Текст книги "Ушли клоуны, пришли слезы…"

Автор книги: Йоханнес Марио Зиммель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 36 страниц)

30

– Ну наконец-то! – сказал Эли Каплан. – Долго же вы заставили себя ждать!

Как и трое остальных, он не попал под черный пепельный дождь. К столу вместе с Торрини подошли Норма, Сондерсен и Коллен.

– Что значит «наконец-то»? – спросил Сондерсен.

– А то и значит, что нам ничего не оставалось, кроме как инсценировать этот спектакль.

– Спектакль?

– Нам только и оставалось, что спровоцировать вас.

– О чем вы, собственно, говорите?

– Мы решили добиться, чтобы вы объявили боевую тревогу. Везде! На Гернси, в Париже. Чтобы комиссар Коллен позвонил своему коллеге в Ниццу, чтобы виллу окружила полиция, чтобы эту историю раздули так, как мы хотим! Чтобы никто не мог больше молчать: в том числе и французское правительство. Пока что у комиссара Коллена, ведшего расследование, были одни неприятности. Точно так же, как и у вас, господин Сондерсен. Признайтесь, комиссар!

– Я слушаю вас, но ни слова не понимаю, – сказал Коллен.

– Ничего, ничего, поймете, – проговорил Каплан. – Наберитесь немного терпения. Дело не из простых, потому что…

Торрини оборвал его на полуслове.

– Молчать! Всем встать! – И, обратившись к полицейским, стоявшим у двери, приказал: – Обыскать! Взять оружие!

– Никакого оружия у нас нет, – сказал Рено.

– Так я вам и поверил, – ухмыльнулся Торрини. – На детский праздник вы собрались, что ли?

Его люди ощупали одного за другим. Киоси Сасаки, маленький, хрупкий, как и его брат в Гамбурге, был и сегодня в высшей степени элегантно одет. Костюм из серебристо-серого твида, серые туфли из змеиной кожи, голубая рубашка, серебристый галстук и синий платок в нагрудном кармане. В стеклах его очков в ультрасовременной оправе отражались розоватые лампы, висевшие над столом. Сама гостиная обставлена тоже в суперсовременном стиле: белые ковры, белые обои, мебель из стекла и хрома, обтянутые тончайшей кожей кресла. Стены украшали литографии с картин Миро и Дали. Сасаки не на шутку разозлился:

– Вы мне весь дом в свинарник превратите! Смотрите, сколько грязи вы нанесли!

– Не наложите от злости в штаны! – рявкнул Торрини.

– Как ваша фамилия?

Комиссар из Ниццы назвал себя и представил заодно Коллена и Сондерсена.

– Я буду на вас жаловаться, – обиженно проговорил Сасаки. – Мы с префектом друзья.

– Страшно, аж жуть!

– Ваше бесстыдство… – Сасаки оборвал себя на полуслове, почувствовав, что взял слишком резкий тон. Улыбнувшись, поклонился Норме: – Мадам Десмонд! Я рад вновь видеть вас. Хоть чему-то да можно порадоваться. – Отвернувшись от Торрини, он обратился к Сондерсену: – Мы с мадам познакомились некоторое время назад. Мы доверяем друг другу, и я знаю о ее интересах. Перестаньте, наконец, щупать меня своими грязными пальцами, – прикрикнул он на одного из полицейских. Тот ему не ответил. А его коллега как раз похлопывал по бокам высокого крепкого мужчину со смуглым лицом, тонкими губами, узкими глазами, густыми бровями и волнистыми черными волосами.

– Вы, значит, Пико Гарибальди? – сказал Сондерсен по-французски.

Здесь все говорили только по-французски.

– Да, мсье.

Гарибальди производил странное впечатление человека высокомерного и в то же время чем-то запуганного. Сондерсен повернулся к Каплану:

– Итак, что здесь происходит? Почему вы полетели в Париж? Почему вы с вашим коллегой и Гарибальди явились сюда?

– Я вам уже объяснил: чтобы спровоцировать вас! И всех остальных – тоже.

– Бросьте этот тон, доктор Каплан, бросьте, слышите!

– Я бы с удовольствием рассказал вам все в Гамбурге, господин Сондерсен, – пожал плечами и Каплан, – но не выходило.

– Почему?

– Я объясню. Я вам все объясню. Сейчас можно. Видите ли, Патрик Рено работает в Париже на фирму «Евроген». В госпитале имени де Голля. У них недавно произошла катастрофа, связанная с заболеванием раком.

– Знаю.

– Все чистые, шеф, – сказал один из полицейских, производивших досмотр всех четверых.

– Эту аферу в «Еврогене» французское правительство всеми мыслимыми способами старается скрыть, – сказал Каплан. – Что вы на меня вытаращили глаза, комиссар Коллен? Я знаю, что это так, и вы тоже знаете. Вас никто не обвиняет. Вы делаете, что вам велено и положено.

– Перестаньте наконец трепаться! Почему вы здесь? – спросил Торрини.

– Мой друг Патрик Рено и оператор с «Теле-2» Феликс Лоран попытались вечером четырнадцатого сентября выяснить, куда подевался биохимик Джек Кронин. После конференции в институте он там больше не появлялся. Позвонил и сказал, будто болен, что-то с желудком. Вам, господин Сондерсен, эта история известна. Фрау Десмонд наверняка вам о ней сообщила. Рено и Лоран поехали на квартиру Кронина, позвонили в дверь. Им открыл человек с мертвенно-бледным лицом и в очках без оправы, которого они никогда прежде не видели. Лоран снял его. Мы позвонили в полицию. Когда они приехали, бледнолицый человек пропал. Вы, конечно, знаете, кто он.

Сондерсен промолчал.

– Хотя вы и молчите, вы знаете! Так вот, этот же человек возник два дня назад в Сарселе. Это вы, конечно, тоже знаете. В Сарселе живет мсье Гарибальди. Под другим именем. Которое вы тоже знаете – я не буду рассказывать вам то, что известно и без меня.

– Зато я не знаю, – сказала Норма. – Будьте столь любезны, проинформируйте меня.

– О-о, разумеется, фрау Десмонд. Эта информация будет весьма важной для вас. Два дня назад человек со смертельно бледным лицом появился в Сарселе у мсье Гарибальди. Как он его нашел, господин Смертельнобледный, не сказал. Несомненно, он специалист высшего класса, причем немец, который действует во Франции на свой страх и риск, нелегально – как и в случае с Кронином. Предположительно в его квартире он и нашел какие-то следы, приведшие к Гарибальди. Но ему пришлось, очевидно, хорошенько попотеть, пока он его застукал.

– Значит, Смертельнобледный побывал у вас? – спросила Норма у Гарибальди.

– Да, мадам.

– С какой целью?

Гарибальди переводил взгляд с Каплана на Рено.

– Объясните! – велел ему Рено.

– Пожалуйста. Этот… мсье Смертельнобледный заявил, что ему известно о моей службе в охране клиники доктора Сасаки в Ницце, куда я перешел из фирмы «Генезис два». «Я знаю также, что вы украли закодированный на дискетах материал».

– Он так и сказал? – спросила Норма.

Я должна сохранять полное спокойствие, быть твердой и логичной. Все повернулось на сто восемьдесят градусов, но – никому не доверять! Никому не верить! Ни на кого не рассчитывать! Только на себя.

– Да, мадам.

– Откуда он это узнал?

– Я его тоже спросил. А он возьми и скажи, будто я передал дискеты русским. Если бы я, мол, передал материал американцам, он бы об этом тоже знал. А ему известно, что у американцев дискет нет. Значит, остаются только Советы. Он дал мне три часа, чтобы я связался в Гамбурге с господином Сондерсеном и рассказал все, как было. А если я этого не сделаю, он сообщит во французскую полицию, и меня засадят. Ведь меня после взлома сейфа ищут день и ночь! Нечестный он человек, этот Смертельнобледный. Работал он во Франции нелегально, я сразу понял. Он немец и хотел, чтобы немцы знали все, о чем знаю я. Ну, понятно! Ведь в Германии произошла эта бойня в цирке.

– Вы и о ней знаете? – спросила Норма.

– А кто не знает? Ведь там в цирке застрелили шефа института, который работал над чем-то похожим, что и «Евроген». И людей в институте этом – пруд пруди. Я газеты читаю. То-то вы удивились, а? Я не хотел иметь дело ни с французской, ни с немецкой полицией. Поэтому достал адрес гамбургского института. Я читал, что его шефом стал доктор Барски. Его телефон, конечно, прослушивается, дураку ясно. Поэтому я передал ему через одного друга письмо. Чтобы он позвонил в пивную на углу моей улицы. Он так и сделал. И я сказал ему, будто знаю, кто предатель, который передает на сторону результаты опытов в их институте.

– Вы действительно знаете?.. – ошарашенно взглянула на него Норма.

– Да, мадам.

– Откуда?

– Наберитесь терпения, мадам, наберитесь терпения.

– Что вы расселись здесь и все мне перепачкали? – набросился Сасаки на Торрини, который вольготно устроился на белом кожаном диване.

– Закрой пасть! – ответил тот.

– А почему вы не связались со мной? – спросил Сондерсен бывшего охранника.

– Я же сказал! Вы из полиции. Послушайте, мне известно, над чем работает в Ницце доктор Сасаки. Известно, чем занимается в Париже «Евроген». И то, чем занимается институт в Гамбурге.

– Откуда вам известно? – спросил в свою очередь Коллен.

– Потому что меня это интересует с мальчишеских лет. Я даже три года проучился на химическом в университете. Может, во мне погиб нобелевский лауреат… Я знаю, что по крайней мере доктор Барски из Гамбурга и его сотрудники не хотят допустить, чтобы их открытие попало в чужие руки. Его шеф тоже хотел это предотвратить, почему его и шлепнули. В эту игру играют большие тузы. Вы сами знаете какие. И я знаю. Продолжать мне на эту тему?

– Не надо, – сказал Сондерсен. – И вы, значит, рассчитывали, что поможете доктору Барски и его коллегам, если назовёте предателя?

– Именно так, мсье, и в то же время я спасал собственную шкуру. Потому что с тех пор, как Смертельнобледный пронюхал, где я живу, моя жизнь гроша ломаного не стоит. Если доктор Барски разоблачит предателя, который передает все русским, я мог бы рассчитывать на помощь и защиту американцев. Они выдали бы мне новые документы. И я начал бы новую жизнь. Жил бы где-нибудь потихоньку – вот на что я, дурачина, рассчитывал. А сейчас сижу по уши в дерьме. Так вот… Из Франции я выехать боялся. Поэтому сказал доктору Барски, чтобы он, доктор Рено из «Еврогена» и доктор Каплан из Гамбурга приехали ко мне. И тогда эта история лопнет так, что пыль столбом пойдет.

– Точно так дело и обстоит, – сказал Каплан. – Пусть все лопнет с оглушительным треском. Я ведь с этого и начал. Другой возможности, чтобы дело хоть немножко сдвинулось с места, я просто не вижу.

– Ладно, выкладывайте! – вмешался Сондерсен, обратившись к Гарибальди. – Кто предатель?

Гарибальди указал на элегантного маленького японца:

– Доктор Киоси Сасаки.

31

Снаружи вдруг посветлело. Дым больше не застилал солнце. Оно вовсю сияло на голубом небе.

– Ветер задул в другую сторону, – сказал приземистый Жак Коллен, выключая верхний свет. – Предатель – вы, доктор Сасаки?

– Да, – совершенно спокойно ответил хрупкий японец.

– Что вы продавали? Результаты ваших собственных исследований или опытов в гамбургском институте?

– Результаты моих собственных исследований на все сто процентов принадлежат мне. Я записывал их на дискетах и продавал в течение нескольких последних лет. Вместе с кодом, разумеется.

– А что насчет Гамбурга? – спросил Коллен столь же невозмутимо.

– Я мог передавать на сторону лишь то, о чем мне сообщал мой брат Такахито. Семейные узы в Японии – святыня. Их ничто не в силах разорвать. И мы полностью доверяли друг другу.

– Какая красота, – прокомментировал Коллен. – Восточное благородство. Нам оно ни в коей мере не свойственно. Итак, ваш брат Такахито рассказывал вам, над чем в Гамбурге работают, на какой стадии опыты находятся и тому подобное?

– Да, и тому подобное, мсье комиссар.

– Но не в деталях? Он вам, например, ничего не говорил о несчастных случаях, возникших в результате рекомбинации ДНК?

– Ни слова.

Этот маленький элегантный японец обладает достоинством и выдержкой, которые покажутся неестественными любому человеку, не знакомому с азиатами, подумала Норма.

– Ни о чем подобном он не упоминал. Было лишено всякого смысла говорить с ним на эту тему. На такие вопросы он никогда не давал детальных ответов. Мой брат старше меня на два года. Он выдающийся ученый и человек выше всяких похвал. Так что о ходе работ, о их подробностях выспрашивать его было бессмысленно.

– Однако вы знаете, над чем работали в Гамбурге? – сказал Сондерсен.

– Еще бы, мсье.

– И Таку все известно, – сказал молодой израильтянин. – После убийства Гельхорна он понял, что вирусом заинтересовались обе сверхдержавы. И хотят завладеть им – любой ценой, не стесняясь в средствах. Мы разговаривали с Таком, господин Сондерсен, доктор Барски и я.

– Когда? – спросила Норма.

Нет, подумала она, во имя всего святого, нет! Если это только правда… Да, да, подумала она. Пусть это окажется правдой!

– Тотчас после того, как Ян узнал от мсье Гарибальди, что вот этот господин – предатель. Да, мы долго говорили с Таком – в инфекционном отделении, где он сейчас находится. Так сказал, что всегда посвящал брата в ход своей работы. И о том, что собирается проверить действие вакцины на себе. Не мог же он скрыть это от любимого брата! Но никаких подробностей не раскрывал. О чем вы только что слышали. Так не способен разглашать чужие тайны. Мы его знаем. У него одно-единственное желание – помочь страждущим людям. Поэтому он и выбрал профессию биохимика. Сначала он хотел найти средство от лейкемии и других болезней, вызываемых радиоактивным облучением. Это желание возникло в нем и жгло его сердце с тех пор, как он узнал, что после атомной бомбардировки Хиросимы и Нагасаки погибло двести шестьдесят тысяч человек, а сто шестьдесят пять тысяч облучились. До сих пор японские госпитали переполнены детьми, родившимися в тех местах. Эта мысль стала для Така подлинной мукой – хотя сам он родился в тысяча девятьсот пятьдесят пятом году, десять лет спустя после того, как сбросили первые бомбы. Он хотел помочь людям, помочь! Не допустить новой катастрофы. А ведь она возможна после того, как мы, к несчастью, вышли на этот изменяющий человеческий характер вирус. Как и все из нашей команды. Так сделает все возможное, чтобы никакая сверхдержава никогда не завладела секретом вируса и вакцины. В отличие от своего младшего брата…

Киоси Сасаки вскочил с места. Впервые с тех пор как Норма познакомилась с ним, а вполне возможно, впервые в жизни вообще, он поднял голос, он сорвался на крик, с ним случилась истерика:

– Да, в отличие от меня, если вам угодно! В отличие от меня мой любимый брат Такахито представления не имеет, во что все может вылиться! Он представления не имеет, на что способны американцы! Хотя должен был бы иметь. Мы с ним оба знаем, что случилось в Хиросиме! Но он американцев за это не ненавидит! Он не ненавидит их за это чудовищное преступление, которое они совершили шестого августа сорок пятого года! Первая атомная бомба была еще «бэби-бомбой»! И эта «бэби-бомба» разрушила целый город. Убила женщин, детей, стариков, молодых людей, людей ни в чем не повинных! И изменила наследственность выживших! Те, кто выжил, живут жизнью мучеников! Мертвым хорошо! А живые мучаются так, как не мучился до них ни один человек! С них облезает кожа! Они слепнут! Сходят с ума! У них выпадают волосы! Женщины рожают уродцев. У людей появляются ужасающие язвы. Пока им не будет, наконец, дарована смерть, они испытывают мучительные боли. «Бэби-бомба»! Вспышка ее была столь ослепительной, что в момент взрыва на стенах домов отпечатались в бетоне и камне тени людей. – Киоси Сасаки не хватало воздуха, схватившись за торшер, он продолжал кричать: – С этого преступления американцами была открыта новая эра в истории человечества – эра неизвестного доселе оружия уничтожения! Американцы позволили себе первыми применить его. Американцы первыми сбросили атомные бомбы! Никто никогда им этого не простит – ни люди, ни боги! Никакие боги! Никогда! Да будь американцы прокляты на веки вечные! – Сасаки даже задохнулся. Он пошатнулся и упал на стоявший рядом диван. Закашлялся.

В просторной гостиной наступила полная тишина. После черного дождя и клубов дыма солнце на небе казалось особенно ласковым.

32

Тишина продлилась несколько минут.

Потом Каплан заговорил снова:

– Итак, наш предатель находится здесь. Мы с коллегой Барски решили, что должны вместе с мсье Гарибальди и Патриком Рено слетать в Ниццу, причем наделав при этом как можно больше шума. И тогда, по крайней мере, французское правительство не сможет больше оказывать столь сильное давление на свои следственные органы, то есть на вас, комиссар Коллен.

– А зачем вы подключили Патрика Рено? Вам показалось, что существует взаимосвязь между «Еврогеном» и доктором Сасаки из Ниццы? – спросил Сондерсен.

– Это моя идея, – сказал Гарибальди. – Когда я здесь работал, доктор Сасаки время от времени исчезал. И я попытался выяснить, куда и с какой целью. Он уезжал в Италию. В Вентимиглии его след всякий раз терялся. Однажды мне все-таки повезло, и я «проводил» его до одного маленького пансиона в Диано-Марино. Это маленький городок на Лигурийском побережье. Там он встретился с человеком по имени Джек Кронин, который работал на «Евроген» и исчез после парижской пресс-конференции. Они при мне, вернее, на моих глазах встречались еще три раза. О чем я и сообщил доктору Барски.

– Откуда доктор Барски знал, кто такой этот Джек Кронин? – спросил Коллен.

– Доктор Рено передал ему копию его личного дела.

– Да, в Брайзахском монастыре, – подтвердил Рено.

– А мне вы её дали вместе с фотографией этого смертельно бледного человека, – сказала Норма, – чтобы я вручила то и другое господину Сондерсену.

– Все верно, – кивнул Рено.

– Почему же доктор Барски все остальные шаги предпринял втайне от нас? – спросила Норма.

– Чтобы не подвергать вас еще большей опасности, – сказал Каплан. – Он считал, что господин Сондерсен не откроет вам всей правды о людях, фотографии которых вы ему передали. Сам не захочет или ему запретят.

– Почему же он со мной ни разу не поговорил на эту тему? – воскликнула Норма.

– По той же самой причине, – ответил Каплан. – Чтобы не подвергать вас еще большей опасности. Вы знаете, как Ян к вам относится, фрау Десмонд.

О нет, нет, нет! – подумала Норма. Чудес на свете не бывает.

– Он живет в постоянном страхе за вас, – говорил Каплан. – Мы обо всем договорились: о моем визите в Париж, о моих встречах с Патриком и мсье Гарибальди – и тут вы с господином Вестеном отправляетесь на Гернси к доктору Милленду. Но вы опоздали – того уже убили. Страх Яна за вас, фрау Десмонд, возрос до предела. И он отправился следом за вами. Но прежде мы приняли решение, что наша акция должна развернуться как можно скорее, и договорились о кодовом слове – «Брайзах».

Норма опустила голову в ладони: я не хочу, чтобы они видели мое лицо, подумала она. Пусть никто не видит, что я плачу. Ян! Я приняла тебя за предателя, и нет мне за это прощения. И никогда не будет. Она почувствовала на своем плече чью-то руку и, не поднимая глаз, поняла, что это рука Сондерсена. Откуда-то издалека доносились до нее слова Каплана:

– …Доктор Сасаки признал, что выдавал все, о чем ему рассказывал доктор Кронин из «Еврогена». Патрик и мы работаем над сходной тематикой – ищем вирус с рекомбинантной ДНК, который убивал бы раковые клетки. Самое ужасное, что этот чертов вирус, погубивший Тома Штайнбаха, – именно тот вирус, который нужен великим державам для ведения новой войны. Вы все понимаете, о чем я говорю. Доктор Сасаки никаких подробностей не знал. Его любимый брат поведал ему только, что появился вирус, изменяющий человеческий характер. Вот это он и выдал Советам, после чего сверхдержавы – и та, и другая – перешли к шантажу. Когда в случае с Гельхорном шантаж не сработал, обратились к террору. Устроили бойню в цирке «Мондо».

– Сколько ни в чем не повинных людей погибло, – сказал Рено. – Но это господину Сасаки безразлично, как он нам объяснил. Он не раскаивается ни в своем предательстве, ни в его последствиях. Его ненависть к американцам безгранична. Я правильно излагаю факты, господин Сасаки?

– Да, – ответил элегантный маленький японец, который совершенно овладел собой и сидел сейчас в кресле спокойный и подтянутый, – подтверждаю. Я все выдал Советам и буду поступать так и впредь. Всегда. Всегда. Американцы – корень всего зла на земле. Они приведут нашу планету к гибели.

– Ну-ну, – сказал Торрини, – насколько мне известно, у Советов тоже найдется парочка-другая атомных бомб.

– Разве они сбрасывали их хоть раз на людей? – спросил Сасаки шепотом. – Согласен, на их совести много преступлений, много несправедливостей, но это преступление века – не на их совести.

– Доктор Сасаки вызвал меня сюда из Монако, из «Генезис два». Он тогда не на шутку перепугался. Американцы уже пронюхали, что он передает результаты своих опытов Советам, – говорил Пико Гарибальди. – Тогда им понадобился козел отпущения. Козел отыскался быстро – я! Он предложил мне полмиллиона долларов и новые документы, если я – для виду! – украду из сейфа дискеты и исчезну. Я и исчез. Но конечно, без дискет и кода к ним. За полмиллиона долларов.

– Значит, дискеты с кодом Советам передали вы? – спросил Сасаки Сондерсен.

– А то кто же? – проговорил японец с отсутствующим видом. – Я предложил им то и другое и вдобавок все, что успел узнать от брата.

– Ваш брат попросил меня передать вам следующее: у него нет больше брата. Ваш поступок вызывает в нем чувство отвращения, – сказал Каплан.

– Дурачок мой дорогой, – сказал Сасаки и улыбнулся. – Какой он доверчивый. Доверчивый или простодушный, наивный, невинный, простоватый, некритичный, добросердечный. Извините! Сейчас действительно неподходящий момент…

– Вы сознательно выбрали себе человека из «Генезис два», потому что эта компания – подставная советская фирма, как вы мне объяснили? – перебил его Каплан.

– «Генезис два», – повторил Сасаки. И заливисто рассмеялся. – «Генезис два» без меня – ноль без палочки.

– Доктор Сасаки! – воскликнула Норма.

В последние минуты никто не обращал на нее внимания, а теперь все уставились испуганными глазами. Она встала, держа в руках пистолет большого калибра, который Торрини, войдя в гостиную, положил на подоконник. Пистолет она направила на японца.

Поднялся страшный шум, все кричали, перебивая друг друга.

– Фрау Десмонд! Не делайте этого! – крикнул Сондерсен.

– Мадам! Сейчас же отдайте оружие! – крикнул Торрини.

– Не делайте глупостей, мадам! – крикнул Коллен.

– Всем оставаться на местах, – холодно проговорила Норма. – Кто сделает хоть один шаг в мою сторону, получит пулю!

– Фрау Десмонд… – начал Сондерсен.

Она перебила его:

– Замолчите! Я буду говорить только с доктором Сасаки. Встаньте, доктор Сасаки! – Тот поднялся. – Когда мы были у вас с господином Барски, вы высокопарно разглагольствовали о человеконенавистнических планах властей предержащих. О людях, изготовленных на заказ, о чем сильные мира сего мечтают. О вашем желании создать новый, прекрасный мир – вопреки воле правителей. О супружеских парах и женщинах, которых вы осчастливите. Выходит, вы лгали, притворялись?

– Допустим, притворялся, – сказал Сасаки. – Это, так сказать, побочный результат моих усилий. Не мог же я открыть вам всю правду, мадам! О чем вы говорите?..

– Доктор Сасаки, – повысила голос Норма. – Вы так страдаете из-за жертв Хиросимы! Разве вам не ясно, что, совершив предательство, вы несете ответственность за смерть многих людей – за убийство Генри Милленда на Гернси? А сначала за убийство мужчин, женщин и детей в цирке «Мондо»? Что вы повинны в смерти моего сына?

Сасаки низко поклонился ей.

– Я должен был сделать то, что сделал, мадам.

– Вы – убийца, – сказала Норма. Сейчас ее голос звучал совершенно ровно. – Не вы стреляли, но вы убили. Вы убили моего сына, доктор Сасаки. Когда он погиб, я хотела умереть. И осталась жить с одной-единственной целью: найти убийцу моего мальчика. Мне неизвестно, действовали ли клоуны в цирке, люди, убившие Генри Милленда, по наущению американцев или русских. Этого, очевидно, никто никогда не узнает. Но именно вы, доктор Сасаки, обратили внимание Советов на то, что в Гамбурге найден вирус, который им так необходим. Естественно, вскоре об этом стало известно и американцам. Такова уж специфика спецслужб. Я не зря осталась жить. Я нашла убийцу моего Пьера. И я убью вас сейчас, как вы убили моего мальчика. Ему было семь лет, доктор Сасаки!

– Фрау Десмонд! – вскричал Сондерсен.

– Назад! – проговорила Норма. – Все назад! Немедленно! Я не желаю ничего слышать. Ни от кого. А потом, когда я разделаюсь с этим человеком, вы можете меня арестовать. Назад! – закричала она.

Мужчины отпрянули. Лишь маленький японец сделал шаг по направлению к ней. И еще шаг. И еще.

– Я буду стрелять, – предупредила Норма.

– Вы это уже говорили, мадам, – сказал Сасаки, делая еще шаг по направлению к ней. – Я только этого и жду. – Еще один шаг. – Я подойду к вам вплотную, чтобы вы не промахнулись. Моя жизнь окончена. Смерть сегодня, здесь, в эту минуту предусмотрена в плане моего бытия, моего существования. Жизнь и смерть не имеют значения, когда речь идет о великой задаче. – И еще один шаг. – Тем не менее мне страшно, мадам, поэтому, умоляю вас, стреляйте! Не забудьте о предохранителе. Снимите его.

Норма сняла предохранитель, раздался щелчок. Сасаки стоял в каких-нибудь двух метрах от нее.

– Убейте меня, – сказал он.

Норма на мгновение закрыла глаза. На лбу выступили мелкие капельки пота, и сажа начала растекаться. Она обеими руками сжимала пистолет. Вот-вот она выстрелит.

– Пожалуйста, мадам! – проговорил Сасаки.

Норма без сил опустилась на белый кожаный диван. Пистолет выпал из ее рук на белый ковер.

Подбежал Каплан, схватил пистолет и сразу отдал его Торрини. Потом подошел к ней снова, погладил по голове. Шарф упал ей на плечи. Он все поглаживал и поглаживал ее волосы. И снова в комнате наступила мертвая тишина. Первым опомнился Жак Коллен.

– Доктор Киоси Сасаки, вы арестованы, – сказал он. – Я забираю вас в Париж.

– Причина ареста?

– Вы – иностранец с видом на жительство и разрешением на ведение дел во Франции. Вы осуществляли ваши проекты по заказу и с финансовой поддержкой французского правительства. И теперь вы обвиняетесь в передаче секретных сведений иностранному государству. Вы являетесь по меньшей мере соучастником террористического акта в цирке «Мондо», а также в теракте в берлинской церкви Поминовения и в убийстве Генри Милленда.

– Недолго придётся мне сидеть в следственной тюрьме, – сказал Сасаки. – Советы заявят протест.

– В чем я очень сомневаюсь, – возразил Коллен. – А если и заявят, никто этого во Франции не испугается. Вы совершили предательство не в той стране, доктор Сасаки. Можно предположить следующее: Советы будут отрицать получение от вас секретных материалов. Да, я уверен, что ваши друзья никак не отреагируют – как почти во всех подобных случаях. Вы будете арестованы также и за то, что умышленно ввели следственные органы в заблуждение, заявив о похищении из сейфа секретных материалов, якобы имевшем место. Мсье Гарибальди выступит свидетелем против вас. И в конце концов, вы будете арестованы за то, что подозреваетесь в проведении опытов с целью подготовки новой войны. Вы удовлетворены?

Сасаки пожал плечами.

– Укладывайте чемодан! Вы поедете в сопровождении двух моих сотрудников, – сказал Коллен.

Сасаки подошел к Норме, которая стояла у окна и смотрела в парк.

– Мадам!

Она не оглянулась.

– Мадам, очень сожалею, что вы не пристрелили меня.

Норма промолчала.

– Смерть явилась бы для меня избавлением. Избавление – или же милость, спасение, снисхождение, освобождение души, раскрепощение. – Киоси Сасаки повернулся и вышел из гостиной в сопровождении двух полицейских.

Теперь рядом с Нормой встал Сондерсен. Они оба смотрели в парк – на деревья, клумбы, бассейн, японский садик. Все, что было устроено с такой любовью и трепетом, мистраль и черный дождь разрушили или испоганили. И клумбы в черной саже, и пальмы черные, и бассейн черный, и вода в нем. Полицейские в комбинезонах стоят неподвижно, тоже все в саже. Сейчас на них, на деревья, на цветы, бассейн, японский садик – на все вокруг падают теплые и ласковые лучи солнца. Далеко внизу светится море, грандиозное и с виду неподвижное в своем ленивом величии. С восточной стороны появились яхты, похожие на больших белых бабочек.

– Регата, – сказал Сондерсен.

– Да, – согласилась она. – Конечно, регата.

Ян, подумала она, с какими глазами я предстану перед тобой?

– Только что бесчинствовал мистраль – и тут же регата. А красиво!

– Да, – поддержала Сондерсена Норма. – Чудесно!

Он положил руку ей на плечо.

– Я понимаю, что творилось у вас на душе. Но я рад, что вы не выстрелили. Худо вам сейчас?

– Хуже некуда.

– Все пройдет.

– Да, – сказала Норма. – Как эта буря.