Текст книги "Подземелье Иркаллы (СИ)"

Автор книги: Alexandra Catherine

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 32 страниц)

Реция, укутанная в свой плащ, низко опускающая голову свою, оставляя лицо в тени, теперь скакала рядом с Акме. Едва к ней подъезжал кто-то из мирославцев, Реция незаметно и невообразимо ловко отъезжала к Катайру, который каждый раз приветствовал её укоризненным взглядом. Гаральд сразу заметил эти манипуляции и, кажется, догадался, кто скрывался под плащом.

До Врат Апепа добрались они в середине следующего дня.

Долго стоял отряд, в ужасе и изумлении разглядывая древние скалы, стерегущие Ущелье Эрры. Остроконечные вершины вонзались в тяжёлые небеса и в них терялись.

– Нам следует подняться туда, – Цере указал на крутую узкую тропу, стремящуюся ввысь, а после бегущую в сторону Входа в Иркаллу. – Сдаётся мне, эти дьяволята здесь ходят часто.

– Акме Рин защитит нас, – усмехнулся Ягер.

– Акме Рин лучше не высовываться до последнего, – строго оборвал его Цесперий. – Кто знает, что будет со всеми нами, если нас обнаружат из-за неё?..

Акме молча усмехнулась, а Ягер прошелестел:

– Ах, ты печёшься о нас. Я думал, ты боишься за нашу ведьму.

– Оставим разговоры, – прервал их Мирослав. – Вперёд.

Подъем на высокую стену занял много времени. Ветер бушевал, то ввысь мчась, то камнем вниз кидаясь, словно наслаждаясь свободой. Акме, купавшаяся в потоках его, чувствовала, как он быстрее гонит её кровь, как жар кидается к её щекам, как сила поднимается в ней.

Ущелье Эрры было шире устья любой реки Архея с неровным каменистым дном, пустынное, величественное своими размерами. Стены Иркаллы нависли над ним грозными стражами. Сверху ущелье было видно вдоль и поперёк, будто лежало оно на широко раскрытой ладони.

Не было ни демонов, ни союзных армий, ни какого-либо иного движения. Вечером они остановились на ночлег, в сплошной стене утёсов найдя неглубокую выбоину. Там помещались только люди, коней пришлось оставить снаружи и к ним приставить стражу.

К ночи зарядил дождь, тихий и спокойный. Хворост и поклажа были спасены, но Мирослав согласился с Цере в том, что костёр в этом крае – опрометчивое решение. Поплотнее укутавшись в плащи и безрадостно жуя незамысловатый ужин, путники потеснились в маленькой пещере. Зажгли лишь припасённый факел.

– Я полагал, Кунабула будет кишеть этими тварями, – задумчиво пробормотал один из мирославцев. – Но здесь тихо, будто в гробу.

– Пока тихо, – парировал другой.

Реция уже крепко спала, калачиком свернувшись между Акме и тихо беседовавшим с Цере Катайром. Из-под капюшона девушки выбился длинный ярко-рыжий локон, и целительница, осторожно, чтобы никто не увидел ни её действий, ни локона, убрала его обратно под капюшон.

«Глупая, – с сожалением думала Акме, глядя на Рецию. – Да разве можно было идти в эту преисподнюю?»

– Хорошо ли чувствуешь себя, Акме? – строго осведомился Цесперий, подойдя к ней, оскальзываясь на камнях из-за своих широких копыт.

– Вроде да. Не думается сейчас о здоровье, – вздохнула девушка, прикрыв глаза, к каменной стене прижав голову.

– Как же ты сможешь исполнить долг свой, если не будешь здорова?

– Моя сила такова, что придёт ко мне в любом моем состоянии и не спросит дозволения, – усмехнулась та.

– Это больно?

– Поначалу я теряла сознание и несколько часов не могла набраться сил. В Куре же, если бы я упала от изнеможения, если бы Сатаро не помог мне, меня могли убить оставшиеся в живых коцитцы.

– Коцитцев не осталось. Цере с отрядом перебили их всех. Им не пришлось бы гнаться за тобой, если бы ты потеряла сознание в Куре. Полагаю, ты стала намного сильнее. В Верне я не заметил в тебе признаков слабости.

– Я не люблю свою силу, Цесперий.

– Это Рианорский дар, – сказал фавн.

– Дар? – усмехнулся Гаральд, зло и скептически. – Из-за этого «дара» она каждую минуту подвергается опасности.

– Это её предназначение. И ей от него не отвертеться. Но какова сила твоего брата?

– Я ещё не видела, как он вызывает её. Но Провидица сказала, что он намного сильнее меня.

– Но как же мог он позволить дикарям этим похитить тебя?

Акме внимательно взглянула на Цесперия и тихо сказала:

– Я сама во всем виновата. Я ушла слишком далеко от лагеря, когда на меня напали. А Лорену я не желаю такого могущества. Это страшное бремя, и ни к чему хорошему оно не приведёт. Давайте ляжем спать, уже поздно.

Фавн и Акме пожелали друг другу приятных сновидений, после чего Цесперий вдруг помрачнел и тихо сказал:

– Сожалею о той сцене, которую пришлось тебе наблюдать в лесу. Мирослав, вероятно, желал припугнуть тебя, чтобы ты не сбежала. Но казнили мы не невинного человек. То был убийца. Он зарезал троих во время пьянки, а после забрал все их деньги. Я не знаю, поверишь ли ты мне, поверишь ли всем, кто здесь. Они подтвердят слова мои.

Не сказав более ни слова, фавн удалился располагаться на ночлег, а Акме, завернувшись в тёплый плед, легла поближе к Гаральду, положила голову ему на плечо, пожелала спокойной ночи и глубоко вздохнула, ожидая сна: ей хотелось верить Цесперию.

Она проснулась, когда в пещеру лился яркий утренний свет, кто-то из мирославцев уже собирался в дорогу, кто-то лишь недавно проснулся, но никто из них не смотрел в сторону Акме, и это её успокоило – значит, она не плакала и не кричала во сне.

К изумлению и радости путников сквозь вечно мрачные облака Кунабулы до скал дотянулись и сияющие бледным золотом солнечные лучи. Оглядываясь на них, пропуская сквозь них свои пальцы, будто пожимая солнцу его многочисленные руки, путники заметно повеселели. Даже Ягер и Лако перестали отпускать грубые низкие колкости. Первый непринуждённо болтал с Катайром, второй же молча оглядывал Ущелье Эрры, что сплошным серым ковром раскинулось внизу.

В середине дня отряд встревожили известия вернувшегося из разведки Цере. С решительным и грозным лицом приблизился он к Мирославу и что-то тихо сказал. Хозяин Саарды застыл, помолчал некоторое время, а после ответил:

– Впереди, в Ущелье большой отряд коцитцев – больше трен сотен. Их стрелы до нас не достанут, но они могут встретить нас у Входа. Посему…

Акме более не слышала ни слова. Поначалу ею овладела растерянность, после ослепил гнев.

«Сатаро, Фая, Августа, может статься, Лорен, все остальные… А они ещё не все перебиты?!»

Она задрожала от ужаса и горя. Акме переглянулась с побледневшим Сатаро.

Вскоре путники увидели их своими глазами: в Ущелье темной массой копошились многочисленные коцитцы. Они держались ближе к восточной стене, будто прижимались к ней, и неторопливо ковырялись: жгли костры, возились с лошадьми, держались все время вместе.

Она ясно помнила, как забрали они несчастных женщин для своих грязных утех, как изуродованы были пленники, она помнила голову казнённого, которую перекатывал медведь одной, потом другой лапой. Они купались в человеческий крови, они должны были быть изничтожены, но их оставалось ещё больше.

На глазах выступили слезы бешенства, по жилам разлился огонь, горло сдавило тисками.

– Акме!.. – донёсся до неё будто издалека голос Цесперия.

Она обратила к фавну перекосившееся от ярости лицо, люто взглянула на него пылающими бело-голубым огнём глазами, и мирославцы отпрянули.

– Акме… – прошептал Цесперий, осторожно протянув к ней руку. – Сейчас это опасно для нас…

– Не бойся, Цесперий, – низким рычащим голосом проговорила она, негодующе от него отвернувшись. – Не укушу я тебя.

– Ведьма, – сказал Ягер, оборачиваясь к ней. – А ну пульни-ка в них. Посмотрим, как они заволнуются!

– Тогда я вас обоих к ним скину, – рыкнул Цере. – Если они заметят нас сейчас, до Иркаллы нам не добраться никогда.

– А если у Входа нас будут поджидать полчища этих дикарей? – грозно осведомился Катайр.

– Решим на месте, – коротко бросил Мирослав. – Вперёд.

Мирославцы обходили все ещё не пришедшую в себя Акме стороной, боясь гнева её, неведомой силы. Сатаро подъехал к ней и прошептал:

– Настанет час расплаты. Тогда нас с тобой никто не остановит. Мы перебьём их.

Более никого они не встретили. Ущелье наполнилось зловещей тишиной и полым шуршанием озлобленного ветра. Мирославцы заметно оживились. Глаза их засверкали, руки похватались за оружие, выражение лиц стало воинственным и нисколько не испуганным или неуверенным. Головорезы ощутили аромат своей стихии. Они не боялись ничего.

К вечеру они добрались до Входа. Он встретил их огромной зияющей дырой с широкой разбитой лестницей. Налетел ветер, объял путников, до слуха целительницы донёс чьё-то резкое рычание и стон. Подпрыгнув от испуга и обернувшись, Акме выдохнула:

– Вы слышали?

Путники застыли и прислушались к гулу кунабульского ветра.

– Это ветер воет, – пробурчал Катайр, нервно оглядываясь, неспокойно поигрывая топориком.

– Будто человек… – прошептала Акме. – Вот снова!

– Тебе кажется, – сказал Гаральд, внимательно оглядывая округу. – Или коцитцы мучают кого-то неподалёку.

Мирославцы двинулись вперёд, наготове держа оружие, Акме по жилам разливала огонь, слыша, как всё громче шепчут и рычат неведомые голоса.

На копыта коням путники повязали подобие плотных чехлов, чтобы заглушить их цокот, после, поднявшись по лестнице, вошли внутрь, и их ослепила кромешная тьма. Свет умирающего дня мало-мальски освещал широкий каменный коридор, но не проходил дальше. Едва переступили они черту, что заканчивала свет и начинала тьму, Иркалла заволновалась. Загудели да затряслись стены, с потолка водопадом посыпалась пыль, и из недр земли, будто из самого сердца этого нечестивого места что-то протяжно завыло. Вой был похож на вопль триумфа и в то же время ярости. Заголосили и перепугано затанцевали лошади, закричали мирославцы, на охнувшую от испуга Акме налетели бесплотные голоса, закружились вокруг неё черной метелью, а спустя несколько мгновений всё прекратилось.

Иркалла вновь застыла и мертво затихла, не осталось ни эхо от воя, ни голосов. Лишь будто издалека Акме все ещё слышала чей-то едва различимый шёпот, но он был так тих, что она решила, что ей кажется.

– Что это было? – выдохнул кто-то из перепуганных мирославцев, несмело разгибая спину.

– Полагаю, приветствие, – взволнованно воскликнул Цесперий. – Не будем задерживаться. Если здесь начинают путь свой демоны, то мы не сможем даже спрятаться.

Вскоре добрались они до огромного древнего зала. В стене справа сквозь небольшую выбоину лился тусклый вечерний свет. Цере и другой саардец зажгли припасённые факелы, но света их не хватило на все помещение. В зале было тихо. Гулким эхом отдавался каждый шорох. Потолок и левая стена терялись во тьме, и путники несмело топтались у входа.

– Будьте готовы ко всему, – прошептал Цере, чётко выговаривая каждое слово.

Акме увидела на стене погасший факел. Он висел в старом железном кольце. Стены переливались странным блеском в свете тех факелов, что в руках держали мирославцы. Будто радуга и великое множество алмазных крупинок были заточены в этих камнях.

– Цесперий, гляди, – прошептала она, указав на стены.

Фавн недоверчиво оглядел красивый камень, Акме коснулась стены и, к своему изумлению, ощутила внутри какое-то движение. Будто в стене быстроногим потоком неслась жизненная сила. Она то вибрировала, то нежно переливалась, то бушевала, приветственно отзываясь на прикосновение Акме. Камень жил и дышал, что несказанно её удивило и напугало.

Сразу после её прикосновения в каменном зале разом вспыхнули все факелы на стенах. Путники испуганно отступили назад, ожидая атаки, но зал остался покоен. Лишь тихо бело-голубыми звёздами сияли десятки факелов, высвечивая каждый угол.

Слева возвышались пять исполинских колонн, а куполообразный потолок был слишком высок, чтобы чудной свет факелов мог добраться до самой вершины.

– Почему они зажглись? – в ужасе прошептал Мирослав.

Цесперий и Сатаро изумлённо посмотрели на перепуганную Акме, но промолчали. Цере и лазутчик Лако спрыгнули с коней и безмолвно отправились изучать каменный зал. Гаральд не удивился, но оглядывался по сторонам мрачно и напряжённо, словно в любую минуту ожидал нападения.

– Не прикасайся к ней больше, – строго фыркнул Сатаро, наблюдая за тем, как Акме кладёт на стену обе ладони и будто гладит её, прощупывая.

– Ты чувствуешь? – целительница взяла руку Цесперия и положила на стену; в голосе её сквозил страх и восхищение. Она заставила и Гаральда коснуться стены.

– Что мы должны чувствовать? – удивился он.

– Камень дрожит, бьётся, дышит!

Фавн и человек озадаченно смотрели на Акме, бестолково щупая холодный камень, не чувствуя ничего.

– Обычный мёртвый камень.

– Да какой же мёртвый?! – негодующе выдохнула она. – Будто сердце гонит по жилам его кровь. Потрогайте ещё! Он дрожит!

Цесперий отошёл от стены подальше, а Гаральд щупал камень, пока не вернулись Цере с Лако, но так ничего и не прочувствовал. Не прочувствовал и Катайр. В Акме же, навстречу камню, огнём горела и трепетала её сила.

Долго преодолевал отряд этот огромный зал, но следующий оказался меньше. Освещался он плохо, и Акме вновь незаметно от остальных дотронулась до стены, чтобы проверить, дышал ли камень здесь, и факелы зала озарились тем же бело-голубым пламенем, изумив путников. Сатаро раздражённо отдёрнул девушку от стены, а та не могла надивиться, ибо и здесь камень трепетал, будто кровь в нем билась. Камень Иркаллы хранил в себе моря жизни, быстроногой, могущественной, будто время.

– Следи за ней уже! – рявкнул Сатаро на Гаральда. – Ничем хорошим это не кончится!

В зале были две сваленные колонны, больший портик, обвалившийся, руинами лежавший на полу, а слева виднелись древние трибуны, к которым вели лестницы.

– И там все осмотрели? – спросил Мирослав.

– Да, владыка. Ни души.

– Любопытно, был ли здесь другой отряд? – пробормотал Мирослав. – Факелы погашены, все тихо. Едва ли.

– Как долго идти? – спросил Цере, обернувшись к сияющей и будто возрождённой Акме.

– Полагаю, пока не дойдём до самого сердца Иркаллы, – выдохнула она, взволнованно улыбаясь, не представляя, где находилось это сердце, но чувствуя, в какую сторону нужно идти.

Путники двигались медленно, исследуя каждый проход, каждый уголок. Опасности не было, но саардцы напряженно всматривались во тьму пещер. Цесперий запретил Акме прикасаться к стенам, смекнув, что не только Акме чувствовала жизнь кунабульского камня, но и сама Иркалла чувствовала её и все дальше заводила в свою преисподнюю.

Акме, которую все здесь, кроме Гаральда, знали мрачной, молчаливой, редко улыбавшейся, в Иркалле словно преобразилась. По щекам разлился румянец, агатовые глаза взволнованно засияли, вся она наполнилась энергией. Колдовская тьма не отталкивала и не пугала, напротив, притягивала, ласково манила.

Гаральда и остальных пугала эта перемена, в то время как целительница о ней не подозревала.

Путники не видели ничего, кроме глухого камня, красиво переливавшегося всеми цветами радуги и алмазным сиянием, бесчисленных обломков древних колонн, разрушенных лестниц. В Иркалле не было окон, бойницы остались позади, и путники потеряли счёт времени, но вскоре после входа решили остановиться на ночь.

Они набрели на ледяной чистый ручей, звонко серебрившийся во тьме, и несколько камней, за которыми можно было укрыться в случае атаки. Путники испробовали кунабульскую воду на своём несчастном нагруженном муле, после на некоторых конях послабее, подумали, помялись, а после, махнув рукой, напились холодной воды, в ней умылись и принялись ужинать.

Поужинав и устроившись поудобнее, путники пожелали друг другу чудесных снов и, завернувшись в свои одеяла, погрузились в сон.

Акме не могла уснуть. Иркалла пела ей низким многоголосием, лаская ветром, разливая по жилам бодрость. Камень дрожал под рукой ее и стучал живым сердцем.

«Любопытно, если Лорен здесь, чувствует ли он то же?..» – думала она весело и взволнованно, позабыв о своих опасениях на его счёт.

Акме поднялась и подошла к ручью.

– Почему ты не спишь? – тихо осведомился Сатаро, подойдя к ней и усевшись рядом, не обращая внимание на Гаральда, дремавшего неподалёку.

– Ты подумаешь, что я свихнулась, но я слышу Иркаллу, – прошептала она, поглядев в его ясные, но непонимающие глаза.

– Не беспокойся, я давно решил, что ты ненормальная, – вздохнул тот. – Но я видел, как от твоего прикосновения к стенам зажигались факелы твоим же светом. Мне это не нравится. Ты же в восторге.

– Не знаю, – выдохнула она, взяла его за руку и прижала её к камню. – Все ещё ничего не чувствуешь?

Она подняла на него глаза и резко отпустила его руку: на щеках его заиграл румянец, а глаза засияли. Девушка вмиг помрачнела и замолчала.

– Я чувствую лишь дрожь твоей руки. Тебя лихорадит.

– И вовсе меня не лихорадит, – буркнула она.

– Скажи, Акме, если бы не было твоего женишка, нашлось бы больше места в твоём сердце ко мне?

Девушка мрачно глянула на него широко распахнутыми от строгости глазами и холодно ответила, высвободив руку:

– Не начинай.

– Я всегда был привлекателен, пользовался успехом у женщин.

Акме мрачно фыркнула и ответила:

– Я рада и за тех женщин, и за тебя, и за твою скромность.

Девушка резко поднялась и направилась спать. Но Сатаро не намеревался так просто сдаваться. Он поднялся, догнал её, взял за руку и заявил:

– От судьбы не убежишь, Акме. Ты ещё поглядишь благосклонно в мою сторону.

«Но это не значит, что я должна выйти за тебя замуж!» – раздражённо подумала Акме, а вслух сказала:

– Спокойной ночи, Сатаро.

Целительница вернулась к своему одеялу, проверила спит ли Гаральд и прижалась к нему. Атиец не шелохнулся, когда она легла рядом, но открыл глаза и пристально поглядел на укладывающегося на ночлег Сатаро, пытаясь усмирить свою лютую ярость. До удобного случая.

Акме показалось, что, едва она закрыла глаза, её тотчас разбудили.

В ушах гудело, поток жизненной силы камня Иркаллы приятно теплился под нею, а ласковый шёпот многочисленных голосов более не казался зловещим – он обволакивал теплом и убаюкивал.

– Что такое? – сипло спросила она, медленно усаживаясь. – Сколько мы спали?

– Несколько часов…

– Вставайте, вставайте!.. – Цере и ещё несколько мирославцев торопливо будили путников.

Увидев тревогу на лице капитана, Акме быстро встала, без лишних вопросов подошла к Гаральду и спросила у него, в чем дело.

– Цере и Лако наткнулись на отряд коцитцев в четырёх залах отсюда, – ответил Гаральд.

– Сколько их? – выдохнула Акме, обратившись к Цере.

– Около сотни, – последовал ответ. – В плену они держат человека.

Сердце Акме дрогнуло, и по душе её огнём разлилась нега. Мертвенно побледнев, она выдохнула:

– Как он выглядит?

Вместо него ответил маленький и юркий Лако:

– Высокий, в тёмном изорванном колете дорогой сильванской ткани. Лица его не было видно. Кудрявый, волосы пшеничного цвета.

Акме и Гаральд взволнованно переглянулись.

– Арнил! О, Небо, это Арнил! – зашептала целительница.

– Карнеоласский принц, о котором ты рассказывала? – удивился Мирослав.

– Да!

– Но почему один? – пробормотал Гаральд мрачно. – Где остальные? Их держат в другом месте?..

– Он ранен? – воскликнула целительница.

– Подобраться к нему близко не удалось, – ответил Цере. – Прикован к столбу и без сознания. Но жив – несомненно. Коцитцы готовят его к жертвоприношению.

– Он принц, у них он не проживёт долго, – задумчиво пробормотал Сатаро.

– Принц Карнеоласа – это хорошо, – довольно улыбнулся Ягер. – За него и выкуп хороший дадут…

– Я скорее собственноручно построю ещё одну Акидию, нежели буду связываться с Карнеоласом, – плюнул Мирослав. – Вызволим принца, узнаем у него, что случилось с остальными.

– Благодарю тебя! – прошептала Акме, и владыка Верны подумал о том, что ещё никто никогда не смотрел на него со столь пленительной благодарностью.

– Рано благодарить! – отмахнулся тот.

Цере и Лако подробно описали спутникам пещеру, объяснили положение едва ли не каждого коцитца и несчастного пленника.

– Ты куда лезешь? – проворчал Катайр, когда Акме попыталась настоять на том, чтобы её пустили в бой.

– Идея неплоха, – заметил Цере. – Я видел Акме в Куре. Они испугались её огня. Она не может покалечить их, но отвлечёт их, пока мы будем резать остальных. Напоминаю: нас восемнадцать против целой сотни.

– Сможешь задержать их на несколько минут? – спросил Ягер у Акме, перебив капитана Цере.

– Я постараюсь, – решительно кивнула та, тяжело дыша от волнения.

– Если не постараешься – твоего принца убьют.

– Прошу тебя, держись рядом со мной, – попросил Гаральд.

Обговорив все до мелочей и заткнув Сатаро, который пытался отстранить Акме от подобной опасности, путники оседлали коней и устремились к коцитцам.

Помещения были огромными, холодными, лишь узкие ручьи серебристыми отблесками оживляли пустоту гулких стен. Через два больших зала они спешились и притаились недалеко от входа. Цере, Акме, Гаральд, Сатаро, Ягер и Лако, низко пригнувшись, подбежали к высокому камню у входа в пещеру и осторожно выглянули. Немногочисленные костры скудно освещали большое помещение. Потолок терялся в кромешной тьме, а ничего не подозревающие коцитцы группами сгрудились вокруг костров, посмеивались, пели и выжидающе поглядывали на прикованного к каменному столбу пленника, златокудрая голова которого была обессилено опущена на неподвижную грудь. В подобном мраке оттенок волос угадывался с трудом, но Акме даже не подумала, что это был кто-то другой. Мысль о том, чтобы вырвать принца из рук коцитцев и найти остальных, вытеснила все другие.

Она даже не успела воспламениться, как огонь уже побежал по жилам резвее бурной Аштери, проворнее стрелы. Четверо путников посмотрели на огненноглазую Акме, переглянулись и приготовились к бою.

Целительница закрыла глаза и прислушалась к гулу, что от давления зашумел в её голове. Она слышала шёпот Иркаллы, который становился все громогласнее и настойчивее. Жизнь кунабульского камня будто к ней лилась, наполняла невиданной мощью, затягивала, сливалась с кровью воедино, безудержно рвясь наружу.

Акме подняла ветер вокруг себя и ощутила, как ладони её загорелись, как сила затрепетала на кончиках пальцев. Ей не нужно было звать Аштариат, не нужно было ждать, пока огонь откликнется на зов её. Она сама проникала в недра его и непобедимой армией вела за собой.

«Иркалла – твоя обитель, дитя», – зашептали сотни и тысячи голосов, дыханием щекоча кожу лица, нападая на неё безудержным ветром.

«Моя!» – мысленно воскликнула она, подняла голову, резко развела руки в стороны и высокой волною выпустила силу наружу.

Прогремел оглушительный взрыв. Сквозь плотно сомкнутые веки увидела Акме ослепительный свет огня своего. Посыпались камни, задрожала Иркалла, целительница устремилась вперёд бок о бок с рассвирепевшими своими спутниками, о стены ударяя всполохи бело-синего огня, ангелом-хранителем саардцев витая на поле боя, заставляя головы коцитцев серебриться от страха, заставляя их в панике носиться по пещере и тотчас попадать под изуверские руки мирославцев. Она сшибала с потолка сталактиты, заставляла коцитцские костры пылать ярче, загоняла дикарей в их огонь. Аромат жжёной плоти и потоками лившейся крови оглушительно нёсся к ней, но она чувствовала лишь жажду уничтожения, ненависть приглушила в ней иные чувства.

Перепуганные насмерть коцитцы спасались от страшного огня и неуклюже защищались от нападения зараколахонцев.

Сатаро неотступно бился рядом с Акме, крутя зараколахонским кистенем с шипованым набалдашником. Гаральд рубил мечом каждого коцитца, который пытался приблизиться к его невесте.

Возбуждённо смеясь, Ягер стоял посреди пещеры и слепо размахивал топором, снося коцитцские головы одним ударом. Напрасно мирославцы пытались утихомирить спутника – он слышал лишь голос своей свирепости. Цесперий не был слишком быстр, но сила его и могучий рост играли ему на руку. Он легко уворачивался от выпадов пришедших в себя коцитцев и рубил до пола.

– Акме, уймись! – прерывая грохот битвы, закричал Мирослав, разбрызгивая кровь врагов во все стороны. – Ты обрушишь на нас потолок!

Потомок Рианоров, разваливавшая стены, свирепо выбивавшая в них новые коридоры прожорливым огнём, выхватила кинжалы и кинулась в самую гущу битвы, распарывая животы, разрезая глотки, отвлекая врага пламенем и нанося молниеносный удар. Былые мысли, чувства, устремления затопил всепоглощающий белый огонь. Она знала одно – она желала уничтожать. И даже не пыталась остановиться. Слышала низкий приглушенный голос, посмеивающийся и подбадривающий.

От ужаса и боли кричали умирающие коцитцы. Пламя не сжигало их, но подбрасывало и швыряло о стены. При ударе тонкими ветками ломались их кости, разбивались головы, и коцитцы падали на камни изломанными и изорванными куклами.

«Акме!» – слышала она неподалёку, не в силах понять, кто зовёт её.

Велика и свирепа была сила. Лишь старый, приглушенный инстинкт подсказывал ей, кого она должна была уничтожить, а кого ей нельзя было трогать.

– Уходим! – перекрывая шум битвы, заорал ей Цесперий, хватая её за руку и уводя за собой.

– Арнил! – закричала она, вырываясь.

– Катайр и Ягер уже унесли его… – воскликнул Гаральд. – Быстрее, Акме! Нас преследуют!

Немногочисленная, но рассвирепевшая кучка дикарей неслась за ними, жаждая отмщения. Акме обрушила на них оставшиеся тяжёлые камни – последствие своей атаки, – и замуровала выход, одним взмахом руки перечеркнув погоню.

– Ну ты чудовище! – воскликнул рядом оказавшийся Лако, во все глаза рассматривая целительницу. В голосе его набатом билось восхищение и кровожадность.

Через два зала они догнали остальных. Мирослав во все горло переругивался с Рецией, которая во время битвы смахнула с себя мешавший ей капюшон, тем самым выдав себя. С длинного и тонкого меча рыжеволосой дьяволицы крупными каплями стекала коцитцская кровь и питала живой камень Иркаллы. Лицо её раскраснелось, она, не понижая тона орала на отца, защищаясь и нападая.

– Чертова ведьма! – этими словами встретил Акме Ягер. – Тебе было сказано пускать в ход свой гнилой огонь перед тем, как мы вступим в битву, а не после! Ты опоздала на несколько секунд!

– Это вы с Лако выступили слишком рано!.. – рыкнул на него Цесперий.

– Пошёл прочь! – рявкнула Акме, мощно оттолкнув Ягера, стремясь заключить в торжествующие объятия Арнила, которого несколько саардцев усаживали на камень в полумраке неподалёку.

Израненный принц медленно двигался, раздался стон боли, и девушка, будучи вне себя от радости, подбежала к нему, раскрыв объятия, но резко остановилась и рухнула на колени, будто налетела на глухую стену. Душа заледенело застыла, а горло сдавило так, что она не могла вдохнуть.

Она взирала на спасённого с ужасом, потерянно и озадачено хмурясь, не веря глазам своим.

– Не ранен ли, принц Арнил? – осведомился Мирослав, склонившись к мужчине, изумлённо, враждебно кидавшему вокруг взгляды.

Глаза спасённого были крупными и голубыми, волосы будто позолочены, но это был не Арнил Вальдеборг.

– Кто ты? – хрипло воскликнула Акме, бешенство и разочарование пылали в её агатовых глазах.

Саардцы удивлённо выдохнули:

– Как?!

– Это не карнеоласский принц?

– Приветствую вас, Ваше Высочество, – ясным голосом заявил атиец. – Господа, перед Вами Густаво Акра, кронпринц Нодрима.

– Гаральд Алистер! – воскликнул кронпринц, морщась от боли. – Что ты делаешь среди саардцев?

– Это долгая история, Ваше Высочество.

– Гараль Алистер? – воскликнул Мирослав. – Не сын ли ты герцога Атии?!

Но тот промолчал, возведя глаза к потолку.

Акме же повержено опустила голову: нежданно вспыхнувшие надежды на воссоединение с братом безвозвратно растворились в шёпоте кунабульских гор.

Кронпринц Густаво Акра