Текст книги "Королева ночи"

Автор книги: Владимир Лосев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 32 страниц)

– Телевизор – это когда что-то происходит в одном месте, а картинка оказывается здесь.

– Да… – Ефим вздохнул. – Парень, может что другое придумаешь, не такое странное. Вранье должно быть более правдоподобным, иначе кто ему поверит. А может, для разнообразия правду скажешь? Так откуда шел?

– Не помню, – юноша развел руками. – Как по голове ударили, все забыл, а то, что шишки нет, ничего не значит, на мне все быстро заживает – природа такая…

«А что ему еще говорить? Мир незнакомый, ничего здесь не знает, стоит назвать что-то, как окажется, что такого в округе нет, как и с телефоном и телевизором, хорошо бы вообще молчать, только есть очень хочется…

Нет, зря пришел в эту деревню, определенно зря. Правда, шел сюда, потому что думал – это сон. А сейчас что думать?»

– Природа, говоришь? – староста внимательно его еще раз осмотрел с ног до головы. – Только что же твоя природа царапины не заживила от колючек? Или ты это специально нам сказал, чтобы мы тебя колом осиновым проткнули? Мы вообще-то только оборотней знаем, у которых все заживает. Их убить трудно, сердце проткнешь, а как только нож вытащишь, а он снова встает, разорвать тебя хочет. Не хочешь ли ты сказать, мил человек, что оборотень? Так мы с тобой быстро разберемся…

– Это я неудачно пошутил, – Костя испугался, тем более, что сзади снова придвинулся подручный и схватил за плечи, а кузнец снова взялся за заготовку меча, которую поднял с земли, она уже остыла – И о телевизоре просто так сболтнул…

– Нет у нас к тебе веры, парень, а правду ты говорить не хочешь. Подумай, стоит ли врать? Убьем же… нам это раз плюнуть!

– Мне бы одежду, да поесть, и я бы ушел, – угрюмо проговорил Костик. – Хорошо бы еще меч, раз у вас тут средневековье, без него, похоже, будет никак…

– Одежда понятно, а меч-то зачем? Я понимаю топор, или там вилы, ими сподручнее…

– Вдруг лихие люди встретятся или зверь, а с дубинкой неудобно, – юноша показал на брошенную в угол кузницы свою самодельную дубину, которой так и ни разу не воспользовался. – Топором ни разу не пользовался, как и вилами, а мечом меня драться учили – убивать, правда, еще никого не пришлось…

– А где тебя учили с оружием обращаться? – поинтересовался староста. – Меч – оружие не крестьянское, для нас вилы привычны, и по-моему никто против рогатины хоть с каким мечом не устоит…

– Да хоть толпой со своими вилами налетайте, хоть по одному – мне без разницы, только меч дайте самому выбрать, – улыбнулся юноша, чувствуя как слабеет хватка подручного. Так и должно быть, невозможно в одном и то же напряжении долго мышцы держать. Сейчас он легко бы вырвался – одним движением, но спешить некуда, надо понять, куда разговор староста ведет, не из простого же любопытства о мече спрашивает. Только вот отвечать надо так, чтоб им понятно было. Не о секции же карате рассказывать и о деревянных мечах, которыми там сражались? Говорить надо так, чтобы решили, что он может им пригодиться для защиты. Предложить ему все равно больше нечего, за всю жизнь только и научился, что кулаками махать, да еще деревянным мечом и шестом…

– А откуда у тебя такое редкое уменье, парень? Кто учил ратному делу?

– Отец обучал с раннего детства, – Костя вздохнул, все еще чувствуя, как внутри адреналин бурлит. Ему было страшно, холодно и противно. – Он – воин.

Тут он не соврал, отец действительно был офицером, только его воинскую часть сократили, а всех офицеров отправили в отставку. Пришлось папе мастером на завод устраиваться, денег после этого в семье стало мало, а жить трудно.

– А ты чего по его стопам не пошел? Воинам в мирное время сытно и не обременительно, ходи себе в воздух плюй, тебя кормят, поят, одевают. Война – понятное дело плохо, убить могут, но когда ее нет – не жизнь, а одно удовольствие…

– Меня в армию не взяли, у меня отсрочка есть, я в институте учусь…

– Похоже, опять чего-то врешь, да не пойму что, – недоверчиво хмыкнул Ефим. – Но ладно, это твое дело, парень ты, может, и неплохой, да только не можем тебя к себе в деревню принять. Уже две семьи взяли – больше никак.

Хоть и жалко тебя, но деваться некуда, вас наверно сотни три, а то и четыре бездомных наберется, да, считай, деревни три пропало – не дай бог, объявятся. Нам всех пришлых не прокормить…

Руки у подручного разжались, тот отодвинулся и потянулся к бадье с водой.

– Дайте поесть что-нибудь, одежду, меч, и я уйду, если участкового нет … – Костик, пользуясь свободой, подошел к очагу, снова подставляя бока и руки теплу. – Немногого же прошу, доберусь до города отдам все, и даже денег пришлю электронным переводом, только не сразу, их еще мне заработать надо, я в кафе вечерами работаю иногда грузчиком, чаще официантом…

Он слушал себя и сам себе удивлялся. Чего это он несет? Какие могут здесь быть электронные переводы, если даже телевизора нет!

– Шустрый ты, парень, да только невнимательный, объясняю тебе, не можем мы…

– Подожди, Ефим, – вступил в разговор кузнец. – Что ты там о железе говорил, когда я за тобой с заготовкой по всей улице гонялся? Чем оно тебе не понравилось? Ты, что с кузнечным делом знаком?

– В кузнице работать не приходилось, но меня кое-чему учили, поэтому и сказал – не так куете. Плохие мечи у вас получаются, неудобные, баланс неправильный, это сразу видно…

– Одежда, меч и еда с неба не падают – все чьим-то трудом создано, – заметил кузнец. – Я дам тебе то, что просишь, да только за это придется отработать. А когда на кузнице потрудишься, тогда и решим, что с тобой делать. Спать будешь здесь же, если только Ефим что другое не придумает. Другого места кроме кузни у меня нет. По деревне не ходи, ни с кем не разговаривай, иначе мужики побьют. Согласен?

Юноша вздохнул. Не того он хотел, но ничего не поделаешь, придется подстраиваться к обстоятельствам, другого выхода-то все равно нет. Хотя бы понять, где оказался, что за место и далеко ли город…

– Согласен, мне деваться некуда, голым и без еды далеко не уйдешь, только одежду сейчас дайте, холодно, да и девчонки смотрят…

– Если к вечеру меч не скуешь, убьем мы тебя за твой обман, врал ты уже нам много, – закончил кузнец, словно его не слыша. – А вот здесь ты не то сказал, тебя тут легко проверить. Мечи я ковать не умею, в этом ты прав. Плуг – пожалуйста, косу, вилы, петли на ворота – никаких проблем, а оружие не ковал, не приходилось. Научишь меня – все дам, что просишь, а если наврал – не обижайся, убьем…

– Есть хочется, два дня не ел, работать не смогу, пока не накормите…

«Хоть умру сытым… – подумал Костик. – И голова работать станет лучше, а то подсасывает под ложечкой, все мысли только о еде. А сковать может, что и получится. Учили нас в институте, кое-что помню, как булат ковали, правда, здесь не получится, придется японский способ пробовать, они один и тот же кусок железа изо дня в день проковывали десятилетиями, а то и столетиями, отчего металл менял свою структуру, становился твердым и в то же время упругим…»

– Накормим, но помни, что я сказал, не шучу, да и Ефим тоже, – кузнец подал знак мальчишке, тот выскочил из кузницы и куда-то убежал. – Из одежды пока дам только фартук, чтобы не обжегся, а сапоги и все остальное сначала заработай.

– Выходит, кузнец, ты его под свою ответственность берешь? – Староста вышел из ворот кузни и остановился на улице, глядя на реку. – Если что не так – за чужака ответишь? Вдруг он девок наших захочет пощупать, или украдет чего – с тебя спрос будет…

– Ты мечи от меня требуешь, а как я их тебе скую, если никогда не ковал? – вскинулся кузнец. – Мне бы посмотреть хоть раз, как их делают, а дальше уж сам. Вчера две заготовки испортил, сегодня одну, а ты все торопишь. Я могу пришлого прогнать, мне эта ответственность не нужна, но и ты тогда об оружии больше не заговаривай, копья сделаю и наконечники для стрел, а все остальное в городе заказывай. Забирай свой заказ вместе с чужаком, мне он только для твоих мечей нужен…

– Мечи скуешь, как обещал, и за чужака ответишь, если потребуется, – Ефим сплюнул в густую пыль, плотно покрывающую кособокую улицу. – Мне тоже твое оружие не нужно, да только того и гляди, воевать придется, а тогда потребуется все, что убивать может. И копья и наконечники для стрел и мечи. Дурные времена пришли, опасные. Я тебе заказ от всей деревни даю, не от себя лично, а мне самому ничего от тебя не надо…

– Вот и я о том же, – кузнец подал Костику фартук. – Чужак меня объедать будет, деревня не в обузе, несправедливо это. Мне он не нужен, как и заказ на мечи, все равно ты за них мне платить не станешь, а раз так, то давай и ответственность делить вместе, и еду для него тоже. Мне-то что, скажешь, чтобы прогнал, пожалуйста, сейчас и прогоню, только потом никаких претензий…

– Что значит никаких претензий? – староста притопнул сапогом, поднимая густую деревенскую пыль в воздух. – Сход решил, не моя прихоть. Нужен тебе пришлый, бери, но присматривай за ним, у меня сторожей лишних нет поэтому сам отвечать за него все равно тебе придется…

Кузнец мрачно взглянул Ефиму в глаза и повернулся к юноше:

– Ты, парень, и, правда, оружие ковать умеешь? Если обманул, лучше сейчас признайся, потом поздно будет.

Костя набросил тяжелый из плотной ткани фартук на себя, стоя у огня, он понемногу согрелся, и оттого еще больше захотелось есть.

– Сковать – скую, хоть и не кузнец – об этом не беспокойся. Только зачем вам мечи, если вы ими пользоваться не умеете? Копья – куда ни шло, это оружие попроще, оно любому подойдет, большого мастерства не требует…

– Ладно, пошел я, – староста это прокричал издалека, отойдя метров на двадцать. – А за пришлого паренька ты кузнец перед деревней все равно в ответе, а еду пополам, на мечи вечером приду смотреть, тогда и еду для него принесу.

– Отвечу, если надо будет, – кузнец хмуро посмотрел на подручного и сплюнул на землю. – А ты не стой, огонь потух, давай, берись за меха, посмотрим, что пришлый умеет, а то малец что-то долго не идет. Нет, ты посмотри, каков староста, опять все нас тобой свалил, и чужака уже к нам привязал, нам что его к наковальне цепями приковывать, чтобы он по деревне не ходил?

Костик натянул на ноги, поданные ему подручным кожаные вериги, они были для него велики, но все приятнее, чем босиком, а когда у щиколоток перевязал кожаными ремешками, то стало вполне удобно и комфортно.

Ноги отозвались с благодарностью, принимая тепло обуви и ровную мягкую подошву, кора хоть и спасла от порезов и мелких ранок, но довольно сильно натерла кожу, и та теперь горела неприятным огнем.

Щелястая створка ворот распахнулась, и в кузницу вбежал мальчишка, неся в руках горячий котелок каши, он поставил это на чурбак и вытащил из кармана штанов кусок засохшего хлеба. Настроение у юноши сразу поднялось, когда поднес ложку ко рту.

Плохо ли хорошо, но, похоже, из этой неприятной ситуации он как-то начинает выходить и без особых потерь, а еще полчаса назад думал, что не выживет.

Каша, конечно, не мясо, но есть ее можно. Правда, сразу вспоминалась институтская столовка, где кормили также противно и невкусно, но когда голоден и выбора нет, то и такая еда – благо…

Глава третья

У меня в жизни хорошего было немного, а уж по-настоящему моим вообще ничего назвать не могу – одежду обычно донашивал старших братьев, обувь тоже. Оружие – меч или кинжал они мне давали свои, когда приходилось сражаться на плацу с каким-нибудь новобранцем для тренировки.

Этот оберег, который мне дала повитуха, стал первой вещью, которая принадлежала мне, а если еще учитывать что он от моей матери, которую я никогда не видел, то ценность его вырастает в тысячи раз. Никому его не отдам!

Я хмуро взглянул на женщину. Разговор у нас продолжался уже довольно долго, все уже было сказано, осталось немного. У меня слезы пробивались изнутри, я их едва сдерживал. Мне было жалко себя и мать, умирающую оттого, что роды принимала неумелая девчонка, она и убила своей неумелостью, а не я, но только сказать этого сейчас не мог, повитуха уже ответила перед богом, семнадцать лет страха – это очень много.

– И чем все закончилось?

– Твой отец пил несколько дней, а ты лежал и умирал. Кормить и заботиться о тебе было некому, но тебе повезло, что одна из твоих сестер узнала о только что родившей женщине, которая жила на соседней улице. Если честно, то ей моя мать рассказала, жалко тебя стало.

– Жалко?

– Жалко и страшно. Она подумала, что твоя мать обладала магией, а такие просто не умирают, души их на небо не уходят, а здесь остаются и наблюдают. Особенно души матерей, они о своих детях даже после смерти беспокоятся. Вот она об этом подумала и решила, что мне твоя мать не простит, если ты умрешь.

– Как она о моей кормилице узнала?

– Она у нее роды принимала. Эта женщина была простой, хоть работала в богатых домах служанкой. Мужа у нее не было, а ребенок вот родился, наверно согрешила с кем-то из богатеев, такое часто бывает. Она тоже странной была, выла по-волчьи от боли, когда рожала.

– Выла?

– Многие женщины кричат от боли, орут по-разному, кто на что способен, иногда от такого крика с ума можно сойти. Эта выла, такое тоже бывает, хоть и редко. В этих родах была еще одна странность. Ребенок родился с ног до головы покрытый густой шерстью, как звереныш, а женщина потребовала дитя и его вылизала вместо того, чтобы вымыть.

– Вылизала?

– Правда, странно? Но так было. Самое главное, у нее были две большие крепкие груди, в которых молока хватило бы на четверых. Когда моя мать их увидела, то сразу вспомнила о тебе и передала твоей сестре через соседей, тем самым спасая твою жизнь, а может и мою.

– Спасибо, но если честно, то благодарности почему-то не испытываю. Жизнь у меня не столь хороша, чтобы радоваться, и никогда не была такой. С детства меня обвиняли в том, что именно я убил свою мать.

– Прости, если можешь, – повитуха снова выпила своего отвара и тихо взвыла от горя, но тут же остановилась, увидев мой предостерегающий взгляд. Мне и без ее воплей было тяжело, итак боролся с собой, чтобы ее не убить, хоть особой ненависти ней не испытывал. – Моя мать это сделала, что от меня беду отвести, так что ты ей ничего не должен и мне тоже. – Женщина тяжело вздохнула, допила травяной настой. – А теперь уходи, я тебе больше ничего не должна. Если считаешь виноватой, убей.

– Не в этот раз… – я встал, уже приняв решение, хоть и далось оно мне не просто. – Ты дала мне возможность выжить, я плачу тебе тем же. Живи, хоть в этом нет ничего хорошего ни для тебя ни для меня…

– Как знать, как знать… – повитуха покачала головой. – Я многое повидала и знаю, кто как рождается, так у того и жизнь будет. Ты появился в борьбе, значит, вся твоя жизнь будет такой. Но в этом я не виновата. Такова твоя судьба.

Права была эта женщина. Это я сразу понял. Родился, убив, и умру, убивая. Пусть невольно, пусть не желая. Не вольны мы выбирать свой путь, он уже сложен до нас, хоть и не полностью, изменить можно, но начало пути уже отмеряно. Борьба тоже будет – уже началась.

Я шел, думая о своем молочном брате, о том, кто, как она сказала, появился волосатым. Его звали Денисом. И он никогда не был волосатым. Выглядел таким же, как все. Может и родился так, но должно быть все волосы потом выпали. Хотя, если вспомнить первые дни своей жизни, то когда сосал материнскую грудь, рядом со мной также чавкал какой-то волосатый, теплый комочек.

Но это я мог и придумать. Никто не может похвалиться, что помнит всю свою жизнь с рождения до смерти, так мы устроены, и хорошо, что так.

Для меня Денис был настоящим братом, я любил его и защищал от мелкоты на улице, когда они к нему приставали, потому что он был хрупким и каким-то неуклюжим. Да и к матери молочной относился с обожанием.

Наверно потому, что своей мамы у меня не было, а эта простая женщина делила поровну свою ласку между мной и Денисом, никому из нас не отдавая предпочтения.

Правда, однажды она меня укусила и очень сильно. Но это было от любви. Я понимал это. Следы от зубов долго не заживали, так и остался шрам на спине в конце концов, но я был слишком мал, чтобы возмутиться, хоть и долго плакал, а всех остальных это не интересовало.

Отец мне смерть матери так и не простил, долгое время меня словно не замечал, отдав на воспитание моим братьям и сестрам. Они старались, как могли, хоть и были ненамного больше меня.

Ксения старше всего на восемь лет, Кристина на семь, а братья-близнецы на пять.

До сих пор не понимаю, почему отец так со мной обошелся, я ему не мешал, дома старался не попадаться на глаза, ел последним, работал по дому больше всех. И очень хотел, чтобы он меня похвалил хотя бы раз, но кроме ругани в свой адрес никогда от него ничего не слышал. Наверное, в этом имелась своя правда. Я с детства знал, что не похож на своих родных. Выродок… а еще убийца родной матери!

Вот я шел от этой женщины и думал о том, а что было бы если отцу удалось бы найти хорошую повитуху, а не эту? Как бы отец относился ко мне? Или это было предопределено? Как сказала бабка – судьба?

Так или иначе этот разговор стал началом многих событий, которые изменили мою жизнь. Это тогда я думал, что мне плохо, но только через неделю решил, что жил как раз замечательно. Обстоятельства превратили мое существование в такое жуткое дерьмо, которое раньше даже представить не мог. Моя судьба решила, что пора меня вернуть на мой тернистый путь.

Все началось с того, что отец выгнал меня из дома.

Как я говорил, за мной братья установили слежку, и все-таки выследили мое место для свиданий. Я почувствовал, за мной кто-то наблюдает, прилюдно мне заниматься любовью не хотелось, поэтому проводил девушку до дома и вернулся обратно в парк, чтобы выяснить, кто же это желает мне добра. В парке легко спрятаться, прыгнул в кусты и затих, а протоптанная аллея перед тобой. Любой, кто за тобой пойдет, как на ладони. Жаль только, что парк не освещается, но зато над городом висела огромная луна, как круглый фонарь в полнеба.

Но чем ярче свет, тем темнее тени – так любил говаривать один мой знакомый вор.

Это он рассказывал мне как раз перед тем, как стражники собирались вздернуть того на виселице. Страха этот человек не испытывал, смерть была частью его профессии, и он к ней привык.

Под кустом было темно, я услышал шаги, и приглядевшись, увидел, как прошел мимо меня незнакомый мне человек. Это стало для меня неожиданностью, потому что сам-то уже твердо уверовал, что за мной следит кто-то из моих братьев.

Впрочем, они могли кого-то и нанять. Действительно, зачем им бить ноги в темноте улиц, если можно поймать какого-нибудь мелкого воришку за работой и заставить отрабатывать свой грех? Так или иначе человек меня потерял, вернулся назад, подозрительно глядя на кусты, даже обошел пару из них, в том числе и тот, под которым я лежал, но меня не увидел. Тяжко вздохнул, стоя как раз у куста, где я прятался, и поплелся обратно к выходу из парка.

Я подождал, на всякий случай пробежал немного вперед, и стал красться за ним, прячась за кустами.

Двигался бесшумно, но когда до выхода оставалось всего десяток шагов, я споткнулся обо что-то мягкое, теплое и пахнущее как-то очень знакомо.

Я остановился, пригляделся и с ужасом увидел, что передо мной лежит труп как раз того человека, что следил за мной.

Он был изорван, внутренности выедены, а сердце вырвано. Мне даже на мгновение стало дурно, хоть для настоящего воина, которым собирался стать, это было признаком слабости.

Шпион был не просто убит, на него напал самый настоящий зверь, поджидающий свою жертву в темноте у выхода – там прямо у входа находились самые густые кусты.

Мне стало страшно, хоть у меня висел кинжал на поясе, так что совсем беззащитным я не был. Но когда представил, как выхожу с этим хрупким и не очень длинным кусочком заостренного метала на бой супротив дикого зверя, то сразу понял, что победить таким оружием невозможно.

К тому же тот, чей труп лежал передо мной, был хорошо вооружен, у него имелся арбалет, сейчас разбитый вдребезги. Выстрелить он не успел, болт с железным наконечником лежал рядом, выпавший из канавки. Была в этом какая-то странность, такие болты использовали наемные убийцы, я даже заметил характерный росчерк, который должен был рассказать о том, что убивал профессионал. Получалось, что за мной следил убийца? Но зачем? Кому я нужен? Кто мог заплатить за мою смерть?

Я побежал домой, стараясь держаться освещенных фонарями улиц, добрался до дома без особых проблем, хоть и трясясь от страха.

Бесшумно открыл дверь своим ключом, проскользнул в свою спальню и уже через пару мгновений спал крепким сном. В эту ночь мне даже кошмары не снились.

Об убитом человеке я даже не вспоминал, как-то не сомневался, что его труп стражи добавят к тому десятку мертвецов, что приписывались оборотню.

Утро было обычным, я проснулся последним, но даже не успел умыться, как в мою комнату вошел отец, по его виду я понял, что он уже сходил на службу и вернулся, а такое без причины не бывает. К тому же был чернее тучи и сразу от двери спросил, где я провел вечер и первую половину ночи.

Отпираться не имело смысла, я сразу вспомнил о слежке, поэтому рассказал, что был в парке с девушкой в укромном месте. Тогда он спросил, знаю ли я о том, что в парке нашли мертвое тело разорванное оборотнем?

Ответил – что еще даже не вставал, откуда мне об этом знать?

Тогда отец поднял с лавки мою одежду и показал мне. На штанах расплывалось большое кровавое пятно, вчера в темноте я его не заметил. И не догадался, что мог испачкаться, когда споткнулся о мертвое тело. Даже в голову такое не пришло.

В общем отец меня поймал на вранье, а это было очень неприятно.

Правда, продолжение показалось мне еще хуже. Он просто выволок меня из комнаты, схватив за шиворот ночной рубахи, спустил по лестнице со второго этажа и выбросил из дома.

– Чтобы я больше тебя не видел, – отец кинул мне штаны одного из братьев. – Даю тебе пару дней. Если за это время не покинешь город, за тобой станут охотиться все стражи.

– Неужели ты думаешь, что этого человека убил я? – спросил я, одеваясь. – Неужели так похож на зверя, который рвет людей на части?

– Ты мог это сделать. Человек следил за тобой по моему приказу. На твоих штанах его кровь. К тому же ты – выродок и убийца! А может и хуже, только думать об этом не хочется. Все мои самые дурные мысли сбылись. Ты пришел в этот мир убивать – даже для того, чтобы ты родился, твоей матери пришлось умереть. Пошел вон, пока не всадил тебе арбалетный болт в живот! Сразу предупреждаю, наконечник серебряный, а не железный, как у того бедняги!

– Отец, – попробовал я оправдаться. – Этого человека в парке я не убивал, просто споткнулся об его труп, поэтому и испачкался в его крови.

– Да, забыл, – он вздохнул. – След твоих сапог остался на земле рядом с телом. Эти подошвы я не мог не узнать, обувь нашей семье шьет один мастер. Так что с самого начала я знал, что это ты.

– Я не убивал.

– Для меня доказательств хватает, дознавателям этого будет даже с излишком, – он протянул руку и взял арбалет, который всегда висел рядом с дверью. – Не убиваю тебя только потому, что это может бросить тень на меня и мою семью, а у твоих братьев хорошие перспективы, да и у сестер тоже. Но это больше не твоя семья! Я проклинаю тебя! Уходи! Не заставляй тебя убивать!

Его палец потянул спусковую скобу. Штырек начал опускаться. Я побежал. В какой-то момент почувствовав смерть за спиной, я упал, и короткий арбалетный болт – действительно с серебряным наконечником – врезался в стену. Отец не шутил, он на самом деле хотел меня убить. Я увернулся чудом!

Вот так мне пришлось оказаться на улице, один на один с суровой жизнью.

Сначала даже не понял, какая беда ко мне пришла, больше переживал о несправедливом гневе отца. Он же стрелял в меня и хотел убить! Плохо мне было и довольно долго. Люди встречавшиеся мне на улицах, казалось, смотрели на меня с подозрением. Потом не встретился один из братьев, увидев его хмурое лицо, сочившееся ко мне ненавистью, я понял, что ничего само не рассосется, семьи у меня больше нет. И если я хочу жить, то следует срочно что-то придумывать – например, прибиться к малолетним воришкам или искать какой-то другой способ выживания…

Я выбрал второе, потому что первое для меня было слишком опасно – вся стража меня знала в лицо, и если бы отец приказал, то меня быстро бы вздернули на виселице возле рыночной площади.

А… если не воровать, то следует идти в ученики к сапожнику, кожевеннику или к портному. Значит, стану не стражником и воином, а мастером.

Так и решил, отправился по соседям и тут же разочаровался. Похоже, мои шаги были давно просчитаны.

Оказалось, что пекарь брать меня к себе не хочет, боясь отцовского гнева, хоть и относится он ко мне хорошо, но к нему заходил один из братьев и предупредил.

То же самое повторилось, когда зашел к мяснику. Тогда я понял, что никто из соседей меня не возьмет, да и никто другой тоже – дурные вести в нашем городе распространяются быстро.

В конце концов обойдя всех, кого знал из ремесленников, уставший, злой и голодный я устроился на своем любимом месте около крепостной стены, на выпавшем огромном камне, мрачно разглядывая мелкую зеленую травку, ползущую по косогору.

Думал, искал варианты, но ничего не находил, все больше понимая, что другого выбора мне отец не оставил, кроме как уйти из города.

До этого я никогда за крепостные стены не выходил. Не было в этом нужды, да и считал, что там нет для меня ничего интересного. Не на крестьян же работающих в поле смотреть, или на далекий лес? Это можно сделать и отсюда. Но придется отправиться в неизвестную мне даль, как бы этого не хотелось, и даже в том случае если за городом меня ждет смерть.

А такое вполне возможно. Ночевки под зимним небом редко кончаются благополучно. Сейчас, правда, лето, но оно скоро закончится – а что делать потом без крова, еды и одежды?

Я решил уйти из города на следующий день. Дальняя смерть все равно предпочтительней ближней, умереть возможностей много, только куда спешить?

Сегодня все равно куда либо идти было уже поздно, багровое солнце склонялась к закату, а значит требовалось искать место для ночлега, и желательно, чтобы оно было где-то за крепкими стенами и дверями.

Ночью прохладно, да и не очень безопасно, в последнее время по ночам на улицах бродили жуткие твари, перед которыми даже стража оказалась бессильна. Сам видел мертвое тело с разорванным горлом и выеденными внутренностями, из-за него меня и прогнал отец.

Похоже, у нас действительно завелись оборотни и не только они. Действительно проклятый город. Может это не так уж плохо, если я из него уйду?

Городской маг после того, как с ним поговорили богатые купцы, давшие серебро стражам, теперь каждую ночь сидел в своей башне, творя заклинания, часто это самое высокое сооружение в городе не было видно из-за густого, желтого, а то и зеленного дыма.

Правда, этим все и заканчивалось, по ночам ходить горожанам по-прежнему было небезопасно, люди пропадали с улиц, а в последнее время и из своих домов, запертых изнутри, хоть запоры оставались неприкосновенными.

Кроме оборотня завелась еще какая-то нечисть, против которой никто не знал как бороться.

Стража быстро перестала геройствовать, как только обнаружили первые высушенные трупы, и, несмотря на то, что серебром их снабдили, на ночь забивалась в какой-то из трактиров, а их командиры смотрели на это сквозь пальцы, заявив городским властям, что пока те не найдут средств на хорошего мага, все так и будет продолжаться.

Правда, надо признать, раз в три дня все равно проводили ночные облавы на оборотня, прочесывали все улицы, на которых горел свет, а потом с чувством исполненного долга шли пить пиво.

Результат этот кое-какой дало, разорванные тела стали находить значительно реже. Например, тот, что я обнаружил в парке, был первым за последнюю неделю.

Все уже решили, что оборотень ушел из города, испугавшись стражи, которая вооружилась серебряными болтами. Так что труп соглядатая явно не будет последним.

Отец конечно же знал об этом. И если выгнал из дома, то наверняка понимал, что обрекает на смерть, и меня утром, как одного из многих несчастных могут найти в полу засохшей луже крови в виде разорванных кусков плоти, из которых невозможно сложить тело полностью, или высушенной кожаной оболочки, на которой остается только лицо.

Не думаю, что он всерьез решил, что именно я по ночам убиваю людей, для него это лишь удобный повод прогнать меня из дома.

Просто решил расквитаться, надоел я ему. Ну и ладно, ну и пусть! Как-нибудь проживу, а потом он поймет, что сделал это напрасно. Я вернусь в город, как опытный воин – настоящий гвардеец, украшенный боевыми шрамами и с золотом, звенящим в кошеле, и он выйдет меня встречать со слезами на глазах, и будет молить о прощении…

Я смотрел, как солнце опускается за стену, мучительно размышляя о том, где найти место, в котором можно пережить эту ночь. Это вчера я мог гулять с девушкой по ночному парку и ничего не бояться, а сегодня уже нет – все изменилось, и смелости во мне значительно поубавилось. Если за твоей спиной семья, мыслишь немного иначе, чем когда оказываешься один. Итак, где же мне переночевать?

Все подземелья и подвалы еще неделю назад по приказу магистрата заколотили крепкими щитами. В парке ночевать опасно, если там бродит по ночам оборотень.

Ситуация показалась мне забавной. Когда у меня был дом, то я спокойно бродил по улицам, ничего не боясь. Абсолютно был уверен в том, что сумею дать отпор любой твари, а вот когда дома не стало, сразу понял, как уязвим.

Пойти к своей девушке, мне даже в голову не приходило. Отец моей милой служил в страже, и уже наверняка знал о том, что меня выгнал отец, а значит, может меня принять стрелой из лука или болтом из арбалета.

А девушка… что ж… найдет другого, я уже наверняка стал для нее пустым местом – одно дело крутить роман с сыном командира отряда стражи, и совсем другое с бродягой, у которого нет дома и средств к существованию.

Как быстро все меняется на свете!

Еще утром я был уважаемым человеком в городе, мне улыбались девушки, а мои сверстники опасливо поглядывали на меня. А сейчас… если сегодня ночью меня загрызет оборотень, или высосет из меня все соки неведомая никому тварь, то все только безразлично пожмут плечами – туда ему и дорога!

Тут я снова задумался и вспомнил. У меня же есть место, где меня примут, чтобы я ни натворил в этом мире! Это дом моей молочной мамы. Я знал, что любила она меня не меньше, чем своего сына Дениса. Правда, в последнее время мы редко виделись, я так увлекся своими делами, что стал ее забывать. Мне не раз передавали, что она часто болела, и с едой у дела обстояли не очень хорошо, так как не могла работать.