Текст книги "Тройная игра афериста (СИ)"

Автор книги: Владимир Круковер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 30 страниц)

– Нет проблем,– радостно сказал я, – тот час и схожу, деньги с собой. – и я похлопал себя по пиджаку, в котором лежал точно такой же, как и у директора, конверт, только вместо зеленых бумажек с портретом американского президента в нем находились обычные полоски бумаги, настриженные мной из плотной бумаги.

Я вышел в предбанник, покровительственно улыбнулся Айболиту, протянул письмо секретарше. Та молча шлепнула на подпись печать. Я подошел к врачу:

– Вот бумага, – я старался говорить тихо, чтоб секретарша не слышала, – теперь пойдем в бухгалтерию. Надо еще конверт заверить, чтоб кассир деньги принял. Бюрократия, будто перестройки еще не было. Давайте быстрей.

Доверчиво глядя мне в глаза, Айболит протянул пухлый конверт. Я вновь вошел к директрисе, держа его в руке:

– Простите, вы, может, и на конверте с деньгами распишитесь на всякий случай, а то, знаю я этих бухгалтеров – бюрократов.

Директриса посмотрела на меня как на идиота.

– Зачем? А, впрочем, давайте.

Я произвел мгновенную манипуляцию: уронил конверт на пол, нагнулся за ним, поднял, автоматически сунул в карман, достал, извинился, обругав себя неуклюжим чурбаном, протянул.

Дама расписалась, совершенно не понимая, заччем она это делает. Я взял куклу с ее автографом и вышел. Секретарша плюхнула печать и на конверт. У нее выработался условный рефлекс, как у лабораторных мышей, которые получают пищу по звонку. При виде начальственной подписи секретарша автоматически тянулась за печатью, заверить.

Я вернул конверт главврачу. Идите быстренько, а то бухгалтер может уйти. Я подожду вас тут, поболтаю пока с директором...

Странно, но до Айболита почему-то пока не дошло, что директор – баба. А я то готовился объяснять, почему говорю о ней в мужском роде. Да, хорошо, что доктор не был психиатром. Фтизиатры меньше разбираются в особенностях человеческого мышления.

В запасе у меня было минут шесть. Потом главврач начнет с криком бегать по этажам. Еще минут двадцать потребуется ему, чтоб все осознать и вызвать милицию. Для такого специалиста по блиц аферам, как я, времени – вагон. Через три минуты я вышел из лифта, заблокировав кнопку лифта спичкой, пересек вестибюль, махнул прощально вахтеру, отжал тугую дверь, прошел семнадцать шагов по асфальту и открыл дверь Айболитовской машины.

– Твой шеф, склерозом не страдает? – спросил я шофера, накидывая ремень безопасности. Давай, дуй аллюром к больнице, документ один забыли.

Шофер включил мигалку. Сирена скорой помощи взвыла, я украдкой посмотрел в зеркальце заднего вида – никто из конторы еще не выскочил.

– Эй, сказал я шоферу через пять минут, тормозни у метро, я сигарет куплю.

– Мы же спешим?

– Ну не до такой же степени, чтоб я без курева загибался!

Я вылез из скорой помощи, пошел якобы к киоску, исчезая из поля зрения шофера в толпе, нырнул в метро. Оказалось, станция Таганская. Я на секунду подумал о том, что где-где, а у Маши появляться никак нельзя. Но ноги сами вынесли меня на пересадку у кольцевой, а потом на прямую линию к Речному. Я двигался туда, куда мне идти было никак нельзя, да и незачем. Все мои вещи, включая и коробочку с фальшивыми документами, мне принесла Машина маман, когда я пришел в себя. А какие у меня вещи? Спортивная сумка с самым необходимым. "Наш адрес не дом и не улица, наш адрес советский союз". Сейчас, правда, СНГ.

На конечной, выталкиваясь из метро, я все же взял себя в руки. Приструнив капризные ноги, я вынудил их идти не туда, куда хочется, а куда надо. Мы (я имею в виду – я и мои ноги) зашли в обмен валют, превратили часть долларов в миллионы, а потом зашли в промтоварный магазин.

Шляпа, легкий плащ мышиного цвета, шарфик и очки с мощной оправой немного изменили мою внешность, но лишь немного. Для более серьезного перевоплощения требовался театральный магазин. Но я пока не собирался появляться в местах, где ментов больше, чем грязи: на вокзалах, площадях и около мавзолея. Услугами лучшей в мире подземной дороги я также не собирался больше пользоваться. Частники меня устраивали больше.

Я не спеша шел по Фестивальной, собираясь поймать машину и уехать в другой конец города. Конечно, я понимал что именно сейчас меня на старой квартире у Маши искать не будут, но все равно разгуливать в "засвеченном" районе было глупо.

– Дяденька, а вам девочка нужна?

На меня смотрел востроглазый пацан лет 14 в отличном джинсовом костюме и кроссовках Puma.

– Что ты имеешь в виду? – спросил я.

– Я ничего не имею, я спрашиваю, – невозмутимо ответил пацан.

– Что за девочка?

– Знакомая. Она в сквере клиентов снимает, тут недалеко.

– А сколько ей лет?

– Одноклассница. Да вы не думайте, она все умеет.

– Сколько же она берет?

– Четвертак в час, а если на весь день – полтинник. Зеленью, естественно.

– Забавно. Обычно путаны имеют в виду ночь!

– Она ночью не может, – не понял мальчишка, – она только до девяти гуляет, у нее мамка строгая.

Я посмотрел на часы. Еще не было 15.

– Ну что ж, – сказал я, вставая, – пойдем к твоей девочке.

– Мне пять долларов, – строго предупредил маленький сводник.

Сквер, действительно, оказался недалеко. Я оглядел немногочисленные скамейки и сразу вычислил малолетку: в коротком платье с декольте она выглядела не столько ребенком, сколько лилипуткой – ее нескладная фигурка никак не сочеталась со взрослым нарядом, особенно с туфлями на высоком каблуке. Рядом с ней сидел какой-то сморщенный старичок, блудливо потиравший сухонькие ручки и воровато оглядывавшийся.

– Она уже кого-то сняла, – разочарованно сказал пацан, – вы заплатите больше – я ее уведу?

Глава 13

(Москва, июнь)

Я кивнул. Мелькнувшая мысль о том, что девчонка была бы неплохим прикрытием – отец с дочерью не так привлекают внимание ментов, как одинокий мужчина, пусть даже в шляпе, еще не созрела до конца, но рациональное зерно в ней было. И я торопился додумать эту мысль.

– И мне вдвое, – поторопился пацан.

Я снова кивнул.

Он мигом подбежал к лавочке, отозвал девчонку, и вскоре они уже были рядом со мной. Старик невинно смотрел в другую сторону, весь вид его выражал раз очарование, смешанное с проходящим испугом.

– Здравствуйте, – кокетливо сказала девчонка, – меня зовут Ляля. А вы с какой страны?

– Потом поговорим, – сказал я, вручая Ваське 10 долларов, – я тебя забираю до вечера, да?

– Васька вам сказал, что мне можно только до девяти? И насчет денег? Если можно – половину вперед.

– На, – сунул я ей пятьдесят долларов.

– Вы не обижайтесь, я вам верю, но всякое бывает, сами знаете. – Она передала пацану деньги и сказала:

– Утром отдашь.

Тот кивнул головой и убежал. Она внимательно осмотрела меня и сказала:

– Вы старенький, это хорошо. Я люблю со старенькими, они не нахальные и не жадные.

– Eсть хочешь? – спросил я угрюмо.

– Не, – ответила она равнодушно, – потом, может.

Мы зашли в кондитерский, где я купил красивый торт и бутылку шоколадного ликера. Потом поймали частника и поехали к курскому вокзалу, где шофер по моей просьбе быстро организовал одну из бабок, сдающих квартиры и комнаты приезжим. Бабуля взгромоздилась на заднее сидение, попыталась, было, задавать девчонке вопросы, но она, заранее предупрежденная мной, только буркнула, что спрашивать надо у папы, а у нее болит зуб.

Пока бабка рассказывала про «одного знакомого зубника, который берет недорого и лечит прямо на дому», мы доехали до ее дома, который (судьба забавно играет человеком) оказался в злополучном микрорайоне Речного вокзала. Я осмотрел скромную двухкомнатную квартирку, мрачно выслушал рекомендации старухи по пользованию газовой плитой и ванной, сунул ей оговоренную сумму, присовокупив, что «за такие деньги я мог бы в Гранд-отеле жить», на что вредная бабка ответила (думаю, вполне резонно), что «за такие деньги в Москве нынче койку в самой захудалой гостинице не снимешь».

Бабка наконец удалилась и я на три дня стал владельцем этой квартирки. Поэтому я поставил чайник, нарезал торт и налил себе стакан ликера.

Девчонка уже осмотрела все комнаты и теперь возилась около телевизора.

– А програма есть? – спросила она меня.

– Откуда я знаю, мы же только въехали вместе.

– Должны быть по кабельному, – заявила она уверенно, продолжая щелкать переключателем программ.

Специально приглашать на кухню ее не пришлось, она сама отрезала себе изрядный ломоть и до самого лба испачкалась в креме, вкусно чавкая.

Я налил себе еще ликера и посмотрел на девчонку.

Ей и тринадцати нельзя было дать, так – худышка. Но девчонка была красивенькая, с аккуратной фигуркой и небольшими, с абрикос, выпуклостями на груди. Нелепое декольте обнажало худые ключицы в голубых прожилках вен.

– Ты не бойся, я заплачу. Только давай ничего плохого делать не будем, а просто поразговариваем, сказал я.

– Вот здорово! – оторвалась она на миг от торта. – А вы не обманываете!

Я достал из кармана вторую купюру и вручил ей.

Она сразу упрятала ее куда-то в район трусиков.

– А о чем мы будем разговаривать? Может, мне вас потрогать надо?

– И трогать не надо. Расскажи мне про себя. Например, как тебя по правде зовут?

– Ой, а как вы догадались? – Ее непосредственность умиляла, но в то же время напрашивалось подозрение на умственную неполноценность. Звали ее по-мальчишески – Саша. Она даже подчеркнула, что не Шура, а Саша.

Рассказ ее не был для меня особенным открытием.. Но лично я с малолетними проститутками сталкивался впервые, мне была интересна ее реакция на это занятие, ее восприятие реальности. Социальная сторона тут не представляла интереса, и, как я ожидал, оказалась стандартной историей ребенка из бедной семьи без отца, попавшей на примету какому-то сутенеру.

Он снабжал ее зазывной одеждой, обеспечивал, по ее словам, охрану, отнимал большую часть заработанных денег, а контроль за ее деятельностыо, как я понял, осуществлял, в основном, тот мальчишка, ее одноклассник. Он и свел ее с сутенером, когда узнал, что девчонка мечтает о щенке, но не представляет себе, где можно достать четыреста долларов на его приобретение.

– Какого же ты щенка хочешь? – спросил я, чувствуя себя более уверенно в знакомой стихии.

Девчонка оказалась образованной в области кинологии. В беседе о собаках она отбросила кокетливо дурашливый вид, с ней стало приятно общаться. Мечтала она о миттельшнауцере, что говорило о серьезном выборе. Несмотря на маленькие размеры, собаки этой породы отличаются суровым характером и большой активностью. Они фанатично преданы хозяину, хотя и самолюбивы.

K своим «постельным» обязанностям Саша относилась, как к неприятным, но обязательным процедурам у врача. Поддерживало ее то, что после приобретения щен ка эти «процедуры» должны были прекратиться. На сегодня она уже накопила 200 долларов.

– На птичьем рынке будешь покупать? – спросил я.

Нет, она в этом вопросе была обстоятельной: в клубе, в секции шнауцеров ее знали и обещали щенка из осеннего помета.

Мне ужасно хотелось дать ей денег, но это был ненужный жест слюнтяя, а положение мое в будущем было расплывчатым. Я решил подумать, попросил ее зайти завтра с утра, намекнул, что, может, помогу со щенком, проводил до метро, а сам пошел в ближайшее кафе и мрачно напился.

Утром, естественно, голова раскалывалась, во рту – будто медведь насрал, настроение соответственное. Я наскоро оделся и доковылял до пивного ларька. Первую кружку выпил залпом, вторую начал смаковать. Думать не хотелось.

Какой-то бродяга, тронул меня за рукав. Бич был одет в выцветший китель.

– Земляк, – сказал он хрипло, – похмели, а.

Я пригляделся. Что-то в этом опустившемся человеке еще жило. Используя нехитрый прием общения с бичами, я спросил:

– Не узнаешь, что ли? Совсем запился?

Тот всмотрелся:

– Что, служили вместе, что ли?

– Ну.

– Тебя и не узнать, – оживился бич, – нет, чтоб стареть, наоборот, молодеешь.

Он не узнал, но играл узнавание. Это мне и было нужно.

– Молодею, – сказал я, – пить не надо, тогда и стареть не будешь. Ты по-прежнему один?

Это был важный вопрос. Сейчас прояснится – нужен ли он мне вообще.

– Один. Хату еще не отобрали. Хочешь, пойдем ко мне? Угостишь по старой памяти. Ты-то, я вижу, гладкий. Ушел из армии?

– Нечто в этом роде. Сейчас, тачку поймаю...

Я усадил бича в машину. Шофер покосился на него недовольно. Тормознули у магазина, я набрал выпивки и закуски.

Бывший военный жил на Красной Пресне, в старом доме. У него оказалась большая квартира из двух комнат с высочайшими потолками. Всю меблировку составляли продавленный диван, раскладушка, колченогий стол и несколько табуретов. В квартире пахло плесенью и пылью.

– Прибери хоть немного, – сказал я; вынимая припасы.

– Дай сперва похмелиться, трясет всего.

Я налил в захватанный стакан вина, открыл бутылку пива. Старлей пил трудно, чуть не срыгнул. Через минуту лицо его ожило, посветлело, движения по теряли судорожную скованность.

Третья стадия, – подумал я. – дальше последуют больницы, а потом кладбище. Но хата его мне могла бы пригодиться, если она не на учете у милиции. Да и документы этого вояки мне бы не помешали.

– Девочки есть знакомые? – спросил я , наливая немного вина и себе. – Гулять так гулять.

К моему удивлению телфон оказался действующий. Старлей позвонил кому-то и сообщил, сияя:

– Будут! Мать с дочкой. Дочка тоже порется ништяк.

– Тебя менты не тревожат?

– Да нет. Я дома тихо себя веду, не вожу никого. Квартиру потерять – все тогда, конец.

– Понимаешь! А документы чистые?

– Что ж им грязными быть? С собой не ношу. Пенсия есть махонькая. А за телефон сосед платит. У нас с ним дубликатор, ему телефон нужен.

– Кто такой, сосед-то?

– Бизнесмен вроде тебя.

Пришли «девочки», которые оказались потрепанными бабами неопределенного возраста. Трудно было поверить, что одна из них дочь, а вторая – мать, Разница угадывалась только по фингалу под глазом дочери. Выпили. Бабы похлопотали, навели относительный порядок, даже пол протерли. На меня они смотрели алчно, все пытались напоить. Но вскоре вырубились вместе с хозяином. Из их несвязных разговоров я выяснил, что капитан, черт знает за что или почему выдворенный из армии, действительно человек тихий и на учете у милиции его хата скорей всего не числится.

Я загрузил женщин на диван, старлея – на раскладушку. Потом нашел под диваном пакетик с документами – кроме паспорта и военного билета, там были абонементная книжка квартиросъемщика с вложенным в нее ордером и запасной ключ от квартиры. Алкаши спали крепко, но я влил каждому в рот по сто граммов водки, после чего спустился вниз и зашел в фотоателье.

Там я прошел прямо к автомату, который выдал фотографии на паспорт и военный билет за пять минут. Забежав еще в аптеку и канцтовары, я вернулся в квартиру, вновь освидетельствовал спящих, достал пипольфен и просунул каждому по две таблетки на корень языка, залив вином, которые те, несмотря на сон, глотали исправно. Рефлекс у них был отработан долгой практикой.

Затем пристроился на краешке стола, оседлав нос очками, заменившими мне лупу, Инструмент был нехитрым – иголка да тушь. Через час на документах старлея уютно пристроилась моя фотография – будто век с этого места и не слезала. Теперь я был пенсионером, старшим лейтенантом в отставке, коренным москвичом. Конечно, с точки зрения лабораторного криминалиста подделка была слишком грубоватой, но для постовых на улице и гостиничных администраторов вполне годилась.

Я взглянул на стол: оставалось еще четыре бутылки водки, две вина и несколько бутылок пива. Этого вполне должно было хватить для того, чтобы отру бившаяся троица, очухавшись, сразу наберется опять, так что время у меня есть. Я вышел из квартиры, закрыл за собой дверь, взяв ключ с собой, поймал такси. Вскоре я уже был на треклятом Речном вокзале.

Пройдя по знакомой улице, я занял наблюдательный пост в кустах за беседкой, где вечером собирались любители домино. Сейчас в беседке было пусто. Я сидел, надвинув шляпу на лоб и посасывал пиво – обычный утренний интеллигент-алкаш. Через двадцать минут я увидел две фигуры, пересекающие двор. Маша с маман отправились куда-то. Подходить к ним я не собирался, только отвернулся еще больше, поднося ко рту пустую бутылку. Я совершенно не понимал своего поведения, да и не пытался понять. Знал только, что хочу увидеться с Машей.

Отчаявшись найти логическое объяснение, я пошел в сквер, где на одной из скамеек увидел знакомое платье. Саша узнала меня сразу, обрадовалась, высказала недовольство моим обманом – она вчера три раза приходила, сообщила, что если бы у нее были деньги, то можно было бы прямо сейчас купить трехмесячного щенка весеннего помета, от которого отказались прежние хозяева.

– Не обещаю сегодня, но дня через два дам точно, – сказал я. – Только одно условие, ты с сегодняшнего дня прекращаешь этой гадостью с мужиками заниматься. Напиши мне свой адрес, я занесу деньги. Да, кстати, если тот парень будет снова тебя принуждать, ну, сама понимаешь к чему, – пригрози, что заявишь в милицию. И не бойся. Oн поугрожает и отвяжется. Угрожать будет тем, что в школе обо всем узнают. Не верь, повтори, что если в школе узнают – тем более все расскажешь в милиции.

– Э-э! – безмятежно махнула она рукой. – Фиг ему. Вы знаете, как противно. Они такие толстые, тяжелые, так хватают...

Она на миг насупилась, открыто посмотрела на меня и спросила:

– Хотите быть моим папой? Ну, понарошку?

– Хочу, – сказал я искренне...

Теперь меня интересовали пункты приема стеклотары. Я объехал несколько центральных и убедился, что они, как обычно, затоварены, а ящиков свободных нет. Длинные очереди страждущих смотрели на приемщиц с тоскливой безнадежностью.

Что ж, людям надо помогать. Вскоре я договорился с водителем грузовика и подогнал машину к ближайшему киоску.

– Хозяйка, – обратился я к приемщице с развязностью экспедитора, – машина нужна?

– Сколько возьмешь? – охладила она мой порыв.

– Сколько дашь?

– Сорок.

– Стольник, – заявил я возмущенно.

Сторговались на 50$. Я был предупрежден, что деньги получу только тогда, когда привезу с ликерки накладные о сдаче посуды. Алкаши, побросав авоськи и сумки, махом забросали посуду в грузовик и я сказал шоферу, который ни на миг не сомневался в моей причаст ности к клану торгашей или снабженцев, что надо по делам заскочить еще в два пункта.

В этих пунктах я уже не предлагал транспортную помощь. Я намерен был продать всю машину со скидкой. Деньги были обещаны в обеих, но опять же при условии накладных о сдаче бутылок на ликероводочный завод.

На завод мы въехали, как к себе домой. Пока машину разгружали, я свистнул в конторе десяток бланков со штампами. Когда этим одуревшим от тоски перезрелым красоткам в отделе снабжения рассказывают сексуальные анекдоты, они не заметят, как вынесут стул из-под их толстых задниц. Анекдоты же я рассказывать умел.

Устроившись в кабине, я быстро заполнил эти бланки через копирку, оригиналы изорвал и выбросил, а две копии на каждую машину предъявил в пропускную службу, где мне шлепнули на них печати и выдали пропуска.

Естественно, на вахте я ограничился одним, иначе вахтер начал бы требовать с меня еще два грузовика посуды, которых у меня, к сожалению, не было. Дальше было просто. Получив в двух киосках деньги за полную машину – гру зовик попался не слишком вместительный, – я заехал и в третий, с которого начинал. Меня привела туда не жадность, а опасение насторожить ушлую торговку.

Она внимательно просмотрела накладную, выдала 50$ и спросила:

– 3автра заедешь?

– Постараюсь, – сказал я.

Я всегда обещал зайти завтра. В редчайшем случае прокола это обещание могло обнадежить ментов и уберечь их от мысли начать поиск немедленно.

Второе мое правило: после мельчайшего конфликта с уголовным кодексом, в городе не задерживаться. Но Москва – это не город. Это целая страна, где ворыи политики чувствуют себя в безопасности. Так что я не стал никуда уезжать, а, памятуя, что бабкина квартира еще за мной, взял в ларьке несколько бутылок пива, консервы, нарзан, хлеб и поехал туда.

Глава 14

(Москва, июнь)

Капитан Калитин вылетел в Москву только в июне. Он тщательно собирал необходимую информацию в крае и вскоре знал о Мертвом Звере больше, чем о собственном начальнике.

Владимир Иванович Верт вовсе не был особенно выдающимся аферистом. Но некоторые особенности его деятельности отличали Адвоката от обычных воров. Тщательно рассчитывая любое преступления, разрабатывая план до мелочей, Верт мог внезапно отказаться от всего и тогда его поведение не просчитал бы и компьютер. Этими неожиданными поступками Верт, как выяснил Калитин, копаясь в архивах, часто ставил следователей в тупик, буквально сбрасывал их с ясного следа, оставаясь в стороне, а следовательно – на свободе.

Уголовнике, сталкивавшиеся с Вертом, также описывали его противоречиво. Кто-то считал его человеком замкнутым, угрюмым, опасным, если к нему приставали. Другие, наоборот, описывали Верта, как личность жизнерадостную, шутливую и весьма общительную.

Необычно вел себя аферист и на следствии. В отличие от других уголовников, охотно бравших на себя даже чужие преступления (лишь бы наказание за них не превышало срок основной ПОГЛОЩАЮЩЕЙ статьи) за мелкие тюремные льготы и для того, чтоб быстрее уйти в зону, он боролся до конца, не прекращая этой борьбы и на суде. Верт всегда нанимал хороших платных адвокатов, активно помогал строить защиту, из-за чего, видимо, и получил свое первое прозвище – "Адвокат".

Малейшая шаткость обвинения, недостаточность доказательного фактажа превращали коалицию защитника и преступника в свирепых бульдогов. Они намертво вцеплялись в ошибки следствия, долбили прокурора многочисленным ссылками на кодексы и приложения к ним, выкручивались, как самбисты на ковре, превращая скучный совдеповский суд в интеллектуальный спектакль. И очень часто добивались победы.

Видимо потому Верт много раз был в зоне, но всегда на небольшие сроки. И всегда стремился в побег, хотя обычный вор срок в три года принимал как небольшой отдых, без спора, а в зоне вел себя спокойно, даже не думая из-за такой малости заключения рисковать жизнью в побеге.

Изучение архивов, встречи с людьми привели капитана к несомненному убеждению в том, что гостиницу взял Адвокат. Чача, стараясь закрепить дружбу с новым "важняком" уголовки, добавил информацию в Калитинскую копилку. Его шестерки собрали все известное об Мертвом Звере, и теперь Калитин знал и происхождение прозвища, и детали побега, в котором Верт подставил воров, и, даже то, что Верт некоторое время жил в Красноярске на квартире у какого-то алкаша.

Пора было ехать в командировку. Никаких данных о том, что Верт именно там, не было, но Калитин чувствовал, что аферист не удовлетвориться небольшой суммой, которую успел собрать в гостинице. А Москва была единственным городом, где мошенник с небольшими деньгами может их быстро превратить в деньги большие. Была бы голова на плечах. У Верта, похоже, голова была не плохая.

Александр Александрович вспомнил телевизионную передачу, в которой речь шла о голове футболиста. Журналист, вытягивая слова из спортсмена, решил тому помочь. "Ну, как известно, вы активно играете не только ногами. Последние два меча вы забили головой. Вам, как нападающему, приходиться мгновенно оценивать положение на поле. Тут без головы не обойтись...". Обрадованный футболист подхватил: "Конечно! А еще я ей ем."

Улыбаясь воспоминанию, Калитин позвонил в Москву Седому, получил "добро" на вылет, оформил командировку в Управлении, еще раз удивившись могуществу мафиози, выслушал наставления генерала, думая о своем и внимательно наблюдая за надоевшим процессом поглощения соды.

Момот еще не выздоровел, но капитана мало волновало здоровье распутного санитарного майора.

Он приказал ему утром быть в аэропорту с деньгами и всем необходимым, а сам поехал домой. Ему хотелось провести вечер с родными.

В аэропорт Александр Александрович приехал отдохнувший, настроенный бодро и весело. Оглядел жалкую фигуру Момота, перевел взгляд на его забинтованную голову и расхохотался на весь зал ожидания. Ну, ты, майор, как араб какой-то в этой чалме. Всю Москву распугаешь. Ладно, не журись, сынку, прорвемся. В Москве все же лучше, чем в тюрьме.

Олег Панфилович робко улыбнулся. Его приводили в ужас затраты, связанные с поездкой, но перспектива попасть на скамью подсудимых нагоняла еще больший страх. Хитрый Калитин быстро собрал все материалы, необходимые для обвинения: заключение экспертов, идентификацию спермы, показания быстро расколовшихся малолеток, свидетельство работников гостиницы. Даже простыня была изъята и приобщена к вещественным доказательствам.

Деваться майору было некуда. Пришлось преждевременно выписаться из больницы, снять с книжки большую часть сбережений, взять в зоне отпуск за свой счет и ехать с настырным капитаном неизвестно куда и неизвестно зачем.

Самолет набирал высоту, Момот мрачно смотрел перед собой, а неутомимый Калитин перебирал какие-то документы в сиреневой папке. Просмотрев последний листочек, капитан сделал очередную пометку в блокноте, потянулся, убрал папку в портфель, с удовольствием принял от стюардессы бокал шампанского и обратился к Момоту.

– Ты, Олег Панфилович, не смотри бирюком, а благодари судьбу. Лет восемь тебе бы судья накрутил не раздумывая, кабы ты со мной не встретился. Так что, давай, слушай мой первый инструктаж.

Капитан прихлебнул холодное шампанское и начал объяснять Момоту его обязанности.

– Ты, никакой особой пользы мне принести не можешь. Единственная твоя ценность в том, что знаешь афериста в лицо и знаешь хорошо. Но найти человека в Москве так просто даже я не могу.

А людей у меня нету, не начальник я, а простой оперативник. Обещали, конечно, помощника, а то я и города то как следует не знаю. Зато у меня есть определенный план, знание привычек и особенностей поведения Владимира Ивановича Верта по кличке Мертвый Зверь, он же – Адвокат, он же – Маэстро. На нашем языке у меня в руках психологический и поведенческий портрет фигуранта. Такой портрет важнее фотографии, он помогает не искать в слепую, а просчитать действия разыскиваемого. Так что, если он в Москве, то мы его найдем.

Калитин допил шампанское, поставил бокал на столик Момота и продолжил:

– Тебе, охламону, пока в Москве делать нечего, но мне удобней, чтоб ты был под рукой. Будешь сидеть в гостинице безвылазно, а как понадобишься... Впрочем, когда понадобишься, тогда и объясню твою задачу. Если все сделаешь как надо – гуляй на все четыре стороны. Только не блядуй больше с малолетками.

Оперативник не собирался вводить Момота в подробности своего плана. А нужен он был ему только как своеобразный одушевленный "камешек", который Калитин собирался забросить в тихий пруд для выманивания афериста. Но сперва надо было вычислить этот пруд, место, где затаился Мертвый Зверь перед очередной аферой. Тут план капитана был менее отчетлив, хотя определенные оперативные мероприятия им были намечены.

Александр Александрович откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза. Гул самолета навевал дремоту. Калитин подумал, что под Седым он решит не только материальные проблемы, но и карьеру сделает хорошую. Нет, он не мечтал о высоких должностях, просто он, как все самостоятельные и неглупые люди, хотел чтоб над ним было как можно меньше начальников.

Внизу живота появилось ощущение пустоты – верный признак того, что самолет пошел на снижение. Калитин хотел пристегнуться, вспомнил, что он и не отстегивал ремень безопасности, удивился было тому, что полет так быстро заканчивается и понял, что он все-таки задремал.

Под ногами что-то щелкнуло, самолет слегка тряхнуло – лайнер выпустил шасси. Через пятнадцать минут они с Момотом вышли на трап.

Седой не подвел. Встречали их по Калитинским понятиям роскошно: сверкающий джип подкатил к самому трапу. Моложавый шофер пожал им руки, представился Григорием, "можно без отчества", передал Калитину конверт "от шефа" , сел за руль и по спецтрассе для правительственных автомашин вырулил на шоссе.

Для вас забронировано два номера в "Столичной". Это не "Метрополь", кончно, но гостиница вполне приличная, а к тому же, в самом центре города. Я и машина в полном вашем распоряжении. В случае необходимости вам передадут группу. Но лучше работать без шума и без лишних людей. Связь с шефом через меня, зря его беспокоить вам не стоит.

Капитан раскрыл конверт. Как он и ожидал, там лежала пачка долларов.

– Не экономьте, – сказал Григорий, не оборачиваясь, – но и не шикуйте. Деньги – строго для дела. В случае успеха гонорар будет вам вручен отдельно. Чувствовалось, что Григорий не только простой исполнитель. Калитин сделал в памяти пометку. С помощником следовало обращаться вежливо, а не командовать им, как подчиненным. Выходя из машины, Калитин сделал то, что не успел сделат в аэропорту, – взглянул на номера. Как он и ожидал, номер начинался с нулей – всесоюзный признак спецавто.

Когда они вошли в номер, Калитин сразу приступил к налаживанию вежливых отношений. Отправив Момота к себе, капитан открыл холодильник, восторженно щелкнул языком и начал накрывать на стол. -Надеюсь, вы не откажетесь перекусить? Я так понимаю, что это ваша фирма позаботилась?

– Так, стандарнтный набор. Мне только кофе, кипяток сейчас принесут, я позвоню.

Пока Григорий звонил дежурной, Калитин нарезал хлеб, сервелат, сыр, откупорил коньяк, вскрыл баночку «Нескафе», положил на стол пакетики сахара.

– А я перекушу. Скажите, Григорий, у вас много информации о розыскиваемом?

– У вас, полагаю, этой информации больше. Могу только добавить, что на учтеных блатхатах Адвокат не появлялся.

– Да, он и не должен был там появляться. Воры считают, что при побеге он подставил их людей охранникам, а сам ушел как-то по другому, не с группой. Так что ему появляться на воровских точках опасней, чем в милиции. Психологический образ Верта у меня в кармане, – Калитин похлопал себя по карману, – но главная его черта – непредсказуемость. Впрочем, кое-какие у меня соображения есть. Верт часто находит квартиру, вступая в контакт с алкашами. Причем, выбирает не совсем спившихся, а так – бытовых. И, если у них семья, прекрасно с этой семьей контачит. Щедро платит, ведет себя тихо, скромно, представляется командировочным обычно.

Калитин прервался, взял у горничной чайник с кипятком, сунул ей какую-то мелкую купюру.

– Григорий, вам коньяк добавить?

– Немного, – отозвался Григорий. Он сидел в полукресле, слегка откинувшись, внимательно слушал.

– Такую квартиру нам с вами так просто не вычислить. Особенно, если она не стоит на учете в милиции. А Верт в выборе всегда осторожен. В Красноярске он не только у хозяина, но и у детей несколько раз спрашивал, не приходит ли к ним участковый, не вызывала ли мама когда милицию...