Текст книги "Железные Люди в Стальных Кораблях"

Автор книги: Владлен Багрянцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 42 (всего у книги 68 страниц)

Разумеется, новый народ монголояпонцев называл свою родину както иначе, но белый человек не был способен произнести это варварское имя. И какойто европейский путешественник дал этой стране имя Ксанаду. Потому что:

In Xanadu did Kubla Khan

A stately pleasuredome decree:

Where Alph, the sacred river, ran

Through caverns measureless to man

Down to a sunless sea.

В стране Ксанаду Кублахан

Велел построить чудный храм,

Там Альф, священная река,

В пещерах, долгих, как века,

Текла в подземный океан…

Строго говоря, совсем не «храм», но лингвистические ошибки случались и на этой планете. Ктото перепутал Pleasuredome и Dome of the Rock, и вот уже соплеменников Белгутая в англоязычных военных кругах прозвали «храмовниками», «тамплиерами».

Тамплиеры были воинственным народом, в котором монгольская беспощадность смешалась с японским презрением к смерти (или чтото в этом роде, как писали в старинных романах). Впрочем, они могли презирать смерть, но не самого бога смерти. Еще одно непроизносимое имя, поэтому в английском языке монголояпонского идола прозвали Плутоном.

«Забавно, божок есть, а такой планеты все еще нет», – заметил Хеллборн, вспоминая тот нелегкий урок астрономии и исторические уроки Патриции.

Патриция торчала в лазарете как послушная серая мышка, и виделись они редко. Тем более что доктор Креспо не одобрял визиты Хеллборна.

– Где я мог видеть вас раньше? – с подозрением в голосе вопросил португальский эскулап, когда Джеймс первый раз появился на пороге.

– Вы подобрали меня в Мозамбике около месяца назад, – напомнил Хеллборн. – Но тогда я выглядел гораздо хуже.

– Вы и сейчас неважно выглядите, – с подкупающей откровенностью заявил доктор. – Вы хорошо себя чувствуете?

– В госпитале Святой Анны я прошел полный курс прививок, – неуверенно вспомнил Джеймс. – Надеюсь, это застрахует меня от новых африканских сюрпризов.

– Как бы не так! Вот, буквально за день до начала войны к нам поступило сообщение о новой вспышке зеленой лихорадки у истоков Кубанго! Первый случай с 1898 года! – подполковник медицины Креспо был вне себя от восторга. Фанатик профессии, понял Джеймс, он увидел новый вызов.

– Между прочим, – продолжал доктор, – здесь вам не бордель. Я не знаю, что вы пообещали Патриции, но она хорошая девушка (хотя ей явно не помешает пластическая операция).

– Сэр, мы просто старые друзья, – покраснел Хеллборн.

– Дада, конечно. Все вы так говорите. Возвращайтесь к своим пушкам, молодой человек, сержант Блади сейчас занята.

– Как скажете, сэр, – в очередной раз пожимал плечами Джеймс и удалялся.

Он проводил на своей новой батарее бОльшую часть свободного и служебного времени, безжалостно гонял подчиненных, а заодно изучал пересекаемые африканские просторы. Они уже двигались в пределах Конголы (здесь – «Союзная Ангольская Республика»). Африка как она есть, настоящий коммунизм и сюда не успел добраться. Слева – океан, справа – джунгли, саванна, недобитые слоны и крокодилы. Время от времени их обгоняли другие поезда; иные двигались навстречу – набитые ранеными или беженцами.

– Под колеса бросилась саванна,

«Пуссикэт» пыхтит, как толстый слон!

Мы идем на север, за Кубанго,

Возрождать порядок и закон! –

на все голоса распевали стрелки. Хеллборн не возражал, хотя и отмечал, что его солдатам явно ктото наступил на ухо. Возможно, пресловутые слоны.

– Очень хорошо, товарищ Хеллборн, – заглянувший в гости комиссар Кун остался доволен боевым духом зенитчиков и другими проявлениями патриотизма.

Подполковник Аттила Кун, совсем молодой парень, был чуть старше Джеймса. Он носил очки в золотой оправе, французскую бородку и был родом из Грифонской Венгрии, то есть в некотором роде являлся земляком «барона фон Хеллборна». Но никаких родственных чувств к своим немецким угнетателям юный мадьяр не испытывал, напротив. Первый их разговор едва не закончился стычкой.

– Да я в двадцать первом на баррикадах патроны подносил, – с полоборота завелся комиссар, с подозрением смотревший на бывшего аристократика.

– А я в двадцать первом пешком под стол ходил, – вежливо улыбнулся в ответ Хеллборн.

Впрочем, товарищ Аттила остыл также быстро, как и загорелся.

– Мы делаем здесь важное дело, Джеймс, – воодушевленно говорил он уже через несколько минут. – Святое дело! Будущее всего мира зависит от нас!

«Как скажешь».

Еще на одну тысячу километров ближе к Касабланке.

* * * * *

На одном из полустанков в окрестностях Браззавиля к ним прицепили еще два броневагона.

– Кто это? – с изумлением спросил Джеймс, рассматривая погружающихся в вагоны бойцов.

– Мы – корабль, а это – наша морская пехота, – ухмыльнулся Белгутай. – То есть паровозная.

Товарищ Аттила в свою очередь лично провел старших офицеров «паровозной пехоты» по всему составу, познакомил с экипажем и местными достопримечательностями (вроде промасленных казенников). На какомто этапе экскурсия прибыла в центральный орудийный вагон.

– Познакомьтесь, товарищи, – подполковник Кун развел руки в сторону, как будто собирался обнять всех присутствующих. – Мастеркапитан Белгутай, лейтенант Хеллборн. Майор Намибия.

– Намибия? – машинально переспросил Джеймс.

– Это псевдоним, – ответила она. – Nom de guerre.

Товарищ Намибия неплохо говорила поанглийски и французски одновременно. «Все ясно, – заключил Джеймс, – это местная африканская Мэгги. Принцесса решила поиграться в революцию. Симпатичная негритянка… только слишком легко одета».

Не то слово. Вся униформа бравого майора состояла из одной травяной юбочки. На поясе повисли револьвер в брезентовой кобуре и огромный зловещий кинжал. Знаки отличия были вытатуированы прямо на теле – на плечах, ключице и – разглядел Хеллборн, когда товарищ Намибия уже удалялась – на правой лопатке. За ней следовали два лейтенанта, аналогичного пола и в аналогичной униформе.

– Нет, Джеймс, это не наш пуританский Грифон, – заметил через некоторое время товарищ Аттила, заглянувший к ним в вагон уже в одиночку.

– Но это дожно быть неудобно… и небезопасно… – пробормотал растерянный Хеллборн.

– Их племя сражается так испокон веков, – пожал плечами подполковник Кун. – Легкая пехота, африканские амазонки. Они признали революцию и получили свою автономную республику. Мы не станем силой надевать на них бронежилеты. Разве что силой убеждения.

«Аминь».

* * * * *

Первый бой состоялся через шесть дней после отправления из Кейптауна, гдето в районе южной габонской границы. Джеймс неспешно доедал изрядно поднадоевший бифштекс из бегемота в столовой, когда завизжала на редкость противная сирена боевой тревоги. Поскольку селектор/внутреннее радио на бронепоезде отстуствовали, дополнительных рязъяснений не последовало. Пришлось сломя голову мчаться в свой вагон, подниматься на крышу и… Он еще не успел нацепить шлемофон – все и так было ясно.

– ВОЗДУХ! – заорали сразу два стрелка по левому борту и тут же открыли огонь – в такой ситуации дополнительные приказы не требовались.

Не менее дюжины вражеских конвертопланов заходили со стороны моря. «Поторопились, ублюдки. Через какойнибудь час солнце могло слепить нам в глаза, а сейчас оно висит прямо над головой!» – невпопад подумал Хеллборн и поднял бинокль. Чужой мир, чужая планета. У нас таких машин не было. Треугольные платформы, в каждом углу остроугольного треугольника – вертикальный ракетный двигатель, который и держит машину в воздухе. Я никогда не любил геометрию, почемуто вспомнил Хеллборн, наблюдая устремленную прямо в него пунктирную линию трассеров, с которой немедленно скрестились трассеры зенитных автоматов бронепоезда – его батареи и четырех других. Вооруженный биноклем глаз обманул, пушечная очередь с головного конвертоплана прошла чуть правее, на палубу рухнул, обливаясь кровью, один из стрелков, а остроконечный клин вражеских штурмовиков тем временем проревел над головой и принялся разворачиваться гдето над джунглями. Джеймс бросился изучать самочувствие пострадавшего зенитчика, тогда как у него за спиной уже орал в сорваный шлемофон невесть откуда выскочивший Белгутай:

– Лазарет! Это Эпсилон! Пришлите санитаров! У нас раненые!

Состав, до того равномерно преодолевавший особенности рельефа со скоростью километров тридцать в час неожиданно (попадание?) содрогнулся, Хеллборн споткнулся об труп (труп? да, верно, труп) и упал животом прямо на казенник «Скайклинера». Хорошо смазанный вертлюг провернулся, и Джеймс внезапно увидел хищные треугольники вражеских машин прямо в сетке зенитного прицела. Потянулся к гашетке. Прижал. Гильзы запрыгали прямо перед носом. Конвертопланы опять пронеслись над головой. Хеллборн устроился поудобнее, снова придавил гашетку, «Скайлайнер» изрыгнул еще одну порцию полурасплавленного свинца.

«Нет, это не я в него попал», – с легким разочарованием отметил Джеймс, когда один из самолетов задымился и принялся кувыркаться в воздухе. «И в этого тоже не я». Еще одна подбитая машина устремилась к земле – нет, не штопором, а осенним листом. «Быть может, стоит выстрелить в этого? Прекрасная мишень».

Но в белоснежный купол парашюта никто из других зенитчиков не стрелял, поэтому и Хеллборн отказался от этой мысли. Возможно, здесь так не принято.

Уцелевшие конвертопланы испарились над океаном. Над бронепоездом медленно оседал их прощальный привет – целое облако листовок. Джеймс подобрал одну из них. Надо же, какой возвышенный слог! Что они хотели этим сказать?

_____________________

«– Скажи, отважный барабанщик,

Свалившись в грязь с кровавой раной,

Ответь, о чем ты думал раньше,

Когда стучал по барабану?

Скажика, мальчик, ведь недаром,

Отлиты в бронзе монументов,

Шагали строем коммунары

На пулеметы интервентов?

– «Мы были первыми и взоры..»

Но нет, не будем повторяться;

Мы в оны дни вдыхали споры

Свободы, Равенства и Братства!

Отбросив смутные сомненья,

Твердили правило святое:

«Никто – не даст – нам – избавленья!

Мы сами – боги и герои…»

Что были нам врагов угрозы?

Отправлен вызов гуннам, туркам!

Нас в бой вела богиня Роза,

Императрица Люксембурга!

Когда Судья поднимет палец,

Наш тяжкий грех пристрастно взвесьте,

Мы многократно ошибались –

А кто б не стал на нашем месте?

Узрев пожар священной Трои,

Мы твердо верили, Всевышний –

Мы наш, мы новый мир построим,

Он будет лучше, чем погибший!

Из пепла прошлого восстанут,

Как победителям награда –

Дворцов возвышенные храмы

И бастионов колоннады.

Когда Судьба в горячем тигле

Смешает кровь сестры и брата,

Мы наш, мы новый мир воздвигнем –

Он будет лучше, многократно!

Со всех сторон сойдутся люди,

И на Земле – не в райских кущах! –

Я твердо знал, что Город будет –

ГраднаХолме, в садах цветущих!

Тогда, сжимая Меч Господень,

Отравлен воздухом Победы,

Я знал – взойдет над миром Полдень,

За ним – Туманность Андромеды!

– Ну что ж… Прислушавшись к пророкам,

Ты взялся обработать камень,

Но что могло взойти до срока

Из пепла, грязи и страданий?

Пусть мир прогнивший уничтожен,

Но был триумф достоин Пирра:

Низвергли Молоха – и что же?

Воздвигли нового кумира!

Зачем без жалоб или плача

Девчонки гибли и мужчины,

Чтоб дать партийным бонзам дачи –

И персональные машины?!

Вождям – одежды золотые?!

Их цель была такой простою –

Развесить лозунги пустые

На уши тухлою лапшою…

И кто посмеет удивиться

Концу истории в реале?!

Ворвались варвары в столицу –

И на руинах пировали.

Зачем вы в бой шагнули дружно –

Чтоб прахом стать, дорожной пылью?

Зачем вы взялись за оружье,

Раз ничего не изменили?

Зачем, неистово и твердо,

Вы шли под грохот канонады,

Зачем смотрели смерти в морду?!

– Солдат, не спрашивай.

Не надо».

_____________________

– Опоздали на три года, – сказал гдето над его правым ухом Белгутай. – Надо было сбрасывать эти листовки в годы правления Тунгстена.

«Пуссикэт» еще раз содрогнулся – экстренное торможение. «Хм, а на бронепоездах тоже установлены стопкраны?» Упали посадочные рампы «пассажирских» броневагонов, и «паровозная пехота» устремилась в джунгли, потрясая оружием. Собираются захватить пилота, сообразил альбионец. Интересно, что с ним сделают?

– Мы оба совершили ошибки, – продолжал Белгутай. – Соображаешь?

Джеймс туго, но соображал.

– Тебе следовало оставаться внизу, а мне – возле командирской «тумбы».

– Именно так, – вздохнул тамплиер.

Хеллборн поднял глаза – здесь уже была Патриция, и еще два санитара. Одного из стрелков накрыли куском брезента, второго просто перевязывали.

– Я как услышала – «Эпсилон», и голос Белгутая вместо твоего, решила – все, я опять осталась здесь одна, – шепнула ЛедиГлазаНаМокромМесте.

– Я еще тебя переживу, – отозвался все еще туго соображавший после боя Джеймс, но Патриция даже не обиделась. Хеллборн выбрался из пулеметного гнезда и сел прямо на палубу. Восстановил дыхание. Осмотрелся. Море, джунгли, торжествующие черные амазонки. Они нашли сбитого пилота и теперь тащили его к бронепоезду. «Сожрут сырым или поджарят?» – заинтересовался Хеллборн. И не угадал.

* * * * *

На закате «Пуссикэт» забрался в туннель на запасном пути. Хеллборн собирался выспаться, но ему не предоставили такой возможности.

– Собирайся, – велел ему Белгутай. – Душ, парадная униформа, и побрейся уже наконец!

В броневагонересторане был накрыт роскошный (бегемотные консервы, никакого алкоголя) стол. Собрались почти все офицеры, даже незнакомые Хеллборну. Странно, не так уж много человек в экипаже, но он до сих пор не удосужился со всеми познакомиться.

Ну что ж, тем проще будет бросить их на произвол судьбы, если… нет, не «если» – когда придет время.

Комиссар Кун торжественно ввел захваченного пленника. Странный он какойто, равнодушно отметил уставший альбионец, вроде белый человек, но прическа и бакенбарды как у ньюйоркского негра. Терцерон, квартерон? Высокий, очень высокий. Как он поместился в самолет? Трость проглотил. Европейская школа, старая закалка. Но вот эта загадочная крестообразная татуировка через все лицо… «Мне следовало больше времени проводить в библиотеке», – констатировал Джеймс.

– Полковник Александр Ганнибал, авиация Спаги, – щелкнул каблуками пленник.

– Из тех самых? – не выдержал Джеймс. – Родственник?

– Очень дальний, – сухо ответил легионер. – Троюродный кузен.

Первым из Ганнибалов был Ибрагим, эритрейский принц, попавший в рабство к туркам, но потом выкупленный и усыновленный царем Петром. Сибирский реформатор недальновидно женил воспитанника на одной из своих дочерей. Один из детей от этого брака захватил в стране власть. И вот уже двести лет династия Ганнибалов безраздельно правила в Петросибирской Империи.

– Давно оставили родину? – спросил еще ктото.

– Это сделал еще мой отец, – неохотно сообщил сбитый авиатор. – Я урожденный гражданин Спаги.

Появился полковник Маккорд. Попрежнему в шотландской коммунистической юбке.

– Прошу садиться, леди и джентельмены.

Леди и джентельмены присели.

– Первый тост – за нашу сегодняшнюю победу! Она была маленькой и незначительной, но она была!

Выпили. Какойто лимонный сок. Очень крепкий напиток по драконским стандартам.

– Вы догадываетесь, зачем вас пригласили? – повернулся Аттила к полковнику Ганнибалу.

– Вам не следовало задавать этот вопрос, – криво усмехнулся легионер, – тактическая ошибка, comrade comissioner. Приглашать побежденных полководцев на торжественный ужин – старый обычай европейских армий, которым неумело пытаетесь подражать вы, банда африканских анархистов и безбожников.

Ему ответили одновременнно трое:

– Этой банде анархистов удалось спустить вас с небес на землю! Не правда ли?

– «Африканских»? А где тогда находится Доминация Спаги?

– «Безбожников»? Ха! Кто бы говорил! У нас в Драконии – полная религиозная свобода, тогда как ваша «солдатская революция» первым делом закрыла или разрушила все церкви и мечети в Северной Африке! – этот комментарий отпустил Аттила Кун.

Первый вопрос полковник Ганнибал проигнорировал. Перешел сразу ко второму:

– Можно воевать в Африке и оставаться европейской армией. Что же касается закрытия церквей и мечетей, то это было необходимо. Религия – неотъемлимая часть человеческой цивилизации, человек – существо религиозное, он должен верить в какуюто Высшую Силу, это неизбежно. Не каждый воин готов верить в теорию эволюции или расширение Вселенной. Но гражданам обновленной Солдатской Республики требовалась другая вера. Не христианство – «подставь левую щеку». Не ислам – «покорность»…

– Вы могли бы выбрать иудаизм, – ухмыльнулся Аттила.

– Религия для маленького народа с узкими целями, – отрезал Ганнибал.

– И тогда вы извлекли из глубокой древности этого полузабытого идола, – заметил полковник Маккорд.

– Нет бога, кроме Митры, и Стоций – пророк его! – воскликнул пленный легионер.

«Вот что означает эта татуировка! – вспомнил Хеллборн. – Он же митраист! Странный культ солдатсолнцепоклонников, причуждливое смешение римских и персидских верований, очень популярное в последние годы Римской империи…»

– Простите, кто такой Стоций? – спросил Паламедес. – Он както связан с вашим стоцкизмом?

Александр Ганнибал временно потерял дар речи от такого кощунства. Аттила Кун милосердно пришел к нему на помощь:

– Стоций был римский солдат, поднявший в шестом веке восстание против императора Юстиниана, и провозгласивший в Карфагене «первую солдатскую республику на африканской земле». Остается открытым вопрос, был ли он митраистом. Скорее всего – арианином, как и его союзникивандалы.

– Клевета, – бросил легионер. – Стоций был адептом Митры – как и мы.

– С таким же успехом вы могли бы поклоняться Марсу, – заметил до сих пор молчавший Белгутай. – И называть себя мамертинцами.

– Марс – это планета, – сухо отозвался Ганнибал. – Простите, вы случайно не франкитаец?

– Ксанадунец, – сообщил мастеркапитан.

– Вот уж кого странная религия, – поморщился легионер.

– Да, я отправил к Плутону немало мужчин и женщин, – признался Белгутай. – Я верил, что загробном мире все они станут моими рабами. А до тех пор они служат Плутону, бог смерти доволен, и поэтому не торопится призвать меня в свое царство…

– Что же заставило вас сменить веру и обратиться в коммунизм? – поинтересовался Ганнибал.

– В одном из набегов на Америку мой воздушный корабль разбился вдребезги у берегов Фортороссии, – принялся рассказывать мастеркапитан. – Остатки экипажа были взяты в плен и собраны по кусочкам милосердными форторосскими врачами.

«Охотно верю», – подумал Джеймс, украдкой изучая лицо товарища. Конечно, до капитана Аарона Селькирка ему далеко, но Ник Ливермор мог позадовить этому набору шрамов.

– Фортороссы обошлись со мной гораздо лучше, чем я того заслуживал.

– Но недостаточно хорошо, если теперь вы здесь? – осмелился сострить легионер.

– У меня было достаточно времени, чтобы все тщательно обдумать и взглянуть на вещи под другим углом, – продолжал бывший солдат Ксанаду. – В моей душе образовалась пустота…

«И тогда ты увидел свет! – догадался Хеллборн. – Неужели еще один шпион? Нет, не похоже, в его голосе столько чистой и неподдельной веры».

– …но Форторосскому Бюро Расследований не понравилось мое вступление в коммунистическую партию. И я решил перебраться в Драконию. Не все ли равно, где сражаться за светлое будущее? – сказал Белгутай.

– Ваше светлое будущее – одна большая ложь, – холодно заметил Ганнибал.

– Почему? – вырвалось у Хеллборна.

– Я охотно вам объясню, – снисходительно улыбнулся карфагенский полковник, – если только товарищ комиссар позволит.

– Товарищ Хеллборн с нами недавно, ему будет полезно послушать классового врага, – коварно улыбнулся в свою очередь Аттила Кун. – Задавайте вопросы, Джеймс, не стесняйтесь.

– Вера в лучшее будущее – еще одна неотъемлимая часть человеческой цивилизации, – продолжал альбионец. – Если не считать совсем темных эпох и диких народов. Но не будем углубляться слишком далеко, посмотрим вокруг. Христиане обещают второе присшествие и спасение для всех уверовавших. Коммунисты – построение нового справедливого общества равных прав и возможностей. Те или иные нацисты – земной рай для свой расы, будь она тюркская или финнская, и трех рабов для самого бедного гражданина. Какое светлое будущее обещаете вы? Бесконечную войну?

– Именно так, – кивнул Ганнибал. – Вот вам еще один неотъемлимый элемент человеческой цивилизации – война. Люди воевали во все времена и эпохи, с того самого дня, как из обезьян превратились людей…

– Обезьяны тоже умеют воевать, – заметил Аттила. – Это вам любой африканец подтвердит.

– Это не войны, это всего лишь драки животных за землю, воду, пищу или самок, – возразил легионер. – Да, порой и люди сражаются по схожим мотивам, но только человек превратил войну в искусство; только человек может сражаться во имя чегото большего, чем удовлетворение животных инстинктов, только человек может ставить перед собой высокие цели и защищать прекрасные идеалы!

– Лучшее будущее, – напомнил Хеллборн.

– Будущее человечества – это война, – продолжал Ганнибал. – Война – часть нашей природы. Не верьте тем, кто говорит, что человечество способно жить в мире. Нет, любой мир – это всего лишь подготовка к очередной войне.

– Вы забыли сказать волшебное слово «парабеллум», – напомнил Аттила.

– Отнюдь.