Текст книги "Новый мир. Книга 4: Правда (СИ)"

Автор книги: Владимир Забудский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 34 страниц)

– Настолько тесно он сотрудничал с ЧВК?

– Простите, сэр, но я не хотел бы распространять здесь слухи. Я не знаю этого. Никогда ничего такого от него не слышал.

– И вс ё – таки о каки х слухах вы говорите?

Джакоби явно сделалось неуютно, но он все же собрался с силами и сказал:

– О таких, которые вам может пересказать любой, кто служил в Силах специальных операций. Говорили, что генерал Окифора координирует привлечение спецподразделений ЧВК к различным операциям. Вы ведь знаете, нас называли белым «спецназом», а их – «черным». Ходили слухи, что он руководит обеими. Об этом ходила популярная шутка, не особо смешная – это называли «двойной бухгалтерией». Но у меня нет никаких доказательств, что эти слухи соответствуют действительности.

* * *

Фи Гунвей, бывшая журналистка и диссидентка, участвовала в очной ставке со мной из тюрьмы, где она отбывала свой 10-летний срок. Я поразился тому, какой она была тощей – последствие постоянных протестных голодовок. Судя по непримиримому и неприязненному виду, людям из СБС понадобилось приложить немало усилий, чтобы побудить ее к участию в очной ставке.

– Я рад, что ты решился на это. Питер все-таки в тебе не ошибся, – произнесла она, едва увидев меня.

В ответ на раздраженную реплику следователя, находящегося рядом с ней, она не менее раздраженно ответила:

– Зачем этот цирк с очной ставкой?! Вы сами знаете, что это он, тот самый человек! Я подтверждаю каждое сказанное им слово насчет Питера Коллинза! Я абсолютно убеждена, что Питер был устранен в связи с его планами сделать именно то, что позднее сделал вместо него Димитрис! А результаты осмотра тела были сфальсифицированы…!

– Вас не об этом спрашивали! – это был уже голос подполковника Долотова на моей стороне. – Коллинз знал человека по имени Чхон?

– Я помню, что он говорил о человеке с таким именем. Помню, он говорил, что этот человек был главным в их «Железном Легионе».

– Он говорил, что видел и знал его лично?

– Я не уверена, видел ли Питер его лично. Но его видел Димитрис. А ему я верю.

– Вас спрашивали о словах Питера Коллинза.

– Вот только не надейся, Димитрис, на честное расследование! Тебя посадят ни за что, как и меня, а реальные виновники – останутся на свободе! – плюнув на допрашивающего, заорала она мне.

– Достаточно, – раздраженно вздохнул Долотов.

– Система прогнила на корню. Ее поздно менять изнутри. Только Сопротивление может решить эту проблему. Только революция!.. – продолжала горячиться Гунвей, к которой подошли, чтобы сопроводить назад в камеру.

– Достаточно! – повторил подполковник уже более решительно.

* * *

Постаревший Жермен Петье поправил очки и сосредоточенно уставился на экран.

– Мне сложно поверить в то, что я вижу перед собой своего бывшего ученика, Алекса Сандерса. Если это и он, то он сильно изменился. Простите мою забывчивость. Но за годы педагогической работы через меня прошло много тысяч воспитанников…

– Да прекрасно он меня помнит, – заверил я с усмешкой, обращаясь к следователям: – Видите, как глазки бегают? Ну, давай, расскажи про Чхона, мой не-юный друг!

– Э-э-э, простите? – растерялся или сделал вид, что растерялся Петье.

– Этот человек утверждает, что вы присутствовали при разговоре, который касался его вербовки для службы в ЧВК, – бесстрастно заметил полковник Нильсен.

– Нет, нет, вы, наверное, что-то напутали. Если мы говорим о Сандерсе, выпуск 78-го, то он, если я верно припоминаю, был направлен по муниципальной квоте в Сиднейскую полицейскую академию.

– Однако перед этим его пытались завербовать в ЧВК, не так ли? – не отступал следователь.

– М-м-м, признаться, я не помню, поступали ли насчет него предложения от грантодателей. В их числе было несколько сотен компаний. Были и какие-то из сферы безопасности. Я сейчас уже всех и не упомню. Тем более не упомню, кто на кого подавал заявки.

– Войцеховский утверждает, что вы лично присутствовали при встрече с представителем ЧВК, неким Чхоном. Убеждали его принять предложение этого человека.

– М-м-м, м-м-м, о чем вы? Признаться, я не помню, была ли такая встреча. Обычно такое не практикуется. Как вы сказали, Чон?

– Ч-х-о-н.

– Хм. Нет, я, признаться, не упомню…

– Он лжет! – заявил я, мрачно усмехнувшись. – Просканируйте ему черепушку – и вы все увидите. Не отвертишься, Петье!

– Простите, о чем речь? – обеспокоенно спросил Петье, обращаясь к следователю. – Я на всякий случай хотел бы сообщить, что проведение манипуляций с моим мозгом, помимо того, что я не вижу для них никаких оснований, мне противопоказаны с медицинской точки зрения. У меня, к сожалению, есть редкое наследственное заболевание, синдром Кэрроу-Бланш, которое…

– Ну да, как же! – хмыкнул я. – Кэрроу-Хуерроу! Просканируйте этого старого пердуна!

– Достаточно!

§ 42

Я проснулся с судорожным вздохом, почувствовав, как сердце тяжело стучит в груди. Из окошка под потолком проникал непрямой солнечный свет, возвещая о том, что на улице уже рассвело. За решеткой, как обычно, слышались размеренные шаги тюремщика. У меня не было часов, но я знал, что дисциплинированный организм заставляет меня открыть глаза примерно в 05:30–06:00 утра.

Этим утром камера необычно давила на меня своей теснотой. Мне казалось, что я провел тут не 30, а по меньшей мере 300 дней. Все, что происходило до моего попадания сюда, казалось просто сном или фантазией. Были моменты, когда я всерьез сомневался, действительно ли все это было у нас с Лаурой, не придумал ли я этого, чтобы наполнить душу, утопающую в вязкой трясине из вины, горя и отчаяния, хоть чем-нибудь теплым и светлым.

Все дорогие мне люди, оставшиеся там, на воле – будь то Миро, Джером, Рина, или мои ребята из НСОК – казались бесконечно далекими, относящимися к какому-то совершенно иному этапу моей жизни, о котором сейчас даже нет смысла вспоминать. Если поначалу я волновался насчет них, то теперь ко мне пришло понимание того, что я больше не ответственен за их судьбу, больше никак не могу на нее повлиять, а значит, мне нет смысла о ней и задумываться.

Я сел на койке по-турецки и выполнил несколько дыхательных упражнений, которые помогли успокоить сердце. Затем – сполз на пол, и занялся дительной физической зарядкой. Растяжка, включая шпагат, несколько различных йогических асан, ходьба на руках, длительное стояние в планке, скручивания, приседания поочередно на каждой ноге, отжимания на кулаках и на вытянутых пальцах, отработка базовых техник айкидо (насколько позволяли размеры камеры) – и вот система подачи еды уже возвестила неприятным писком о начале кормежки. Я едва успел дожевать малоаппетитную кашицу на основе киноа, когда услышал за решеткой шаги нескольких пар ног.

– Лицом к стене! – как всегда, приказали мне, перед тем как войти в камеру, заковать в наручники и одеть на голову мешок.

Когда мешок с головы и наручники с рук сняли (конечно же, лишь после того, как меня усадили на специальное кресло и заковали ноги в титановые браслеты, через которые в любой момент мог быть пропущен электрический ток, оставив руки свободными), я увидел, что в комнате для допросов необычайно людно.

Комната была разделена на две половины толстым пулестойким стеклом, посредине которого находился металлический стол, на который я мог опереться и положить руки. На моей половине не было никого, если не считать натыканных здесь средств видеонаблюдения, с помощью которых компьютер либо дублирующий его человек, следящий за приборами, могли определить, если мое поведение вызывает опасения (хоть и не ясно, как я могу навредить людям, от которых меня отделяло пулестойкое стекло, с закованными в браслеты ногами) – и тогда в моем организме разорвались бы нанокапсулы с транквилизаторами, коих там было достаточно, чтобы вырубить лошадь.

С противоположной стороны виднелись давно опостылевшие рожи трех старших следователей, которые проводили основные следственные действия – полковника Нильсена, подполковника Долотова и майора Унаги. Также присутствовал незнакомый мне низенький человек с проплешиной, лет под пятьдесят, судя по погонам – не иначе как сам руководитель следствия генерал-майор Мэдисон. Присутствовала и Анна Миллер собственной персоной.

Кроме того, два человека были подключены сюда в режиме видеоконференции. Первым был худощавый, интеллигентного вида русый мужчина лет сорока, с модной сейчас «канадской» стрижкой и «голливудской» бородкой. По типажу он был на первый взгляд похож на одного из тех самоуверенных лекторов, которые рассказывают аудитории лохов, как они заработали свой первый миллион в 22 года на спекуляциях с фьючерсами, акциями и криптовалютами. Не подходил под образ только голос, которым он как раз заканчивал втолковывать что-то Анне Миллер – настолько мягкий, бархатный и успокаивающий, что он подошел бы детскому врачу, чтобы убеждать плачущего ребенка, что укол в попку – это совсем не больно. Было в его глазах что-то водянистое, рыбье. И с самого первого взгляда эти глаза мне совсем не понравились. Я догадался, что это заместитель Главного специального прокурора Ричард Лоусон.

Со второго экрана на меня смотрела с вежливой доброжелательностью чернокожая женщина средних лет в сером жакете и желтой блузке. Кто это, я не имел ни малейшего понятия.

– Начинайте, – хмуро предложил предполагаемый генерал-майор Мэдисон, не поднимая глаз от блокнота, очень похожего на тот, что держала в руках Миллер.

Сделав какую-то запись в своем пресловутом блокноте, а может, просто нарисовав там ничего не значащую карикатуру, Миллер застрочила:

– Сегодня – 2-ое ноября 2095-го года. Вчера окончился 30-ый день, на протяжении которых вы удерживались в режиме предварительного заключения. В соответствии с законом, по истечению этого срока задержанному должно быть сообщено о подозрениях и предоставлен ряд прав.

– О, надо же. Вы решили соблюсти процедуру. Как мило! – не скрывая иронии, фыркнул я.

Не обратив внимание на мой демарш, Миллер кивнула на чернокожую женщину на экране:

– В соответствии с законом, малоимущим гражданам, к которым относитесь вы, Войцеховский, так как совокупный остаток на ваших финансовых счетах составляет 443,21 фунта, предоставляется государством защитник. Правом предоставлять защиту по делам, которые подсудны особым военно-гражданским трибуналам, имеют право лишь адвокаты, допущенные к этому Специальной квалификационной коллегией. Кроме того, правом предоставлять защиту по делам, где затронута государственная тайна, имеют право лишь адвокаты, имеющие соответствующий уровень допуска к государственной тайне. Это – Симона Симпсон, адвокат, которая была случайно избрана автоматизированной системой отбора среди адвокатов, которые удовлетворяют вышеуказанные критерии соответствия. С этого момента мисс Симпсон приобретает статус вашего защитника.

– Добрый день, леди и джентльмены, – произнесла та деловито. – Мистер Войцеховский, довожу к вашему сведению, что я была ознакомлена с материалами дела и готова приступить к вашей защите.

– Простите, Симона, а вы точно адвокат? – не удержался я от ехидного вопроса. – По типажу больше похожи на прокурора.

Мой комментарий не особо смутил адвоката. Она вывела на экран какие-то документы.

– Извольте ознакомиться с моей адвокатской лицензией и данными о моей квалификации. У меня больше 20 лет юридического стажа, из которых 16 – в органах прокуратуры, в том числе 7 – на должности специального прокурора I и II ранга.

– А-а-а. Это многое объясняет, – фыркнул я.

– Несмотря на прошлое в правоохранительных органах, теперь я связана присягой адвоката, и исповедую соответствующие принципы. А богатый практический опыт, в том числе и внутри правоохранительной системы, позволяет мне свободно ориентироваться во всех законодательных нюансах…

– В этом я как раз не сомневаюсь, – хмыкнул я.

– Ну вот и отлично! – закруглила тему Миллер.

Я снова хмыкнул. Я прекрасно понимал, что Симона принадлежит к числу оплачиваемых государством адвокатов, главным образом бывших правоохранителей, которых их коллеги по цеху презрительно именовали «ручными» или «тушками». Главной их целью была не реальная защита подсудимого, а выполнение формальностей.

С их стороны не приходилось ждать абсолютизации интересов клиента. Такой адвокат скорее посоветует тебе подписать признание, дабы смягчить ответственность, чем станет ловко манипулировать фактами и подтасовывать доказательства, чтобы любой ценой тебя «отмазать». И уж точно он не станет злоупотреблять режимом адвокатской тайны, дабы предоставлять клиенту маленькие «дополнительные услуги» вроде передачи конфиденциальных сообщений на волю и обратно.

Люди, которым не посчастливилось попасть в вертикаль СБС – ДСП – ОВГТ, как правило, могли рассчитывать лишь на таких «ручных» защитников. Остальные не проходили по различным критериям, из которых наиболее простым было отсутствие допуска к государственной тайне.

– Вы считаете нормальным, что вы выбрали адвоката вместо меня? – спросил я, переводя взгляд с адвоката на следователей и затем на прокурора.

– А у вас есть пожелания? И средства, чтобы оплатить адвоката? – поинтересовалась Миллер политкорректно, но с оттенком иронии.

Я прекрасно понимал, что даже самый лучший адвокат существенно не повлияет на судьбу человека, которого взяла в оборот СБС – никакой реальной состязательности сторон в таких делах не было. Да и кого я мог назвать? Лаура, как и большинство нормальных адвокатов, не прошла бы по критериям соответствия. А даже если бы это было и не так – меньше всего мне хотелось бы, чтобы она вернулась в Содружество, пытаясь стать на мою защиту, и тем самым отдала и себя в лапы СБС.

– Да, есть, – все же сказал я. – Я хотел бы, чтобы моё доверенное лицо на воле выбрало и оплатило мне адвоката.

– Согласно закону, это может сделать от вашего имени лишь член семьи. Насколько мне известно, семьи у вас нет.

– Пусть это сделает председатель правления общественной организации, в которой я состою – Независимый союз отставников – контрактников.

– Такая возможность законом не предусмотрена. Кроме того, насколько мне известно, указанная организация официально прекратила свою деятельность по решению суда.

– Тем не менее, я отказываюсь от предоставленного мне адвоката. Уж лучше я буду защищать себя сам, чем допущу к процессу еще одного прокурора под видом адвоката, и дам вам повод сказать, что вы, мол, соблюли мои права.

– Что ж, хорошо. Уверена, что у вас, как у бывшего правоохранителя, для этого достаточно юридических знаний.

– Как раз нет. Я считаю, что мне нужен нормальный адвокат. Но не ваш ручной. Пусть Лаура Фламини или Сильвестр Торнтон порекомендуют мне любого защитника, и оплатят его, и я подпишу с ним договор.

– Я уже сказала, что закон этого не предусматривает. Вы просто делаете вид, что не понимаете меня, не так ли?

– Я считаю, что вы неправильно толкуете закон. Я буду обжаловать это в суде.

– Закон не предусматривает судебного контроля за следствием в таких делах, как ваше. Все ваши возражения против действий следователей и прокуроров вы сможете заявить, когда предстанете перед трибуналом, если посчитаете, что они повлияют на обоснованность обвинения.

– Ну ясно. Значит, вы можете творить, что хотите, – кивнул я. – Давайте тогда не будем устраивать цирк и делать вид, что мои права тут хоть как-то соблюдаются. Я отказываюсь от вашего адвоката. И считаю, что мне не было гарантировано право на нормальную защиту.

– Послушай, Анна, – страдальчески вздохнув, вступил в разговор Ричард Лоусон. – Давай не будем устраивать по этому поводу дальнейшие прения. На мой взгляд, мистер Войцеховский достаточно ясно сообщил нам, что он отказывается от адвоката. Его право. Позднее он сможет изменить свое решение. А сейчас…

Вздохнув, Миллер посмотрела на адвоката и кивнула:

– Спасибо, мисс Симпсон.

Миг спустя экран с ней погас.

– Ну вот, – произнес я с ухмылкой. – Так все сразу стало честнее и понятнее. Давайте, что там дальше?

Миллер вздохнула, едва сдерживая негодование из-за моего поведения.

– Анна, позвольте мне, – заговорил, наконец поднимая от блокнота умные карие глаза, руководитель следствия, у которого оказался тихий, чуть усталый голос. – Пока без протокола.

– Давайте, Мэдисон.

– Меня зовут генерал-майор Джеффри Мэдисон. Я начальник 4-го Оперативно-следственного управления 2-го Главного управления СБС и руководитель следствия по этому делу. Прежде я не имел возможности лично присутствовать на следственных действиях. Однако я регулярно получал о них подробный отчет. Из этих отчетов я заключил, что Димитрис оказывал активное содействие следствию и был добросовестен во время них. Я прав, Йен?

– В общем-то так, сэр, – кивнул полковник Нильсен. – Мы провели свыше 200 следственных действий с его участием за 30 дней. Если не считать регулярных жалоб на определенные аспекты ведения следствия, то задержанный нам содействовал. Судя по показателям детекторов, он был искренним во время дачи показаний и очных ставок. Определенные неточности в его показаниях, вероятнее всего, объясняются его собственным заблуждением.

– Что ж, – удовлетворенно кивнул Мэдисон. – В таком случае примите мою признательность, Димитрис, за содействие, которое в значительной степени облегчило ведение следствия.

– Всегда пожалуйста, – мрачно ответил я, не купившись на его добросердечность.

– Я также думаю, что… хм-м-м… наш скептицизм относительно недостоверности сведений, которые предоставил Войцеховский в эфире OWN, хоть он на тот момент и был обоснован, на проверку не оправдался.

Мэдисон перевёл вопросительный взгляд на Миллер. Поджав губы, та нехотя выдавила:

– Я не считаю себя обязанной извиняться за свои публичные высказывания. Считаю, что они были вполне корректны. Они оказались положительный эффект, ведь именно после них Войцеховский связался со мной и сообщил о своей явке с повинной. Однако это хорошо, что первоначальная оценка его мотивов оказалась несколько преждевременной…

– Да ладно вам, не заставляйте Миллер извиняться, – прыснул я. – Ей это не дано от природы. Да и в любом случае неискренние извинения недорого стоят.

– Как я уже сказала, я не считаю нужным ни за что извиняться. И уж точно меня никто не может «заставить» это сделать, – едва сдержав раздражение, отчеканила Анна.

Лоусон на экране нетерпеливо дернулся и, не выдержав, встрял:

– Джентльмены, Анна, давайте не будем опускаться до выяснения личных отношений. Мэдисон, давайте дальше по делу!

– Именно так я и собираюсь поступить, Ричард, – ответил тот. – Я лишь посчитал необходимым выразить Димитрису признательность за сотрудничество. Я не вижу необходимости создавать конфронтацию с человеком, добросовестно содействующим в раскрытии преступлений, каков бы ни был его процессуальный статус. Закон – есть закон, как бы строг он ни был. Однако я не склонен переносить парадигму общения «обвинитель – обвиняемый» на все аспекты общения с фигурантами дела. В данной ситуации я воспринимаю Димитриса как союзника следствия, а не противника. И это – то, что я хотел бы донести своими словами.

– Не думаю, что это необходимо после того, как вы 30 дней продержали меня в одиночной камере отрезанным от внешнего мира. «Парадигма» нашего с вами «общения» мне и без того уже достаточно ясна, – заверил я язвительно.

– Позвольте напомнить, что за день до того, как вы явились к нам, вас едва не лишили жизни, – рассудительно заметил Мэдисон. – Изоляция фигурантов дела, жизнь которых находится в опасности – это обычная практика. Поправьте меня, как бывший полицейский детектив, если это не так.

Я неопределенно пожал плечами.

– Генерал, если вы пытаетесь показать, что мы с вами союзники, то скажите, задержан ли хоть кто-то из тех, против кого я дал показания. Все остальное – просто лирика.

– Что ж, – бодро сказал Мэдисон, явно будучи готовым к такому вопросу. – Смею предположить, что вас весьма потешит вот эта видеозапись. Это из новостей.

По его знак Нильсен махнул рукой и спроецировал на экран передо мной изображение. На записи был виден высокий, широкоплечий чернокожий в белой рубашке, едва сходящейся на широченной груди, в окружении трех плечистых охранников в черных костюмах, которые все же уступали ему габаритами. Он быстрым шагом удалялся по живописной крутой улочке, застроенной частными домами, от активно преследующих его журналистов. Один из охранников уже порывался было, судя по решительному лицу, сбить выстрелом летящий по пятам за его клиентом репортерский дрон. Но через некоторое время в кадре все же появилось широкое, скуластое лицо, на котором были написаны величайшие гнев и волнение. «Генерал-полковник Окифора, отстраненный командующий Силами специальных операций, обнаружен в Мериде», – гласила надпись внизу экрана.

– Что вы здесь делаете?! – спросил один из журналистов.

– Отдыхаю! А что я, по-вашему, должен делать, когда меня отстранили от работы, которой я честно и самоотверженно занимался двадцать семь долгих лет! Я годами не бывал в отпуске, вот пришел наконец черед! – отгавкнулся тот недовольно.

– Вы живете в этом доме? Он принадлежит вам? – указывая на довольно роскошную виллу у него за спиной, поинтересовался еще один репортер.

– А вам какое дело?! Спрашивайте, что хотите – и проваливайте!

– Прокомментируйте расследование, которое против вас ведется.

– Это все бессовестные инсинуации и сплошная ложь! Я всегда был честным воякой, бойцом! Делал то, что должен, защищал Содружество, не сдавался, был рядом со своими людьми! Такие рубаки, как я, мало кому нравятся, мало кому удобны! Поэтому всегда есть полно интриганов, трусов, тыловых крыс, разных выродков, которые строят против нас козни!

– Почему вы не остались в Содружестве, чтобы честно предстать перед следствием?

– Да перед кем я должен представать?! – разгорячился Окифора, шумно вдувая ноздрями воздух. – Да кто они такие?! Кучка обманщиков, шарлатанов! Кто вообще такой этот Лоусон?! Я должен еще отчитываться перед какими-то сукиными детьми?! Да где они были, пока я был на фронте, командовал войсками, давал на орехи евразийцам?! Я должен теперь позволить этим упырям – эсбэшникам запереть меня в клетке?! Это заказуха! Чернуха! Это дело яйца выеденного не стоит! Сколько раз повторять?!

– Вы хотите обвинить в вашем преследовании кого-то конкретно? Напомним, расследование начато по личному поручению Протектора.

– Не дождёшься, сукин сын! – грозно ткнув пальцев в репортера, от чего тот аж отскочил, заорал Окифора. – Хочешь выставить меня врагом Протектора?! Не получится! Протектор прекрасно знает, что я – его самый верный соратник, самый верный солдат! Я никогда не изменял присяге, я выполнял все поручения, все команды, не жалел ни себя, ни других! Ели даже какие-то интриганы нашептали ему обо мне какую-то чушь – он во всем разберется, не сомневайтесь!

– Вы знали о том, что в Новой Москве применяли газ под названием «Зекс» против мирных людей?! Ответьте прямо, генерал!

– Да ты!.. – Окифора едва не задохнулся от ярости и даже замахнулся на репортера. – Да кто вообще такой, щенок, чтобы призывать меня к ответу?! Что ты вообще знаешь о войне?! Где ты был, дрыщ, когда я со своими ребятами воевал?! Все, хватит! Проваливай! Проваливайте все!!!

Отключив запись, Мэдисон едва заметно усмехнулся. На моем лице, должно быть, легко было в тот момент прочесть выражение удивления. И эсбэшник наверняка понял, что видеозапись возымела именно тот эффект, на который он рассчитывал.

– Мы заставили кое-кого не на шутку нервничать, Димитрис, – заметил он.

– Вы предъявили ему подозрение? – недоверчиво посмотрев на Миллер, спросил я.

– Его вызвали для дачи свидетельских показаний, а также отстранили от должности на время расследования, чтобы он не мог влиять на других участников процесса, используя свое служебное положение. Этого оказалось достаточно, чтобы он сбежал, – пояснила та.

– На воре и шапка горит, – самодовольно хмыкнул Лоусон.

– Тогда позвольте поздравить с тем, что вы его благополучно упустили, – процедил сквозь зубы я. – Мерида – чартерный город. К тому же, это анклав на территории непокорной Латиноамериканской федерации. Вы его там не достанете.

– «Пока еще не достанем», – решительно поправила Миллер. – Нестабильность в мире не продлится вечно. А, те, кто покрывают разыскиваемых преступников, тем самым показывают свое истинное лицо. Сегодня я слышала отрывок интервью одного из лидеров оппозиции, Аманды Йоргенсен. У нее прямо спросили, почему союзники оппозиции покрывают людей, против которых дал показания Войцеховский. У нее сразу же начали бегать глазки, и она начал не очень-то связно петь свою обычную песнь, что, мол, «это происки властей», и никого они не покрывают, и ни о чем таком ей не известно, а что касается военных преступлений, дак она, мол, первая, кто хочет, чтобы их расследовали. Очень скоро кто-то задаст такой же вопрос лидерам Консорциума.

– Если, конечно, смогут найти то подполье, в котором засели эти крысы, – недовольно вставил Лоусон.

– Никто публично не станет на защиту человека, на котором лежит тень подозрения в таких деяниях. А значит, у него будет все меньше мест, где он сможет скрываться от следствия и суда. Кольцо будет смыкаться. И, рано или поздно, сомкнется, – заверила Миллер.

– А что насчет остальных? – спросил я, переведя взгляд на Мэдисона.

– Все ниточки ведут туда же, – вздохнул он. – Нильсен, пусть группа обрисует картину.

§ 43

Кивнув в ответ на предложение своего начальника, полковник спроецировал широкий дисплей, на котором тут же появилась довольно сложная разветвленная схема – похожая на те, что создавал ВИ, которым я пользовался в своей детективной работе, но явно более продвинутая.

– Расследование разделено на целый ряд направлений. Направление «Г» касается незаконных генетических экспериментов. В этой части собранные материалы присоединены к материалам другого дела, следствием в котором руководит полковник Земекис. Это очень масштабное дело, в рамках которого готовятся подозрения высшим должностным лицам корпорации «Андромеда»…

– Об этом деле сейчас не надо! Это не относится к делу! – поспешно встрял Лоусон, сверкнув глазами. – Давайте дальше, полковник.

– Направление «В» касается незаконных испытаний и незаконного боевого применения препарата ML-5 и его производных. Направление «П» касается убийства сиднейского полицейского Бена МакБрайда и других аспектов, связанных с полицейской операцией в Сиднее в 2089-ом. Направление «А» касается преступлений против гражданских лиц в мирное время Центральной Африке в 2090-ом. Направление «Е» касается преступлений против гражданских лиц в мирное время в Центральной Европе весной 2090-го. Направление «Н» касается преступлений против нонкомбатантов в Новой Москве в январе 2093-го, и других преступлений, совершенных в военное время. Направление «К» касается предполагаемых Войцеховским преступных действий неустановленных лиц против бывшего бойца «Железного Легиона» Питера Коллинза в 2095-ом. Направление «С» касается возможного злоупотребления служебным положением со стороны сотрудников аппарата СБС. Ну и, есть еще направление «Т», которое касается разглашение военной тайны.

– Давайте коротко по каждому, – распорядился Мэдисон.

– Майор Унаги, начни с направления «В», – велел полковник, и пояснил для всех.

– У нас есть задержанный – Рахман Махманди, – бойко заметила следовательница. – Он первое время отрицал свою вину, но теперь активно даёт показания. Валит все на своего бывшего руководителя Говарда Брауна. К сожалению, Браун для нас сейчас недосягаем. Он работает на «Андромеду», в рамках какого-то их секретного проекта. Мы пока еще не выяснили его местонахождение.

– Долотов, что по направлению «П»? – продолжил Нильсен.

– Опрошены бывшие руководители Войцеховского в полиции Сиднея – Мейерс и Рейнолдс. Не похоже, чтобы кто-то из них был причастен к произошедшему. О компании «Эклипс» они отзывались как о надёжном прежде подрядчике, и, по-видимому, ничего не знали о плане Джека Гаррисона саботировать операцию, если таковой действительно имел место. Информация о террористической группировке под названием «Справедливый джихад» была передана в полицию Сиднея от нас, тем самым Густафом Аффенбахом, на тот момент подполковником из 2-го Главного управления, которого упомянул Войцеховский.

Я торжествующе усмехнулся.

– К сожалению, ниточка, ведущая к нам, оборвалась, – вставил Нильсен, вздохнув. – Аффенбах, к тому времени уже полковник, погиб в 92-ом – его конвертоплан СБС был сбит над Индокитаем в ближнем тылу.

– Он там был не один! – заявил я.

– Кэтсеро Абэ, также упомянутый Войцеховским, уволился после войны, в 93-м в звании полковника, по состоянию здоровья, а год спустя умер от сердечного приступа во время участия в велогонке, – доложил Долотов.

– Вы издеваетесь? – нахмурился я. – Они что, все мертвы?

– Мэри Челли и Паоло Торричелли все еще числятся в штате Службы. Их прорабатывают внутренняя безопасность в рамках направления «С» в режиме служебного расследования. Они под подпиской о невыезде. Но они пока еще не выглядят перспективно. По-видимому, оба выполняли распоряжения Аффенбаха и не знали об их подоплеке. Торричелли, скорее всего, был рад поучаствовать в допросе Войцеховского на почве личной неприязни к последнему. Ну а Челли на тот момент и вовсе была еще лейтенантом, меньше года после академии. Она и сейчас невысоко забралась, и уже третий год в отпуске по уходу за ребенком…

– Что с Гаррисоном и Блэком?! – спросил я нетерпеливо.

– На Тайсона Блэка мы нашли крайне мало информации. Скорее всего, он не жил в Содружестве до того, как угодить в ЧВК, иначе о нем бы остался более четкий след. Вероятнее всего, его завербовали на НЖТ. Именно на пустошах рождаются самые свирепые бойцы. Во всех ЧВК есть такие, а «Чи Милитари», где он начинал, особенно любит нанимать «дикарей». Судя по всему, этот парень до сих в ЧВК. Спецподразделение «Охотники за головами» эскадрона «Сатана» в несколько сокращенном виде продолжило действовать после войны, под флагом новой ЧВК «Гост Рекон». Последний раз они были замечены в Киншасе в феврале этого года. К сожалению, мы не знаем, где они сейчас.

– А Гаррисон? – мрачно спросил я, уже чувствуя, что и эта нить никуда не ведёт.

– Продолжает работать в ЧВК. По нашим данным, он сейчас в Бразилиа, на вотчине своих бывших коллег из «Бразилиа Трупс». Возможно, один из тех, кто всем там сейчас заправляет. Здание СБС в Бразилиа уже месяц как заблокировано громилами из ЧВК, а местная коррумпированная полиция бездействует. Вы все сами прекрасно знаете, Латиноамериканская федерация фактически отказывается выполнять приказы центрального руководства. Это практически открытый мятеж.