и огляделся.

Мёртвая земля Кунабулы оказалась пуста и нема. До самого горизонта на западе холмилось серое безмолвие мёртвой земли, а демоны исчезли, будто их и не было.

Акме стояла спиной к брату. Сделав два нетвердых шага, она медленно обернулась, обратив к нему бледное лицо с глазами, полными тускнеющего голубого света, улыбнулась уголком рта и прошептала:

– Вы спасены.

И упала замертво на тихие камни Кунабулы.

Весь лагерь ждал возвращения армий. В нем царила неразбериха и страшный гам. Гонцы привозили небывалые вести с поля боя и утверждали, что демоны погибали, но без помощи союзных мечей. В борьбу вступал кто-то третий, и лагерь был оглушен шепотом: «Рианоры… Рианоры… Рианоры…»

На окраине лагеря среди пёстрой и шумной толпы, нетерпеливо ожидавшей новостей, стояли три фигуры, завёрнутые в черные плащи: Плио, Реция и капитан Цере.

– Сияние пропало еще час назад, но они все не возвращаются! – в ужасе восклицала принцесса, заламывая руки, но Реция схватила ее за запястье и прошептала:

– Терпи, дорогуша.

– Что-то не так, – пробормотал капитан Цере. – Гонцы не объявляют ни о победе, ни о поражении. Они либо чего-то ожидают, либо…

– Ни слова больше, капитан! – выдохнула мертвенно бледная Плио. – Я этого не вынесу! Я пешком пойду до Кунабулы!

Ее голос заглушило тревожное многоголосое пение труб, раздавшееся вдалеке. Один голос перекрикивал второй, а вскоре показались первые всадники. Они стремглав летели к лагерю, расчищая дорогу.

– Что?! Что?! – вопрошали люди.

– Победа! – лаконично отзывались воины, бледные, но не перепачканные ни кровью, ни грязью.

– Сражения не было?..

– Победа без сражения?!

– Государи!..

– Арнил! – взволнованно воскликнула Реция, пытаясь перекричать нарастающий шум. – Я вижу Арнила!.. и Густаво… и государя Весхельма… Они не ранены!..

Плио, прижав пальцы к дрожащим губам, страшилась назвать заветное имя и получить страшный ответ.

– Гаральд!.. И Лорен рядом!

– Лорен! – в полуобмороке вскрикнула Плио, пошатнувшись.

– Верхом на коне! Живой и… – голос Реции упал, и восхищение сползло с ее лица. – Что это, Цере?.. Рядом с ним телега… Но где же Акме?.. Цере, что ты видишь?

Но в следующее мгновение их оттеснили в сторону и главнокомандующие нескольких армий пронеслись мимо. Тележка с грохотом пронеслась рядом.

– Что за тележка? – воскликнула Реция, отряхиваясь.

– В ней я видел Акме, – выдохнул Цере. – Живую ли?..

Увы, Целитель еще сам не знал, была ли жива его сестра. На поле, где она сражалась и упала, ему удалось заставить ее остановившееся сердце слабо биться, но она была так обессилена, так упорно не приходила в сознание, что Лорен не переставал бояться самого худшего.

Добравшись до просторного и тихого шатра, Лорен первым влетел внутрь, подскочил к высоким занавесям, окружавшим его большую кровать, и распахнул их. Следом герцог Атийский внёс бездыханную Акме. На ее сером лице лежала тень безмятежности. Сквозь едва приоткрытые веки безразлично глядели потухшие черные глаза. Ярко-голубой огонь оставил их, как и всякий другой.

Гаральд осторожно уложил её в постель. Лорен сорвал с неё саван и отшвырнул. Он схватил её ледяные, ослабевшие, покрытые черными загадочными письменами руки и маниакально оглядел шатёр.

– Что тебе нужно? – воскликнул Гаральд, а рядом с ним встал Арнил, бледный и дрожащий; он, как и Гаральд, сходил с ума от осознания своей беспомощности.

– Мне нужно выпить чего-нибудь бодрящего. В шатре и около шатра не должно быть много людей. Приведите ко мне целителя Скипия и Цесперия. Гаральд, тебе нужно поспать несколько часов. Но после ты должен быть здесь. Быть может, когда она… если она проснётся, она захочет тебя видеть.

Гаральд вздрогнул, кивнул, но не двинулся с места.

– Если? – выдохнул Арнил. – Она спасла Архей, а после этого просто уйдёт?!

– Она выпустила немыслимую мощь, уничтожив Эрешкигаль и едва не лишив себя жизни. Она все еще жива, но слабеет.

– Лорен, – глухо, отсутствующе выдохнул Гаральд. – Есть ли шанс?

Лорен ответил лишь:

– Идите!

Порой Акме приходила в сознание. Но была так слаба, что не могла открыть глаз. Ей было трудно дышать, ей казалось, что неведомая сила связала ее, и она не может противостоять ей, чтобы двинуть рукою, пальцем и произнести хоть слово. Она попала в черный омут, который смыкался над нею и засасывал все глубже и глубже.

Память ее была чиста. Она помнила все, что произошло. Звон ветра все еще стоял в ушах, но то был лишь звон. Кунабула более не нашёптывала ей своих угроз, а Эрешкигаль более не рычала.

«Освобождена… – думала девушка. – Отныне я могу успокоиться».

«Акме», – слышала она голос, зная, что он принадлежал ни брату, ни Гаральду и никому-либо другому из отряда.

«Аштариат, – мысленно отвечала она; перед глазами разлился яркий золотой свет. – Ты помогла мне. Кунабула потерпела поражение, Эрешкигаль затихла, у Нергала вновь отняли все силы».

«Дитя, ты сделала все, что должна была. Ты и твой брат – герои. Но когда-нибудь Нергал снова появится».

«Но когда?»

«Это уже не твоя забота».

«Чья тогда?»

«Тех, кого оставит нам Лорен после себя. Ты спасла и его от смерти. Тебе нет равных»

«Я исполнила свой долг. Но куда я иду теперь, Аштариат? Что будет со мной?»

«Ты боишься?»

«Очень».

«Ты, спасшая стольких людей, столько раз глядевшая смерти в глаза, боишься того покоя, который ожидает тебя? Ты не должна бояться. Я буду хранить твой покой. Дитя, у тебя нет выбора. Лорен не в силах оставить тебя здесь».

Горечь подползала к горлу, а из глаз посеребрились чистые слезы грусти.

«Тогда Аштариат… если я более не смогу… скажи им, как сильно я люблю их… скажи им, дабы они не волновались обо мне…»

«Скажу, Дитя. Все, что пожелаешь…»

К вечеру обессиленную Акме поразил высокий жар. Ее огонь опустошил все ее силы к сопротивлению, ее здоровье было изничтожено, и она не могла бороться.

Лорен, не покидавший ее ни минуты, по глазам целителя Скипия и Цесперия видел, о чем они думали.

– Как ты можешь оставить нас после такого?! – шёпотом стонал Лорен, вдыхая в нее силы, которые она не принимала. – Ты более всех на свете здесь имеешь право жить!

Реция, сидевшая рядом, тряслась и не знала, что она могла сделать для подруги. Плио рыдала, зажав рот ладонью. Гаральд, так и не ложившийся, покинул шатер лишь однажды: на очередном совете все поздравляли друг друга с победой, посочувствовали Лорену, которого они называли Героем, пожелали Акме скорейшего выздоровления и выразили желание покинуть эту землю.

Арнил, потрясённо поглядев на советников разных государств, наполнился гневом и грозно ответил:

– Карнеолас не сдвинется с места, пока это опасно для здоровья сударыни Акме Рин, к слову, подарившей нам освобождение от врага. Остальные могут сняться с места, если то им угодно.

– Нодрим тоже не сдвинется с места, – решительно заявил кронпринц Густаво, твёрдо поглядев на своего отца, который однако не стал возражать; после он взглянув на герцога Атийского и проникновенно произнёс, обращаясь к нему: – Если могу я что-то сделать для сударыни Акме, я сделаю все.

– Благодарю, Ваше Высочество, – хрипло ответил Гаральд Алистер, без улыбки подняв на кронпринца усталый, отсутствующий взгляд.

– Полагаю, Атия останется с Карнеоласом? – осведомился кто-то из советников и послов.

– Атия останется, пока сударыня… – герцог осёкся, закрыл глаза и потёр их.

– Ваша Светлость, вам плохо? – тихо и встревожено осведомился капитан Гайре.

– Прошу меня простить, – герцог решительно поднялся и произнёс: – Мне нужно быть в другом месте…