Текст книги "Новый мир. Книга 4: Правда (СИ)"

Автор книги: Владимир Забудский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 34 страниц)

Я лишь молча кивнул, давай понять, что понимаю это и без него.

– Ты затеял опасную игру, Димитрис, – молвил он напоследок. – Впрочем, у тебя есть на то серьезные причины. Надеюсь, ты добьешься своего.

– Спасибо.

На обратном пути дед привел нас в Манилы. Это место мало походило на поселения, какие мне приходилось видеть на пустошах прежде – ни внешней стены с бдительной охраной, ни контрольно-пропускных пунктов, заходи кто хочешь, делай что хочешь, занимай любое из множества пустующих зданий. Обитали здесь, на глаз, сотни две людей, не больше. Со стороны сложно было судить, существует ли тут хоть какое-то подобие организации и иерархии. Я обратил внимание на ряд теплиц, а также поголовье одомашненных северных оленей, присутствие которых удивило меня не меньше, чем слова об обитающих на пустошах медведях.

Дед-проводник провел нас к зданию, где прежде был размещен местный аэропорт. Взлетно-посадочная полоса, судя по ее виду, и прежде подходила лишь для маленьких и очень неприхотливых самолетов, а сейчас и вовсе была непригодной. При желании здесь смог бы сесть вертолет или конвертоплан, но, судя по всему, и такое случалось тут нечасто. Само здание аэропорта было превращено в некое подобие трактира, магазина и гостиницы – нечто подобное существовало практически в каждом полудиком поселении. За скромную плату удалось заполучить у пожилого мужика, с которым я смог худо-бедно объясниться по-русски, по большой порции сытного супа с овощами и олениной и по маленькой комнатке с кроватью.

Суп принесла колоритная девица лет шестнадцати-семнадцати, принадлежащая к местной народности, которая, как я узнал от деда, называлась коряками. Девушка выглядела такой же дикой, как и местность вокруг, и прятала глаза так, словно боялась чужаков. Увидев, что я рассматриваю девицу, хозяин подошел ко мне и без стеснения поведал, что она может навестить меня в моей комнате за небольшую плату. А если мне не по нраву корячки, то тут неподалеку есть «русская девушка Наташа, светленькая», которая тоже это все может.

– Нет-нет, спасибо, – поспешил заверить я.

Молча пообедав, мы с Хуаем, счастливые избавлению от общества друг друга, разошлись по комнатам, где нам предстояло ожидать наступления ночи, под покровом которой мы сможем уплыть. Закрыв дверь на защелку, сняв верхнюю одежду и положив на тумбу пистолет, снятый с предохранителя, я умостился на кушетке и начал вертеть меж пальцев флешку, ради которой преодолел много тысяч миль и подверг себя огромному риску, истинная цена которого станет понятна лишь тогда, когда я снова ступлю на территорию Содружества. «Надеюсь, оно того стоит», – подумал я с волнением, нажимая на кнопку, активирующую воздушный дисплей, и выбирая первый по порядку файл.

Время, оставшееся до наступления темноты, пролетело незаметно.

§ 3

Жаркое австралийское солнце заметно отличалось от тусклого камчатского. Глядя на него сквозь зеркальные стёкла очков-авиаторов, я признался себе, что рад своему возвращению. Какой бы неблагодарной по отношению ко мне не была иногда эта земля, я всё-таки привык считать её домом. Если в этом мире у меня вообще был дом.

На дворе было воскресенье, 4-ое сентября 2095-го. Два часа назад я сошёл с авиалайнера, выполнившего рейс «Новая Джакарта – Сидней». Этому рейсу предшествовали ещё трое суток, которые я провел в пути разными видами транспорта, чтобы оказаться здесь. Маршрут был так запутан, что, я очень надеялся, проследить его было практически невозможно. Если я ошибался, то мои дела были плохи, и вскоре мне предстояло об этом узнать.

Сойдя с поезда, доставившего меня из аэропорта на «родную» станцию «Олимпия-Ист», я прогуливался по улице медленным шагом и с большим интересом озирался по сторонам. Я устал считать, сколько раз я разминулся по пути с самыми разными людьми – начиная от компаний молодчиков и заканчивая семьями с детьми – которые несли на себе политическую символику. Я и прежде знал, что либеральная партия «Разумный прогресс» во главе с Райаном Элмором собирает свыше 40 % голосов среди населения неблагополучных районов Гигаполиса. Однако лишь сейчас, когда лидер партии оказался в опале, стало заметно, насколько много он на самом деле имеет сторонников. Не менее трёх раз всего лишь за пятнадцать – двадцать минут мимо меня пронеслись группы людей на мотороллерах или автомобили, водители которых радостно размахивали сине-белыми флагами и сигналили, привлекая к себе внимание прохожих.

– С ума посходили, идиоты, – слышал я недовольные голоса других прохожих, главным образом людей старшего поколения, сторонников Уоллеса Патриджа.

Мишка встретил меня во дворе заливистым лаем. Мирослав добросовестно проведывал, кормил и поил его все те дни, что меня не было. Но ничто не могло заменить ему внимание хозяина.

– Ну иди сюда, шкура мохнатая! Соскучился, да?! Пойдем-ка в дом.

Я не слишком полагался на Миро в плане ухода за цветами и кормления рыбок. Но, к счастью, моё хозяйство пережило мою длительную отлучку без серьезных потерь. Осмотрев свои владения, я разложил небольшую дорожную сумку, совершил краткое занятие по йоге, а затем отправился в душ, который после стольких дней в пути определенно требовался мне позарез. Я долго и придирчиво рассматривал себя в зеркале, прежде чем решительно взяться за бритву, а затем и за расческу.

Примерно через двадцать минут на меня впервые за долгое время смотрел из зеркала гладко выбритый мужчина, чьи седые волосы были аккуратно расчесаны. Шрамы, конечно, стали от этого лишь еще более заметны. Но, когда взгляд привыкал к этим неровностям и ухабам, под ними просматривались знакомые мне черты лица. Левый глаз больше не дергался – уже одно это делало меня на несколько процентов менее страшным.

– Все равно тебя не возьмут на роль в мелодраму, приятель, – заверил я отражение.

Некоторое время я ходил по дому с неясной целью – то останавливался у окна, то присаживался на диван, то подходил к подвесной полке и задумчиво вертел у себя в руках старую статуэтку за победу в марафонском забеге. Мишка наблюдал за мной с таким понимающим видом, будто мог читать мои мысли.

– Только не надо тут вот этих взглядов, – предостерёг его я.

Наконец мои пальцы нехотя набрали нужный номер. В моих ушах пронеслось не менее четырех длинных гудков. Я уже приготовился сделать движение пальцем, чтобы отменить вызов. Но тут на том конце раздался голос Лауры Фламини:

– Слушаю.

Несмотря на деловой тон, голос был охрипший, словно спросонья. Я запоздало подумал, что был выходной день, и что я позвонил, должно быть, в неудобный момент. Хотелось повернуть всё вспять и отказаться от этой затеи. Но бросать трубку, не сказав ни слова, было бы глупо.

– Алло! – требовательно повторила адвокат. – Есть кто на линии?

– Это Димитрис Войцеховский, – наконец выдавил из себя я.

– Димитрис?! – в голосе прозвучало удивление. – Подожди минутку.

Примерно полминуты из динамика раздавались неясные шорохи.

– Да, извини, – наконец снова раздался в трубке голос Лауры Фламини.

– Я, должно быть, позвонил не вовремя, – констатировал я очевидное.

– Пустяки. Откуда ты мог знать, что я сплю, когда на дворе давно за полдень? – подавив, кажется, зевок, ответила она. – Вчера у меня был очень длинный день. Но я только рада, что кто-то меня наконец разбудил. У тебя что-то случилось, Димитрис? Тебе нужна помощь?

– Нет, ничего страшного не произошло. Мне не стоило тебя беспокоить в выходной. Просто я вспомнил наш последний разговор. И подумал, что, может, я могу посоветоваться с тобой по одному юридическому вопросу.

– Конечно. Буду рада помочь.

– Мы… э-э-э… можем встретиться? – спросил я, и вдруг ощутил, как ладонь почему-то потеет от волнения, и тут же поспешил добавить: – Не сегодня, конечно!

– Тебе сегодня не удобно?

– Мне? Нет, что ты. Мне всегда удобно! – поспешно заверил я, – В смысле, я пока еще не устроился на новую работу, так что времени у меня полно. Просто я подумал, что тебе, наверное, есть чем заняться в выходной день, кроме…

– Предлагаю в четыре в парке Проекта «Ковчег», – перехватила она инициативу.

– Звучит отлично, – выдохнул я.

– В секции «Дарвин», около статуи австралопитека, ты увидишь чайный дом «Сакура». Там очень спокойно и можно поговорить тет-а-тет.

– Тогда увидимся там.

Парк Проекта «Ковчег» представлял собой двенадцатиуровневый крытый парковый комплекс, соседствующий с учебными корпусами Технологического института Сиднея (SIT) и соединенный с несколькими из них крытыми мостиками-переходами. Этот парк был построен на пожертвования Рудольфа Дерновского – владельца корпорации «Андромеда», почетного ректора SIT, известного мецената и, самое главное – одного из вдохновителей того самого проекта «Ковчег», в честь которого парк и получил свое название. В силу своего расположения, а также благодаря привилегии в виде бесплатного входа для студентов SIT, парк стал одним из излюбленных мест их отдыха.

При проходе через входной турникет с моего счёта автоматически списались тридцать фунтов. Я поморщился, подумав, что Лаура, должно быть, не придает значения таким мелочам. На моем же счету остаток давно уже опустился ниже той красной черты, при которой человека могут даже не пустить в приличный ресторан или магазин.

– Прелестно, – пробурчал я.

В парке царила спокойная, умиротворяющая атмосфера. Уши ласкала тишина. Воздух был насыщен озоном и цветочной пыльцой. Мощеные дорожки прорезали зеленые газоны с фигурно остриженными кустами и композициями из камня, огибали белокаменные статуи и фонтаны в римском стиле. Стайки дронов обслуживания неслышно порхали над головой. Парни и девушки студенческого возраста сидели поодиночке или небольшими компаниями на лавочках и на покрывалах, расстеленных на газонах. Громких разговоров и смеха здесь не было слышно – атмосфера располагала не к веселью, а к размышлениям.

Ни одна из статуй не увековечила в себе человека. Они изображали различных живых существ, когда-либо существовавших на планете Земля – начиная от динозавров и саблезубых тигров и заканчивая слонами и антилопами.

Навигатор подсказал, что нужная мне секция «Дарвин» находится на десятом уровне. Поднявшись на лифте, я убедился, что на этом уровне было даже менее людно, чем на других. Посетителей на вид было меньше, чем мраморных статуй, которые демонстрировали различные стадии эволюции приматов.

«Должно быть, это любимая секция Дерновского», – подумал я мрачно, глядя на лицо австралопитека, не обремененное излишками интеллекта. – «Здесь все напоминает о том, что мы, люди – не более чем высокоразвитые животные. Что нет в нас ничего возвышенного и святого. Храм материализма. Именно так видит мир человек, который верит, что способен проектировать эволюцию. Так его видит Чхон. Иногда мне кажется, что все они так его видят – самозваные боги, засевшие на своем Олимпе».

Чайный дом «Сакура» притаился в уютном закоулочке парка, огороженный высокой живой изгородью. Уютные беседки и просто маленькие столики под открытым небом (а точнее, потолком, изображающим небо) утопали в красных, белых и розовых цветах, свисающих с веток сакуры. Я не был уверен, что оригинальная сакура цветет в это время года. Но для ее генетически модифицированной версии это не было проблемой.

Остановившись на пороге, я внимательно оглядел заведение. Оно было заполнено не более чем на треть. Посетители вели негромкие беседы, попивая чай, или работали. Лауры пока не было видно. Не удивительно, учитывая, что я пришел за десять минут до оговоренного времени. Выбрав одну из не занятых беседок, я присел. Передо мной тут же возникло голографическое меню. Из более тридцати предлагаемых видов чая я выбрал зеленый с жасмином. Несколько минут спустя в центре столика медленно отодвинулась заслонка, и снизу поднялся высокий цилиндрический стеклянный чайничек, наполненный чаем, на который были одеты вверх дном пара чашек без ручек, похожих на пиалы. Как и многие заведения, чайный дом «Сакура» обходился без официантов.

– Уже освоился? – услышал я над собой знакомый голос.

Разглядывая танец чаинок в заварнике, я не заметил, как Лаура подошла. Подняв на нее взгляд, я обомлел. Во время судебной тяжбы по делу Коллинза я видел ее лишь в деловых костюмах, которые, хоть и с поправкой на жаркий климат, но все же пристало носить адвокатам, выступающим в судах. Сегодня она предстала в легком платье выше колен. Белая ткань эффектно оттеняла черные волосы, зачесанные с мнимой небрежностью, которая все-таки является элементом стиля, а не случайностью. Глаза цвета чистого горного озера смотрели, как всегда, открыто и пристально.

– Чай здесь превосходный, – присаживаясь напротив и кивнув на заварник, заверила она.

Фламини улыбнулась. Ее зубы были такими идеальными, какими они могут быть лишь у здорового от природы человека, вдобавок не жалевшего времени и средств на уход за ними с самого детства.

– Я попросил две чашки, – я поставил перед ней одну из пиал.

– О, спасибо. Пусть заварится еще немного. Минут через пять будет то, что надо.

– Как скажешь.

Я еще раз оглядел заведение.

– Здесь и правда уютно, – признал я. – Проверенное место для встреч с клиентами?

– Никогда не встречалась здесь с клиентами, – отрицательно покачала головой Лаура. – Не поверишь, но я вообще не бывала здесь после своего возвращения в Сидней. Даже странно, что это место первым пришло мне в голову.

Она посмотрела на качающиеся ветки сакуры, и в ее глазах пробежала тень ностальгии.

– Я часто бывала здесь в школьные годы, со своей подругой, – объяснила она, не глядя на меня. – Мы с ней вместе учились, и были… очень близки. У меня нет сестер, но я примерно так представляю себе отношения между сестрами. Она была малолетним гением. Все время говорила, что из нас двоих я – красивая, а она – умная.

По лицу Лауры пробежала теплая улыбка, которую невозможно подделать. Услышав об «очень близкой подруге», я невольно вспомнил некоторые сомнительные факты о Лауре, которые прочел в Сети. Но от этих мыслей я сделался сам себе противен.

– Она хотела поступить в SIT, на генетика. Дерновский был ее кумиром. Потому и бывала часто в этом парке. И меня таскала за собой, – продолжила Лаура, и тут же виновато улыбнулась: – Извини, Димитрис. Отвлеклась. Это место напомнило мне о прошлом.

– Ничего. У каждого из нас есть такие места, – улыбнулся я, дав понять, что не против лирического отступления. – Где сейчас твоя подруга?

– О, у нее все хорошо. Насколько мне известно. Она закончила SIT со множеством отличий. Ее дипломная работа попала в золотой фонд института. «Андромеда» была счастлива пригласить именно ее, самую одаренную студентку, стажером в команду SGPS.

– Ничего себе, – хмыкнул я.

Легендарный и таинственный сектор стратегического генетического планирования (SGPS) «Андромеды» называли «чертежной богов». Именно там принимались решения о том, в какую сторону следует направить рукотворную эволюцию флоры и фауны, чтобы обеспечить все потребности человечества.

– Да. Она до сих в SGPS. Уже давно не стажер. Доктор философии в области биологических наук. Лично знакома с Дерновским. Эмили добилась того, чего хотела.

В голосе Лаура слышалась смесь гордости за подругу и грусти.

– Вы с ней больше не общаетесь? – догадался я, приметив фразу «насколько мне известно».

– На уровне обмена открытками и лайков в социальных сетях. Я уехала из Сиднея в 82-ом. Жила в Палермо, потом в Сент-Этьене. Вернулась через девять лет. Жизнь разводит друзей детства в разные стороны. Как бы близки они не были.

– М-да, – согласился я.

Мы пришли сюда, чтобы говорить о деле. По крайней мере, именно так я все обставил во время телефонного разговора. Но вот уже во второй раз я убедился, как легко и приятно мне говорить с ней о чем угодно.

– А у меня этот парк вызывает смешанные чувства, – признался я. – Здесь тихо и уютно. Я люблю тишину. Но каждая статуя, каждый кустик здесь напоминает… о Дерновском, об «Андромеде»… нет, даже о чем-то большем – о самонадеянности людей, возомнивших себя богами. Знаешь, я не религиозен. Я в целом верю в науку, в прогресс. Но то, что делают эти люди, вызывает во мне инстинктивное отторжение. И дело здесь не в святотатстве. Дело в том, что это не что иное, чем игра неразумных детей со спичками. Они ведь считают нас всего лишь высокоразвитыми приматами, не так ли? Всех нас. А значит, и себя. Но при этом не отказывают себе в праве быть богами. А ведь волосатой обезьяне очень далеко до бога. Начиная с того дня, как смышленая макака нашла удачное применение палке, едва ли не каждое ее новое изобретение несло лишь вред – и ей самой и всему, что ее окружает. Наша несчастная планета – огромное тому доказательство. Неужели они правда верят, что человечество доросло до того, что они пытаются делать? Неужели верят, что способны предвидеть все последствия, просчитать все риски своих решений?

Когда я задал этот риторический вопрос, перед моими глазами предстало лицо генерала Чхона во время нашего с ним последнего разговора в больнице.

– Кое-кто назвал бы меня за эти слова неблагодарным. Ведь я – плод генной инженерии. Я вряд ли родился бы, если бы не вмешательство в мой геном. Что ж, может, и так. Но никакого вмешательства не потребовалось бы, если бы люди не превратили эту планету в радиоактивную пустыню. Ученые исправляют ошибки своих предшественников. Но попутно они совершают еще больше новых ошибок, с последствиями которых предстоит иметь дело потомкам. Этот водоворот извращений и экспериментов уносит нас все дальше от природной гармонии, в которой планета жила миллионы лет. Мне одному это кажется сумасшествием?

Лаура слушала меня с понимающим выражением лица.

– Эмили не согласилась бы с тобой. Мы с ней часто об этом спорили.

– Значит, ты считаешь так же, как я?

– Да, – подтвердила она. – И имею на это примерно такое же моральное право, как и ты.

На мой вопросительный взгляд она ответила ироничной улыбкой.

– Да брось. Практически все люди, законно рожденные на территории Содружества с начала 60-ых, подвергались доэмбриональной или эмбриональной генной обработке.

– Речь идет только о профилактике врожденных заболеваний и дефектов. Это тоже может иметь непредсказуемые последствия. Но это не настолько серьезно, как…

– Кроме упомянутых тобой обязательных процедур, гарантированных государством каждому гражданину, генетики с удовольствием произведут и другие – при наличии у клиентов желания и средств.

Лаура вдруг прямо спросила:

– Ты не обращал внимания на цвет моих глаз и волос?

Она откинула рукой чёлку, как бы для того, чтобы мне было удобнее рассмотреть глаза. Я обратил внимание и на её глаза, и на её волосы с первого же взгляда, и с тех пор не упускал случая полюбоваться на них. Но я порадовался появившемуся «законному» поводу посмотреть на них открыто.

Как и прежде, её глаза, оттененные длинными черными ресницами, заворожили меня своей кристальной сапфировой синевой. Форма глаз, даже рисунок сетчатки – всё было безупречным, будто принадлежало руке гениального художника, а не было результатом случайности.

– В природе такого сочетания практически не встретишь. Но я не ношу цветных линз и не крашу волосы, – прокомментировала Лаура, не замечая или делая вид, что не замечает в моем взгляде ничего, кроме научного интереса.

Некоторое время она задумчиво молчала, как будто колебалась, стоит ли ей продолжать этот рассказ. Но, завидев интерес в моих глазах, объяснила:

– Мой папа не был сторонником серьезных генетических изменений. Он согласился на обработку лишь из опасений, что ребёнок может родиться больным или не родиться вовсе. Что же до мамы… мысль, что она может решить, какой будет ее дочь, вызвала у нее неописуемый восторг. Маман восприняла это приблизительно как выбор платья или украшений. У нее сразу возникло тысяча и одно пожелание к генетикам. Моё счастье, что на тот момент наука не позволяла воплотить большую часть из них, а отец категорически возражал против любых рискованных экспериментов. Но, что касается цвета волос, глаз – все это приветы от мамочки.

Мне сразу вспомнилось прочтенное о Жозефине Фламини и о ее желании сделать дочь актрисой. По тону Лауры было понятно, что ее отношения с матерью являются непростыми. Но я посчитал, что спрашивать об этом было бы слишком, учитывая, как мало мы все-таки знакомы. «Одно можно сказать о ее матери – у нее действительно хороший вкус», – подумал я невольно.

Из раздумий меня вывел голос Лауры:

– Что ж, думаю, чай уже заварился.

– Да, верно.

Я налил нам по чашечке, и мы не спеша сделали по пару глотков пышущего паром ароматного напитка.

– Ты хорошо выглядишь, – произнесла адвокат.

Она смотрела на меня так же открыто и с интересом, как и я на нее прежде. Но меня, в отличие от нее, это смутило и заставило чувствовать себя неуютно. Я поборол эти чувства и ответил ей ироничной усмешкой.

– Я неплохо представляю себе, на что похожа моя физиономия, Лаура. Не переживай, я к этому привык.

– Димитрис, в отличие от моей мамочки, я не оцениваю людей по их внешности и вообще не уделяю ей много внимания. Не надо искать в моих словах никакого скрытого подтекста. Я всего лишь хотела сказать, что ты выглядишь более свежим и отдохнувшим, чем во время нашей прошлой встречи. Как будто помолодел.

– Спасибо. Я перенес операцию на глазу пару недель назад. После нее меня стали намного меньше мучить боли. Может быть, дело в этом. А может, это борода добавляла мне лет. Я носил ее с тех пор, как вышел из госпиталя, чтобы скрыть побольше шрамов. Но вот решил сбрить в качестве эксперимента.

– Тебе так лучше.

– Спасибо. Возьму на заметку.

Мы оба почувствовали, что наступил момент переходить к делу.

– Расскажи, что случилось, – предложила Лаура.

Я вздохнул.

– Ситуация, скорее всего, не по твоему профилю. И, возможно, тебе покажется мелковатой. Но для меня это реальная проблема.

В достаточных подробностях, но без излишних эмоций, я описал ей наши с Миро безуспешные попытки снять арест со здания, в котором располагалась «Добрая Надежда», наложенный в рамках уголовного расследования по факту деятельности клуба. Лаура слушала меня внимательно, сосредоточенно, временами задавая короткие вопросы по сути дела.

– Апелляционный суд рассмотрел мою апелляцию в прошлую пятницу. Я как раз был… м-м-м… в отъезде, за пределами города, по кое-каким делам. Вернувшись, прочел e-mail, что апелляция отклонена. Апелляционный суд согласился с судом первой инстанции, который отклонил моё ходатайство о снятии ареста. У меня это вызывает недоумение. Возражение прокурора было откровенно притянуто за уши. Детективы, мол, продолжают расследование и не исключено, что им понадобится провести какие-то дополнительные экспертизы, а это станет невозможным, если будет нарушена неприкосновенность здания, бла-бла-бла. И еще, они, мол, опасаются, что снятие ареста может повлечь за собой продолжение той «преступной деятельности», которую они, мол, расследуют. Чушь собачья, одним словом. Все это шито белыми нитками. Они мстят мне за то, что я не захотел дать показания против Питера. Только и всего.

– Все выглядит именно так, – кивнула Лаура, жестом руки сосредоточенно пролистывая материалы, которые отыскались в публичном судебном реестре.

– Но почему судья на это повелся? И судьи в апелляционном суде – тоже? Неужели и на этом уровне все повязаны? Или, думаешь, я что-то сделал не так? Я, конечно, не дипломированный юрист. Но практики у меня, увы, хватает. И я убежден, что в состоянии вполне доходчиво изложить на бумаге и устно то, что я хочу сказать…

– Димитрис, наше правосудие далеко не такое честное и непредвзятое, как хотелось бы. Поверь мне, – хмыкнула Лаура. – Но в твоем случае, я предполагаю, обошлось без давления на суд и закулисных договоренностей с обвинением. Размах дела не тот. И этого просто не требовалось.

– Поясни.

– Подобные вопросы рассматриваются судьями поверхностно. Речь пока не идет о том, виновен ли человек в совершении преступления, а всего лишь – целесообразно ли временно ограничить его в праве распоряжаться своим имуществом. Прокурор имеет у судьи определенный кредит доверия. Судья всегда скорее согласится с ним, нежели нет, в подобных вопросах.

Лаура тяжело вздохнула и нехотя добавила:

– К тому же, даже если это и не указывается в решении, судьи всегда учитывают личности фигурантов дела. Прокурор наверняка постарался выставить тебя в неблаговидном свете, манипулируя отдельными фактами из твоей биографии: работа в ЧВК, отсутствие семьи и близких связей, частые смены работы, знакомства с сомнительными личностями. Поверь, эти ребята сумеют с кого угодно нарисовать портрет социопата.

– Прелестно! – сжал зубы я.

– Не расстраивайся, – решительно заявила Лаура, жестом руки закрыв просматриваемую ею страницу судебного реестра и ободряюще мне улыбнулась: – Мы справимся с этой проблемой!

– Лаура, послушай, – я слегка покраснел, так как мы коснулись темы, которой я вовсе не хотел касаться. – На самом деле я хотел получить от тебя всего лишь дружеский совет. У меня нет денег, чтобы оплатить услуги юриста.

– И думать забудь, Димитрис! – запротестовала она. – Эти проблемы возникли у тебя лишь по одной причине: потому что ты отказался дать показания, компрометирующие Питера, моего подзащитного! Я у тебя в долгу, и с удовольствием отдам его!

– Я сделал это не потому, что Питер был твоим подзащитным. И мои показания ничего не изменили. Так что…

– Это не важно. Димитрис, просто позволь мне помочь.

Эти мягкие, но при этом решительные слова, сопровождаемые проникновенным взглядом, убедили меня. Даже не знаю, что здесь сыграло бòльшую роль – то, что мне действительно требовалась помощь, или моё желание получить лишний повод для общения с Лаурой. Так или иначе, я больше не возражал, а лишь кивнул, неловко выражая благодарность.

– Отлично! – с энтузиазмом воскликнула Лаура. – Скажи-ка – твой брат, Мирослав, случайно, не обращался в суд с таким же ходатайством, как ты?

– Нет. Он помогал мне с моим, но от своего имени – не обращался.

– Вот и прекрасно. Он имеет на это право, ведь его права тоже нарушены. От его имени мы и подадим новое ходатайство. И на этот раз сделаем все по моему. Лады?

– Ты здесь адвокат, – улыбнулся я, пожав плечами.

Следующие минут двадцать мы говорили о деле. Я несколько раз замечал, что на ее коммуникатор приходят сообщения, и у меня возникали мысли насчет ее жениха, который наверняка не прочь провести выходной день со своей возлюбленной. Допив чай, расплатившись и условившись насчет дальнейших действий начиная с понедельника, мы тепло, но нарочито по-деловому распрощались.

Провожая ее взглядом, я пребывал в плену непростых мыслей. Напрашиваясь на встречу с ней под надуманным предлогом необходимости получить юридический совет, я ждал, что встреча с Лаурой тет-а-тет спровоцирует в моей голове вспышку озарения, и я наконец осознаю, готов ли я довериться ей, либо же нет. Однако озарения не произошло. Я лишь укрепился в понимании того, что меня тянет к ней. А это понимание было и без того вполне ясным, учитывая, что почти полтора месяца, которые прошли с нашей предыдущей встречи, я думал о ней почти каждый день. Но что дальше?

Если бы речь шла только о моих чувствах, которые, прояви я их, натолкнулись бы на практически неминуемо негативную реакцию Фламини – это было бы полбеды. Это заблуждение, что мужчины толстокожи и не ранимы. Увы, это не так. Но я уверен, что все-таки нашел бы в себе силы, чтобы выложить все начистоту, или во всяком случае ясно и четко показать свои намерения действиями, как надлежит, в моем понимании, настоящему мужчине. Было что-то малодушное и подлое в том, чтобы пользоваться дружественным отношением женщины, в которую ты влюблен, и выдумывать предлоги, чтобы быть рядом с ней, пряча свои истинные намерения за ширмой полуприятельского, полуделового общения. Я не уважал бы себя, если бы поступал так.

Но речь шла не только о моих чувствах. Даже наоборот, они в какой-то степени лишь все усложняли, делали меня необъективным, предвзятым, мешали делать правильные логические выводы и принимать взвешенные решения. И я пока еще не видел выхода из сложившейся ситуации.

«Может быть, мне все-таки не стоит втягивать ее в это?» – подумал я в очередной раз о том, о чем думал уже много раз за прошедшие полтора месяца. – «Ты ведь не знаешь, как все обернется, Димитрис. Если ты в ней ошибаешься, то ты пропал. А если нет, то, может быть, вы оба пропадете».

Я тяжело вздохнул. Решение пока откладывалось.

§ 4

– Рад видеть тебя, дружище, – тепло поприветствовал меня Чако Гомез, и мы с ним обнялись.

Был понедельник, 5-ое сентября, около 10:00. В городе царил двойной бедлам – из-за стартовавшего учебного года и из-за массовых акций, которые не утихали с момента ареста Райана Элмора. К счастью, место моего назначения находилось за пределами наибольшей суеты, на северной окраине города, в семи минутах бодрой ходьбы от конечной станции одной из веток метро. Однако даже за эти семь минут, пока я шагал по тротуару, безумие меня коснулось.

Мимо пронеслось с включенной сиреной полицейское авто, а через несколько минут – группа постоянно сигналящих людей на мопедах, размахивающих флагами и плакатами «Свободу Элмору» и «Нет репрессиям». Над головой пролетел городской дрон, вещающий предупреждение для граждан о необходимости быть бдительными и избегать участия в массовых акциях из-за высокого риска терактов со стороны «так называемого Сопротивления».

Мир, каким его привыкли видеть жители Сиднея, выглядел хрупким. Он расшатывался и ранее. В те разы ему удавалось устоять. Удастся ли в этот раз? Хочу ли я, чтобы ему удалось? На последний вопрос я пока не готов был до конца ответить.

Моя цель представляла собой неприглядное двадцатипятиэтажное нежилое здание. На семи нижних этажах расположились торговые помещения со стоковыми магазинами, а остальные восемнадцать занимали бюджетные офисы различных мелких предприятий из сферы торговли и услуг, главным образом Интернет-магазинов и call-центров.

В декабре 2093-го, сразу после того, как состоялось учредительное собрание Независимого союза отставников-контрактников, оргкомитет «носка» арендовал помещение на 17-ом этаже здания площадью около 2500 квадратных футов, где должен был разместиться Секретариат – исполнительный орган НСОК. После судебного запрета, парализовавшего работу организации, арендуемую площадь пришлось сократить вдвое, до 1200 футов, на которых разместились два рабочих кабинета по три рабочих места, один директорский кабинет, скромная комната для переговоров на десять мест, маленькая кухонька и туалет. Обычно здесь работали пара-тройка членов оргкомитета, которые занимались судебными тяжбами и периодически поддерживали связь с 1937 людьми, записавшимися в число членов организации перед ее судебным запретом, чтобы те не забыли о ее существовании.