Текст книги "Тройная игра афериста (СИ)"

Автор книги: Владимир Круковер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 30 страниц)

– Советую тебе смываться побыстрей. Деньги хоть есть?

– Есть, – ответил я машинально.

– Вот и мотай. Они это убийство на тебя свалят, учти. Жить тебе теперь в вечном страхе, пока не найдут. А когда найдут – станешь похож на меня. Это приятней, чем просто шлепнуть тебя, падлу.

Он протер краем пиджака пистолет, вынул обойму – она оказалась пустой, швырнул в кровавую лужу и исчез.

Я схватил рюкзак, спортивную сумку и выскочил из подъезда. Где-то за деревьями знакомо завывала машина. Я хлопнул себя по куртке – документы были с собой. В три прыжка я скрылся в кустах и присел на корточки. Знакомая машина остановилась около лестницы, выскочившие оттуда люди протиснулись в подъезд.

Ждать их появления назад я не стал. Я пробрался закоулками, вышел у сквера, посмотрел из кустов вокруг. На знакомой скамейке сидела маленькая шлюха, так легко подставившая меня ментам. Рядом с ней маячила мужская фигура.

Я всмотрелся. Уже смеркалось, но вечер еще не наступил, а июньские дни долгие. Мужчина был в каком-то нелепом головном уборе, напоминавшем чалму. Мне следовало бежать, прятаться, а я, как дурак, скорчился в кустах, подсматривал. Сладкая парочка встала и направилась к выходу из сквера. Они прошли совсем близко от меня, я разглядел то, что принял за головной убор, – плотную марлевую повязку, охватывающую голову. И обмотан бинт был вокруг ненавистной головы санитарного майора Момота.

Мелкая шлюха вместе с достойным хахалем шли неторопливо. "Я люблю со старенькими, – услышал я голосок, который теперь вызывал у меня не умиление, а ненависть, – они добрые и не хватаются, и не жадные...". Если б не шла по моим пятам смерть в обличие Серых Ангелов, я не поленился бы выследить этих паразитов и свести счеты с обеими. Но времени не было. Я перехватил первого попавшего частника, пересел в центре на другого, запутывая на всякий случай следы, и поехал к своим работодателям, лихорадочно придумывая чем объяснить мое преждевременное появление.

Я прекрасно понимал, что вокзалы, аэропорт, автобусная станция будут перекрыты тотчас. Серые Ангелы, похоже, заняли под шумок перестройки многие посты в государстве. В этом не было ничего удивительного. Итальянские мафиози, нажившись на сухом законе, тоже перекрашивались в солидных бизнесменов, резервируя себе государственные должности. Сперва люди создают капитал противозаконно, потом капитал делает этих людей представителями этого закона. Закономерный процесс в мире, которым правят деньги. Но мне от этого понимания ничуть не легче. Сейчас меня. будут искать и представители закона на законных основаниях, и сами Ангелы, в оперативности которых я уже не раз убеждался.

Болела рука, кружилась голова. Я впервые почувствовал возраст. Очень было жарко. Этот парень! Слониха, видать, не только руки ногу ему повредила, но и голову. Тоже мне, юный мститель! Вообще-то он лихо придумал. Сбил меня с толку. Не убеги я – может ничего бы не было. Смог бы объяснить, кто стрелял. Теперь поздно. Некстати я растерялся. Как он, интересно, от них ускользнул? Месили его здорово, надо же, какой крепкий. Я то его вообще за труп принял. И убежал, прямо из машины. Черт те что творится. карма у меня чудовищная. Только начал спокойно жить...

Уже смеркалось. Я вышел из машины, огляделся. Не заметив ничего подозрительного, зашел в кооператив. напряженно рассчитывая, куда спрятаться, если кооператоров не окажется на месте. Но мне продолжало везти, толстый с львиным лицом был на месте. Он сразу заметил царапину на моем лице, не догадался, естественно, что она от пули, спросил участливо:

– Вы что-то забыли?

–Да нет, я вот решил вещи забросить по дороге, чтоб завтра с ними в час пик не толкаться. Не возражаете?

– Какие возражения! А не хотите прямо сейчас уехать. Я как раз на участок направляюсь, надо сменить напарника?

–А что, – встрепенулся я, это мысль. Дела свои я в городе завершил, ехать домой, чтоб только переночевать... Годиться, мчим на ваш хутор.

– Ну, хутор – это сильно сказано. Так, участок земли, вагончик. Мы только начинаем...

Через час мы были на месте. Вагончик оказался отличным, большим вагоном на полозьях с двумя комнатами, встроенной мебелью, тремя окнами с двойными стеклами. Он стоял в тени тополей, в нем было после улицы замечательно прохладно. Участок гектаров в двадцать отлично просматривался прямо из окна. За участком виднелось голубое озеро. Ручей, питавший его, журчал в нескольких шагах от вагончика. Райский уголок. Я сам бы доплатил за право тут жить. Судьба опять проявила ко мне свою благосклонность.

Очень много недоделанных дел ждали меня в городе. Где-то бродил любитель малолеток Момот, шестерки Серого Генерала вынюхивали мои следы, официальная милиция искала беглого зэка, воры в законе давно просчитали все мои подставки во время побега и жаждали свести счеты. Была еще Маша, то ли человек, то ли Природа в человеческом облике, но девчонка нужная мне зачем-то, возможно – единственное живое существо в мире, которое меня ждет, которое меня любит. А возможно, все это выдумки моего больного воображения? Все возможно. Но пока у меня было время передохнуть, перевести дух. Судьба дала мне тайм аут. И я воспользовался им, спал спокойно. Моя жизнь вошла в колею благополучия. Я упивался одиночеством, загорел до черноты, пропитался свежестью.

Кооператоры – интеллигенты "Флоры" исправно доставляли мне из города все необходимое. Они даже привезли аккумулятор, в моем домике зазвучал транзисторный приемник, а переноска прекрасно выполняла роль настольной лампы. Появилась и газовая плитка. Да и огород добавлял к моим трапезам первые овощи – укроп, лук, парниковые огурцы, помидоры.

О том, что будет дальше, я не думал. Судя по благосклонному отношению ко мне кооператоров, я мог с уверенностью прожить тут не только до осени. Зимой вагон тоже надо кому-то охранять. А к тому времени искать меня с прежним пылом не будут. По данным УВД, в розыске только по России постоянно более трехсот тысяч человек. Я, конечно, случай особый, и ищут меня особо. Но время – великий лекарь. И чем дальше уходишь в паутину этого времени, тем больше понимаешь относительность всего происходящего.

И, может быть, все рассосется, как рассасывается нарыв, оставляя белесый шрамик. И не откроется дверь, не войдет ко мне Серый Ангел, милиционер или питекантроп в кожаной тужурке, явившийся за моим черепом.

А если и откроется она, то не встанет ли на пороге знакомая фигура с лупатыми глазами, сплющенным носом и шрамом на лице?

Что она тогда мне скажет? Что скажет мне он? Что скажу себе я?

Что?..

Глава 17

(Москва, июнь – июль)

За несколько дней Калитин успел привыкнуть к сдержанной невозмутимости Григория. В тот удачный вечер им действительно не пришлось долго ждать. Две машины вкатили во двор, мигнули фарами, из одной, такого же джипа «Чарроки» с нулями в начале номеров, горохом высыпали люди, второй джип завернул за дом.

– О, кей, – удовлетворенно сказал Григорий. – Поехали домой.

Он высадил Калитина у гостиницы, еще раз попросил далеко и надолго не отлучаться, махнул рукой и уехал. Калитин постоял, у входа, с удовольствием, полными затяжками выкурил сигарету до фильтра, и пошел отдыхать, представляя лица сослуживцев, когда он привезет из столицы новое звание.

День прошел в полном бездействии, если не считать маленькой несуразности с Момотом. Неукротимый санитарный майор немного оправился от страхов и, конечно же, принялся за старое. Хорошо еще, что он помнил телефон Калитина в гостинице.

Калитин наслаждался многочисленными программами телевизора. Он лежал на кушетке и то и дело переключал ящик то на НТВ, то на канал «Культура». Наконец он остановился на французском музыкально-спортивном канале и начал задремывать, когда телефонный звонок оторвал его от мечтаний. Звонили из райотдела района Речной вокзал, они задержали Момота за приставание к малолетке и теперь интересовались, правда ли задержанный находится в распоряжение сотрудника уголовного розыска.

– Да, сердито сказал Александр Александрович, – это не телефонный разговор, я сейчас приеду.

Он прихватил трубку сотовой связи, прошел квартал до площади Пушкина и спустился в метро, памятуя, что в Москве на машине без соответствующих номерных знаков, как на джипе Григория, добираться куда-либо гораздо дольше, чем под землей.

Районное отделение было рядом с метро, так что вскоре Калитин уже беседовал с краснолицым майором. Уже через две минуты оперативник понял, что никакого приставания, либо других противоправных действий, осторожный Момот произвести не успел, а его задержание – чистой воды туфта. И краснорожий мент на этой туфте неплохо зарабатывает.

– Я, конечно, всего лишь капитан, – осторожно сказал Калитин, да и не столичный, а с провинции, с деревни можно сказать. Но такие фраерские штучки даже в нашей деревне давно не проходят. Ты, майор, тут немного ошибся, на нас, как видишь, заработать ты можешь только служебное несоответствие, но никак не деньги.

Майор покраснел, хотя казалось, что его лицо и так уже вообрало все оттенки этого спектра.

– Ну ка, покажите мне еще раз ваше удостоверение! – попытался он последний раз взять незнакомого оперативника на голос.

– Мое удостоверение не порнографическая открытка, чтоб его разглядывать, – прибавил металла в интонации Калитин, – я в отличие от тебя, крыса розовая, оперативной работой занимаюсь двадцать один год, у меня три ножевых и два пулевых ранения. И получил я эти ранения на работе, а не в кресле. А что звание невысокое, так университетов не кончал – потому и звездочки не сыпятся на погоны. Я тебя, хмырь, насквозь вижу. И будь у меня времени побольше, мы бы с тобой уже сегодня в другом месте разговаривали. Твои провокации в отношении педофилов носят вполне конкретное название – использование служебного положения с целью вымогательства.

Калитин встал, на секунду задумался и добавил:

– И, кстати, так как я уверен, что ты в сговоре с малолетками, есть для тебя и статья в УК России под номером 122 – вовлечение несовершеннолетних в преступную деятельность. С отягчающими, кстати, обстоятельствами.

Он посмотрел как выходит пар из краснорожего майора, брезгливо махнул рукой:

– Брось, знаю я все, что ты скажешь. Мне ты до лампочки, не до тебя мне. Давай сюда моего напарника, он, кстати, тоже майор МВД, и живи, как нравится. Я тебе не пастырь, грехи отпускать. Если бы ты один такой в нашей системе был... А то вас... не счесть. Присосались, упыри!..

По дороге к метро Калитин воровато посмотрел по сторонам и всадил похотливому Момоту железный локоть в бочину. Олег Панфилович охнул, согнулся, постоял минуту, хватая воздух перекошенным ртом, выпрямился и, скособочась, безмолвно пошел рядом. Калитин удовлетворенно улыбнулся, закурил. Он не испытывал к Момоту той ненависти, которая полосанула его по сердцу в разговоре с майором. Эта тварь носила такие же погоны и в представлении населения олицетворяла закон и порядок. Стоит ли удивляться, что эпитет «поганый» накрепко пристал в последние годы к слову милиционер. Из-за таких подонков оперативники избегали носить форму.

В гостиничном коридоре Калитин хотел еще раз врезать неугомонному майору, но пожалел, а только спросил:

– Тебе что, баб не хватает? Или у тебя на них не стоит?

– На баб не стоит, – мужественно ответил, вдруг, майор, чем несказанно удивил Александра Александровича. Калитин впервые посмотрел на педофилию с медицинской точки зрения, а не с точки зрения закона.

«А действительно, – подумал он, вот гомики, они же тоже с бабами не могут. И сажали их раньше по-черному, а теперь не сажают. Вреда то от них нет, если они, конечно, к пацанам не пристают. Может и у этих одна проблема, не могут с нормальными бабами, подавай им малолетку. Лечит их можно, хоть, или нет? Надо бы узнать.»

Оперативник сочувственно взглянул на Момота и ободряюще потрепал его по плечу:

– Ладно, не дуйся. Я тебе не со зла врезал. Ты тоже хорош, понимать надо, где находишься и зачем. Давай, дуй в свой номер и не болтайся больше по городу без разрешения.

Вернувшись в номер Калитин попытался вспомнить были ли у него моменты влечения к несовершеннолетним. Вспомнилась пятнадцатилетняя, к которой он бегал в самоволки на втором году службы. Но малолеткой эту девицу считать было трудно. Не по годам развитая, с грудями четвертого размера и ляжками толщиной с телеграфный стол, она трахалась лет с одинадцати, что не удивительно для деревенских девчонок, живущих в центре военного округа, где солдат больше, чем мух.

Смешливый Калитин вспомнил почти анекдотичный случай, происшедший на его глазах в окружной аптеке. Он получал в этой аптеке по поручению старшины медикаменты для санчасти. Аптека, как обычно среди дня, пустовала. Зашел какой-то, явно командировочный, штатский и долго крутился возле прилавка, всматриваясь в лекарства. Всматриваться там особенно было не во что: ассортимент в провинциальной аптеке в те совдеповские годы был небогатый. Так что продавщицы и сержант Калитин прекрасно поняли тактику застенчивого штатского и наблюдали за ним с интересом.

Наконец шпак решился, подошел к кассе, выбил 28 копеек и шепотом попросил и продавца:

– Мне четыре презерватива, пожалуйста?

– Вы не в тот отдел пробили, – ответила продавщица, – вам надо в отдел готовых форм, а вы пробили в рецептурный.

И крикнула на весь зал:

– Катя, перебей гражданину, который гондончики выбивал, на мой отдел.

Красный, как мак, гражданин вернулся к кассе, получил новый чек, вернулся к прилавку, неловко запихал в карман пиджака четыре пакетика по семь копеек (это ж надо, какое время хорошее было – по семь! копеек) и побрел к выходу, забыв портфель на прилавке.

Горластая Катя не поленилась выбежать за ним на улицу и зычно позвала:

– Гражданин, который гондончики покупал, вы портфель забыли.

Бедный штатский посмотрел по сторонам и гаркнул:

– Ну, кто еще не знает, зачем я в округ приехал?!

С этой Катей сержант Калитин потом подружился, и они долго и стрстно любили друг другу на берегу быстрой речушки за кустами шиповника. И Калитина тогда ужалил шмель в правую ягодицу, это было очень больно, он едва сдержал крик, но превозмог себя и начатое дело кончил, как и положено мужчине. А Катя думала, что он от страсти закусил себе губу до крови и шептала: «Ты меня кусай, миленький, не жалей, кусай, куса-а-ай».

...Григорий вошел необычно резко. Калитин взглянул на него и не узнал. Суховатая сдержанность исчезла, будто ее смыли с лица Григория влажной тряпкой.

– Коньяк есть? – отрывисто спросил Георгий, присаживаясь на подлокотник кресла.

Калитин налил в стакан немного коньяка, посмотрел на Григория, налил еще. Стакан был принят и опорожнен в полной тишине. Григорий пошарил глазами по столику, перевел взгляд на Калитина:

– Александрович, дай-ка закурить.

Калитин знал, что Григорий не курит. Он и сам из-за этого в машине старался курить пореже, а когда курил, всегда открывал ветровое стекло и выдувал дым на улицу. Он без вопросов достал, зажигалку, сигареты, закурил сам, дал прикурить напарнику. Курили молча.

Наконец Григорий брезгливо смял окурок в пепельнице, спросил:

– Ты уверен, что все собрал по нашему фигуранту.

Они все это время были на вы, но Калитин умел не реагировать на подобные обращения. Он знал, как сильны в человеке чувства, как бесконтрольны эти чувства порой. Лично он разряжал стресс смехом. Другие меняли фигуру речи – это было естественно. К тому же переход на ты свидетельствовал только о доверительности разговора, а не о фамильярности.

– Тут особенно и собирать было нечего, – сказал Калитин. – Биография у него с 17 лет в наших документах протоколируется, с первой судимости. Родители врачи были, рос в в Иркутске, таежник неплохой, с 14 лет белковал, на соболя ходил, на изюбря. У нас в Сибири люди с малолетства к охоте привычные. Так он, как без отца остался, так и примкнул к кержакам на промысле. Материн помощник. Ну, первый срок за браконьерство и получил. Оружие у него еще изъяли, браунинг бельгийский. Так себе – игрушка. Калибр шесть тридцать пять, перламутровые щечки – дамская забава. Какая уж тут особенная у него биография может быть. Я сам его последний раз брал по 147 статье. Он давно уже другими статьями не грешит, только мошенничество.

Калитин выдохся, спросил обиженно:

– Да ты скажи, что случилось то? На тебе, глянь, лица нет, Григорий.

– Да нет, ничего, – Григорий провел ладонью по лицу, будто стирая растерянность, – к нам с тобой никаких особых претензий. Только ушел наш Адвокат. Слинял, как будто и в самом Зверь. Какой он там Зверь, Мертвый, что ли? Ну и кликуха!

Григорий налил себе еще полстакана коньяка, выпил, поморщился и, уже более спокойно, рассказал Калитину, что Верт исчез, оставив после себя труп очень серьезного человека, одного из прямых и доверенных помощников шефа, что три боевика наружного наблюдения найдены в машине мертвыми а это совсем загадочно, так как ребята были опытные и Верта даже близко к автомобилю подпустить не могли, что шеф в бешенстве и Григорий впервые за пять лет работы видел его выведенном из себя...

– Наш шеф считался человеком без нервов. Ребята, которые знают его побольше, чем я, – продолжал Григорий, – рассказывали, что он не повысил голос и не изменился в лице даже тогда, когда на его глазах погибла жена с ребенком. – Григорий увидел вопросительный жест Калитина и пояснил: – Их взорвали в машине, термитная мина. Они загорелись, когда шеф шел к автомобилю, его что-то на минуту задержало, а то б и он. И он стоял, смотрел, а охранники пытались вытащить тела, но дверь от взрыва заклинило, и они сперва кричали, а потом перестали. И машина горела в тишине и было слышно, как она горит, весело потрескивая. А он стоял, смотрел, потом обычным голосом сказал: «Подайте мне вторую машину и позаботьтесь о телах».

Григорий зачаровано посмотрел в пустоту комнаты, будто видел там эту страшную картину, тряхнул головой и повторил:

– Так что, шеф в бешенстве, а это значит, что наш фигурант не тот человек, за которого мы его принимаем. Но кто же или кто за ним стоит мы не знаем. Ну сам посуди, как аферист, не спортсмен, не супермен – обычный уголовник может вторично уничтожать группу профессиональных боевиков, уничтожать посреди белого дня с той же легкостью, с которой убивают надоедливую муху? И не оставлять при этом никаких следов? Что он, Джемс Бонд, Рэмбо!? А если это не он, то кто его прикрывает? И зачем?

Григорий, – мягко сказал Калитин, – если бы я знал с какой целью этого афериста так старательно и на таком высоком уровне разыскивают, я, быть может, нашел ответ на твои вопросы.

– Я сам этого не знаю. У нас вопросы вообще задавать не принято. Сказано – найти, вот и ищем. Какие тут могут быть вопросы!

– Ладно, – Калитин тоже налил себе немного коньяка, пригубил. Вспомнил совсем ни к месту, как Седой учил его различию между коньяком и бренди. Подумал, что и сейчас он пьет бренди, хоть написано «Коньяк армянский». – Ладно, не будем суетиться. Давай-ка расскажи все по порядку и начнем мы с тобой все с начала. Первый раз вообще наощуп искали – нашли. Найдем и теперь. Давай, рассказывай.

Глава 18

(Подмосковье, июль)

Почти месяц я наслаждался покоем. Недалеко была деревушка, я несколько раз туда наведался.

Деревня была любопытная. Такое впечатление, что соседство столичного города на ее жителях совершенно не сказывалось. В этой деревушке практически никто не работал, если не считать работой их бесконечное копошение на огородах. Зато пили все. Пили все и всё. Горит – значит годится во внутрь.

На этой почве я быстро сдружился с мужиками и взамен за малую толику денег получал все, что желала душа.

Сперва моя душа возжелала женщину. Были предложены на выбор деревенские «мадонны» в возрасте от 15 лет до 85. Я, как человек не извращенный, остановился на двух девушках среднего возраста и средней комплекции. Обошлись они мне всего в 30 долларов, вскоре надоели, так как считали высшей женской доблестью полнейшую неподвижность в постели. Да и пахло от них... В конце концов они чуть ли не переселились на постоянное место жительства в мой вагончик, так что пришлось принять крутые меры – я горестно сообщил деревенским шлюшкам, что деньги кончились полностью, а зарплата только через месяц. Бабы убрались, но мужички иногда захаживали, не стесняясь семи километров, разделявших их деревню с моим хутором.

Один раз эти праздные мужички привели с собой крупную собаку – странную помощь всех овчарок сразу. Я её обласкал, накормил тушенкой, и она осталась, прижилась, крепко спала весь день, а по ночам гоняла с ужасным лаем мышей полевок от вагончика.

Деревенские бездельники, озабоченные постоянным поиском выпивки, притаскивали мне на продажу самые невероятные вещи. От различных компонентов женского имущества я отказывался на отрез, детали от трактора и мотоциклов меня также не интересовали. Однажды алкаши приволокли охотничье ружье без патронов. Я их послал в соответствующее место, куда обычно мужики не ходят, но намекнул, что более серьезное оружие мог бы посмотреть.

Долго ждать не пришлось. Через сутки меня разбудил истошный лай. Удивленный столь ранним визитом я не проявил радости при виде их истасканных лиц, но они столь загадочно улыбались, неуклюже подмигивая, что пришлось выйти из вагончика. Мы присели на бревнышко, старший алкаш с древним именем Велизар (его все звали Везей) достал из мешка действительно чудесные вещи: немецкий автомат образца 1942 года «Шмайсер» и несколько гранат ФТ-2 (знаменитые «Лимонки»).

– А патроны? – сразу загорелся я. С видом волшебного, но безбородого старика Хоттаббыча Везя извлек из того же мешка семь замасленных обойм и еще один полотняный мешочек, в котором сытно перекатывались боевые «маслята».

Да, порадовали меня мужички. Видать еще с войны хранил кто-то это богатство, обмененное сейчас на водку. Я для булды поторговался, но запрошенные 200 долларов в конце концов выложил. Еще бы, на Горбушке в Москве это богатство тянуло штуки на полторы!

Теперь появилось у меня дополнительное занятие. Рано утром я уходил в лесок и тренировался в стрельбе. Еще в детстве в книгах про войну я читал про эту модель автомата весьма нелестные отзывы. Так оно и было: шмайсер стрелял не кучно, даже короткая очередь уводила ствол вправо и вниз.

Испытал я и одну гранату, зашвырнув ее в озеро. Шарахнуло здорово. А потом, когда я собрался искупаться, из глубины, затянутой тиной, вдруг всплыли темные тела, преображаясь на поверхности в блестящие рыбьи тушки. А я то был уверен, что в этом заброшенном озере рыба и не ночевала.

Вскоре приехали кооператоры, привезли деньги, книги, которые я заказывал, (в основном детективы и фантастику), продукты. Деревня пронюхала о зарплате (машина кооператоров въезжала на поселковую дорогу, ведущую к хутору, через неё), ко мне подослали парламентера.

Чернявая Маруся – деревенская примадонна, которая давала далеко не каждому, а через одного, явилась ко мне на мужском велосипеде. Она была одета в невероятно цветастый сарафан, открывавший почти до сосков ее мощные, как фары лимузина, груди. Больше на ней ничего не было, даже трусов, в чём я убедился, когда она слезала с велика.

– У меня сегодня день рождения, – сказала красавица густым баритоном. – Приглашаю.

– Рад бы, но не могу, – скромно потупился я. – Ну, ни как не могу. Дела...

– Денег тогда дай на подарок, – заявила Маруся без малейшего кокетства. – Мне все же уже 22 стукнуло.

Я посмотрел на эту дуру, вздохнул, достал из только что полученных дубовых денег сто тысяч и вручил ей без поклона. Она взяла их хладнокровно и подмигнула, намекая на взаимную услугу. Ну уж нет! Трахать эту здоровенную бабу у меня не было ни малейшего желания. Все же я свою штучку не на помойке нашел, чтоб пихать куда попало.

– Как хочешь! – гордо сказала именинница, закинула мощную, как окорок у пожилого кабана, ногу через раму, звякнула звонком и отбыла, немилосердно пыля по проселку.

Но этот день был, видимо, днем визитов. Не успел я углубиться в детектив, на обложке которого красовалась супердева в купальнике и с двумя огромными пистолетами, как собака залаяла. Я поднялся с любимого бревнышка у вагончика. В клубах пыли ко мне приближался древний мотоцикл. Седок лихо, как жеребца, осадил старинный механизм у входа.

– Здравствуй, дарагой, – сказал он.

Всадник оказался обычным грузином, правда без кепки. Какой бес занес его в этот Богом забытый край?

– Слюшай, дарагой, – с неимоверным акцентом продолжил грузин. – Мэне деньга нужны отчень. Мой дэвушка сэгодня день раждэния. Выручай, геноцвали, а?

– Я тебе что, сын миллионера? Какая еще девушка, Маруся что ли?

– Она! Слюшай, такой дэвушка, слов нэт! Ты думаешь, что я даром прашу? Нэт, грузин нэкогда нэ просит даром. Сматры, что прынёс!

И он сунул мне под нос барабанный револьвер. Я не удержался, взял, прикинул по руке. Машинка была, как новая. Я не такой уж большой спец в оружие, но барабанным револьверам всегда отдавал предпочтение. Вещь безотказная, да и не такая опасная, как бескурковая – случайно не выстрелит.

– Сколько?

– Только для тэбы, дарагой, 100 баксов.

– С ума сошел?

– Зачэм обижаешь? Сам знаешь, сколько такой хароший вэщь на барахолка стоит!

Я на секунду задумался. Естественно, я знал, что наган на барахолке стоит не меньше 500 зеленых. Видно грузин совсем ошалел от знойной деревенской красавицы Маруси.

– Беру, – сказал я решительно, – а патроны есть?

Это я, собственно, спросил без умысла. Калибр 7,62 один из наиболее распространенных, к нагану подходят маслята от многих систем оружия.

– Двадцать штук дам, – сказал грузин. – Патом сам купишь, гдэ знаэшь?

– Знаю, знаю, – сказал я, доставая деньги.

Грузин отбыл, а я подумал, что такойо бширный арсенал мне совершенно ни к чему. Хватит нагана с парочкой гранат, остальное надо поехать в город и толкнуть.

Как выяснилось через два дня, я жестоко ошибался. Оружие понадобилось мне в полном объеме.

...Я как раз приготовил собаке похлебку и собирался ее остудить, когда услышал подъезжающую машину, лай. Потом щелкнул выстрел, овчарка взвизгнула, раздался топот чьих то ног.

Я мгновенно достал из под кровати автомат со снятым предохранителем и начал выкладывать второй рукой не постель гранаты, когда услышал:

– Эй, Мертвый, или как там тебя?! Кидай револьвер, что у грузина купил, кидай в дверь. А потом выходи сам. И не дергайся, если жить хочешь!

– Сейчас кину, – крикнул я, рассовывая гранаты по карманам, – сейчас.

– Ты там не вздумай застрелиться, – крикнул тот же голос, – мы тебя сейчас бить не будем. Требуешься начальству живой. Вылазь давай.

Я распихал, наконец, гранаты, закинул ремень автомата на шею, выдернул чеку и кинул гранату в приоткрытую дверь, где смутно маячила тень кричавшего.

– Ловите!

И сразу же ударил табуретом по оконной раме. Звон стекла смешался со взрывом. Я выпрыгнул в окно, упал, резанул автоматной очередью в сторону машины, кинул туда вторую гранату и, метнувшись за дом, снова лег. Ахнул второй взрыв. Я привстал и аккуратно перебросил через вагончик третью гранату.

В лес я вломился, тяжело дыша, сразу лег за толстую липу, осторожно выглянул из-за ствола.

Я никогда не считал себя смелым человеком, но обстоятельства были сильней меня. А когда трус переступает через свою трусость, он уже ничего не боится.

Около вагончика было тихо. Там стояла большая японская машина пикапного типа с крытым кузовом. Два тела лежали у входа в вагончик, еще один человек «бежал» в сторону леса, «бежал» лежа и неподвижно.

В машине обнаружилось какое-то шевеление. Оттуда высунулась нога в блестящей туфле, вторая. Человек с мощными плечами осторожно выглянул из-за капота, вышел весь, посмотрел в сторону леса. Его лицо, с вывернутыми ноздрями и узким лбом, было запоминающимся. Он подошел к одному телу, к другому. Присел, пощупал пульс. Перешел к третьему, махнул безнадежно. Глянул в сторону леса. Он был уверен, что я уже в нескольких километрах отсюда.

Я смотрел на этого человека в прорезь прицела. Я видел его поросячье лицо, а за этим лицом видел другое – с седыми волосами, лицо Седого. Я не сделал ему ничего худого, а он травил меня, как сайгака.

И я нажал на спуск, нажал мягко, но уверенно, учитывая, что ствол немецкого шмайсера при стрельбе уводит вниз.

Человек изогнулся, изламываясь в пересеченной очередью пояснице, кулем осел около машины. Вновь наступила тишина.

Только случай помог мне отбиться. Если группа хотя бы догадывалась, как я вооружен, она бы обошлась со мной по-другому. Но они думали, что у меня только один револьвер.

Собрался я не торопясь, все нужное, нажитое из вагончика взял. Трупы погрузил в машину, отвез к озеру, утопил, привязав двоим газовые баллоны к ногам, а двоим – саму газовую плитку.

Трудно было в первый раз управлять незнакомой техникой. Но, когда освоил коробку передач, ехал уже с удовольствием. Номера на машине были военные, а может, ментовские. Я доехал на ней до Внуковского аэропорта, бросил ее на стоянке и вернулся в город на такси. Потом – в центр..

Успею ли? Уже по всем линиям связи должен начаться розыск. А может, и есть у меня время?

Трудно же поверить, что какой-то хилый беглый аферист уничтожил всю группу, спрятал трупы, да и гуляет себе спокойно, не прячется.

Я не спеша шел по Москве, рассуждая. Трупов нет, машины нет. К концу дня, может, найдут машину в аэропорту. Пока то да се – сутки прошли. Сообразят, что произошло, сообщат Седому, получат ответ, начнут новую стадию розыска. Это счет по минимуму. Не исключено, что и больше у них уйдет времени. Вывод? Вывод, что звонить Седому сейчас ни к чему, пускай пребывает в неведении.

Теперь, где скрыться, куда спрятаться? Уехать в Заполярье? Места там знакомые, в экспедиции геологической или где-нибудь на метеостанции искать трудно. Но неохота в холод опять забираться. Можно вспомнить профессию бродячего фотографа. Скачи себе по стране, как перекати-поле. И никакого тебе контроля. И патент получить проще простого: заплати бабки в мэрию и получай корочки...

Впрочем, все это глупости. Одно утешает: Седой, как видно, моей жизнью еще дорожит. Да и уважать больше будет, вон сколько я его боевиков уже отправил на тот свет. Но, если я соглашусь на его предложение, он меня использует и вышвырнет, как использованный гондон. Скорей всего, сдаст ментам или ворам. И те и другие меня ананасами в шампанском кормить не будут. Что же делать. Остановить, что ли, этот Земной шар и сойти?

Э-э, поеду ка я на злополучный Речной вокзал. Может майора, пидара, встречу? Хоть на прощание повеселюсь, отомщу этому любителю малолеток. Семь бед – один ответ.