Текст книги "Весенние заморозки (СИ)"

Автор книги: Admin

Соавторы: Александр Хомяков
сообщить о нарушении

Текущая страница: 38 (всего у книги 71 страниц)

Прорицатель мало о чем в жизни переживал. Не будучи выдающимся прорицателем и вообще сколько-нибудь выдающимся человеком, он предпочитал заниматься своим делом и время от времени выполнять поручения более значимых личностей. В Сатлонде он служил деревенскому знахарю, пропалывая для него огород и собирая в предгорьях всякие травки, а в свободное от травок время изучал историю малонаселенного лесного края на юге Риммарави. История Сатлонда, лежащего в стороне от торговых путей, была на диво богатой, и Таргон любил эту страну меж горными хребтами, где мягкая зима и нежаркое лето, где в лесах прячутся немногочисленные деревни завоевателей, а в горах изредка встречаются шахтерские поселки, где текут с гор речки с каменистым дном и студеной водой, а на берегу моря поднимаются над водой террасы и центральная башня замка Хигорт. В Сатлонде ему жилось хорошо и, в общем-то, времени для скуки действительно не находилось.

Здесь же, в окруженном сосновым бором островке вечного северного апреля, удерживаемого древней эльфийской магией, он не мог найти себе занятия. И вот это единственное и заставляло его переживать, нервно расхаживать по краю скалы, вглядываться в океанскую даль, кутаться в балахон да втягивать голову в плечи, когда холодные струи ливня обрушивались на прибрежные скалы с тяжелого северного неба.

–Не скучай, – посоветовал вдруг Филласт, не отрываясь от книги. И прорицатель почувствовал, что наконец расслабился.

Они так и не поняли всех возможностей своего дара. Люди есть люди – жизнь у творений Катаара коротка, и задумываться о каких-то там глубоких материях им несвойственно. Прежние не спешили делиться с молодой расой результатами своих размышлений – в основном потому, что здорово ее испугались. На Лиртодийской равнине почти все Прежние народы встали против Катаара, не то открывшего им глаза на вселенную, не то изменившего ее своим творением. Одни мы, эльфы, приняли сторону Катаара. Нам было любопытно, что из всего этого получится. А Старшие не спешили разобраться в своих возможностях. Только пользовались ими в меру своего варварского разумения.

Семейство завоевателей прошествовало мимо Таргона, взирающего на огонь в камине сквозь высокий стакан с вином. Вино было густым, свет пламени играл и переливался в стакане. Помнится, такого же цвета камень носил на своей груди Верховный прорицатель – мрачный старик, всегда производивший на Таргона гнетущее впечатление одним своим присутствием.

–Дядя Таргон, а там корабли на море! – звонким голосом сообщил ему старший сын Корраха. Прорицатель вздрогнул и уронил стакан.

Кораблей было девять. В тени скал их паруса казались черными, однако прорицатель знал, что черной краской никто в северных и западных землях паруса не красит. Скорее всего, цвета они были темно-синего с легким фиолетовым оттенком. Когда-то – индиго императоров Ровендии, ныне же – цвет парусов эсгуриев. Еще одними любителями темных красок были эйтории в Мигронте, использовавшие добываемый из ракушек-иглянок пурпур – однако трехпалубный мигронтский драккар с высокими бортами и двумя рядами весел сложно было перепутать с каким-либо другим кораблем. Нет, только эсгурии.

Прорицателю уже было ведомо, что лагеттийский флот целиком погиб в замке Нодер, когда тот обрушился, а корабли князя Эридарского сильно пострадали как при первой атаке на Нодер, так и при высадке на островах Осенни. Оставался еще Уэсгур – сильнейшее из княжеств эсгуриев, давшее этому Младшему народу в свое время имя. Что надоумило северных морских разбойников идти на юг вдоль восточного берега Эггора, Таргон понятия не имел. Прочие завоеватели, пришедшие морским путем, шли в Сиккарту с запада.

Дело было к вечеру, и драккары северян замедляли ход. Якорных стоянок поблизости не было, а оставаться на ночь ввиду скал – верный способ с утра себя на этих самых скалах обнаружить. Под самым замком был галечный пляж, куда при желании можно было втиснуться и такой большой эскадрой. Таргон не сомневался, что эсгурии так и сделают. А заодно проверят, что можно сделать с замком сверху. Он развернулся и быстрым шагом пошел обратно.

Филласт ужинал. Эльф ел все, что готовил Коррах, и не кривлялся. Иногда соглашался выпить вина, и никогда – эля. Иногда сидел вечерами в трапезной, сотворив из бликов пламени камина щенка и котенка, которые гонялись друг за другом по стенам и потолку – младших сыновей Корраха это зрелище приводило в неописуемый восторг. Филласту была доступна настоящая магия, которой он, впрочем, пользовался редко и исключительно по пустякам.

–Этих гостей мы ждем, что ли? – спросил его Таргон, садясь напротив эльфа.

Филласт изящно отрезал кусок телячьей отбивной, макнул в соус и отправил в рот. Только сверкнули на миг два ряда ровных мелких зубов.

–Садись ужинать, Таргон, – сказал он, прожевав. – сегодня они наверх подниматься не станут.

Спокойствие эльфа было, с точки зрения прорицателя, просто оскорбительным. Но он так и не придумал, что ему сказать. Повар принес ему отбивные, жареную с чесноком картошку, крошечную яичницу на ломте свежего хлеба и плошку с редькой. Кипя от возмущения, Таргон съел все, включая редьку, и убрался на скалу, хлопнув дверью.

Внизу уже горели факелы и суетились на галечном пляже воины в меховых куртках. Прорицатель понял, что не знает, сколько воинов несет обычный эсгурийский драккар. Дело это было поправимым – в библиотеке замка Скассл наверняка нашлось бы что-нибудь о мореходных традициях северного народа. Непоправимым было другое. Замок Скассл был одной сплошной бутафорией. Стены его были призрачными, центральная же башня, в которой и жили обитатели замка, не была приспособлена для защиты. Стражи в замке было аж десяток воинов, и роль сии воины исполняли столь же декоративную, как и стены. Полсотни эсгуриев для штурма всего этого воздушного укрепления было более чем достаточно.

А Филласт, во власти которого обратить на морских разбойников смертоносную магию своего народа, и в ус не дует. Впрочем, усов у него нет, равно как и бороды. С другой стороны, если Прежний уверен в своих силах, то и суетиться ему не пристало.

Темнело. Надо хоть стражу какую выставить на тропинке, по которой только и можно подняться наверх, к замку. Но вот беда – стражники в замке Скассл подчиняться прорицателю отказывались. Когда он попытался послать кого-то из них за новостями к озеру Орри, ему был дан вежливый, но твердый отказ. Выше его воли для десятерых арденских воинов стояла воля Верховного прорицателя, и даром что Уивер ЭахТислари давно обратился в дым над костром и развеялся в холодном эггорском воздухе – приказы его выполнялись беспрекословно. Пока не будет избран новый Верховный прорицатель – власти над ними нет ни у кого. Старая традиция, которую у арденов даже миакринги переняли. Обеспечивает преемственность власти и снижает риск междоусобиц. А также связывает руки, когда не надо.

Таргон почувствовал себя в полной растерянности. Остановить эсгуриев он не мог, собирался ли Филласт защищать замок Скассл – понятия не имел. Подмоги ждать было неоткуда – Эггор опустел, все взрослое мужское население северной страны ушло с Аэлевит из Окбери под стены Скейра, оборону у озера Орри держали старики и женщины. И что его делать, если Филласт не сочтет нужным уничтожить эсгуриев? Оставить им на разграбление библиотеку замка? Нет, прорицатель умрет, защищая эту сокровищницу. Вот и ответ: умереть, защищая. Глупо и совершенно бессмысленно, но лучше, чем просто сбежать в лес.

С такими мыслями прорицатель и вернулся в замок. Ветер принес дождевые тучи, а мокнуть ему уже не хотелось. Ожидание его кончилось.

Я прожил рядом с арденами больше двух тысяч лет. Вопрос жизни после смерти давно приобрел новую структуру, но ответа никто так и не нашел. Сам вопрос мне успел надоесть хуже горькой редьки, которую так любит повар в замке Скассл. Мне было известно, что на черной скале посреди Арденского моря бродит призрак Кастая – единственный, от которого после смерти осталось хоть что-то, кроме памяти. Но Кастая поставил стражем своему брату сам Катаар, сотворивший время. Кастай мог быть просто исключением, капризом своенравного бога. Другие-то люди или Прежние не спешили после своей смерти явиться кому-либо воочию. Суеверия не в счет, благо от них я арденов благополучно отучил.

Вопреки ожиданиям Таргона, стража замка не осталась равнодушной к гостям. Загнав детей Корраха в башню, они заняли позиции в трапезной и расселись против входа с обнаженными мечами на коленях, готовые вступить в бой. Таргона, впрочем, они выпустили наружу без разговоров.

Всю ночь он вглядывался в хрустальный шар, тщась увидеть хоть намек на то, как будут развиваться события. Читал отрывки из 'Песни провидца' и другие стихи, позволяющие сконцентрироваться для активного прорицания, щурил и расслаблял глаза. Будущее прорицателю так и не явилось.

Отсюда, изнутри стен, местность вокруг замка Скассл выглядела совсем иначе, чем снаружи. Журчали ручьи, зеленела едва поднявшаяся над землей трава на поляне, пели птицы и ласково грело солнце. Стоило же выйти за незримые стены, как глазам представал сосновый бор, ковер из прошлогодней хвои и острые скалы на краю обрыва. Старая эльфийская магия создавала эту иллюзию – непостижимая, завораживающая и, увы, совершенно безвредная.

Эсгурии не теряли времени. Несколько десятков воинов заняли позицию в том месте, где тропа взбиралась на обрыв, остальные небольшими группами устремлялись под защиту деревьев правее, прикрываясь щитами. Замерший в ожидании замок, не подававший признаков жизни, не мог не настораживать. Прорицатель остановился в нескольких шагах от дверей башни, наблюдая за маневрами северян.

–Да, забавно, – сказал Филласт, неслышно подошедший к прорицателю. – Когда-то мои сородичи здесь развлекались похожим образом, когда к замку заявился отряд гоблинов. Я сам этого не видел, но по рассказам – лучше, чем театральное представление.

Филласт также имел привычку повествовать о событиях, происходивших много тысяч лет назад, так, словно они случились на прошлой неделе. Время для Прежнего текло иначе, чем для людей, иначе он его и воспринимал.

–И что они будут делать дальше? – спросил Таргон, не особо надеясь на ответ.

–Попробуют поджечь постройки во дворе замка, я полагаю, – неожиданно ответил эльф. – Я бы на их месте сделал именно так. Идем-ка отсюда, с моего балкона наблюдать удобнее, и я поставил защиту. А то еще возьмут, чего доброго, и сожгут мне диван-другой...

Ошарашенный исключительной многословностью Филласта, прорицатель последовал за ним в башню.

Эмпатия позволяла мне чувствовать эмоции арденов. Те же чувства, что испытывали прорицатели в моменты пророческого транса, силой превосходили все прочие, рисунок эмоций передавал цельную картину видения. В какой-то момент я начал записывать те из пророчеств, что казались мне важными. И тут я наконец сам ощутил цельность вселенной, переданную мне видениями Старших. Ощутил в куда большей степени, чем они сами это чувствовали – ведь мне открылось течение времени в наибольшей полноте, а каждый из них жил лишь отдельными отрезками времени. Строки сами находили свое место в нужном томе, и чем больше я проникался вселенной во времени, во всем ее масштабе и великолепии, тем меньше важности придавал я таким частностям, как жизнь после смерти. Вместе с арденскими прорицателями я жил всегда, во все времена.

–Салат из креветок! – возвестил повар, бесцеремонно вломившись в обиталище Филласта. Завоеватель со свойственной ему варварской непосредственностью Прежнего совершенно не стеснялся, равно как и прорицателя. – Жареные колбаски по-стикрейски! Вареная картошка, с укропом...

–И редька с солью и подсолнечным маслом, – закончил за него прорицатель, входя с балкона в комнату. Если это, конечно, можно было назвать комнатой – на всем этаже, который занимал Филласт, не было ни одной перегородки, доходившей до потолка, и помещение по сути представляло из себя лабиринт из диванов, столов, книжных полок, кресел, горшков с цветами, торшеров и канделябров, валяющихся прямо на паркете подушек и прочих предметов интерьера, навевающих дремоту.

–Нету редьки, – насупленно сообщил Коррах. – Съели всю. Завтра схожу в деревеньку, что южнее замка, прикуплю еще.

–Куда ж ты пойдешь? – удивился прорицатель. – Враги на пороге.

–Дык... – повар почухал в затылке. – может, уйдут к завтрему. Чего им тут завоевывать?

Филласт сидел на высоком трехногом табурете, отвернувшись к окну. Таргону показалось, что плечи эльфа слегка вздрагивают от беззвучного хохота. Прорицатель даже позавидовал той легкости, с которой Филласт относился к происходящему под стенами замка. Ему бы так.

Эсгурии уже вдоволь настрелялись по замку из луков. Некоторые из обмотанных паклей горящих стрел останавливались в воздухе и падали вниз, другие долетали до самых стен башни. Вреда они, конечно, принести никакого не могли.

–Почему они падают на середине полета? – спросил он Филласта. Эльф, увлеченно смаковавший креветок, только улыбнулся в ответ.

Поев, они вышли на балкон. Филласт занял плетеное кресло-качалку и принялся перелистывать один из томов своей летописи, прорицатель, опершись на деревянные перила, наблюдал за воинами в меховых куртках. Эсгурии валили деревья, сооружали лестницы и что-то, отдаленно похожее на таран.

–Почитал бы, что ли, чего ты там понаписывал, – пробурчал прорицатель. Роль беспомощного зрителя его тяготила.

–Зачем тебе? Хочешь знать, какая судьба выпала твоим товарищам по Кругу? Я как раз об этом читаю.

–Ты что, уже знаешь, что они должны были сделать по задумке Уивера ЭахТислари?

–Знаю. Чем это тебе поможет?

Таргон отвернулся. Ничем, конечно. А что ему-то самому предстоит сделать? Ничего не сказал ему Верховный прорицатель, и видения его молчат. А без них, без видений – на что он способен? Травки собирать?

Глянув напоследок в окно, прорицатель убедился, что эсгурии решили подготовиться к штурму основательно, и направился в трапезную – напиваться.

Это восхитительное ощущение. Если ранее меня порой посещали мысли покинуть арденов и уйти в Ниаранд следом за своим народом, то теперь я и думать забыл об уходе. Иногда жалею, что ни с кем не могу поделиться своими чувствами. Да и вряд ли арденам понравится, что я паразитирую на эмоциях воспитанного мной некогда народа.

Первым, кто смутил меня и заставил задуматься, не кроется ли в даре Старших чего-то большего, был Дегарт ЭахТислари. Он впервые применил прорицание в политических целях, научившись говорить не всю правду, скрывать правду или откровенно искажать словами смысл своих видений.

Солнце повисло над горами на юге, потихоньку сползая к западу. Через поляну, посреди которой стояла башня, пролегли тени от сосен. Сосны, правда, с самой поляны казались дубами, и тени с ними по форме не совпадали. Это, наверное, единственное и выдавало иллюзию, если смотреть изнутри. Снаружи прорицатель никаких огрехов не помнил.

Эсгурии ломились в ворота. Таран беззвучно врезался в невидимые отсюда створки, воины в меховых куртках оттаскивали его, разгонялись и наваливались снова. Ворота не поддавались.

Еще утром, наблюдая, как стрелы эсгуриев, словно встретив невидимое препятствие, падали на землю, прорицатель заподозрил, что с иллюзией не все так просто. Для эсгуриев и стены, и ворота оказались более чем твердыми. Их собралось там не меньше трех сотен, нетерпеливо ожидавших, когда таранящие ворота воины наконец справятся.

Филласт сидел на раскладном стульчике у стены башни. Перед ним стоял такой же легкий раскладной столик, на нем были разложены письменные принадлежности. Быстрой уверенной рукой Филласт писал в свою летопись.

Прорицатель подошел неуверенными шагами, бесцеремонно заглянул эльфу через плечо. Изящные эльфийские руны под пером Филласта ложились ровно и красиво, как орнамент. Знать бы еще, что там написано. История была слабостью прорицателя, а летопись Филласта являлась воистину бесценным кладезем сведений о былом. Изучить эльфийскую речь, конечно, можно – с давних времен сохранились и словари, и даже учебники раннеимперской эпохи, и все это несложно было отыскать в библиотеке замка. Вот добраться до самой летописи было труднее.

Боги Звездного пика, ну что за мысли лезут в голову? Сейчас он станет придумывать, как бы исхитриться скопировать летопись так, чтобы Филласт не заметил. А тут враги в сотне шагов – вон уже и лестницу тащат. Другие прорицатели, наверное, делают что-то полезное, нужное или хотя бы просто героическое, чтобы остановить бесчисленные армии завоевателей, а он тут стоит, пьяный, покачивается да в незнакомые буквы уставился.

–Зачем я тут нужен, Филласт? – спросил Таргон заплетающимся языком. – Ты и без меня прекрасно справишься. Прори... прорицатель из меня паршивый. И не маг я. И не воин. Даже готовить не умею. Зачем я здесь?

Филласт дописал строчку, отложил перо и посмотрел на эсгуриев, которые уже карабкались на стену. Прорицатель застыл в ожидании, казалось, что эльф наконец расщедрится и даст ему хоть намек на его роль в происходящем.

Ничего не сказал ему Филласт. Откинулся на спинку своего стульчика и застыл, словно статуя. А потом лестница под ногами эсгуриев вдруг вспыхнула ярким огнем, словно ее маслом облили, и осаждающие посыпались вниз, как спелые груши.

Я так и не понял всего, что пережил в своих видениях Дегарт – а он не спешил делиться пережитым ни с кем. Предполагаю, что пророчества его охватили только часть некоей картины грядущего, и в мучительных раздумьях о смысле открывшегося ему Верховный прорицатель арденов начал додумывать будущее. И додумал. Народ арденов подчинился его словам, сложил оружие и пошел на службу к завоевателям.

Если это так – если это действительно так – то прорицателям подвластно не только стать свидетелями еще не случившихся событий, но и творить эти самые события. Мысль была для меня новой, и я предпринял путешествие на север, где не бывал уже больше тысячи лет.

К утру перед иллюзорной стеной собралось уже все шесть сотен эсгуриев. Таргон таки раскопал в библиотеке книгу, посвященную корабельному делу. Выяснилось, что на девяти драккарах способно уместиться больше тысячи воинов. Остальные, возможно, оставались пока на кораблях.

Морские разбойники валили сосны, сооружали переносные щиты, таскали с берега ведра с водой, которыми поливали свои осадные орудия. Филласт за ночь сжег еще три лестницы, после чего враги отошли от замка и задумались. Результат их размышлений прорицатель наблюдал своими глазами. К обеду они будут готовы.

Кстати, об обеде. На рассвете Коррах таки ушел за редькой в деревню на юге. Филласт долго объяснял ему что-то, затем сделал вокруг повара несколько пассов руками и подтолкнул в сторону столпившихся на почтительном отдалении от стен осаждающих. Повар неуверенно пошел к ним, пересек невидимый отсюда барьер, где заканчивалась иллюзия стен – и эсгурии неуверенно попятились вниз. Приободрившись, он ускорил шаг, а враги с воем разбегались с пути повара, не пытаясь его удержать.

–В том, что касается редьки, Коррах всегда был неудержим, – сказал Филласт ему вслед. – Идем, Таргон, найдем чего перекусить на кухне. Они там, за стеной, еще нескоро в себя придут.

Прорицатель от еды отказался – с похмелья его слегка потряхивало. Заварил себе отвар, который должен был облегчить муки, выпил залпом. Попустило, но голова соображала по-прежнему отвратительно. Может, оно и к лучшему – слишком много вопросов в этой самой голове накопилось.

Попытка штурма замка после обеда обернулась для эсгуриев катастрофой. Лестницы теперь не загорались – они просто сгнивали на глазах и рушились вниз, со всеми солдатами. Проникнуть за призрачную стену не удалось никому. Было много переломаных рук и ног, кто-то из уэсгурских солдат, возможно, и свернул себе шею, падая вниз. Для порядка обстреляв замок горящими стрелами, эсгурии отступили. Одна из стрел угодила Филласту в ногу, когда он сосредоточенно выводил руны в своей летописи.

–А ты неплохо справляешься, как для прорицателя, – пошутил эльф, пока Таргон бинтовал ему икру. Треугольное лицо эльфа было бледным и покрылось испариной – наконечник у стрелы оказался с зазубринами, пришлось сделать разрез, чтобы его вытащить.

На перевязке проступала кровь – чуть более бледная, чем у людей.

–Я бы тебе травок заварил, чтобы не так больно было, – Таргон проверил, как держатся бинты, и осторожно натянул поверх них штанину из неизвестной ему ткани. – Вот только не знаю, как они на твой эльфийский организм подействуют, эти травки. Не довелось мне эльфов врачевать, да и не лекарь я.

–Точно так же, как и на твой. Катаар, создавая людей, ничего особенно нового не придумал. Потому-то мы с вами так похожи. Мой народ сначала вас так и звал – 'новые эльфы'.

–Ну тогда потерпи немного.

Травами прорицатель разживался у Корраха на кухне. Многие из них имели далеко не одно применение, а повар был великим искусником по части приправ и специй. Коллекция трав у него оказалась богатая, и найти там нужные для болеутоляющего отвара Таргону не составило труда.

Стражники уже перенесли Филласта в трапезную. Выпив отвара, он откинулся на спинку своего раскладного стула. Рука его сжимала летопись, но на лицо постепенно возвращалась краска. Он и в самом деле не слишком-то отличался от человека, вот только всмотревшись в его лицо, любой бы понял – таки чужой. Прежний.

–Если они опять пойдут на приступ – немедленно тащите меня наружу, – сказал стражникам Филласт.

–Что, неужели так больно? – не поверил прорицатель. – Вроде ж яда на стреле не было, да и кость не задета.

Филласт покачал головой.

–Нет там яда. Мы, эльфы, куда чувствительнее к боли, чем люди. Будь рядом кто из моих сородичей, он мог бы снять боль и заживить рану. Сам себя я магией лечить не могу, мои способности направлены наружу.

–Справлюсь, – уверенно сказал прорицатель. – Не зря же я столько лет для знахаря травки собирал?

–Не зря, – согласился эльф.

Ни эльфы, ни гномы, ни теры не смогли поведать мне ничего определенного насчет моей догадки. Я выяснил лишь то, что знал о людях больше всех Прежних вместе взятых. Вернувшись в замок Скассл, я продолжил писать летопись, однако в мой непроходящий восторг от вселенной во времени добавилось любопытство, удовлетворить которое видения арденских прорицателей не могли.

Я понял только одно – каким-то образом руки Дегарта ЭахТислари дотянулись до тех лет, где его уже не было в живых, и что-то в мире переиначили. Теперь мир, или как минимум часть мира жила во сне Дегарта. Ардены – эти уж точно стали его сновидением, народ Старших севера на три сотни лет словно умер, ничем не пытаясь облегчить себе жизнь под властью завоевателей.

Мне оставалось только одно – ждать, пока его сон закончится. Рано или поздно это должно было произойти. Дегарт ЭахТислари был не самым сильным прорицателем, хотя второго такого интригана народ арденов еще не порождал. Слишком уж они, мои воспитанники, прямодушны.

К вечеру вернулся Коррах, посеяв панику среди решившихся было попытать счастья еще раз эсгуриев. Вид имел озадаченный, но редьки притащил целый мешок.

–В деревне людей-то почти и не осталось. Одну бабку нашел, так та говорит, что все к озеру Орри ушли, под защиту тамошнего ополчения. То есть, сначала она меня чуть не убила кочергой, как увидела. Боевые у вас, арденов, старухи, нашим не чета.

–С чего ей тебя убивать-то? – не понял Таргон.

–А ты Филласта спроси, с чего. Эти вояки тоже меня шугались, будто диавола какого.

Жена Корраха, ширококостая некрасивая женщина, сидела все это время молча в окружении своих детей. Поварские сыновья тоже притихли, поглядывая то на мать, то на отца. Таргон задумался, что они его, наверное, любят, только чувствам воли давать не привыкли. Мог же и не вернуться повар, окажись эсгурии посмелее.

–Ну что, ужинать будете, господа прорицатели? – спросил Коррах. Таргон мотнул головой в сторону Филласта, вытянувшего ногу вдоль лавки. Повар согласно кивнул и ушел на кухню, сопровождаемый всем своим семейством.

Филласт безмолвствовал, листая тонкую тетрадь, исписанную все теми же рунами.

–Тоже летопись? – полюбопытствовал прорицатель.

–Да нет, – Таргону показалось, что эльф едва слышно вздохнул. – скорее философский трактат.

Свет из высоких стрельчатых окон становился все бледнее. Снаружи не доносилось ничего, кроме обычных вечерних звуков. Разве что птицы пели не так увлеченно, как раньше – распугали небось.

–Скоро это все кончится, Филласт?

–Уже кончилось.

–В смысле? – не понял Таргон. – Они что, убрались отсюда?

–Да. То есть, нет. Завтра уберутся, – Филласт потряс головой, настороженно посмотрел на прорицателя: – Ты мне в травки ничего не подмешал лишнего? Странно я себя чувствую, очень странно.

Вытянутое, треугольной формы с острым подбородком лицо Прежнего выглядело слегка удивленным. Прорицатель усмехнулся:

–Ничего. Нормальный легкий шок, после ранения часто так бывает. Тебя что, за все эти тысячи лет ни разу не ранили?

Эльф покачал головой и едва заметно, самыми уголками своего тонкогубого рта улыбнулся.

–Редька! – воскликнул повар, спеша к ним от порога кухни с уставленным плошками подносом. – Соскучились небось, а?

Прорицатель обратил внимание, что некоторые из стражников тоже слегка поморщились.

Уивер ЭахТислари, младший брат Дегарта, довольно долго не производил на меня впечатление человека, который сыграет особо важную роль в истории своего народа. В грядущем он, конечно, проводил больше времени, нежели его брат – но, подобно всем прочим арденам после Завоевания, был уверен, что является лишь свидетелем неких событий. Сон старшего брата его не устраивал, однако, считая себя зрителем, он не мог найти ответа – а я сам был настолько в своих догадках не уверен, что не решался ими с ним поделиться. Тем более что я-то как раз был именно зрителем, вселенная казалась тогда равнодушной к моему существованию. Летопись лишь фиксировала события, которые отражались на страницы сквозь призму моей эмпатии, переживали же их прорицатели арденов.

Однако в тот момент, когда боги на Звездном пике опять принялись делить власть, все резко изменилось. Пророческий дар арденов, как и в прежние смутные времена, усилился, и рука моя без устали носилась по страницам летописи. Я наслаждался трагизмом охватившей прошлое, настоящее и грядущее бури, но одновременно во мне проснулось беспокойство за судьбу арденов. Вычленить в происходящем всю весну хаосе что-либо, объединяющее события, было очень сложно, и даже привыкнув анализировать вселенную во всей ее необъятности, я никак не мог разобраться в водовороте событий. А ардены словно с цепи сорвались, каждый день шагая в грядущее все дальше и понимая все меньше.

И тут Уивер, видения которого своим многообразием и насыщенностью превзошли все, что было доступно Старшим прежде, наконец начал прозревать. Верховный прорицатель зажатого в угол народа понял, что за власть оказалась в его руках. Я замер, сжимая в правой руке перо, готовый записывать все, что с ним произойдет в уже случившейся или же еще не случившейся реальности. А левой рукой я готовился делать пассы в случае, если Уивер вдруг надорвется от тяжести взваленного им на свои старые плечи груза.

Эсгурии за ночь соорудили целую башню из сосновых стволов, в три человеческих роста. Подтащив эту конструкцию к невидимой изнутри стене, они теперь упрямо лезли по ней наверх. Стволы были скреплены раскосами из бронзы, перетянуты веревками и вообще соединены как только можно. Все это было влажным от вылитой на башню воды и исходило паром под полуденным солнцем.

Таргон стоял в сторонке, изредка поглядывая на Филласта. Тот листал вчерашнюю тетрадь, томик летописи лежал рядом на столике. Стражники стояли вокруг эльфа, готовые прикрыть его от стрел.

Прежний выглядел почти так же, как и всегда – загадочным и непостижимым. Лишь легкое напряжение черт его лица выдавало то беспокойство, что причиняла ему рана. Он прав – люди и эльфы очень похожи, даже мимика Прежнего чаще всего легко читается. Просто он редко дает волю эмоциям, если вообще их испытывает в том количестве, в котором испытывают их люди.

Странно, но врачебная помощь, оказанная Филласту, помогла Таргону примириться со своей бесполезностью как прорицателя. Филласт оказался не всемогущим, хотя и не сказать, чтобы стал особо понятнее. Очеловечиванию эльф подвергаться не желал, оставаясь в своих поступках все таким же необъяснимым. Впрочем, Таргон и по этому поводу не особо переживал.

Воины в меховых куртках добрались до верхней площадки башни и поглядывали наверх. Похоже, что результат их ночных трудов до верха иллюзии не дотянулся примерно на полтора человеческих роста. Трое эсгуриев, посовещавшись, распределили роли: двое подсаживали третьего, который полез куда-то в воздух.

Филласт подался вперед, подозвал старшего из стражников. Арден склонился к нему, и эльф что-то долго ему объяснял. Что именно – прорицатель не услышал. Закончив объяснения, он махнул рукой, и стражник, построив весь десяток в шеренгу, повел его через поляну мимо эсгурийской башни. Таргон обратил внимание, что эльф машет им вслед рукой, словно вырисовывая в воздухе некие фигуры, и одновременно шепчет что-то себе под нос.

Стражники дошли до края поляны, повернулись лицом к столпившимся вокруг башни эсгуриям.

–Войте погромче! – крикнул им Филласт на Старшей речи. И стражники взвыли, подобно волкам, а потом бросились на врагов, размахивая мечами.

Морские разбойники сначала опешили, но продолжалось это замешательство недолго. Бросая оружие, толкая друг друга, они всей толпой устремились к обрыву. Те, кто успел забраться на башню, хватали руками воздух рядом с ней. Таргон и явившийся посмотреть представление Коррах хохотали до икоты, пока десять стражников, завывая на все голоса, гнали несколько сотен эсгуриев к обрыву. Паника среди врагов превосходила всякое воображение. Обитатели замка не могли видеть, что за иллюзию подсунул эсгуриям Филласт, однако судя по тому, что осаждающие предпочитали кидаться с обрыва, нежели оставаться рядом с преследующими их стражниками, выглядело это действительно страшно.

Один лишь Филласт был серьезен и даже, казалось, мрачен. Тонкие пальцы его правой руки сжимали свернутую трубочкой тетрадь, словно то была рукоять меча.

Таргон так переживает о своем умолкшем пророческом даре, что мне его даже немного жаль. Он хороший лекарь, и я чувствую, что скоро рана совсем перестанет меня беспокоить.

Перестанет ли беспокоить меня моя совесть? То, что я сделал с эсгуриями, среди моего народа считается преступлением. Но не мог же я позволить Младшим уничтожить замок Скассл и сжечь его библиотеку – куда более ценное сокровище, нежели пророческий дар Старших? Ардены – мои воспитанники, моя ответственность за них перед моей совестью куда больше, чем все мои обязательства перед собственным народом.