Текст книги "Обитель любви"
Автор книги: Жаклин Брискин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 27 (всего у книги 38 страниц)
ЗЕФИР-ФИЛД
ВЛАДЕЛЕЦ – ТЕКС ЭРДЖИЛ
Тесса ждала у ангара. Она сняла фетровую шляпку, и ветер трепал ее короткие черные, с блестящим отливом волосы.
Кингдон поставил свою машину рядом с ее новой «пирс-арроу».
– Почему ты отказалась? – спросил он.
Она неловко развела руками.
– Ну... ты ведь знаешь...
– Я знаю?! Ты меня удивляешь, черт возьми!
– Ты муж Лайи!
– Тогда почему ты приехала? Ведь за этот час я не перестал быть ее мужем, – ответил он.
– Я решила не видеться с тобой.
– Вот это забавно! Я принял такое же решение. – Он выплюнул сигарету и придавил ее каблуком. – Думаешь, со стороны подобный разговор выглядит нормально?
– Нет, – сказала она. – Но нас никто не подслушивает.
Он улыбнулся.
– Пойдем.
Кингдон предусмотрительно не стал брать ее под руку, хотя на поле были сплошные кочки. Перед ангаром стоял новенький «Кертис Ориол». Механик прогревал двигатель. Кингдон с удовольствием и вместе с тем придирчиво осмотрел самолет.
– Это твой аэроплан? – спросила Тесса, перекрывая шум мотора.
– Очнись! Сейчас другие времена, – ответил Кингдон. – Консервативные в языке англичане по-прежнему называют их аэропланами, но мы, неразборчивые американцы, давно уже говорим просто: самолеты. Запомни это слово. Самолет! Я только что получил эту бабочку. Мне сделали ее на заказ. – Он махнул рукой. – Видишь? Фюзеляж обшит фанерой. Он более гладкий, чем у моего «Кэнака» или у старушки «Дженни». Ну как, впечатляет? Согласись, иметь три самолета – совсем неплохо для человека, который не так давно был рад печенью из твоей корзинки? Хочешь прокатиться?
Вопросы сыпались на нее градом. Она ответила на все одним кивком головы.
Текс зарабатывал на жизнь, выполняя воздушные трюки в фильмах с участием Кингдона Вэнса. Но «Зефир-Филд» оказалась на грани банкротства. Доходы от зевак и желающих полетать были никудышные. Для отважившихся подняться в воздух в ангаре имелись запасные летные костюмы. Тесса надела ватный жилет и кожаную куртку. Кингдон подал ей летный шлем, очки и ватные перчатки. Когда она была готова, он смешно раздул щеки.
– Толстуха!
Они вышли из ангара и направились к самолету. Он показал ей, куда ставить ногу, чтобы острым каблуком не порвать крыло. Она села на пассажирское место. Он забрался следом. Механик крутанул винт, потом убрал тормозные колодки. Кингдон дал газ, они взлетели и стали взбираться в небо.
Город лежал на востоке. Со всех сторон его обступали темно-зеленые цитрусовые рощи, серебристые масличные деревья, поля фасоли, огороды. Паутина дорог вилась среди зелени пригородов и окраин: Голливуд, Соутелл, Ла Баллона, Беверли-Хиллс, – с огромным овалом гоночной трассы – Санта-Моника, Редондо-Бич. К северу, в горах Санта-Моники виднелся перевал Кахуэнга. Здесь вперемежку были раскиданы местечки с испанскими, индейскими и американскими названиями. Видимо, присутствие Тессы напомнило Кингдону о Паловерде. Вообще он редко думал об этом месте, так как ранчо принадлежало Баду.
– Паловерде! – крикнула Тесса.
Он вздрогнул, когда ветер донес до него это слово. Она что, его мысли читает?.. Тесса очертила рукой пространство, включавшее в себя город, окружавшие его фермы и дубовые рощи вдоль горной гряды. Получился силуэт гигантской кошки, уткнувшейся мордой в Тихий океан. Самолет подбросило порывом ветра, и Кингдону показалось, что он владеет раскинувшейся внизу территорией, той землей, которую когда-то испанский король пожаловал его предку Гарсия.
– Теперь будем часто летать вместе, – крикнул он. Из-за ветра она не расслышала его слов, но согласно кивнула. Очки закрывали почти все ее лицо, были видны только полные нежные губы.
«Прекрасно! Дружба между братом и сестрой! И ничего больше! – подумал он. – Так будет легче. Чисто платонические отношения».
После этого они еще полетали. Он старался не дотрагиваться до нее, даже показывая, как управляют самолетом. На «Кэнаке» была вторая приборная доска, и он как-то разрешил ей взять управление на себя. Самолет тут же провалился вниз, и земля понеслась им навстречу. После этого стало ясно, что ее удел – пассажирское место.
В пятницу утром он предложил:
– Давай слетаем в Сан-Диего? Там и позавтракаем?
Она медлила с ответом.
– Я твой должник, – сказал он. – На этот раз я приглашаю.
Глава девятнадцатая
1
Попутный ветер помог им преодолеть сто двадцать миль до Сан-Диего менее, чем за два часа. Отель «Дель Коронадо» был традиционным местом ленча. Механик удостоился чести одолжить капитану Вэнсу свой автомобиль. Они въехали на паром. Под порывами сильного ветра вспенились синие волны, чайки кружили в ясном небе, черные волосы Кингдона и Тессы развевались на ветру. Они улыбались.
На дворе стоял декабрь, и роскошный, похожий на свадебный кремовый торт курортный отель был до отказа забит приезжими из восточных и центральных штатов, спасавшимися здесь от холодной зимы. Когда машина остановилась перед отелем и Кингдон открыл дверцу Тессе, подняли головы игроки в крокет, подались вперед отдыхающие на широких верандах, дети стали толкать друг друга под локотки... Даже седые старухи повернулись в их сторону.
«Черт возьми! И как это я забыл переодеться? Капитан Кингдон Вэнс, кинозвезда при полном параде, приветствует вас!.. О, как бы это пришлось по душе Лайе!»
Но Тесса вела себя скованно, сильно робела. Походка у нее стала какой-то неуклюжей.
В отеле все было американское, даже кухня. Еще с летного поля Кингдон позвонил сюда и заранее заказал столик. В вестибюле их уже ждал управляющий.
– Капитан Вэнс, – приветствовал их он. – Для нас большая честь принимать в нашем отеле «Дель Коронадо» вас и вашу спут...
Но Кингдон перебил его:
– Нам нужен отдельный кабинет.
– Отдельный кабинет, сэр? – В голосе управляющего послышалось разочарование. Неужели не удастся продемонстрировать публике эту заезжую знаменитость, которая может сделать отелю бесплатную рекламу?
– Да, чтобы мы могли позавтракать в уединении, – ответил Кингдон, оглядывая залитый солнцем вестибюль. Мужчины в фланелевых белых костюмах и женщины в летних платьях тут же отвернулись.
– Отдельный кабинет, – повторил управляющий, сделав акцент на первом слове.
– Да. Отдельный – в отличие от общего.
– Но вы не зарезервировали отдельного кабинета, – сказал управляющий. – Все номера заняты.
– И вы рассчитываете, что я в это поверю? – У Кингдона был с собой портфель, и он посмотрел на него так, словно там лежал револьвер.
– Капитан Вэнс, позвольте на пару слов... – управляющий оттащил Кингдона в сторону. – Молодая леди не является вашей женой.
Кингдон оглянулся на одиноко стоящую Тессу в кожаной летной Куртке. Согласившись приехать с ним сюда, она выставила себя на всеобщее обозрение.
– Черт бы вас побрал! – воскликнул он. – Вы правы. Она не жена мне.
– Мм... В таком случае будет против наших правил предоставить в ваше распоряжение отдельную комнату...
– Послушайте, – громко сказал Кингдон. – Только слушайте очень внимательно. Если бы я знал, что у вас тут полно любопытных, я бы и не подумал вести сюда эту леди. Но я не знал этого, и вот мы здесь. И хотим есть. Так что поворачивайтесь поживее и делайте то, что вам говорят. Отдельную комнату!
Управляющий даже отшатнулся.
– Да, капитан. Сию минуту, капитан.
Кингдон вернулся к Тессе, красной до ушей.
– Вообрази, что нашему прадеду принадлежал и этот кусок земли. И веди себя соответственно, – посоветовал ей он. – Выше голову! А то ведь я могу сказать им всем, кто твой отец.
Она вымученно улыбнулась.
Через пять минут управляющий проводил их в просторную комнату с окнами, выходившими на залив. По синей воде проплывали белые треугольники парусов.
– Надеюсь, вам здесь понравится, капитан, – сказал управляющий и, видимо, в отместку, выразительно посмотрел сначала на Тессу, а потом бросил взгляд на открытую дверь соседней спальни.
Кингдон опустил свой портфель на пол, быстро подошел к управляющему и схватил его за петлицу. Его остановил голос Тессы:
– Спасибо за цветы, – мягко сказала она. – Они очаровательны!
Управляющий выскочил за дверь со словами:
– В знак уважения от администрации нашего отеля.
Кингдон вернулся к Тессе.
– Какие цветы?
Она показала на вазу с высокими красными розами.
Глубоко и прерывисто вздохнув, он сказал:
– В следующий раз, черт возьми, не забудь прихватить из дома корзинку с едой.
Это была шутка, но они не рассмеялись.
2
В портфеле Кингдона лежали две бутылки шампанского, которые он предусмотрительно припрятал в кабине самолета. Вино было теплое, оно забродило, и пробки вылетели пулей.
Одним махом он опрокинул высокий стакан, который отыскал в ванной. Управляющий разбередил то, что дремало в подсознании Кингдона. «Платоническая дружба, как же!» – думал он. Каждый приход официанта с тележкой раздражал его. Его раздражало и молчание Тессы. Налив себе стакан шампанского из второй бутылки, он заметил:
– За последние четверть часа ты не сказала ни слова.
– Ты тоже.
– Это все из-за грязных намеков этого негодяя. Почему ты остановила меня, когда я хотел его придушить? Меня бы оправдали.
– Надо запереть дверь.
Он метнул на нее острый взгляд. Она покраснела еще больше и крепче сжала в руке чашку кофе.
– Отлично! – воскликнул он. – Ты прямо на лету подхватываешь мысли этого гостиничного сутенера!
– Его слова были ужасны. Но справедливы. Я думала об этом всю неделю. – Ее и без того тихий низкий голос был сейчас едва слышен. – Всю неделю... ты, Кингдон, вел себя очень осторожно и ни разу даже не дотронулся до меня. Почему?
Он не хотел отвечать. Его ответ поставил бы точку на всех его переживаниях, связанных с Тессой. Полюбив ее, он не боролся со своим чувством, пока не увидел Тессу в неясном свете в окне ее спальни. До того дня его любовь сдерживали мысли о возможной импотенции после ранения. Но стоило увидеть ее в окне в тот пасмурный день, как плотина рухнула. Он возжелал запретный плод. «Даже забыв о том, как она трепетала в моих объятиях, – думал он, – я вспоминал бы о чем-нибудь другом. О случайном прикосновении к ней, невинном поцелуе в щеку. Возможно, я сумел бы понравиться дорогому дядюшке или привести ее в Орлиное Гнездо... Боже, что тут такого? Я хочу ее! Почему я не могу просто взять то, что хочу?»
Вот тут-то и замыкался круг. Он и так знал, что она девственна. И знал, что если он, женатый человек, овладеет ею, то поступит нечестно по отношению к ней, любимой.
– Ты говорил, что... что у тебя были другие девушки.
– Целая куча, я ведь женат!
– Я знаю, – сказала она, поднимая на него несчастный взгляд. – Лайя. Поэтому я и не хотела встречаться с тобой.
– Тесса, она благословит ту постель, на которую мы с тобой ляжем. Но она жена мне до гробовой доски. Лайя католичка, и мы обвенчаны. Впрочем, в сущности, это не семья... – Помолчав, он сказал: – Придет день, когда и ты выйдешь замуж.
Она отрицательно покачала головой.
– Нет.
– Не говори глупостей. Ты должна выйти замуж. Этого требует твое положение наследницы «Паловерде ойл».
– Со мной что-то не в порядке. Я могла бы уже давно выйти замуж. Охотников заполучить «Паловерде ойл» достаточно. Кому-то из них я, возможно, даже нравилась.
– Ты слишком высоко задираешь нос! Постарайся избавиться от этого.
– Я хотела иметь семью. Хотела иметь детей. Все то, что дано другим женщинам. Я могла бы иметь все это, но... я просто была не в силах выйти замуж за кого-нибудь из тех людей. И дело даже не в том, что я их не любила. Просто в их обществе мне было не по себе. – Она прямо посмотрела ему в глаза. – Странно! С тобой я спокойно разговариваю, спорю, не огорчаюсь, когда ты сердишься... Почему? Вроде бы все должно быть иначе, ведь ты умнее остальных. Красивый, смелый...
– Вот это верно! Смельчак!
– ... Значит, я должна стесняться тебя больше, чем других. Но все как раз наоборот. С тобой мне хорошо, потому что ты член моей семьи. Я воспитывалась дома, поэтому трудно схожусь с незнакомыми людьми. Мне хорошо только в семье. Ты – часть моей семьи, значит, и часть меня самой. – Она отодвинула стул и поднялась. – Если не ты, то никто.
– Мне хочется ответить тебе резко, – сказал он. – Но, Тесса... ничего не приходит в голову.
Он поцеловал ее. Обняв его за талию, она прижалась к нему. Упрекая себя, он мысленно спросил: «И как это ты опустился вровень с этим мерзавцем-управляющим, что так гадко здесь ухмылялся?» Но он не был противен самому себе. Напротив, счастлив, что впервые в жизни обнимает не нечто безликое, а любимую женщину. За окном послышался крик ребенка.
Тесса крепко прижималась к нему. От нее пахло шампанским и кофе. Стройное тело трепетало. Он прижал руку к ее левой груди и ощутил сильное биение ее сердца.
Страсть охватила Кингдона.
– Постой! – хрипло проговорил он, словно боясь, что она убежит. Он закрыл дверь и повернул в замке ключ.
Окно в спальне было открыто, белые занавески, влажные от морского ветра, трепетали.
Тесса сняла покрывало, и они упали на постель. Ему хотелось раздеть ее не спеша, но вместо этого он принялся лихорадочно расстегивать пуговицы ее блузки, резко стянул юбку, порвал тесемки шелкового белья. Ему самому хотелось раздеться донага, чтобы почувствовать прикосновение ее груди к своей коже. Но вместо этого он сбросил лишь брюки, оставшись в трусах. Вовсе не из скромности. Просто его шрам шокировал не только Лайю. Все женщины шарахались от уродливого рубца.
Испустив хриплый стон, он опустился на нее всем телом. Наткнувшись на препятствие, он не смог остановиться и с силой вошел в нее, словно в поисках убежища в спасительной гавани. Она подалась к нему навстречу, тихо вскрикнула и крепко прижала его к себе. Кингдон глубоко проникал в тело Тессы, ничего не соображая и не думая ни о какой технике. Он судорожно, грубо овладел ею, словно Тесса была его первой женщиной. Хрипел, шумно дышал.
Потом он прижался к ней, чувствуя, как успокаивается его сердце и остывает пот. Он целовал ее в шею, нежно гладил волосы, жалея, что она так сильно их укоротила.
За окном снова закричал ребенок. Он поднялся, чтобы закрыть окно, опустил темную штору, и комната погрузилась во мрак. Она лежала, чуть согнув одну ногу в колене. Его пристальный взгляд, судя по всему, не смущал ее. Но потом он увидел на простыне кровь. Она отвернулась и прикрыла темное пятно покрывалом.
– Это даст им почву для обильных пересудов, – сказал Кингдон. – Не стесняйся. Эта кровь на постели хороша уже тем, что я лично вижу такое впервые.
Она наблюдала, как он развязывает галстук, расстегивает рубашку, снимает майку. Потом Кингдон сел на край постели и стянул носки.
Он был высок и хорошо сложен: длинные ноги, широкие плечи, узкие бедра и талия. Медленно повернувшись к ней боком, он снял трусы. Шрам обручем охватывал его левую ляжку. Гладкий, безволосый, неровный, он придавал ей сходство с клешней вареного рака.
Он растянулся на постели рядом с девушкой. Она легонько притронулась к шраму кончиками пальцев. Кингдон не верил своим глазам. Ему никогда в голову не приходило, что найдется женщина, которая отнесется к его уродству с такой лаской и любовью. Неужели ей дорог этот шрам так же, как и все остальное, не искалеченное его тело? Тесса наклонилась, поцеловала его в левое бедро и вновь легла.
– Болит? – спросила она.
– Ты поцеловала это место. Как же может после поцелуя болеть? – ответил он. – Я чувствую себя увереннее.
– Почему?
– Я чувствую себя теперь увереннее с этим шрамом. Да, он болит, но это ничего. – Тут он заметил маленькую темную родинку в ложбинке на ее груди. – Забавное местечко ты нашла, чтобы спрятать такую красоту, – сказал он и потерся щекой о ее грудь, потом поцеловал мушку. – Моя? – спросил он.
– Навеки.
Они лежали, обнявшись, и целовались, он вдыхал ее запах, а она – его. Ее руки медленно блуждали по его мускулистым плечам и спине.
– У меня тоже есть кое-что, что принадлежит тебе, любимая, – прошептал он ей в ухо.
Теперь он уже не торопился и овладел ею мягко и нежно. Ему попадались опытные женщины, но никогда еще он не получал такого полного удовлетворения.
– Придется мне найти место для наших встреч, – сказал он.
– Нет!
– Как это «нет»? Этот управляющий с его похабной ухмылочкой – типичное явление. Мне очень трудно тайком встречаться с девушками в отелях. Неужели ты не заметила, Тесса? Ты же пришла сюда не с простым летчиком, а с кинозвездой.
– Я куплю дом.
– Оставишь родителей?
– Они уже привыкли жить без меня. Я три года была во Франции. – Она поцеловала его в шею. – Кингдон, я не буду им рассказывать про нас.
– Да, ты уже ученая, – не без сарказма произнес он.
– Вы с отцом не сошлись характерами, – сказала она. – Я не люблю делать что-то втайне, но...
– Никакого дома ты не купишь, – прервал он. – Ты же читала в газетах и журналах о моей счастливой семейной жизни. А известно ли тебе, что семейное счастье просто так не дается? В моем контракте записано, что мы с Лайей должны появляться на людях там, где только заблагорассудится агенту по рекламе из «Римини продакшнз». Сейчас у меня перерыв в съемках, так что есть немного свободного времени. А обычно я встаю в половине шестого утра и возвращаюсь домой в шесть вечера, но не отдыхаю, а либо учу роль, либо хожу на «нужные» вечеринки со своей верной супругой. Смогу уделять тебе лишь крохи своего времени. Я не могу на это пойти.
– Ничего, такова уж моя судьба, – твердо сказала она.
Он легонько постучал согнутым пальцем по ее лбу.
– Крепчайшая черепушка «системы Ван Влит»!
Они рассмеялись, ибо обоим была известна эта семейная шутка.
– Я буду работать над романом. Видеться с родителями. Буду жить, как обычно. – Она коснулась его щеки. – Не переживай из-за меня.
– Как же мне не переживать?
– А ты попробуй представить себе, как я сейчас счастлива.
– Ты странная девочка, – сказал он. – Робкая, застенчивая. А вместе с тем такая безмятежная и спокойная, такая уверенная в себе! – Он поцеловал родинку на ее груди. – Тогда что же ты здесь разлеглась? Делай, что тебе говорят: скорее покупай дом!
3
Бад решительно возражал против того, чтобы Тесса купила себе дом. Впрочем, деньги у нее имелись – наследство дедушки Хендрика, – и она вообще могла не спрашивать отцовского совета. Но спросила.
– Ты хотя бы приезжай посмотреть, папа! – умоляла она.
Этим приглашением Тесса хотела лишний раз показать Баду, что любит его, не хочет обижать и уже забыла о той далекой ночи на вилле. Но он помнил, поэтому все свои соображения держал при себе, когда однажды она повезла его на запад по бульвару Сансет – узкой немощеной улице, протянувшейся змеей у подножия холмов. Тесса тоже молчала. Когда дочь была молчалива, Бад всегда успокаивался. Вот и теперь он расслабился и перестал на нее сердиться.
Они приехали в Беверли-Хиллс. На шести милях этого пригорода Лос-Анджелеса проживала тысяча жителей. В основном это была богатая киношная публика. Холмы к северу от Сансета когда-то тоже были частью Паловерде, теперь же на их склонах были разбиты великолепные газоны. То и дело Баду бросалась в глаза то крыша из красной черепицы, то высокое, освещенное солнцем окно. Здесь находились дома Чарли Чаплина, Тома Микса, Гарольда Ллойда, Мэри Пикфорд и Дугласа Фэрбенкса, а также Орлиное Гнездо Лайи и Кингдона Вэнс. Бада охватило любопытство: видела ли Тесса жилище своего родного брата?
К югу простирались угодья скотоводческих ранчо и хилые посевы ячменя и бобов, слегка колыхавшихся на декабрьском ветру. Неподалеку от отеля «Беверли-Хиллс» с его бунгало и субтропической растительностью посреди полей лучами расходились пять новых улиц. Тесса свернула на Беверли-драйв. На многих участках висели объявления: ПРОДАЕТСЯ, но уже было построено несколько домов.
Она остановила машину перед небольшим домиком с верандой и черепичной крышей.
– Приехали.
– Тесновато.
– Для меня достаточно.
– Но во всем квартале больше нет ни одного дома!
– Писатели предпочитают тишину и покой, – она покраснела и упрямо поджала губы, став еще красивее.
Они прошлись по пустым, пахнущим краской комнатам. Столовая и гостиная соединялись аркой. Узкий коридорчик вел в две спальни, разделенные ванной комнатой. Подойдя на кухне к окну, Тесса указала рукой наружу.
– Вон там, за гаражом, комната прислуги и прачечная. – Она провела отца в небольшой закуток с плиточным полом. – А здесь я буду работать.
– Я подозревал, что рано или поздно ты выпорхнешь из нашего курятника, – мрачно произнес Бад. – Но полагал, что это случится после свадьбы.
– Я буду приходить домой обедать не реже, чем ты.
– Тесса, иногда я не могу понять тебя и мать. Много раз пытался преодолеть этот барьер, но ничего не вышло. – Он обвел глазами будущий кабинет дочери с серым плиточным полом. – Я знаю только одно: не следует тебе жить в этой хибаре!
– Папа, но вы же как-то жили без меня три года.
– Я тебя Богом прошу: ну выйди ты замуж за кого-нибудь из тех, кто за тобой увивается! Я построю тебе нормальный дом, где не стыдно будет создать собственную семью. Тесса, ты мой единственный ребенок. Подари нам с матерью внуков!
Она вздохнула.
– Я не из тех, что выходят замуж.
– А из каких ты?! Только не надо мне говорить, что ты из этих новомодных «деловых» женщин. – Незаметно для себя он повысил голос. – Ты же любишь детей!
Она отвернулась, но он успел заметить боль, исказившую ее лицо, словно ее кто-то ударил. Бад задумался. Уж не связано ли каким-нибудь образом твердое решение дочери остаться старой девой с тем мальчишкой, сыном Три-Вэ? «Да нет, – подумал он. – Он тут ни при чем. Еще до знакомства с ним она была помолвлена, а потом отказала жениху. С Чарли все давно покончено. Она уже забыла про него. – Впрочем, он тут же вспомнил себя: – Ведь я-то Амелию не забыл...»
– Пойдем, – он обнял дочь за талию. – Покажи мне туалет. В новом доме мужчина первым делом должен осмотреть туалет.
Он постучал по медной трубе, заглянув под чан для подогрева воды...
4
Приходя к Тессе, Кингдон становился другим человеком. Поначалу эта внутренняя перемена пугала его. У него появлялось чувство раздвоенности, точно в доме у Тессы – он один, а за его пределами – иной. И боялся он отнюдь не того, что внутри у него поселился какой-то новый человек. Он опасался, что этот новый человек вдруг исчезнет. В ее доме Кингдон делался мягче, не выпивал больше стакана, здесь его никогда не преследовали демоны вины, терзающие его сердце. Ощущение покоя, снисходившее на него в этом доме, редко посещало его даже в небе.
Тесса же оставалась прежней. Даже в дни его посещений она не изменяла своим привычкам: дважды в неделю завтракала с матерью, бывала в Гринвуде на семейных обедах.
Кингдон часто учил роль в саду, а Тесса уходила в свой кабинет, закрывая за собой узкую дверь с витражом. И до него доносился стук пишущей машинки.
Он никогда не оставался у нее на ночь, но она всячески давала ему понять, что его дом – здесь. И Кингдон это чувствовал. Кое-что в ней удивляло его. Тесса от природы была очень застенчива, и он думал, что она будет стесняться его и своей наготы, но против ожидания этого не произошло. Ей нравилось готовить, правда, повариха из нее вышла неважная. Тесса почти не читала газет. Зато покупала очень много книг и читала несколько одновременно. По всему дому валялись раскрытые томики без закладок. Тесса уделяла мало внимания наведению порядка в доме. Иногда она подолгу сидела неподвижно, уставившись в пространство, погруженная в свои мысли.
Но удивительнее всего для Кингдона было то, что их редкие встречи она считала настоящим счастьем.
Однажды вечером после ужина, когда Лупа, глухая служанка-мексиканка, ушла в свою комнату за гаражом, Кингдон спросил:
– Ну, ты чувствуешь себя счастливой?
Тесса, читавшая какую-то книгу, подняла голову.
– Я никогда еще не была так счастлива, – призналась она.
– Я тоже. Но если это мы почитаем за счастье, – он сделал ударение на слове «это», – значит, в прошлом мы оба были несчастны.
Сняв очки, Тесса задумчиво постукивала ими по книге.
– В детстве я мало общалась со сверстниками, – сказала она. – А когда мы играли вместе, то мои игры и фантазии казались им глупыми и нелепыми. С незнакомыми людьми я всегда робела и чувствовала себя не в своей тарелке. Но родители любили меня и принимали такой, какая я есть. – Она подалась к нему. – Знаешь, Кингдон, во время работы в сиротском приюте мне открылась одна любопытная вещь. Во время эпидемии испанки не всегда выживали самые крепкие и упитанные дети. Часто как раз такие малыши умирали, а гораздо более слабые, переболев, выздоравливали. Спустя время я поняла, что всех выживших объединяло одно: когда у этих детей были живы родители, они беззаветно их любили. Родители погибли, но их любовь осталась. Во время эпидемии эта любовь воздействовала как прививка. Именно она сохраняла детям жизнь. Ребенком я заболела дифтерией. Пришлось делать трахеотомию, но я выжила. Выздоровление после такой операции – вещь необычная, но я выкарабкалась. У меня было счастливое детство. И все потому, что родители любили меня.
– Значит, у тебя передо мной преимущество, – сказал он. – Отца я дома вообще редко видел, а мать есть мать. Она придумала стройную теорию о добре и зле. И я был для нее сущим наказанием! Старший сын – демон, которого необходимо постоянно осенять животворящим крестом, не то он все осквернит и испоганит.
Тесса подошла к дивану и села рядом с Кингдоном. Он прижался лицом к ее груди.
– Тебе страшно? Ты боишься меня? – негромко спросил он.
Она приникла щекой к его черным волосам.
– Ты способен причинить вред только самому себе.
На дом опустилась ночь, на ячменных полях трещали цикады, на северных холмах завыл койот, по рельсам Южно-Тихоокеанской железной дороги, свистя, простучал товарняк...
5
Спустя месяц он уже позволял себе одну ночь в неделю проводить у Тессы. Лайя давно привыкла к его отлучкам и не приставала с расспросами. Он отвечал ей тем же.
Она по-прежнему брала уроки у Падрейка Хорти. Вдобавок наняла хореографа-белоруса, который, по слухам, в свое время учил танцам покойных дочерей последнего русского царя.
Однажды они поехали на премьеру фильма в кинотеатр «Миллион долларов».
– Ну что, уже начались съемки балетных сцен для твоего фильма? – спросил Кингдон.
– Как сказать, дорогой, – ответила она загадочным тоном.
– Я могу чем-нибудь помочь? – спросил Кингдон.
Сделанная на заказ «ланчия» с аэропланом на радиаторе мягко затормозила. Когда они остановились, в бесцветных глазах Лайи отразились огни кинотеатра.
– Может, мне стоит с кем-нибудь переговорить? – добавил он.
– Дурачок, – ответила она. – Ничем ты мне не поможешь. И говорить тоже ни с кем не нужно.
Она накинула на худые плечи соболью накидку в ожидании, когда шофер откроет перед ней дверцу. Толпа снаружи взревела.
– Капитан Кингдон! Кингдон Вэнс! Кингдон Вэнс! Небесная парочка! Лайя и Кингдон!
Лайя позволила ему взять себя под руку. Свободной рукой Кингдон приветствовал поклонников. До сих пор Лайя еще ни разу не отказывалась от его помощи. Он не знал, что этот ее отказ не даст ему покоя.
Надо было раньше догадаться, что тут что-то не так.
6
В апреле «Римини продакшнз» приступила к съемкам фильма об американском летчике, который сражается против Панчо Вильи [34]34
Панчо Вилья – псевдоним Доротео Аранго, также известного как Франсиско Вилья (1877—1923), руководителя крестьянского движения в период Мексиканской революции 1910– 1917 гг.
[Закрыть]. Съемочная группа и актеры выехали на съемки в Мексику. Кингдон страшно скучал по Тессе.
На пятый день съемок он глянул в зеркало и не узнал себя: худое, костлявое лицо с темными впадинами на месте глаз. Он вдруг осознал, что снимается уже несколько месяцев подряд, подразумевая под этим, что ни разу не напивался с того декабрьского утра, когда встретился с Тессой на летном поле «Зефир-Филд» и угнал один из самолетов компании.
К дому Тессы он подъехал около часу дня. Распахнув парадную дверь, крикнул:
– Тесса!
Никакого ответа. Убравшись утром в доме, Лупа ушла к себе. Глухая служанка не реагировала на телефонные звонки и стук в дверь. Кингдон прошелся по пустым холодным комнатам. Наверно, Тесса завтракает у матери. Он редко входил в ее кабинет, но в отсутствие Тессы именно там можно было мысленно приблизиться к ней. Он спустился по четырем узким ступенькам, ведущим в кабинет, и присел на кожаный диван. На подлокотнике лежала стопка бумаги. Он посмотрел на верхний листок: страница 324. Она ни разу не показывала ему свой роман. Чувствуя себя шпионом, он читал: «Семерых малышей из своей группы, которые видели в жизни так мало ласки, Анна любила больше других. Например, проказливую бывшую беспризорницу с тусклыми темными волосами и кокетливым прозвищем Мими. Мими было всего четыре года, но с ее губ частенько срывались такие ругательства, которые Анна в свои двадцать пять слышала впервые. Эти семеро спали в широком коридоре. Только полотняная больничная ширма отделяла Анну от ее подопечных, что, в сущности, лишало ее личной жизни. Но Анна не жаловалась. Почти каждую ночь она внезапно просыпалась и видела перед собой Мими, которая молча стояла у ее постели. Анна вставала, меняла малышке мокрое белье, а потом – хотя это строжайше воспрещалось правилами приюта – брала ребенка к себе в постель. Вскоре девчушка, согретая теплом Анны, переставала дрожать своим худеньким тельцем и засыпала. В такие минуты Анна находилась на вершине блаженства. Она думала о Руперте и представляла себе, что Мими – их с Рупертом ребенок. «Ты наша дочка, – думала Анна. – И я люблю тебя, потому что...»
На этом фраза обрывалась.
Задумчиво нахмурившись, Кингдон перечитал страницу. Затем подошел к длинному письменному столу Тессы. На нем лежали папки, отдельная для каждой главы. ГЛАВА ПЕРВАЯ, ГЛАВА ВТОРАЯ... И так вплоть до шестнадцатой.
Он с головой ушел в чтение, когда вдруг услышал, как хлопнула дверь.
Тесса, должно быть, узнала машину Текса, которую Кингдон позаимствовал, прилетев из Мексики на «Зефир-Филд». К тому же долговязый друг Кингдона был единственным гостем в этом доме. Поэтому она позвала:
– Текс?
– Это я, – откликнулся Кингдон.
Она подошла к узкой с разноцветными стеклами дверце кабинета. На ней была круглая шляпка сливового цвета, вязаное платье и нитка жемчуга на шее... В таком роскошном наряде вид у Тессы был просто неприступный. Она посмотрела на Кингдона, потом перевела взгляд на папки на столе. Наступила долгая пауза, которую она наконец прервала:
– Я думала, ты еще в Тигуане.
– Верно, – ответил он. – Но я угнал самолет и сбежал оттуда.
– А мы с мамой завтракали в клубе. Хочешь перекусить?
– Нет, спасибо. – Он взял со стола одну из папок. Двенадцатая глава. Она покраснела. – Сердишься на меня за то, что я прочитал?
Она не ответила.
– Мне нравится. Написано очень хорошо. По сравнению с «Летчиком». Я даже удивился разнице, если хочешь знать. Сразу видно, что это нечто иное. – Он помолчал, потом спросил: – Анна – это ты?
