Текст книги "Королева ночи"

Автор книги: Владимир Лосев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 32 страниц)

А за это время каждый из нас должен был найти себе подходящую для дальней дороги одежку, набрать припасов, найти оружие, чтобы не чувствовать себя беспомощным перед зверьем и плохим человеком.

Я прошелся по рынку, прицениваясь к изделиям местных кузнецов с золотыми рукоятками и серебряными ножнами, украшенными самоцветами. Очень красиво, даже роскошно, только в бою такое не пригодится, да и металл на такие изделия идет не самый лучший, обычно мягкий, чтобы можно было набивать рисунки.

Такое оружие служило больше для того, чтобы подчеркнуть статус владельца, его знатность и богатство, а заодно подрезать заусеницу на пальце, или срезать нитку. Обычно его любили юноши из знатных семей, собирающиеся пойти на службу к королю. Тот с охотой брал всех, так как любил сражения, поэтому наше королевство не вылезало из войн с соседями.

Ничего хорошего простому люду это не давало, молодых ребят забирали в армию, немного гоняли в военных лагерях, чтобы могли отличить копье от меча и… вперед в бой!

Возвращалась примерно половина, и для нормальной жизни не очень пригодная, особенно первое время, потому что они всегда были готовы схватиться за нож, чтобы защитить свои понятия о чести. Бывало и убивали, да и дрались не щадя никого.

В городе имелось только одно место, где им всегда были рады – городская стража. Там буйный вояк нрав шел горожанам только на пользу.

Таким когда-то был мой отец, он тоже прошел войну, возможно поэтому был так безжалостен ко мне. Но стоит ли об этом говорить? Моя семья – дело прошлое.

А сейчас мне нужно купить все необходимое для дороги и исчезнуть из этого города как можно быстрее, пока отец не придумал для меня другого наказания.

Я повертел в руках очередной кинжал.

Надо ли говорить, что всего один камень в оправе стоил больше того, что мне удалось бы заработать за всю жизнь?

Боевое оружие я так и не увидел, хоть прошел всю рыночную площадь.

О том, что выставляли на продажу деревенские кузнецы даже говорить не стоило, эти о настоящем оружии ничего не знали. Меч не плуг, а копье не вилы – для хорошего оружия нужны особые умения и знания, недаром лучшими оружейниками становятся те, кто в свое время повоевал и поэтому знает цену хорошему мечу, луку, или копью.

А стоит настоящее оружие дорого – обычно жизнь. Если твой меч сломан в бою, то никто не станет ждать, пока ты найдешь себе новый, а просто воткнет тебе в грудь что-нибудь острое.

Я бросил взгляд на то, что сельчане выложили на дерюгу возле своих обозов и тяжело вздохнул – такими ножами даже хлеб не нарежешь.

Обойдя рыночную площадь, направился вверх по улице, уже не глядя на оружейные лавки, которых здесь было много – с моими медяками туда не стоило соваться, хоть там встречались достойные образчики мечей и кинжалов.

Взглянув на солнце, я решил, что уже довольно поздно, отец должен заниматься на плацу, тренируя новобранцев, братья рядом с ним, помогая и наставляя тех, кто впервые в руки взял алебарду – оружие стражей. Кстати, довольно опасное оружие в умелых руках, помесь копья и боевого топора, я видел как людей таким оружием разрубали надвое.

Вероятнее всего дома остались только сестры, которых я и собирался уговорить, отдать мне старый меч, что валялся у нас на чердаке.

Отец получил его в награду за свое геройство в бою давным-давно, но никогда не носил, он не подходил ему по балансу и был для него слишком мал, а вот для моей руки это оружие было в самый раз.

Поэтому оглядевшись, нет ли поблизости кого-то из товарищей отца – стражей, я отправился к дому, дожевывая краюху, что дал мне трактирщик, по-прежнему не понимая, почему тот решил пожалеть меня. Не из-за пустяшного же долга?

Я еще раз огляделся, улица была пустынна, только вдалеке ученик кожевенника бежал с кипой кож, убедившись, что никого поблизости из стражей нет, аккуратно постучал в мощную дубовую дверь.

Как и ожидалось, дома оказались одни сестры, рассмотрев меня из окна второго этажа, они отказались впустить меня внутрь.

Жили мы в старом двухэтажном доме, сложенном из массивных валунов, скрепленных раствором так, что за столетия все это стало единым монолитом. Входные двери были массивными, укрепленными металлическими полосами, выломать такие не просто, почти невозможно. Окна на первом этаже выходили в небольшой внутренний дворик, ворота в него были всегда закрыты и укреплены так же, как и двери.

На улицу смотрели только окна второго этажа, да и те на ночь закрывались крепкими обитыми железом ставнями.

Не дом, а крепость, отец ожидал всю жизнь войну, которая придет в наш город и поэтому укреплял его постоянно.

Мне пришлось вести переговоры с сестрами, задрав голову вверх, и оглядываясь по сторонам, опасаясь, что нас кто-то услышит. Кричать приходилось довольно громко.

Как бы я не уговаривал, сестры впустить меня внутрь не решались, а может, просто не хотели – они меня тоже не очень-то любили.

Узнав, что мне требуется меч, который не представляет для нашей семьи никакой ценности, они согласились его отдать, а заодно мой юношеский кинжал, который когда-то выковал для меня кузнец стражей.

Он был маловат, но в качестве метательного ножа и зубочистки вполне мог пригодиться, к тому же у него имелось одно несомненное достоинство, это оружие было выковано из хорошей стали.

После долгих уговоров мне сбросили все, что я просил, через окно второго этажа, заодно предупредив, что если сегодня же не уберусь из города, то завтра на меня начнется настоящая охота.

Сестры слышали, как отец разговаривал с другими стражами, а также с хозяевами многих гостиниц и трактиров, прося их помочь наставить неразумного сына на путь истинный. Причем меры предлагались самые радикальные, вплоть до порки на площади и помещению в городскую тюрьму, славящуюся у нас тем, что большинство узников не выдерживали там даже трехмесячный срок, их просто съедали крысы, которых развелось там видимо-невидимо.

Несомненно, слышать это было не очень приятно от родных тебе людей, но тут приходится только удивляться изобретательству богов – если уж они хотят кому-то причинить зло, то делают это, не жалея средств и привлекая всю свою зловещую фантазию. Вряд ли меня удивит, если к вечеру за мной будет гоняться вся городская стража, вместе с ворами и убийцами. Их она покрывает и поддерживает, лишь иногда вздергивая на лобной площади тех, кто неправильно понимал правила игры – взамен, те выполняют поручения стражей, например, убивают тех, кто мешает их интересам, до которых они не могут добраться по тем или иным причинам.

Возможно за моей спиной уже сейчас тенью скользит один из наемных убийц, готовясь воткнуть мне в спину тонкий и длинный нож с меткой, по которой в нашем городе определяют заказное убийство.

Впрочем, это я уже размечтался, отец предпочитает более дешевые и надежные методы, вроде арбалетного болта в грудь.

Правда, обижаться на него все-таки не стоит. В конце концов он меня вырастил, поднял на ноги, выучил грамоте и многому другому, что могло пригодиться в моей будущей жизни.

Благодаря этому, я вполне самостоятелен и могу за себя постоять. Меня на плацу гоняли так, словно хотели убить, там я приобрел выносливость и терпение – основные черты настоящего воина. Заодно достаточно знаний, чтобы выживать в любой обстановке, слушая рассказы воров и убийц, дезертиров и неудачливых наемников перед казнью.

Сестры выбросили не только меч, но и добротные сапоги одного из братьев, которые стали ему малы, старую кожаную куртку другого из которой тот вырос, и отцовский мешок для дальних странствий, с уложенным в него флягой, кресалом и огнивом – тот им давно не пользовался.

Взяв все это, я сразу почувствовал себя гораздо лучше.

Мне не хватало только лука и стрел, но это и сам смогу сделать в первом же лесу, который встретится нам по дороге.

Орешник или тис – все сгодится, правда, лук не будет боевым, но убить зайца или человека с расстояния сотни метров, я смогу.

В дальних странствиях без такого оружия в лесу делать нечего – останешься голодным, потому что ни одна птица или животное не подпустит тебя к себе, чтобы ты мог ее поймать.

Силки – хорошая штука, но они требуют времени и знания звериных троп, поэтому лук и, пожалуй, праща – лучшее средство для добычи пропитания в дальней дороге.

Я помахал сестренкам на прощанье рукой и пошел к рыночной площади, не испытывая ни сожаления ни горечи от разлуки с семьей.

Мы жили вместе, временами нам было неплохо, но большей любви между нами не было. А разве не то же самое происходит в других семьях?

В какой-то момент дети вырастают и начинают искать свои пути, ведущие к смерти.

Какое это замечательное ощущение, когда перед тобой лежит весь мир, или если хотите – чистый лист, на котором можно написать все, что захочешь.

Это потом когда проживешь немного, пройдешь отмерянную тебе часть пути и определится рисунок твоей судьбы, только тогда станет ясно, что все было иллюзией.

И окажется, что идти можно только в одном направлении, дорога всего одна, да и та ведет к могиле. Кто идет короткой дорогой, кто длинной, но все в одно место.

Но пока почему бы не порадоваться своим первым шагам, особенно когда экипирован на славу, молод, неопытен и готов ко всему новому?

Именно такое чувство я испытывал, вышагивая по булыжной мостовой, старясь держаться подальше от мутного дурно-пахнущего ручейка нечистот бегущего посередине улицы.

При этом не забывал зорко смотреть по сторонам, чтобы не напороться на кого-либо из стражей или друзей отца – кончиться это могло плохо…

Сражаться с ними мне не хотелось, могли и убить, тем более, что стражники по одному не ходят…

* * *

Никита исчез, он услышал его торопливые удаляющиеся шаги. Лежать рядом со своей же рвотой, и ощущать ее гадкий запах, даже думая, что умираешь – не самое приятное занятие.

Поэтому Костя согнул ноги в коленях и оттолкнуться от земли, пятки скользили по влажному мху, но ему все-таки удалось сдвинуться на десяток сантиметров. Этого было мало, запах никуда не ушел, а стал еще омерзительнее, пришлось двигать онемевшими конечностями до тех пор, пока он не уткнулся головой в кусты.

Острый шип расцарапал ухо, но одной царапиной больше, одной меньше – какая разница, если все равно скоро умрешь?

Его не это заботило, а запах.

Герой не должен умирать в своей собственной рвоте, а как-то по-другому более красиво, сжимая в руках меч. Но его оружие осталась в ноге нечисти, которая если верить Никите, наткнулась на его копье и умерла. На это он даже надеяться не мог, хоть и видел краешком глаза, что оно падало именно на копье.

Кусты как место упокоения ему не понравилось, люди не смогут увидеть его мужественного лица среди колючих веток и изумрудной листвы. Пришлось снова двигаться.

Невероятным образом, кусая итак уже распухшие от боли губы, Косте удалось перекатиться в сторону, снова оттолкнуться, потом еще раз, и… упереться головой в дерево.

Запаха больше не чувствовал, но не потому, что его не стало, просто боль стала настолько нестерпимой, что он снова потерял сознание.

Очнулся оттого, что на него снова вылили воду. Костик открыл глаза и увидел все того же Никиту, стоящего над ним с флягой воды с радостным улыбающимся лицом.

– Ты же ушел, – Костя мужественно боролся с вновь подступающей рвотой. – Зачем вернулся?

– Я подумал, что буду выглядеть в глазах всей деревни дураком, если окажется, что ты не умер, – радостно произнес мальчик. – А потом еще ни разу не видел, как кто-то умирает. Мертвых видел, а как умирают нет. Вот и решил, что нужно остаться и досмотреть до конца.

Никита вытащил из брошенного своего мешка хлеб и сыр и стал есть, не отводя взгляда от его искореженного нелепо повернутого тела.

– Кстати, а чего ты уполз с поляны? Я бы тебя не нашел, если бы ты не взборонил весь мох, сначала даже подумал, что тебя какой-то зверь утащил, чтобы съесть. В этом лесу много зверья питающегося падалью.

– Я еще не падаль…

– Но ведь будешь же! – Столько радостного оптимизма было в этих словах, что юноша тут же решил, что в этот раз он не умрет, чтобы не доставить веселья мальчишке. – Я тебя хоронить не буду. Бабка Маланья говорит, что этого делать не надо, животные и растения сами съедят твой труп, тогда жизнь в этом месте будет продолжаться, а твоя душа перейдет в того, кто тебя съест. Так что ты не зря умрешь, а накормишь животных, птиц и растений…

– Дай попить, – прошептал Костик. – Я от тебя столько глупостей за пару часов услышал, сколько не слышал всю жизнь. К тому же меня почему-то твои слова не утешают…

Никита сунул его в рот флягу, ударив при этом довольно болезненно по зубам. Костя выругался шепотом, по-другому не получалось, и стал глотать безвкусную холодную воду.

– Так ту я тварь убил или не ту?

– Не беспокойся, можешь спокойно умирать, это та самая нечисть, что утащила сердце и Николая – деревенского сторожа.

– С чего так решил?

– Я нашел в кустах охранника уже мертвого, тут недалеко, думаю, тварь его тащила, тащила, а потом стукнула об дерево, убила и расстроилась.

– Интересно почему она расстроилась? – Костик пошевелился, боль так и ходила в нем волнами, и было ее много, каждый раз поворачиваясь, да и просто двигаясь, он открывал все новые и новые ее очаги. Теперь юноша начал понимать это слово, действительно, внутри все горело огнем.

Досталось ему изрядно, если бы нечисть сама на копье не напоролась, быть ему сейчас мертвым, как деревенскому охраннику.

– Так все же просто, – мальчик сел с ним рядом, вытащил из котомки дурно-пахнущую мазь и начал деловито смазывать его ранки, мазь была едкой, и она обжигала не хуже йода, так, что юноша даже зубами заскрипел, при этом сдерживаясь, чтобы не заорать. – Твари колдун наверняка приказал притащить живого человека, а она споткнулась об поваленный ствол, сторожа выронила, головой его стукнула о дерево – тот и умер.

Зверюга, я думаю, уже собралась идти снова в деревню за другим человеком, да тут услышала, что мы идем. У них уши, видел какие большие? Вот и побежала нас ловить, точнее тебя, я-то поумнее оказался, на дерево залез, а тебе с ней драться пришлось…

– Да, уж… – вздохнул Костик, понимая, что сейчас он слышит ту версию, что будет рассказана в деревне: как ловкий и умный мальчик Никита справился с жутким зверем, руководя боем с дерева, подсказывая своевременно, что и как нужно делать неумелому и глупому чужаку. – Дай еще воды. Кстати, а сердце ты нашел, из-за которого все и началось?

– Ага, нашел, нечисть его в руках держало, а когда ты его по ноге мечом полоснул, то выбросило в кусты. Я это с дерева видел.

– Это хорошо…

То ли от мази, то ли тело понемногу привыкло к боли, но сейчас он уже мог шевелиться. Юноша приподнялся, и хватаясь за корень дерева, добрался до ствола и сел, прислонившись спиной к серой пахнущей гвоздикой коре.

Багровое светило уже заваливалось к земле, часа через два оно дотянется до верхушек деревьев леса и начнется вечер, а потом придет и ночь. Конечно, неплохо, что звери в этом лесу заколдованы и людей за пищу не считают, но все равно костер развести надо, а то вечерняя прохлада и ночной холод быстро сведут его в могилу.

Только у него нет сил даже для простого любования лесом, желтым небом с темно-зелеными перьями облаков.

Как все-таки красиво, и так хочется жить!

Никита подал ему фляжку, и он выпил несколько глотков холодной воды.

– Ты в деревню когда пойдешь?

– Сегодня уже не пойду, – помотал головой Никита. – Скоро стемнеет, придется где-то заночевать, так почему бы не здесь, рядом с тобой? Хоть посмотрю, как люди умирают…

– Тогда разведи костер…

– Это пожалуйста. Все равно надо еду для себя готовить, ты-то, наверно, ничего не будешь – мертвые же не едят?

– Я еще не мертвый…

– Так будешь же!

Костик мрачно сплюнул около себя и вздохнул, в слюне была кровь – вероятно когда ударился лицом об землю, все губы разбил, а то и зубы выбил, а может и легкие повреждены. Если это правда, то жить ему осталось всего ничего… этот проклятый мальчишка правильно заметил. Действительно, уйдет и пропустит такое интересное зрелище, как смерть героя. Юноша мрачно пробурчал:

– Все мы умрем когда-то, ты тоже…

– Не… я не скоро, мне еще жениться надо, детей нарожать, на ноги их поднять, только тогда…

– А мне?

– А тебе-то зачем? Ты же пришлый…

Костик скрипнул раздраженно зубами и закрыл глаза.

Мальчик суетился возле костра, а Костя все так же и сидел у дерева, глядя не мигая на языки огня лижущую какую-то деревяшку, здесь в этом мире даже цвет пламени был иным, не желтый, а какой-то голубоватый, хотя определенная багровость в нем присутствовала.

Шевелиться не хотелось, боль вспыхивала при каждом движении. Умирать он уже тоже не хотел, чтобы не доставлять удовольствие Никите – безжалостному и равнодушному в чужой боли, как все мальчишки в его возрасте…

Костик глубоко вздохнул, охнул от боли в ребрах, и шевельнул руками, а затем ногами, проверяя тело.

Кости точно больше нигде не сломаны, кроме ребер. А вот те, похоже, треснули основательно от жесткого удара когтистой лапой, поэтому и дышать тяжело.

Подобны повреждения у него были в детстве, тогда он не успел перейти в позу «железная рубашка» и пропустил удар ногой, но там все было проще, вызвали скорую, проверили на рентгене, обнаружили, что два ребра треснули, и заставили носить тугую повязку. Через пару недель все срослось – на нем все тогда зарастало как на собаке.

А что будет здесь, где даже антибиотиков нет? В наличии только отвары знахарок, мази, травы…

Впрочем, надо признать, какая-то польза от мази бабки Маланьи есть, она хоть и жжется, но свое дело делает, некоторые ранки прямо на глазах исчезают, не оставляя шрама, да и багровая припухлость от удара о ствол дерева на боку заметно уменьшилась.

Мгновенно, конечно, не пройдет, но через пару дней, сможет ходить, а через месяц и не вспомнит о сегодняшних травмах.

Вот и есть уже хочется – первый признак того, что сегодня не умрет, раз тело требует возмещения энергии, значит жить будет.

А сил он потратил много на прыжки и уходы от этой нечисти. До сих пор страшно об этом вспоминать. Ему здорово повезло, что воткнул копье в мох, в этом и заключается фатум воина – сделать какую-нибудь глупость, которой от тебя никто не ожидает, а потом окажется, что именно она и принесла тебе победу.

– Так ты все-таки есть будешь или нет? – поинтересовался Никита, пристраивая над костром котелок. – Я уже устал ждать, когда ты умрешь, даже проголодался, а обещал, что скоро, даже устать не устану…

– Есть буду и много, – вздохнул юноша. – Прости, но решил сегодня не умирать, мне погода не нравится, то и гляди, дождь начнется, а в такую погоду смерть – самое скверное дело…

– Это еще почему?

– А ты разве не знаешь, что умирать при грозе нельзя? – криво усмехнулся Костик и снова сплюнул, почувствовав во рту кровь. – Если в это время погибнешь – считай, пропала твоя бессмертная душа безвозвратно.

– Не знаю, мне об этом ничего не рассказывали. Расскажи, пожалуйста…

– А поесть дашь?

– Сейчас кусок солонины брошу в воду для супа, и пока светло, травки съедобной наберу, иначе невкусно будет, они кислинку дают. Бабка Маланья много их мне показывала, многие из них и лечебные, так что тебе будет в самый раз. Должно хорошо получиться, вкусно и полезно. Так почему нельзя в дождь умирать?

– Опасность большая, что душа до неба не долетит, – тяжело выдохнул Костя, ощупывая ребра. Определенно нужно сделать тугую повязку, иначе он не сможет даже спать. – Ее либо молния развеет, либо дождь промочит, тогда она от влаги вес наберет и не сможет высоко подняться, так и будет бродить по земле неприкаянной тенью.

– Я и не знал о том, что такое бывает в дождь, – огорченно покачал головой Никита. – Тогда может завтра умрешь?

– Может и завтра, если погода хорошая будет, – юноша задумчиво разглядывал быстро темнеющее приобретшую серую окраску небо, багровое светило исчезло за плотными тучами, которые из светло-зеленых нежных обрывков ваты на глазах превращались в черные, мрачные хлопья, почти такие же, как на Земле. – Но если и завтра дождь будет, тогда совсем не умру.

– Плохо, – вздохнул мальчик. – Так хотелось увидать, но если в дождь нельзя, то нельзя, ничего тут не поделаешь. А о тенях и призраках мне бабка Маланья рассказывала, и даже научила, как от них избавляться.

– И как?

– Они холодное железо не любят, если их ножом разрезать или вилами проткнуть, то сразу улетят, им потом это место трудно зарастить, сил не хватает – у них же тела нет, питаться, как мы, не умеют Им людей опасаться надо, все равно со временем исчезнут, развеются…

– А ты многое знаешь…

– Бабка Маланья часто мне сказки разные рассказывала, она меня любит, а я ее.

Нам бы место найти, где от ливня спрятаться, иначе насквозь промокнем. Деревья, они нас только от прямого дождя спасут, но потом все равно с них капать будет. Все промокнет, а мох еще с прошлого дождя сырой, а после этого станет совсем как губка. Ты хоть немного идти сможешь?

– Немного смогу…

– Тогда пошли, – мальчик подхватил котелок с огня и свой мешок. – Здесь метрах в ста от этой поляны горы начинаются, а в скале пещера, где мы с Тимкой куски меча нашли, которую я тебе обещал показать. Вот там и остановимся.

– Если поможешь подняться, то дойду, – Костя еще раз мысленно окинул тело критическим взглядом. Ребра, конечно, при каждом шаге будут отдаваться болью, левая нога подволакиваться станет, на ней синяк огромный, все мышцы болят. Но ждать пока тебя дождем смоет, дело неперспективное. Уже раз было такое и совсем недавно, результат известен, он черт его знает где, а все оттого, что промок и замерз. – Найди сук какой-нибудь, чтобы я его использовал, как посох.

Никита поставил котелок на землю, подбежал к юноше и дернул за руку так, что тому показалось, будто у него рвутся все жилы. Он громко вскрикнул, потом, резко выдохнув воздух, все-таки встал, правда, сразу привалился к стволу дерева, приходя в себе.

Перед глазами вспыхивали мелкие искры, застилая взор, да и смотреть было не на что – фиолетовый мох кружился в небе, смешиваясь с черными тучами, а сквозь низ пробивались цветные искорки, превращаясь в огромные багровые круги.

Сердце болезненно билось о треснувшие ребра, ноги подкашивались, не хватало воздуха, хоть грудь ходила, как меха в кузне, а пот заливал глаза.

– Иди за мной, – услышал Костя, сквозь мерный шум в ушах. – А посох мы тебе по дороге найдем.

Он сделал шаг в направлении голоса, потом второй, а когда окружающее перестало кружиться перед глазами в диком хороводе, успел увидеть мелькнувшую среди кустов спину мальчика, туда и пошел, хватаясь за колючие ветки кустов и стволы деревьев, не чувствуя при этом боли от впивающихся в ладони острых и длинных шипов.

Никита дожидаться не стал, даже не оглядывался, а просто бежал впереди, словно забыв о нем. Костю шатало, ему все время казалось, что через мгновение он упадет, боль бродила по телу, вспыхивая то тут, то там.

Пот, смешиваясь с непрошенными слезами, заливал глаза, а сердце старалось выпрыгнуть из груди. Мерзко это было, да и слабость мешала, но лечь не решался, боялся, что потом не встанет.

Он не видел, куда идет. Шел как слепой, расставив руки, все силы уходили только на то, чтобы не упасть. Спина мальчика то исчезала, то снова появлялась, среди кустов и стволов деревьев, фиолетовый мох под ногами проваливался, как мягкая подушка, не давая твердой опоры измученным босым ногам.

Время растянулось, превратившись в вечность, наполненную стуком суматошно бившегося сердца и хриплым дыханием, больше похожим на вскрики.

Пространство тоже имело свой цвет, багрово-кровавый с вкраплениями зелени листвы и синевы мха под ногами.

Так он шел, не надеясь больше ни на что, потерянный во времени и пространстве, пока не уперся прямо в скалу, которая выросла серой громадой перед ним, когда он раздвинул своим телом куст, расцарапав в очередной раз итак уже изрядно окровавленные руки.

Он прижался к ней лбом, остужая о холодный камень, пытаясь понять, куда исчез Никита, и откуда здесь посередине леса появились горы.

– Ты нагнись, нагнись, – донесся откуда-то снизу голос мальчишки. – Вход внизу. Мы его случайно нашли. Я в этот куст упал, когда меня Тимка толкнул…

Опускаться было трудно, легче упасть, что юноша и сделал – просто повалился как мешок с гнилой картошкой, царапая лицо и руки о колючки.

У самой земли обнаружилась узкая щель в камне, из которой торчало чумазое лицо.

– Пролезешь?

– Не знаю, – с сомнением покачал головой Костя, вытянул свое тело, которое показалось ему непонятно невероятно длинным, большим и неудобным, пополз вперед, хватаясь руками за ветки куста и подтягиваясь. – Я попробую, хоть и не уверен.

– Ты только не застревай, обратно вытащить будет некому, а вперед тебя тоже не протащу, так и будешь торчать в дыре, пока не помрешь…

Никита довольно рассмеялся своей неказистой шутке.

Юноша хотел ответить что-то грубое и злое, но как раз в этот момент и застрял.

Ощущение оказалось жутким, словно из детских кошмаров, когда ты рвешься, рвешься, и не можешь сдвинуться с места, а все вокруг заполнено чем-то вязким и в то же время неподатливым.

Уже через мгновение ему показалось, что скала своим многотонным весом давит на его хрупкое тело, понемногу смыкаясь. Возникло ощущение, что через мгновение жесткий камень раздавит, превратит в мокрое место, даже кости рассыплются известковым порошком…

Щель, в которую он лез, стала подобна пасти голодного зверя, куда он случайно влез.

Он задергался, пытаясь пролезть вперед, застревая все больше и больше, грудь сжало, голова закружилась от нехватки кислорода и от боли в сломанных ребрах.

Но тут его за руки схватил мальчишка и дернул вперед. Слабые потуги на удивленье, как раз и оказались той самой малостью, что ему была необходима, чтобы проскочить внутрь.

Костя пролез через отверстие и свалился вниз с примерно метровой высоты. Резкая боль от треснувших ребер словно прорезала тело, он закричал, но крик захлебнулся собственной рвотой. Его окружила спасительная темнота и понесла куда-то вдаль, где было тихо, только вдалеке хрипело чье-то дыхание. Он снова потерял сознание.

И в очередной раз очнулся от льющейся на него воды.

Никита смотрел на него с тревогой и каким-то испугом. Наверно, он все-таки умирал как-то не так, как положено героям. Костя пошевелился, подставляя открытый рот воде текущей на него из фляжки мальчика, а напившись, пробурчал:

– Я же не цветок, чтобы меня все время поливать, или ты надеешься, что вырасту?

– А ты не падай в обморок, тогда не буду поливать, – радостно засмеялся Никита. – Тебя не поймешь – то обещаешь умереть, но не умираешь, а когда начинаешь верить, что будешь жить – снова загибаешься.

– Да уж, – юноша выдохнул из больной груди застоявшийся там воздух. – Можно подумать, что мне нравится падать в обморок. Но я теряю сознание от боли, а не от своего желания. Мне крепко досталось от этой нечисти, зацепил он меня своим последним ударом, лететь пришлось долго, да и приземление на ствол дерева мягким не назовешь.

– Я видел, твое тело было как тряпичная кукла, в тебе наверно не осталось ни одной целой косточки, – покивал участливо Никита, правда тут же радостно добавил. – А ствол дерева еще крепкий был, так ты его наполовину развалил – вот уж сверзился, так сверзился…

– Это точно, – Костя прислушался к себе, хуже ему не стало, боль, конечно, чувствовалась чуть ли не в каждой клетке, но ее можно было терпеть. Впрочем, если даже и нельзя, то все равно придется. – Где мы?

– Как где? В пещере, как я и обещал. Здесь сухо и тепло. Об этом месте никто не знает, только я, здесь нас никто никогда не найдет.

– Почему-то меня это совсем не радует, – пробормотал Костик и наконец-то открыл глаза. Сквозь щель падало немного блеклого света и видно было немного. Лежал он на земле, повсюду валялись камни, а уже метре от него колыхался густой непробиваемый мрак. – А дальше что?

– Как что? Надо доварить обед. Мы с Тимкой еще в прошлый раз сюда хворост натаскали, сейчас разожгу костер, поедим, а потом решим, что дальше делать …

– А что там в пещере?

– А кто ж его знает? – мальчик вытащил откуда-то из-за спины охапку хвороста, быстро разложив на каменном полу, начал чиркать кресалом, раздул трут, и стал подкалываться к нему мелкие веточки, потом более крупнее сучья, только после того, как огонь жадно стал пожирать хворост, пристроил над ним котелок. – Мы дальше не ходили – страшно, никто не знает, кто там может в темноте прятаться.

– А куски меча где нашли?

– Здесь под ногами валялись, мы костер развели и на них наткнулись, я даже палец себе случайно порезал, а в глубь не ходили…

– Понятно, – пробормотал юноша. Голос мальчика временами исчезал, превращаясь в почти неслышный шепот, его тянуло в сон, он и не сопротивлялся. Костя прожил очень тяжелый день, в котором ему крепко досталось.

До этого ему никогда не приходилось драться с таким мощным и сильным противником. В первый раз столкнулся с врагом, который выше его в два раза и намного сильнее. Да и это была не учебная схватка на бамбуковых мечах и шестах, а настоящий бой с кровью и болью.

Правда, ему каким-то невероятным чудом удалось победить. Больше благодаря случаю и удаче, чем умению и мастерству. А шансов у него первоначально вообще не было, даже если бы и держал в руках хороший японский меч, настоящее боевое копье и гибкий воинский лук, из которого стрелу можно пустить на пять сотен метров. Хотя с луком может быть что-то и получилось…

Если стрелять издалека, метров со ста, со скалы, куда эта тварь забраться бы не смогла и попасть в глаз…

Всегда надо бить в глаз, любая тварь, как бы велика она ни была, слепой драться не может, и ты победишь…

Да и меч настоящий бы не помешал, он бы эту ногу которую с трудом проткнул, мог бы разрубить с одного раза…

Веки стали невыносимо тяжелыми, держать их открытыми не хватало сил, наконец он не выдержал и его понесло в густую темноту, наполненную собственным хрипом и стонами.

Никита, услышав его храп, недоуменно нахмурился.

– Нет, так не умирают… – пробормотал он. – Чужак заснул, значит, сегодня не умрет. С одной стороны конечно жаль, не увидел самое интересное, но с другой стороны – страшно в этом лесу одному, того и гляди какая-нибудь нечисть тебя поймает, или призрак. Их здесь много, еще дед рассказывал, что они от древних не упокоенных людей остались.

Мальчик снял с огня котелок и попробовал суп, травки он собрал немного и то пока шел к пещере, но она дала свой вкус, и получилось совсем неплохо. Он протянул руку, чтобы разбудить Костика, но передумал.