Текст книги "Тройная игра афериста (СИ)"

Автор книги: Владимир Круковер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 30 страниц)

– Слушаюсь, господин начальник!

– Ладно, Иван, не паясничай. Действуй, а я пойду пожую что-нибудь, дабы тебя не разочаровывать.

Иван Иванович отключил внутренний монитор и вопросительно посмотрел на Сергея Сергеевича, который за разговором наблюдал внимательно, но не вмешивался.

– Что скажешь, Сергей?

– Ты прав, Верт этот личность занимательная. Его надо понаблюдать. Ну, давай, всего. Не злоупотребляй пищей.

– И ты туда же. Последней радости хотите старого человека лишить. Бывай, Серега.

Иван Иванович отключил монитор, встал с кресла, приподнялся на носки, смачно потянулся и сказал негромко:

– Ардон, псина ленивая, хорош дремать, гулять пойдем.

Но погулять им не удалось (к великой радости сонного дога). Зуммер вызова срочной связи оторвал Ивана Ивановича от вдумчивой процедуры надевания на пса символического (тоненькая петелька из кожи, которую мощные челюсти собаки могут порвать одним движением) намордника. Иван Иванович подошел к включившемуся автоматически монитору и увидел Сергеева.

– Иван, ты знаешь, кто этот Шмель? – спросил Сергей Сергеевич без вступительных фраз. И сразу продолжил:

– Это тот самый Норкин, который работал на нас в пропаганде. Он первый срок получил за антисоветские стихи и рассказы, мы их еще помогали в «Голос» и «Европу» пересылать. Потом в зоне его поддерживали, но он зачем-то полез в авторитеты, быстро добился звания кандидата, а за полгода до перестройки его воры короновали на законного с правом свободного поиска. Исключительный, скажу тебе, случай. Вроде вора – внештатника. Потом он в побег ушел, ему высшая мера светила, не знаю пока за что. А организовывал побег твой оригинальный Верт. Двоих застрелили, Хоркин ушел, с того времени мы его след потеряли. Да и не нужен он нам был, какая теперь польза от бывшего журналиста-антисоветчика.

– Ого-го! – потер Иван Иванович виски корокопалыми руками. – Да, судьба крепко вяжет свои петли. Вот и не верь после всего этого, что жизнь развивается по спирали. Ладно, может он пока и не нужен, но бросать своего человека в беде негоже. Бог нам этого не простит. Извини за высокопарность, но мы, по крайней мере, в этой бедной стране должны быть хоть в частностях порядочными. А Норкин, который превратился в Шмеля, личность, судя по всему, ярко индивидуальная. И с аферистом они, похоже, не чужие. Будем выручать обеих.

Иван Иванович отключил монитор, взглянул на вновь задремавшего Ардона, встряхнулся, пошел на кухню и с обиженным видом приготовил себе многослойный бутерброд.

Накладывая на тонкий ломоть ситного поочередно пластики семги, сыра «карболь», языковой колбасы и лимона, Иван Иванович вспомнил рассказ Чехова, в котором любитель поесть столь же тщательно сооружает бутерброд, наливает рюмку и тут его настигает удар. Воспоминание оказалось пророческим. Вместо инсульта гурмана настиг очередной тревожный вызов внутригородской связи. Именно в тот момент, когда он налил себе рюмку текилы. Иван Иванович усмехнулся, подошел к монитору и спросил ученика:

– Чем ты еще склонен меня порадовать?

– Учитель, клянусь я тут не причем! Последнее сообщение, Верт сбежал из тюрьмы за несколько минут до прибытия спецслужбы. Охрана в шоке.

-Полагаю, что для побега он не использовал вертолет?

– Хуже. Он взорвал стену тюрьмы.

Иван Иванович чуть не поперхнулся собственной слюной.

Глава 18

Я не собирался оставаться в тюрьме вместо Шмеля. Моя задача была гораздо

скромнее: передать ему под видом адвоката то, что по моему совету

приготовили местные авторитеты, и смыться.

Но Шмель, когда его привели в комнатку для беседы, оказался очень плох.

Мало того, что его крепко помяли при задержании, у него оказалось еще

тяжелое, кустарно залеченное, ранение на ноге. Ясно было, что несмотря на

свои способности бойца-супермена, самостоятельно совершить побег он не

сможет.

Шмель удивился, увидев в чинном адвокате меня – Адвоката и Мертвого Зверя в

одном лице. До него быстро дошел юмор ситуации: охранник даже приоткрыл

дверь, услышав его заливистый хохот.

– Все в порядке, сержант, – сказал я, сдерживая улыбку. – У задержанного

небольшая истерика.

Хоркин смеялся, а я мрачнел. Мне было ясно, что тщательно подготовленный

план побега обречен. Зря воры за кратчайший срок расстарались, добывая

пластиковую взрывчатку и одноразовые пистолеты из псевдометаллического

сплава, которые можно пронести через металлосканирующие воротца при входе в

следственный изолятор. Когда же Шмель рассказал о съемках фильма, я понял

сразу и без сомнений, что такую личность освободить обязан. Его цели было

настолько выше моих, бытовых, что сомневаться было просто неловко.

Мы уже переодевались, я наспех догриммировывал его, добиваясь условного

сходства, когда Хоркин окончательно добил меня, сказав, что был свидетелем

моего киллерского экспромта со слонихой в Красноярске. Оказывается, Шмель

после побега добрался до Красноярска, встретил там передвижной зооцирк, в

котором когда-то работал, и сразу туда устроился – лучшей маскировки не

придумаешь. А я, убегая от боевиков Седого, не нашел ничего умнее, чем

натравить на них слониху (теперь я узнал, что ее звали Кинга). И Шмель меня

видел, но вмешиваться в разгар действий не стал, а потом отмазал меня – во всем обвинил

покойников, мотивируя происшествие тем, что они сами раздразнили слониху,

чему он свидетель.

Хоркин привязывал меня к стулу порванными на ленты собственной рубахой и

джемпером, а я критически осмотрел его напоследок. Что ж, в моем белокуром парике, с моей

накладной бородой и рыжими усами, в затемненных очках с толстой роговой

оправой и в моем щеголоватом костюме Шмель выглядел похоже. Ссадины на его

лице я как мог замазал, сотворив белила из собственных слюней и побелки.

Если пойдет уверенно и нагло, то может слинять. На всякий пожарный я отдал

ему один из пистолетов (толстая авторучка скрывала три не слишком сильных

заряда мелкого калибра, после чего ее ствол выгорал и пистолет можно было

выбрасывать). Взрывчатку, желтую лепешку, похожую на пластилин, сунул себе

за правую щеку. За левую поместил четыре взрывателя величиной с горошину.

Пистолет оставил в кармане рядом с похожей, но и в самом деле настоящей

авторучкой. Я надеялся, что меня в первое время обыскивать не будут. Пока

не разберутся, что я не адвокат... Вернее Адвокат, но не тот. И очень

хотел этот небольшой временной промежуток использовать с пользой для

собственного здоровья и благополучия.

Хоркин вставил мне в рот кляп, вышел. Я слышал, как он сказал сержанту за дверью:

– Не заходи, пускай он немного побудет один, подумает. А я пока в туалет

схожу; где тут у вас туалет, братец?

Туалет для администрации и гостей на первом этаже изолятора находился

почти рядом с проходной, я был уверен, что Хоркин не попадется. Главное,

чтоб он хоть минуту удержался от хромоты. Но Шмель был железным мужиком,

боль он подавлять умел, да и сила воли у него была как у Овода из романа.

Я выждал еще минуту. Тишина. Слава те, Господи, слинял. Молоток Шмель. Да и

я молодец, не хило сработал. Теперь пора подумать о собственной шкуре.

Я свалился вместе со стулом на пол и начал дергать привязанными ногами,

создавая хоть небольшой, но шум. Вбежавший сержант сперва взирал на меня

остолбенело, потом догадался вытащить из моего рта кляп, на него пошел

рукав рубахи.

– Ловите, ловите гада! – заорал я.

– А ты, кто такой? – резонно спросил сержант. Действительно, в лысоватом

мужичке, одетом в потрепанную джинсовую куртку на голое тело, трудно было

идентифицировать недавнего щеголя адвоката в массивных очках, с длинными белокурыми волосами,

рыжеватыми густыми усами и коротенькой каштановой бородкой.

– Дед Пихто! – зло ответил я. – Ну, парик у меня был, трудно сообразить что

ли? Забрал этот бандюга и парик мой, я за него в Германии 300 марок

выложил, и очки, и костюм и портфель. Все забрал! Он же в таком виде через

проходную уйти может!!

Сержант, наконец, что-то сообразил, нажал тревожную кнопку. Маленькая

допросная комната, где обычно следаки работали с подследственными, и

которую мне выделили, как представителю демократической юридиспруденции -

адвокату обвиняемого, – заполнил служивый народ. Меня сгоряча чуть было не

отпустили, но офицер из режимной части попросил меня задержаться. Вполне

вежливо попросил, хотя и с легким намеком на подозрительность. Естественно,

обыскивать меня не стали ( на что я изо всех сил надеялся).

Не стали и

сажать в обычную камеру, что было уже подарком судьбы. Окна камер выходят

только во внутренний дворик и бежать оттуда трудно. Тюрьма в Калининграде

находится в центре города рядом с сельскохозяйственным институтом и имеет

форму квадрата. Все внешние окна – это следственные или административные

кабинеты. Попади я в камеру, пришлось бы ждать вызова на допрос, глушить

следака, а лишь потом пробиваться на улицу. Это само по себе довольно

сложно. Тюрьма тут старая, немецкая, построенная в Кенегсберге лет 150

назад. А строили тогда немцы больше чем на совесть.

Меня разместили в кабинете хозяйственников, спросили вызвать ли врача, но я

попросил только купить мне курить и пару бутылок пива. Сержант взял деньги,

сходил в соседний корпус тюрьмы в буфет, принес требуемое и "успокоил" меня

сообщение о том, что начальник оперативно-режимной части СИЗО уже выехал с

дачи и вскоре будет тут.

– Так что вам не долго тут у нас париться, – сказал он благожелательно. -

Вы же сами виноваты, что так оплошали. Он приедет, разберется и поедете

домой. Скажите спасибо, что он вас не покалечил, жутко крепкий бандит,

говорят. Если хотите своим позвонить или куда, выход на городской

коммутатор через девятку. Он удалился, а я с наслаждением выпил пива и

закурил. Лето стояло жаркое, тюрьма почти не проветривалась, духота давила,

да и день у меня сегодня выдался жарковатый. Хорошо еще, что в МВД не

перевелись доверчивые лопухи. В Москве у меня такой наглый трюк никак бы не

прошел. Это надо же, ни один охламон не обратил внимание на то, что у меня

вместе с волосами исчезли борода и усы.

Впрочем, мою рожу видели в основном на проходной. Да и сержант этот

мельком, когда Хоркина с больнички приводил. Хотя, он же и Хоркина в моем

виде наблюдал, показывал ему, где туалет. Надо же, какой лопух. Но может

врубиться. К таким мысли идут медленно, но иногда доходят. Хорошо, что я

предварительно позвонил оперативному дежурному, представившись заместителем

прокурора, и предупредил о визите адвоката защитника. Это заметно поубавило

у них бдительность. Но, что это я сижу и сопли на кулак мотаю. У меня же

перед носом вторая удача – телефон. Теперь ребята могут не просто у тюрьмы

поджидать с машинами, а в конкретном месте. Сейчас вычислим, где мой

кабинет.

Так, перед окном как раз фонтан и эти идиотские быки. Хотя, почему

идиотские? Красивые каменные быки, очень натуралистичные, огромные, вполне

логичные перед сельхозинститутом. У немцев тоже тут какая-то

сельскохозяйственная контора была. И яйца у этих быков здоровые,

натуральные. А то, что их на пасху шпана всегда красит в красный цвет, а

менты потом краску смывают, тоже хорошо и здорово. В здоровом теле здоровый

дух. А здоровый дух обладает здоровым юмором.

Вот я, например, здоровым юмором обладаю. Поэтому и сижу тут, как король на

именинах и звоню в блатхату корешам. Интересно, добрался до хаты Хоркин уже

или нет. Я ему дал половину своих денег, так что тачку он должен был снять

без проблем. А мое освобождение следует ускорить, наш план с Хоркиным был

расчитан на вечер, теперь обстоятельства меняются. Никогда не надо

откладывать на завтра то, что можно съесть сегодня.

– Эй, але. Кто, кто. Некто, в кожаном пальто. Шмель уже у вас? Значит будет

с минуты на минуту. А теперь слушай меня внимательно...

Минут пять я инструктировал своих помощников. Разговор уже закончился и я

собрался вешать трубку, когда услышал:

– Подожди, Зверь, кто-то идет. Он, он, черт его побери, Шмелюга. Ну,

Мертвый, ну, Адвокат, ну голова, слов нет. Почему ты только не законный

вор? Давай, я все понял, мы будем через 20 минут.

Не знаю уж почему, но эти двадцать минут превратились в вечность. А я,

ведь, всегда обладал неплохой выдержкой. Умение выжидать, спешить медленно,

необходимо разведчику и аферисту. Это бандиты охотятся, как собаки, с

лаем, шумным гоном жертвы. Аферист подобен рыси, он должен часами

скрадывать добычу, ничем не выдавая себя. Зато потом следует стремительный

бросок и жертва даже не успевает сообразить, как падает с перекушенным

горлом. Но сейчас какая-то подсознательная тревога кусала мои нервы, как

зловредный клещ.

Я только потом узнал, что в это время к тюрьме подъехали с минутным

интервалом две машины из разных спецслужб. Первая представляла собой ФСБ,

но на самом деле сотрудники были исполнителями воли Седого, секретные агенты

Серых Ангелов. Во второй находились специалисты из ГРУ. Они были адептами

истинного правительства семерых "бессмертных" и послал их ученик Иван

Ивановича. Но я ничего не знал, а только метался по кабинету, выглядывая в

зарешеченное окно белый БМВ, на котором должны были подъехать блатные

кореша.

Через пять минут подсознание одержало победу над разумом и логикой.

Понимая, что действую абсурдно, я, тем ни менее, разорвал взрывчатку на

четыре части, прилепил ее по углам окна и вдавил в каждый кусочек шарики

взрывателей. Химический процесс после соприкосновения взрывчатки с

взрывателем начинался автоматически и продолжался всего две минуты. Поэтом

я перевернул массивный стол, лег в дальнем углу комнаты и забаррикадировался

этим столом, надеясь, что судьба пощадит меня и на этот раз. Впрочем, по

инструкции, которую мне подробно разъяснил специалист по оружию, это

взрывчатка был кумулятивного действия, то есть взрыв всегда направлялся в

точки касания с твердой поверхностью.

В этот момент приоткрылась дверь и сержант застыл на входе. Тут же,

оттолкнув сержанта, в комнату вломилось два боевика в камуфляжной одежде. А

взрыва все не было. Я вынул авторучку. Три выстрела прозвучали один за

другим, ручку сильно дергало отдачей, да и стрелок я был никудышный. Я

успел увидеть что один в камуфляже грузно падает на пол, второй уже достал

пистолет. (Уже потом до меня дошло, что в тюрьму никто с оружием входить не

должен. Следовательно, камуфляжные фраера представляли какую-то

могущественную контору).

И тут рвануло. Резко, будто огромной ладонью ударило по ушам. Оглушенный, я

бросился к образовавшемуся провалу, сжимая бесполезную ручку-пистолет, как нож.

Я вылетел в пробитое окно и рванул со всех ног к фонтану, по инерции

высматривая БМВ, которой пока еще быть не могло.

Дуракам – счастье. У фонтана стоял какой-то студент, держа за рога

старенькую "Яву". Движок работал, юноша, наверное, недавно разговаривал с девушкой, явно

убеждая ее отправиться с ним в путешествие на этом допотопном мотоцикле.

Сейчас и девушка и фраер открыв рты смотрели на провал в стене, из которого

сквозь облако дыма и пыли к ним приближалась моя отчаянная персона.

– На, – сунул я ему ненужную ручку, на секунду задумавшись – зачем она у

меня в руках. – Держи и не рыпайся!

Мальчик взял ручку, как загипнотизированный. Я оттолкнул его от мотоцикла

и дал по газам, с трудом ориентируясь в переключении скоростей. Последний

раз на мотоцикле я ездил лет 20 назад.

Я прекрасно понимал, что гонку с профессионалами по городу мне не выиграть

никогда в жизни. Единственное, на что я мог рассчитывать, так это только на

то, что у меня есть минута-другая форы и что на машинах не шибко-то

погоняешь по переулкам. Но, несмотря на фору, у меня было всего минут пять

– после этого все ГАИшники и менты города начнут меня отлавливать. Поэтому

я проскочил пару дворов, нагло пересек площадь, по которой никакому

транспорту ездить не разрешалось, заехал в какой-то дворик и бросил

мотоцикл. Сам же вышел на улицу и, зажав для верности в руках пачку денег,

тормознул частника.

– Мужик, – сказал я ему, стараясь отвлечь его подозрение от своего

затрапезного вида, – я тут по-домашнему выскочил, даже рубашку не надел.

Добрось до Балтийского района, сын там в какую-то неприятность попал,

подрался, что... Дружки его звонили, просили приехать в милицию.

Я знал, что Балтийский район – это другой край города, район рабочий,

частично состоящий из частных лачуг. Там было проще скрыться, там мой вид

не должен был привлекать настороженное внимание, как тут, в центре, среди

благочинной публики и иностранцев, которых в Калининграде, как собак

нерезаных.

Доехали мы благополучно. Моя легенда показалась шоферу вполне

правдоподобной.Тем более, что ехали мы в милицию, что само по себе

усиливало мою благонадежность. Я хотел заплатить щедро, но шофер, простой

работяга на потрепанных "жигулях" отмахнулся:

– Ты чё, земляк, я чё не понимаю, что ли. Давай тридцатник и хватит, а

деньги побереги, сейчас менты их у тебя выманят, нынче от любой беды только

и можно, что откупиться.

– Спасибо, – сказал я искренне. – Я твой должник.

Я вышел у райотдела и собирался нырнуть в очередной переулок, когда в

голову мне пришла дерзкая мысль. Если меня и розыскивают по всему городу,

то ни одному менту не придет в голову искать меня в ментовке. Я нагло зашел

в отделение и обратился к дежурному:

– Простите, тут меня хулиганы немного подраздели.

– Хотите заявить? – недовольно спросил дежурный, брезгливо меня

рассматривая.

– Что тут заявлять, – порадовал я его, – сам виноват, не надо пить с кем

попало и где попало. Ты мне, лейтенант, разреши позвонить дружкам, чтоб

приехали за мной. Не идти же в таком виде по городу!

– Сознательный, – удовлетворенно сказал бравый офицер, защитник мирного

населения от бандитов и воров. – Позвони, чего уж там.

Урки от моего звонка немного ошалели. Они уже побывали у тюряги, видели,

что я там натворил, и после недолгого и рискованного ожидания ехали

обратно, безуспешно гадая, почему я отклонился от, мной же предложенного,

плана и куда я делся. После того, как я назвал адрес своего

местонахождения, они ошалели еще больше. Я буквально видел, как старший

группы с нежной кликухой Радуга удивленно смотрит на микрофон сотового

телефона, переводя расширенные глаза на товарищей по оружию.

– Ну, ты даешь! – сказал он в своем обычном многословном стиле. Мчим. Сиди

там тихо, как мышь, а то на тебя скоро армию поднимут.

Через несколько минут, которые мы провели с лейтенантом в мирной беседе,

перемывая косточки политикам и президентам, около райотдела затормозила

белое БМВ. Я поблагодарил лейтенанта, не спеша вышел, закурил, посмотрел по

сторонам и уселся на заднее сидение. И сказал, не давая ребятам и рта

раскрыть:

– Урки, пива хочу – сил нет. «Балтику», третий номер. Холоденькое.

Радуга, извернувшись на сидение, задумчиво посмотрел на меня и сказал свою

знаменитую фразу:

– Ну, ты, Адвокат, даешь!

И развел руками.

Глава 19

Взошло солнце. Над огромной Россией взошло солнце. Оно всходило с той же скоростью, с которой вращается Земля, и самую западную точку страну осветило одну из первых. Его луч заглянул в окошко блатхаты, того самого места, которое неискушенные представляют в виде малины, своеобразного борделя, гдее пьют, играют в карты, матерятся и все время хватаются за ножи. На самом деле современная квартира воровского объединения (квадрат на истинном,

а не позаимствованном с довоенного, жаргоне) представляет собой аккуратное просторное помещение, где чисто, где хозяева люди неприметные и уважаемые органами правопорядка, где нет особой роскоши, но есть все необходимое, где иногда и в самом деле выпивают, но культурно и без сквернословия, куда не нет хода шпане и прочей околоблатной шерсти.

Лучик заглянул в спальню и пощекотал нос Владимира Ивановича Верта. Тот чихнул,

приоткрыл один глаз, встретился с солнечным лучом, зажмурился, улыбнулся и

потряс за плечо спящую рядом дочку. Проснулась, лежащая между ними такса,

зевнула, смачно лизнула Верта в нос, перебралась в ноги и свернулась

калачиком. Гулять ей пока не хотелось, а едой на кухне не пахло – чего же

вставать в такую рань.

Аферист Верт вставал охотно и радостно, предвкушая интересный

день. И он не ошибся. Этот день был не только интересным, он был

знаменательным и переломным в его жизни. Верт, он же Адвокат, он же Мертвый

Зверь, он же Дживелегов еще не знал, что ночью в Калининград приехал Филин

и привез потрясающую новость: воровской сход принял решения короновать

Верта в законные воры с правом свободного поиска. Такие исключения

допускали очень редко. Так был коронован Шмель – супермен, дерзкий вор,

интеллигент и антисоветчик, добившийся этого уникального звания благодаря

своим уникальным физическим и умственным способностям.

Вор в законе с правом свободного поиска может не соблюдать воровские

законы. Он имеет право заводить семью, не создавать группировок, не

готовить себе смену, не участвовать в сходках. Вор свободного поиска не

назначается смотрящим ни на зонах, ни в городах. Он может, даже, не

отчислять часть своего заработка в общак, хотя это дело его совести. И в то

же время он обладает всеми правами и преимуществами вора в законе. Хотя

подобный индивидуум накалывает традиционных ангелочков за крестом не на

груди, как это положено по воровскому уставу, а там, где захочет, чаще

всего под мышкой, чтоб не было видно кому попало.

Но в трудный для воров момент такой вор обязан придти на помощь коллегам.

Его можно назвать суперагентом воровского мира, глубоко и надолго

законспирированным суперагентом.

И сход почти единогласно короновал таким званием афериста Верта, хотя

совсем недавно Верт оскорбил сход в Ялте, отказавшись быть законным вором.

Его объяснения отказа приняли, но у многих остался на душе осадок. В их

понимании Верту была предложена высокая честь. А то, что он неожиданно

обрел дочь, что он не умеет и не хочет подчиняться никаким законам, отнюдь

не оправдывало его дерзости. Но беспрецедентная по дерзости и

самопожертвованию операция по освобождению члена воровской элиты Шмеля

изменило мнение схода. Пахан выдвинул предложение дать Верту звание без

обязанностей, как дали это звание когда-то Шмелю, возглавившему успешный

бунт на одной из Заполярных зон. Шмель и Филин поддержали это предложение.

Калининградские авторитеты, ранее знавшие Верта только понаслышке, но

увидевшие его в деле, так же ратовали за афериста. И решение было принято.

И Филин, прилетевший ночью специально ради этого торжества, дремал в

соседней комнате и улыбался сквозь сон, представляя удивленную и счастливую

рожу упрямого Верта.

Совсем в другой точке России, куда солнце еще не заглянуло, проснулся Иван

Иванович Иванов. Настроение у него было не слишком веселое. Его,

убежденного материалиста, несколько смутило совпадение путей Хоркина и

Верта. Да и стремительное бегство обеих из тюрьмы тоже его несколько

смутило, так как противоречило здравому смыслу. К тому же Серые Ангелы

начали его слегка беспокоить. Убрать их было не трудно, но в природе не

бывает ничего не нужного, даже сорняки и комары необходимы в круговороте

жизни. Серых Ангелов убирать не стоило. Следовало подумать о чистке в их

среде. И чистку следовало начать с Седого генерала. А Иван Иванович по

своей натуре был человеком мягким и не злопамятным.

Иван Иванович уже завтракал, когда солнце в Москве, наконец, взошло и

заглянуло в госпиталь. Там лежал только бывший майор зоновской больничке Момот О.П.

Верт дважды достал этого несчастного педофила: первый раз в Красноярской

гостинице, которую грабил, усыпив постояльцев, а второй раз в гостинице

столицы, где Момот только начал развратные действия против девочки Маши.

Верт тогда не знал, что Маша его дочь, что не помешало ему отхватить Момоту

член под самый корешок. Момот уже получил извещение об увольнении из МВД,

но, как и обещали сотрудники Красноярского уголовного розыска, начатое

против него дело по статье 117 – изнасилование малолеток, которых он усыпил

обманом, было прекращено за помощь, оказанную следствию в Москве. То, что

бывший санитарный майор остался без пениса никого не волновало, он даже не

получил денежной компенсации.

Момот ходил с повязкой на известном месте и бутылкой с холодной водой в

кармане пижамы. Вода была ему нужна потому, что отрезание члена отнюдь не

означает кастрацию: его огрызок, где трудно подживал рубец, то и дело

возбуждался, причиняя адскую боль незажившим швам. Момот в таких случаях

лил на бинт холодную воду. Над ним зло потешались соседи по палате, хотя и

не знали, кто он на самом деле. Но было в Момоте нечто неприятное,

скользкое. Да и на шутки он реагировать не умел, злобился, вызывая ответную

реакцию.

А оперативник из Красноярска, завербовавший Момота для быстрого опознания

беглого зека Верта, курс лечения уже закончил. Верт здорово тогда достал

его из автомата, всем троим тогда досталось от шального афериста.

Так как дополнительных указаний от Московского руководство в отношении его не последовало, оперативник отбыл в

родной Красноярск продолжать службу в уголовном розыске. Его коллега и

начальник, человек Седого, выписался раньше и куда-то выехал, даже не зайдя

попрощаться. Видно получил новое задание.

Взошло солнце и в Крыму, где Седой, заканчивающий санаторный курс в Ялте, ругал по спецсвязи своих

агентов в ФСБ Калининградского отделения. Он ощущал некую неуверенность в

отношении этого неуловимого Верта, так похожего на могущественного Сергей

Сергеевича Сергеева. А тут еще недавнее, непонятное и сверхнаглое убийство

Вертом его шофера. Зачем? Уж не потому ли, что Верт издевается над ним,

просчитывая каким-то фантастическим образом все его ходы.

А в Калининграде оно уже жарило вовсю. И Маша вышла гулять с Джиной в легкой маячке, удивляясь такой жаркой осени и радуясь тому, что она больше не трудный ребенок без друзей – товарищей с нелюбимой мамой домохозяйкой и папой, которого никогда нет дома, а нормальная, а может, как сказал папа Вова после прочтения рассказа «Волк» – талантливый, и что с этим настоящим папой не соскучишься: не жизнь,

а сплошные приключения; вот только за него все-время боязно, какой-то он шальной,

не дай Бог, попадет опять в тюрьму, черт беззубый.

Джина же вынюхивала под землей кротовые ходы и не уставала удивляться близорукости хозяев. Она никак не могла понять, почему люди не чуют такой манящий запах подземных жителей. Она была еще щенком, поэтому многого не понимала. Ей еще предстояло узнать многие собачьи горести и беды. Ведь тяжелее всего живется не тем, кого любят, а тем, кто любит. А собака обречена на любовь. А, значит, и на горе.

Часть третья: ТРОЙНАЯ ИГРА

Как должен чувствовать себя НОРМАЛЬНЫЙ мужчина, лишившийся в результате несчастного случая своего члена?

Нормальный мужчина идет к врачам и советуется с ними. И врачи ему объясняют, что пенис (так именуется член на латинском языке) или фаллос (это уже древнегреческий термин) представляет собой пещеристую ткань, обильно пронизанную нервами и кровеносными сосудами.

Потом врачи рассказывают, что травма пениса дело вовсе не столь уж редкое. Во время Отечественной войны тысячи солдат страдали от подобных ранений. И некоторым из них хирурги почти полностью восстанавливали их детородный орган.

Далее врачи вкратце объяснят вам, что хирургия со времен войны добилась больших успехов по реставрации и пересадке различных частей человеческого организма. Даже некоторые животные служат донорами для пересадки, обязательно добавят они, и тот час предупредят, что на пересадку пениса от крупного рогатого скота больной пока рассчитывать не может, но реставрировать утерянный орган можно, путем постепенной трансплантации хрящей и кожи.

Нормальный мужчина, потерявший пенис, будет, естественно, подавлен, напуган, смущен, растерян, шокирован, взволнован, убит горем, разочарован, выведен из себя и т.д., но ему не придет в голову убивать женщин с которыми он после несчастья с его пещеристым фаллосом не может иметь половой близости по причине отсутствия приспособления, доставляющего от этой близости удовольствие для обеих участников этого интимного процесса.

Майор Момот лишился своего члена в весьма банальной ситуации и довольно обыденным, хотя и не лишенным оригинальности, способом. Пенис майору отрезал под корень беглый зек Владимир Иванович Верт по прозвищу Мертвый Зверь.

Трудно сказать, прав или не прав был Верт, совершая этот поступок. Если учесть, что произвел он сие надругательство над заветный плотью майора после того, как застал его при попытке изнасиловать Вертову тринадцатилетнюю дочь, то не исключено, что Верт все же был по своему прав.

Другой вопрос в том, что Верт, совершая столь радикальное вмешательство в интимную жизнь Момота, рассчитывал навсегда обезопасить девочек и мальчиков от злостного педофила. И ошибся, так как не имел нужного медицинского образования.

Отрезание пениса отнюдь не лишило майора возможности возбуждаться, испытывать эрекцию.

Он потерял право на коитус, который стало нечем осуществлять, но евнухом не стал.

А так как Момот и раньше не был НОРМАЛЬНЫМ мужчиной, то вместо того, что б с помощью современной медицины постараться восстановить утраченное, изменился сам на высшем психопатическом уровне. Вместо заурядного соблазнителя малолеток из больницы с болезненными шрамами ни мизерной култышке вышел потенциальный маньяк, агрессивно ориентированный на детей.

Если ко всему этому добавить, что после больницы Момота уволили из органов МВД, где он служил в должности начальника медсанчасти ИТУ – 9, и ему пришлось устроиться простым фотографом в захудалом комбинате бытовых услуг в ни менее захудалом поселке Заполярья. И, что вскоре он запил, беспробудно пропьянствовал больше месяца и в белой горячке угодил в психиатрическую больницу города Красноярска, откуда выписался не так давно. Если все это учесть и взвесить, то станут понятны и дальнейшие поступки этого человечка.Хотя понять их НОРМАЛЬНЫЙ человек не способен.

Глава 1

Что там ни говорили, но в одиночку жить было не так уж весело. Сам найди, сам обмани,

сам спрячься, сам защищайся.

Енисей нежно касался бортов скоростного глиссера. Один из охранников с удовольствием

сидел за штурвалом, двое других, как и я, блаженствовали в свободных позах,

посматривая на правый берег, мелькавший густой зеленью кедрача.

Чуть больше трех месяцев назад я плыл по этому же маршруту. Была глубокая ночь,

за спиной моей были побег из лагеря строгого режима, ограбление гостиницы около

красноярского рынка, короткая схватка с начальником санчасти лагеря, которого бес

привел в эту самую гостиницу.

Как я тогда удивился, когда прошерстив несколько номеров, где спали усыпленные прививкой – снотворным