Текст книги "Весенние заморозки (СИ)"

Автор книги: Admin

Соавторы: Александр Хомяков
сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 71 страниц)

Знаю и вывод, к которому они пришли. Знаю, потому что другого выхода у них теперь не было. Кораблей нет, но осталась армия. Следовательно, надо продолжать штурм. Для Нерберии эта война – своего рода набег. Они собираются победить и уйти. А после победы новые корабли сами собой найдутся.

Я не ошибся. Но штурм они возобновили только к полудню. К этому времени я уже был готов на все сто.

Мой новый наблюдательный пункт находился в башне слева от ворот замка. Обзор через бойницы был не так хорош, зато теперь я был куда ближе к осадной башне. При мне находились Вальд, Тирвали, Арварих и с десяток посыльных.

Внизу, перед воротами, в полной боевой готовности стояли сотня из Регада и двести нерберийцев. Они должны были нанести удар милосердия. Командовать вылазкой был назначен сотник Мэрали. Ему в подчинение были переданы второй нерберийский сотник и Кухут-Пухут – оба, кстати, не далее как сегодня утром поротые за вчерашнее неподчинение моему приказу.

Есть одна штука в моей профессии, которую я очень не люблю. Это рукопашная схватка. Только никому, упаси Лайта, не рассказывайте.

Я не трус. Говорю со всей ответственностью. При штурме замка Гисс получил дубовый венок от герцога Кайльского за редкостное сумасбродство – первым ворвался на стены твердыни алагоров. Умею драться в строю; с секирой, копьем, мечом и даже алебардой обращаюсь много лучше других. Неплохо стреляю из лука и арбалета. Но – просто не люблю всем этим заниматься. Я – из тех полководцев, что предпочитают 'спокойно следить за битвою с горы'.

–Началось, – отстраненно отметил Вальд, глянув в бойницу. Со вчерашнего дня арден был непривычно мрачен.

Я выглянул – и правда началось. Можно было и не глядеть: скрип колес осадной башни я бы уже не перепутал ни с чем. Покачнувшись, она тронулась вперед и вверх, с медлительностью и величием, присущим только таким гигантам. В ужасающем скрипе слышалось ржанье лошадей. В некотором отдалении блестели сталью отряды тяжелой баарисской пехоты, вооруженной секирами, готовые в любой момент прийти башне на помощь, но не желающие почем зря подставлять себя под стрелы.

Не успеют. Я посчитал изгибы серпантина – башне осталось чуть более одного витка.

Остальные тоже умели считать: я чувствовал их возрастающее напряжение. Я тоже ощущал себя хищником в засаде, подобравшимся для прыжка. Ощущение было – лучше не бывает. По спине перекатывались табуны мурашек, каждая мышца в теле напряглась. Наверное, горели серым огнем глаза...

И только где-то на задворках сознания маячила досада, оставшаяся после утренней порки провинившихся военачальников.

И нет бы мне выбрать повод получше. Из всех поротых спокойно отнесся к наказанию только сотник нерберийцев. Иного я и не ожидал: для наших Кодекс равнозначен закону. Еще я не ожидал, что здесь, в Сиккарте, местные нравы и традиции над Кодексом преобладают.

Оказывается, в представлении миакрингов военачальник, он же военный вождь, по своему положению заведомо выше любых поощрений и наказаний. Он равен богам, его действия – вне правил и морали. И если уж случается так, что вышестоящий военный вождь недоволен нижестоящим, наказывать его публично он права не имеет. Если бога унижают, он теряет свою божественную сущность. Если не теряет – тогда это не унижение, но оскорбление, требующее достойного ответа. Что и имело место быть – все миакринги замка Риммор теперь смотрели на меня волками. Исключение до определенной степени составлял Арварих, соизволивший мне сообщить о произведенном поркой эффекте, а заодно снизошедший до небольшой разъяснительной работы.

Лажа вышла. Неудача, как сказал бы Тирвали – но я все-таки старше и пока умнее него. Это была самая настоящая лажа. В замке Риммор моментально воцарилась гнетущая, напряженная атмосфера, в воздухе носился запах мятежа, и мои дни как коменданта были сочтены, если я немедленно не отличусь как полководец. Победителей не судят.

Башне осталось ехать меньше половины витка. Ряды секироносцев придвинулись ближе, и мне вдруг стало интересно, что именно они видят перед собой. Осажденную крепость, охваченную смутой и разбродом, на грани отчаяния перед огромной армией осаждающих? Гордую твердыню, уверенную в своей неприступности, плюющую в лицо врагам и выставляющую на пиках головы парламентеров? Мрачный чуждый замок, притаившийся на холме, готовый извергнуть на пришельцев несусветную пакость, стоит тем подойти поближе?

Скорее всего, именно последнее. После поражения на море и гибели барона Валендинга мы никак не проявляли себя, если не считать моей встречи с парламентером Алагли. Что бы не творилось в стенах замка, для осаждающих он как бы притаился. Они вправе ожидать пакости – а мне меньше всего хочется, чтобы враги сейчас осторожничали.

Я подозвал одного из посыльных.

–Бегом на стену! Лучникам приказ – обстреливать башню. Пусть стреляют вразнобой, не залпами. И пусть изобразят суету вдоль стены.

Надеюсь, до командира защитников этого участка укреплений дойдет смысл моего приказа. Там командует один из предводителей пиратской вольницы Мара Валендинга, удивительным образом не попавший в число выпоротых. Я предполагал, что это свидетельствует о наличии у него хоть каких-то мозгов.

–Конница вышла в поле, – известил меня Вальд.

Хроникер, летописец, историк – ему и надлежит любые потрясающие события воспринимать спокойно, отстраненно. Мне, как полководцу, спокойствие тоже приличествует. Но вот только при виде нерберийской конницы, внезапно появившейся на вересковой пустоши, спокойствие меня покинуло. Тем временем конные отряды под флагом Стикра с места взяли темп и подозрительно быстро устремились к замку. Пехота под холмом тоже пришла в движение.

Елки зеленые, да что же это за согласованность такая? Не по-нерберийски это!

–Башня остановилась, – констатировал Вальд.

У меня пар повалил из ушей.

–Лучникам – обстреливать башню! Ворота – открыть! Сотнику Мэрали – атаковать эту хрень на колесиках!

Не зная, что бы еще такого приказать, я рванулся к бойнице. Башня и впрямь стояла. Почти на самом краю столь хитроумно устроенного прошлой ночью подкопа. Я не понимал, как враги смогли его обнаружить – замаскирован он был отменно.

Грохот где-то наверху показался мне совершенно нездоровым.

–Катапульты, – заметил Вальд. – к сожалению, несколько мощнее, чем я ожидал. Стены замка не выдержат продолжительного обстрела такими снарядами.

Секироносцы уже лезли на подъем к замку. Числом они превышали воинов Мэрали раз в семь-восемь. На подходе была и конница – на ровном участке серпантина она могла сыграть решающую роль. И еще Катаар знает сколько войска было у них в резерве.

Хоть отход труби. Лажа всем лажам! Оторвавшись от бойницы, я поймал взгляд Арвариха.

Взгляд этот мне совсем не понравился.

Эрик. Гордость.

Эта сосна, наверное, помнила то время, когда арденские поселения были свободны. Когда страной, прежде носившей имя Риммарави, правил герцог Эрган Второй, а его сын Элваих еще не получил прозвище 'Серый волк'. Она была задолго до рождения Эрика – а ведь и Эрик был уже не так молод. Да что там – она была до рождения Уивера ЭахТислари. Она была. Эрик изрубил ее в капусту.

Пот катился по его лицу бурной рекой. Он оперся на свой меч-бастард, чтобы отдышаться – не так-то просто изрубить в щепки четырехсотлетнюю сосну.

Меч выдержал это испытание с честью. Другой бы давно затупился. Эрик тоже выдержал. Другой бы давно повалился без сил, не чувствуя рук, плечей, спины, забыв о том, что у него есть тело и душа. Он – чувствовал, это-то ему и не нравилось.

Но на этом пятачке меж скал, нависшем над океаном, были еще сосны. Уничтоженная им была еще не самой большой.

Эрик огляделся.

День уже клонился к вечеру. С океана тянуло прохладой. Неяркие лучи солнца бродили в густо-зеленой хвое, являя глазу очарование этого места, которое не смог загубить своим мечом Эрик.

Он злобно ухмыльнулся.

–У меня много времени. Я вырублю все сосны, а потом по камушку раздроблю скалы.

–А что ты сделаешь с солнцем? С ветром? С океаном? Со своей памятью, в которой это место по-прежнему прекрасно?

Голос Филласта не содержал упрека. Он просто спрашивал – так, словно вопрос даже не был риторическим.

–Ты нечасто покидаешь свою башню, Филласт. Что привело тебя сюда?

Прежний спустился по тропе меж скал и подошел к Эрику.

–Мне здесь нравится. Мне нравилось это место еще до того, как Катаар создал людей. Здесь красиво.

–Я срубил сосну.

Взгляд Филласта, устремленный на Эрика, был очень серьезен.

–Это плохо. Ты больше никогда не увидишь это место таким, каким ты его помнишь.

–А ты, Филласт?

Эльф пожал плечами.

–Я видел его разным.

Не понять ему Прежних. У них совершенно другая система ценностей. Они смотрят на мир как бы со стороны, зачастую с очень неожиданной стороны. Или это только эльфы, а может, только Филласт? Других Прежних Эрик на своем веку не встречал.

–Как себя чувствует Верховный прорицатель?

Филласт неожиданно улыбнулся. Странно выглядела улыбка на этом лице без возраста, треугольном, слегка вытянутом, с острым подбородком, тонкогубым ртом, раскосыми глазами и высоким лбом, на который падали пряди редких волос золотистого с серебром цвета. Как вроде улыбнулся апрельский день, клонящийся к вечеру.

–Достаточно хорошо, чтобы покинуть замок еще до того, как я успел его проведать. Если Уиверу что-то втемяшилось в голову, его не остановить.

Эрик сжал зубы. К Верховному прорицателю у него была пара вопросов. Даже, если разобраться, всего один: 'Зачем?'

Зачем все это с ним? Кому от этого станет легче?

–Идем обратно в башню? – спросил Филласт, глядя ему в глаза.

Эрик чуть заметно мотнул головой.

–Боишься?

Кому другому Эрик рассмеялся бы в лицо. Этому же, странному Прежнему, которому чужда людская мораль, он хотел сказать правду.

Эрик боялся возвращаться в башню. В башне была Эрви, его любовь, боль и мучение. Его судьба. Ему было страшно видеть ее.

–Идем! – он шагнул вперед так резко, что Филласт еле успел отступить в сторону.

Подъем!

Подъем заканчивается.

Подъем...

Тропинка выскочила на ровное место. Меж косматыми лапами сосен проявились очертания башни.

Вообще, куда это он так торопится? Зачем? Может, остановиться? Остановиться. Вернуться. Бежать. Бежать без оглядки.

Шишка на тропе. Обычная сосновая шишка. Белки давно утратили к ней всякий интерес. Лежит себе в рыжих прошлогодних иголках хвои и вечнозеленых, вечных в своей зелени травинках. Никуда не торопится. Вечнозеленых, вечных травинках... Травинках. Вечных и зеленых. Нет цели, нет смысла – но разве это так важно для обычной сосновой шишки? Важно ли это вообще?

Поворот. Пень. Старый пень. Откуда здесь пень? Или он такой же вечный, как травинки? Есть лес – есть и пень. Идя по лесу, хочется иногда сесть, отдохнуть, подумать. Не сидеть же на травинках, вечных и зеленых? Есть пень. Хочется сесть и подумать. Отдохнуть. Вечный и зеленый пень. Отдохнуть и подумать. Но так не хочется думать! Сесть бы и отдохнуть, ни о чем не думать. Погреться на апрельском солнышке. Услышать песни лесных птах, гудение жука в хвое. Забыть обо всем. Вдохнуть солоноватый ветерок с океана. Он – сам по себе, ветерок – сам по себе. Забыть и отдохнуть.

Гудение жука в хвое. Хвое вечной и зеленой. Зеленый жук, зеленая хвоя. Зеленый-зеленый-зеленый!... Или этот бред кончится, или его стошнит.

–Так ты идешь?

–Иди, Филласт. Я... скоро приду.

Тошнота отступает. Легче. Уже легче. Сходить с ума не стоит.

Пень. Если он на него сядет, то не пойдет вообще никуда. И никогда. Зачем садиться? Чтобы отдохнуть, надо сначала устать.

Поворот. Еще поворот. За следующим поворотом будет башня.

Разве ему есть еще куда идти? Почему тогда не идут ноги, не хотят, словно они тоже – сами по себе?

За поворотом будет башня, а в башне будет Эрви.

Ему есть, куда идти! Есть! Туда, где звенит сталь, хрипят кони и льется кровь, где сила и слава, где гордые воины за что-то сражаются, убивают врагов и погибают сами, и память о них пребудет в веках, где мудрые полководцы творят победы – почет им и уважение воинов, благосклонность сильных и любовь слабых.

В башне будет Эрви, его законная жена.

А после победы воины и полководцы возвращаются домой. Их ждут жены и дети. Они гордятся своими мужьями и отцами. И ребенок, если его спросят, кто его отец, ответит с гордостью: 'Он Такой-то ЭахТакой-то', и больше ничего не добавит. И женщина, уязвленная грубостью случайного человека, скажет: 'Мой муж, Тот-то ЭахТот-то, нарежет тебя тонкими полосками!' – и устрашится случайный человек, прощения попросит.

Его законная жена, его любовь.

Но никто не спросит его потомков: 'Кто такие ЭахВеррелы?' Чем они славны, кроме как родством с бывшими императорами бывшей империи, длинным родословным древом да двумя-тремя словами в летописях? Что они сделали – для себя, для близких, для своего народа или против него, что-то, за что их знали бы все? Никто не спросит.

Дверь.

Ступенька.

Вторая ступенька.

Третья...

Что он ей скажет? Зачем он к ней идет? Кто он? Эрик, что служит бывшему воеводе Дигбрану из завоевателей, а до того служил четырем поколениям его предков? Уже нет. Кончено служение; больше века униженной гордости – на одной лишь надежде, что потом все будет иначе, будет так, как он мечтал. Восстанет из грязи род ЭахВеррелов, слава его ляжет сквозь тысячелетия надежной дорогой потомкам.

Оказывается, нет.

Второй марш винтовой лестницы. Скоро уже и второй этаж.

А она? Эрви, чем она заслужила его слова? Его ненависть? Простить такое невозможно.

Слегка скрипят ступени. Даже в шуме служб первого этажа их скрип гремит громом, отдает поступью судьбы. Бежать бы от такой судьбы! Но бежать от судьбы – значит, бежать ей навстречу.

Дверь. Хочется перестать дышать. Перестать быть. Дверь.

–Эрик?

Прятаться поздно.

Не прятаться – поздно.

Заплаканные глаза. Дрожащий голос... кто обидел эту девушку?

–Эрик, прости меня.

Кого???

–За что, Эрви?

Она застыла в двух шагах от него, как лист на ветру – следующий порыв ветра сорвет его, только вот непонятно, куда. Казалось, она в следующее мгновенье бросится к нему, но одновременно казалось, что умчится прочь.

Разве он что-то может поделать с тем, что любит ее?

–Не знаю. Эрик, но я же в чем-то виновна? Скажи, в чем!

Он молчал.

–Прости меня. Не можешь сказать – прости.

–Не молчи, Эрик!

Кажется, полтора года назад он что-то себе обещал? Он не будет судьей ее любви. Он не будет судьей своей любви. Он не спросит – зачем.

Эрик сделал шаг – нет, не шаг, просто движение вперед. И Эрви в тот же миг укрылась от его ненависти в его же объятиях.

Ему не надо было даже просить прощения. Вот и хорошо. Просить – лишний удар по гордости.

Книжку почитать?

Пыль была неизменным атрибутом библиотеки замка Скассл. Убирали здесь каждый день, но пыль и не думала исчезать. Тома и фолианты покрывались серым налетом, стоило ненадолго отвернуться. Пыль ложилась на одежду, на старинную – эпохи князя Риммора – мебель, кружилась в разноцветных лучах солнца, проникающих в огромный зал сквозь древнющие, еще эльфийской работы, витражи, в которых не было множества стекол, переплетенных металлом, но одно. Цвета стекла переходили один в другой, иногда резко, чаще – мягко, незаметно. Рисунок казался абстрактным, но в какие-то моменты, особенно когда луч солнца вдруг падал на витраж из-за туч, глаз воспринимал картину целиком – и становилось ясно, что это все те же грезы, мечты людей иных миров, воплощенные в стекле. Пейзажи, портреты, иногда нечто, не укладывающееся в основные направления изобразительного искусства. Перед каждым витражом можно было стоять часами. Наглядеться было невозможно.

Пыль ложилась на пол. Пол был простым, насколько вообще эльфийская работа может быть простой, паркетным. Керамическую плитку, распространенную у арденов еще с ровендийских времен, сородичи Филласта по неизвестным Эрику причинам не признавали. В паркете угадывалась выложенная более темными дощечками надпись на весь зал. Эльфийские руны в замке были знакомы только Филласту и Верховному прорицателю.

Филласт как-то раз объяснил, что пыль в библиотеке сохраняется магическим путем, как символ древности. Не склонные к столь своеобразному символизму ардены не раз за прошедшие века просили Прежнего убрать неудобные заклинания – безрезультатно.

Вот и книжка подходящая: 'Артефакты эльфов, сохранившиеся в Арденави'. Автор – Равераэх ЭахАлмери, летописец Маэха, третьего князя ЭахРиммора. Худощавый фолиант в обложке из скромной бурой кожи, на которой пыль почти незаметна. Две трети книги посвящены замку Скассл – неинтересно, можно своими глазами увидеть. Раскопки в долине речки Катасты, оружие и доспехи с Гирисской равнины, Филласт – ходячий артефакт. Вот и все. Можно порыться в главах и разделах, но нет никакого желания.

С Филластом поговорить?

Ой, неохота. Прежний слишком многое понимает, слишком своеобразно смотрит на жизнь, и вообще – в последнее время он стал чересчур оживленным, любопытным и некомфортным. Эрик раньше за ним такого не помнил.

Порасспрашивать Верховного прорицателя?

Лишнее издевательство над собой. Во-первых, его надо подкараулить. В замке Уивер ЭахТислари появляется редко, неожиданно и всегда ненадолго. Ждать под дверью апартаментов, подобно скромному просителю – унизительно. Во-вторых, он – символ всего того, чего Эрик лишен. Верховный прорицатель – душа народа арденов, старик, отдающий последние силы, чтобы Старшие севера устояли перед невзгодами. Слушать от него последние новости будет мучением – мучением совершенно напрасным.

Упражнения с мечом?

Хватит на сегодня. Не утомляет и не отвлекает от грустных мыслей. Да и не нужно ему умение владеть оружием. Уже не нужно.

Побродить по лесу?

Бродить. Ходить. Идти куда-то. Уходить.

Уйти нельзя.

Чем же, боги Звездного пика, заняться?

Эрик утопил себя в огромном, обитом кожей кресле и уставился на кружащиеся пылинки. Вопрос, стоявший перед ним, был не сиюминутным и не однодневным. Это была проблема всей оставшейся жизни, а осталось ее больше половины.

Он готов смириться со своей судьбой. Держать слово, выполнять данное самому себе обещание. Но нельзя же просто сидеть в кресле, смотреть на волшебную пыль и таким вот образом выполнять обещание?

Прятаться поздно.

Но и не прятаться – тоже поздно.

Эрви – его судьба. Но это же не просто слова, их судьба – быть вместе. Жить вместе. Умереть, наверное, тоже вместе, но об этом пока речь не идет. Жить. Жить с Эрви. Это, простите, как?

По порядку. Где жить?

Можно, конечно, придумать. От родителей Эрику достался в наследство дом на берегу Иссет-фиорда, совсем недалеко отсюда. Глушь, конечно, но кто из свободных арденов в эти дни не живет в глуши? Ему не страшно жить вдали от людей. Но Эрви... нет, не проблема. Можно иногда куда-то выбираться, а то и вовсе съехать, к примеру, в Окбери.

За что жить?

Вопрос хороший. Последний потомок князей Эридара совсем-совсем небогат. Накопления за годы службы миакрингам можно в расчет не принимать – ардены за свою службу брали мало. Он-то может жить простой жизнью. Но для Эрви он такой жизни не хочет. Одно дело, когда они служили завоевателям, и совсем другое, когда чета аристократов живет жизнью нищих. Так не пойдет. Значит, следует как-то зарабатывать. Беда только, что Эрик почти ничего не умеет. Мечом махать и хозяйство нехитрое вести, детей миакоранских уму-разуму учить – все это в Эггоре не имеет ценности, каждый, кто служил завоевателям, может то же самое. Тем более что служить кому-то он отказывается – гордость не позволяет. Конечно, выход найти можно, но на пороге великих событий все это – суетливая суета. Там, где нет мира и покоя целым народам, отдельно взятым арденам и мечтать не о чем.

Не сидится ему на месте. Ни сейчас, ни потом. Нет ему покоя и не будет.

Эрви.

И не в том дело, что она ему не нужна. Нужна, очень нужна. В конце длинной цепочки его мечтаний, его планов и амбиций этой весной встала она. После всего, что он хотел совершить, чего добиться – быть с ней. После. Сейчас же – кто он? Что он из себя представляет? Кто его знает? Чем он славен, чем занимается? Где живет и как живет?

Счастье в подарок. Такого не бывает, и не потому, что нет на свете везунчиков. Бывает всякое. Но не бывает счастья. Чтобы им наслаждаться, надо его добиться. Чем больше трудов вложено, тем ближе результат к счастью. Когда оно само падает на голову – не наслаждается как-то. Наоборот, вопрос назревает: что с этим счастьем делать?

Ну, отслужил он больше века завоевателям. Что с того? Некоторые всю жизнь служат – судьба им такая выпадает. Невелика заслуга. Что еще? Что? Туда, куда просится его душа, ему дорога заказана. А то, что у него есть – зачем ему все это? Еще и в подарок?

Хоть вешайся.

Приплелся наконец и вечер. Приковылял, старик. Уж и ждать его перестали – думали, заплутал, сбился с дороги, сел где-то на травку, прислонился спиной к дереву, неслышно вздохнул и втихаря умер.

Нахоженные по лесу мили – то быстро, в порыве чувств, то еле-еле, в глубокой задумчивости, – привели Эрика обратно к башне Верховного прорицателя. Иначе говоря, так никуда и не привели.

Запах с кухни не позволял пройти мимо – Эрик не особо и пытался. Хорошо готовил миакоранский повар, за свою долгую жизнь Эрик такой стряпни и не пробовал. Дигбран был средним кашеваром, среди его предков тоже талантов не попадалось. Сам Эрик предпочитал и не браться. Мужчина, к тому же арден – куда ему готовить? Только продукты переводить.

Трапезная была пустой – после Завоевания ардены вообще утратили тягу к массовым сборищам, и даже есть предпочитали в одиночестве, в лучшем случае – в семейном кругу. Однако, пока Эрик ждал ужина, появился еще один 'приверженец старых традиций'. Неопределенного возраста лицо, сухая морщинистая кожа рук, седина на висках, шрам полумесяцем на левой брови и дальше через глазницу до скулы. Глаз, тем не менее, уцелевший. В одежде прост, без оружия, но и без положенного члену Круга Прорицателей балахона. Эриак ЭахТих из Веггара, коротко – тоже Эрик.

–Освети Лайта твой путь, Эриох.

–И твой, Эриак. Садись, угости новостями.

Прорицатель сел напротив Эрика, положил руки на стол. Руки выдавали истинный возраст – за двести. Живые любопытные глаза, напротив, могли ввести в заблуждение юношеским оптимизмом и жизнерадостностью. Не арденскими были глаза. Ардены в большинстве своем, подобно Эрику, давно уже ничему не радовались, и начали уже уставать к чему-либо стремиться. Народ старел, так и не повзрослев.

–Новости? – прорицатель хитро усмехнулся, прищурив правый глаз и слегка склонив голову набок. – Это ты не по адресу. Новостями заведует Верховный прорицатель. Спроси у него – я слышал, он тебе тестем стал, ужель откажет? Я-то немного знаю.

–Не хитри, ЭахТих. Рассказывай, что знаешь.

Слуга принес ужин: телячьи отбивные, четыре салата, гарнир из печеной картошки, соусы и приправы в несчетном количестве, пшеничный хлеб только что из печи, две плошки редьки с подсолнечным маслом, нерберийское вино – из старых запасов, не прошлогоднюю кислятину. У обоих Эриков моментально потекли слюнки, и пререкания сами собой отошли на задний план.

Эрик уже привык к хорошей еде в замке, но ел с удовольствием. Прорицатель же жадно поглощал пищу. Только теперь Эрик заметил, что ЭахТих сильно исхудал со времени последней их встречи.

–В Веггаре голод?

–Не знаю, – отозвался прорицатель, не отрываясь от тарелки. – Веггар потерян, арденов там уже нет, да и миакрингов считанные единицы в скалах прячутся. Зеленокожие никого не щадят. А вот в восточной Сиккарте действительно скоро начнется голод. Беженцы прошли лавиной. На восток от замка Дубр теперь даже дичи в лесах не осталось.

Эрик заметил, как по винтовой лестнице в трапезную медленно спускается Эрви. Она тоже увидела его. Улыбнулась. Он выдавил улыбку в ответ.

–Так ты, Эриак, нынче бродяжничаешь на востоке Сиккарты?

–Спрашивай Верховного прорицателя, Эриох, – неожиданно резко огрызнулся ЭахТих. Впрочем, не обязательно он злился именно на Эрика. – Мне он наказал не болтать.

Эрви присоединилась к ним за столом, и далее они говорили только на отвлеченные темы. Потом прорицатель извинился и ушел, сославшись на срочные дела, и они остались вдвоем.

Голова Эрви лежала на плече Эрика, его рука обнимала ее за талию. Злиться на нее не хотелось.

–Давай уйдем отсюда. Из замка.

–Давай, – согласилась Эрви. – только не сейчас. Мне кажется, я нужна отцу. Он много работает и совершенно не следит за собой. Без меня он сляжет от перенапряжения.

Он промолчал, соглашаясь. Спорить было не о чем.

Говорить было не о чем. Было, однако, о чем молчать. Вот они и молчали. Молчали, сидя. Потом молчали, поднявшись и выйдя из трапезной. Молчали, покинув башню и спустившись по тропинке к морю. И даже там, разговаривая под вечерними звездами, глядя на темное зеркало океана, молчали.

–Кто-то срубил сосну, – заметила Эрви. – наверное, кто-то из миакоранской прислуги. Варвары!

–Их не переделаешь, – Эрик невольно отвел глаза в сторону. – мы зря стараемся – Младшие никогда не станут старше.

Эрви присела на корточки и принялась сгребать в кучу сухие ветки. Потом они разожгли костер. Его мягкий свет разогнал тоску.

–Они тоже люди, Эрик.

–Раньше ты так не считала.

–Раньше... – Эрви вздохнула. – Мы зря стараемся, ты прав. Мы делаем не то, что надо. Хорошо, что в служении завоевателям ардены смиряют себя. Нам, Старшим, не мешает успокоиться. Молодость нашего народа прошла. Но мы до сих пор не поняли, что у остальных людей – свои пути. Пытаться воспитывать миакрингов глупо. Они варвары – да, но уже не те дремучие лесные дикари, которые убили герцога Эргана Второго и разорили Риммарави. И все же Старшими они не станут никогда. Ты разве не видишь, как избирательно действует на них наше 'воспитание'? Они переняли нашу технологию, но далеки от нашей культуры. Они не грабят и не убивают направо и налево, как раньше, но не стали менее воинственны. Мы лишили их неграмотности, но не привили тяги к учению. Став умнее, они не стали последовательнее. Три века, Эрик, мы пытаемся воспитывать детей – но разве мы знаем, как это делается, если сами еще не выросли?

Он не спорил. Он вообще смотрел на все иначе – но именно о его взглядах они молчали.

Ночь была тихой и безлунной. Внизу, под ногами, шуршал прибой. Сверху, за скалами, чирикал ночными птицами лес. Отсветы костра ложились на молчаливые стволы сосен и безмолвные скалы, не верилось, что их можно изрубить и раскрошить, даже если очень захотеть.

–Когда мы вырастем, мне кажется, мы не будем воспитывать Младшие народы. Поздно; когда их надо было воспитывать, мы сами еще росли. А теперь мы можем их только учить. Передать по наследству все, что знаем, чем обладаем – может, и мы тогда повзрослеем? И обретем нечто, чего не было раньше. Наше будущее.

Эрик усмехнулся.

–Куда-то тебя не туда занесло.

–Я знаю, – Эрви казалась немного расстроенной. – Так логично выстроила, и все равно что-то не клеится.

–Не забивай себе голову, – Эрик привлек ее к себе. – Мы все лишь следуем пророчеству Дегарта ЭахТислари. Он видел наше будущее и знал, что так, как мы сейчас поступаем, будет лучше.

Костер угасал созвездием красных угольков, и казалось лишним подбрасывать дрова. Звуки дня окончательно сменились ночными, поздними. Соленый запах океана, смешанный с запахом волос Эрви, щекотал ноздри.

–Какому пророчеству мы следуем? – удивилась Эрви.

Он то и дело поддерживал ее, когда она делала очередной неуверенный шаг по тропинке вверх. Он хорошо видел в темноте, Эрви – нет.

–Что значит – 'какому'? – в свою очередь удивился Эрик. – Я думал, это всем известно. В 1711 году Времени Людей, почти триста лет назад, после нашего поражения на Гирисской равнине прозвучало пророчество Дегарта ЭахТислари, которое велело нам склониться перед завоевателями и служить им, как законным господам, и воспитывать... вот тут я точно не помню.

–Повеление Дегарта ЭахТислари я и сама знаю. Но пророчество – любовь моя, вспомни, пожалуйста, точный текст собственно предвидения моего дяди Дегарта.

Шум океана отрезало стеной прибрежных скал. Не должно было – не так мал, не так тих и слишком близок Великий восточный океан. Магия, заподозрил Эрик, древняя эльфийская магия. Вблизи замка по какой-то причине не должен быть слышен рокот прибоя.

–Я не помню.

–Ты не знаешь.

–Дословно – нет. Но можно посмотреть в архивах Круга прорицателей.

–Нет этого пророчества в архивах, – Эрви остановилась вдруг; теперь она притянула его к себе. Они целовались, пока у Эрика не перехватило дыхание.

Что-то недовольно прощебетала ночная пташка. Они вышли на поляну, их взорам предстала башня, первый этаж был похож на шумную, гостеприимную таверну: распахнутые двери, голоса, теплый свет окон. Второй, обитель Эрика и Эрви, и третий, жилище Филласта, были спящим домом. В одном из окон третьего этажа неярко светилась лампа – возможно, всякое ведь бывает, всезнающий долгожитель Филласт нашел себе что почитать. В окнах четвертого этажа свет был зловеще бордовым. Там мелькали тени, и для полного сходства со сказочной башней злого колдуна недоставало только молний. Пятый этаж был темным и страшным донжоном – там находились апартаменты Верховного прорицателя.

–Никто из ныне живущих не знает, что именно напророчил мой дядя Дегарт. И три века тому назад слова пророчества знали только члены Круга и герцог Эрган. Все остальные только следовали советам: делайте так, и будет лучше, и не делайте эдак, чтобы не стало намного хуже. Мы до сих пор не знаем, Эрик, что нас ждет, и зачем вообще прослужили три века варварам из лесов Миакра – пусть и людям тоже.

–А твой отец? Неужели он не знает пророчества своего старшего брата?

– Моего отца тогда еще не было на свете, Эрик.

Какими странными разговорами они заменяют слова любви! А почему? А потому что.

Хорошо оно, конечно, прогуляться вечером под звездами. Поболтать о всякой ерунде. Но ерунда ведь! Все – ерунда. Притворство сплошное, что все у них хорошо.

Какими глазами она на него смотрит! На своего мужчину.

Кстати, если он – мужчина, то пора прекратить эти бессмысленные размышления. Что это за неуместная нерешительность? Что за покорность судьбе? Он же знает, что так долго не выдержит.

Подошвы горели у него пламенем, обжигая ступни, пока они поднимались к себе на второй этаж. Пропустив Эрви вперед, он замер в дверях, и пол вскрикнул от ожога под его ногами.

–Я скоро приду.

Ступени, двери, опять ступени. Мелькнувшее мимо удивленное лицо Филласта. Громоздкая на вид, но распахнувшаяся от легкого толчка дверь помещений Круга прорицателей. Неестественно бордовые огоньки свечей, люди, лица. Много лиц – не иначе как весь Круг в сборе.