Текст книги "Весенние заморозки (СИ)"

Автор книги: Admin

Соавторы: Александр Хомяков
сообщить о нарушении

Текущая страница: 59 (всего у книги 71 страниц)

Броганек уехал с передовыми отрядами, в задачу которых входило предупреждать северян о приближающейся армии – во избежание эксцессов. В случае же, если северяне коварно подготовили движущемуся по тракту войску ловушку, истонцы должны были ее обнаружить и сообщить об этом. За Броганеком среди сородичей прочно закрепилась репутация великого разведчика, и последний из Эктуден не отказывался от чести подтверждать ее при всяком удобном случае. Лорбаэн он наказал ехать вместе с людьми Атранека Экмарена, но их очередь выступать была последней – конница равнин, как и прежде, прикрывала армию на марше и с фронта, и с тыла.

Алагорские всадники помогали друг другу облачаться в доспехи. Раньше эту братию сопровождало множество оруженосцев и всевозможной прислуги, но все они где-то растерялись за время похода. Непривычные самостоятельно готовиться к сражению дворяне излишне суетились и ругались. Лорбаэн изредка позволяла себе улыбнуться, благо в темноте алагоры не видели выражения ее лица.

Покинул свой штаб и прошел мимо Таларик. Повернул голову в ее сторону, замедлил шаг.

–Ты с нами, девочка?

–Ну не с ними же, – фыркнула она, кивнув в сторону отряда графа Гисса. – Я поеду с людьми Атранека.

Темник одобрительно буркнул что-то и ушел в сопровождении нескольких мечников.

–Эй, ваше сиятельство! – крикнула она, заметив среди всадников графа Гисса. – А зачем вы все же собрались на север? Медом вам там намазано, что ли?

Неприязненное выражение на лице графа не надо было видеть – оно угадывалось и так.

–Что, так сильно хочется убить еще нескольких арденов? Или вы к богам на поклон собрались?

Граф в своих эйторийских доспехах подошел к ней, с яростью посмотрел в глаза.

–Как же я тебя, девчонка, ненавижу... – прошипел он. – Давно следовало тебя, сучку, придушить. Жаль, не успел. Но всему свое время. Рано или поздно я до тебя доберусь.

Она поднялась с лавки у старого вяза, на которой сидела. Стоя она была с графом Гиссом одного роста.

–Поздно, – бросила она, разворачиваясь, чтобы отвязать свою лошадь от коновязи.

–Нет, лучше рано, – услышала Лорбаэн голос графа. – Некоторые ошибки можно вовремя исправить.

И тут она наконец заметила, что кое-кто из всадников уже успел подойти поближе.

–Буду орать, – предупредила она, замерев и пытаясь не позволить голосу выдать охватившее ее беспокойство. Если умом она и забыла, что когда-то боялась графа Гисса – тело ее помнило все прекрасно.

–Не будешь, – резко развернув ее, граф ударил девочку кулаком в живот. Она задохнулась от боли, ноги подкосились, но ее сразу же подхватили под руки, выкрутили их, заткнули рот какой-то тряпкой.

–Вот такой ты мне больше нравишься, девчонка, – в поздних сумерках усмешка графа была зловещей. – Ты, кажется, никогда не любила слушать мои рассказы? Ну, придется немного потерпеть, пока мы не доберемся до Звездного пика. Грузите ее на лошадь, и в путь!

Руки ей, к счастью, связали впереди. Подняли в седло и примотали к передней луке за руки. Один из алагоров взял ее лошадь за поводья и поехал, насколько она поняла, в сторону северной окраины Дассига. Еще несколько всадников окружили ее слева и справа.

Лорбаэн было слишком больно, чтобы она успела проникнуться тем, что с ней произошло. Мимо мелькали темные улицы, на головой проплывали, уходя назад, пышные кроны старых деревьев. Сквозь ставни на окнах под копыта лошадей падали изредка полоски света. И все это было покрыто красным маревом, застилавшем ей глаза, и хотелось кричать, но тряпка заглушала все звуки, которые издавало ее горло.

Алагоры скакали быстро, и все силы девочки уходили на то, чтобы не выпасть из седла, вывернув и переломав себе руки. Все же весенний поход с южной армией научил ее не терять рассудок даже в таких ситуациях, удерживая эмоции на той грани, где кровь еще не настолько сильно бьет в голову, чтобы забыть обо всем вокруг. Она даже пыталась запоминать дорогу, но в этой части города ей бывать не доводилось, и вскоре девочка сосредоточилась на одной только езде.

Один раз им встретился отряд истонцев, даже в темноте легко узнававшихся по черным медвежьим шкурам. Алагоры сдвинулись теснее, заслоняя ее от взглядов воинов равнин. Предводитель истонцев не окликнул всадников графа Гисса, отряды разъехались, не задерживаясь. Черта между армией Таларика и сторонниками графа уже была проведена, и перешагивать через нее обратно никто не собирался.

Двухэтажные дома торговых кварталов остались позади, промелькнули несколько складских кварталов с глухими заборами, а потом начались крестьянские домики, скрывавшиеся за многочисленными цветущими яблонями, белевшими в ночи – словно снегом укрытыми. Сумерки сменились звездной ночью, в которой всадники в красно-оранжевых плащах были похожи на тени. Окраина города была уже близко, и чем ближе к ней была Лорбаэн, тем призрачнее становились ее шансы спастись из передряги, в которую она по собственной глупости попала.

Ведь ничто ей не мешало держаться с истонцами Атранека и ждать, пока они выступят в поход? Чего же она поперлась на площадь? Правильно – поглазеть на графа Гисса и поехидничать. Сама, выходит, спровоцировала графа, и может теперь только радоваться, что алагорский аристократ сразу ее не убил.

В душе поднималась обида. Ей было жаль своей вчерашней спокойной усталости, грез о мирных днях, которые вот-вот должны были наступить, да скорее всего и наступят – но не для нее. Нет, себя Лорбаэн было не жалко ни капельки. Ничего в ней не осталось такого, что было бы ей приятно. Всё убили люди, своей черствостью и жестокостью, а до чего не дотянулись жадные пальцы графа Гисса и ему подобных, прикончила она сама, ударами топора по беззащитному Ладираху ЭахЛесмару, утопила в крови, поплакала и давно смирилась. Нет больше той девочки из Кагониса, из которой еще могло вырасти что-то хорошее и доброе. А что выросло – то граф Гисс может и убить, если захочет. Жаль лишь одного – не успела она посмотреть на каменный город в цветах, да и вообще почти ничего не успела.

На окраине конвоиры остановились, дожидаясь подхода остальных всадников. Ожидание было недолгим, и ночь вокруг наполнилась ржаньем лошадей и звоном доспехов. Она слышала жесткий голос графа и визгливый – Альбероника, они спорили о том, куда ехать. Наконец выбрали, и отряд поскакал в ночь, увозя ее прочь из Дассига, оставившего у Лорбаэн столь тягостное впечатление поначалу, и показавшегося ей таким уютным и даже красивым впоследствии. Прочь, на север, к высоким горам, к арденской крепости у подножья Звездного пика.

За полночь, по ощущениям Лорбаэн, они отъехали от города на большое расстояние. Граф велел искать место для привала, и вскоре такое нашлось – достаточно глубокая балка с озерцом на дне, окруженном густыми рощами. Развели костры, для графа разбили шатер, остальные устроились кто как мог, и некоторые всадники даже доспехи снимать не стали, так спать и повалившись. Самому же графу не спалось, и Лорбаэн привели к нему, предварительно выдернув тряпку из рта и дав откашляться.

Граф лежал в гамаке, закинув руки за голову, и насвистывал популярный в последние годы мотивчик, который разнесли по всему югу Арденави эйторийские трубадуры. Увидев девочку, двинул подбородком в сторону раскладного кресла. Она не хотела сидеть, после скачки у нее затекли не только руки, но спорить было не время и не место.

Что граф от нее хотел, Лорбаэн не ведала, но испуг на ее лице, видимо, был слишком силен, потому что его сиятельство, разглядывая ее, улыбалось все шире и шире.

–Как здорово, Лорбаэн, что ты вспомнила наконец свое место. Нет, это же просто замечательно! – он встал с гамака, подошел к небольшому столику, налил в серебряный кубок вина из чайника. – Твое здоровье, девчонка. Тебе оно пригодится, я уверен. Многое, ой многое тебе еще предстоит пережить.

Он подошел поближе, поймал рукой ее подбородок, поднял голову и заставил посмотреть себе в глаза. Лорбаэн с трудом сдержалась, чтобы не зажмуриться.

–Боишься. Прекрасно, – граф отхлебнул вина. – Ты слишком долго наслаждалась своей неприкосновенностью под защитой истонцев и обнаглела, полукровка. Но на самом деле мне до мести такому ничтожеству, как ты, дела нет. Если мне захочется, чтобы ты испытала мучения, я отдам тебя Альберонику... хотя нет, он же крови боится. Впрочем, неважно. Ты нужна мне, как свидетель великих событий. И после всего того, что ты увидишь в следующие дни, я, быть может, даже отпущу тебя.

Лорбаэн смотрела на графа, стараясь не моргать слишком часто, а он все держал ее за подбородок и пил вино.

–Помнишь, я рассказывал о том, сколько живут мои предки?

Она промолчала, и граф, отпустив ее челюсть, коротко размахнулся и ударил ее по лицу.

–Тебя, похоже, не учили поддерживать беседу. Придется восполнить этот пробел в твоем образовании. Помнишь или нет?

–Помню, – выдавила она, скривившись от боли. Но так и не закрыла глаза, крепилась.

Ведь стоит ей хоть на миг смежить веки, и предстанут перед ней картины из прошлого, вспыхнет с былой силой ненависть, и потеряет Лорбаэн над собой всякую власть. Чей-то голос внутри шептал ей, что не надо бороться с собой, не по возрасту ей такие испытания, не по силам, что надо смириться и пусть все будет, как будет, а потом она придумает, как отомстить, и стоит ли мстить вообще. Возможно, то был глас рассудка. Но не хотела его слушать Лорбаэн, отказывалась закрыть глаза и держалась, держалась, держалась – прямо, как натянутая струна, крепко, как сжатый кулак.

–Я и не сомневался, что ты все прекрасно помнишь. Должна помнить и о том, кто мешает мне прожить до трех сотен лет, как живут Старшие.

Кисть с золотыми перстнями зависла перед ее глазами, пальцы графа напряглись, готовые ударить.

–Помню, – это звучало как плевок, но граф отвел руку.

–Есть вещи, о которых ты помнить не можешь никак. Я никогда не говорил о том, что мое намерение избавиться от арденов и тем самым достичь долгой жизни не является пустыми домыслами. Этой зимой я заключил одно интересное соглашение с не менее интересным существом. Суть его заключалась в том, что я, Лорик, граф Гисс, приведу в Сиккарту армию и, разгромив защитников, дойду до подножья Звездного пика. А существо, со своей стороны, обещало мне за это триста лет жизни.

–Какое еще существо? – спросила Лорбаэн, понимая, что графу ничего не стоит продолжить избивать ее, если она не будет ему время от времени поддакивать.

–Бог Элбис, девочка. Это был сам бог Элбис. Понимаешь теперь, на кого ты открывала свой грязный рот? Я – рука бога, орудие его. Я послужу его целям, и получу от него награду, о которой никакой Таларик не смеет и мечтать. Чего стоит его мятеж? Я обрету долгие годы жизни, получу возможность вернуть себе и утраченное, и даже больше, чем потерял. Младшие спешат жить и делают множество ошибок, но я стану Старшим. У меня будет много времени, очень много.

–Ты сам себе противоречишь, граф. Разве ты выполнил условия соглашения с богом? Защитников арденской крепости ты не победишь своими двумя сотнями.

Граф покачал в руке кубок и вылил остатки вина на землю.

–У подножья Звездного пика будет достаточно и одного, девочка. Пусть погибнут в пути все, пусть дойду только я один – этого хватит. В древних летописях можно обнаружить один занятный и не совсем очевидный факт, который обычно ускользает от внимания не самых радивых исследователей: бог не может поднять руку на собственное творение. Другой из богов – пожалуйста, да и вообще кто угодно. Но Катаар, сотворивший людей, не способен даже младенца по попке отшлепать. Достаточно будет одного меня, чтобы низвергнуть верховного бога с его престола, как того хочет Элбис. Важно лишь дойти до подножья Звездного пика, дальше он подскажет, что надо делать.

И я дойду, поверь. А тебе, Лорбаэн, если все сложится для тебя хорошо, предстоит увидеть час моего величия. После этого я, наверное, отпущу тебя на все четыре стороны, и тебе предстоит жить в новом мире, где будет новый верховный бог, и новые Старшие.

Лорбаэн попыталась прикусить язык, но поняла, что дальше сдерживаться просто неспособна.

–В твоем шатре только один Старший, граф Гисс. И вторым ты не станешь, как бы ни пыжился.

Удар графской ладони был так силен, что она опрокинулась вместе с креслом. Пытаясь перевернуться и встать хотя бы на колени, она увидела, как в шатер вбежали охранявшие его воины.

–Упирается, ваше сиятельство? – спросил один из них.

–Что? Да за кого ты меня принимаешь?! – возмутился граф. – Я не подбираю объедки за истонскими дикарями! Уведите ее, да следите, чтобы не сбежала.

Подняв ее на ноги, алагоры повели Лорбаэн прочь. Она опасалась, что воины графа Гисса окажутся не столь привередливы к 'истонским объедкам', но все обошлось. Ее связали покрепче и бросили на голую землю. До самого утра девочка пыталась хоть как-то ослабить веревки, но у нее ничего не вышло.

С севера тянул холодный ветер. Двигаясь наперекор ему, отряд всадников шел по равнине на север.

Утром Альбероник предложил предать огню встретившуюся по пути деревню, но граф приказал не задерживаться. Ночной привал был коротким, и видно было, что останавливаться его сиятельство собирается как можно реже.

Лорбаэн развязали, и ехала она теперь со свободными руками. Алагорских всадников было слишком много, чтобы даже мысль о побеге посещала ее. На дневном привале ее внимательно стерегли, но, к счастью, накормили.

В ветре ощущалось стужа, удивительная для этого времени года. Даже учитывая близость предгорий, здесь, на равнине, в последние дни мая никак не могло быть так холодно.

–Зря вы с ней возитесь, ваше сиятельство, – услышала она голос Альбероника Эаприна. – Повесьте девчонку, пока не случилось от нее какой новой подлости. Мало из-за нее бед было, что ли?

–Мне интересно ее сломать, Альбероник, – ответил граф. – Малявка упряма, как чистокровная арденка. У меня не вышло победить гордость арденских женщин, но с этой я еще поэкспериментирую.

–Хм. Женщин ломают не только побоями, ваше сиятельство. Даже и не столько побоями...

–Окстись, Альбероник! Она же спала с грязнулей своим бородатым, я уверен. Я не унижусь до того, чтобы прикоснуться к истонской подстилке.

–Ну и бросили бы эту подстилку, зачем она вам в таком случае? Неужели, ваше сиятельство, вашу гордость потешит победа над таким жалким существом, как она?

–Сложно ответить на твой вопрос, Альбероник. Я словно чувствую, что она должна ехать с нами и увидеть все, что случится, своими глазами. Не знаю точно, почему. Не исключаю, что в моем роду наконец просыпается положенный нам по степени Старшинства пророческий дар.

–И что же должно случится с нами, ваше сиятельство?

–Всему свое время, Альбероник. Увидишь.

Слова 'пророческий дар' всколыхнули в памяти то, что она услышала от ардена Сантора. Неужели ее способность самой выбирать собственный путь ограничилась одной разбитой рюмкой в руке Таларика? А как же вышедший из берегов Аррис, буря с поваленными деревьями, враги в засаде?

Поразмыслив как следует, девочка пришла к выводу, что Сантор мог, в конце концов, и ошибаться. Он сам говорил, что не прорицатель – откуда ему знать? Развлечения ради она попыталась представить какую-нибудь гадость, которая может случиться с отрядом алагоров, но как назло, в голову ничего не приходило. Какие неприятности могут ждать отряд в чистом поле? Аррис далеко, и деревьев тут никаких нет, да и засаду врагам устроить негде. Даже рюмки ни одной под рукой не имеется.

Задумавшись, она даже не удивилась толком, когда поняла, что под копытами лошади земля покрыта снегом. Разочаровавшись во всем, что видела и слышала в последние дни, Лорбаэн уткнулась взглядом в холку своей кобылы и ехала так, пока крики из арьергарда отряда не привлекли ее внимание. Обернувшись, она увидела, что по дороге их преследует конный отряд, числом превосходящий ее похитителей втрое.

–Враги, ваше сиятельство! – взвизгнул Альбероник. – Бежим!

–Заткнись, трус! – взревел граф. – Принимаем бой! Разворачивайтесь, все!

Граф был прав – после ночного перехода лошади устали, и бежать от врагов было бесполезно. Лорбаэн оттиснули в сторону и потеряли к ней всякий интерес. Алагоры строились в три шеренги, вытягивая фланги, чтобы избежать бокового удара и окружения. Враги тоже растекались по полю; приподнявшись в стременах, Лорбаэн увидела, что центр отряда преследователей составляют эйторийские рыцари, а по флангам, обходя алагоров, скачут светловолосые всадники с каплевидными щитами, на каждом из которых наверняка скалится стальная волчья морда.

Серый волк наконец пришел, чтобы спасти ее. Четыре сотни серых волчьих пастей на щитах арденских всадников. И не меньше двухсот эйториев в латах, на конях-тяжеловозах.

Рядом с ней уже не было никого из алагоров. Осторожно двигая поводьями, она отъезжала все дальше по дороге, стараясь не привлекать к себе внимания. А два отряда всадников сближались, набирая скорость, и когда грохот стали заставил ее на миг зажмуриться и прижать ладони к ушам, Лорбаэн наконец решилась, схватила поводья и, ударив кобылу пятками, понеслась вскачь, не оглядываясь, пригнувшись к холке лошади, и холодный ветер засвистел у нее в ушах, и холодом резало голые ноги.

Спасение. То, что она никак не могла себе вообразить. Теперь бы ускакать подальше, да подождать, пока ардены и эйтории разделаются с графом Гиссом. А потом назад, на юг, наверное... потом. Стук копыт кобылы словно эхом разносился по равнине, и не сразу она поняла, что за ней кто-то гонится. А когда наконец обернулась, то увидела всадника в латах эйторийской работы, но эйторием он не был, потому что развивался за его спиной красно-оранжевый плащ. Девочка узнала графа Гисса и заколотила пятками по бокам кобылы, выжимая из нее все, на что та была способна. Графский жеребец был быстрее ее лошади, но ему приходилось нести всадника в полном вооружении, и это давало ей хоть какое-то преимущество в гонке.

Волосы Лорбаэн развевались на ветру. Верхом она ездила по-прежнему отвратительно, но сейчас, в момент, когда ее жизни наконец угрожала реальная опасность, ей удалось и удерживать скорость, и самой из седла не выпасть. А кобыла показала, что даже гирисская порода в определенных обстоятельствах может тягаться со скаковыми лошадьми. Несмотря на усталость, лошадка неслась очень резво. Впереди дорога резко забирала левее, и Лорбаэн, чтобы не сбавлять ход, понеслась прямо через поле, по заснеженной земле, забирая по широкой дуге обратно к дороге. Она гнала и гнала лошадь, оглядываясь на графа, который не желал от нее отставать, а следом за ним мчались еще два всадника, один из них был на белой лошади, но разглядывать его у нее не было времени. Обернувшись в очередной раз, она увидела, как оступился наконец графский жеребец и рухнул в снег, подминая под себя седока, и осадила кобылу, не задумываясь соскочила с коня и побежала к графу, поглядывая на двух неторопливо приближавшихся всадников.

Граф копошился, пытаясь не то выбраться из-под жеребца, не то дотянуться до меча, который он выронил. Лорбаэн метнулась к клинку и подхватила его, направив острие на графа.

–Обман... – стонало его сиятельство, кривясь и сжимая кулаки. – И бог тоже обманул меня... лжецы, все вы лжецы. Ну бей же, что уставилась? Бей, пока можешь!

Лорбаэн не могла. В первый момент она еще ударила бы мечом, если бы не прислушалась к тому, что бормочет граф. Но сейчас, когда порыв миновал и ушел, убивать ей не хотелось. Мелькнула на краю сознания едва заметная мысль, что кровожадность, преследовавшая ее с тех пор, как армия графа Гисса вошла в Гирис и сделала ее своей добычей, ушла, похоже, безвозвратно.

Обернувшись на всадников, девочка увидела, что они ускорили ход и стремительно к ней приближаются. Так ничего и не придумав, что сказать графу, она отвела клинок в сторону и бросилась бегом к взмыленной от скачки кобыле. Вскочила в седло, положила перед собой меч и пустилась вскачь, не желая выяснять, кто ее преследует и зачем. Кто бы ни был. Если это друзья, то не станут они за ней гнаться, а если, как она подозревала, эти двое – из числа алагорских всадников, то ей следует поспешить.

И она поспешила, да так, что на краю рощи, за которой в вечерних сумерках виднелась белая гладь покрытой льдом реки, кобыла ее пала замертво, и на глаза Лорбаэн, сидевшей на снегу рядом с мертвой лошадью, спасшей ей жизнь, навернулись слезы и не прекращали течь, пока не замерзла она до костей и не побрела вдоль опушки неведомо куда, не особо надеясь даже, что доживет до утра в обступившей ее со всех сторон зиме.

Когда-то Лорбаэн прочла в одной из книг, что лучший способ пережить мороз на открытом воздухе – закопаться в снег. К тому моменту, когда она вспомнила об этом, сил у девочки хватало лишь на то, чтобы упасть и лежать. Как она сгребала сугроб, Лорбаэн, во всяком случае, не запомнила. Утром она проснулась свернувшая калачиком, закутавшаяся целиком в медвежью шкуру и приваленная сверху снегом, с затекшими руками и ногами, заложенным носом – но живая. Выбравшись на воздух, растерла руки и ноги снегом, чтобы восстановить кровообращение, а потом пошла к реке умываться.

Речка была совсем узкой, и если Лорбаэн все правильно помнила, это была Катаста. Вода выше по течению разбивалась о каменные пороги, и стекала с них, обращаясь в ровное зеркало, чуть дальше подернувшееся ледяной коркой. Подойдя к берегу, она опустилась на корточки и склонилась над гладью прозрачной воды, вглядываясь в свое едва заметное отражение.

Из реки на нее смотрела девчонка с растрепанными волосами. На лице застыла коркой струйка крови, оставшаяся после удара графской ладони, и Лорбаэн зачерпнула ледяную воду, сморщившись, окатила лицо, потом зачерпнула еще раз, открыла глаза и увидела, как из сомкнутых ладоней смотрят на нее глаза арденской девушки, которую она не раз уже видела в текущей воде.

–Лорбаэн-Лорбаэн, и кто тебя такую воспитывал? – укоризненно сказала девушка, расчесывая ей волосы.

–Лорбаэн-Лорбаэн... – словно разнеслось над рекой, и подняв глаза, девочка увидела на противоположном берегу ардена со свежими, кровоточащими порезами на лице, а он смотрел на нее, и она вдруг узнала его, узнала и вскрикнула, потому что неизвестно откуда пришло знание, что именно о нем говорил Ладирах ЭахЛесмар – этот человек пытался спасти ее отца ценой своей жизни, и прежде, чем она сообразила, что делает, Лорбаэн подскочила и побежала прочь, в камыши, и дальше, дальше, не разбирая дороги, и только вконец выдохшись, попыталась понять, что же ее так сильно напугало. И бредя вдоль опушки на север, наконец осознала, в чем же дело. Больше всего она боялась увидеть его глаза, его и еще троих, тех, кто судил ее отца и предал его смерти, а боялась потому, что хотела раз и навсегда вычеркнуть это событие из своей жизни, и, вспоминая отца, не вспоминать ненависти своей к его убийцам, и ненависти к самой себе.

Ей было все равно, куда идти, но ноги, так получилось, несли Лорбаэн на север через заснеженное поле, рощи и перелески, овраги и балки, мимо редких в этих местах деревень и изредка видневшейся слева белой ленты реки. Она смотрела по сторонам, но видела лишь собственную душу, в которой с таким трудом смогла достичь хоть какого-то спокойствия, и в котором поднял такую бурю один-единственный взгляд над рекой.

–Лорбаэн-Лорбаэн... – шептали ее потрескавшиеся от холодного ветра губы. – Лорбаэн-Лорбаэн...

Глава 11.

Дигбран. Сказание о синем диаволе.

Девчонка, кто бы она такая ни была, оказалась на диво прыткой и дала деру, едва Виластис с Дигбраном приблизились. Преследовать ее молодой рыцарь отказался.

–Спасли девицу от негодяя, и ладно. – удержал он Дигбрана. – Рыцари не ждут благодарности за свои деяния. Часто бывает так, что спасенный человек боится нас еще больше, чем того мерзавца, от которого мы его уберегли. Беды в этом большой нет. Добро, которое мы несем людям, существует независимо от того, что они про это добро думают. Пойдем лучше негодяя осмотрим. Кажется мне, что он ногу сломал.

Всадник в латах лежал неподвижно, придавленный конем. Только рука его скребла по снегу, и губы бормотали что-то неразборчиво.

Подойдя к нему, Виластис собрался было помочь алагору выбраться из-под туши коня, но почему-то засомневался и отступил назад.

–А ты знаешь... знакомы мне эти латы, Дигбран, и человека этого я знаю.

–Кто же это такой? – спросил бывший воевода, оглядывая поверженного предводителя отряда южан.

–Не кто иной, как сам граф Гисс перед нами. Мерзавец редкий, извращенец, убийца и садист. А доспех на нем раньше принадлежал одному из моих братьев по копью, которого этот гад замучил в своих застенках и предал смерти. Не будем мы его вытаскивать, Дигбран. Лучше всего будет, если размозжу я ему своим молотом голову.

Дигбран посмотрел на беспомощного южанина, чьи латы действительно напоминали доспехи эйторийских рыцарей, потом на Виластиса, уже потянувшего из петли на поясе свою жутенькую кувалду.

–Чудной вы народ, рыцари. То детей от побоев защищать беретесь, то убиение беспомощного врага за доброе дело считаете.

–Это не простой враг, Дигбран. Спроси любого из арденов, они тебе и о предках его расскажут, и ему самому найдут что припомнить. Серый волк на фоне графа Гисса – добрейший из людей, тем более что жестокости свои арденский герой совершал все же ради своего народа, а не для удовольствия.

–Да бей уже, чего там разглагольствовать, – Дигбран махнул рукой. – Я бы, конечно, оставил его арденским воинам, мало ли какую пользу они из него извлекут. Ценный трофей все же.

Виластис опустил молот.

–Не нравится мне это. Вдруг ардены решат его отпустить за выкуп. А ведь он арденских женщин насиловал и убивал.

–Если насиловал – не жить ему, – успокоил его Дигбран. – У арденов на этот счет строго. Одного нашего герцога когда-то за такие делишки убили до смерти, и трупа не нашли.

Дождавшись арденов, которые успели переловить всех бежавших с поля боя алагоров, рассказали им, что тут произошло.

–Девчонка, говоришь? – спросил сотник по имени Эраэх. – Как выглядела-то?

–Ну светлая вроде, как арденка. В черной шкуре на плечах и красном платье.

–Амунус ее забери! – вскричал Эраэх. – Я-то думал, чего мне так хотелось северное направление проверить. Вот шельма!

Дигбран с Виластисом воззрились на него удивленно. Сотник усмехнулся, но объяснять свои слова не стал.

–Правильно вы за ней не погнались, опасное это дело. Да осветит Лайта ваш путь! – и Эраэх поскакал прочь, даже не спросив, куда они едут и зачем.

–Сейчас, Дигбран, ты скажешь, что все Старшие – чудаки, – подначил его Виластис.

–И скажу, – кивнул Дигбран, вставляя ногу в стремя. – Почему это гнаться за девчонкой было опасно? Мастер клинка она, что ли?

–Всякое бывает, Дигбран, – Виластис бросил полный сожаления взгляд на графа Гисса, которого уже добыли из-под трупа его коня и уложили на носилки, чтобы тащить в ближайшую деревню, вскочил в седло и поехал следом за Дигбраном на север.

На хуторе, где они ночевали в предыдущую ночь, хозяева снова приняли их радушно. Удивились немного зачастившим в гости эйториям, но накормили до отвала и спать уложили на мягкие перины. Жили здешние миакринги не то чтобы богато, но с толком, держали большое хозяйство, а детей хозяйских арденская старуха воспитывала – высокая, худая как жердь и величественная, как статуя. Она единственная, наверное, поняла, что один из эйториев никакой вовсе не Старший, а обычный себе миакринг – но хозяев своих разубеждать не стала.

–Далеко еще ехать будем, Виластис? – спросил Дигбран, ворочаясь в поисках подходящей позы – спина по холодной и сырой погоде опять заныла. Завтра он попросит рыцаря натереть ее лагорисовой мазью.

–Думаю, к бродам надо возвращаться, – ответил сонным голосом рыцарь. За ужином он приналег на яблочную водку сродни той, что делали в Дассиге, и быстро начал клевать носом. – У бродов проще переправиться, оттуда на юг вдоль берега поедем – след Лагориса искать. Неизвестно ведь, куда он повернул за рекой – к Скейру или на север.

–Может, сразу в Скейр и ехать?

Сопение было ему ответом. Хмыкнув, Дигбран смежил веки и сам не заметил, как тоже уснул.

Встали засветло, быстро позавтракали и выехали в дорогу. Торопили лошадей, чтобы поспеть к бродам пораньше. Однако в первой же деревне услышали такое, что Виластис засомневался, стоит ли продолжать путь дальше.

Едва разбила Аэлевит в лютой сече кассорийских завоевателей, как тут же под стены Скейра заявились новые гости.

–Черные, говорят, как головешки, – сказал им столичный торговец, убравшийся из Скейра в междуречье пополнить истощившиеся припасы. Отмена денежной торговли в городе пошатнула его дела, и как всякий порядочный купец, горожанин отправился в поисках наживы в те места, где золото и серебро по-прежнему были в ходу. – Много их, как тараканов, тьмы и тьмы. Ни пройти в столицу теперь, ни проехать.

–Регадцы, – сказал рыцарь, выслушав описание чужеземных воинов. – Плохи дела. О регадцах говорили еще тогда, когда я был в Скейре и заседал в совете военачальников. Их больше ста тысяч, это такое огромное войско, что его и в расчет-то принимать было сложно. Все планы наши, Дигбран, строились под нерберийцев и кассорийцев, с последней армией вторжения мы тогда просто не знали, что делать. Теперь их черед пришел.

–Сто тысяч? – Дигбран про такие армии на своем веку и не слышал. – Они ж нас, как котят малых...

–Ну, допустим, у котят есть когти. Но в Скейр мы с тобой не поедем.

–А куда же нам ехать-то?

–Не придумал еще. Давай до бродов доберемся, там может что еще интересное узнаем.

Деревня у бродов показалась на горизонте задолго до заката. В трактире уже не было тех эйториев, что встретились им в первый раз, да и вообще народу было как-то поменьше. Из воинов обнаружились только пятеро арденских лучников и странный тип в бронзовой кирасе, с черной медвежьей шкурой на плечах и топором на поясе.

Тип этот был высок, массивен и бородат. Голубые глаза его имели какое-то детское выражение, немного наивное и чужое. Впрочем, любому при первом взгляде на бородача сразу бы стало ясно, что он не местный.

–Истонец! – удивился Виластис и на всякий случай потянулся за молотом.

–Не трожь его, эйторий, – тут же обернулся один из лучников. – он не враг нам.

–Знаю я этих 'неврагов', – рыцарь с молотом был не из тех, кого легко остановить, если ему что втемяшилось в голову. – Вчера целых две сотни алагоров мои братья по копью и ваши всадники в капусту изрубили на юг отсюда. Может, этот истонец оттуда же сбежал?

Лучник, впрочем, тоже оказался не склонен к долгим разговорам. Не успел Виластис вынуть молот из ремня, как на него уже смотрел наконечник трехфутовой стрелы.