Текст книги "Новый мир. Книга 4: Правда (СИ)"

Автор книги: Владимир Забудский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 34 страниц)

– Нам с тобой пора в дорогу, дружок, – вздохнул я, и тот удивлённо застриг ушами.

Глава 4

§ 20

Лицо ведущей новостной программы было обеспокоенным, без тени заторможенности, характерной для человека, проснувшегося среди ночи ради экстренного выпуска новостей. Не удивительно – ведь новости, которые она сейчас озвучивала, действовали лучше самого мощного энергетика.

– Информации о случившемся крайне мало. Из-за оцепления нашему корреспонденту не удалось приблизиться к Бокс Хэд. Полеты дронов в радиусе одной мили также запрещены. Кадры, отснятые с Перл Бич, по другую стороны залива Броукен Бэй – это все, что у нас есть. Понятно одно – либо мы имеем дело с грандиозной по своим масштабам мистификацией, либо станция Бокс Хэд действительно захвачена.

– Обалдеть, – пробубнила Рина Кейдж, отхлебнув колы из жестянки.

Выпуск новостей транслировал дисплей, спроецированный на воздух с моего наручного коммуникатора. Воздушный экран являл собой странное соседство для штабелей ящиков, набитых стеклотарой и беспорядочной на вид кучи металлолома, которая громоздилась на заднем дворе «Доброй Надежды». Впрочем, в преддверии XXII века, когда люди могут голодать, не испытывая проблем с суперскоростным Интернетом, в этом не было ничего странного.

Мы с Риной сидели на лавке посреди всего этого хлама, жуя бутерброды и не сводя глаз с экрана. Даже местный дворовой пес по имени Боб, наполовину высунувшийся из своей конуры, лениво потрескивая меж жёлтых зубов обглоданной костью, казалось, проявлял определенный интерес к тому, что происходило на экране.

На экране, тем временем, вновь появилась короткая запись, на которой был запечатлен человек в черной маске. Эту запись мы видели уже как минимум раза три.

– Жителям Сиднея нечего бояться, – вещал низкий, технически искаженный голос. – Какими бы алчными и беспринципными не были ваши власти, они не пойдут на многомиллионные жертвы ради удовлетворения своих политических амбиций. Силы Сопротивления взяли под контроль станцию Бокс Хэд не с целью причинения жертв среди жителей города. Наоборот, мы хотим этих жертв избежать. И нам жаль, что другого способа не нашлось.

– Как думаешь, если жахнет – досюдова достанет? – поинтересовалась Рина.

– Это термоядерный реактор, – угрюмо произнес я. – На такой штуке лишь один раз в истории случалась авария. В Новой Москве. Та станция была в десять раз менее мощной и была спрятана в недрах горы. Кроме того, сработали резервные защитные системы, которые уменьшили выброс радиации. Несмотря на это, погибли сотни тысяч людей. Среди которых едва не оказался я.

– Иными словами – мы в жопе, – мрачно заключила она.

Человек в маске, тем временем, продолжал:

– В наших руках – второй по мощности источник энергии в Гигаполисе, неумелое обращение с которым может привести к разрушительным последствиям планетарного масштаба. Мы не хотим этого. И мы не будем этому способствовать. Однако мы не можем ручаться за то, что предпримут власти. Если они окажутся настолько безумны, что попытаются штурмовать Бокс Хэд, либо же применят силу к кому-либо из мирных демонстрантов, находящихся сейчас на улицах – а это, как показывает история, излюбленный способ решения проблем в арсенале у «гуманиста» Патриджа – один Бог знает, что произойдет с этой конструкцией, и со всем городом.

Террорист сделал паузу, чтобы все смогли осознать смысл сказанного.

– От имени Фримэна, нашего лидера, я хотел бы заверить, что наша акция не направлена против простых граждан. Во время нашей атаки на станцию погибли только вооруженные сотрудники охраны, отказавшиеся сложить оружие – они сами сделали свой выбор. Весь персонал станции сейчас продолжает выполнять свою работу, находясь под нашей защитой…

Речь представителя террористов, которую воспроизводили уже несколько раз, прервалась для того, чтобы слово снова перешло к ведущей выпуска новостей.

– Для тех, кто только что присоединился к нам, я хотела бы еще раз сообщить – судя по информации, которую мы получаем из самых разных источников, примерно три – четыре часа назад группа террористов, называющих себя отрядом Сопротивления, осуществила атаку на станцию Бокс Хэд, которая специализируется на производстве термоядерной энергии. По разным данным, в атаке участвовали от 30 до 50 или даже до 100 боевиков. От источника в полиции мы получили информацию о гибели 17 сотрудников станции, главным образом сотрудников службы охраны. Также, вероятно, при атаке погибло несколько боевиков. Около 300 сотрудников, похоже, находятся в заложниках…

Я изумлённо покачал головой. Происходящее напоминало страшный сон.

– Событие в Бокс Хэд всколыхнуло и без того сложную ситуацию в Сиднее, доведя градус напряжения до запредельных высот. Похоже, уже никто из экспертов не берется судить, что же будет дальше – все лишь наблюдают, с тревогой и страхом, за развитием событий. У нас на линии Дерек Сингх, с площади Содружества. Дерек, есть ли понимание того, как повлияет на ситуацию инцидент в Бокс Хэд?

– Спасибо, Лиз. Конечно же, все уже знают о Бокс Хэд. Прямо сейчас слышу, как многие вокруг обсуждают это, разгораются очень жаркие споры. Люди шокированы, многие напуганы. Кое-кто, как можно видеть, ушел с площади. Ряды людей поредели. Но больше половины демонстрантов остаются на месте. Среди них бытуют скепсис и недоверие. Я слышу, как вокруг называют этот инцидент «провокацией властей» и предрекают, что ее используют как повод для силовых действий против мирных демонстрантов. Много говорят о каких-то движениях в рядах полиции, о якобы готовящемся силовом разгоне. Волонтёры прямо сейчас готовят людей к возможному применению слезоточивого газа и светошумовых гранат, просят забрать с площади детей и людей со слабым здоровьем…

– Спасибо тебе, Дерек!

Картинка мелькала на экране очень быстро. Вполне прогнозируемо на дисплее появилось толстощекое, покрасневшее лицо верховного комиссара Макнамары, руководителя Сиднейского полицейского департамента.

– Тише! Тише, я говорю! Никаких вопросов! Только краткое объявление! – густым басом объявил он, перекрыв хор голосов журналистов, битком набивших зал, где проходила пресс-конференция. – Итак, я подтверждаю информацию о том, что станция Бокс Хэд сегодня подверглась атаке террористов.

По толпе журналистов пронесся возбужденный гул.

– Спокойно! Спокойно! Им удалось захватить несколько зданий на территории комплекса и взять в заложники некоторых сотрудников. Однако террористы, я подчеркиваю это, не имеют доступа к управлению токамаком и к жизненно важным системам, повреждение которых может вывести реактор из строя. Они не способны нанести любой вред реактору или как-либо нарушить его работу. Любые заявления об ином – это блеф.

– Ну конечно, – пробормотал иронично кто-то из журналистов.

– Я еще раз подчеркиваю: нет ни малейшего риска термоядерной аварии. Не идет речь, повторяю, не идет речь об эвакуации людей. Я призываю вас, коллеги, быть ответственным, ни в коем случае не нагнетать истерию. Паника на улицах города, хаос, перегрев и обрушение информационных систем, тотальный транспортный коллапс – это и есть истинная цель террористов.

– А если бы дело обстояло иначе – вы бы нам так и сказали?! – нагло выкрикнул кто-то из толпы, но на него тут же зашикали остальные.

– Я скажу вам так. Моя жена и двое детей сейчас дома, в Грин-парк, в 5 милях от токамака. Можете поехать туда и посмотреть. Если хотите – поезжайте домой к госпоже мэру и увидите, что у нее во дворе играют ее дети. И это не самопожертвование. Я абсолютно убеждён, что опасности нет. Это абсолютно уверенно подтвердили нам очень квалифицированные эксперты, заключения которых уже готовятся к публикации. И подтвердят любые другие, у которых вы это спросите, если они не шарлатаны и не идиоты. Токмак строился из расчета на то, чтобы выдержать любую опасность. Вам напомнить, как в 90-ом Сидней обстреливали евразийские ракеты? Поверьте мне, враг был бы счастлив одним махом уничтожить наш город. Но им это не удалось. И уж тем более нет никаких шансов сделать это у шайки террористов, психопатов, обыкновенных аматоров.

– Но ведь эти аматоры захватили станцию! Как им это удалось?!

– Это была оплошность кого-то из охраны? Кто-то понесет ответственность?!

– Есть ли подробности о заложниках?!

– А что вы можете?!

– Тихо! Тихо! Количество и имена заложников, а также информацию о погибших во время нападения я не готов пока подтвердить. Каких-либо подробностей о нападавших, их количестве, оснащении и лидерах я тоже не стану сообщать – из оперативно-тактических соображений. Могу лишь заверить, что нам известно о них все, что требуется. И уверяю, что Силы быстрого реагирования, включая отряд «Стражи», находятся в полной боевой готовности и абсолютно готовы устранить террористическую угрозу. Необходимые действия будут предприняты так скоро, как это станет возможно без опасности для жизни и здоровья заложников. Люди являются для нас безусловным приоритетом.

Начальник полиции сделал паузу и крякнул, прежде чем сказать следующее:

– В связи с экстремальным уровнем террористической угрозы, чтобы избежать распространения паники и обезопасить людей от других возможных террористических акций, городской мэрией и полицией было принято совместное решение, и я уверен, что все здравомыслящие жители города его поддержат – о временном ужесточении запрета на массовые акции.

В рядах корреспондентов раздался ропот.

– Как неожиданно! – прокричал кто-то из корреспондентов оппозиционного толка.

– До сегодня, по личной просьбе мэра, полиция соблюдала запредельный уровень толерантности к участникам тех митингов и шествий, которые организовывались различными политическими силами и движениями, хотя большинство из них не были надлежащим образом санкционированы. Этот уровень толерантности будет всецело сохранен до 3:00 после полудня. Оставшегося времени вполне достаточно, чтобы люди смогли спокойно разойтись по домам. Какого бы уважения в демократическом обществе не заслуживало право людей на выражение своих взглядов, это право не может использоваться во вред безопасности жителей нашего города…

– Позор! Позор! – закричали в рядах журналистов оппозиционных СМИ.

– Димитрис! Рина! – отвлек нас от телеэкрана, напряжение на котором нарастало, голос Миро, выглянувшего тем временем из задней двери бара.

Движением пальцев я приглушил звук.

– Все готово, – сказал Мирослав.

В баре было практически пусто. Шаи сидела за одним из столов, крепко держа за руку Элли, которая веселилась, играя с сидящим рядом Мишкой. У ее матери был страдальчески-спокойный вид, какой мог быть у женщины, выплакавшей из-за нервов все слезы либо принявшей лошадиную дозу успокоительного.

За другим столиком сидел Грубер, озабоченно помешивая деревянной палочкой крепкий черный кофе в своем стакане. Его лицо было даже краснее обычного – так бывало, если у него обострялась гипертония. Под потолком над баром, конечно же, висел дисплей, транслирующий выпуск новостей. Колонки работали негромко, чтобы не пугать Элли. Миро зашел за барную стойку и привычным движением задумчиво облокотился об нее. Я подошел к стойке с внешней стороны. Рина – присела рядом с Грубером и начала о чем-то тихо шептаться.

– Все готово, – повторил Миро. – Только вот в этих приготовлениях, кажется, уже нет никакого смысла.

Наши взгляды, соприкоснувшись, одновременно скользнули к экрану. Мы видели сине-желтые и красные флаги на площадях, и полицейский вертолет, облетающий станцию Бокс Хэд.

– На выездах из города пробки – 10 баллов из 10 возможных. Если бы существовало 20 – было бы 20. Люди бросают машины и идут пешком. В супермаркетах размели все продукты, в аптеках – лекарства. В аэропортах, на вокзалах – хаос, – проговорил он.

– Как Шаи? – тихо спросил я.

– Была в истерике. После таблетки – стало, конечно, лучше.

Глубоко вздохнув, он опустил глаза на поверхность барной стойки и начал бессмысленно царапать ногтем какую-то неровность на ней.

– Говорят, если они взорвут станцию, то Сидней перестанет существовать, – прошептал он, и поднял на меня несчастный взгляд: – Можно ли винить людей в том, что они слетели с катушек и хотят убраться отсюда любыми путями?

Я угрюмо кивнул.

– Они этого и добивались. Вывести народ из спячки.

– Но это же безумие. Если им кто-то до этого и сочувствовал, то теперь их все возненавидят! – возмутился Миро.

– Да. А еще – одобрят действия властей. Любые действия, которые потребуются, чтобы навести порядок, – горько усмехнулся я. – Безопасность стоит в пирамиде Маслоу выше, чем свобода.

– Господи. Неужели ты думаешь, что оппозиционеры говорят правду? Ты веришь, что за этим «Сопротивлением» стоят власти? Но ведь они столько совершили! Все эти теракты, похищения, убийства…

Я усмехнулся еще горше. В моей памяти предстало лицо генерала Чхона и те слова, которые он сказал мне в 90-ом, посылая в Восточную Европу. Войне чужда мораль, чужды идеалы. Люди – всего лишь ресурс. Война – это математика. Если необходимо затратить ресурсы, чтобы достичь стратегической цели – эти ресурсы тратятся. Только и всего.

– Я не знаю. Не знаю, кто стоит за всем этим, – честно ответил я.

На ум вдруг пришел Роберт Ленц и уроки, которые я от него усвоил.

– Я вижу то же, что и ты, брат – телик, транслирующий пропаганду, самый верхний и доступный всем слой лжи. А под ним пролегают более глубокие слои. И я не знаю, какие.

– Знаешь, – вздохнул Миро. – Когда я вижу все это, мне страшно. За жену, за дочь. Я давно уже вышел из того возраста, чтобы строить из себя что-то. Наверное, я вышел из него досрочно, потеряв ноги. Я – простой маленький человек. Не герой. Не лидер. Все, чего я хочу – зарабатывать на кусок хлеба и быть в безопасности. Иногда я презираю себя за эти мысли. Иногда мне хочется быть не таким. Хочется во что-то верить, за что-то бороться, быть принципиальным. Но знаешь… с годами я все яснее понимаю, что не все рождены для этого. Мало кто рожден.

Я неопределенно покачал головой.

– Не думаю, что для этого вообще хоть кто-то рожден, – произнес я задумчиво, глядя, как Миро нервно и бессмысленно протирает многочисленные бокалы, которые вряд ли в скором времени кому-то понадобятся.

Не приходилось сомневаться, что после ночного шмона здесь осталось полно «жучков» – вдобавок к тем, которые были тут и раньше. Порывшись в кармане, я достал аппарат, похожий на крохотную летающую тарелку, выложил на стойку и надавил пальцем на единственную кнопку. Устройство загорелось красным цветом и начало издавать едва слышимый, но весьма неприятный гул, который, как я надеялся, заглушит средства прослушки.

Миро, знавший, что это такое, покосился на эту штуку недобрым взглядом.

– Ваше сборище подпадает под запрет, – произнес Миро шепотом, кивнув на телик, где повторно транслировали речь верховного комиссара полиции. – Оно же на 2:00 назначено, да? За час точно не справитесь. Да и никто туда не придет после всего, что случилось.

Я промолчал.

– Они ведь не для того два года боролись в судах за легализацию своего «носка», чтобы с первого же дня поставить его вне закона, нарушив запрет на массовые собрания. Правда?

Я снова ничего не ответил. Миро налил мне стакан ряженки. Я благодарно кивнул.

– А если они все-таки решатся на это безрассудство – ты-то уж точно не станешь в этом мешаться, не так ли? Учитывая все твои… обстоятельства? – поднял брови Миро.

– Все это больше не имеет значения, – покачал головой я, большим глотком выпив полстакана. – Все эти «обстоятельства». Все эти запреты.

Задумчиво посмотрев на телеэкран, и допив остальное, я продолжил:

– Многие из наших ребят, из тех, кто были в клубе, меня не знают – знают лишь добряка и тихоню, каким я пытался стать. Но ты, Миро – ты ведь меня знаешь. Я видел и делал вещи, в которые сложно даже поверить. Вещи, которые я зарекся никогда не вспоминать.

Миро больше не перебивал меня. Понял, что речь идет кое о чем важном.

– Ты знаешь, как сильно я хотел бы, чтобы все это осталось в прошлом. Я очень долго и упорно шел на компромиссы с этим миром, со своей совестью, достоинством, гордостью, принципами. Пытался спрятаться, затаиться, переждать, затеряться. Пусть даже в чем-то уступить, пусть даже чем-то пожертвовать.

Я покачал головой.

– Но наступил тот момент, когда я понял, что ничего не выйдет.

По лбу Миро пролегла морщина. Он кивнул.

– С этими людьми невозможны никакие сделки, Миро. Для них не существует никаких правил. Они берут то, что хотят. Заставляют тебя отдать это или берут силой. Так было всю мою жизнь. Чем больше я им отдавал, тем большего они хотели. Чем больше я перед ними склонялся, тем сильнее они меня давили.

Я тяжело вздохнул.

– Так что я больше ничего им не отдам. Ничем не пожертвую, чтобы их задобрить. Не склонюсь и не дам себя давить. Больше никогда.

Миро понимающе кивнул. Неодобрение на его лице постепенно сменилось какой-то странной помесью ностальгии, тревоги и воодушевления.

– Я так и понял, что ты решил что-то подобное, брат. Я ведь знаю это выражение лица. С таким же точно лицом ты в свое время объявил мне, что собираешься из Олтеницы на пустоши. И сразу стало понятно, что нет смысла пытаться тебя переубедить. Что ты, хоть и был тогда совсем молодой и зеленый, слов на ветер не бросаешь.

Миро усмехнулся, вспомнив тот день.

– Тогда я пошел с тобой брат. И никогда потом о том не жалел. Пусть даже в этом не было никакого чертового смысла. Пусть даже меня слегка подстрелили. Пусть даже меня и весь наш табор потом пару лет теребила контрразведка Альянса за то, что мой брат, видите ли, шпион и провокатор, который ускользнул прямо у них из-под носа.

Несмотря на серьезность разговора, мои губы тоже невольно тронула улыбка.

– Я и в этот раз хотел бы пойти с тобой, брат, – произнес он.

– Но ты не можешь, – отрицательно покачал я головой. – У тебя есть Шаи и Элли. Ты никогда не простишь себе этого, если не сумеешь сохранить семью.

«Все в силе! 2:00, и ни минутой позже! Пошли они в сраку со своим запретами!» – тем временем, написал мне в мессенджере Сильвестр Торнтон, который все еще координировал запланированные на сегодня сборы НСОК. Я направил в ответ большой палец. Совсем недавно я получил похожее сообщение и от Чако Гомеза.

– Кроме того, я оставил на тебя Мишку, – продолжил я, покосившись в сторону собаки, которая как раз протягивала смеющейся девочке лапу. – Видишь, они уже подружились.

– Да уж, – с любовью посмотрев на дочь, кивнул он.

– Ты должен его беречь. Это – самый лучший пес на этой чертовой планете. Он уникальный. Больше, чем просто животное. Я серьезно.

Он понимающе кивнул.

– Что нам делать, Дима? – спросил он тихо и деловито. – Что нам грозит?

– Они могут уничтожить вас всех, Миро. Просто из-за того, что знают, как вы мне дороги. Поэтому вам нужно уехать. Сейчас, в этом невероятном хаосе, за вами будет практически невозможно уследить. Дальше надо затаиться в глуши. Там, где им будет тяжело вас достать. Ты должен убедить Шаи, что это необходимо. В Новом Бомбее, в подземельях, им будет тяжело вас достать.

– Это исключено, Димитрис. Элли не сможет выжить в подземке. Это убьет ее.

Я нехотя кивнул, соглашаясь.

– Попробуем выбраться с этого чертового континента и попасть в Бургас, – подумав, решил Миро. – Там законы Содружества не действуют. У меня там живет пара знакомых, еще со времен Олтеницы. Они помогут нам устроиться. Надеюсь, нас там не найдут.

Я вздохнул. Мы оба прекрасно понимали, что ни Бургас, ни любое другое место на планете не является абсолютно надежным укрытием от тех, о ком шла речь, если они поставят своей приоритетной целью найти его. Но приходилось выбирать хоть что-то.

– Уезжайте прямо сейчас. Не медлите с этим.

Он кивнул. Не говоря ни слова, мы крепко обнялись.

– Мне жаль, Миро. Жаль, что я втянул вас в это, – держа его за плечи, сказал я.

– Ни о чем не жалей и ничего не бойся, Димитрис, – покачал головой он. – Делай то, что должен. И не оглядывайся.

Поглядев вслед Миро, который пошел к жене и дочери, чтобы пригласить их садиться в машину, уже приготовленную на заднем дворе, я подошел к Рине и Груберу.

– Вы уже собраны? – спросил я.

– Мы никуда не поедем, – решительно покачала головой Рина.

Ее спутник сделал вид, что вопрос относится не к нему, и продолжал смотреть телик.

– Что за чушь? Вы должны ехать! – заявил я.

– Да пошёл ты!

– Против тебя заведено дело, Рина. Тебя вот-вот прижмут. Другого шанса может не быть.

– О тебе могу сказать то же самое.

– Ты же считаешь «носок» идиотской идеей.

– Мне плевать на «носок». Ты прекрасно это знаешь. Но я – с тобой!

– Рина! – решительно прервал ее Грубер, все-таки отвлекшись от телевизора, и безапелляционно покачал головой. – Нет!

– Чего это ты тут раскомандовался, папаша? – огрызнулась она.

– Я сказал – нет. Больше никаких драк. Никакого риска. Ясно?!

Он насупил брови, пристально глядя на Рину, и мне показалось, что этим взглядом он пытается сделать ей важное напоминание, которое почему-то не озвучивает вслух.

– Не надо тут этого! Я не позволю, чтобы это как-то влияло на мои решения! – решительно запротестовала Рина, кажется, прочитав этот взгляд верно.

– Вы о чем вообще оба? – нахмурился я.

– Не твое дело! – отгавкнулась Рина.

– Она беременна, – переведя на меня взгляд, изрек Грубер.

Мне понадобилось много времени, и несколько взглядов, которые я переводил с нее на Грубера и обратно, чтобы осознать смысл услышанного. И даже после этого не осознал. Пропасть между «нигерийской гориллой» Риной Кейдж, жестоким боксером, отставным сержантом и ветераном ЧВК, и женщиной в классическом понимании этого слова, была так велика, что в моей голове просто не укладывалась мысль о том, что у нее в чреве может находиться человеческий зародыш. Я, должно быть, меньше удивился бы новости о беременности некоторых из знакомых мне мужчин.

– Ну и на кой ляд ты ему это сказал?! – напустилась она на своего партнера.

– А на такой ляд, что тебе пора перестать вести себя так, будто это не так! Речь идет о нашем с тобой будущем мальце, Рина! Которого мы с тобой, черт возьми, хотели! И никто из нас не будет подвергать его риску. Ясно?! – сурово отчитал ее мужчина.

Рина упрямо и раздосадовано покачала головой.

– Конечно же, об этом и речи быть не может, – наконец сумел я выдавить из себя первые слова.

– Алекс, тебе нужен кто-то, кто прикроет твою спину! И кто это будет?! Я не доверяю всем этим педерастам из твоего «носка»! – раздраженно заявила она.

– У меня все схвачено, сестренка, – заверил ее я.

– Не звезди. Ты в полном дерьме, и сам не знаешь, что будет дальше.

– Ну ладно, ты права. Все запутано и дерьмово, – признал я, вспомнив подробности вчерашнего разговора с Анной Миллер. – Но это – мои проблемы. И я справлюсь. А твоя задача сейчас – сделать так, чтобы ты когда-нибудь смогла рассказать обо всем этом… м-м-м… дочери?

– Не угадал. Это пацан, – покачала она головой, как-то раз присмирев, но недовольно пробурчала: – Мне это не нравится, мужики! Не нравится, что вы говорите со мной как с каким-то чертовым ходячим инкубатором! Я всего лишь на третьем месяце. И я не расклеюсь, если…

– Да хватит уже! – устало закатил глаза к потолку Грубер.

Рина в ответ обреченно вздохнула, и на том прекратила свои пререкания.

– Куда вы отправитесь? – спросил я.

– Прежде всего попробуем выбраться из этого сумасшедшего города. Один Бог знает, сколько на это уйдет времени. Потом, – Грубер на некоторое время задумался, и изрек: – Думаю, будет лучше, если ты не будешь этого знать, парень.

– Ты прав, – согласно кивнул я.

– Эй, мы тут не прощаемся с тобой, ясно?! – вмешалась Рина, нахмурившись и предостерегающе ткнув мне пальцем в грудь. – Давай безо всех этих соплей! И без того, чтобы ты, мать твою, снова запропастился куда-то на туеву хучу лет! Ясно?!

Я неопределенно пожал плечами.

– Чертов пастор Ричардс говорил, что если малого покрестить, то у него появятся охренительные суперспособности. Я в этом ни хрена не уверена. Но думаю, что это не повредит. Тем более, что Грубер, упрямая ослина, считает, что все это действительно охренеть как важно, потому что так его учила его мамаша-католичка. Так что я сделаю это. А ты – будешь его крестным отцом.

Мои глаза поползли на лоб.

– Я такой же католик, как и ты.

– Плевать! Это произойдет через полгода. И я не принимаю никаких оправданий!

Я молча обнял ее – почти так же крепко, как раньше, но уже с мыслью о том, что где-то в глубинах ее живота, прикрытого стальным прессом, прямо сейчас зарождается новая жизнь. Сам не знаю, как на глаза в этот момент не навернулись слезы.

– Не давай ей попадать в неприятности, – напутствовал я Грубера. – Она это умеет слишком хорошо.

– Слыхал и о тебе то же самое. Так что и себя береги, – гаркнул он, по-медвежьи крепко пожимая мне руку. – А теперь давайте, поднимаем задницы. Нам давно пора ехать!

§ 21

Будущее редко казалось мне таким туманным, как в тот день, 25-го сентября 2095-го года – день, когда мой мир в очередной раз сошел с орбиты. Я покидал бар последним. Перед глазами все еще стояла морда Мишки, который непонимающе глядел на меня через заднее стекло бусика Миро, царапаясь передними лапами в дверь и жалобно поскуливая. Я попрощался с ним бодро, приподнятым голосом, пытаясь убедить, что мы расстаемся ненадолго. Но он был слишком умным, чтобы поверить в это. «Прости, дружище», – подумал я.

Мне понадобилось пару часов, чтобы как следует запечатать здание: закрыть все окна и двери, покормить на прощание дворняжку Боба, выключить электричество, перекрыть воду, повесить табличку «Бар не работает».

«Добрая Надежда» смотрела на меня практически так же осуждающе, как Мишка: своими потертыми стенами, ржавыми закрытыми ролетами, грустно потухшей вывеской. Неказистое местечко. Его не за что было любить – ни за его вид, ни за предназначение. Я был уверен, что никогда не привяжусь к нему. Но теперь вынужден был признаться себе, что ошибался.

Это был маленький клочок земли и убогое строение, которые принадлежали мне – лишь они одни в этом мире, и мой маленький таунхаус. Я провел здесь очень много дней на протяжении прошедшего года. Иногда даже спал здесь, на втором этаже. И, сам того не заметив, вложил в эту дыру частичку своей души. Это было место, где мы с Миро зарабатывали гроши, как умели, цапались за него со шпаной и наркодилерами, пытались придать ему хоть какое-то убогое подобие уюта. Это было место, где был создан и где собирался наш клуб. События, случившиеся здесь, навсегда сделали его чем-то особенным. И не было смысла делать вид, что это не так.

– Что ж, спасибо тебе за все, – с несвойственной мне сентиментальностью прошептал я постройке, закидывая за плечи рюкзак и опершись на трость.

Часы показывали 11:20 утра. Пора было выдвигаться в путь.

Проходя по унылому закоулку между двумя бетонными заборами, носящими на себе следы уличной живописи, в сторону автобусной остановки, я обратил внимание, что в поле моего зрения в небе видны не меньше трех полицейских конвертопланов. В другой ситуации я решил бы, что они здесь не из-за меня. Но этим днем их было в небе великое множество.

Можно было не сомневаться, что этот день войдет в анналы истории. Еще никогда, даже в памятном январе 83-го, когда по городу прокатились самые массовые в истории протесты нелегалов, Гигаполис не испытывал такого коллапса. Крупнейшая на планете агломерация с населением в сорок пять миллионов человек, с самой сложной и продвинутой в мире транспортной инфраструктурой, которую внезапно охватила всеобщая паника – картина воистину библейских масштабов.

Я окунулся в этот хаос сразу же, как вышел к автобусной остановке, убедившись, что дорога, обычна полупустая, превратилась в сплошную пробку, которая не было ни конца, ни края. Пробка тянулась по всей подъездной дороге, ведущей к автомагистрали, и, как я видел отсюда, по автомагистрали тоже. Многие авто были битком набиты людьми и сумками. Самые нервные водители все еще остервенело сигналили и переругивались, высовываясь из окон, будто эти склоки могли хоть что-то изменить. Те, что смирились с неизбежным, уже повыходили из машин и беспокойно вглядывались вдаль, пытаясь осознать масштабы трагедии.

– Обалдеть! Дед рассказывал, что такое в 56-ом было, – услышал я обрывок речи одного из группы людей, спрятавшихся от солнца под навесом автобусной остановки, увенчанной неутешительной надписью «Временный перерыв в работе общественного транспорта. Приносим свои извинения за неудобства».

– Говорят, метро тоже не работает…

– Со связью какие-то проблемы. Уже десять минут не могу матери дозвониться!

– Сеть, наверное, перегружена.

– Психи! Чёртовы психи! Они нас всех хотят взорвать к чертям, вы понимаете?!

– Да закройся ты. Не нагнетай!

– А ты кто такой, чтобы мне указывать?!

Вокруг не было видно ни одного полицейского. Немудрено – в ситуации, когда весь город охвачен одним тотальным ЧП, они просто не могли быть везде одновременно, даже если поднять на ноги каждого курсанта (а так, я не сомневаюсь, и было сделано). Я не мог даже приблизительно представить себе, что за аврал сейчас вообще творится в SPD. Но не сомневался, что каждый сиднейский полицейский нескоро забудет этот день, если Сидней вообще его переживет.

Городские дроны, которых, как я полагал, подняли этим днем в небо всех до единого, методично летали над пробками и толпами, воспроизводя умиротворяюще-успокоительные сообщения властей. Однако призывы разойтись по домам не находили отклика в сердцах, охваченных паникой.

Я не обращал особого внимания на происходящее вокруг. С рюкзаком за плечами я шагал вдоль дороги по направлению к городу, разминаясь с непрекращающимся ручьем пешеходов, которые целыми семьями спешили в обратную сторону, перегоняя намертво застывшие в пробке авто.

– Патридж решил поставить на кон абсолютно все, – донесся до меня издали усиленный громкоговорителями голос Райана Элмора.

Передвижной проектор, установленный на корпусе дрона, застывшего в воздухе рядом с автострадой, проецировал большой дисплей прямо на воздух. Вдали я мог видеть еще несколько таких же. Дисплеи транслировали картинку с помехами, звук временами отставал от изображения или искажался, словно ему что-то мешало.

– Вы думаете, из-за кого вы сейчас здесь, со своими семьями? Из-за террористов? Может быть, из-за оппозиции? О, он хочет, чтобы вы так думали. Ему очень нужно, чтобы вы так думали.

Понятия не имею, как Элмор сумел записать эту речь, находясь в тюрьме – не иначе через адвокатов. Но звучал он, как всегда, убедительно.

– Он исчерпал все резервы. Число лоялистов стремительно падает. И их уже не достаточно, чтобы подпитывать его власть. И поэтому он решил мобилизовать вас. Обычных людей. Аполитичных. Тех, кто честно работает, кормит свои семьи и желает лишь одного – чтобы весь этот кошмарный бардак закончился. Он придумал, как оторвать вас от ваших дел. Как бросить вас в это политическое пекло, в котором вы не хотели участвовать. Для этого ему пришлось заставить вас почувствовать страх – за вас, за ваших близких, за все, что вам дорого. Для этого он выгнал вас из ваших домов, разрушил привычный вам ритм жизни. Не верьте его призывам не паниковать. Он-то как раз и хочет, чтобы вы паниковали. Он хочет одного. Хочет, чтобы вы закричали: «Хватит! Верните все назад! Просто сделайте что-нибудь, чтобы вернуть мир и порядок. Разберитесь с террористами, бунтарями, протестантами, кем угодно, но сделайте так, чтобы моя жена, или мой муж, и мои дети могли спать спокойно в своей постели!» Ведь это то, что стоит вне политики. То, что понятно каждому. То, что каждому близко. На это он и бьет. И я хочу задать вам лишь один вопрос: вы правда готовы?!