Текст книги "Подземелье Иркаллы (СИ)"
Автор книги: Alexandra Catherine
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 32 страниц)
– Вы, кронпринц, изволитеприказывать мне, королеве? – высокомерно, едва не шипя коброю, выдохнула Аккаста, оставаясь сидеть на месте.
– Не думаю, что королева Акидии много ближе к королю Карнеоласа, нежели его родной сын и наследник престола. Я лишь изволил дать вам совет. Полагаю, друзьям это не возбраняется.
Аккаста, повелительница притворства и интриг, была поражена, обездвижена. Она застыла на неудобном маленьком стуле и молча глядела на кронпринца с ненавистью, не ведая, что сказать. Впервые в жизни она никак не могла выйти сухой из воды. Она не могла подняться и отыскать вылазку, чтобы все повернуть так, как это было выгодно ей.
– Не разыгрывай тирана, Дарон, – прищурившись, сказала Аккаста.
– Благодарю за совет, мадам. Звучит, будто угроза. Акидия угрожает Карнеоласу? – он не удержался и издевательски хмыкнул.
– Не недооценивайте потенциал моего государства.
– Не вздумай угрожать мне, Аккаста, – прошипел Дарон. – За мною – Нодрим, Полнхольд и Беллон. Что за тобою? – суетливый Сильван и блудливая Эрсавия?
Аккаста засмеялась, но безрадостным был ее издевательский смех. Она приглушенно воскликнула:
– У Понлхольда разбита армия, у Нодрима не осталось ни наследника, ни наследницы, лишь старый своевольный король с безропотной королевой. Беллон же купить легче, нежели Эрсавию. Не обольщайся, мальчик!
– Полнхольдская армия жива не единой армией. Он вмиг соберет столько же солдат. Не смей же хоронить кронпринца и принцессу Нодрима! Хоть одного мы сможем спасти… Ваше Высочество, вам лучше покинуть меня и этот лагерь. Дальнейший спор наш не имеет смысла, мне необходимо заняться делами, а лагерь этот, полагаю, вскоре захлестнёт битва.
Дарон поднялся, чтобы со стола в глубине шатра взять кипу бумаг, намекнув королеве, что беседа их окончена. Королева побледнела от бешенства.
– Вы выгоняете меня, сударь? – крепко стиснув челюсти, выдавила та, подняв на него свои ослепленные от гнева черные глаза.
– Нисколько, Ваше Величество, как могли вы надумать подобное? – не оборачиваясь к ней, проговорил Дарон, даже не пытаясь скрыть ухмылку. – Я пекусь о вашей сохранности. Нужно ли Архею, чтобы королеву Акидии растерзали полчища демонов?
– Меня способна защитить моя Личная Гвардия! – с достоинством упиралась та.
– Увы, Ваше Величество, но Личной Гвардии здесь недостаточно, – Дарон повернулся к Аккасте, подошел к ней и тихо, проникновенно проговорил, взывая к ее благоразумию и совести, если таковая имелась. – Эти полчища сметут ваших людей, будто песочный замок. Разумеется, мы сделаем все возможное, чтобы защитить вас, но, Ваше Величество, имейте совесть. На поле битвы вы лишь обуза, ибо вы будете мешать своим присутствием.
Аккаста оглушено задумалась, после медленно и прямо поднялась. Дарон уже вздохнул с облегчением, решив, что она вняла его увещеваниям. Королева тихо произнесла:
– Я понимаю вас, Ваше Высочество. Я не посмею мешать вам, для меня победа ваша, победа сына моего возлюбленного, – святыня. Посему я распоряжусь, чтобы Его Величество Трена отвезли подальше отсюда. Сопровождать его покой и его выздоровление буду я.
Дарон, потрясенный и оскорбленный, лишь мог несдержанно воскликнуть:
– Если вы сейчас же не уберетесь отсюда, я натравлю на вас Весхельма и Эреслава! Если самолично посмеешь ты увезти отца моего, весь Карнеолас, а с ним и Нодрим с Полнхольдом накинутся на тебя!
– Я же не враг вам! – в тон ему, громко и яростно, отвечала та, чтобы слышали все: и кто проходил мимо шатра, и слуги. – Я не убью его и не покалечу! Я всей душою желаю, чтобы он выздоровел! Что за враждебность? Ты столь же неотесан, как и отец твой!
– Я предупредил тебя, Аккаста! – прошипел Дарон. – Если я вновь увижу тебя здесь, я силою выгоню тебя отсюда, а Альвария живо соберется в дорогу и будет отправлена во дворец своего отца!
– Немилостью к Альварии ты, своевольный мальчишка, оскорбишь Жоа и весь Сильван!
– Я все сказал! – загремел Дарон, и на крик его сбежалась вооруженная стража и перепуганные слуги.
– А я никуда не уеду, пока здесь Трен! – фыркнула та и гневно вылетела из шатра.
– Змея! – воскликнул тот, когда королева уже не могла этого слышать. – Зачем отец только связался с нею? Она прибыла, чтобы погубить Карнеолас!
Дарон злобно рухнул в свое кресло, выгнал слуг и стражу, а после послал за герцогом Атийским.
Аберфойл Алистер не заставил себя ждать. Дарон указал ему на стул, где еще несколько минут назад сидела Аккаста, и пробормотал:
– Аккаста была здесь. Она желает остаться, чтобы ухаживать за отцом. Она добивается либо его смерти, либо его выздоровления, а после их свадьбы. Я прогнал ее, но, боюсь, мои слова для нее ничего не значат. Она может натравить на нас Нодрим и Полнхольд. Она способна на все.
Аберфойл, как ожидалось, не выказал ни удивления, ни ужаса, ни негодования. Он, как всегда, держал себя в руках. Глаза его, большие, миндалевидные и изумрудные, на несколько мгновений обратились к глубине и изворотливости своего разума. Наконец, он сказал:
– Подпускать Аккасту к Его Величеству, в любом случае, нельзя. Она может и отравить его, и заколоть, пока мы будем в отъезде. Ее следует отослать подальше отсюда. Если возможно, обратно в Акидию. Нужно сообщить Эреславу и Весхельму о своем намерении, чтобы их настроить против неё. Иначе она может опередить и настроить их против вас. Разумеется, не время ссориться даже с теми, кто был врагом Карнеоласа много лет, но лучше не искушать судьбу и сохранить нашего государя в безопасности.
– Все верно, – кивнул Дарон. Он знал все то, что сказал ему Аберфойл, но герцог помог ему решиться. – Я лучше рассорюсь со всеми, лишь бы отец оставался жив и здоров.
Герцог Атийский позволил себе беззлобную усмешку и тихо проговорил:
– Боюсь, Ваше Высочество, государь наш не найдет сказать вам ничего приятного, если вам будет угодно со всеми рассориться. Полагаю, с Полнхольдом и Нодримом не стоит портить отношений. Они пока не желают зла нашему повелителю.
– Боюсь, сейчас им не до зла. Армия Эреслава серьезно пострадала, а Весхельм не может найти себе места без Густаво…
В следующее мгновение в шатер вошел стражник и доложил о том, что капитан Личной Гвардии Весхельма Акры просит аудиенции. Дарон приказал его впустить, после чего высокий голубоглазый мужчина средних лет, облаченный в доспехи, но сдавший все оружие свое на входе, поклонился Его Высочеству и доложил:
– Ваше Высочество. Нашему повелителю, отцу Нодрима, не здоровится. Он желает переговорить с вами.
Ничего не сказав, Дарон тотчас поднялся и вместе с герцогом Атийским устремился к шатру королю Нодрима Весхельма Акры.
Еще совсем недавно самоуверенный, бодрый, волевой и резкий Весхельм нынче был бледен, согбен и разбит, являя всем истинный свой возраст. Он сидел за столом с единственным верным своим советником да генералом Нодрима, голову свою склонив на согнутую в локте руку. В другой руке держал он смятый листок бумаги, одна сторона которого была исписана неровным почерком. Едва Дарон вошел в шатер, Весхельм поднял свою голову и проговорил тихо, мрачно, убито:
– Отряд, что послан был за сыном моим, прислал известия.
У Дарона упало сердце. Судя по лицу Весхельма, известия были трагичны.
– Не должны отцы переживать детей своих, – глухо говорил Весхельм. – Что же сделал я, кто проклял меня, что обоих детей у меня отнял?
Дарон почувствовал, что ноги не держат его и рухнул на свободный стул.
– Не может быть… – выдохнул он.
– Они сказали, что еще не настигли похитителей моего сына. Они добрались до Врат Апепа и подверглись нападению небольшого отряда демонов. Убитыми они потеряли нескольких человек и потеряли много времени. Что же делать?..
Дарону не потребовалось более нескольких секунд, чтобы подскочить и выпалить:
– Ничто не потеряно! Мы выступаем!
– Ваше Высочество!.. – воскликнул Аберфойл Алистер, но кронпринц перебил его, воскликнув:
– Мы должны спасти Густаво, пока можем!
– Горячность твоя благородна, принц, – печально говорил Весхельм. – Но не следует ли тебе для начала посоветоваться с отцом?
Дарон согласился с Весхельмом, но посоветовал ему снаряжать армию свою в путь.
Когда он прибыл в шатер к отцу, его встретил мрачный Скипий и тихо произнес:
– Его Величество звал вас, принц. Ему совсем плохо.
– Я оставил его менее часа назад! – изумился Дарон, мертвенно побледнев и почувствовав, как силы покидают его самого.
Скипий проводил его к отцу. Трен был весь в испарине, бледен и изможден. Под глазами пролегли черные тени, морщины будто еще сильнее вдавились в кожу. Глаза государя были закрыты, лицо приняло утомленное выражение, а густые брови тучею хмурились над переносицей. Отравленную каплей демона кровь государя никак не могли прочистить, и Трен чувствовал себя все хуже и хуже, угрожая Карнеоласу сменой власти.
«Не покидай меня, отец», – мысленно взмолился Дарон, не смея нарушить тяжелой дремы отца, потрясённо усаживаясь у кровати его, могучего и такого ослабевшего.
Дарон не произвел на свет ни звука, но Трен приоткрыл глаза и, изнемогая, медленно повернул к нему голову. Кронпринц нагнулся, прижал губы к обездвиженной и слабой руке отца и обратил к нему наполненные слезами глаза.
– Отец… – прошептал он. – Позволь мне сняться с места и направить войска твои поближе к Кунабуле под моим началом…
– Дарон… – тяжело и очень тихо перебил Трен; дыхание его с хрипом вырывалось из лёгких, глаза, блуждавшие по комнате, казалось, силились увидеть лицо сына, но не могли. – Отныне ты – отец армии моей и государства. Может статься, я еще поправлюсь, но не буду тешить ни себя, ни тебя подобной надеждой. Я стар, я ранен…
– Ты не стар, тебе даже нет еще шестидесяти отец! – с жаром воскликнул Дарон, обливая руку отца слезами. – Ты не в праве покидать меня сейчас, в такое трудное время…
– Соберись, Дарон, – сурово прошипел Трен, найдя в себе силы злиться. – Я много лет учил тебя. Неужто все это тщетно? Если я полагаю, что ты достоин чести занять мое место, у тебя нет права сомневаться в себе, у тебя нет права отступать или проигрывать. Ты – мой сын, моя опора. Ты – надежда всего Карнеоласа. Если ты посмеешь сомневаться, погибнет весь Карнеолас. Тогда я, наблюдая за тобою из того мира, прокляну тебя… Я позвал тебя, чтобы ты исполнил последнюю, быть может, волю отца. Приведи ко мне брата своего. Приведи ко мне Арнила. Я желаю еще раз взглянуть на него. Прошу тебя, не бросай его никогда. Он своеволен, упрям, но так привязан к тебе!.. Приведи Арнила… Арнила!..
Трен захрипел, глаза его закатились, и Дарон закричал, будто раненый, зовя Скипия. Целитель прибежал и кинулся к государю, но голова его упала на бок, глаза закрылись, и он затих.
Дарон, трясясь, с невообразимым отчаянием глядел на старого целителя, будучи не в силах задать страшный вопрос. Послушав Трена, Скипий посветлел и сварливо пробормотал:
– Я же говорил, что Его Величество нельзя беспокоить! Он спит. Вы сведете его в могилу! Ну же, принц, дайте ему отдохнуть!
И целитель выпихнул Его Высочество, все еще трясшегося и безмолвно рыдавшего, но уже от облегчения, из шатра. К нему тотчас подскочил Аберфойл Алистер.
– Отца оставляем здесь. Оставляем с ним около тысячи человек. Сейчас перевозить его нельзя. Но прежде, чем уехать, я попрошу у Эреслава и Весхельма помощи прогнать отсюда эту акидийскую змею. Сегодня мы выступает с войском на запад. Но отец попросил меня сделать то, что я боюсь, сделать еще сложнее, нежели найти Густаво.
На лице герцога застыл немой вопрос.
– Привести Арнила…
Глава 11. Целитель в Иркалле
Кунабула была тихой, словно замершей. Тьма, клубами дыма вальсирующая в глухих коридорах чёрных гор, застыла, будто прислушиваясь к многоголосому шёпоту, причитаниям, молитвам, никогда ещё не раздававшимся в обсидиановых стенах этих пещер. Тьма зачаровано слушала чужаков.
Маленькая пещерка, черная, будто морион, бугристая, будто кожа старика, озарялась ярким и густым молочно-белым сиянием. Лучи его ласкали камень, прощупывали, драгоценным ожерельем серебрили его бока, переливались на грубой поверхности бесчисленными бриллиантами всех цветов и оттенков. И всё тихо, жалобно, но светло пело.
Это был свет Лорена Рианора. Он длинными тонкими пальцами своими, окутанными белым светом, останавливал кровь, вычищал глубокие смертельные раны Плио Акра, заставлял их затягиваться.
Отбив нападение коцитцев, всех до единого заколов и зарезав, путники, отделавшиеся царапинами, кинулись к бездыханной принцессе, над которой в ужасе, отчаянии, безутешном горе корпел Лорен. Золотые кудри её облачились в кровь, лицо накрыла серость небытия, черты угасли, глаза плотно закрылись. Тонкие руки беспомощно раскинулись, пальцы скрючились, будто пытались схватить что-то из последних сил перед уходом.
Стрелы были уже вытащены и обломками валялись рядом. Все решили, что принцессе уже нельзя было помочь. Все, но не Лорен.
Будто сражённый теми стрелами, что унесли жизнь кузины, на колени упал Арнил, закрыл лицо руками Элай, пытаясь коснуться маленькой, словно детской, ручки принцессы.
Но Лорен, с размазанной по белому лицу кровью Плио, решительно оттолкнул его, приказав никому не приближаться и не мешать.
Когда Авдий Веррес, решив, что молодой целитель лишился рассудка от горя, подошёл к нему, чтобы отстранить, тотчас из рук Лорена полился яркий свет, будто на ладонях своих держал он десятки лучин.
Пальцы его резво взялись за раны, и Плио, ко лбу которой неоднократно прижималась сияющая рука Лорена, через время начала подавать признаки жизни. Пальцы её дёрнулись, голова двинулась и замерла, брови нахмурились, из груди вырвался приглушенный стон.
Лорен Рин медленно и тяжело выводил принцессу из тьмы, вытаскивал из губительной трясины, возвращал к бытию, маня чудным своим светом, разгоняя мрак, нависший над нею и готовый забрать её с собою в безвозвратные дали.
Несколько часов вытаскивал целитель девушку с того света, несколько часов не спускал с неё агатовых глаз, освещённых белым сиянием, не отходил ни на минуту, вновь и вновь обрабатывая раны, поддерживая в ней силы, заставляя сердце её биться.
Путники молча сидели поодаль, искоса поглядывая на спину Лорена, на диковинный молочно-белый свет, что рождался из рук его, и тогда им стало ясно, что смерть была изгнана. Со страхом и восхищение дивились они силе целителя.
– Вот тебе и Лорен Рин! – выдохнул Хельс. – Сестра его разгоняла полчища этих тварей, он же разгоняет смерть! Девицу вернул с того света! Благодать или чертовщина?..
– Едва ли в человеке, что жизнь другому вернул своими руками, сила имеет плохое начало, – задумчиво молвил Буливид Торкьель, с незатухающим интересом разглядывая сияющий профиль Лорена Рианора. – Акме Рин же была его противоположностью.
– Полагаете ли вы, что в Акме было тёмное начало? – осведомился Арнил, устало потирая лоб; облегчение и радость свалились на него неподъёмным грузом, и он тотчас почувствовал усталость. Под глазами залегли тени, горе и ужас.
– Не светлое точно! – вздохнул Кицвилан. – Она избавляла нас от врагов, а сила ее, тем временем, затемняла её разум.
– Вздор! – резко возразил Арнил. – Акме никогда не причинила бы нам вреда. В каком угодно состоянии! Сила её опасна была для демонов, для нее самой, но не для нас!..
– Она же едва не набросилась на Лорена в Кереях! – напомнил Руфин.
– Она ещё не научилась управлять своей силой, – сказал Хельс. – Она была растеряна и одинока в своём даре. Никто не мог дать ей совета.
– Акме Рин, как вы помните, уже давно нет, она погибла в Куре дни назад! – приглушённо, чтобы не услышал Лорен, возмутился Арнил, окинув всех свирепым взглядом. – Что вы обсуждаете? Не все ли равно теперь? Пробудите совесть свою и помяните человека, который не пожалел бы отдать за нас своей жизни, которую не смогли мы уберечь, хорошим, достойным словом, либо не говорите ничего! Эта смерть вас ничему не научила!
– Да разве плохо отзывались мы об Акме? – воскликнул Кицвилан. – Мы лишь…
– Интересно, Гаральд действительно верил, что она выжила или просто сбежал?.. – пробормотал Элай задумчиво.
К ним подошёл Лорен. Глаза его были полузакрыты, он пошатывался, но упрямо держался на ногах.
– Она спит, – глухо проговорил целитель, когда спутники обступили его. – Потеряла много крови, но гибель ей более не угрожает.
Пещеру наполнили вздохи облегчения, улыбки, а после запоздалый и радостный смех.
– Едва девку ещё одну не потеряли! – тяжело вздохнул Хельс, из всех лишь он один не улыбнулся. – Что же мы за бестолочи?!
– Ты спас мою кузину! – выдохнул Арнил, в руке своей стиснув ослабевшие ладони Лорена, сияющим и влажным взором окинув его. – Ты прогнал смерть. Спаситель наш!.. Я вечно тебе обязан!
Изнеможение, облегчение от страшного горя, потрясшего Лорена до основания, чувство вины, стискивающего душу его все те часы, что боролся он за жизнь Плио, лавиной обрушились на него, и он рухнул на каменный пол перед Арнилом, будто подкошенный, провалившись в тяжёлое вязкое забытьё.
И чудилось ему, будто он лежит на узком возвышении, обессиленный, беспомощный. Небо над ним покрылось огненными всполохами, затряслась земля, взбушевались черные шепчущие ветры, загремели бои, зазвенела сталь, но он не был открыт и брошен на растерзание невзгодам.
Акме держала голову его на своих коленях и руками своими оберегала его от бед.
На ней был тёмный саван, что вместе с длинными волнистыми волосами её накрывал Лорена покрывалом. Глаза были черны и печальны. Самозабвенно защищала она его от ветров, одним взмахом обугленных рук отметала лучины, что сыпались на них с небес. Она нежно улыбалась ему, то и дело сжимала руки его.
Мир переворачивался вокруг, высыхали моря, разбивалась суша на маленькие, тотчас тонущие островки, а сестра неизменно разгоняла нависшие над ними тучи, пока Лорен медленно и тяжело набирался сил. Он держал её за высохшую черную руку, заглядывал в глаза её, полностью залитые чернотой.
Когда целитель окреп, он очнулся в той же пещере, где спасал принцессу Плио и где лишился чувств.
Над ним нависли испуганные растерянные лица спутников, на губы ему лили прохладную воду, растирали виски благоухающей водою из его собственных запасов, которую он хранил наготове на случай, если кому-то станет дурно.
– Просыпайся, целитель, – бухтел Хельс. – Если ты сляжешь, как мы вылечим тебя?
– Глупо погибать сейчас, целитель! – послышался довольный голос Кицвилана. – Сейчас, когда спас ты эту девчонку, которая по уши в тебя влюблена.
– Кицвилан, закрой свою пасть, если не хочешь, чтобы я оторвал тебе голову! – тяжело прорычал Лорен, усаживаясь и борясь с головокружением.
– Ворчит… – усмехнулся Хельс. – Стало быть, жить будет…
Лорен быстро встал, пошатнулся и коротко бросил:
– Долго ли я был без чувств?
– Пару часов, – отвечал бледный Арнил. – Мы уже решили, что ты покойник.
Лорен устремился к Плио. Под ней заботливо постелили несколько пледов и укрыли ее одеялами. Под голову положили подушку Хельса, страдавшего больной спиной, утверждавшего, что он не в силах заснуть без этой подушки. Кудри принцессы, всё ещё не отмытые от крови, рубинами и золотом обрамляли бледное печальное лицо.
Рядом с ней сидел Элай и с заботливым печальным выжиданием глядел на нее, не смея коснуться. Когда подошёл Лорен, виконт поприветствовал его безрадостным кивком, поднялся и, тихо возвестив о том, что она спит, отошёл в сторону.
– Благодарю тебя, Элай, – прошептал Лорен, пожав его руку.
Целитель сел перед ней на колени, пощупал слабый пульс, рукой провёл по кудрям и мягко сжал маленькую белую ручку, что тихо и безмятежно лежала поверх одеял.
Кто-то из путников, поджав губы, вернулся к свои делам, но Хельс с настойчивостью наседки подошёл к Лорену с остывшей тарелкой картофеля, помидоров и мяса, и пробормотал, тихо, чтобы не потревожить Плио:
– На-ка, перекуси, бедолага. Намучился. Ты показал нам чудо, ты из лап смерти вырвал нашу дорогую принцессу, теперь же наберись сил. Выпей вина. Ты еще слаб. Тебе нужен ужин и сон.
Расправившись с едой, Лорен почувствовал неимоверную усталость и расстелил плед свой рядом с Плио, поправил одеяло её и, глядя на принцессу не отрываясь, лёг на бок. А через несколько минут, держа её за руку, сам не заметил, как заснул.
– Мучается, – молвил Руфи Кицвилан, исподтишка наблюдая за целителем; в голосе его сквозила усмешка и заботливое удовлетворение.
– Потерять сестру, с которой он был столь близок, едва не потерять возлюбленную, – сильный удар, – вкрадчиво заметил Буливид Торкьель.
– А он даже не обратил внимания на свой поразительный дар, – сказал Арнил. – Ни изумления, ни испуга. Будто всегда знал о силе свой, о красоте и благодеянии своего огня.
– Всё же он любит её, – улыбнулся Кицвилан, все ещё наблюдая за тем, как Лорен сжимает руку Плио, как поглаживает её пальцами.
– Воистину! – крякнул Хельс. – Намучил девку своею вздорностью, нынче же сокрушается, что был с нею холоден. Ах, так бы и заехал ему по морде, тугодуму!.. Она же за ним на смерть, а он сомневается!..
– Полагаете, у них что-нибудь да получится? – добродушно осведомился Буливид, улыбаясь снисходительно, но со светлой надеждой. – У барона-целителя из городка Кибельмида на краю Эрсавии и дочери короля одного из самых могущественных государств? Есть ли у них будущее?
– О каком будущем ты говоришь? – мрачно вздохнул Руфин. – Едва ли у всех нас есть будущее. Выберемся ли мы отсюда?
– Я намерен надеяться на лучшее, – заявил Элай.
– Я намерен надеяться на Лорена Рина, – суховато заметил Авдий Веррес. – Он смог прогнать демона у реки Аштери, он светом своим исцелил Ее Высочество Плио. Обнаружив мощь Акме Рин, мы не оценили брата её по достоинству, ибо он не проявлял равного ей потенциала. Ныне я полагаю, что сила его иного рода, что призван он не уничтожать, как утверждала Провидица, а исцелять.
– Стало быть, он исцелит Иркаллу? – усмехнулся Кицвилан. – Да здесь столько тьмы и грязи, что сотни таких, как Лорен, не очистят его от этого смрада.
– Может статься, не исцелит, – спокойно продолжал Авдий, – но всё благополучие Архея может лечь на его плечи.
– Не сваливай на мальчишку слишком много, – пробурчал Хельс.
– Но на кого сваливать? – процедил Авдий. – Мы поможем ему всеми нашими силами, но мы не в можем сделать за него всего, у нас нет его способностей.
– Он силен, упорен, упрям, непреклонен, – согласился Буливид Торкьель. – Лорен славный мальчик, но, боюсь, не справится. Боюсь, все шансы наши на победу погибли в Куре вместе с сударыней Акме.
– Вздор! – несдержанно воскликнул Элай. – Провидица не спроста возложила на него свои надежды.
– Провидица могла ошибиться, – пробормотал Буливид.
Вмешался Арнил:
– Я верю в его предназначение. Верю в то, что он спасёт нас и найдёт в нас надёжную опору. Сомнения убьют нас. И изничтожат последние ростки надежды.
– Ты взрослеешь, Арнил, – довольно буркнул Хельс.
– Замолкни, – устало отмахнулся принц.
Когда Лорен очнулся, он увидел, что Плио, повернув к нему голову, внимательно смотрит на него. Целитель моргал несколько мгновений, пытаясь стряхнуть с глаз оковы сна, не в силах поверить в увиденное, но Плио, глядевшая на него пристально, без улыбки, с пугающим ожиданием, не растворилась. Она очнулась.
Лорен отбросил одеяло и, схватив её за руки, покрыл их поцелуями, прижал к своим щекам, к пылающему лбу, взволнованно прошипев:
– Болит ли что-нибудь?..
– Сердце… – выдохнула она, тихо, дрожащим голосом, губы свои сжав.
– Сердце? – озадачено, встревожено выдохнул Лорен. – Я дам тебе успокоительных капель, тогда…
Но вдруг осознал, какой смысл вкладывала Плио в слова свои и, вновь прижав к щеке своей её слабую ручку, страстно прошептал:
– Я кругом виноват! Я не смею просить у тебя прощения за своё поведение. Я отталкивал тебя, отгонял от себя, дарил тебе надежду, после тотчас жестоко отбирал её! Я говорил, что не нуждаюсь в тебе, пытался поверить в то, что образ твой мне безразличен… Я говорил это по началу из трусости, не мог поверить в равенство нашей любви. Мы так далеки друг от друга по положению. Ты принцесса, а я всего лишь барон… Но там, в Мернхольде, когда я наговорил тебе столько бездушных слов, неужто поверила ты мне, человеку, который бежал от твоей любви, но побег которого изначально был обречён на провал?.. Более всего на свете я боялся потерять тебя и старался отказом своим и холодом отбить твоё желание ехать с нами в этот ад! Я боялся того, что с тобою может случиться беда. Она случилась. Я всю оставшуюся жизнь, каждую минуту буду благодарить Небо за дарованное мне счастье. Если можешь, прости меня. Я лжец и трус, испугавшийся любить принцессу из опасения, что ты поиграешь моим сердцем и бросишь. Я лжец и трус, и нет мне прощения! Но ты осталась жива, к тебе будут возвращаться силы, и это единственное, чего я буду требовать от тебя.
Он взглянул на Плио и побледнел: она улыбалась. Губы её дрожали, из сверкающих глаз к кудрям лились слезы, путались в них и сияли бриллиантами, прекрасными, будто надежда.
– Я люблю тебя всем сердцем, и полюбил ещё в Кеосе, смертельно боясь себе в этом признаться! Моя дорогая, любимая Плио!..
Девушка тихо засмеялась, роняя слезы на розовеющие щеки. Она была ещё слаба, чтобы сесть, и протянула к нему руки, и Лорен, обняв её, отчаянно и горячо поцеловал, с нежностью нашёптывая её имя, целуя губы её, щеки, глаза, слезы, руки, снова губы.
Сжимая руки Плио, он плакал от радости.
– Я один виноват во всем! – шептал он. – Если бы не я, ты не была бы ранена!
– Ты спас мне жизнь. Лишь я одна ответственна за то, что пошла за тобой, что полюбила тебя. Но разве сердцу прикажешь?..
Лорен целовал её и вскоре почувствовал, как тяжело стало дыхание и без того слабой принцессы.
– Я более никогда не оставлю тебя, не прогоню…
Плио положила тёплые пальцы свои на губы его, заставив целителя замолчать. Она глядела на него светло, и обожание светилось сквозь слезы.
– Я же всегда знала, что ты мой, – прошептала она, целуя его руку. – Даже тогда, во дворце я знала это и негодовала оттого, что ты пытался опровергнуть очевидное. Между нами никогда не будет помех: ни положения, ни происхождения, ни богатства, ни бедности. Смерть – и та не разлучит нас.
Лорен лучезарно улыбнулся, и у принцессы захватило дух: глаза его, черные, как ночь, искрились столь светло, что разгоняли мрак Иркаллы; улыбка его была так прекрасна, что она смело могла поклясться, что никто никогда не видел подобной. Целитель прошептал:
– Я принесу тебе поесть. Надо восстанавливаться.
Он попытался подняться, но Плио отчаянно вцепилась в него и тихо, чтобы никого не разбудить, воскликнула:
– Не уходи! Ты моя сила! Я не хочу есть! Я хочу отдохнуть и хочу, чтобы ты остался рядом и хранил мой покой. Я не смогу заснуть без тебя.
Лорен лёг с нею рядом, одной рукой взял руку её в свою, другой рукой, светящейся белым светом, нежно провёл по её щеке, по губам, по лбу, волосам, убаюкивая, благословляя, и вскоре Плио заснула безмятежным целительным сном, а Лорен так и не сомкнул глаз своих, оберегая сон, жизнь своей возлюбленной, оберегая своего бесстрашного, хрупкого хранителя.
Заключённые в тюрьме чёрных про̀клятых гор, путники все же старались не терять счёт времени. Прошло не менее двух дней, прежде чем Плио смогла держаться на лошади. Благословенная сила Лорена и счастье, что он даровал ей своей любовью, быстро восстанавливала её силы. Принцесса более не хмурилась и разгоняла сгущающийся мрак лучезарными улыбками, шутя, радостно посмеиваясь и даря молчаливому, смущённому, но радостному Лорену самые нежные взгляды, самые чудесные из своих улыбок.
Весь отряд радовался её быстрому выздоровлению и глядел на целителя сверкающими от гордости за подобного спутника глазами. Каждый из них отныне находил для него приятное слово, все восхищались силой его, все были в отличнейшем расположении духа.
Но вскоре Лорен стал хмур. Лютый страх за Плио и заботы о ней на время отодвинули удушливый аромат Иркаллы, но, едва ему стало спокойнее, множество едва слышных голосов наполнили слух его, если ему и удавалось вздремнуть, он неизменно видел сестру свою во снах, то с обугленными руками, то с выжженными глазами, но всегда потерянную, окружённую чёрными тенями, цеплявшимися то за волосы её, то за необъятные черные одеяния, непроглядным дымом реющими вокруг неё. Она никогда не звала его. Она лишь стояла, ссутулившись, напротив и молча взирала на брата угольно-черными дырами своих глаз.
Просыпался целитель в ужасе и более не мог сомкнуть глаз. Если волновалась Плио, ради неё он ложился, но лишь делал вид, что спит. Он боялся закрыть глаза и вновь увидеть свою несчастную сестру. Страшное предчувствие сковало его душу.
Невидимые призраки были назойливы, и, лишь со всей силы зажимая уши, он не слышал ничего, но недолго. Никому не желал он рассказывать о голосах, о снах своих и смутных страхах. Насколько знал он, более никому не снилось ничего подобного. Многие от усталости и переживаний спали без снов. Порою Лорену казалось, что он лишался рассудка.
Но Плио, глубже всех ощущавшая перемены в настроении возлюбленного, по началу справлялась о состоянии его, но, получая уклончивые ответы, более не пыталась ранить его своими вопросами, а просто всегда находилась рядом и выздоравливала.
Тревога охватила путников на четвёртый день их пребывания в Иркалле. Они медленно спускались все ниже и ниже, находя лестницы в разбросанных коридорах редко и тяжело.
– Уверен, есть другой путь к подземельям Иркаллы, более короткий, – часто бормотал Авдий, но никто не стремился уклоняться от маршрута.
Путников сильно беспокоило отсутствие коцитцев и демонов. Стало быть, либо враги выжидали, чтобы напасть в самую неподходящую минуту, либо всеми своими многочисленными отрядами собрались далеко отсюда.
Но все их радужные предположения заглушились шумом от цокота многочисленных копыт. Звук раздавался неподалёку и тяжёлой наковальней бил по приглушённым стенам Иркаллы. Авдий, успевший облазить несколько ближайших коридоров, напряженно прислушался, а после указал на вход в прилежащий коридор, прошептав: «Совсем рядом. Идут сюда».
Путники отпрыгнули от входа в опасный коридор и, стараясь всячески заглушить своё бегство, кинулись прямо, страшась подумать о том, кто бы это мог быть. Вооружившись, они не могли не испытывать страха за свою судьбу, за судьбу своих спутников, за судьбу полюбившейся им принцессы, жизнь которой была возвращена столь тяжело.
Но вскоре их заметили быстроногие следопыты их противников, в стане которых началось мрачное оживление. Послышались отголоски голосов, усиленных мощным эхом.
