Текст книги "Тройная игра афериста (СИ)"

Автор книги: Владимир Круковер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 30 страниц)

Я поправил лямки рюкзака и самозабвенно устремился в метро. За время жизни на хуторе моя рожа слегка обросла бородой, шевелюра тоже начала курчавиться на бестолковой голове. Да и кто меня сейчас в метро ловить будет? Менты других ищут, почти три месяца прошло со дня побега. Воры специальный розыск на меня устраивать не станут, не такая я важная птица, подождут, когда сам засвечусь на какой-нибудь блатхате, или – когда на срок загремлю. Только боевики Седого за мной охотятся, но тут фора часа два – три у меня имеется. Да и не станут они меня в метрополитене разыскивать, обложат известные им адреса, квартиры.

Я вышел на конечной и побрел знакомым маршрутом. Сквер хотел обойти, но не удержался, взглянул на скамейки. Нет, чудеса не повторяются: ни санитарного майора, ни малолетней посекухи там не было. И пацан – сводник не крутился поблизости.

Я направился к Машиному дому. Вот уж где не стоило мне маячить! Но я шел, как зомби, желая еще разок взглянуть в прекрасные глаза этой девчонки, похожей на деревянного человечка и на озорную дочку. У меня, ведь, никогда не было дочки. И, скорей всего, никогда не будет.

Глава 20

(Москва, июль)

Кустики, в которых я маскировался недавно за беседкой, наблюдая за подъездом, разрослись. И кажется, будто сидел я тут не три недели назад, а очень давно, в прошлой жизни. Я устроился на том же бревнышке, огляделся. Доминошников в беседке не было, а вот пробок прибавилось, алкаши не теряли времени зря. Подъезд просматривался плохо, но зато и меня не было видно. Я настроился на долгое ожидание и мысли мои опять вернулись к теме болот. Совсем недавно я прочитал от безделия какую-то популярную брошюру на эту тему и полученная информация всплывала в памяти уже в моей личной интерпретации.

Каждая планета имеет свой цвет. Марс, например, красный, Венера – желтоватая. Нашу Землю принято считать голубой. Такой цвет придает ей обилие воды. Однако, помимо пяти мировых материков, известных каждому как Евразия, Америка, Африка, Австралия и Антарктида, есть на планете и шестой. И он вовсе не голубой, а грязно-зеленый. Ведь именно так на карте окрашены болота и топи.

Болота занимают немалое место: ими оккупировано около четырехсот миллионов гектаров. Они разбросаны повсюду, особенно много их в Сибири, в Якутии. Шестой этот материк – явление особое, ни с чем не сравнимое, мало изученное.

Существует мнение, что болота – это некие язвы на теле Земли, вроде рака или проказы. Они разрушают почву, в них часто скапливается «мертвая» вода – лишенная кислорода и насыщенная кислотами, отравляющая все живое.

Даже насекомые на болотах особенные. Малярий ный комар опасен, но гнус еще хуже. Недаром его называют «полярным вампиром». В болотах Якутии у нас в зоне даже актировали те дни, когда гнус не давал работать вальщикам леса. Актировали, как актируют зимой, если мороз превышает минус 38 градусов. Еще бы, ведь масса гнуса достигает пяти килограммов на гектар. Клубы серого «дыма», застилающего тайгу и тундру,– это и есть гнус, идущий сплошной стеной, как саранча. От него нет спасения. Он набивается в глаза, уши, ноздри, запутывается в волосах, проникает в мельчайшие щели одежды. Даже накомарники и репиленты не спасают от него. Кожа распухает, лицо превращается в кусок сырого мяса. Людьми овладевает неистовство, животные безумеют.

Болота, несомненно, как и все в природе, по-своему полезны. Говорят, что они служат своеобразными регуляторами климата: наподобие губок впитывают излишек влаги, а при необходимости отдают ее.

Но мир болот – это мир притворства, мир жестокого лукавства, самые красивые места – изумрудные лужайки, пышные ковры цветов – одновременно самые гибельные. Не успеешь ступить – засосет. Даже деревья в этом странном мире растут наоборот – вверх корнями. Вода в болотах зачастую перенасыщена ядовитым метаном, в поисках кислорода корни изгибаются, растут вверх.

Даже солнечный свет в этих местах иной. Сквозь пелену испарений он кажется вялым, расплывчатым. Луна там тоже не радует, ее пепельный, искаженный свет нагоняет тоску.

Особенно неприятен лунный свет на исходе ночи. Над болотами кипит адское варево тумана, в его мутных клубах маячат бледные призраки, скользят странные видения, оборачиваясь несуразными кикиморами, лешими, прочей нечистью.

Такая предрассветная пора, у монголов именуется «Часом Быка». В этот роковой час над миром безраздельно царствуют Демоны смерти...

Да, навидался я этих болот. Почему-то зоны часто строят именно рядом с ними. А может, раньше там был лес, но зэки его вырубили и родилось болото. Впрочем, любая зона – сама по себе БОЛОТО. Весь наш мир – сплошное болото. И Час Быка для меня лично, похоже, приближается.

Я напрягся. К подъезду шли два человека. Один, маленький, был моей Машей. Второй, в военной одежде, очень походил на мокрожопого педофила Момота. Третий раз судьба подсовывала мне его – высшее совпадение придумать невозможно. Без всяких предсказаний, намеков, фортуна кричала мне ОТКРЫТЫМ ТЕКСТОМ: нельзя, опасно, уходи, тут смерть!

И я замер, как изваяние, в попытки осознать то, что человеку осознать невозможно.

***

Момот, обрадованный тем, что подцепил упрямую девчонку на крючок, совершенно забыл о задании. Он, даже, телефон забыл взять с собой, так спешил выйти с Машей из этого дома. В квартире он не мог расслабиться, не решался дать волю своим сексуальным фантазиям. Его подсознательно тревожило убеждение, что квартира прослушивается и, может, даже просматривается. Он не имел еще четкого плана, но переоделся в форменную одежду, памятуя, что эта одежда не привлекает внимание и создает своеобразную «ауру» безопасности.

Пока они шли через двор, Олег Панфилович был весь напряжен. Он не видел агентов наружного наблюдения, но ощущал их всем своим существом. К тому же, он испытывал страх перед Вертом. Стоило ему вспомнить свое пробуждение под ослепительным лучом фонарика, как у него начинала болеть голова, будто его снова били по черепу графином.

Момот побродил по району, заглянул в магазины, купил посоветовавшись с девочкой грушевый сок. Укладывая сок в портфель майор удовлетворенно подумал, что в резком вкусе этого сока девочка не заметит привкус снотворного. И тут же, огорченно вспомнил – квартира скорей всего прослушивается. Как наркоман, он был закорочен на девчонке, поглощен её обликом, и хитрый мозг изыскивал лазейки.

«Э – э, – подумал Момот, – мне никто не говорил, что я обязан возвращаться в квартиру. Наоборот, они говорили, что Мертвый Зверь – не дурак, в квартиру не пойдет, а попытается перехватить нас в другом месте. Для этого я и должен с ней подолгу гулять. Следовательно, я могу спокойно ехать с ней в гостиницу, а потом объяснить, что хотел как лучше, пытался его подманить, собой рисковал».

– Ты в гостинице жила когда-нибудь? – спросил он девчонку.

Как все дети, Маша любила новые впечатления.

– Нет, – сказала она, – а что, можно пожить в гостинице? Это дорого, наверное?

– Дорого, конечно, особенно в Москве. Но, чтоб сделать тебе приятное, чтоб ты на меня не дулась, я готов раскошелиться.

– Тогда давайте поедем в гостиницу. На такси.

– Нет проблем, – по столичному сказал майор, взмахивая рукой. Частник, проезжавший мимо, радостно затормозил.

***

Момот так быстро и неожиданно поймал машину и уехал, что наружка, предупрежденная, что майор будет не спеша гулять с девочкой в районе Речного вокзала, не успела среагировать. Они связались с Григорием, сообщили ему номер частника и уселись на лавочке, ожидая дальнейших распоряжений.

Георгий, спокойно ожидавший развертывания событий в номере Калитина, вскочил с кресла и начал обзванивать оперативные точки, пытаясь перехватить неизвестного частника. Если бы Григорий знал, что майор по какому-то наитию, вдруг, остановил машину, заплатил шоферу не торгуясь, а сам увел девочку в метро, приговаривая, что «прокатились, а теперь быстрей доедем на метро», он бы вспомнил и Бога и Дьявола. Но Григорий был уверен, что майор вскоре вернется к указанному району и не слишком переживал. Он, как и все, считал, что аферист себя среди белого дня на глазах у прохожих не проявит, а небольшое отклонение от инструкций отнес за счет попыток Момота наладить отношения с ребенком. Он помнил, как мрачно принял девочка-дикарка своего нового наставника и еще сам посоветовал Момоту потакать ее капризам, чтоб подружиться.

***

Седой готовился к беседе с Вертом. Он даже зауважал афериста, так лихо проявившего себя в бою. Седой оценивал людей практически, по поступкам, и поступки зэка с лихой кличкой Мервый Зверь, ему нравились. Он, даже, подумал о том, что после использования афериста можно попытаться оставить в аппарате и использовать для нестандартных поручений.

***

Я, наконец, вышел из ступора. Солнце близилось к горизонту, косые лучи контрастно освещали удаляющиеся фигурки, они казались вырезанными из черной бумаги. Я понимал, что от меня ждут поступков. Я понимал, что двор и подъезд просматриваются, что за санитарным майором и Машей ведут наблюдение, надеясь засечь меня. От меня ждали поступков и я начал их совершать, полностью положившись на интуицию. Мой разум, как бывало всегда в трудные моменты жизни, полностью отключился, моим телом управляло подсознание, инстинкты далеких предков. И, подозреваю, моими предками были существа хищные, зубастые, хитрые и настырные. Недаром мне часто виделось, будто я – леопард, совершенная машина для убийства, умеющая выжидать и нападать внезапно с молниеносной быстротой.

Я думал обо всем этом отстранено, а тело существовало само по себе. Оно вышло на пересечение Фестивальной улицы в районе улицы Лавочкина, засекло далекие фигурки и теперь двигалось за ними по другой стороне улицы на значительном расстоянии. И, когда одна из фигурок подняла руку, голосуя, мое тело также подняло руку, село в машину, положило водителю пятидесятидолларовую купюру на колени и сказало:

– Вон, машина отъезжает на той стороне улицы. Если сможешь от нее не отстать, получишь еще столько же.

Так же механически мое тело проследило за остановкой около метро «Водный стадион», отдало шоферу обещанные деньги и, пластично маскируясь, проникло в метро, ни на миг не упуская из сектора наблюдения майора с Машей.

***

– Два часа прошло, – сказал Калитин тусклым голосом. – Похоже, мы опять недооценили нашего афериста.

Григорий, который уже полчаса терзал телефон, посмотрел на него растерянно.

– Я сделал, что мог. И все, что мы знаем, так это то, что частник их высадил на «Водном стадионе». Верт вообще в районе дома этой девочки не появлялся. Ребята сразу после того, как потеряли Момота, расширили радиус просмотра. И связи нет. Пеленг сходиться на квартире, майор не взял телефон с собой, сволочь этакая! Зря я не объяснил ему, что телефон еще является источником сигнала и мы можем легко запеленговать его местонахождение. Но почему он его не взял, он же боится этого Мертвого Зверя, у него вся надежда на нашу поддержку?! Что я доложу шефу?

***

Седой всегда ужинал рано, чтоб не ложиться спать с полным желудком. Он очень дорожил своим здоровьем. Доклад о поимке Мертвого Зверя Седой предполагал получить поздним вечером. Раньше аферист не решиться попытаться прорваться в квартиру ребенка. В том, что Верт крутиться где-то там и, наверняка уже заметил опасного для его девочки Момота, Седой почти не сомневался.

Седой закрыл папку с документами, которую просматривал во время еды, Тут была вся жизнь афериста, и Седой считал, что теперь может предугадывать поведение Верта. В принципе он был прав. Верт действительно шел по следу Момота. Одного Седой не мог учесть, что это был не Верт, а древний хищник в облике Верта.

***

Зверь, руководивший моим телом, почувствовал движение майора с девочкой к гостинице «Центральная». И поступил этот зверь в высшей степени разумно и совершенно неожиданно для меня самого – обогнал парочку, первым зашел в гостиницу, мгновенно оценив присутствие дежурного охранника и объявления разных фирм, арендующих в гостинице помещения.

– В турфирму, – небрежно сказало мое тело, уверенно проходя мимо охраны и нахально доставая сигарету с зажигалкой.

Я поднялся на второй этаж и продолжил слежку. Инстинкт хищника не подвел, я предугадал движение жертвы – майор с Машей вошел в гостиницу, показал охраннику пропуск и зашел в лифт. Я прислушался. Лифт остановился на четвертом этаже. Что для леопарда несколько прыжков по лестнице. На четвертом этаже я оказался вовремя и успел заметить в какой номер они вошли. Теперь оставалось ждать и при том, не привлекая ничьего внимания. Поэтому я спустился вниз и снял номер на четвертом этаже по паспорту геолога. Администраторша взглянула на паспорт мельком, выдала мне ключи и посоветовала спуститься на ужин в их гостиничное кафе.

***

Майор хвалил себя за то, что догадался привести девчонку именно в эту гостиницу. Он только вечером, сняв китель, обнаружил, что забыл телефон в той квартире. Майор собирался позвонить Григорию после того, как все, что хочет с девчонкой сделает, и объясниться. Если аферист за мной следит, то вам легче схватить его в гостинице, да и он смелее пойдет в гостиницу, чем в дом, собирался сказать майор в свое оправдание.

Момот был уверен, что люди Григория не теряли его из виду ни на минуту. Он никак не мог предположить, что отрубил хвост наблюдения, а следовательно и надежду на помощь. Впрочем, майор обо всем этом думал мельком, сейчас он, как все маньяки, не мог трезво оценивать свое поведение. А о неожиданной для него самого пересадке из машины в метро майор вовсе забыл – этот поступок был продиктован подсознанием, жаждущим похоти.

***

Люди часто думают, что их поступки не предопределены. Они с важным видом рассуждают о свободе воле, о праве выбора. Им кажется, что у них есть прошлое, есть будущее. На самом же деле, тот краткий «миг между прошлым и будущим», называемый жизнью, запрограммирован с точностью до микрона.

Верт может отказаться от попытки спасти Машу. Тогда он убежит от Седого и дальнейшая жизнь его сложится иначе. Но он не откажется.

Седой может задуматься над тем, что аферист уже дважды срывал его планы, ломал все расчеты. Но он не задумается.

Маша может насторожиться от излишней навязчивости Момота, в ней вспыхнет то сверхъестественное знание, которое сделало ее непохожей на других детей. Но она не насторожится.

Калитин может на всякий случай заглянуть в номер санитарного майора – а, вдруг, он пришел в гостиницу? Но он будет мрачно пить коньяк и сочувственно цокать на горькие высказывания Григория.

Момот может на секунду оценить свое необычное поведение и испугаться последствий. Вроде, уже доставалось ему по буйной головушке. Но маньяк, составляющий вторую сущность майора, не позволит ему отвлечься от жертвы.

Некому вельможе в ноги бросился раб. Он сказал, что встретил на базаре Смерть, которая грозила ему пальцем, и стал умолять господина, чтобы тот дал ему коня. Раб хотел спастись от смерти, сбежав в города Самарру.

Вельможа дал ему коня, раб умчался, а вельможа пошел на базар, где увидел Смерть. Он подошел к ней и спросил:

– Зачем ты пугала моего раба?

– Я его не пугала, ответила Смерть. – Просто я очень удивилась, встретив его в этом городе, потому что сегодня вечером мне предстоит с ним свидание в Самарре.

Глава 21

(Москва, гостиница «Столичная», июль)

...Григорий мрачно пил коньяк, сопровождая каждый глоток отборным матом. Калитин и не предполагал, что лощенный джентльмен, коим всегда выглядел Григорий, может так выражаться.

– Я этому Момоту яйца по телеграфным столбам развешу! – сказал Григорий, допив стакан и закуривая из Калитинской пачки.

– Боюсь, что Верт тебя опередит, – ехидно сказал Калитин. – Может, я поеду, покручусь там возле дома? (Оперативник и не подозревал, насколько он близок в своем ироническом высказывании к истине).

– Без тебя есть кому крутиться. Весь район блокирован, я поднял все силы. Фотография Верта есть, даже, у всех постовых. Нам остается только ждать. Кто-нибудь да проявится: или Момот, или Верт, или еще кто...

***

...Момот уговорил Машу принять душ и постирать трусики. Он напомнил ей, что он, все-таки – врач, а потому лучше знает, когда маленькие девочки должны менять нижнее белье.

– Ты же не хочешь, чтоб у тебя началось воспаление в паху? – сказал он. – Девочки в твоем возрасте должны менять трусики ежедневно, ты уж мне поверь, я как никак детский врач. Выстирай, когда сполоснешься под душем, повесь на трубу горячую в ванной, они через пару часов высохнут. А я пока схожу в буфет, куплю еды. Ты что хочешь на ужин?

Маша уже выпила сок, куда Момот успел влить несколько капель снотворного. Это количество не могло её усыпить, но вызвало вялость, частично подавило волю, чего майор, собственно, и добивался. Майор знал, что ребенка из интеллигентной семьи иногда можно легко склонить к послушанию и постельным играм, если запутать их в словесной паутине. Интеллигентные, начитанные дети часто живут в мире воображения, но совершенно беспомощны при столкновениях с жизненными реалиями. Вдобавок, они никогда не рассказывают о том позоре, который испытали. Маша относилась именно к этому классу, так что похотливый майор решил не усыплять ее сразу, а использовать одурачивание, в котором был большой мастак, и добиться добровольного согласия.

– Курицу, – сказала Маша. – Принесите мне куриную ногу с капустой. – И уточнила. – Жареную.

Майор запер за собой дверь номера и весело отправился вниз, в кафе, отметив про себя, что девчонка начала обращаться к нему на «вы», а это хороший признак, маленький залог будущего послушания...

***

...Я не стал обживаться в казенном сервисе номера. Я положил сумку на застланную кровать, достал автомат, перекинул его на спину, сунул в нагрудный карман пиджака последнюю гранату и переложил револьвер из кармана плаща в правый карман брюк. После этого я прилип к замочной скважине, пододвинув для удобства стул. Мой номер был наискосок от Момоновского, но самый край его двери был виден. Да и слышно было все, что делалось в коридоре.

Не успел я до конца расслабиться, готовясь к долгому ожиданию, как дверь напротив ушла из поля моего зрения, вместо него появилась гладенькая фигура майора, я услышал, как он говорит в номер Маше: «Вместо халатика возьми мою рубашку, я повесил на стул, она чистая, не надеванная». Щелкнул ключ и Момот прошел мимо моей двери, что-то мурлыча про себя.

Первый мой порыв потянул, было, зайти к Маше (гостиничный замок не представлял для специалиста моего класса особых проблем), но тот зверь, который в последнее время стал все чаще брать у мозга управление телом, запретил – побеждает тот, кто умеет ждать. Было еще не поздно, время позволяло немного выждать. Не набросится же этот гнойный фраер на девочку сразу. Ему ее надо, по крайней мере, усыпить. Следовательно время у меня есть. Хоть и немного.

Я расслабил мышцы, поправил шмайсер и закурил, успокаивая бешенный ритм сердца...

***

Момот купил все, что просила Маша, только вместо капусты на гарнир пришлось взять вермишель. Но он взял салат из капусты. Себе он купил большой ромштекс с гречневой кашей. Расчитался, ужаснувшись на миг ценой, но тут же успокоив себя – деньги были не его, казенные, и вошел в лифт, балансируя тарелками. У входа в номер он ухитрился достать ключ и открыть дверь, не уронив эту пирамиду из четырех тарелок (в четвертой был хлеб), прошел в номер, с облегчением поставил еду на столик, вернулся в прихожую, запер дверь, оставив ключ в замке и слегка повернув его, чтоб снаружи никто не смог открыть. Возвращаясь в комнату он прислушался у ванной. Вода не лилась, слышался тоненький голосок, напевавший песеньку про «мордочку, хвост и четыре ноги».

– Маша, – позвал Момот, – еда стынет, поторопись.

Девчонка вышла именно в том виде, который больше всего возбуждал майора: в его рубашке на голое тело. Майор сразу пошел ей навстречу, зашел в ванную и удовлетворенно взглянул на трусики, висящие на трубе с горячей водой. Желание, особо острое после вынужденного воздержания, полоснуло его, как ножом, у него даже в глазах потемнело. Он сел за стол, заглянул сверху за ворот собственной рубашки, убедился, что не ошибся в размерах девчоночьих грудей, сглотнул слюну и вяло поковырял пластмассовой вилкой в еде, наставительно говоря:

– Ты, Маша, веришь в судьбу или в Бога? Я, вот, к примеру, верю и знаю, что человек может приблизить желаемое, если способен жертвовать ради этого чем-нибудь личным. Я понятно говорю или очень по взрослому?

– Что тут непонятного? – вяло сказала Маша, обсасывая куриную ножку. – Конечно, от нас самих все зависит. И судьба тоже. А насчет жертвовать, так я бы ради того, чтоб Володю найти, чем хочешь готова жертвовать. Но у меня же ничего нет, я еще маленькая?

Момот даже для блезира перестал копаться в ромштексе. Девчонка сама шла к нему в лапы и, он это чувствовал всей шкурой, было похоже, что он добьется ее без усыпления. Он понимал, что она еще невинная – это не дворняжка-нищенка из Красноярска, но он и не собирался ее насиловать. Вполне достаточно потрахать ее между ног, сунуть в рот и в попку. Невинности лишать девчонку из такой семьи опасно, она хоть и не расскажет, но на медосмотре могут обнаружить, а в попке и следов через день не останется, тем более во рту.

– А вот давай испытаем судьбу, – радостно сказал Момот, доставая из кителя записную книжку. – Я напишу тут три билетика с испытаниями. Какое ты вытащишь, такое и надо пройти. Сможешь – найдем твоего друга, не сможешь – значит не судьба. А какое испытание тебе выпадет, это тоже от судьбы зависит. Сможешь?

Майор специально не спросил: «хочешь», «сможешь» подразумевало безусловное согласие, будто иначе и нельзя было поступить для того, чтоб найти друга. Простенький психологический ход, но на детей, не искушенных в софистике, действует безотказно. Главным образом на чистых, образованных детей из хороших семей.

– Давайте, – сказала Маша уже не так вяло, – а какие испытания?..

***

... Прошел уже час с того времени, как санитарный майор вернулся в номер с грудой тарелок. Пора было и мне двигаться, если этот паразит пользуется снотворным, сходным по действию с моим любимым калипсолом, то он уже мог девочку усыпить.

Я еще раз поправил неудобный автомат, который магазином норовил продырявить мне печень, вышел из номера, прислушался и подошел к противоположной двери. В замочную скважину ничего видно не было, так как там торчал ключ. Я ткнул его авторучкой, но ключ сидел плотно, наверное майор повернул его поперек бороздками, когда закрывался. Что ж, из головомойки в Красноярске эта санитарная падла извлекла определенные уроки. Но неужели меня можно остановить такой ерундой, как запертая дверь!

Я тыркнулся в номер слева, там было тихо и на стук никто не ответил. Тогда я стукнул в номер справа, где орал телевизор. Послышались шаркающие шаги, мужской голос с сильным акцентом спросил:

– Кото стукай?

– Сосед, – сказал я ласково.

Дверь открылась. Небритое лицо кавказской национальности пялилось на меня, ниже лица находилась волосатая грудь, едва прикрытая халатом, а еще ниже голые волосатые ноги в огромных шлепанцах.

– Эй, земляк, – сказал я проталкиваясь в номер, – я твой сосед, слева, вон оттуда, я ключ, понимаешь, забыл, геноцвали, можно я по балкону пройду к себе в номер?

– Какой калюч, – удивился черножопый, пытаясь меня вытолкнуть обратно в коридор, – какой балакон? Я тут сама живу, слюшай да!

У меня не было ни малейшего желания заниматься с этой волосатой обезьяной разговорным русским языком. Я не учитель. Поэтому я вытащил из брюк наган и ткнул его стволом в живот.

Вот уж не думал, что эти черножопые могут так бледнеть. Я всегда считал, что у них, как у негров, кожа продублена южным солнцем навечно.

– Дэнги возми, дарагой, все возми! Я малачать буду, бэри дэнги,.. – шептал он, пятясь.

– Дурак, – сказал я, входя в номер и разглядывая пьяную красотку в кровати, – я же сказал, что мне просто надо по балкону перейти к себе в номер. Ключ я забыл. А деньги, что ж – деньги я могу взять, если ты настаиваешь.

Он явно от страха перестал понимать русский вовсе. Достал бумажник и держал его перед собой, как маленький щит, могущий спасти от револьверной пули. Пришлось взять. Я сунул бумажник в левый карман пиджака и подошел к окну, за которым по моему разумению должен был быть балкон.

Балкона не было. Я растерялся. Видел же я с фасада гостиницы маленькие балкончики. Но делать было нечего, в конце концов соседнее окно не должно быть далеко, а уж карниз между ними просто обязан быть. Я вернулся к двери, запер ее, положил ключ на стол и погрозил нерусскому пистолетом:

– Ложись в кровать и молчи!

Потом я открыл окно нараспашку и высунулся в жаркую полутьму вечерней столицы. Да, карниз был, но какой узенький. Я посмотрел на соседнее окно. Света там не было, значит майор уже уложил ребенка. Холодная ярость охватила меня, смыв остатки осторожности и страх перед высотой. Я вылез на карниз, сделал два шажка, балансируя, ухватился за подоконник, (слава Богу окно из-за жары было открыто вовнутрь), хотел присмотреться, прежде чем залазить туда, но тут услышал Машин голос:

– Я так не хочу, – громко сказала девочка, – мы так не договаривались. Что вы делаете, я не буду в рот, так нечестно...– Тут звуки голоса смялись, будто их скомкали.

Я понял, что девочке зажали рот или горло. Мозг вновь стал всего лишь придатком хищного тела, это тело очутилось в номере раньше, чем я отдал ему приказ к атаке; мне не нужен был фонарик, мне не нужно было оружия, которым я был нашпигован, как террорист, мне нужен был только гнойный пидар Момот и он встал мне навстречу – голая упитанная фигура с еще торчащим фаллосом, но он вставал медленно, будто двигался в какой-то вязкой жидкости, и мое тело значительно опережало его...

***

...Седой посмотрел на часы, хотя мог и не смотреть. Он всегда чувствовал время, как животное, с точностью до минуты. Но он все же посмотрел, убедился, что уже 22-30, точно выверенным движением, в котором не было ничего лишнего, взял телефонную трубку и нажал повтор.

– Да, – почти сразу же отозвался Григорий, – я слушаю.

По легкой хриплости и взволнованности голоса Седой понял, что произошли некие непредвиденные события.

– Докладывай, – сказал он сухо.

Выслушав скороговорку подчиненного, Седой некоторое время молча дышал в трубку. Потом положил ее на стол, встал, прошелся по комнате, взглянул на себя в зеркало. Лицо было таким, каким он заставлял его быть – бесстрастным. Он вернулся к телефону, осторожно взял трубку, в которой все еще алекал его лучший исполнитель и нажал на кнопку отключения. Трубка смолкла...

***

...Григорий смотрел на Калитина, но не видел его. В остановившихся глазах напарника стыл совершенно животный страх. В дверь с грохотом забарабанили. Калитин в один прыжок оказался около нее. Дверь не была заперта, она, как и окна, открывалась вовнутрь, но стучавший дергал ее на себя. Калитин гаркнул, стучавший отпустил наконец ручку, дверь открылась и Александр Александрович увидел волосатого человека в распахнувшемся халате и в одном тапочке.

– Там бандита, – хрипел волосатый, – дэнги забирал, втарой номера пошла!

– Скорей, – оттолкнул Калитина Григорий, – это у майора, надо успеть.

«Надо отдать должное Грише, – мельком подумал оперативник во время короткой пробежки, – реакция у него получше, чем у меня. Я-то сразу и не сообразил, что это связано с самодеятельностью Момота».

Григорий уже стоял у майоровской двери, прислушиваясь. Тут из-за этой двери взвился очень громкий крик боли, он пронизал весь коридор и оборвался, как звук мощного сигнального горна.

– Давай вместе, – сказал Григорий, отходя для разбега.

Они вместе на скорости вбили крепкие плечи в запертую дверь и с грохотом ввалились в номер...

***

...Я, наверное, на долю минуты потерял сознание от перенапряжения. Я все-таки аферист, а не зеленый берет. Очнулся я от боли в руках и от того, что кто-то гладил меня по щекам. Усилием воли я стряхнул багровую пелену, застилавшую сознание и заставил себя смотреть.

В номере горел свет, прямо передо мной был тощий голый девчоночий живот, а милый Машин голос шептал:

– Ну же, Вовка, ну же, ну что ты...

Я дернулся, обретая власть над телом. Оказывается я сидел на полу, Маша голышом стояла надо мной и гладила меня по щекам, что-то нашептывая.

– Иди, оденься, – сказал я сипло, – простудишься.

И сам удивился этому нелепому: «простудишься».

Маша, похоже, только сейчас осознала, что стоит передо мной в чем мать родила, ойкнула и смылась в ванную. Я медленно, буквально по частям встал. Мышцы болели, будто я сутки отработал на лесоповале. Я посмотрел на руки, они были в крови, а ногти на указательном и среднем пальцах левой руки содраны. Я перевел взгляд на майора. Педофил лежал без сознания, его грудь и живот были в ранах, будто его терзал тигр. Я вновь перевел взгляд на свои руки, на сломанные ногти. Да, человеческие возможности беспредельны, где-то я об этом читал.

Я взглянул на стол, где стояли тарелки с объедками. Между посудой лежал отличный нож с костяной рукояткой, такие выкидные ножи из мягкой стали делали у нас в краслаге, стоили они дорого. Я опять посмотрел на обмякшее тело Момота. Червячок, болтавшийся внизу его пухлого животика, только недавно мучил мою девочку, мою сестру, дочку. А скольких наивных девочек уже опоганил майор! А скольких еще опоганит!!

Я хладнокровно взял нож в правую руку, нагнулся к Момоту.

Нож действительно был отлично наточен, лезвие почти без сопротивления отсекло мерзкий майоровский отросток. Момот очнулся от боли, взвыл, как пожарная сирена, и вновь потерял сознание.

В этот же момент рухнула входная дверь. Вместе с ней в прихожую ввалились двое мужиков. Это были спортивные мужики, потому что один вскочил на ноги мгновенно, а второй вообще не упал, ухитрился устоять на ногах и, даже, достать пистолет. Но направить его на меня он не успел. Маша выскочила из ванной, перекрыв дверью им дорогу, что позволило мне завести руку за спину и развернуть снятый с предохранителя шмайсер в сторону нападавших.

– Маша, ко мне! – заорал я еще громче, чем перед этим Момот.

Маша подбежала, прижалась ко мне где-то сбоку, и я не целясь, забыв, что немецкий автомат при выстрелах уводит стволом вниз, нажал на гашетку. В маленькой комнате выстрелы прозвучали очень громко, номер заволокло гарью от пороха. Я обнаружил, что в левой руке у меня до сих пор нож, а правая бессмысленно давит на спусковую скобу, пытаясь что-то выдоить из пустого магазина. Тогда я резанул по автоматному ремню ножом, бросил этот нож в ту же сторону, куда стрелял, и полез за пистолетом. И, кончено, он застрял в кармане брюк: я дергал, разрывая материю, но никак не мог его выдернуть.