Текст книги "Тройная игра афериста (СИ)"

Автор книги: Владимир Круковер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 30 страниц)

Annotation

На ступнях пахана исправительно-трудового учреждения ╧ 9 написано: "Остановите Землю, я хочу сойти". Но зона – это еще не вся Земля, она, даже, не малая планета. Зона – это корабль дураков, путешествующий не в пространстве, а во времени. Загнали в камеры-каюты пассажиров, корабль самоуправляемый, полностью автоматизированный. Биороботы в ментовской униформе следят, чтоб пассажиры соблюдали определенный порядок, чтобы несовместимость между ними не привела к бунту или массовому членовредительству. Для этого их иногда переселяют из одной каюты в другую, а сами каюты изолированы друг от друга и от других отсеков корабля. И движется он во времени с различными интервалами для каждого пассажира. Кого высаживают через год, кого – через десять лет. Вернее, даже, движется не он сам, а движется время за его бортом. На всей Земле время общее, стандартное, а тут – относительное и разное для каждого из пассажиров. "Какое нынче тысячелетие на дворе?" – спрашивают они. Тех же, кто решается выпрыгнуть из корабля на ходу, отлавливают беспощадно. Обкладывают флажками ориентировок с приметами, загоняют объявлениями о розыске, травят в норах облавами. Беглый рискует, зайдя на вокзал, рискует, войдя в гостиницу, рискует в кафе, кинотеатре, магазине, рискует на улице, рискует в доме. Он глушит напряжение риска вином, наркотиками, женщинами, безрассудством поступков. Все тщетно: облава не прекращается, "загнанных лошадей пристреливают". Редко бегут с корабля дураков. Но мечтает о побеге почти каждый...

Круковер Владимир

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 20

Глава 21

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 1

Глава 13

Глава 1

Глава 1

Глава 13

Глава 14

Глава 1

Круковер Владимир

Тройная игра афериста

ТРОЙНАЯ ИГРА АФЕРИСТА

Когда себе я надоем,

Я брошусь в Солнце золотое.

В.Хлебников

Часть первая: ПРИРОДНАЯ ДЕВОЧКА

пролог

На ступнях пахана исправительно-трудового учреждения N 9 написано: «Остановите Землю, я хочу сойти». Но зона – это еще не вся Земля, она, даже, не малая планета.

Зона – это корабль дураков, путешествующий не в пространстве, а во времени. Загнали в камеры-каюты пассажиров, корабль самоуправляемый, полностью автоматизированный. Биороботы в ментовской униформе следят, чтоб пассажиры соблюдали определенный порядок, чтобы несовместимость между ними не привела к бунту или массовому членовредительству. Для этого их иногда переселяют из одной каюты в другую, а сами каюты изолированы друг от друга и от других отсеков корабля.

И движется он во времени с различными интервалами для каждого пассажира.

Кого высаживают через год, кого – через десять лет.

Вернее, даже, движется не он сам, а движется время за его бортом. На всей Земле время общее, стандартное, а тут – относительное и разное для каждого из пассажиров.

«Какое нынче тысячелетие на дворе?» – спрашивают они.

Тех же, кто решается выпрыгнуть из корабля на ходу, отлавливают беспощадно. Обкладывают флажками ориентировок с приметами, загоняют объявлениями о розыске, травят в норах облавами. Беглый рискует, зайдя на вокзал, рискует, войдя в гостиницу, рискует в кафе, кинотеатре, магазине, рискует на улице, рискует в доме. Он глушит напряжение риска вином, наркотиками, женщинами, безрассудством поступков. Все тщетно: облава не прекращается, «загнанных лошадей пристреливают».

Редко бегут с корабля дураков. Но мечтает о побеге почти каждый...

ГЛАВА 1

(Красноярский край, пос.Решеты, ИТУ-9 строго г о режима, май)

...Я стоял на краю плаца, поглядывая то в сторону надзорки, то -

штрафного изолятора. Сегодня выпускали дуролома Гошу, Я намеревался встретить его с почетом, по собственному опыту зная, как остро запоминается первая встреча с волей. А зона, по сравнению с бетонной камерой карцера, была почти волей.

Недавно я внес смятение в сердца начальства тем, что вышел на работу.

Нет, я не был вором в законе. Но авторитетом пользовался и воровские законы соблюдал. Поэтому мое участие в трудовом процессе удивило блатную публику не меньше, чем ментов.

Но я последние годы ничего не делал просто так. Особенно в лагере.

Недавно в штаб вызвали двух воров и приказали им готовиться к отправке в СИЗО – следователь возобновил расследование в связи с вновь раскрытыми фактами. Ребятам грозила серьезная раскрутка по мокрухе, они запаниковали, а конвой из Красноярска почему-то задерживался, и они решили сдернуть.

Пахан вызвал меня на малый сходняк (большая честь для человека, не входящего в клан воров) и попросил совета. Он знал, что у меня в регистрационной карте стоит красная полоса – склонен к побегу – и меня всегда перевозили в наручниках.

Я действительно постоянно стремился на Волю. Другие как-то приживались в зонах, находили какие-то занятия, интересы. Я – не мог. Любое ограничение независимости вызывало у меня истерику. Я, наверное, и аферистом стал потому, что терпеть не мог никаких правил и обязанностей. Сопляком я бунтовал против семьи и детсада, в школе одним своим присутствием раздражал учителей, ни на одной работе не мог удержаться больше месяца.

Именно поэтому я – Мертвый Зверь, (не каждый способен заработать такое погоняло), мошенник с 12 судимостями и 7 ходками, так и не стал вором в законе. Меня не устраивали никакие законы, кроме моих собственных.

Я поблагодарил сходку за честь и изложил свой план. Он был невероятно дерзок, а потому – реален. То, что я бегу с ними, придавало моим советам убедительность. Воры не могли долго колебаться, у них не было выбора: или ждать в СИЗО добавочный срок, или попытаться бежать. В случае неудачи им грозило всего два года добавки. Если не пристрелять, конечно.

Поэтому я угощал сейчас Гошу чифиром с вкусными шоколадными конфетами, выслушивал Гошины жалобы на "беспредел в кандее", поддакивал и думал свою думу.

Для полного успеха побега необходим был отвлекающий охранников маневр. Гоша и был таким отвлекающим фактором, так как стучал в оперчасть.

О том, что Гоша стукач знали немногие. Опера, так вообще считали его абсолютно законспирированным агентом. И, естественно, должны были поверить той чернухе, которую я столь усиленно вбивал в тупую Гошину башку.

– Не перепутай, – твердил я ему, – завтра, через три часа после вечерней пересменки. Как звонок дадут на жратву, так и гоните трактора на заборы. Ножи не забудьте поднять, а то в землю упрутся и сойдут с маршрута. Бульдозеры должны идти один за другим и прямо на забор, где вышка с черножопым. Пулемет у него, не забудь!

Гоша кивал башкой, чавкал, как бегемот. Его маленькие глазки смотрели предано и честно. Знал бы он, что я о нем на самом деле думаю!

Но у моего плана была и вторая, неизвестная никому, часть. Я слишком дорожил своим телом, чтоб подставлять его под пули охранников. Нет, и первая часть плана была не плоха; я вовсе не желал ребятам дурного – пусть сбегут на здоровье, если смогут. У меня в эту ночь был свой путь, более безопасный. А они отвлекут ментов. И сделают это гораздо лучше, чем Гоша.

Задребезжал звонок на работу. Я был в третьей смене. Вместе со мной в третью смену выходили оба вора. Они мне доверяли.

В зоне были еще кое-какие дела, но я уже не успевал. И я шел на шмон к рабочей зоне, сожалея только об одном – о том, что не успел отомстить начальнику санчасти, главному лепиле зоны, майору Момоту.

Зона – уродливый загон для людей. Вечер, вторая смена выходит на работу. Длинная кишка однообразных фигур сочится сквозь просчитывающих их охранников. Взвизгивают циркулярные пилы, кашляют тягачи, таща огромные хлысты деревьев. Один бульдозер, якобы потеряв управление, движется на забор, проламывает его. В кабине никого нет – рычаги заклинены. Прячась за нож бульдозера, группа зэков совершает побег. Еще два бульдозера, направленные на ограждения, отвлекают охрану.

Человеческие фигуры все дальше ускользают в березняке. С вышки рычит пулемет. Бульдозер, прорвав проволоку, подшибает вышку, солдат летит, как тряпичная кукла, за ним падает пулемет. Завязнув в развале вышки бульдозер начинает крутиться на месте. Тело еще живого охранника попадает под гусеницу, постепенно превращаясь в кровавый фарш.

Лес. Три зэка где-то уже переоделись, они высматривают Мертвого. Но организатора побега нет. Зэки вспоминают, что и во время побега его не видели. Впрочем, тогда им было не до того, чтоб смотреть друг за другом. Зэки уходят. Им надо выйти в «железке» как можно дальше от зоны. Карту Мертвый дал каждому. Кой-какая еда болтается в самодельных вещмешках...

...Может все было и не так, как представляло мое воображение. Но, слушая завывание сирены, я знал твердо, что вся зона стоит на плацу. Огромная масса людей тесно окружена конвоем. Надрывно лают здоровенные псы, натягивая поводки, грозно смотрят дула автоматов, кашляет солярной гарью бронетранспортер, введенный в жилую зону. Жуткое, щемящее слово "побег" носится над лагерем. Пятый раз пересчитывают третий отряд, не досчитываясь трех осужденных. Таскают в дежурку зэков, могущих что-либо знать. Гошу Бармалеенко, неудачливого стукача, скорее всего раздели донага и подвесили на наручниках.

В своей жизни я достаточно насмотрелся таких картин. В Норильском лагере нас шесть часов продержали на плацу. Мороз был градусов тридцать – нормально для Заполярья. Я тогда отморозил пальцы на левой ноге, они долго гнили, кончики отпали вместе с ногтями.

И на наручниках меня подвешивали. Это старый ментовский прием: человеку сковывают руки наручниками, а цепь закрепляют на гвозде у стены так, что пытаемый стоит на цыпочках, с вывернутыми руками. При каждом резком движении "браслеты" наручников автоматически сжимаются, запястья ломит тупой болью, кисти немеют, сердце бьется, как у зяблика, а менты ходят мимо и бьют лениво по голому животу.

А те парни, которые рванули за бульдозерами на запретку? Может их и в живых уже нет? Но для меня они сделали полезное дело. Этот второй отвлекающий маневр оказался просто отличным. Менты уверены, что я бежал вместе с всеми, следовательно ищут всех в лесу по дороге к "железке". Пусть ищут.

Когда бульдозеры пошли на запретку, меня в зоне уже не было. Я в это время вылезал, отодрав доски, из песочницы в детском садике поселка Решеты. Ночь, чуть слышно пищат комары, всхлипывает в ночном небе какая-то птица, вокруг Свобода, Воля.

Песочницу вместе с остальной детской утварью вывезли ночью. Придут утром ребята в садик, а там во дворе сюрприз. Честь и хвала начальнику колонии. Но я же не даром работал последние дни. Зря я что ли именно столярный цех полюбил. Коварная вещь – любовь афериста. И не похвалят начальника колони, ой не похвалят. Он сейчас, наверное, уже доложил по ВЧ о побеге. И очередное звание, которое он так ждал, присвоено ему не будет. Походит подполковником, сучий сын.

Попадись я ему – он бы меня голыми руками порвал, как грелку. Но я попадаться не собирался. Я в это время уютно устроился на ночлег в самом центре ментовского поселка, в пустующей хате директора зоновской школы, который в данный момент находился в командировке в Красноярске на курсах повышения квалификации.

Это и был третий, самый главный пункт моего плана. Не бежать, как шакал, а залечь спокойно в том месте, где ни один мент искать не подумает. План этот зародился в моей голове во время традиционного чаепития с завхозом вечерней школы. Я часто захаживал к нему после окончания уроков: в школе была отличная библиотека, а читать я любил безумно. Все мое образование – из книг, как у Горького. Как только завхоз сказал, что директор уезжает на две недели в Красноярск, так и начал я мечтать о бегстве.

Бог помогает страдальцам, хотя я в Бога не верю. Но уж Дьявол нам, Мертвым Зверям должен помогать. Не успел я размечтаться, как на рабочку поступил заказ детского сада, и та идиотская песочница сама навела меня на мысль о двойном дне. Правда, я и предположить не мог тройную удачу: Гошу Бармалея и напуганных воров. Прикрытие получилось мощное, мой риск был сведен до минимума.

В хате было две комнаты. В первой стояли телевизор и радиоприемник "Рекорд". Были там еще четыре стула, стол и сервант. Во второй комнате находились солдатская кровать и великолепная шеренга пустых бутылок.

Мне надо было отсидеться дней пять, пока менты расширят кольцо поиска вокруг поселка, считая, что меня в этих местах давно нет. А потом спуститься ночью по реке к ближайшему городу. Лодок на берегу хватает, а отстегнуть лодку от причала гораздо проще, чем открыть здоровенный висячий замок на двери директорской хаты.

То, что тупоголовые менты никогда не станут искать меня в самом сердце милицейского городка, в двух шагах от лагеря, согрело мне душу. Я с особым удовольствием дослушал сирену тревоги, ревущую со стороны лагеря, и сладко заснул на директорской койке.

ГЛАВА 2

(г.Красноярск, май)

Олег Панфилович Момот, начальник медсанчасти ИТУ-9, ничего не знал о ЧП в родной колонии. У него накопилось десять суток отгулов, он уехал в город, и целенаправленно бродил по красноярскому рынку. Майор любил развлекаться и развлекался весьма своеобразно – наблюдал за нищенкой, стараясь делать это незаметно.

Девочка ходила между рядов продовольственного рынка, просила «денежку». Мордатые «лица кавказской национальности» гоняли ее, поглядывая чтоб не стащила их «бесценные» фрукты; местные торгаши иногда давали мелочь, приговаривая, что у самих дети голодные.

У майора имелся большой опыт в подобных делах. Заметив, что девчонка направляется к ларьку, где продают водку на разлив, он пристроился к очереди.

Девчонка встала у окна раздачи и уже не просила, а просто смотрела просительно. Иногда покупатели отдавали ей сдачу.

Момот ходил за девочкой минут двадцать. Он был убежден, что девчонка одна. Майор вовсе не хотел напороться на кодлу нищих, дети которых всегда работают под защитой «качков» и милиции.

Олег Панфилович для отвода глаз взял сто грамм водки и порцию сосисок с хлебом на бумажной тарелочке. Майор не пил водку, но знал, что щедрости пьяных осторожные городские дети доверяют больше, чем доброте незнакомых трезвых дяденек. Он был неплохим знатоком современной детской психологии.

Пока продавщица выполняла заказ Момот поймал взгляд нищенки и спросил, как бы мимоходом:

– Есть хочешь?

Девочка кивнула, сглатывая слюну.

– Ну пойдем, оставлю немного.

Они отошли к столику. Олег Панфилович внутренне подобрался. Первая часть дела была начата удачно: ему удалось приманить одинокую девчонку, не привлекая ничьего внимания. Остальное – дело техники.

Майор незаметно выплеснул водку под столик, жадно выпил из другого стаканчика сок – будто запивает, посмотрел на еду и отодвинул тарелку девочке:

– Ешь, я после первой не закусываю.

Девочка ела жадно, что совсем успокоило майора. Значит, не притворяшка из нормальной семьи, подрабатывающая на конфеты или жвачку, не член нищенской мафии, собирающей с помощью таких детей хорошие деньги.

На вид девчонке лет 10 – 11, на ней старое платье размера на два больше, чем следует. Когда девочка наклоняется, верх платья отвисает и видны маленькие грудки величиной с мандарин.

Майор тщательно застегнул пиджак, чтобы его возбуждение не так заметно выпирало через брюки.

– Тебя как зовут?

– Даша.

– В школу, конечно, не ходишь?

– Иногда хожу...

– Ты постой тут, я возьму себе еще выпить, а тебе... Что тебе взять? Шоколадку хочешь?

Глаза ребенка загорелись:

– Если можно, лучше жвачку? Апельсиновую?

– Можно! – охотно согласился майор. Жертва почти заглотила крючок, теперь надо было ее осторожно увести с рынка, не напугать раньше времени, не насторожить.

Олег Панфилович принес два бумажных стаканчика: с водкой и соком, поставил их на столик, достал из кармана жвачку и, пока девочка возилась с оберткой, снова выплеснул водку и жадно «запил».

Теперь следовало притвориться пьяным, но не слишком. Сильно пьяных дети могут бояться.

– Ну вот, – сказал Момот, слегка заплетающимся языком, – похорошело! На сегодня пить хватит. Ты тут живешь?

– Где, тут?

– Ну, я имею ввиду – в этом городе? А то я приезжий, города совсем не знаю, а жена с дочками велели купить кое-что в Детском мире...

Майор выдержал паузу. Очень важно, чтоб девчонка сама предложила свои услуги. Удачное напоминание о жене и дочках должно было усилить доверие нищенки к «доброму» дяде, который боится заблудиться в городе.

– Я знаю, где Детский мир, – попалась на нехитрую уловку девочка. Туда и на трамвае, и на автобусе можно доехать. А что вам нужно купить?

– Ну, у меня дочки примерно твоего возраста. Мне надо им спортивные костюмчики купить и халатики красивые. Поможешь выбрать? Я заодно на тебя и примерю. Или ты спешишь куда-нибудь?..

– Что вы! Я совсем – совсем свободная!! – окончательно заглотнула крючок девочка. Теперь она сама боялась потерять «доброго» дяденьку.

– Спасибо, – сказал майор. – А я тебе за это тоже что-нибудь куплю. Или денег дам. Только ты не отставай, я быстро хожу.

– Я нипочем не отстану, вы не бойтесь! А вы мне «Барби» можете купить? Пусть самую дешевую!

– Подумаю, – буркнул майор, – прикидывая, как обойтись вообще без покупок. Он вовсе не желал сильно тратиться на какую-то оборванку.

Они вышли из рынка, причем девочка старалась идти ближе к дяденьке, а он, наоборот, делал вид, что они не знакомы. Только отойдя от густой массы базарного люда, Момот продолжил беседу.

Слушай, – сказал он, – что-то пить охота. Май, а жара, как в июле. Давай зайдем, скушаем по мороженному.

Какой ребенок откажется от мороженного. Да чтоб не просто на ходу, из стаканчиков, а по-настоящему, в кафе, как взрослые! Для Даши кафе, куда они зашли, – простая забегаловка, под крышей, где на закуску вместо горячих сосисок подают мороженное, – настоящий ресторан высшего класса.

Майор усадил Дашу за угловой столик, чтоб ее оборванный вид не слишком бросался в глаза, принес две вазочки с пломбиром, сам сел так, чтоб совсем прикрыть ребенка от посторонних взглядов. Он постоянно боялся, что кто-то углядит подозрительное в союзе оборванной девчонки и приличного пожилого мужчины. Ему казалось, что его тайные мысли могут прочитать другие люди.

Тут он чувствовал себя спокойней, чем у всех на виду на рынке. И пиджак можно, наконец, расстегнуть – жарко ведь.

Девочка вновь наклонилась, облизывая варенье с края вазочки. Момот едва сдержался. Но сдерживаться было надо. Если его жертва и села на крючок, ее нужно было еще увести незаметно в такое место, где он сможет делать с ней все, что захочет.

Майор заранее снял отдельный номер в «Доме фермера», предупредив, что он с племянницей. Гостиница находилась недалеко.

– А у меня папы нет, – неожиданно сказала девочка.

– Но был же, когда-то, – охотно вступил в беседу Олег Панфилович, обдумывая как заманить девчонку, – у всех детей были отцы.

– А у меня не было, – возразила Даша, – может он и был, только кто – даже сама мама не знает.

– Ты одна у мамы?

– Нет, нас трое. Только братья еще маленькие. Мама с ними у вокзала просит. А меня с вокзала менты гоняют. А мама, если я мало приношу, дерется!

– А сколько ты самое большое собирала?

– Ну, тысяч двадцать. Да еще стащишь чего-нибудь...

Девочка осеклась, но майор успокаивающе улыбнулся:

– Ты не бойся. Я же понимаю, что у тебя жизнь не легкая. Тебя, наверное, потому и с вокзала гоняют?

– Ага. А как вы догадались?

– Догадаться не трудно, у вокзала легче чего-нибудь стащить. Но и на рынке тебя, наверное, не слишком-то любят?

– Когда как. Вот черножопые, те – да! А наши подают немного. И пьяные. Только я сильно пьяных боюсь. У мамы дядя Петя ночует, так как напьется, все хватается. Я один раз из-за него даже на улице ночевала.

– А что же мама?

– Да она вперед его напивается и сразу спит, ничего не слышит. Он раньше всегда вместе с ней спал, а сейчас не всегда...

Мороженное кончилось, но доверительный разговор Момот прекращать не хотел. Он снова застегнул пиджак, чтоб не было видно его возбуждения, попросил девочку:

– Даша, что-то устал я немного – весь день на ногах. Пойду в гостиницу.

– Ой, а мне с вами можно?!

– Почему нельзя. Только надо у твоей мамы разрешение спросить.

– Не надо спрашивать. Она только рада будет, что меня нет. Она специально меня из детприемника так долго не забирала. Она меня не любит.

– Почему ты так думаешь?

Даша потупилась:

– Ну, денег мало приношу... Вы меня не прогоните, если я правду скажу?

– Что ты! Ты мне дочку напоминаешь. И ты же ни в чем плохом не виновата. – Момот догадывался, о чем хочет сказать Даша. Он заранее балдел от такой удачи – девчонка, похоже, уже попробовала мужика.

– Ну, она меня к дяде Пете ревнует вроде как. И злится, что я еще мужиков не вожу за деньги. А я не хочу так. И не умею. И боюсь!

Майор решил не напрягать больше девчонку. Ему было ясно, что Дашу трахали, да возможно и не один раз. Возбуждение его стало так велико, что он прикрыл снял пиджак, прикрыв пах, попросил девочку подождать, пока он сходит в туалет, торопливо зашел в кабинку, вынул член и почти мгновенно кончил.

– Даша, – сказал он, вернувшись и немного успокоившись, – ты не сердись, но мне с тобой в таком виде по городу ходить неудобно. Давай купим тебе какое-нибудь дешевое платье. Вон, в той палатке, вроде, продают что-то детское.

Платье Даша купила сама. Это китайское барахло обошлось Олегу Панфиловичу всего в тридцать тысяч. Они зашли в скверик, Даша отбежала «в кустики» и вернулась счастливая. Стоптанные тапочки в глаза не бросались, поэтому Момот решил больше не тратиться.

Девочка обрадовалась, когда он сказал, что должен еще на день-другой задержаться в городе. Она боялась его потерять и охотно согласилась притвориться его племянницей, чтоб пожить в гостинице.

– А то еще возьмут, да милицию вызовут, – на всякий случай пригрозил Момот, – насидишься в детприемнике.

Даша вела себя так, будто и в самом деле знала Момота всегда: легко перешла на ты, звала его дядя Олег. Майор был очень осторожен в своих «шалостях». Насмотрелся в зоне на тех, кто сидел за растление малолетних.

То, что он собирался сделать с Дашей, каралось сурово – по статье 117 уголовного кодекса, по самой строгой части этой статьи. Попадись Момот – червонец ему обеспечен. А любителям взламывать «мохнатый сейф» на зоне живется плохо – их обычно опускают еще в следственном изоляторе. На опущенных майор в своей санчасти тоже насмотрелся, особенно на молодых, которых трахали часто и грубо. У петухов от такого обращения начиналось воспаление ануса, приходилось делать операцию. Зэки рассказывали медицинские подробности такой операции с присущим им юмором: щипцами кишку оттянут, чик ножичком, и через неделю петушка можно трахать, как целку.

Даша вошла в захудалый номер с продавленными кроватями, старинным телевизором и убогим трюмо, как в сказочный дворец. Особенно ее удивило, что в номере был собственный туалет, совмещенный с сидячей ванной.

– И горячая вода есть, – сообщила она, крутя краны.

– А у вас, что – горячей воды нет? – удивился Момот.

– Откуда? У нас и холодной нет, а туалет во дворе. Мы в старом доме живем, его давно сносить должны, воду, газ – все отключили. Только свет оставили, пока не переселят.

– И скоро переселят?

– Пятый год обещают, – беззаботно ответила Даша. – А можно, я вымоюсь?

– Конечно, – обрадовался майор. Ему надо было сделать еще кое-какие приготовления, а оставлять девочку одну он боялся – вдруг разговориться с горничной. – Ты мойся как следует, а я тебя запру снаружи, чтоб тебе никто не мешал, а сам пойду куплю что-нибудь вкусненькое на ужин, время то к вечеру.

– Да, – вернулся он с полпути, – обязательно постирай трусики. Они за ночь высохнут, а я тебе куплю сейчас халатик, чтоб после ванной одеть его на чистое тело.

Момот тщательно запер дверь и, потирая руки, пошел в магазин. Никакой халатик он покупать не собирался, по этому поводу у него были свои планы. Но продукты купил, так как и сам уже проголодался. Хлеб, колбасу, кефир, большую бутылку «Фанты» и пару шоколадок. Еще он купил в киоске дешевенькое колечко самоварного золота за три тысячи.

Он торопился в гостиницу и мучался в сомнениях: давать девчонке снотворное или не давать. С одной стороны сильное лекарство могло свалить ее без чувств до утра. Но тогда он не получит полного кайфа. Того кайфа, который он бы словил, если она согласиться добровольно, и будет бояться, стесняться, спрашивать: «Все уже, скоро уже все?!» – сдерживая боль и неумело подставляя губы по его требованию.

Воображение так растравило майора, что он едва сдерживал шаг, поднимаясь с покупками в номер. Встретив горничную, он предупредил, что они с дороги устали, рано лягут спать и просят не беспокоить.

Даша еще мылась. Он спросил через дверь:

– Ты скоро?

– Кончаю, – ответила девочка, – а где халатик, в чем мне выйти?

– Забыл купить, – сказал Олег Панфилович, – одень мою рубашку, она тебе будет, как платье.

Майор просунул рубашку в щель приоткрывшейся двери. Все происходило так, как он любил. А он любил, чтоб девчонка была в его рубашке и совершенно голенькая под ней.

Он быстренько накрыл на стол, достал из дорожной сумки халат, накинул его вместо рубашки, вынул пузырек с жидкостью без цвета и запаха, поколебался немного, а потом накапал десять капель в стакан.

Майор очень боялся, что девчонка начнет сопротивляться, кричать. Вот, если бы он завел ее в лес или глухой подвал...

Даша вышла, розовая и смешная в огромной, как платье рубашке. Олег Павлович налил на ее глазах в стакан с бесцветным лекарством «фанту», протянул ей.

– Спасибо, сказала Даша, – я после сосисок так пить хочу.

– Ешь, – показал майор на стол, – а я пойду, сполоснусь.

Он ушел в ванную, принял горячий душ, одел халат на голое тело и вышел.

Девчонка уже задремывала за столом.

– Дядя Олег, – сказала она заплетающимся языком, – что-то я спать так сильно хочу...

– Ну, и спи на здоровье. Ты ночью не писаешься?

– Нет.

– Тогда подожди, я сейчас разберу постель.

Момот снял покрывало, одеяло и убрал гостиничную простыню. Вместо нее он достал из дорожной сумки свою. Майор не хотел, чтоб горничные заметили на простыне следы.

Девочка уже спала, уткнувшись головой в недоеденный бутерброд. Майор взял ее на руки и, не раздевая, уложил в кровать, аккуратно прикрыв одеялом. Он ждал, когда она разоспится окончательно.

На всякий случай – в гостиницах иногда бывали проверки паспортного режима, – Олег Панфилович разобрал вторую кровать, лег в нее, покрутился, приминая подушку и простыни.

Потом он достал из сумки свой китель и повесил на спинку стула. Майор МВД никогда не вызывал у проверяющих подозрения, они и документы то не спрашивали, увидев китель и спящего на отдельной кровати ребенка.

Уже стемнело. Майор включил телевизор, выключил свет и в мерцающей полутьме присел на край кровати...

Глава 3

(Красноярск, май)

Я стоял напротив ментовского щита и разглядывал свою фотографию. Мою рожу в фас и профиль украшал коротенький текст под общим заголовком: «Разыскивается».

Из текста я узнал, что «...из мест лишения свободы совершил побег опасный преступник Владимир Иванович Верт; на вид 35 -40 лет, лицо продолговатое, уши прижатые, нос перебит в переносице, глаза голубые, волосы короткие с сильными залысинами на лбу; входит в доверие к людям и группам лиц, может представляться ученым, журналистом, юристом, работником торговли, сотрудником иностранной фирмы...»

Вокзал шумел, народ спешил, менты проходили рядом, совершенно не обращая на меня внимание. Естественно, что пожилой, пузатый старичок в затемненных с массивной оправой очках и пышной гривой седых волос, не вызывал у них подозрения.

Я только что сошел с электрички и не смог отказать себе в удовольствие пощекотать собственные нервы, постояв перед вокзальной ментовкой. Определенных планов у меня не было, поэтому я решил остановиться у кого-нибудь на квартире и осмотреться на воле.

Через полчаса я был уже на окраине города, около небольшой пивнушки. Пройдя вдоль очереди, я протянул переднему деньги:

– Возьми по две кружки – себе и мне.

Витринное стекло отразило пузатого старичка с массивных очках и с пышной гривой седых волос. Видом своим я остался вполне доволен. Трудности были только с париком, живот, очки и морщины можно организовать, не кончая курсы гримеров.

Допивая вторую кружку, я обратил внимание, что мой собутыльник что-то возбужденно говорит. Похоже он уже давно вел свой монолог, довольный моим присутствием. Выглядел он вполне прилично: кургузый мужичок в опрятном дешевом костюме.

– ...брага откипела на балконе, – уловил я конец фразы и переспросил:

– На каком балконе?

– Так я вам таки и говорю, что у меня на балконе стоит целый бидон готовой браги.

– А жена? – спросил я невпопад.

– Уже давно в отъезде, у родичей в деревне. А я вот дома. С сыном и дочкой.

– Тогда что же мы тут делаем? – спросил я. – С меня пузырь, и двигаем пить брагу... Нет, пить будем водку, а похмеляться брагой!

У работника обувной фабрики, Льва Моисеевича, оказалась небогатая трехкомнатная квартира в окраинном микрорайоне, и жилище это дышало пьяным гостеприимством.

С четырнадцатилетним сыном и двадцатилетней дочкой я быстро нашел общий язык с помощью коробки дорогих конфет и жвачки. Ребята, похоже, привыкли к безденежным алкашам – отцовским корешам, и на меня смотрели, как на богатого родственника из Америки.

Дочку Льва Моисеевича по-мальчишески звали Сашей. Она и выглядела, как мальчишка – невысокая, тоненькая, с едва обозначившейся грудью и курносым веснушчатым лицом. Я уловил каким взглядом она проводила бабки, которые я дал пацану на конфеты и жвачку, и подумал, что с этой жидовочкой у меня проблем не будет.

Хозяин отключился – обилие водки оказалось ему явно не по силам. Мне выделили комнату. Я подождал, пока Саша застелит тахту и, пообещав купить завтра килограмм мороженого, закрылся в своем новом жилище.

Разбудило меня чье-то прикосновение. Комната освещалась лунным светом. Лев Моисеевич стоял рядом в одних трусах, белея в сером полумраке тощими волосатыми ногами, звал опохмеляться. Вставать не хотелось. Я буркнул: «нет», повернулся на бок и попытался заснуть. Не тут-то было. Я слышал, как на кухне звенел хозяин стаканом, как он булькал и гыкал, заглатывая водку. Затем он прошлепал в комнату, осторожно тронул мое плечо. Я притворился спящим. Моисеич бесцеремонно залез под одеяло и прижался ко мне тощей задницей.