Текст книги "Весенние заморозки (СИ)"

Автор книги: Admin

Соавторы: Александр Хомяков
сообщить о нарушении

Текущая страница: 54 (всего у книги 71 страниц)

Дигбран засомневался в последнем варианте.

–Кто ж ночью в воду полезет?

–Твоя правда, – согласился трактирщик. – тут камней на дне много, и ямы тоже есть. Недолго и оступиться. Значит, не было здесь тех, кого ты ищешь.

–А по времени? – на всякий случай спросил Дигбран. – Хватило бы им четырех дней, чтобы сюда из Дассига добраться?

–За четыре дня через нашу переправу можно и в Скейр попасть, если верхом... Чего? – трактирщик отвлекся на следующего постояльца и тут же забыл о Дигбране.

Виластис успел выяснить у своих сородичей примерно столько же. Лагориса, Бенару и Лани никто из них не встречал.

Похлебка у трактирщика была достаточно постной, но двоим путникам больше требовалось согреться, чем насытиться. Покончив с едой, пошли с одним из эйториев на конюшню, где Старшие Запада оставили свои пожитки. Из мешков были извлечены на свет божий две добротных стеганых куртки на меховой подкладке и два плаща с искрой.

–На юг поедем, – сказал Виластис, когда они переоделись и были, в принципе, готовы ехать дальше. – Если их здесь не было, то поиски надо продолжать в сторону Дассига. Не исключаю, что отцу и в самом деле пришлось искать переправы ниже по течению.

–Не разминуться бы, – усомнился Дигбран.

–Я наших предупредил, – Виластис уже сидел в седле. – Если они встретят Лагориса – передадут, что мы их разыскиваем.

Дорога на юг здесь была ровно одна. Покидая берег Катасты, она по равнине уходила к Дассигу. Вокруг двух неглубоких колей от тележных колес расстилались пшеничные поля, неведомо чьей волей перекрашенные в белый цвет. С неба падал легкий пушистый снег.

–Короткое выдалось в этом году лето, – пошутил Дигбран. Виластис засмеялся и дал шпоры кобыле.

Деревни им в пути попадались часто. Укутавшись снежным покрывалом, они дымили трубами. Взрослые сидели по домам, дети играли в снежки, собаки разрывались между желанием облаять проезжих и забраться от мороза поглубже в свои конуры.

Расспросы результатов давать не спешили. Никого похожего на Лагориса и Бенару с Лани никто здесь не видел.

–А не мог Лагорис южнее взять? – спросил рыцаря Дигбран.

–Ближе к тракту он бы вряд ли сунулся, – рассудил Виластис. – но вполне мог уйти вдоль берега Катасты ниже по течению и переправиться где-то там.

–Так чего мы тогда от реки удаляемся?

Виластис вместо ответа приподнялся в стременах и, прикрыв глаза от снега рукой, посмотрел на запад.

–Мы и не удаляемся, Дигбран. Река рядом. Скоро, если я все правильно помню, будет развилка. В Дассиг мы не поедем, так близко к городу легко напороться на южан. Состязаться с истонскими всадниками в скорости я бы не стал даже на своей кобыле. Поедем правее, вдоль реки. Если отцу удалось отъехать от города хоть на полдня пути, то в одной из деревень его всяко должны были видеть.

Последняя фраза молодого рыцаря отразила его беспокойство. Дигбран и сам уже думал, не случилось ли с Лагорисом чего. Встреченные бывшим воеводой на окраине Дассига всадники могли быть не единственным патрулем, а старого эйтория задерживала Бенара, неспособная удержаться в седле на большой скорости.

Он вспомнил, что Лагорис говорил ему о своем видении. Что-то там было про погоню, овраги и ручьи.

Виластис даже лошадь остановил, когда Дигбран рассказал ему о предвидении Лагориса.

–Что ж ты раньше-то молчал?

–А что бы это изменило? Мало ли перелесков, ручьев и оврагов в округе? По таким ориентирам Лагориса искать бесполезно.

–Ты неправ, Дигбран. Равнина большей частью очищена от леса. Рощи и перелески начинаются ближе к Катасте. Судя по описанию, местность, представшая отцу в видении, больше походит на верхнее течение речки, севернее бродов. А мы на юг едем.

–А с чего ты решил, что его видение по времени приходится именно на прошедшие дни? – Дигбран спорил из чистого упрямства, но уступать молодому рыцарю не хотел. Была в Виластисе этакая непоколебимая убежденность в собственной правоте, которая невольно вызывала желание цепляться чуть ли не к каждому его слову.

–'Лес, овраги, пение птиц', – повторил Виластис слова Дигбрана. – Так ты запомнил пророчество моего отца?

–Ну, – согласился Дигбран, не понимая, к чему клонит его собеседник.

–Птицы, Дигбран. Прислушайся и скажи мне, слышишь ли ты хоть кулика какого-нибудь? Боюсь, от мороза большая часть перелетных птах уже дуба врезала.

–Так что, обратно поворачиваем?

–Ни в коем случае. Каким бы путем мой отец с твоей дочерью не попали в верховья Катасты, здесь они не проезжали. Надо искать, где они переправились, и оттуда уже ехать за ними следом.

Искали они до вечера. Заночевали на хуторе у реки. Хозяева по одежке приняли их обоих за эйториев. Дигбран спорить не стал, потому как накормили их вкусно и от души. Здесь эйториев не боялись.

На следующий день они добрались до границы зимы.

Как таковой, никакой границы, ясное дело, не было. Но впереди виднелись зеленая листва на деревьях, чистая от снега и даже инея. А за спиной оставались заснеженные рощи, сугробы и лед на лужах.

–Сроду такого не видел, – удивился Дигбран.

–Я видел, – спокойно сказал Виластис. – только наоборот. В Ниаранде магия держит на границах страны эльфов стужу и снег. А здесь кто-то холод наворожил и весну на север не пускает.

Ветер, стихший накануне, сегодня дул с новой силой. Эйторийские плащи и куртки неплохо от него защищали, но Дигбран в который раз за последние два дня пожалел, что не привык носить шапку. Уши у него мерзли нещадно.

И все же с каждым шагом теперь становилось теплее. Добравшись до следующей деревни, оба всадника скинули плащи и порасстегивали куртки. Погода рядом с границей холодов была если не майской, то апрельской уж точно.

Здесь им наконец посчастливилось напасть на след Лагориса и дигбрановых родичей. Первый же попавшийся им на пути крестьянин, выслушав описание, кивнул и махнул рукой на запад, где на горизонте виднелась полоса леса.

–Давно? – спросил Виластис.

–Дня четыре тому. Здесь переночевали и уехали на заре.

Арденский патруль, встретившийся им на окраине деревни, слов крестьянина не подтвердил. Всадники в легкой броне, с каплевидных щитов которых скалилась литая волчья морда, были здесь недавно. Десятник признал Виластиса – встречал его в городке на севере, служившем базой конной тысяче Старших.

–Брода на реке поблизости нет, – рассказал он. – но переправиться можно, если дорогу найдешь и воды не боишься. Берег тут высокий, обрывистый, весь лесом порос.

Дигбран с Виластисом переглянулись.

–Езжайте, может и найдете своих, – посоветовал арденский десятник и добавил: – Южнее ехать я вам не советую. С южанами сейчас перемирие, но лучше с ними лишний раз не пересекаться.

–Перемирие? – удивился молодой рыцарь.

–Да, ты не ослышался, эйторий. Южане сами на переговоры пошли, и госпожа Аэлевит вроде бы согласилась обсудить условия мира.

Дигбран понял, что рыцарь намерен как следует расспросить арденов о новостях, и расспросы эти грозят затянуться надолго.

– Поехали, Виластис. Не нашего это ума дело.

–Что значит – не нашего? – взвился на дыбы рыцарь.

На этот раз Дигбран не поддался на провокацию и кричать в ответ не стал.

–А то и значит. Твою судьбу Галд-лекарь на бумажке четко написал: со мной ехать. Вот и поехали.

Виластис отвесил челюсть, но похоже, что в кои-то веки миакрингу удалось его уесть. Упоминание о судьбе на Старших действовало безотказно.

Овраги, ручьи, лес с густым подлеском. Проплутав неизвестно сколько по зарослям, выбрались наконец к обрыву. Внизу Катаста катила свои воды. В прозрачном потоке время от времени попадались темные льдины.

–Я бы не стал здесь переправляться, – Виластис с сомнением посмотрел вниз.

–А никто и не говорил, что Лагорис именно тут и пересек реку, – возразил Дигбран. – Ему погоня виделась, а от погони он мог просто забраться поглубже в лес и там отсидеться. Переправиться же он мог и позже, в другом месте.

В густой майской листве заливались птицы. Под скупое описание Лагориса местность подходила по всем признакам.

Пройдя выше по течению, спустились в один из оврагов, вдоль ручья вышли к самой реке. Напоили лошадей, умылись с дороги сами, перекусили остатками припасов, что брали с собой в дорогу.

–Надо искать, где на тот берег перейти, – невнятно проговорил Виластис, вцепившись зубами в жесткое вяленое мясо. – Здесь их нет.

–В зиму надо возвращаться, – сказал на это Дигбран. – Если река как следует промерзла, то по льду перейдем. А нет, так к бродам поедем.

Виластис покрутил перед глазами хрустальный шарик, заглядывая в него то с одной стороны, то с другой, то ловя гранью солнечный луч, пробившийся через листву.

–Что-нибудь видно? – спросил его бывший воевода.

Рыцарь покачал головой.

–Ничего. С тех пор, как мы выехали в путь позавчера, грядущее словно окна занавесило. Прежде видения меня постоянно преследовали. Прошлое увидеть могу легко, особенно твое, Дигбран. А будущее скрыто.

Выехать из леса по нехоженым тропкам оказалось не проще, чем добраться до берега Катасты. Когда наконец предстало их глазам поле, день клонился к вечеру.

–Всадники. – сказал Дигбран, протянув руку в сторону далекой деревни.

Самих верховых отсюда, конечно же, видно не было. Но поднимавшаяся над дорогой пыль безошибочно выдавала большой отряд конницы. Ни пехота, ни телеги, ни стадо коров так напылить не могли.

–Наши, наверное, – решил Виластис. – Поехали на север. К зиме с ними как раз встретимся. – сострил он.

Поле было засеяно прядильным льном. Не успевшие еще зацвести стебли ближе к замерзшему северу увядали и желтели, а потом и вовсе скрылись под снегом. Виластис и Дигбран постепенно сближались с отрядом конницы, и чем дальше, тем чаще рыцарь останавливался и вглядывался в восточном направлении.

–Что тебя смущает, Виластис? – спросил его Дигбран.

–Обилие красного и оранжевого цвета в одежде всадников. Ни ардены, ни эйтории красного не носят. В дружине герцога Илдинга я тоже ничего подобного не заметил – у скейрских дворян больше в чести серебристый и серо-голубой.

–Кто же это тогда?

–Скорее всего, алагоры.

–Алагоры? У нас же перемирие с ними, – неуверенно сказал Дигбран.

Виластис шумно фыркнул.

–Хочешь проверить, соблюдают ли они мир? Поворачиваем обратно к реке.

Далеко отъехать они не успели. Как и в прошлый раз, новых всадников Дигбран заметил раньше рыцаря. Этот отряд был ощутимо больше первого и следовал за ним, постепенно настигая. Ничего красного и даже оранжевого в нем заметно не было.

–А вот это точно наши, – удовлетворенно отметил Виластис, откидывая в сторону полу куртки, чтобы достать свой молот. – Чую, будет славная драка!

Дигбран на всякий случай тоже обнажил свой меч. Первый отряд заметил преследователей, сбавил ход и стал разворачиваться им навстречу.

–Не спеши, – попридержал он рыцаря, который явно рвался в бой. – Подождем, пока они сшибутся, и поедем дальше на север. Наши, скорее всего, верх возьмут – их слишком много. Если тебе так уж не терпится своим молотком помахать, то кого-нибудь обязательно да встретишь.

Нетерпение рыцаря передалось и его кобыле, нетерпеливо переступавшей ногами. Тем не менее Виластис послушался и сдержался, не спеша немедленно мчаться на врагов.

Насчет второго отряда Виластис не ошибся. Каплевидные щиты выдавали арденов, а в центре развернувшегося строя образовался клин из всадников в полных латах, верхом на огромных боевых конях. Их всех было около пяти-шести сотен, в то время как алагоров – едва ли двести.

Наблюдать за боем, оставаясь от него в стороне, было тяжело и Дигбрану. Уж сколько раз он пытался себя переубедить за весну, что не место ему, немощному, в битве, а все одно заскучавшее по лютой сече тело рвалось в бой, и хотелось скрежетать зубами от того, что вот уже в очередной раз не до того ему, и есть дела поважнее.

Всадники сшиблись на полном скаку. Крики, лязг стали, ржанье лошадей разорвали тишину ранних сумерек. Началась отчаянная рубка, которая, впрочем, довольно быстро скрылась от взглядов Дигбрана и Виластиса – легкие арденские всадники на флангах обошли алагоров, взяв их в кольцо. Вырваться успели немногие из южан. Остальные еще сражались, но было ясно, что долго уцелевшие после первого столкновения алагоры не продержатся. Силы были слишком неравны.

За теми, кто успел отступить до того, как кольцо вокруг алагорской конницы сомкнулось, погони не было.

–Вот тебе и соперники для боя, – Дигбран кивнул в сторону быстро скакавших на север всадников в красно-оранжевых плащах. – Нам с ними по пути, заодно и согреемся.

–Верно говоришь! – воскликнул Виластис. Белая кобыла сорвалась с места, пошла вскачь, быстро перейдя на галоп. Пришпорив своего жеребца, Дигбран поспешил за рыцарем, стараясь не слишком отставать.

Битва осталась позади. Ближайшие беглецы, заметив за собой погоню, сворачивали с дороги в поле. Один всадник отбросил в сторону меч и поднял руки, сдаваясь в плен. С морды его коня падала хлопьями пена.

Обернувшись, Дигбран заметил, что за ними в отдалении уже следуют несколько десятков арденов.

–Нечего с ним возиться, – проворчал он. – Брось его, едем дальше. Там вроде ихний предводитель скачет, латы у него богатые.

Перспектива пленить вражеского предводителя отвлекла Виластиса от алагорского всадника. Миновав южанина, так и сидевшего в седле с поднятыми руками, они поскакали дальше, провожаемые его удивленным взглядом.

Впереди оставалось только двое беглецов. На ближайшем были полные латы и плащ с богатой вышивкой. Переднего всадника им удалось рассмотреть не сразу. Только когда он свернул в поле, Дигбран увидел развевающиеся светлые волосы, голые до середины берда худые ноги и что-то вроде черной шкуры на узких плечах.

Предводитель алагоров свернул в поле следом за первым всадником. В руке у него был обнаженный меч.

Виластис придержал свою кобылу, ожидая, пока Дигбран его догонит. Жеребец бывшего воеводы был родом с Гирисской равнины и резвостью белой стикрейской кобылке уступал.

–Будь я проклят, Дигбран, если первый всадник – не девица! – воскликнул он, приноравливаясь к скорости своего спутника. – А алагор в латах за ней гонится.

–Что с того? – не понял Дигбран.

–Не понимаешь? – удивился Виластис. – Это же замечательно! Мой долг, как рыцаря – охранять мирных жителей от всяких там разбойников. Мало того, что мы возьмем в плен вражеского военачальника, так еще и спасем невинную девушку от преследующего ее негодяя. О таких деяниях баллады сочиняют!

–Сумасбродство какое-то, – заявил на это Дигбран. – В чем разница? Все равно больше одного человека мы в плен не возьмем. Кстати, уже и не взяли...

Виластис резко обернулся и успел увидеть, как конь под всадником в латах оступился и рухнул в снег. Девушка тоже это заметила, остановила свою лошадь, соскочила на землю и подбежала к приваленному конем воину, тщетно пытающемуся высвободиться. Они увидели, как сверкнула в руках девушки сталь меча.

–Э, да она же сейчас его прирежет! – заорал Виластис. – Ходу, Дигбран! Ходу!

Мальтори. Последний рубеж.

После того, как мой гарнизон по следам своего бесчувственного коменданта прибыл на новое место службы, потянулись тоскливые дни в ожидании неизвестно чего. Я маялся и думал думы, Арварих маялся и злобился на меня за то, что я врезал ему в морду, все остальные тоже скучали в меру сил. И хотя мы старались разнообразить свое времяпровождение, как только возможно, безделье и безрадостные предчувствия все равно занимали большую часть времени.

И все же эти дни представляются мне достаточно важными, чтобы отразить происходившие на Последнем рубеже события в своих мемуарах. Кажется, только теперь, будучи насильно оторван от своей любимой, загнан на край света и лишен права самостоятельно выбирать свой путь, я начал наконец что-то понимать. Мысль же, изложенная на бумаге, часто позволяет разобраться в чувствах лучше любых дум и разговоров.

Солдаты стараются меня лишний раз не дергать. И напрасно, ведь смешанные чувства, охватившие меня, когда я понял, что все они в той или иной степени оказались причастны к моему похищению из Скейра, уже давно пришли в порядок. Люди часто норовят заботиться о своих близких против их воли и желания, и винить их за это бесполезно. И мне ли осуждать разношерстную братию, уцелевшую после падения замка Риммор, что они не смогли противостоять воле Аэлевит? Я и сам уже успел смириться с ее решением. Оказавшись вдали от нее, я вернул себе способность рассуждать трезво.

Я слишком люблю ее для того, чтобы оставаться эгоистом. Она согласилась ради спасения своего народа поступиться личным счастьем, и я сомневаюсь, что решение было для нее легким.

До того, как я попал на Последний рубеж, степень отчаяния Старших я просто не понимал. Даже зная о количестве завоевателей. Даже поверив в то, что в весенних событиях на севере Арденави замешаны боги. Только здесь, каждый день поглядывая на Звездный пик и вспоминая все, что легенды и мифы говорили об Элбисе, я смог наконец оценить угрозу.

Катаар, нынешний верховный бог, распоряжался временем. Плохо он повелевал мирозданием или хорошо, но все же именно от него исходил тот миропорядок, который каждому человеку знаком с рождения. Элбису же до всемогущества было далеко, в его власти находилось лишь устное слово – и то до определенных пределов. Смести он Катаара, и мир окажется под властью демагога, который отнюдь не так инертен, как его дядя. Все, к чему привыкли люди, отправится к Амунусу на скалу, если не дальше. Скорее всего, в процессе перекройки мира погибнут целые народы, и меня гложут серьезные сомнения, что Элбис оставит в покое тех немногих, кто оказался неподвластен его дару убеждения. Арденам и эйториям точно несдобровать.

Лично я считаю, что людям иногда полезны небольшие встряски. Но все должно иметь свой предел. Люди не приучены поклоняться богам, и нынешняя ситуация, когда высшие существа со Звездного пика не вмешиваются в жизнь людей, всех устраивает. Кроме тех, кому Элбис запудрил мозги.

Беда в том, что их очень много – этих обманутых богом, недалеких людей. А нас, избранных Лайтой в качестве спасителей, всего четверо. И если у покойного Верховного прорицателя, по слухам, был сильнейший пророческий дар и даже какие-то способности к магии, то ни я, Мальтори, ни Эрик ничем таким выдающимся не отличаемся. Кроме, конечно, выдающегося горя, которым нас наградили прорицатели арденов.

Да-да, нельзя сказать, что я особо счастлив. Стоит мне прикрыть глаза, и передо мной встает лицо Аэлевит, обрамленное золотыми локонами. Все чаще я представляю себе, как эти локоны собираются в изящную прическу, и вижу на ней темно-вишневое бархатное платье, о котором сказал ей когда-то в парке.

Когда-то. В прошлой жизни. Во сне.

Обстановочка тут, кстати, подходящая для писанины. Десять тысяч арденов способны перемолчать кого угодно, и даже самые шумные из моих солдат стараются говорить вполголоса. В крепости обычно тихо, как на кладбище, и так же весело.

Наше место на стене – справа. Выбрал его я сам. Здесь стена упирается в скалу, нависающую над пологим склоном. В толще камня есть несколько неглубоких пещер, позволяющих укрыться от непогоды. Снаружи на скалу попасть невозможно – ее стены отвесны. С нашей стороны одному из миакрингов удалось забраться на самый верх, и теперь наблюдатели пользуются веревочной лестницей.

Однажды я и сам туда залез, провожаемый взглядами всех арденов, оказавшихся поблизости. Они продолжают за мной присматривать, хотя всякие мысли сбежать в Скейр я уже оставил. Когда я оказался наверху, прибежал Лаграох и крикнул, чтобы я спускался. Пришлось подчиниться, чтобы он не нервничал.

Лаграох – прорицатель Круга. Для ардена он несколько суетливый, хотя на взгляд любого Младшего, не успевшего пообщаться со Старшими севера, прорицатель выглядел бы кладезем спокойствия. Он постоянно оказывается где-то неподалеку, когда надо и когда не надо, не хочет откровенно отвечать на мои вопросы, и я часто вижу его на стене, вглядывающимся вдаль. Он словно ждет кого-то, кто снимет с него ответственность. Это странно, потому что виденные мной до сих пор арденские прорицатели не имели привычки перекладывать заботы на чужие плечи.

При этом Лаграох в крепости – главный. Под его руководством она и была построена, хотя чертежи рисовал кто-то другой. Раньше он был предводителем плотников, но еще до моего появления ардены отложили топоры и надели обратно доспехи. Лаграох же стал им темником. По лицу прорицателя, когда ему случается принимать доклады от арденских тысячников и сотников, я вижу, что бытие военным вождем его тяготит.

В крепости есть человек, который с радостью бы заменил суетливого прорицателя на его посту. Но что-то непохоже, что ардены спешат подчиниться Младшему. Нет, я не о себе, а о герцоге Илдинге.

Этот персонаж появился следом за моим гарнизоном, ближе к вечеру. С ним пришло тысяч пять войска – побитого и израненого, но каким-то чудом боеспособного. Еще три тысячи были на подходе. Это все, что уцелело от трех с лишним тем, вставших против зеленокожих дикарей на востоке. Примерно четверть из них составляли Старшие – эйторийские рыцари и арденские пешие мечники.

Конница сразу ушла к Скейру, пехота вместе с герцогом осталась здесь, на Рубеже. Насколько я понял, его светлость даже не потрудился узнать, кто тут командует. Ему было не до того – герцог Илдинг был зол и недоволен.

Меня заинтересовали подробности происшедшего на востоке, и я пошел мириться с Арварихом. Ему, как миакрингу, скорее всего удалось бы узнать у соотечественников больше, чем мне.

–Арварих, ты – сукин сын и подлец, – сообщил я дружиннику, отведя его в сторону. Он тут же расплылся в улыбке и заключил меня в объятья прежде, чем я успел пуститься в повествование о его умственных способностях и вредных привычках.

–Ожил наконец! – довольно сказал он, отпуская меня. – Я уж думал, ты до пробуждения Амунуса горевать намерен.

–Ничего я не намерен, – жестко заявил я, глядя в его радостную морду. – и мои чувства к Аэлевит вас, мерзавцев, никаким боком не касаются.

Арварих посерьезнел и кивнул. Чему именно он кивал, мне было не совсем ясно, но уточнять я не стал. От солдата чаще требуется согласие подчиниться, чем собственно подчинение.

Я изложил ему свою просьбу, Арварих поспешил ее исполнить. Тем более что баронского сына Берейха он так до сих пор и не нашел. У дружинника были свои обязательства перед собственным прошлым, хотя вряд ли он по-прежнему полагал себя вассалом баронов Валендингов. Слишком много воды с тех пор утекло, слишком много замков пало перед захватчиками, слишком много пальцев были отрезаны ножом старика Вальда. Берейх не пережил всего, что пришлось пережить нам, и не мог претендовать на главенство над бывшим гарнизоном родового замка, но меч его отца Арварих по-прежнему носил с собой.

Что ж, Берейха он не нашел и в этот раз. Наследник Мара Валендинга уцелел при разгроме герцогской армии на востоке, но его светлость отправили молодого человека гонцом в междуречье Катасты и Арриса, где в тылу его люди занимались сбором продовольствия и фуража. Вместо Берейха Арварих привел за собой самого герцога.

Мы обменялись оценивающими взглядами. Не знаю, что он думал о наемниках вообще, но в первую очередь герцог поинтересовался, своевременно ли мы получаем плату. Пришлось его разочаровать на сей счет. Кажется, он так и не поверил, что в нынешнем своем составе гарнизон замка Риммор готов сражаться за бесплатно.

Герцог Илдинг довольно высок – всего на пару дюймов ниже меня. Для миакринга у него весьма выразительное, волевое лицо, в котором уже с трудом угадываются свойственные этому народу округлость и простоватость. Латы либо подчеркивают атлетичность фигуры, либо удачно скрывают ее недостатки. Точнее узнать не удается – без лат его я пока что не видел.

Имея определенный опыт общения с представителями родовой аристократии, я не спешил с вопросами, ожидая, пока владыка миакрингов удовлетворит свое любопытство. Демонстрировать данному конкретному герцогу отсутствие у меня привычки кланяться перед благородными я не стал. Нам предстоит биться в одном строю, если крепость, в которой мы оказались – не следствие чрезмерной паранойи арденских прорицателей.

Разумеется, его заинтересовала история нашего отряда. Я кратко рассказал все, что произошло с нами за весну. Мне пришло в голову, что целых два месяца мы в замке Риммор были словно на острове вдали от обитаемых берегов. Вокруг происходили какие-то события, содрогался в преддверии кровавых сражений мир, а мы вцепились в свои стены и взирали на подползающую к нам все ближе нерберийскую осадную башню, не зная, что осада замка Риммор – лишь капля в море.

Это, конечно, обобщение. Взирал на башню только комендант замка Риммор. Остальные солдаты сражались.

Выражение лица у герцога Илдинга недовольное, а взгляд – тяжелый. Не знаю, всегда ли с ним так. У меня еще будет время и понаблюдать за ним, и выяснить причины его недовольства. Хотя одна из них довольно прозаична и не нуждается в подтверждении. Герцог Илдинг на Последнем рубеже не командует.

Дослушав меня, его светлость сообщили, что готовы нам помочь всем, в чем мы будем нуждаться, и удалились прежде, чем я успел рот раскрыть. С расспросами у меня вышел облом, и я набросился на Арвариха.

Выяснить он успел немного. Поражение на востоке стало следствием малодушия миакоранского ополчения, бежавшего с поля боя, и самоуверенности арденских прорицателей, которые не предусмотрели ни того, что зеленокожие дикари подготовят к бою щиты, заостренные копья против конницы и сети, чтобы стаскивать с коней всадников в латах; ни появления на правом фланге защитников севера двадцатитысячной армии южан.

Разумеется, все это было изложено миакрингами. С местными арденами и эйториями дружинник еще не успел перезнакомиться, хотя, зная его, я предполагал, что это ненадолго.

Периодически я вижу, как герцог мечется по стене, вглядываясь вдаль. У меня возникает впечатление, что всех нас сюда согнали насильно и заставили мучаться неопределенностью. Рано или поздно должен появиться некто, знающий ответы на наши вопросы. Либо мы сами должны их найти. Примерно это и подразумевала Аэлевит, отправив меня на Последний рубеж против моей воли.

Сначала я удивлялся, как она могла так со мной обойтись. Поступок моей любимой не укладывался в голове. Хотелось спорить, обвинять, говорить обидные слова.

Сейчас меня уже попустило. Она жаждет спасти свой народ, а я хочу спасти только ее. От меня в эти дни зависит и ее судьба тоже, и неплохо бы наконец понять, чего от меня ждут все те, кто знает о моей избранности.

Кстати, насчет того, что мне таки предназначено совершить некое деяние – это еще большой вопрос. Аэлевит не видела моей судьбы, и Лаграох ее тоже не видит. Чтобы выяснить последнее, мне пришлось подкараулить прорицателя у его собственной палатки и перекрыть единственный путь к бегству.

Он отказывался говорить. Он кивал в сторону задней стенки палатки, обращенной к Звездному пику, и делал многозначительное лицо. Он написал на листке бумаги, что он слабый прорицатель, и моя судьба ему неведома. Я сказал ему, что сейчас выйду наружу, повернусь лицом к Звездному пику и подробно изложу, кто я такой, как меня зовут и что я здесь делаю. Лаграох не на шутку испугался и наконец заговорил вслух.

–Это опасно, пойми! Мы слишком близко к Звездному пику. Власть богов за запретной чертой, скорее всего, выше, чем в остальном мире. Возможно, они могут слышать не только наши слова, но и мысли.

–Это только твои предположения, прорицатель, – прервал я поток его сомнений. – и даже если ты прав насчет того, что наши мысли открыты богам – совершенно все равно, будем ли мы говорить вслух или молчать.

Он смирился – я видел это по выражению его лица. И наконец полностью изложил ситуацию с избранниками Лайты.

Никто из прорицателей не знал, что именно предстояло сделать избранным, чтобы остановить полчища Элбиса. Некоторые даже не были уверены, что роль пятерых заключается именно в том, чтобы противодействовать армиям Младших. Но на теории и споры времени не было. Среди прорицателей были двое сильнейших, которым Уивер ЭахТислари предоставил после своей смерти свободу действий. И они делали все, чтобы собрать выживших избранных в пределах Последнего рубежа.

Первой из этих двоих прорицателей была Аэлевит. Вторым – Галдор ЭахКоллар. Тот самый, который инсценировал смерть жены Эрика. Что до Лаграоха, то, подобно многим другим членам Круга, он был всего лишь рядовым исполнителем предсмертной воли Верховного прорицателя. И если Марген ЭахДариг, внесший разброд в ряды нерберийцев, сыграл активную роль в событиях, то моему собеседнику выпало строить крепость и переживать по всяким пустякам. Чем он и занимался.

После разговора с Лаграохом я стал лучше понимать герцога Илдинга. Галдор ЭахКоллар еще недавно звался просто Галд-лекарь, он был придворным врачевателем его светлости. Теперь врачеватель командовал, а герцог вынужден был подчиняться. И даже после разгрома, в котором герцог Илдинг в немалой степени винил Галдора и его товарищей-прорицателей, ситуация не изменилась.

Именно этого Галдора ждали с таким нетерпением и Лаграох, и герцог. Один хотел свалить на него ответственность за крепость, второй – напротив, вернуть право принимать решения себе. Меня это все в немалой степени развеселило, но я предпочел остаться в стороне от дележа власти между арденами и миакрингами. Разбирательства между Галдором, Лаграохом и герцогом Илдингом – это буря в песочнице. В Скейре правит Аэлевит, и если все нынешние события завершатся благополучно для защитников севера, то миакоранскому владыке еще предстоит выяснить, что у арденов в его отсутствие завелась своя герцогиня.

'Если'. Я отнюдь не переполнен оптимизмом насчет грядущего. Слишком уж все туманно. Но и унывать не собираюсь. Глядя на написанные мной строки, я словно смотрю в зеркало собственной души, пытаясь отыскать там хоть какую-то зацепку к разгадке собственной судьбы. Уверен, что этими поисками занят и Лаграох, когда думает, что я его не вижу. Смотрит на меня и исходит сомнениями.

А вот причину собственного нежелания вешать нос я знаю прекрасно. Я успел поверить в собственное счастье, и упускать такую удачу я не намерен. Жизнь Младших коротка, и настоящее счастье нам выпадает не чаще одного раза.

Аэлевит сложнее, она неспособна верить. Мне очень хочется быть с ней рядом, протянуть руку и погладить по голове, утешая. Очень. Иногда, когда я уверен, что меня не видит даже Лаграох, я позволяю себе расслабиться. Зажмуриваю глаза и снова вижу ее лицо. На высокий лоб падает выбившаяся из прически прядь, тонкой ниткой белеет шрам на левой скуле, грустно смотрят голубые глаза, заглядывая мне в самую душу. Губы шевелятся, пытаясь выговорить имя...