Текст книги "Новый мир. Книга 4: Правда (СИ)"

Автор книги: Владимир Забудский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 34 страниц)

Даже если суммировать все смерти в Бокс Хэд и при попытке подавления митингов, эта статистика не шла в сравнение с самыми трагичными страницами в современной истории города: массовыми беспорядками в январе 2083-го, когда всего за один день погибло свыше тысячи людей; евразийскими ракетными бомбардировками в мае-августе 2090-го, которые, несмотря на мощный противоракетный щит, унесли жизни тысяч гражданских; самых кровавых терактов, при паре из которых число погибших переваливало за две сотни. Но политическую значимость случившегося было сложно переоценить.

Vox Populis, одно из ведущих социологических агентств мира, как всегда в подобных ситуациях, уже успело провести экспресс-исследование общественного мнения через Интернет-опросы жителей Сиднея. «Результаты исследования показали усиливающееся противоречие в обществе», – резюмировало агентство. Так, 38 % респондентов одобрили действия полиции Сиднея в отношении мирных демонстрантов, 41 % – не одобрили, а 21 % – затруднились ответить или не определились. Отношение к действиям полиции в Бокс Хэд оказалось намного более однозначным: 87 % респондентов одобрили их, 2 % – не одобрили, 11 % – затруднились с ответом. При этом, однако, взгляды на истоки инцидента в Бокс Хэд оказались не столь однозначны: 46 % опрошенных придерживаются мнения, что за инцидентом стоит Сопротивление, 7 % винят в этом группу радикалов, не имеющих отношения к Сопротивлению, 17 % подозревают провокацию властей, 8 % – провокацию оппозиции или олигархии, 22 % – затрудняются ответить.

Одно аналитическое издание составило материал под названием «13 мнений» – калейдоскоп из цитат чертовой дюжины влиятельных людей и лидеров общественного мнения, высказавшихся по поводу произошедшего. И этот материал был очень красноречивым отражением политической картины на закате дня.

Аманда Бэксхилл, Секретарь Протектора по вопросам прав человека: «Невозможно воспринимать всерьез обвинения со стороны некоторых политиков в адрес муниципальных властей и правоохранительных органов Сиднея, а тем более в адрес Протектора, относительно якобы нарушения прав человека. 39 лет назад, как мы все помним, весь наш биологический вид едва не исчез, и его сохранение потребовало самых решительных мер. Несмотря на это, мы никогда не отступали от идеала, который, как мы верили, и продолжаем верить, стоит того, чтобы пронести его сквозь пламя Апокалипсиса и мрак Тёмных времён – от восприятия индивидуальности и разнообразия людей как самой высшей ценности. На протяжении всей современной истории Содружество является оплотом личной свободы, самовыражения и самореализации в постапокалиптическом мире, где все остальные давно отступили от этих идеалов во имя потребностей более низкого порядка: сытости, безопасности, порядка. Людей в Содружестве наций не дискриминируют по признакам раса, пола, национальности, религиозных и философских воззрений, сексуальных и иных предпочтений в их частной жизни. Делается все, что возможно, для достижения в обществе равенства возможностей, создания социальных лестниц и лифтов. Не прошло и двух лет, как мы ценой огромных жертв защитили нашу свободу от посягательства, целью которого было превратить все человечество в рабов, отобрать у них даже последнюю свободу – свободу мыслить. И вот теперь группа лжецов и провокаторов, для которых нет ничего святого, пытается очернить нас».

Бенджамин Боттом, сенатор, координатор штаба Альянса оппозиционных сил: «Сложно подобрать слова, чтобы описать степень порицания, которого заслуживают действия полиции против мирных демонстрантов в Сиднее уходящим днем. 25-ое сентября 2095-го года войдет в историю как день позора, когда отдельные представители власти, ослепленные маниакальным желанием удержаться на своих креслах, перешли последние границы разумного и дозволенного. День, когда власти Содружества застыли в шаге от того, чтобы превратить государство, управление которым им доверили люди, в антиутопию. Но этот день также войдет в историю и как день мужества и чести. Ведь люди, подвергнувшиеся варварскому насилию на улицах Сиднея, все еще там. У них была лишь вера в свою правоту, лишь стойкость, лишь непоколебимое желание мирно отстаивать свои права. И они, подобно тому, как это удалось сторонникам Махаттмы Ганди более сотни лет назад, выстояли против грубой силы и оружия. Эта победа правды над насилием воистину переворачивает сознание, восхищает, вдохновляет. Я горжусь каждым из вас – тех, кто наше в себе смелость быть сегодня там, на улицах, не важно – под флагами ли нашего альянса или иных сил, мирно отстаивающих свои права. И сенатор Элмор также гордится ими».

Джек Мэйуэзер, Премьер-Министр Содружества Наций: «Моя позиция неизменна. За все, что произошло сегодня в Сиднее, я полностью возлагаю вину на группу олигархов, которые целенаправленно расшатывают положение в Содружестве наций в угоду своим интересам. Все то, что происходит – это часть плана по дестабилизации общества, который был согласован во время их встречи в Голубых горах 30-го июля этого года. Я не боюсь заявить это публично. Я абсолютно убежден, что так называемый «альянс оппозиционных сил», так называемое «Сопротивление», и все остальные так называемые «движения», которые там сейчас за что-то выступают – это марионетки, ниточки от которых ведут в сторону Консорциума. Лишь проплаченные, одураченные или совершенно маргинальные люди могут потакать их замыслам, выступая против легитимной власти, действующей в интересах всего населения Содружества и отказывающей приносить их в жертву ненасытным аппетитам и хотелкам этого клуба богачей».

Алан Хьюз, пищевой магнат, член наблюдательного совета консорциума «Смарт Тек»: «Я совершенно не удивлен, что мы снова оказались «виноваты» в смертях и разрушениях, которые спровоцировали совершенно неадекватные и преступные действия определенных политических деятелей Содружества наций в отношении мирных людей, пытающихся законным путем отстоять свое право на истинную, а не бутафорскую демократию. Я считаю, что эти абсурдные бездоказательственные инсинуации не нуждаются в опровержении. Все, что я хотел бы сейчас сказать – это выразить искреннее сочувствие родным и близких тех, кто лишился сегодня жизни на улицах города, а также двум тысячам пострадавших и тысяче тех, кто продолжает сейчас удерживаться в местах лишения свободы».

Брайан Уитакер, Генеральный прокурор: «В силу своей должности мне пристало быть беспристрастным. Но не могу. У меня вызывают величайший гнев люди, которые покушаются на самые святые вещи – государственный строй, порядок на улицах, безопасность мирных людей – во имя своих политических амбиций и шкурных интересов. И я говорю сейчас не о группе социопатов, которые грозились взорвать термоядерный реактор – хотя мы еще разберемся, кто за ними стоит. Я говорю о подозреваемом Райане Элморе и его сообщниках, которые не погнушались тем, чтобы поставить на уши весь мир, пытаясь придать политический окрас обыкновенному уголовному делу против них, которое активно продвигается, и по завершению которого их ждет неотвратимое наказание. И я хотел бы предостеречь их всех, в том числе тех, кто думает, что скрылся от правосудия, спрятавшись в так называемых «чартерных городах», под крылом у своих спонсоров, и выступая оттуда с дерзкими и провокационными заявлениями. Нет, вам не выйти сухими из воды. У наших следователей и прокуроров хорошая память, много упорства и терпения. Честные налогоплательщики не просто так оплачивают нам зарплату. И мы добьемся, чтобы действия каждого правонарушителя, получили свою оценку в соответствии с законом».

Саманта Келлер-Риз, мэр Сиднея: «Произошедшее сегодня – ужасная трагедия. И я, как глава этого города, не вправе снимать с себя за нее ответственность. Никто из тех, кто меня знает, не даст соврать – я убежденный противник насилия и убежденный сторонник широкого диалога. Так что я с ужасом смотрела на то, что происходило сегодня в городе. Омерзительный теракт, который стоил жизни десяткам людей и заставил миллионы ни в чём не повинных людей опасаться за свою судьбу. Жестокие столкновения на улицах, вызванные переизбытком эмоций и непродуманными, импульсивными решениями. Всё это – жутко, неправильно. Это – не тот город, в котором мы привыкли жить, какой все мы хотим видеть. И я абсолютно убеждена, что все это должно прекратиться. Все мы должны набраться выдержки и терпения, чтобы слышать точку зрения своих оппонентов. Все мы должны ставить своим приоритетом сохранение мира, снижение напряжения. Мы не должны поддаваться на провокации, с какой бы строны они не исходили».

Уоррен Свифт, экс-начальник полиции и экс-мэр Сиднея, лидер консервативной партии «Наследие», основатель праворадикального изоляционистского движения «Наш Анклав»: «Как коренной сиднеец, как полицейский с 30-летним стажем, я просто не могу смотреть на то, что происходит на улицах нашего города, на этот бардак, который развела там Келлер-Риз. Во время моей каденции я делал все, чтобы поддерживать порядок. Я тогда признал свои ошибки, признал некоторые перегибы на местах. Но я все еще считаю, что жесткий курс был оправдан, и он способствовал благоденствию города. И я точно знаю, что со мной согласятся горожане, которые помнят улицы нашего Анклава такими безопасными, что они могли отпускать туда своих детей без присмотра, а сейчас видят на них засилье бомжей, преступников и каких-то громил, непонятно против чего и за что протестующих. Я знаю, что со мной согласятся сиднейские полицейские, которые в мои времена чувствовали за собой надежный тыл, уважение, почет; знали, что вправе применять свои полномочия смело и решительно, а теперь – у них связаны руки, они не могут делать свою работу из-за абсурдных приказов нерешительного и неумелого руководства, а в итоге они еще и становятся козлами отпущения из-за этой кучки политический конъюнктурщиков. Всю эту мразь надо было гнать с улиц давным-давно, и не останавливаться! И все было бы сейчас совсем иначе».

Джек Фримэн, лидер движения Сопротивления (подлинность обращения не подтверждена): «Я обращаюсь сейчас не к искренним сторонникам Сопротивления. Ведь я убеждён, что они не позволили одурачить себя, и прекрасно понимают, что произошло сегодня на самом деле. Я обращаюсь ко всем остальным. Не важно, как вы относитесь ко мне. К властям. К Сопротивлению. Просто включите логику. Задайте себе вопрос: «Кому выгодно?» И вы сразу поймете, что захват станции Бокс Хэд был выгоден исключительно одной стороне – властям. Он был важен, чтобы настроить население против нас. Чтобы создать повод бросить силовиков против 40 тысяч сторонников Сопротивления, вышедших этим воскресеньем на улицы Сиднея – единственных людей, которых власти действительно опасаются, ведь эти люди не позволяют запудрить себе мозги лже-оппозиционерам, не ведутся на имитацию политической борьбы, а зрят в корень. Мы, Сопротивление, видим основную проблему – видим преступность тоталитарно-олигархического клана, поработившего все человечество, развязывающего войны, разжигающего вражду между людьми лишь с одной целью – безраздельно властвовать, сосредоточить в своих руках все ресурсы, господствовать над нашими жизнями, нашим сознанием. Мы понимаем, что Патридж, Дерновский, Элмор – все это головы одной и той же гидры, одна не лучше другой. И мы знаем, что всемирная революция, коренное изменение мирового порядка – единственный способ, которым человечество может освободиться от рабства и победить вселенское зло».

Роджер Мур, рок-музыкант, лидер группы Salvation: «Признаюсь, это было страшно. Стоять на сцене, держать в руке микрофон, и видеть, как прямо перед тобой разворачивается этот кошмар, как людей бьют, калечат, унижают – это казалось просто каким-то концом света. Был момент, когда меня охватило отчаяние, бессилие. И я до сих пор не могу поверить в то, что произошло – в то, что мы выстояли. Выстояли, чёрт возьми! Мы, простые люди – мы просто стали все вместе в ряд и не позволили смешать себя с дерьмом! Мы сказали: «Стоп. Мы не уйдем». И так мы изменили мир. Мы с вами, сегодня, прямо здесь, на площади Содружества – мы изменили этот мир! Мы показали, что никто не в состоянии нас заткнуть, запугать! Мы показали, что мы сильные, мы стойкие, мы полны достоинства! Боже, как же я горжусь, что я был здесь сегодня! Как же я чертовски рад, что я могу назвать себя одним из вас, ребята! Мы преодолели все это. И мы преодолеем все остальное. Все, что потребуется».

Ирена Милано, скрипачка: «Я живу в Окленде, но Сидней – прекрасный город, с очень прекрасными людьми. И мне больно видеть, когда там происходит такое. Лично я считаю, что всем этим людям стоит разойтись по домам, прекратить эти беспорядки. Я доверяю нашему Протектору. Моя семья, все мои друзья и знакомые – тоже доверяют ему. Не представляю себе, как может быть иначе после всего, что он для нас сделал. Мне кажется, что это какой-то заговор против него, что кто-то просто дурачит людей. И на это не нужно вестись, это не правда».

Идоуу Обасанджо, глава конфедерации протестантских церквей, одна из основателей движения «Вместе»: «Вы все знаете меня, дети мои. Я никогда в жизни не поднимала ни на кого руки и не повышала голоса. Я старая, слепая женщина, у меня восемь детей и семнадцать внуков. Все люди для меня – братья и сестры, ведь все мы – агнцы Божьи, и наш Господь любит нас. Я скромна и покорна перед Господом нашим. Но лишь перед Ним одним. Нет и не было для меня идолов и кумиров среди людей, и никогда не будет. Я не закрывала глаза на человеческую несправедливость, никогда не мирилась со злом, которое видела. Не мирилась с богопротивными законами, ограничивающими рождаемость. Не мирилась с несправедливой социальной сегрегацией. Не мирилась и не мирюсь с гонениями против несчастных обездоленных беженцев, прибывающих на эту землю. И не смирюсь с тем, что случилось сегодня. Наши люди, члены движения «Вместе», не сделали ничего злого и дурного и не заслужили той жестокости, которой подверглись сегодня со стороны полиции Сиднея. Я так и не поняла, за что это нам. За то, что совсем другие люди якобы хотели совершить страшный грех, взорвав какую-то бомбу в Бокс Хэд и вызвав тем самым ужасную катастрофу? Если это правда, мне жаль этих заблудших овец, сбившихся с пути, но я не могу винить и власти, которые сделали все, что посчитали нужным, дабы защитить людей. Но почему мы должны платить за чужие грехи? Почему за эти грехи должны платить люди из мирной оппозиции, безоружные, которые собрались на площади, чтобы послушать концерт? В этом нет ни капли справедливости».

Джейсон Хаберн, меценат, попечитель фонда Хаберна: «Вы хотите знать мое мнение? Мне почти 90 лет, из которых последние 39 я провел, занимаясь одним – спасением детей, которые стали жертвами чудовищных ошибок человечества. Я хочу, чтобы эти ошибки никогда больше не повторились. Чтобы наши дети жили в обществе, в котором не подвержены насилию и голоду, где им доступны образование и медицина, где создана безопасная для них окружающая среда. Со времён, которые мы прозвали «Тёмными», было сделано многое, чтобы достичь этого. Новая война стала огромным шагом назад. Хаос в нашем государстве станет еще одним шагом назад. И я не могу быть рад этому. Лично я аполитичен. Я не требую этого от остальных: власти и их решения могут нравиться кому-то, а кому-то нет. Но мы не должны забывать о детях, за будущее которых каждый из нас ответственен. Мы не должны переходить грань дозволенного».

Бингвен Фэн, генеральный секретарь ЦК КП Евразийского Союза: «Десятки лет мы слышим от лидеров Содружества упреки и нравоучения в свой адрес, противопоставления их «свободного» общества нашему «несвободному». Любопытно, что речь об этом заходит каждый раз, когда мы обращаем внимание, что гражданам нашего государства принадлежат в нем все ресурсы, тогда как их граждане – лишь винтики в капиталистической машине, которая наделяет колоссальными ресурсами крохотную группу людей, которая делает крайне мало, чтобы поделиться своими избыточными благами с теми, кому они нужнее. Ведь ответить на этот простой аргумент, который капиталистическая пропаганда окутывает клеветой уже больше столетия, по сути, нечего: факты налицо. И тогда «личная свобода», неосязаемый, эфемерный ресурс, овеянный в западной культуре романтизмом, бросается на другую чашу весов, становясь для людей решающим аргументом в пользу выбора эксплуатационной модели общества. Я рад, что сегодняшние события в очередной раз продемонстрировали истинную цену этого ресурса в Содружестве. И я верю, что эти события заставят людей задуматься».

Лишь дочитав материал до конца и еще немного полистав ленту новостей, я заставил себя выбраться из водоворота информации, которая менялась и уточнялась уже даже не каждый час, а по несколько раз в минуту.

Все средства связи на моем коммуникаторе на время полета были отключены. Пока мы не приземлимся в Сент-Этьене, я не буду доступен для любых звонков и сообщений – не столько из соображений безопасности полета, сколько из соображений моей личной безопасности. Но мне было сложно представить себе, какое количество пропущенных сигналов я увижу, как только снова открыто появлюсь в Сети. Сложно было представить, что сейчас происходит в штабе НСОК, как там лихорадочно пытаются сейчас вызволить из полиции угодивших туда отставников и как ломают голову над тем, куда вдруг запропастился Димитрис, мать его, Войцеховский, один из тех, кого они избрали своими лидерами, кто вчера разглагольствовал перед камерой, кто возглавил их и повел на площадь. Я в очередной раз ощутил стыд из-за того, что я сейчас здесь, а не там.

Посмотрев на Лауру, я увидел, что она задумчиво смотрит на меня.

– Безумный день, – произнес я.

– Димитрис, пока мы тут, на борту, я хотела бы знать больше, чем то, что было в твоей записке, – твердо сказала она.

Я открыл было рот, чтобы начать, как всегда, возражать, ссылаясь на ее безопасность и еще на тысячу веских причин. Но она ласково прикрыла мне губы ладонью и сказала:

– Давай больше ни слова о том, что ты хочешь сказать. Больше никаких тайн и недомолвок. Либо мы доверяем друг другу до конца, либо не доверяем вообще.

Некоторое время я размышлял. Затем начал говорить. И мы проговорили, почти не умолкая, практически весь остаток времени, которое гиперзвуковой самолет нес нас сквозь стратосферу через половину Земного шара.

§ 27

С тех самых пор, как в далеком 2076-ом я в качестве беженца побывал в аэропорту Сент-Этьена, едва сумев выбраться оттуда в целости и сохранности, я так и не бывал тут больше. «Чартерный город» в сердце Европы, население которого к 2095-му превысило 1 миллион человек, имел репутацию одного из самых инновационных и интересных: он был не только центром деловой активности, где размещались фондовые биржи, финансовые учреждения и штаб-квартиры многих корпораций, таких как «Дженераль» и «Нью Эйдж», но и центром развлечений, куда съезжались каждый год миллионы туристов из Содружества. Хорошо помню, в 87-ом одна девчонка, с которой у меня тогда был небольшой роман, едва не уговорила меня метнуться сюда на уик-энд. Но все-таки меня сюда не тянуло: давили воспоминания.

Когда наш самолет вырулил к терминалу и мы с Лаурой ступили на трап, внизу которого нас уже ждала беспилотная машинка, а позади высился корпус терминала, я поморщился одновременно от яркого дневного света (вылетев из Сиднея около полуночи и преодолев половину Земного шара на гиперзвуковой скорости всего за два с лишним часа, мы приземлились в Европе в разгар дня) и от ярких флэш-бэков из прошлого: толпы беженцев, озлобленная охрана, потасовки, хромой старик по имени Андерс Кристиансен, азиатка с ребенком по имени Уоллес, пятна крови на полу…

– Все в порядке? – поинтересовалась Лаура.

Ей было бы сложно меня понять. Для нее Сент-Этьен, где она провела с 84-го по 90-ый года, то есть период с 18 до 24 лет, должен был ассоциироваться со студенческими временами, полными легкомыслия и романтизма, расцветом молодости и свободы.

– В прошлый раз, когда я был в этом аэропорту, меня встретили тут не очень приветливо.

– Тебе не о чем беспокоиться. Для всех резидентов Содружества наций здесь 30-дневный безвизовый режим. Никаких формальностей. И никого здесь не интересует, какие у тебя проблемы в Сиднее.

Ее прогноз оправдался. Сквозь стеклянное здание новенького терминала (не того, где я был в 76-ом) мы прошли без единой остановки, по «зеленым коридорам», позволив электронике самой нас просканировать и зафиксировать данные о нашем въезде. Ни один из сотрудников частной охраны аэропорта или таможенников не проявил к нам ни малейшего интереса.

Когда мы вышли из терминала, я признался, что смотрится город и впрямь впечатляюще. Прямо перед аэропортом бил сотней струек в небо огромный фонтан с разноцветной подсветкой. Задним фоном ему служил город с невысокой (до 25–30 этажей) застройкой, над которым парили тысячи разноцветных аэростатов. Некоторые были крохотными, а некоторые – значительно превышали размером дирижабль «Гинденбург», некогда считавшийся самым крупным объектом такого рода в истории, и напоминали парящие в воздухе огромные корабли, дома и дворцы. Аэростаты были визитной карточкой города: в них располагались отели, рестораны, торгово-развлекательные центры и любые другие заведения, которые только можно было себе представить, куда всех желающих доставляли небольшие маршрутные аэростаты и такси-челноки, бывшие здесь основным средством туристического транспорта. Я не раз видел эти пейзажи на картинках и видео, но вынужден был признать – в жизни это выглядит на порядок более впечатляюще.

– Надеюсь, ты не будешь против, что мы не поселимся в одном из этих модных отелей, – заметила Лаура, кивнув на аэростаты. – Я сняла нам апартаменты в кондоминиуме, где жила в студенческие времена, рядом с юридической академией. Это тихое и спокойное место.

– То, что нужно, – благодарно кивнул я, и добавил: – Я собираюсь включить коммуникатор. Не могу не сделать хотя бы один звонок.

– Димитрис, прошу, не нужно. Ты никому ничем не поможешь, находясь тут. Но зато ты сразу дашь знать СБС, где ты и с кем. Не думай, что «левый» аккаунт и все эти программки, которые искажают голос, собьют их со следа.

– Ты недооцениваешь их, если думаешь, что они еще не выследили меня. Нас с тобой засняла добрая сотня городских камер с того момента, как мы ступили на трап, и продолжают снимать в эти самые минуты.

Она нехотя кивнула.

– Ну хорошо. Сделаем тогда нужные звонки по дороге.

Мы подошли к обширной автостоянке, где выстроили в стройные ряды, приветливо ожидая арендаторов, электрические автомобили и скутеры. Лаура приложила палец к сенсорной панели системы самообслуживания и произвела несколько нехитрых манипуляций, по результатам которых стало ясно, что с ее финансового счета уже списалась нужная сумма средств, а она может воспользоваться автомобилем № 13, открыв замок и включив зажигания с помощью отпечатка пальца и голоса.

– Не возражаешь, если я поведу? – спросила она, указывая на компактный двухдверный белый электрокар, больше похожий на машинку для гольфа.

– Конечно. Я надеюсь, я вообще помещусь там.

– Не повезло тебе родиться с таким ростом в век эргономики. Держи колени поближе к подбородку.

Оказавшись в салоне, который оказался и впрямь крохотным, Лаура запустила двигатель и, отключив автопилот, который не требовался ей в хорошо знакомом городе, сказала:

– Я позвоню своему коллеге в Сиднее, очень опытному адвокату по вопросам «нелегалов». Он сделает все, что возможно, чтобы помочь жене и ребенку Джерома.

О Лайонелле я успел рассказать ей во время полета.

– Спасибо тебе, Лаура. Пусть он скажет Катьке, что я прислал его, и в подтверждение упомянет, что в 90-ом я пришел в станицу с девушкой по имени Маричка. Это должно убедить ее.

– Я не поняла ни слова, но передам, – пообещала она, сосредоточенно кивнув.

Больше всего меня интересовала сейчас судьба Миро с семьей и Рины. Но, даже если бы я знал, как связаться с ними, я не стал бы оказывать им медвежью услугу и наводить на их след СБС, которая. Поэтому первым человеком, которого я набрал, оказался Чако Гомес. На моё счастье, он ответил на вызов с неизвестного аккаунта.

– Гомес.

– Чако, это я! Ваш новый член правления. Не обращай внимания на голос, – объяснил я, избегая называть себя по имени и поспешив объяснить, почему мой голос, благодаря работе специальной программки, искажен до неузнаваемости.

– Это может быть правдой, а может и нет. Больше похоже на ложь. Что дальше?

– Мне пришлось уехать, дружище. Знаю, это звучит как дерьмо. Но так было нужно. Я все еще с вами, ребята. Но в данный момент я далеко от Сиднея.

– Если бы это было правдой, я был бы рад этой новости.

– Как вам удалось собрать 46 штук на мой залог?!

– Собрали бы и больше, Мелани штормила соцсети как могла. Но какой-то тайный доброжелатель внес остальное. Если ты тот, за кого себя выдаешь, то тебе должно быть известно, кто это. Я видел, что сумма залога была внесена, а затем появилась информация, что решение суда о залоге отменено. Не мог понять, что это значит, выпустили тебя или нет. Исходил из худшего.

– Что с ребятами, Чако? Кто-то погиб?

– Есть два погибших. И есть те, кто сейчас в тяжелом состоянии, включая Тэрри Майклсона.

– Вот дерьмо! – чертыхнулся я, сжав зубы.

Перед глазами предстало лицо Тэрри, бывшего легионера Руда, который в 93-м едва смог выбраться из Новой Москвы, с обезображенным лицом и тяжелыми психологическими травмами, но не сломленный и полный решимости жить дальше. Не может быть так, чтобы после всего, что он пережил, он слег от рук сраных легавых в тупой и бессмысленной уличной толчее!

– Задержали многих?

– Больше двух сотен, в том числе всех лидеров. Я и сам пару часов отсидел. Но большую часть уже отпустили. Насчет остальных мы работаем, не покладая рук. Я сейчас в штабе, если что. И буду тут до самого утра.

– Ты просто молодчина, Чако. Полиция сильно на вас насела?

– Конечно же. Уже обратились в суд с тем, чтобы навесить кучу запретов, арестовать имущество, обыскать офис и так далее. Но мы будем бороться. После нашего собрания телефоны обрываются. К нам приходят толпы людей, которые хотят присоединиться. Тысячи отставников выражают нам поддержку, хотят идти за Войцеховским, Торнтоном и Гэтти. Если кто-то думает, что нас можно просто заткнуть, то пусть знают – нихера.

– Как Мэри? С ней все в порядке?

– Да, спасибо, – Чако вздохнул. – Черт! Хотел бы я верить, что это действительно ты, Димитрис.

– Это я, Чако. Передай всем, что я жив, здоров, и что для меня ничего не изменилось.

За то время, пока я вел этот разговор, Лаура успела окончить свой, и теперь сосредоточенно вела электромобиль, который гладко и бесшумно скользил по идеальному дорожному покрытию одного из городских шоссе.

– Мой коллега поможет Катерине и её сыну, – сообщила она, дождавшись, пока я отключу комм. – Насколько это возможно в их ситуации.

– Спасибо тебе.

Я заметил, как она водит пальцами, набирая на ходу какое-то текстовое сообщение. Пишет, должно быть, отцу или матери, что ей удалось выбраться из Сиднея и она в порядке.

– С твоими родителями все хорошо? – спросил я, укорив себя, что не сделал этого раньше.

– Да, спасибо.

– Где они сейчас? – осторожно поинтересовался я.

– Не беспокойся, не тут. Я тоже считаю, что еще не наступил подходящий момент для знакомства, – с иронией буркнула Лаура. – Папа, насколько я знаю, сейчас с рабочим визитом в Бразилиа. Мама – в Мельбурне. За маман я вообще не беспокоюсь – с ее абсолютной аполитичностью и влиятельными знакомыми ей определенно нечего опасаться.

Я припомнил, как когда-то читал, что Жозефина Фламини не раз посещала званые ужины у сэра Уоллеса Патриджа, большого поклонника оперы.

– Кто-то из них знает о том, что?.. – решился спросить я.

– О тебе? Конечно, нет. Мы с тобой окончательно все выяснили пару часов назад, помнишь? Когда я могла успеть их уведомить? Кроме того, я давно взрослая девочка и не посвящаю их в каждый свой шаг.

– Они вряд ли были бы в восторге, если бы узнали.

Лаура задумчиво закусила губу, показав, тем временем, что вопрос непростой.

– Маман была бы в ужасе, чего уж там, – признала она наконец с мрачным смешком. – Она еще даже не знает, что я послал под три черты ее обожаемого «принца Эдварда». До сих пор, должно быть, планирует свой бенефис на моей с ним роскошной свадьбе, о согласии на которую ни я, ни Грант, ни ей, ни кому-либо другому ни разу не говорил – но ей на это плевать. В этом вся маман. Ее обиде не будет предела, когда она узнает, что я посмела бросить прекрасного принца и разрушить ее розовые мечты о непревзойденной свадьбе имени Её Любимой. Хотя, может быть, она обрадуется, что Эдвард теперь свободен. Она от него без ума, а ее очередной хахаль, этот Джэй-Зи или Джэй-Ти, не помню как его там, уже успел ей наскучить.

Девушка поджала губы, говоря о матери, но где-то между строк ее слов, преисполненных едкой иронии, проскакивали и нотки смущения. Посмотрев на меня, она признала:

– Я люблю свою маму, Димитрис. Несмотря на все, что я сейчас говорю, и раньше говорила.

– Знаю, – кивнул я понимающе.

– Просто давай я не буду пока думать о том, что произойдет, когда она обо всем узнает. При одной мысли об этом у меня уже голова раскалывается от ее воображаемой истерики. Давай будем решать проблемы по мере их поступления.

– Согласен, – охотно кивнул я, не став добавлять, что даже под воздействием наркотиков моего воображения вряд ли хватило бы, чтобы представить себе, как Жозефина Фламини смиряется со связью своей единственной и излюбленной дочери с таким персонажем, как я – гораздо легче было представить себе, как она поручает какому-нибудь наемному убийце сжить меня со свету.

Автомобиль, тем временем, пронес нас по площади Форьель, где располагалась местная бизнес-школа и юридическая академия, нырнул в один из дворов и остановился у первого парадного 10-этажного кондоминиума с красивыми балконами, утопающими в зелени. Подняв голову, на двух соседних балконах этаже на четвертом я увидел парня и девушку, которые смеялись и весело переговаривались друг с другом, держа в руке по кофейной кружке. Во дворе с полдюжины парней, гоняли в баскетбол на площадке, а две подружки не спеша прогуливались, держа на поводках крохотных комнатных собачек. В памяти сразу же всплыл Студенческий городок в Сиднее, где я прожил вместе с Дженни Мэтьюз с конца 78-го по 83-ий. Не считая детства в Генераторном, быть может, то были самые спокойные годы моей жизни.