Текст книги "Новый мир. Книга 4: Правда (СИ)"

Автор книги: Владимир Забудский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 34 страниц)

Я медленно перевел на него свой взгляд. В это время злость, главным образом на самом себя, бурлила во мне так сильно, что сдерживаться было все сложнее. Словно в те моменты, когда мне в вены впрыскивали «Валькирию», мне хотелось броситься на этого тупого выродка и бить его, грызть, кромсать, пока не останется одно лишь кровавое месиво; утопить в крови и боли все свое бессилие, стыд, обиду и разочарование.

Мои кулаки невольно сжались. Мне понадобилось напрячь все свои внутренние силы, чтобы излить свои чувства всего лишь в словах:

– Обязательно узнай обо мне все: где я живу, что ем, чем сру; где я бывал, что видел и что делал; похож ли я на человека, который любит шутить. Когда узнаешь – можешь прийти ко мне и повторить все, что сказал, еще раз. Если, конечно, не обосрешься.

Пайпс был тертым калачом. Чувствуя за собой поддержку своих людей и понимая, что мы находимся в людном месте, он не имел объективных причин опасаться меня. Но что-то в моих словах или во взгляде все-таки насторожило его до такой степени, что он сделал шаг назад.

– Эй-эй, потише, ковбой, – прошептал он примиряюще. – По твоей роже и так за милю видно, что ты не боишься драки. Даже когда стоило бы. Но если у тебя есть хоть крупица ума, лучше бы ты не пытался казаться мне опасней, чем ты есть на самом деле. Ты, похоже, не понимаешь, с кем имеешь дело. Так что я тебе объясню. Меня зовут Рой. Рой Пайпс. Я работаю в «Бодигард Сервисес», дочке «Глобал Секьюрити». Специализируюсь на персональной безопасности. Объясню проще: корпорации, такие как «Дженераль», платят очень солидные бабки, чтобы с их большими шишками все было в порядке. И мы за это отвечаем. У нас есть для этого все необходимое: обученные люди, техника, оружие. Сиднейские копы у нас хорошо прикормлены. Они стараются не мешаться у нас под ногами, а когда надо – то и выполняют наши небольшие хотелки. Например, могут по нашей просьбе забрать какого-то бродягу в участок и потрясти там как следует. Или не расследовать активно дело, если этот бродяга просто исчезнет и мы намекнем, что так и должно быть. Сечешь?

Я угрюмо промолчал.

– Так что, если тебе вдруг показалось, что это наши с тобой мальчишеские разборки, что мы тут меряемся членами, то это совсем не так. Здесь нет ничего личного. Я не буду думать о тебе, когда приеду сегодня вечером домой и сяду ужинать со своей семьей. Мне на тебя глубоко плевать. Но если у нас будут основания думать, что ты опасен для людей, жизнь которых мы охраняем – мы устраним эту опасность. Это просто бизнес. Ты понимаешь?

К этому времени мне наконец удалось успокоиться достаточно, чтобы я снова мог говорить ровным тоном.

– Я уже сказал, что мне на хрен не сдался твой Грант.

– Что ж, будем тогда считать, что мы друг друга услышали.

Пайпс кивнул своему напарнику, и минуту спустя они растворились в толпе. Я остался стоять возле своего скутера с самыми паршивыми чувствами, какие только можно описать. От радости и облегчения, которые поселились у меня в сердце сразу после суда, не осталось и следа.

Чередой глупых ошибок я превратил свою и без того совершенно несбыточную мечту о Лауре в что-то еще более нереальное. Дал ей основания считать себя каким-то маньяком или психопатом (ведь зачем нормальному человеку преследовать ее после работы?). Взбудоражил ее жениха. Насторожил до предела его охрану. Пререкался с ними, прыгал им в глаза и строил из себя крутого вместо того, чтобы замять инцидент как можно скорее. Даже если бы я задался целью все испортить, вряд ли у меня это получилось бы лучше.

– Проклятье, – прошептал я расстроенно.

Придя домой, я перебрал десятки вариантов текста, в котором я смог бы объяснить то, что произошло. Некоторые из них были целыми историями, в которых я сбивчиво изливал всю свою душу, запинаясь, как ребенок. Однако ограничился я лишь следующим: «Лаура, извини, что так получилось. Я понимаю, что это выглядело странно. Но я не хотел сделать ничего дурного. Нам нужно встретиться и поговорить. Хочу объяснить кое-что. Буду ждать твоего ответа».

Сообщение вскоре было отмечено в мессенджере как просмотренное. А еще пару секунд спустя – как удаленное. Увидев это, я закусил губу. На моей памяти Лаура не была склонна к подобным жестам. Так что это могло значить только одно – дела совсем плохи.

– А ты чего ждал? Кретин, – прошептал я.

Той ночью я долго ворочался и несколько раз за ночь уже готов был написать еще одно сообщение или даже набрать ее. Но когда я представил себе, что как раз в это время они с Грантом могли приехать после вечеринки к нему домой, что в эти самые минуты они могут заниматься любовью, или просто спать в объятиях друг друга – черновики сообщений разом отправились в корзину.

А на последовавшее утро я увидел фамилию Фламини, пролистывая по привычке ленту новостей. Ссылка привела меня на видеорепортаж о вчерашнем вечере в «Кот-де-Азуре», подготовленный одним скандально известным журналистом, который позиционировал себя как разоблачитель воров и коррупционеров при власти (при этом, правда, сосредотачивал свои удары на ком угодно, кроме сэра Уоллеса Патриджа и его соратников).

– В прошлом выпуске мы уже говорили о тех тонких ниточках, которые ведут от так называемых «народных протестов», ширящихся городами Содружества, якобы связанных с арестом Элмора, к компаниям-кошелькам, за которыми скрывается консорциум «Смарт Тек». Теперь же мы с вами посмотрим, чем занимаются люди, которые стоят за этими провокациями, пока плоды их усилий расшатывают наше общество и делают наши улицы опасными. А они даром времени не теряют! И чувствуют себя, по-видимому, прекрасно.

На экране появились знакомые виды ресторана, который я видел вчера вечер.

– Вам когда-нибудь доводилось бывать в ресторане «Кот-де-Азур» на Пойнт-Пайпер? Я вот лично туда не захаживал. Независимые журналистские расследования, увы, не позволяют мне заказать себе ни стейк из мяса кобэ за три тысячи фунтов, ни лангуста за две с половиной тысячи, ни даже выпить чашечку ароматного кофе копи-лувак за четыреста пятьдесят. К счастью для рестораторов, не все в нашем городе – такие нищеброды. Уж точно этого не скажешь о Кристиане Бернаре, отпрыске старой династии французских богачей, а ныне – президенте «Эдвэнсд Нэви Тэхнолоджиз», самого крупного подрядчика нашего невероятно дорогостоящего военно-морского флота. В 2085-ом мсье Бернар продал контрольный пакет акций в своей компании оружейному концерну «Нью Эйдж Армз» за баснословные 11,5 миллиардов фунтов. С продажей бизнеса Бернар не отошел от дел – новая хозяйка бизнеса, сама Анатолия Де Вонг, предложила ему сохранить за собой пост президента после поглощения. Вчера он отметил 60-летие, хотя на вид вы вряд ли дадите ему даже пятьдесят. В семействе Бернар не принято экономить на здоровье, о чем мог бы красноречиво поведать его ныне здравствующий 97-летний отец. Не прибавляет годов и молодая спутница. Обворожительная 23-летняя Лара Блу, четвертая по счету супруга Бернара, получила известность благодаря своей победе в конкурсе «мисс Вселенная-2094» и несколькими месяцами позже когда снялась в откровенной ню-фотосессии и попала на обложку мужского журнала. По-видимому, там Бернар и приметил свою будущую невесту.

На экране я увидел приятного мужчину в белом фраке с красавицей-азиаткой, который радушно приветствовал гостей. Недавно я видел их собственными глазами.

– В честь знаменательной даты месье Бернар, известный гурман и тусовщик, превзошел самого себя. Вместо закрытой вечеринки на своей роскошной 350-футовой яхте или на собственном острове в Океании, или в одном из своих особняков, мистер Бернар устроил закрытый приём на 500 персон в «Кот де Азур». Даже по очень скромным подсчетам, это мероприятие обошлось ему в 7,4 миллиона фунтов. В общем-то копейки для человека, который приобретает коллекционные бутылки вин по несколько миллионов фунтов каждая и платит баснословные деньги сталкерам за поиски оригиналов работ кисти французских художников на просторах разрушенного Парижа. Стоит ли говорить, что собрались на этом мероприятии одни лишь сливки общества?

Я промотал чуть вперед – до того момента, как ведущий дошел в ряду своих едких комментариев, которыми прошелся по самым именитым гостям, до Эдварда Гранта. Я увидел на экране запись сцены, которую вживую наблюдал сам – теплое приветствие Гранта и Бернара.

– Вряд ли стоит удивляться, что на званый ужин был приглашен Эдвард Кристофер Грант-младший. Если верить слухам, то теплое поздравление Бернара с юбилеем стало для Гранта-младшего последним актом в серии предварительных ухаживаний, после которых эти двое смогут обмыть подписание многомиллиардного контракта между ANT и «Дженераль Энерджи» на производство портативных термоядерных электроустановок для новых подводных ракетоносцев класса «Инвизибл». Этот контракт откроет невероятно амбициозному молодому топ-менеджеру дорогу на самые вершины большого бизнеса, куда он всю жизнь стремился, не считаясь с препятствиями. А быть может, и на вершины большой политики. Я не просто так заговорил о политике. Ведь неспроста под руку с Грантом мы видим никого иного, как Лауру Фламини, дочь сенатора Робера Фламини, того самого «хитрого лиса», который не так давно принял довольно рискованное для такого осторожного политика решение выйти из умеренной центристской коалиции и выступить на стороне опального Райана Элмора. Несмотря на упорные слухи о том, что ее намного больше интересуют представительницы прекрасного пола, мисс Фламини не отказала себе в удовольствии сопровождать столь выдающегося кавалера на это мероприятие. Судя по приятной улыбке на симпатичном личике этой особы, известной своими пламенными речами в защиту обездоленных, она чувствует себя вполне комфортно в платье от кутюр стоимостью свыше 10 тысяч фунтов и с бокалом шампанского «Кристалл» в руке. Значит ли это, что дочь сенатора и оперной дивы устала разыгрывать образ правозащитницы, который, честно говоря, с самого начала выглядел не очень-то убедительно в ее исполнении? Или она явилась на этот слет миллиардеров по поручению влиятельного отца, которому срочно требуются новые политические союзы и средства на финансирование своих политических авантюр? Об этом нам остается только догадываться…

Дальше ведущий переключился на других гостей. Не став дослушивать репортаж до конца, я раздраженно закрыл страничку с видео, набравшим всего за пару часов уже около пятисот тысяч просмотров, и приказал себе больше не думать об этом.

– Пора на пробежку, – обратился я замогильным тоном к Мишке, который, почувствовав мое настроение, повесил уши.

Глава 2

§ 8

Конец сентября выдался на удивление теплым. Даже на закате солнечной пятницы 23-го погода была столь прекрасной, что большая часть жителей таунхазов Олимпии-Ист, вернувшиеся по домам после тяжелой рабочей недели, проводили время на свежем воздухе.

Я сидел на траве около своего крыльца – бросал Мишке его любимый мяч, а когда он приносил его – пытался выдрать у него из пасти, другой рукой взлохмачивая его гриву. Пара соседских детей, темнокожие мальчик и девочка раннего школьного возраста, смеясь, наблюдали за нами из-за забора, остановив свои велосипеды. Они были еще в том нежном возрасте, когда врожденное любопытство пересиливает разумное опасение по отношению к незнакомцам.

– Мама, мама! – крикнула девочка с восторгом, оборачиваясь через плечо. – Смотри!

– Какой классный пес! – вторил ей мальчик, вероятно, брат.

Не прошло и минуты, как к ним торопливым шагом приблизилась беспокойная тучная женщина. Нервным и подозрительным взглядом она оглядела мою физиономию.

– Стиви, Кэт, сколько раз я вам говорила – не отходите от меня далеко! – сварливо гаркнула она на детей, хватко беря их за руки. – Не подходите близко к забору, эта собака может быть опасной!

Обычно я не заговаривал с людьми в подобных ситуациях и даже не глядел на них. Считал себя выше того, чтобы как-то реагировать на их косые взгляды. Но приятный солнечный вечер и игра с собакой привели меня в благостное настроение. Так что я добродушно произнес, открыто посмотрев на взволнованную мать:

– Вашим детям совершенно нечего опасаться. Это прекрасно воспитанный пес. Ну-ка, Мишка, покажи свои манеры. Сидеть! Так-с. Дай лапу! Вот так вот. Видите?

Мишка охотно выполнил команды, добродушно поглядывая то на меня, то на людей за забором, с дружелюбно высунутым языком. Дети восхищенно захихикали, радостно глядя на мать. Выражение лица женщины несколько смягчилось – ее, кажется, тоже очаровала эта добрая морда. Но все же в ее чертах по-прежнему было видно недоверие. Взрослые не так легко поддаются эмоциям, прямо как дети.

– Идёмте, дети, – менее строго, но твердо позвала она за собой детей. – Не стоит надоедать дяде.

– Ну мам! – запротестовали те хором.

– Можете подойти поздороваться с Мишкой. С разрешения мамы, конечно, – произнес я, почесывая пса за ухом.

– Мам, можно, а?! Пожалуйста!

– Не думаю, что это хорошая идея, – возразила женщина.

Дети принялись хватать ее за юбку, умоляюще заглядывая в глаза.

– Разве на нем не должно быть намордника, мистер? – наконец обратилась она ко мне.

– Меня зовут Димитрис. Не беспокойтесь, мэм. Мишка в жизни и мухи не обидел. К тому же, я буду рядом, – заверил я.

Подобное обещание от персонажа с моей внешностью, который выглядел ничуть не менее опасным, чем собака, вряд ли могло полностью успокоить мать. Но слезливые просьбы детей все-таки размягчили ее сердце.

– Только будьте очень осторожны, – заверила она.

Лишь после того, как Мишка по очереди поздоровался с детьми за лапу, охотно позволил им себя погладить и даже лизнул смеющуюся девочку, мать наконец успокоилась.

– Меня зовут Дорис, – произнесла она, повернувшись ко мне. – Извините, что доставили беспокойство. Они у меня такие непоседы! Вечно суют всюду свой нос.

– Мы с Мишкой только рады. Смотрите, в каком он восторге!

Некоторое время мы наблюдали, как дети весело играются с собакой, у которой такое обилие внимания к своей персоне вызвало неописуемый восторг. Я заметил, каким теплым стал взгляд женщины, когда она наблюдала за сыном и дочерью.

– У вас есть дети? – спросила она.

Я отрицательно покачал головой.

– Если не считать Мишки, который ест как трое детей.

– Прекрасный пес. Он и впрямь похож на медведя.

– Да. А знали бы вы какой он умный! Я не уделяю ему так много времени, как следовало бы. Меня часто нет дома, и он здесь скучает. Чувствую себя виноватым, когда думаю об этом.

Взгляд Дорис на какое-то время остановился на мне.

– Вы – хороший человек, Димитрис. Плохой не стал бы так говорить о животном.

Я неопределенно пожал плечами.

– Разве с таким обаятельным комком шерсти можно обращаться как-то иначе?

– Вы – должно быть, ветеран? – спросила Дорис вполголоса, так, чтобы дети не слышали.

Некоторое время я раздумывал, как лучше ответить.

– Да, – произнес я наконец, решив, что имею на это право.

– Мой муж, Джон, тоже ветеран, – доверительно прошептала она. – Он служил в воздушно-десантных войсках. У него не так много шрамов, как у вас. Но иногда мне приходится успокаивать его, когда он просыпается среди ночи и кричит, словно от боли.

– Война – это страшно, Дорис.

– Знаю. Джон никогда не рассказывает о ней. Но я вижу это в его глазах.

Я кивнул.

– А где служили вы, Димитрис?

Я долго колебался, прежде чем дать ответ.

– Я работал по контракту. В частной военной компании.

Женщина с удивлением хмыкнула.

– Знаю, у таких, как я, не самая лучшая репутация, – вздохнул я.

– Вы о том, что говорят по телевидению? Джон говорит, чтобы я не верила ни единому слову. Он вообще не смотрит телевизор. И не ходит на собрания в Обществе ветеранов. Говорит, что там везде одно вранье.

– Ваш муж, похоже, очень умный человек, – усмехнулся я.

– Мы с ним не заканчивали университетов. Но жизнь многому нас научила. Мы прожили пятнадцать лет в Малой Африке. А до этого – еще столько же в той, настоящей Африке, где родились наши родители. Теперь там пустоши.

– Я тоже родом не из Австралии. Я родился в одном маленьком селении в Европе.

– Да почти никто родом не из Австралии. Все эти британцы, американцы, немцы, французы, японцы ходят здесь с важным хозяйским видом. Но они ведь бежали сюда в 50-ых и 60-ых точно так же, как и мы.

Я согласно кивнул.

– Вам стоило бы как-то пообщаться с Джоном. Возможно, с вами он сможет поговорить о том, о чем со мной молчит. Я думаю, ему стало бы от этого легче.

– Где именно служил ваш муж?

– 101-ая воздушно-десантная дивизия. Он был в Гималаях. В том самом страшном месте, в Новой Москве, – Дорис тяжело вздохнула. – Он до сих пор принимает пилюли от радиации каждый Божий день.

В моей памяти всплыл обрывок воспоминания – мое почти бездыханное тело между плеч бойцов из 101-ой под шквальным огнем евразийцев на залитой кровью брусчатке проспекта Карла Маркса.

– Мне стоило бы поставить Джону пиво. Я в большом долгу перед его сослуживцами.

Мы ненадолго отвлеклись, внимательно наблюдая за детьми, которые уже увлеклись до такой степени, что пытались ездить на Мишке верхом. Я заверил Дорис, что в этих забавах нет ничего страшного. Но она все равно сделала им внушение: собака – это живое существо, и его нужно уважать. Дети выглядели смущенными. «У них есть все шансы вырасти хорошими людьми», – подумал я.

– Знаете, я попробовал основать клуб для ветеранов, – неожиданно для самого себя разоткровенничался я. – Место, где такие, как я и Джон, могут собраться и поговорить о том самом, чем они не могут делиться со своими женами и детьми. Никакого пафоса и пропаганды – только дружеское плечо и жилетка, в которую можно поплакаться. Такова была идея.

– По-моему, это превосходная идея. Я обязательно скажу о ней Джону.

– К сожалению, клуб закрыли.

– Почему?! – возмутилась женщина.

– Властям не понравились наши собрания. Несколько наших парней совершили глупости, нарушили закон. Серьезно нарушили. И на нас стали смотреть подозрительно.

– Но вы же в этом не виноваты! У многих ветеранов возникают проблемы с законом. Они все еще не в порядке. Никто не может остаться полностью в порядке после такого. А затем к этому примешивается алкоголь, иногда наркотики, плохая компания. Мой Джон – сильный мужчина. И ему повезло, что у него есть семья, дом, работа. Как бы ему не было плохо, он не позволит себе оступиться. Но многим его товарищам повезло меньше.

– Я рад, что вы понимаете это.

– Надо быть бесчувственной скотиной, чтобы этого не понимать. Но, если честно, я уже давно перестала удивляться тому, что творят власти. Когда мы жили в Малой Африке, в трущобах, никто не считал нас за людей. Лишь один политик – Райан Элмор – выступал за то, чтобы дать нам права. За это его травили и угрожали ему. Что до хваленого Патриджа, то он за нас не вступался, пока мы ему не понадобились. Выступил с душещипательной речью после «Бури в фавелах» в 83-м, когда понял, что может вот-вот разразиться восстание. А в 90-м, перед войной, присвоил себе идею Элмора и провел с барского плеча реформы, чтобы отщепенцы вроде моего Джона поверили ему и пошли защищать Содружество. И думает, что мы должны быть ему за это благодарны. Но нет, нас это не обманет. Это благодаря политике Элмора мы с Джоном смогли выбраться из гетто и поселиться в приличном районе. И вот теперь они решили посадить его в тюрьму – лишь за то, что он говорит правду об этом напыщенном англичанине, возомнившем себя Богом, которому давно уже не место у власти.

– Многие считают так как вы?

– Из тех, кто раньше жил в Малой Африке, с кем мы общаемся, почти все так считают. Не верьте дурацким социологическим опросам, которые приписывают Патриджу 90 % поддержки – он сам же их и покупает. А на самом деле даже неженки из «зеленых зон» начали понемногу смекать что к чему после того, как Элмора арестовали. Это чересчур. А вы как считаете, Димитрис?

Я неопределенно пожал плечами.

– Честно говоря, я уже не знаю, кому верить. Об Элморе многие говорят как о креатуре олигархов. А я доверяю таким людям как Дерновский, Нагано или Хьюз уж точно не сильнее, чем Патриджу. Быть может, эти слухи распускают специально, чтобы очернить его. А может быть, это и правда. Не знаю.

– М-да. Правду говорите, в наше время уже не знаешь, кому и чему верить, – досадливо крякнула Дорис. – Все эти политики – вруны и интриганы. Но знаете, что? Я все-таки верю Элмору больше, чем другим. Я считаю, что простым людям вроде нас с вами надо держаться его стороны. Всем остальным на нас точно плевать.

– Может быть, вы и правы, – неопределенно кивнул я.

Минут через десять Дорис вместе со Стиви и Кэт удалялись от моего дома. Мишка тоскливо глядел им вслед, все еще сжимая в зубах покусанный мяч. Первый раз в жизни ему встретились маленькие человечки, полные энергии, которые никогда не уставали играть с ним и не спешили на работу или еще по каким-то своим делам, едва он входил во вкус.

– Не беспокойся, они еще вернутся, – заверил я, потрепав его за загривок.

Я чувствовал себя усталым. Три из пяти дней на прошедшей неделе я провел в «Доброй Надежде», с утра до вечера занимаясь приемом вторсырья и попутно помогая Миро управляться с баром. Это нельзя было назвать тяжелой физической работой. Но угнетали монотонность, и контингент, с которым приходилось иметь дело: бомжи, алкаши, нарики, мелкие воришки. Если бы не вторник и четверг, которые я работал в «носке», ставшем для меня отдушиной сродни той, которой когда-то был клуб, впору было бы впасть в депрессию.

На субботу было назначено празднование 44-летия Миро – то самое, о котором он объявил в день победы в судебной тяжбе. Я так и не нашел нужных слов, чтобы убедить его отказаться от этой затеи. Даже убедил самого себя, что в ней и впрямь нет ничего страшного, и она едва ли сильно ухудшит наше и без того шаткое положение, когда мир вокруг стремительно сходит с ума. Но настроиться на позитивный лад, думая о предстоящем событии, не удавалось. И дело было не в том, как накладно оно соприкасалось в календаре с общим собранием членов «носка», назначенном на следующее за ним воскресенье, подготовка к которому требовала уймы сил и времени. Просто событие было омрачено мыслью о той, кого там точно не будет.

За неделю, прошедшую с нашей последней встречи, мы с Лаурой больше не общались. И, судя по ее реакции на мое последнее сообщение с просьбой о встрече, вряд ли нам это ещё когда-то предстоит увидиться. Порой я пытался убедить себя в том, что это к лучшему. Но все это время я думал о ней.

– Перестань, – прошептал я, укладываясь в постель. – Забудь, вычеркни из памяти! Из этого все равно никогда бы не вышло ничего хорошего!

Но той ночью она снова мне приснилась. И в этом сне, наперекор реальности, она вовсе не была лицемеркой и подстилкой богатого заносчивого ублюдка, а я не испытывал к ней злости, презрения или обиды. Во сне мы гуляли, держась за руки, словно влюбленные подростки, смеялись, беззаботно болтали о чем-то, смеялись. В этом сне я чувствовал нечто такое, чего никогда не чувствовал наяву – невероятно прочную, неописуемую связь с другим человеком, безграничное доверие, непоколебимую уверенность в себе и в ней, в том, что мы принадлежим только друг другу.

Эта невидимая связь, словно вьюнок, обвивающий старое дерево и не дающий ему упасть, нежно обволакивала душу, целительным бальзамом успокаивала мои раны, придавала моей жизни непостижимую прежде наполненность, осмысленность. Она делала меня счастливым. Но, кроме того, она заставляла меня бояться. Страшно бояться. Бояться, что я могу эту связь потерять. Или кто-то отнимет ее у меня.

– Хм, – раздался где-то в темных глубинах моих подсознания голос Чхона. – Значит, эта девчонка так дорога для тебя, да, триста двадцать четвертый?

Я сам не заметил, как проснулся с паническим криком на устах. Мишка, жалобно заскулив, запрыгнул на кровать и начал тыкаться в меня носом, как бы успокаивая. Тяжело дыша, я потрепал его по мохнатой голове.

– Все в порядке, дружок, – прошептал я. – Все в порядке.

К счастью, этому кошмару уж точно никогда не суждено сбыться.

§ 9

Суббота 24-го сентября 2095-го года запомнилась жителям Сиднея массовыми протестами. Не то чтобы в этом было что-то новое. Протесты не стихали начиная с 1-го августа, когда чиновник из офиса Генерального прокурора в сопровождении группы детективов Центрального бюро расследований явились домой к Райану Элмору, чтобы предъявить ему ордер на арест. Но в этот уик-энд, кажется, они достигли пика. Не меньше 300 тысяч людей были вовлечены в массовые акции, проходящие в городе под флагами различных политических сил и общественных движений. А на воскресенье прогнозировали, что их численность может достичь полумиллиона.

Что касается членов оргкомитета НСОК – то для них эта суббота выдалась напряженным рабочим днем. В тот день я был на ногах в 05:00, а в 08:00 уже сидел за своим столом у окна, с калебасом, наполненным бодрящим аргентинским мате, на который меня подсадила Мелани Спаркс. До работы я успел пробежать с Мишкой кросс, провести интенсивную тренировку, отрабатывая техники айкидо, и очень плотно и здорòво позавтракать. Заряд бодрости, который вселили в меня эти действия, пришелся очень кстати. Потому что весь день в «штабе», как мы окрестили офис, происходил сущий дурдом. Объем организационной работы, которую пришлось выполнить в этот день оргкомитету, был таким, что народ даже на перекуры выходил, не переставая трещать с кем-то по телефону, а об обеде никто вообще не задумывался. Атмосфера напоминала не то штаб политической партии в день выборов, не то фондовую биржу в разгар торгов, не то авиадиспетчерскую в день перед праздниками.

Голос Мелани, отвечающий за размещение приезжих, не умолкал ни на секунду, постепенно становясь все более хриплым и несчастным, а порой срываясь не то на крик, не то на плач. Мимо постоянно сновали грузчики и курьеры, норовя поставить на голову какую-то коробку. Время от времени залетал нервный и весь в мыле Чако, который целый день мотался по городу на своей машине, перевозя что-то или кого-то, в основном между «штабом» и помещениями Молодежного китайского театра на Сентрал-авеню, которые мы арендовали для проведения мероприятия. Там бедолага Альберто с двумя помощниками, которых помог найти Илай Хендрикс из числа своих прихожан, сейчас возились со аппаратурой, мебелью и прочим. Чарли метался по офису, словно угорелый, постоянно крича то о каких-то баннерах и вывесках, то о каких-то новостях на каких-то сайтах, хлопая дверьми, и предрекая, что завтра все массовые акции в Сиднее неминуемо запретят, и из нашей затеи ничего не выйдет. С ним активно спорили трое ребят, разместившихся в переговорке – прибывшая вчера подмога из числа бывших активистов несостоявшейся Ассоциации частных военнослужащих. Их прислал из Киншасы Уорреном «Койотом» Гэтти, который за пару дней до того дал свое согласие на то, чтобы баллотироваться в члены правления. Я был очень рад слышать среди них голос Терри Майклсона, некогда бывшего легионером Рудом, которого я вовлек в НСОК. Но, кроме краткого теплого приветствия с самого утра, не смог найти ни минуты, чтобы обмолвиться с ним хоть словом. Торнтон время от времени проносился по офису, словно метеор, изрыгая лозунги, призывы, путанные команды и просто эмоциональные комментарии, которые ему казались ободряющими и вдохновляющими, а остальным – нагнетающими и без того зашкаливающую истерию. К счастью, его раздражающее поведение на меня не действовало – с самого утра я сумел настроить себя на нужный лад, и оставался в этом бедламе единственным, кто сохранял полное хладнокровие и спокойствие.

Безумие резко пошло на спад между 6:00 и 07:00 после полудня. Приезжие на собрание расселились наконец по хостелам и по квартирам согласившихся принять их сиднейцев. Альберто отрапортовал, что аппаратура работает нормально и стульев вроде бы хватает. Словно в такт сменившемуся рабочему ритму, за окном начал накрапывать мелкий дождик. Его капли, падающие на стекла офиса, остудили пыл работающих внутри людей. Словно по команде, все притихли и перевели дух. Оставшихся вопросов был еще целый вагон. Кое-кому явно предстояло работать сегодня до глубокой ночи. А завтра все равно окажется, что о сотне мелких вещей забыли, или о них вообще никто не подумал. Но это было не так уж важно. Самые критичные проблемы были решены. Было ясно, что мероприятие, так или иначе, состоится.

Если, конечно, не вмешается большая политика.

– М-да! – проворчал стоящий у окна Сильвестр, когда я по его просьбе зашел к нему в кабинет. – У тебя нервы железные, Димитрис, не иначе, если ты можешь работать в таком бардаке!

– Разве это может сравниться с тем, что мы пережили на войне? – пожал плечами я, прикрывая дверь, из-за которой все еще раздавался голос Мелани, говорящей с кем-то на повышенных тонах.

Изуродованное лицо Торнтона прорезала кривая усмешка.

– У меня можешь не спрашивать! Я-то и повоевать толком не успел! Пара часов ада, в конце которых я оказался зажатым между искореженных остатков своего танка, чувствуя запах своей собственной подсмаленной задницы – вот и вся моя война! Ну а дальше… Быть живой игрушкой чертового маньяка, который заставляет тебя изображать комнатную собачку, чтобы удовлетворить свое эго – это чуть другие ощущения, нежели война! Если спросишь меня – менее приятные!

Я понимающе кивнул.

– Да, тут ты прав! Наверное, не стоило бы ни о чем волноваться после того, как прошел через такое дерьмо! – гаркнул Торнтон. – Но, чтоб меня, Димитрис, я чувствую себя ничуть не более расслабленно, чем в те моменты, когда мне нужно было вести своих парней в бой! Есть какое-то возбуждение, какой-то азарт, приятное покалывание в нервишках! Но есть и чертов страх! А еще это паскудное чувство, что все может пойти не так, как запланировано, и ты, ты один, будешь нести за это ответственность! Я в такие моменты думаю только о том, чтобы хоть как-то снять это напряжение! «Коктейль Аткинса» пришелся бы тут очень кстати! Ну или немного кокса!

Я нахмурился. От Мелани я знал, что Торнтон время от времени пускается во все тяжкие, и вывести его из этого состояние иногда невозможно неделями.

– Не самая лучшая идея, – прямо сказал я. – Завтра тебе стоит быть в форме.

– Да знаю я, знаю! Черт! – недовольно пробурчал он. – Ну да ладно! Пес с ними, с моими нервами! Я не для того тебя позвал, чтобы жаловаться!

Сильвестр недовольно кивнул в сторону воздушного дисплея в углу кабинета. На экране я видел ведущую новостей одного из новостных телеканалов, которые придерживались про-оппозиционных взглядов. Бегло пробежавшись по надписям на бегущей строке внизу экрана, я понял, что ситуация остается примерно такой же напряженной, какой она была с утра, когда я пролистал ленту новостей по дороге на работу.