355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Жаклин Брискин » Обитель любви » Текст книги (страница 15)
Обитель любви
  • Текст добавлен: 8 октября 2016, 21:53

Текст книги "Обитель любви"


Автор книги: Жаклин Брискин



сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 38 страниц)

«Вот оно, – думал он. – Вот то самое, чего я так ждал! Мне всегда было плевать на магазин. Я построил его для отца, чтобы он преуспевал. Но для меня это слишком скучно. Не займись я недвижимостью, давно сошел бы с ума от скуки. А вот это по мне! Это волнение, виды на будущее... то самое, чего я так ждал! С тех самых пор, когда я впервые услышал рассказы нефтяников, заходивших в «Бурильное оборудование Ван Влита». С тех самых пор, когда я работал по воскресеньям в Ньюхолле. Вот чего я так долго ждал!»

Он скрестил руки на груди, не спуская взгляда с нефтяной струи. Он думал сейчас о своих предках. О предках, существование которых замалчивалось. О предках, которые принадлежали к племени Йанг-На, жившем некогда на этой земле. Он думал и о Гарсия, предках по матери, которые заработали и промотали эту землю – Паловерде. А теперь у них есть нефть. Она принадлежит ему и Три-Вэ, ее унаследует Чарли и тот малыш, что свернулся сейчас калачиком в нежном чреве его жены.

К маленькому участку все шли и шли люди. Подъехала коляска Хендрика, который привез Амелию и донью Эсперанцу. Амелия устремилась сквозь толпу к мужу. Бад отвел ее от фонтана, но струя уже успела окатить ее с головы до ног, запачкав свежую белую блузку, широкую юбку и шляпку с лентой.

– Это просто страшно, – проговорила она.

– Всю жизнь я ждал именно этого, – сказал он. – Понимаешь? Еще глупым пацаном я мечтал о нефти. – Он помолчал, потом сказал: – Амелия, я собираюсь крупно рисковать.

– Ты ведь уже победил.

– Нет! Я хочу вложить в это как можно больше денег. Настоящий капитал. Все, что смогу наскрести. Слушай, я кое-что знаю о бурении и необходимом оборудовании, но недостаточно. Я собираюсь привлечь к делу всех башковитых рабочих и химиков из лаборатории «Юнион ойл». Мы с Три-Вэ будем бурить новые колодцы. Мы с ним построим целую империю!

Она не спускала с него глаз и улыбалась.

– Ты смотришь на меня так, будто думаешь про себя: «Вот дураки-то!» – сказал он.

– Нет.

– Тогда почему ты улыбаешься?

– Я и раньше знала, что когда-нибудь ты скажешь мне все это. У других ведь получилось. Ты сможешь справиться с Хантингтоном, Гулдом, Рокфеллером. Ты такой же проницательный, умелый, трудолюбивый и... честолюбивый.

– И беспощадный?

– И беспощадный тоже. А меня никогда и не интересовали рохли.

– Придется посвящать этому все мое время.

– Папа Хендрик будет очень переживать, если ты уйдешь из магазина.

– Ничего, переживет. Ведь Три-Вэ непрактичен. Он упустит наш шанс. У него все пройдет мимо пальцев. Он непостоянен, его все время куда-то заносит. Нет! Если быть точным, достигнув чего-то, он сразу же устремляется к следующей цели, а то, что происходит сейчас, его не волнует. Мечтатель, верно?

Она не ответила на его вопрос.

– Амелия, если меня не будет рядом, когда...

– Ничего, женщины в подобных ситуациях справляются сами, – перебила его Амелия. Она кивнула в сторону изрыгающей нефть вышки. – А ты будешь заниматься вот этим!

Он обнял ее за еще стройную талию. Его пальцы коснулись пояска ее юбки. Он прошептал ей на ухо:

– Это будет мой принц или принцесса.

На лице Амелии появилось несчастное выражение. Бад, опять обернувшись к вышке, ничего не заметил.

Донья Эсперанца медленно шла на своих отечных ногах. Хендрик водил ее между почерневших от нефти куч земли и давал разъяснения таким тоном, будто хозяином здесь был он, будто он не противился всеми силами тому, чтобы сыновья искали нефть.

– Давление природного газа заставляет нефть устремляться вверх по узкой трубе, поэтому мощность струи так велика. Дорогая, значение этой нефти для Лос-Анджелеса равно значению железной дороги. Нефть – серьезный бизнес. Гораздо серьезнее, чем апельсины и туристы. Вот у нас и появилась настоящая индустрия. Увидишь, с этой нефтью Лос-Анджелес станет таким же по важности городом, как Сан-Франциско.

– А открыл ее мой Три-Вэ, – проговорила в ответ донья Эсперанца. – Где он, Юта?

Их невестка как раз подошла к старикам, баюкая на руках Чарли.

– Умывается, – ответила она.

– Хорошо, – сказал Хендрик. – А теперь мы все пойдем в ваш дом. Соседи захотят выразить вам свои поздравления.

– Но у меня не хватит угощения.

– Мы с мистером Ван Влитом организуем чествование, как полагается, – ответила донья Эсперанца. – Кузен Франк принес из своей лавки все, что нужно. Это старый обычай, дитя мое, лос-анджелесский обычай. Удачу мы празднуем все вместе.

4

Из «Лос-Анджелес таймс» за 26 июля 1892 года:

НЕФТЬ!

Винсент Ван Влит и его компаньон X. Ван Влит Младший вырыли колодец в конце Колтон-стрит и открыли первый в городе нефтеносный источник.

На следующее утро после того, как забил нефтяной фонтан, Бад объявил Хендрику, что уходит из магазина Ван Влитов. Грустный вышел разговор. Хендрик сидел у себя за столом, сжимая и разжимая пальцы здоровой руки. Он был слишком расстроен, чтобы сразу ответить Баду. А тот, охваченный возбуждением, не обратил внимания на отцовские переживания. Хендрик полагался на предпринимательский талант старшего сына, и доверительные отношения, установившиеся между ними за много лет, вселяли в Хендрика чувство надежности и товарищеского плеча. Хендрик нарадоваться этому не мог.

После долгого молчания он наконец проговорил:

– Безумие! Ты обезумел! Ты типичный Гарсия!

Однако в голосе его недоставало уверенности. Он весь как-то обмяк, крепкая грудь над круглым животом ввалилась. Во взгляде была почти такая же растерянность, как и тогда, много лет назад, когда для него настали черные дни.

У Бада при виде этого защемило сердце.

– Папа, я же не говорю, что совершенно устраняюсь от дел, – солгал он. – Думаешь, я ненормальный? И потом, неужели я позволю чужому человеку притронуться к нашему гроссбуху?

– Значит, ты будешь вести отчетность?

– Разумеется!

После этого плечи Хендрика чуть распрямились.

– Мне придется уменьшить тебе зарплату.

Оба прекрасно знали, что зарплата в магазине была только мизерной долей доходов Бада. Основные деньги шли от квартирной ренты в его квартале – включая и сам магазин Ван Влитов – и других его капиталовложений. Тем не менее Бад сделал смущенное лицо и проговорил:

– Как решишь, папа.

Хендрик все еще выглядел потерянным. Бад хотел ему рассказать о беременности Амелии, но промолчал. Они с женой решили подождать с этим до четвертого месяца, чтобы не сглазить.

Бад не советовался с Три-Вэ о своем решении вложить все в «Паловерде ойл». Он просто появился в тот день у колодца с купчими на восемь соседних участков.

– Еду вечерним поездом в Санта-Паулу. Попытаюсь нанять там для нас несколько бурильных бригад, – сказал он Три-Вэ.

– Лучше бы подождать до...

– До чего? – перебил Бад. – До того, как сюда сбегутся все кому не лень и начнут копать?

Три-Вэ не ответил.

То, что Бад и в этом деле вздумал верховодить, привело его в бешенство. Он был также зол на самого себя за то, что позволил Баду перехватить инициативу. Он не возражал, не спорил, ибо помнил о своей вине. Поэтому он безропотно пошел вместе с Бадом по новым участкам, поднимая комья земли, нюхал, пытаясь уловить запах нефти.

5

«Лос-Анджелес геральд» за 30 июля 1892 года:

НИКОГДА ПРЕЖДЕ НЕ БЫВАЛО ТАКОГО АЖИОТАЖА ВОКРУГ НЕФТЯНЫХ УЧАСТКОВ!

Город сошел с ума! Спекуляции с недвижимостью и всеобщий ажиотаж захватили всех и выплеснулись далеко за пределы округа Лос-Анджелес. Во многом это напоминает недавний Великий Бум, связанный с недвижимостью. Нефтеносные земли раскупаются по бешеным ценам, большой размах приняла спекуляция землей. Участки, которые прежде никто не брал за 75 долларов, идут сейчас по 1000 и выше. Люди, знающие толк в земельных делах, признаются, что никогда прежде ничего подобного не наблюдали. В Санта-Пауле говорят, что многие лосанджелесцы уже окончательно помешались на нефти.

И вправду помешались. Мужчины – да и женщины тоже, – вообще далекие от нефти, садились на корточки и нюхали землю с умным видом, а потом отдавали за крохотный участок земли все свои сбережения. Всякий, кто мог себе это позволить, рыл колодец. И земля отдавала свою черную древнюю кровь.

Однажды днем в середине августа, спустя три недели после того, как забил первый фонтан, Бад сидел на буровой платформе. Было очень жарко, за сорок, и поэтому на нем не было куртки, а рубашка пропиталась потом, от которого потемнели и красные эластичные подтяжки. Время от времени он приподнимал кожаный шлем, чтобы утереть пот со лба.

Домишки с долговязыми пальмами вокруг стояли, как и прежде. В остальном же изменения были просто поразительными, так что Колтон-стрит было совсем не узнать. Повсюду работали бригады бурильщиков. Плотники перекликались между собой, возводя скелетоподобные пирамиды нефтяных вышек. Бригадиры отдавали распоряжения рабочим. На соседней вышке у кузнечного горна стоял загорелый инструментальщик. Наковальня звенела под ударами молота. Упряжка из шести мулов с трудом тянула на холм груз досок. Хлыст возницы так и ходил по спинам животных, а железные подковы рыли землю там, где раньше был тщательно возделанный газон.

Баду нравилась рабочая суета, оглушающий шум. Физический труд на бурильной платформе приносил ему такое же удовольствие, что и работа пастуха-вакеро в загоне. А в душе он радовался тому, что «Паловерде ойл» бурила скважины быстрее других.

Он поднял голову и увидел Три-Вэ, открывающего грубо сколоченную калитку с табличкой, на которой наспех было выведено: ПАЛОВЕРДЕ ОЙЛ. Их участок был обнесен вокруг колючей проволокой. Три-Вэ осторожно придержал нагретую солнцем железную перекладину и вновь завязал канат, выполнявший роль замка.

В отличие от Бада, Три-Вэ терпеть не мог весь этот шум и гам. Он беспокоил его днем и ночью, так как звуки с рабочих площадок долетали до их дома на Уотер-авеню. Едва выпадала свободная минута, он убегал в горы Санта-Моники, и как только за очередным холмом скрывались дома и затихал городской шум, садился под дуб и клал перед собой на колени журнал. Он читал о нефти. Несмотря на то, что ему не нравилась эта бешеная активность на Колтон-стрит, он никогда еще не был так одержим нефтью, как сейчас.

Когда он взобрался на платформу, Бад крикнул:

– Ты уже ел?

– Юта распорядилась, чтобы служанка принесла мне ужин сюда, – ответил Три-Вэ.

– А мне пора в магазин, рыться в этих чертовых книгах, – сказал Бад. – Джо! – крикнул он, но не смог перекрыть своим голосом шум. Крикнул громче. Приземистый кузнец занял его место у регулировочного болта. – Пошли, Три-Вэ. Отдохнем минутку, – сказал Бад.

Недалеко стояло корыто шириной в шесть дюймов, которое все здесь называли аптечкой, потому что буровики вкладывали в него пузырьки с противоядием от змей. Бад вытащил из корыта бутылку вместимостью в одну пинту с надписью БАД на этикетке. Это было виски «Бурбон». Братья слезли с платформы и уселись рядом в тени. Бад протянул бутылку Три-Вэ.

Три-Вэ влил в себя немного теплой жидкости.

– Бензину придумали новое применение, – сказал он.

Бад, который уже поднес было бутылку ко рту, опустил ее и глянул на брата.

К сожалению, калифорнийская нефть была очень богата бензином. А бензин считался примесью. Из-за высокой степени летучести от него было очень трудно избавиться. Применение ему до сих пор придумали только одно: жидкость для чистки.

– Ну? – спросил Бад. – Выкладывай.

– Я тут прочитал о двух немцах, Готлибе Даймлере и Карле Бенце.

Губы Бада разочарованно скривились, и он, запрокинув голову, глотнул из бутылки.

– Я о них слышал, – сказал он, вытирая губы. – У них появилась сумасшедшая идея создать какой-то безлошадный экипаж.

– Они уже создали его. Двигатель работает на бензине.

– Да будет тебе, Три-Вэ! Это же бред сивой кобылы.

– Почему? – возразил Три-Вэ. – Только представь себе, какую свободу передвижения получит человек. Не надо будет запрягать, беспокоиться об отдыхе и водопое. Ты сможешь поехать, куда захочешь. Куда душе угодно. Горожанин больше не будет зависеть от трамвая, а фермер не будет привязан к своей ферме. Появление таких машин по значению равно изобретению паровоза. Особенно здесь, на Западе, где расстояния так велики.

– Отлично! Великолепно! Согласен, идея этих немцев неплоха. Но только Богу известно, когда она осуществится. По крайней мере мы не доживем, Три-Вэ. Может, в году этак 2400-м! А пока нужно придумать, как использовать всю нашу неочищенную нефть. – Бад оглянулся на рабочих. – Тебе известно какое-нибудь уже существующее устройство, которое можно было бы заправить нашей нефтью? – Бад имел в виду, конечно, не тот примитивный движок, который теперь вместо Три-Вэ поворачивал ворот. Но этот движок работал на их нефти.

Три-Вэ на минуту задумался.

– Помнишь тот танкер? «У. Л. Хардисон»?

– Еще бы, – сказал Бад. – Тот, что сгорел? Впрочем, что-то в этом есть.

– У меня дома много вырезок по этому поводу. Давай, я занесу их тебе вечерком?

– К десяти, думаю, я управлюсь с этим треклятым гроссбухом, – ответил Бад. – Заходи.

6

К вечеру зной не спал, что было редкостью для Лос-Анджелеса. Карабкаясь по Банкер-хилл, Три-Вэ обливался потом. Внизу раскинулась деловая часть города, она дремала при голубом свете семи высоких электрических фонарей. В кармане Три-Вэ лежали вырезки, которые он собрал о танкере «У. Л. Хардисон». Он хорошо помнил тот случай. В 1889 году Южно-Тихоокеанская железная дорога взвинтила цены на перевозку нефти до одного доллара за баррель. Лайман Стюарт и У. Л. Хардисон, которые позже, в 1890 году, основали компанию «Юнион ойл», разработали поистине революционную идею – перевозить нефть морем в стальных цистернах. А затем у них появилась прямо-таки необыкновенная задумка – использовать в качестве горючего для такого судна не уголь, а опять-таки нефть. «У. Л. Хардисон» сгорел, но это ничуть не обескураживало Три-Вэ. Важна идея, сама идея. Все было изложено на пожелтевшей бумаге, но для Три-Вэ она значила иное: эти вырезки были поводом повидать Амелию.

С тех пор как они помирились, у него пропала насущная потребность просить прощения. Чувство вины все еще переполняло его, но теперь он по крайней мере мог показаться ей на глаза. То, что он увидел, его встревожило. Она смеялась все так же чисто и звонко, но когда думала, что никто на нее не смотрит, под глазами у нее выступали тонкие тени и мерк свет в глазах. Она выглядела нездоровой. Хуже того. Выражение ее лица живо напомнило ему о жарком августе 1884 года, когда до самоубийства полковника оставалось всего несколько дней. Теперь она тоже попала в беду, и он отчаянно хотел помочь ей... Вот только не знал как.

Подходя к коттеджу, Три-Вэ увидел на веранде Бада. При свете газовой лампы он выпивал вместе с доктором Видни. Присутствие врача встревожило Три-Вэ. Хотя он тут же вспомнил, что Бад и Амелия очень гостеприимны и всегда рады принять у себя заглянувших на огонек соседей, а новый дом доктора Видни был всего через несколько дверей.

– Привет, Бад! – позвал он.

– Три-Вэ? – Бад поднялся со стула. – Ах да, ты говорил, что зайдешь.

«Он не сразу вспомнил. Бад никогда не отличался забывчивостью», – подумал Три-Вэ, и тревога вернулась к нему. Он быстро взбежал по ступенькам веранды и обменялся рукопожатием с врачом.

– Добрый вечер, доктор Видни. Что вас привело в этот дом?

– Добрый вечер, нефтяной магнат, – посмеиваясь, проговорил доктор Видни. – Мой профессиональный долг.

– Что случилось?! Амелия?..

– С ней все в порядке, – ответил Бад. Тем не менее в его голосе слышалась не свойственная ему неуверенность.

– Они оба в порядке, – сказал доктор и обернулся к Баду. – Пусть полежит немного. Вы же знаете, какая она неугомонная, а ей нужен отдых. По меньшей мере неделю, вы слышите?

Холодный пот прошиб Три-Вэ. Он переводил глупый взгляд с седобородого врача на Бада и обратно. Бад вновь наполнил свой стакан и протянул его Три-Вэ.

– Держи, – сказал он. – Выпей.

– За что?

– Три-Вэ, ты ведь уже не мальчик, – сказал Бад. – Надеюсь, тебе не надо еще дополнительно разжевывать?

– Амелия?

– А то кто же? Она готовится к родам.

– Нет... – прошептал Три-Вэ. – Нет!

– Да.

– Но...

– Хоть вы не волнуйтесь, – сказал доктор Видни. – Лично я, Три-Вэ, выпил бы, если бы мой брат сообщил мне такую новость.

– Но у нее все нормально? – спросил Бад.

– Я ведь уже сказал. У нее узкий таз, но это затрудняет роды, а на беременность не влияет. – Доктор Видни деликатно прокашлялся. – И потом, не забывайте о моих рекомендациях, о том, что ее нужно беречь.

Широкие плечи Бада были опущены.

– Все сделаем, как вы сказали, доктор Видни.

– Бад, такое случается со многими женщинами на третьем-четвертом месяце. Нечего волноваться.

– Вы уверены?

– Вполне. Я видел пятна и побольше. И вообще довольно вести себя так, будто ваша жена – первая в мире женщина, собирающаяся родить. – Доктор повернулся к Три-Вэ. – Вы же отец, Три-Вэ. Скажите ему, что это не такое уж испытание.

Три-Вэ не мог вымолвить ни слова. Забыв про стакан виски, про вырезки в кармане, ничего не видя перед собой, он сбежал по ступенькам веранды. «Боже, – думал он. – Боже! Так вот в чем ее недомогание!» Осознав наконец, что в руках у него стакан, он запустил его в темнеющие кусты.

Он был уверен, что ребенок от него.

7

Амелия лежала на широкой кровати из розового дерева, на их с Бадом супружеском ложе. Лампа с бахромой по краю абажура отбрасывала таинственные тени по углам просторной комнаты. Стояла жаркая ночь, и окна были открыты. Она откинула одеяло в сторону и положила руки на живот поверх ночной рубашки, словно обнимала малыша в своем чреве.

Маленькое темное пятно, обнаруженное ею этим утром на простыне, говорило об угрозе выкидыша. Оно привело ее в состояние, в котором раньше ей никогда не приходилось бывать: Амелия почувствовала себя матерью. Ее продолжал мучить, преследовать вопрос: чей ребенок? И тем не менее этот вопрос, ответ на который был ей известен, ничего не менял. Потребность дать ребенку жизнь не исчезла. У нее не было выбора. Она не смогла бы сделать аборт. Ребенок был частью ее самой, он был ее – плоть от плоти и кровь от крови. Долг перед ним возобладал, заслонив собой все остальное. Как она могла даже на миг позабыть об этом важнейшем для женщины долге? И это с ее-то кодексом чести? Она мать! А мать должна подарить ребенку нежность, любовь и жизнь.

Амелия осторожно шевельнулась, не убирая рук с живота. Она услыхала внизу мужские голоса. Слов различить не смогла, но вместе с голосами Бада и доктора Видни услыхала густой бас Три-Вэ. Она вжалась щекой в подушку. Когда Бад поднялся к ней и, сев у кровати, взял ее за руку, она все еще лежала в этой позе.

В ту неделю Бад провел рядом с женой в их спальне много часов, а как только она поднялась, вернулся к работе в «Паловерде ойл».

8

Бад хотел ребенка так много лет, что это желание укоренилось в нем, стало частью его существа, и он не ощущал его, как не чувствует человек биения своего сердца. Но теперь, когда беременность жены стала фактом, прежние инстинкты вдруг дали о себе знать. Амелия заметила это: в муже заговорил династический импульс.

Его слова о том, что ребенок будет либо принцем, либо принцессой, следовало понимать, конечно, фигурально, и тем не менее он говорил это серьезно. Ребенок был для него прежде всего наследником, а наследство ему еще предстояло создать. Давняя потребность побеждать проснулась в нем вновь с невиданной прежде силой, и он решил, что «Паловерде ойл» – ключ, с помощью которого он добьется успеха.

Он подкупил еще земли, приобрел лучшее бурильное оборудование. Сначала он тратил имевшуюся в его распоряжении наличность, потом заложил дома в квартале Ван Влита. Исахар Клейн, банкир, выдавший на них закладную, сказал Баду:

– Ты спятил! Помешался на нефти точно так же, как и весь Лос-Анджелес! Этого я от тебя никак не ожидал. Бред!

– Если я занялся этим, как же можно считать это бредом? – с улыбкой произнес Бад.

В глубине души он знал, что спятил, но был одержим нефтью.

Скоро у «Паловерде ойл» было уже шесть колодцев, каждый из которых давал по сотне баррелей за сутки. Бад купил вращающееся эксцентриковое колесо, которое приводило в действие все шесть насосов. Дорогая штука! И он снова заложил свое имущество. На сей раз землю близ недавно выстроенного университета Южной Калифорнии, владельцем которой он был.

Каждый день он заглядывал в магазин Ван Влитов, разбирался с бухгалтерией и выслушивал нотации отца насчет его, Бада, сумасшествия. Он вставал в четыре утра, но времени все равно не хватало. Поэтому Амелии пришлось сесть за письменный стол. Живот уже выделялся под ее наутюженным халатом. Она сидела прямо, не прислоняясь к кожаной спинке стула. В школе она хорошо успевала по арифметике. Бад был удивлен, как быстро она поняла, что от нее требуется.

– Если ты думал, что вместе с физической формой я потеряю и способность соображать, то глубоко заблуждался, – сказала она ему холодно.

За несколько дней до этого доктор Видни запретил им взаимное исполнение супружеского долга, и Бад покорно переехал в холл. С тех пор в их отношениях что-то разладилось. Они стали резки друг с другом. Наконец через несколько недель Амелия убедила мужа, что добрый доктор имел в виду только то, что он сказал: супружеский долг. Это не распространялось на ласки. Бад снова переехал обратно в спальню на большую постель. Он засыпал, держа руку на ее животе, чтобы чувствовать движения еще не родившегося ребенка. «В этом я не могу потерпеть неудачу, – думал он. – Не должен».

Неудача, как был убежден Бад, могла произойти не из-за недостатка нефти, а вследствие ее избытка. Теперь каждый час своего времени он проводил на том месте, что называли лос-анджелесскими нефтяными разработками. Глядя на растущий лес нефтяных вышек, он постоянно думал о том, что недалек тот день, когда на рынке образуется избыток калифорнийской нефти.

Как-то дождливым утром, перед самым Рождеством, он и Три-Вэ стояли на своем участке, огороженном колючей проволокой. То, что они встретились в «Паловерде ойл», было необычно. В последнее время Три-Вэ никогда не появлялся здесь, если поблизости был его брат. На обоих сейчас были желтые непромокаемые плащи. Они молча наблюдали за тем, как закачивают нефть из огромного деревянного чана в фургон-цистерну, запряженную четверкой лошадей.

Бад сказал:

– Цена на баррель нефти вновь упала.

– Я слышал.

– Ну и что? – спросил Бад. – Придумал ей еще какое-нибудь применение?

– Горючее. Это прежде всего приходит в голову, – избегая взгляда Бада, проговорил Три-Вэ.

«Идея, – подумал Бад, – типичная для Три-Вэ. Использование нефти в качестве горючего – это впечатляет, но нереально».

– Если это сразу же приходит в голову, – сказал он, – почему все до сих пор используют уголь?

На дальнем западе страны не было своего угля. Его привозили либо с Британских островов, либо из Австралии, загружая в качестве балласта на суда, которые шли в Калифорнию за пшеницей и древесиной секвойи. Поэтому уголь в Лос-Анджелесе стоил очень дорого.

– Ты спросил меня, я ответил, – пробормотал Три-Вэ.

Бад утер мокрое от дождя лицо.

– Люди используют нефть как масло для светильников. Думай в этом направлении.

– Если ты сам все знаешь, зачем спрашиваешь?

– Ладно, успокойся. Есть еще какие-нибудь мысли? Только не надо мне рассказывать про безлошадные экипажи и легковоспламеняющиеся суда.

– Локомотивы, – сказал Три-Вэ. Волосы и борода у него были мокрыми от дождя.

– Что?

– Мы используем нашу неочищенную нефть, чтобы привести в действие вот эту штуку. – Он махнул рукой в сторону эксцентрикового колеса. – Почему бы тем же способом не привести в действие локомотив?

– Ты же знаешь, что на колесе примитивный движок, – сказал Бад, по после паузы спросил: – Думаешь, что-нибудь из этого выйдет?

Три-Вэ пожал плечами.

– Что с тобой? – тихо спросил Бад.

– Ничего.

– Дома неладно?

– Я же сказал: ничего!

– Просто интересуюсь. Может, тебе нужно повысить зарплату?

– Ты работаешь вовсе без зарплаты. С какой стати мне повышать?

– Слушай, мне это уже надоело! Все последние месяцы ты ведешь себя со мной так, будто тебя пчела в задницу ужалила!

Кто-то крикнул. Раздался ноющий звук хлыста. Четыре лошади, поднатужившись, пытались вытащить из глубокой грязи нефтяную цистерну.

– Извини, Бад, – пробормотал Три-Вэ. – Просто заработался. Не обращай внимания на то, что я тут вспылил.

Чувство вины переполняло его. Ему нужно было поговорить с Амелией наедине, но он знал, что это невозможно. Он не мог смотреть брату в глаза.

Немного забыться ему помогал только мир идей, его мечты. Мысль о локомотиве, работающем на нефти, которая возникла у него во время лившего в тот день дождя, не отпускала его до вечера. После ужина он остался в столовой, обставленной массивной мебелью, и стал нетерпеливо дожидаться, когда служанка закончит ходить взад-вперед, убирая со стола. Наконец она постелила на стол зеленую скатерть с уродливым узором, предохранявшую полировку стола.

Весь сгорбившись, Три-Вэ стал набрасывать эскиз. Он потерял чувство времени, но вскоре в дверях появилась зевающая Юта в ночной рубашке.

– Поздно уже, – с материнской заботой в голосе проговорила она.

После того вечера каждую свободную ночь Три-Вэ сидел за столом с зеленой скатертью, набрасывая на бумаги свои идеи, и рвал один неудачный проект за другим. Он досадовал на себя за недостаток навыков в черчении и механике. Пришлось штудировать книги по этим дисциплинам, которые он брал в публичной библиотеке, расположенной в здании городского муниципалитета. Он набросал сотню проектов, и большинство из них смял и выбросил в помойное ведро. Несколько листочков бумаги он сохранил и запер в нижнем ящике своего стола. Он всегда немного стеснялся своих идей. В январе ему пришла в голову одна из них, очень простая: впрыскивать нефть в топку локомотива.

Как только Три-Вэ, приложив максимум умения, подготовил чертежи, он решил показать их Баду. Он мог бы отнести их на участок. Однако вместо этого решил пойти в дом на Банкер-хилл в тот час, когда, как ему было известно, Амелия будет одна.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю