Текст книги "Весенние заморозки (СИ)"

Автор книги: Admin

Соавторы: Александр Хомяков
сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 71 страниц)

Дигбран окинул взглядом гладь реки. А ведь глубоко же! Ниже по течению лениво скользил чей-то челнок. Дигбран дернулся, как от удара.

–Где твоя лодка?! – рявкнул он так, что паромщик едва не выпал в реку.

–С той стороны привязана...

Лодки не было.

–Е-мое. Недоглядели. Лагорис!!!

Челнок мчался так, что чудом не переворачивался. Лагорис размахивал веслом, как ветряная мельница – крыльями. Дигбран, вцепившись в борта, только зубы сжимал от боли. Два старика спешили спасать маленькую девочку! Смех, да и только. Не приведи Лайта в округе прослышат.

Ближе, ближе. Удивленная мордашка Лани, с трудом удерживавшей весло.

–Дигбран, ты чего? Я покатаюсь и вернусь.

–Пороть! – проскрежетал Дигбран, ухватившись одной рукой за борт угнанного челнока, а другой сграбастав за шкирки внучку. Чудом сам не выпал. – Нещадно пороть!

–Меня нельзя пороть! – взвизгнула девочка и цапнула Дигбрана за руку. Он ойкнул и отпустил ее – но не раньше, чем втащил к себе в челнок. – Я благородных кровей, и наказание должно быть благородным. Порют простолюдинов.

Оглядевшись в поисках хворостины – тщетное посреди реки занятие, – Дигбран встретил насмешливый взгляд Лагориса и смутился.

Да, говорили стальные глаза, ты считаешь себя старым и мудрым. Но я в пять раз старше тебя. И в пять раз мудрее. Мне смешно, когда я слышу от тебя такие слова. Я знаю, ты не поднимешь руки на ребенка.

–А что мне с ней делать?

–Ланнара непоседлива по своей природе, Дигбран. Пороть ее за это – значит, бороться против ее природы. Сам понимаешь, что это глупо.

Воинственные эйтории не остались на ночь и в сумерках уехали на восток. Лагорис остался, донельзя обрадовав этим Дигбрана – тот еще днем почему-то решил, что и старый эйторий теперь его покинет.

–Кто это вообще такие?

Если бы у Лагориса была борода, он бы сейчас ее жевал – такое у него было выражение лица.

–Рыцари. Разве ты никогда их не видел?

–Нет. Какие-такие рыцари и чего им тут надо?

Усталая и скучная тишина еще одного вечера сменилась тишиной напряженной. Все, даже стражники, почувствовали, что Лагориса сейчас потянет на откровенность.

–Бродячие эйтории занимают в обществе определенную нишу. Знаешь, что такое 'ниша'? Пустое место. Это когда некому потешить слух чужеземной сказкой, или рассказать свежие сплетни из соседней деревни, или спеть балладу. Когда ты болен и мимо не пройдет странствующий лекарь, который чудесным образом исцелит хворь. Когда на полях страда, и страх как нужны рабочие руки. Когда богатому вельможе необходим телохранитель. Когда жаркий спор, готовый перейти в драку, и нет мудреца, который рассудит. Когда все свои и нет чужих, на кого можно свалить все беды – и это тоже, Дигбран. Все это – мы, эйтории, и не спрашивай, почему. И когда в лесу завелись лютые разбойники. И когда враг вторгся в тихую и мирную страну. Когда без вины осуждают человека на смерть. Когда с неоправданной жестокостью родитель порет ребенка, или пьяный муж колотит жену, или иная несправедливость, на которую нет закона. А главное – когда безвинно страдает эйторий. Все это – рыцари, и не спрашивай, почему. Потому что я не знаю ответа.

–Я никогда не слышал о рыцарях.

–Они не бывают на севере Арденави. Раньше не бывали.

–Из-за арденов?

–Да. – и больше эйторий ничего не добавил. Дигбран понял, что и не добавит.

–А теперь вы пришли... они пришли, чтобы помочь нам против зеленокожих?

Лагорис уставился на него с таким видом, словно Дигбран сказал несусветную глупость. Потом блеск стали в глазах угас.

–Нет, наверное. Не знаю точно, они мне не рассказывали. Мы никогда не помогали арденам после распада Великого союза, и никогда уже не поможем. И тогда тоже – помогая им, мы защищали себя. У нас были общие враги, и сейчас – опять есть, но мы – не друзья, и уже давно не союзники. Обманул я Эрви, Дигбран. Посулил ложные надежды. Напрасно. Тоже ведь... чья-то дочь.

Дигбран понял.

–Твой сын. Ты говорил.

–Не говорил! – неожиданно резко возразил эйторий. – Я не говорил, что он рыцарь. И что он сейчас в Сиккарте, тоже не говорил. Где-то в Сиккарте... прости, Дигбран. Я волнуюсь, просто волнуюсь.

–Я помню! – воскликнула Лани, подскочив на лагорисовом колене. – Виластис с молотком!

–С молотом, – аккуратно поправил ее Лагорис. – Виластис-с-молотом.

Ополчение. Навязчивая мысль. Даром оно ему не нужно, это ополчение. Боль в костях такая, что куда там командовать – на лошадь бы влезть. Но лучше такая цель, чем никакой вовсе. Если уж Лагорис в уныние впал, если даже Лани вдруг стала тихой и – неслыханное дело – послушной, то Дигбран вскорости с тоски на первом же суку повесится.

Ополчение. Хорошо бы теперь до замка добраться. А там уже и Малыш Нилрух, и его стражники, да что там – вся округа как на углях запляшет. Найдется для всех дело.

Вон только Ахрой уже вконец обнаглел. Второй день на берегу ошивается, вынюхивает, высматривает, с паромщиком разговоры ведет. Чует шакал, что волк в немощи. Вот только лиходеи ахроевы больше не показываются – сбежали. Неохота второй раз под лагорисову секиру лезть. Она, эта секира, не хуже гномьего молота доспехи крушит.

Будет и на Ахроя управа. Давеча Дигбран кликнул его в трактир.

–Слышь, Ахрой...

Нагловатый вид Глойдинга-младшего как-то враз стаял при виде Лагориса, чистящего секиру, трех угрюмых стражников и Дигбрана в кресле у камина, словно на троне.

–Смерть тебе будет, Ахрой. Лютая.

Лагорис протер тряпкой оба лезвия секиры и потрогал их пальцем. Брах лениво переместился к двери, загородил ее собой. Бенара взяла Лани за руку и увела в спальню.

–Порубим тебя, Ахрой, на кусочки. В реку побросаем, рыбы съедят. Кровь отмоем. Барону скажем: утоп Ахрой. На наших глазах утоп, сам, без нашей помощи. Барон и рад будет.

Молодцом держался Ахрой. Не был трусом, при прочих недостатках. Но боялся, глаза выдавали. А кто ж тут не испугается? Дигбран бы тоже боялся.

–Чего молчишь? Последнее желание говори. Как на суде городском.

Сдался. Иссякла выдержка. На колени бухнулся и пощады запросил.

–Мерзко, – выдавил Дигбран, после того как Брах сгреб Ахроя за шкирки и выкинул за дверь, аки котенка. – убивать эту падаль мерзко.

Лагорис хмыкнул.

–А оставлять в живых не мерзко?

–И оставлять мерзко. – согласился Дигбран.

–То-то же.

Но не осуждал он теперь Нилруха за слабоволие. Понял, каково это.

–Эй, Ахрой! – крикнул Дигбран с порога вслед удаляющейся фигуре, сгорбленной, как побитая собака. – Я вот чего придумал: еще раз на Ланнару руку поднимешь, я к мельнику схожу. Он на тебя такую порчу наведет, что кишки из ушей повылезают. Уяснил?

Жалко. Весь эффект испортил. Теперь Ахрой, видно, решил, что все эти противоречивые угрозы – так, болтовня. Ничего ему не сделают, побоятся.

И верно – дня не прошло, Ахрой опять по берегу слоняется. Не понимает, что последняя, с порога брошенная угроза – как раз не болтовня. Задумал кое-что Дигбран.

Ополчение. Теперь – ополчение. Вот только на лошадь бы влезть.

Суеверные миакринги из подзамковой деревни жгли мельника. Чего и следовало ожидать, и странно было, почему они не сделали этого раньше.

Нижняя губа Дигбрана захлебывалась кровью и болью. Только искусав ее до такой степени, смог он удержаться в седле и не упасть. Поглотившая тело немощь заглушала все, кроме этой боли. Сосредоточившись на губе, Дигбран с трудом сохранял способность трезво мыслить.

Лагорис серьезно беспокоился за него и поддерживал большую часть пути, несмотря на протесты Дигбрана. Он один в трактире понимал, что тому ехать сейчас в замок было важнее жизни. Гораздо важнее. Этого не понимали остальные: стражники, резонно и по-мужски отговаривавшие его, Бенара, в которой проснулись дочерние чувства; даже малышка Лани, тихонько подойдя к нему, попросила: 'Дедушка, не езжай'. Дедушка поехал.

Толпа на берегу Арриса была обычной злой толпой. Людей одолевали всегдашние беды – весна хороша для влюбленных и поэтов, но не для крестьян. Одолевали миакрингов и беды новые, не бывавшие прежде. В округу готовились ворваться странные зеленокожие враги; из Веггара волна за волной катились беженцы, отнюдь не всегда доброжелательные, но всегда – голодные; давала себя знать близкая война и в другом – многие родичи подзамковцев, кто ушел с бароном в Веггар, уже сложили головы в сражениях. Жители деревни не нашли ничего лучше, чем обвинить во всех бедах мельника. Вон – морда-то посинела. Какие тут еще нужны доказательства? Сжечь, и вся недолга. Не станет легче, так хоть душу отвести на мерзавце.

–Прекратить безобразие!

Крик у Дигбрана вышел слабенький, но уверенный. Оборачиваясь на знакомый голос, люди признавали того, кто командовал в округе раньше. И признавали за ним право решать и командовать сейчас. Перед ним расступались – известно было, что Дигбран шутки шутить не любил. Косились на его спутника-эйтория с его огромной секирой, о котором уже прошел слух, что он в одиночку порубил семерых наемных убийц, подосланных к Ланнаре Ахроем.

К наспех сколоченному помосту был прибит столб. Под настилом лежали вязанки дров, и сноровистый крестьянский парень уже прикидывал, куда сподручнее воткнуть факел. К столбу приковали мельника. На его синем лице, вид которого до сих пор пробивал в голосе Дигбрана воющие нотки, чувств не было вовсе. Привык, похоже, что жгут его по всякому поводу. Пытались уже раньше.

–Ану брось факел! – рявкнул Дигбран на парня. Тот бросил.

–Кто велел казнить мельника Ора? – это уже был вопрос ко всем.

Многие потупили взоры. В задних рядах о чем-то вполголоса переговаривались. Кое-кто впереди набирался храбрости для достойного ответа.

–Всем миром решили, Дигбран, – нашелся наконец трактирщик Майраг. – Не защищай колдуна. Зло нам от него, зло и от нас к нему.

–Ты чего это себе позволяешь?

Лицо Дигбрана перекосилось; больше от боли, нежели от гнева, но Майраг поспешно отступил на несколько шагов назад.

–Ты чей вассал, Майрах?

–Всяко не твой, – огрызнулся трактирщик; однако быстро сообразил, что сейчас Дигбран слезет с коня и совершенно точно даст ему в ухо, и спешно поправился: – Барона Доха Глойдинга вассал.

–Хорошо сказал, – Дигбран окинул взглядом толпу. – Есть тут чьи другие вассалы? Нету? А вам барон Глойдинг чего пять лет назад повелел? Забыли? Я напомню: мельника за колдовство велел не жечь. Вы что, сукины дети, баронскую волю выполнять не желаете? Бунт учинить надумали?

'Бунт' было словом страшным. Люди на севере не восставали веками, а о прошлых временах жуткие сказки сказывали. Бунтовать было плохо – а с другой стороны, и незачем. Не зажирались благородные на севере, меру знали.

Словом, бунтовать никто не захотел. Поворчали для виду, побухтели под нос, да и угомонились. Очень все просто для Дигбрана вышло. Только не за этим он ехал.

–Не о том думаете, люди, – вещал он с помоста, пока за его спиной расковывали Ора. – Враг на пороге, а вы мельников жжете. За оружие браться пора. По-вашему, барон Глойдинг нанялся ваши шкуры спасать? Оно, конечно, на то и барон, чтобы своих вассалов защищать. Но я вижу тут много здоровых лбов, которые и сами могут мечом махать. Не дети малые.

И так далее. Завести народ Дигбран умел. Без этого не был бы он воеводой. Помянул все: и стариков с детьми, и отчий дом, и нажитое имущество. Нажал на мужество и отвагу. Словом, правильно сказал, просто и понятно.

Один только Лагорис видел, что еле на ногах стоит Дигбран. И, конечно, только Лагорис и видел, как Дигбран упал без чувств, едва войдя в замок. Чуть не убила его немощь.

Мальтори. Удача.

Из-за непрерывного скрипа, громкого и нервирующего, даже морские птицы предпочли убраться к прибрежным скалам. Людям было хуже – убраться им было некуда. Хотя от скрипа они страдали не меньше птиц.

Осадная башня подползла к краю склона и полезла вверх. Дорога в этом месте переставала вдруг быть прямой, как стрела, и дальше извивалась к воротам замка серпантином. Каждый новый виток обрывом нависал над предыдущим, создавая дополнительные препятствия осаждающим. Но при этом дорога была достаточно широкой, чтобы по ней могли проехать две такие башни.

Башня... Я до сих пор плохо разбираюсь в такого рода сооружениях, даже после прочтения фундаментального труда Лайоха ЭахВеррела в миакоранском переводе. Но уже сейчас могу сказать, что выглядит она как компромисс чьих-то амбициозных планов и чьего-то инженерного таланта. Иными словами, она огромна и практически неприступна. Первое очевидно. Второе пока что подтверждается только мнением Вальда.

Вальду я поражаюсь все больше и больше. Старик, он ведь и мыслить должен по-стариковски. Сидеть на лавке и псевдомудрые заумности кряхтеть, каждая начинается со слов: 'Вот в мои годы...' Жрать, громко чавкая, под себя ходить, храпеть противно и вонять мерзко. И уж всяко не суетиться по такому мелкому поводу, как какая-то там осада. Грубо? Зато точно. Я не утрирую – таковы старики в каждом Младшем народе. В том числе и у нас, нерберийцев, Младших с претензиями на исключительность. Старики жалки, ненужны и отвратительны в большинстве своем. А в меньшинстве из трех этих качеств одно-два всегда присутствует. В Вальде нет ни одного.

Напротив! Если кто в замке Риммор и проявляет живой интерес к осаде, это именно Вальд и есть. Еще, наверное, Тирвали, но так он же не старик. Молодым – им живость ума и любознательность природой положены.

–Ну, чего ты там высмотрел, Вальд? – не выдержал затянувшегося молчания и бездействия Арварих.

Как показывает практика, скрывать что-либо от людей, которым ты доверяешь, не более разумно, чем ставить капкан на дороге, которой ходишь каждый день. Правда обязательно вылезет наружу, причем именно тогда, когда ты будешь менее всего к этому готов. Не менее глупо всегда прямо выкладывать таким людям все, что есть на душе. Близкий человек – он близкий до тех пор, пока ты сам укладываешься в сложившийся у него образ. Но зачем впадать в крайности? Упрощение жизненных ситуаций при их анализе должно помогать, а не мешать.

Дав понять Арвариху, что я профан в осадном деле, я только завоевал его уважение. Профан – это только одна сторона медали. Полководец, обладающий идеальным набором талантов, при отсутствии умения учиться и подбирать себе помощников – покойный полководец. За примерами далеко ходить не надо: тут, невдалеке от берега, один такой рыб кормит. Мар Валендинг его звали.

В моем нынешнем положении надо было всего-навсего понять логику Арвариха. В его глазах я натурально не могу стать достойной заменой барону Валендингу. Я иностранец, этой причины уже довольно. Следовательно, у меня просто обязаны быть недостатки, в первую очередь как у полководца. А если при этом я их осознаю, не делаю из этого трагедии и просто занимаюсь своим делом – 'мужик, уважаю. Давай, давай. Не зря ведь тебя господин барон комендантом оставил. Он, освети Лайта путь его наследников, и сам Вальдова совета не чурался. Соображаешь, мужик. Ежели что, меня зови'.

Просто. Для тех, кто в натуре соображает. Я – да, без ложной скромности. Облапошил Арвариха.

–Башня сия впечатляет, господин Арварих, но планов наших не нарушит.

–Подробнее о башне, почтенный Вальд, – попросил я.

Какой-нибудь знаток этикета из герцогского града Кайля мог повредиться рассудком, слушая, как мы обращаемся друг к другу. Арварих звал меня 'господин комендант' и никак иначе. К Вальду же обращался просто и слегка свысока. Валедир ЭахАлмери, коему Арварих был господином в настоящее время, к господину своему и обращался соответственно. Меня звал по имени, против чего Арварих возражений не имел. Я называл Вальда 'почтенным' и 'уважаемым', а по имени кликал самого Арвариха.

Знатоку этикета стоило бы нешуточных трудов разобраться, кто из нас главнее. Но разобрался бы, рано или поздно. Я был главнее всех главных, умел это показать, когда следует, и воспользоваться этим, когда не было другого выхода.

Кроме нас троих, на этом участке стены был только Тирвали, но он не выходил из роли молчаливого слушателя.

–Осадная башня, которую мы видим, является идеальной передвижной крепостью. Не удивлюсь, Мальтори, если человек, который ее спроектировал, тоже читал Лайоха ЭахВеррела. Весь нижний этаж башни занимают приспособления, приводящие ее в движение. Я абсолютно уверен, что это своего рода упряжь для лошадей. Эта часть башни, как вы и сами можете заметить, наиболее укреплена и обита даже не кожей – сталью. Я рискну предположить, что внутри есть запасные лошади, а также созданы все условия для быстрой замены лошадей в случае выхода оных из строя.

–Лошади? – недоверчиво хмыкнул Арварих, наблюдая за тем, как башня фут за футом преодолевает первый виток серпантина. – Это сколько же коняг ее прут?

–Не меньше сотни.

Ого. Интересно, как они заставляют лошадь двигаться в этом тесном пространстве? Наверное, привязывают на веревочке перед мордой несчастного животного что-нибудь аппетитное – лошадка, глупая, и тянется.

–Остальные этажи заняты помещениями для воинов. Башня, как видите, круглая, бойницы вертикальные – значит, с ее помощью можно не только нападать, но и обороняться. Наверху стоят катапульты. Когда башня подберется поближе, они начнут стрелять.

У меня вмиг возникла и начала меня соблазнять идея быстрым налетом отбить башню прямо сейчас. Это шло вразрез с первоначальным планом, но уж больно хотелось захватить это чудо техники. Идея трудилась надо мной, словно опытная шлюха, завлекая так и эдак, я из последних сил ей сопротивлялся. Потом на помощь идее явился регадец и запоганил той все дело. Идея поморщилась и враз утратила всю привлекательность.

–Это надо уничтожить.

Я не сразу понял, откуда на мою голову свалился регадский военачальник. Вроде как стояли тут только мы четверо, разговаривали. Потом до меня дошло, что я стоял и стою спиной к лестнице, ведущей на стену. Оттуда регадец и свалился, вернее, поднялся.

–Уважаемый Кухут-Пухут, – со всей возможной желчью выговорил я, оборачиваясь лицом к незваному гостю. – неужели я спрашивал твоего мнения на сей счет?

Нет лучшего способа заставить регадца кипеть, чем назвать его 'Кухут-Пухут'. Его зовут Кухут Пухандер, но многие в армии, в отличие от меня, и в самом деле не могут выговорить это варварское имя. Единственно, что кличкой пользуются в основном за глаза. Есть такое подозрение, что 'Пухут' – какое-то регадское ругательство; от 'Кухута-Пухута' у Кухута Пухандера пар из ушей идет. Вот прямо как сейчас.

–Я есть военачальник! Я имею право давать коменданту советы! А комендант обязан их выслушать и принять к сведению!

Ошибочка вышла. Регадец шипел, плевался огнем и кашлял дымом, но говорил правильно. В отличие от Мальтори из Эсталы, который малость зарвался. Не будь свидетелей, все было бы куда проще. Но в глазах Арвариха, имевшего на все свое мнение, я уже видел зреющее неодобрение.

Жалко. Я не идеален, сам знаю. Имею право на ошибки. Но ошибки – эта вам не внезапный ливень, который только боги могут предвидеть. Нечего руками разводить, исправлять их надо, если возможность есть.

–Ты находишься у меня в подчинении, военачальник Кухут Пухандер из Регада. Ты имеешь право давать мне советы, но только не таким тоном. За проявление неуважения к командующему полагается наказание. Арварих!

–Да, господин комендант? – Арварих вытянулся по стойке 'смирно'.

–Какое наказание положено за проявление неуважения к командующему?

–Десять плетей на плацу, при полном построении войска, без исключений для ранга провинившегося.

Кстати говоря, это наказание входит в Общий кодекс войсковой субординации, который на Севере и Западе используют почти все армии Младших народов. Очень удобно для чужеземных наемников, не надо переучиваться. Арвариха я спросил из соображений восстановления своего авторитета – 'Кодекс' знаю наизусть.

–Последнее предупреждение, военачальник Кухут Пухандер. Теперь можешь изложить свой совет.

Я заметил взгляд Тирвали, полный неприкрытого восхищения. Хорошо, что он – не мой сын. Слишком уж умен. Понял то, чего не дорубили два здоровых солдатских лба, которых я усмирил одним изящным ударом.

Кухут-Пухут не успел изложить свой совет. К тому моменту, когда его мозги наконец переварили услышанное и усвоили, что неправ, как ни печально, именно он, на стену выбежал звенящий броней дружинник из башни справа.

–Господин комендант! Корабли на море!

Предки мои ненаглядные! Эйтории мои любимые! Вы что же это творите, сукины дети?

Вчетвером, если не считать трех изъеденных ветром, морской солью и трупной гнилью голов неудачливых парламентеров на пиках, стояли мы на стене, выходящей на море, и взирали на то, что я считал нашей полной и окончательной погибелью.

Ровно сто драккаров эйториев Мигронта шли с севера, на удалении пяти-шести миль от берега.

Драккар эйториев – это такая внушительная пузатая и высокобортая штука с тремя палубами и надстройками на баке и юте. Две палубы для гребцов, трюм для припасов и свободных от вахты воинов, на верхней палубе и надстройках – большие арбалеты, которые больше напоминают баллисты и способны пробить борта большинства кораблей. На носу, под прямым форштевнем с орлиной головой, таран. Серьезная посудина, нечто вроде наших галер, но приспособленная к северным водам и дальнему плаванью в открытом море. Две мачты с простым, но эффективным парусным вооружением. Эта махина и в бурю неплохо себя чувствует. Каждый драккар эйториев в боевом походе несет две сотни воинов. Таким образом, получается двадцать тысяч. Две тьмы бойцов, перед которыми даже профессиональные наемники нерберийцев – мальчики с деревянными палочками вместо мечей. А нас тут в десять раз меньше, пусть мы и в замке сидим. При этом достойных соперников эйториям среди двух тысяч населения и гарнизона замка Риммор нет, если не брать в расчет арденов. На этих полагаться нельзя, хотя – кто их знает? Никто.

Пурпурные паруса драккаров медленно приближались к месту стоянки нерберийского флота.

–Может, они мимо пройдут? – высказал предположение Тирвали.

–Не пройдут, – с мрачной убежденностью возразил Вальд.

Старшие. Древние, как мир, счеты. Носом чую.

–Арварих, немедленно созвать военный совет. Ранг военачальников – не ниже сотника. Место: большой трапезный зал. По исполнении поставь меня в известность.

Арварих умчался с прытью, ранее за ним не наблюдавшейся. Немедленно, как он исчез за поворотом лестницы, я обернулся к Вальду.

–Кто в замке Риммор старший среди арденов? – в лоб выпалил я. – Желаю видеть его пред свои очи немедленно.

Валедира ЭахАлмери не смутили ни мой тон, ни моя решительность.

–По возрасту старший среди арденов – я. А субординации среди арденов замка Риммор не существует.

–Все равны, что ли?

–Нет. Каждый сам перед своей судьбой.

Я ему поверил сразу и окончательно. То, что было дико и немыслимо для любого Младшего народа, вполне могло быть нормой для Старших.

Но не мог же я переговорить с каждым арденом в замке?

–Примут ли ардены участие в битве, если эйтории пойдут на приступ?

–Да.

–Откуда ты знаешь, почтенный Валедир ЭахАлмери? Ты не можешь говорить за всех, раз у вас каждый 'сам перед своей судьбой'?

Умеет же человек улыбаться! Вроде бы и нет в слегка вздернутых уголках рта и прищуре глаз высокомерной снисходительности, а все равно сразу чувствуешь, что ты рядом с ним – ребенок. Младший. Маленький. А он – Старший.

–В стенах замка среди арденов субординации нет, – повторил он. – но это не значит, что ее нет вообще. Над каждым арденом стоит Круг прорицателей Эггора, без промежуточных звеньев иерархии. Верховный прорицатель велел арденам защищать эту землю плечом к плечу с миакрингами. Мой ответ устраивает тебя, Мальтори?

Я кивнул, погруженный в свои мысли. Точнее, в память.

–Раньше у вас были герцоги и даже императоры, – блеснул я своими аховыми познаниями. – Им вы тоже подчинялись?

–Да. Подчинение вассалов сеньорам сохранилось и по сей день, но в большинстве случаев оно номинально. Реален только Круг. Ты, кажется, хотел еще что-то спросить?

Хотел, почтенный Валедир ЭахАлмери. Только не надо меня направлять. Контроль над разговором я упускать не собираюсь.

–Сможем ли мы выстоять, если эйтории пойдут на приступ?

–Сложно сказать.

–Значит, есть шансы?

–Есть, Мальтори.

Флот эйториев Мигронта развернулся в боевой порядок и ринулся в атаку на нерберийские корабли.

В большом трапезном зале, естественно, уже никого не было. Почти никого – в самом дальнем и темном углу зала сидел на лавке насупленный Арварих.

–Все разошлись, – сообщил он мне. – не дождались.

В этих последних словах было многое: и упрек, и голая констатация факта, и указание на то, что сам Арварих 'не разошелся', и намек на какое-то мнение, которое дружинник сложил обо мне, когда я не явился на мной же собранный совет. Целиком сие мнение, естественно, мои уши услышать не заслужили.

Арварих – почти идеальный офицер. В меру сообразителен, в меру туп, напорист и беспринципен в этой напористости, приказы исполняет беспрекословно. Но вот эта манера вести себя, словно я перед ним за что-то отвечаю, меня бесит. Да, каждый солдат или офицер считает себя куда лучшим военачальником, чем тот придурок, который волею случая им командует. Но ведь и тут надо бы меру знать.

Вот тебе, Мальтори из Эсталы, и еще одна проблема. Без Арвариха и его поддержки мне хана – это я знал абсолютно точно, как свое имя.

–Положение изменилось, Арварих. Созвать военный совет обратно! – я сделал паузу и страшным шепотом добавил: – Немедленно.

Так, и только так. Иначе зажрутся все, кто есть в замке Риммор, и плакало мое комендантство.

Явились далеко не все, кто должен. Первые места в списке отсутствующих занимали лизоблюд и регадец.

–Арварих, – громко, чтобы все слышали, распорядился я. – неподчинившимся выношу наказание согласно Общему кодексу войсковой субординации. Исполнение: завтра на рассвете, на плацу.

Будут теперь знать. Никто меня за этот поступок, естественно, не полюбит. Зато поймут, что исключений я не делаю ни для кого. Среди проигнорировавших приказ явиться на совет был и второй сотник нерберийцев.

Для, тех, кто все же явился, я вкратце изложил положение дел. А было оно загадочным и интригующим: уничтожив флот Нерберии до последнего корабля, драккары эйториев преспокойно ушли на юг и, как мне было известно, вошли в устье Арриса. Откуда известно? Я послал следить за ними быстрый парусник, чуть ли не единственный уцелевший корабль из флотилии барона Валендинга. Совсем недавно парусник просигналил световым кодом, что эйтории идут вверх по Аррису и высаживаться пока не собираются.

Меня лично такое поведение Старших запада повергло в ступор. Пришли, значит, походя спалили нерберийские корабли и ушли дальше, по своим старшим делам. Во дают! Эти мои восторги, конечно, не для совета. Совету предстояло решить, что следует предпринять в связи с уничтожением флота осаждающих и снятием осады с моря.

Ну, понятно, наслушался я всяких идей сверх меры. Если бы я действительно дал всем этим людям право решать такие вопросы, замок Риммор уже давно был бы занят врагом. Без боя.

–Надо выйти из ворот замка и дать сражение в открытую!

–Надо послать в Скейр гонца за подмогой.

–Надо переправиться на южный берег Арриса и отступить к Скейру!

–Да что вы все несете? Ничего не изменилось – будем обороняться дальше!

–Надо это...

–Нет, надо другое...

–Сам дурак.

–Кто дурак? Я дурак? Я отрежу тебе уши по самые яйца!

Сегодняшняя моя стычка с Кухут-Пухутом просто вынудила меня устроить всю эту комедию. Я как-то до сих пор плевал на то, как на мое комендантство смотрят все остальные военачальники. А так ведь можно и заговора дождаться. Пришлось всю эту толпу потенциальных заговорщиков совершенно легальным образом стравить между собой, а заодно показать, что мне вроде как было интересно узнать их мнение.

С тем и разошлись. Не решили. Почему не решили? Это я не решил, а остальные на это были просто неспособны.

Поздно вечером, после завершения всех моих рутинных обязанностей, кусок не лез мне в горло за ужином в трапезной нерберийской казармы.

–Ну, Тирвали – что ты думаешь о сегодняшних событиях?

Парень уставал не меньше моего, но держался куда более стойко, спал крепким сном праведника и ел с аппетитом, которого у меня и близко не было. Я ему тихо завидовал.

В серых жизнерадостных глазах племянника – их он унаследовал от матери, моей сестры, – я увидел нечто, чего раньше там не было.

–Сегодня нам улыбнулась удача, дядя Мальтори.

Он вернулся к поглощению пищи, и до меня медленно дошло, что это и был ответ.

Удача? Вот, оказывается, что было во взгляде Тирвали. Ответ его – так ответил бы я, если быстро, не задумываясь. Удача. Сегодня нам повезло. Завтра... завтра будет новый день и новые заботы. Тирвали рос, взрослел под моим влиянием и перенимал у меня целые черты характера, мировоззрение и многое другое, о чем я могу только догадываться. Если так пойдет и дальше, он избавит меня от необходимости смотреть в зеркало. Достаточно будет посмотреть на племянника. Единственное отличие – он, похоже, будет поумнее меня. Со временем.

При всем том, он и я правы. Удача, никаким другим образом сегодняшние события объяснить нельзя. Осаждающие лишились флота и до некоторой степени развязали мне руки. Теперь, правда, нечего и надеяться, что они уберутся обратно в Нерберию. Так я и раньше на это особо не рассчитывал.

Я завалился в кровать, но сон ко мне не шел. Удачу надо было использовать. Помаявшись до полуночи, я отчаялся заснуть, встал и пошел донимать своими идеями Арвариха. Пусть ему тоже будет не до сна.

Утром я являл собой бурлящий водоворот деятельности. Спать по-прежнему не хотелось. Хотелось довести до конца то, что было благополучно подготовлено за ночь. Я носился по всему замку, как щенок на прогулке. Солдаты и прочие обитатели замка только качали головой мне вслед, не веря своим глазам.

Правильно не верили. Я ведь лентяй по природе своей, с которой борюсь всю сознательную жизнь. Результаты впечатляют – никто не заподозрит в энергичном и деятельном Мальтори из Эсталы лентяя. Но природа все равно дает о себе знать, а окружающие поневоле это чувствуют. Не свойственно мне так скакать, как в то утро. Обычно – не свойственно. Но иногда пробивается сквозь лень и характер желание ровнять горы с землей. Ненадолго.

Едва рассвело, я удостоверился, что воз и ныне там. Под 'возом' подразумевалась, конечно, осадная башня, что так и не добралась до середины подъема к воротам замка. Нерберийцы прекратили штурм сразу после нападения эйториев, но оттаскивать башню назад не стали.

Знаю я их, своих сородичей. Живо себе представляю, как стратеги Стикра, Эсталы и Баариса всю ночь до хрипоты спорили с герцогом Кайльским, что и как дальше делать и кто виноват в происшедшем.