Текст книги "Тройная игра афериста (СИ)"

Автор книги: Владимир Круковер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 30 страниц)

– Логика у вас правильная, – сказал Григорий, осторожно прихлебывая горячий кофе, – но в Москве серьезные алкаши скорей всего под наблюдением, а несерьезные, как вы выразились – бытовые, очень осторожны и кого попало дмой не пригласят. Даже, если и пригласят, то их родственники не оставят незнакомого человека ночевать. Москвичи – народ ученый.

– Каким же путем у вас чаще всего снимают жилье?

– Путей много. Наиболее распростроненные – рекламные агенства. Их у нас, больше чем квартир. Но там проводится регистрация абонента. Вашему аферисту лишний раз показывать документы, как бы они хорошо не были изготовлены, нет никакого смысла. Думаю, что он воспользуется услугами какой-нибудь хозяйки, снимающей жильцов напрямую. Такие стараются не афишировать свою деятельность, чтоб налоговая инспекция не привязалась. Да и строго у нас в Москве, каждый приезжий должен отметиться в милиции в течении суток. В гостиницах за эту регистрацию специально берут отдельные деньги.

Григорий сделал еще глоток, посмотрел на стол и махнул рукой:

– Съем-ка я вот этот, с сыром. Очень вы вкусно жуете, раздразнили.

Он откусил сразу половину бутерброда, аккуратно прожевал и продолжил:

Долго рисоваться на вокзале наш фигурант не стал бы, он понимает, что его розыскивает не только милиция. В официально зарегистрированное агенство тоже не пошел бы. Расскажите ка вы про этот психологический портрет. И не бойтесь напугать меня специальной терминологией. Я немного в ваших милицейских делах разбираюсь.

Калитин обрадовался и с удовольствием выложил досье, собранное им в Красноярске. Он не мог похвалиться своими успехами в кабинете генерала, а похвалиться хотелось: он давно мечтал о работе психологической, тонкой, а его, наоборот, старались использовать в операциях с применением оружии или силы. Никак начальство не хотело поверить, что в голове бывшего пограничника, бывшего кинолога, чемпиона по драке, не осилившего даже заочное отделение университета, есть соответствующее число извилин.

Григорий просматривал документы быстро, с профессиональной цепкостью задавал вопросы. Не на все эти вопросы у капитана были четкие ответы. Он остро чувствовал, как не хватает ему профессионализма, радовался, что с ним работает спецалист такого уровня. Сомнений в том, что Григорий – ас у капитана уже не было.

Через два часа, доев бутерброды и опустошив по три чашки кофе, они разработали план минимум и приступили к его выполнению. Начать решили с вокзалов, потом пройтись по гостиницам ВДНХ и микрорайонов. Они спустились вниз, Григорий сел за руль и поехали к знаменитой площади трех вокзалов.

Ленинградский вокзал они проверили уже под вечер. Григорий взглянул на часы и сказал:

– Ну что ж, отрицательный результат – тоже результат. Давайте отдыхать. Я завтра все же подключу своих ребят, будет вести опрос не только на вокзалах и массированно.

...На четвертый день вечером они подъехали к Курскому, оставили машину за квартал, чтоб не светиться, зашли в помещение вокзала порознь.

Мужчины и женщины, потенциальные квартиросдатчики, кучковались около окошко квартирного агенства в центральном зале. Калитин уголком глаза заметил, что Григорий, как и на Казанском, пошел к поездам – там тоже могли быть искатели жильцов, и направился к окошку, помахивая портфелем, который взял с собой, чтоб больше походить на приезжего.

На него клюнули, предложения посыпались сразу.

– Бабоньки, – шутливо поднял капитан руки вверх, – не все сразу. Тут несколько дней мой товарищ должен был уже снять квартиру. Так что, я его ищу.

– А на сколько он должен был снять? – спросил старикашка в полотнянном костюме, выцветшем от времени.

– Ну, сперва не на долго, а, если понравится... – уклончиво сказал Калитин, выдерживая паузу.

– Так ежели жилплощадь сдана, кто же тут зря стоять будет, – занудливо сказал старик.

– Он с ребенком, дружок то твой? – вступила в разговор аккуратная бабуля.

– Ага, – на всякий случай сказал Калитин. Он твердо уяснил, что от Верта можно ждать любой неожиданности.

– Снимал у меня, давеча, мужик с дочкой. Угрюмая девочка, не разговорчевая, а одета, как баба. Кто же так детей одевает! Он во что одет, дружок твой?

– Ну откуда я знаю, что он в дорогу одел, – притворно возмутился Калитин,– выглядит лет на сорок с лишком, волосы короткие, нос сплющен – боксом он в молодости увлекался, – ростом с меня. А как одет – не знаю, я его не провожал.

– Нос, говоришь, набок. Тогда точно он. С дочкой. Выряделась, дуреха, как баба, сразу видать, что не городская. Он на трое суток снял, завтра съезжать будет, если не доплатит. Я сейчас к нему и еду за доплатой. Вот зашла на всякий случай, вдруг он съезжает. А тут как раз Харьковский поезд должен подойти, глядишь – жилец новый обнаружится.

– Не обнаружится, – едва удержал радость Калитин, – если он и съедет завтра, я пока поживу. Пойдем, бабуся, я тебе доплату выдам. В долларах берешь?

Заплатив хозяйке и, внутренне ужаснувшись столичным ценам, капитан записал адрес, с трудом отговорил бабку ехать с ним, мигнул Григорию, который, закончив опрос на пероне, внимательно изучал расписание, и пошел к машине. Через тридцать минут они въехали во двор, указанного дома.

Калитин настроился, было, на стандартное наблюдение, видя из поведения напарника, что заходить в квартиру или производить задержание не следует. Но Григорий опять удивил его. Он достал из кармана какой-то прибор, напоминающий маленькую и толстую подзорную трубу, просчитал, шевеля губами, окна и направил прибор на них.

Светилось только одно окно, Калитин смотрел на загадочный прибор, как на гремучую змею, гадая, что может сказать такая штука по поводу идентификации преступника Верта В.И.? Григорий не заставил его долго гадать, а протянул трубу:

– Взгляни. Думаю, нам повезло!

Калитин недоверчиво поднес трбу к правому глазу. Какая-то рябь, в мерцании которой ничего нельзя различить.

– Ты на окно направь, там есть такой пунктир, вроде прицела.

Капитан вгляделся. Действительно, стекло визора рассекали пересикающиеся паутинки. Он выловил в мерцание пятнышко окна и замер. Рябь не исчезла, но как бы потеряла цветность, сквозь нее, как сквозь ряску болота, проступило довольно четкое изображение комнаты. В углу в полоборота к окну сидел человек, рассматривая что-то около окна. Капитану показалось, что он смотрит прямо на их машину, потом он догадался, что тот просто смотрит телевизор.

– Уф, – сказал капитан, – восторженно глядя в чудо-трубу, – вот уж не верил, что мы его так запросто найдем в первый же день, клянусь погонами.

– Да, – отозвался Георгий, доставая из внутреннего кармана маленький телефон, – везет тем, кто на месте не стоит. Случайностей в мире нет, а есть возможности, зависящие от ниших действий. – Он нажал кнопку набора. – И наши действия, благодаря вашим разработкам, оказались правильными. Все закономерно.

– Григорий, – сказал он в трубку четким, немного неживым голосом, – да, так точно, слушаюсь, диктую. Он продиктовал адрес, послушал еще, отвечая лаконично: «Да, понял, так точно», отключил телефон, сунул его в карман, повернулся к Калитину и уже другим, оттаившим голосом произнес:

– Поздравляю, майор, тобой довольны. Минут через пятнадцать нас сменять и можешь отдыхать. Я тебя отвезу в гостиницу. Только никуда из номера не выходи. И на, на всякий случай для связи.

Он вынул из бардачки такой же малюсенький радиотелефон, вручил Калитину и потрепал его по плечу.

Глава 15

(Москва, июнь)

Перед сном я посмотрел телевизор, как раз передавали КВН, который я очень люблю. Спать лег рано, проснулся тоже рано, залез в ванну, долго плескался, из под душа сразу прошел на кухню, вынул из холодильника пиво, открыл и, обматывая полотенце вокруг головы, пошел в комнату. И будто вспышка некая резанула меня по глазам – в кресле перед телевизором развалился самый неприятный человек в мире. Его белоснежная шевелюра был аккуратно уложена.

Я всего лишь на секунду притормозил на входе, потом спокойно уселся в соседнее кресло, закурил и спросил, будто мы были лучшими друзьями, а на мне фрачный костюм, а не единственная одежда – полотенце на мокрой голове:

– Давно ждете?

– Нет, минут двадцать.

– Пива, минералки?

– Да, лучше водички.

Я принес нарзан, разлил.

– Мне нравится ваша выдержка, – сказал Седой, отпивая пузырящуюся жидкость.

– Мне она самому нравится, – сказал я.

Я кривил душой. Никакой выдержки не было, просто я оцепенел от страха, прекрасно понимая, что уж коли они меня разыскали, то приняли необходимые меры, чтобы не дать убежать. Воздух был водянистым, вязким, двигаясь, приходилось преодолевать его плотное сопротивление. Звуки доходили, как сквозь мутное стекло.

Седой выволок из-за кресла допотопный пузатый портфель с позеленевшими медными застежками, покопался в его объемной утробе, извлек щегольскую папку

– Ну-с, – сказал он, раскрывая ее с видом вельможного докладчика из Оксфорда, – приступим. Родился в Сибири, в семье врача...

Он хладнокровно читал мою биографию, упоминая подробности, забытые мной самим. Видно было, что он ранее не знакомился с этими документами, в некоторых местах в его голосе сквозил несомненный интерес, некоторые он проборматывал скороговоркой.

«Говорите с человеком о нем и он будет готов слушать вас часами», – считал какой-то мыслитель. Он, несомненно, был прав. Я слушал, если не с удовольствием, то внимательно.

Время шло, Седой читал, не глядя на меня. Наконец он добрался до последнего факта, который описывал ограбление Красноярской гостиницы Потом аккуратно сложил папку, упрятал ее в свой архаичный портфель, поднял голову.

– Как там насчет минеральной водички? Жара, как в Африке.

Я молча принес очередную бутылку.

– Ну, что ж, – сказал он, прихлебывая из стакана, – весьма любопытная биография. Не хотели бы работать на нас?

– Нет, – сказал я вполне искренне.

– А вам что – известно, с кем вы имеете дело?

– Нет, не известно. Ясно, что вы организация достаточно могущественная и состоятельная. А я предпочитаю независимость, пусть бедную.

– В этом есть логика. Он допил стакан, вынул из кармана аккуратно сложенный платочек, промокнул губы. – Вы слышали о Серых Ангелах?

В тюремном фольклоре Серых Ангелов упоминали редко. Но от вымирающих нынче воров в законе мне приходилось слышать про то, как после разделения уголовного мира на воров и сук, на тех, кто сохранил старый преступный кодекс, остался ему верен, и изгоев, вступивших в контакты с представителями закона, от общей массы преступников отделилась группировка нейтральная, создавшая собственную коалицию. Серые Ангелы равно не приняли романтику воров в законе и не поддались на двуличную политику сук. Они продолжали заниматься преступной деятельностью на основе промышленной, присущей серьезным мафиози Запада, база их была где-то на Дальнем Востоке.

– Вижу, слышали, – удовлетворенно произнес Седой, оценив мою реакцию. – Так не хотели бы вы работать на нас?

– Что со мной будет, если я откажусь? – спросил я хрипло.

– А ничего. Тот конфликт в Красноярске был сплошным недоразумением. Из-за халатности одного исполнителя мы связали вас с тем парнем. Не прояви вы необычную прыткость, мы отпустили бы вас часа через два. Ну, а несчастный случай с нашими боевиками настолько фантастичен, что возлагать ответственность за него на вас было бы наивно. Следует, конечно, удержать с вас расходы, связанные с восстановлением этой биографии. Опять же сумма для вас нереальная. Заставить ее отрабатывать... В роли простого исполнителя от вас толку мало, боевик из вас никогда не получится, а готовить вас на координатора целесообразно только при вашем искреннем желании сотрудничать. Это не для подневольного, труд координатора творческий.

Он посмотрел на меня тускло, пожевал губами, продолжил:

– На всякий пожарный, как говорится, случай вас следовало бы «затушить», но есть надежда, что вы передумаете, и тогда окажетесь достаточно полезны. Я оставлю вам адрес, по которому можно с нами связаться. Не думайте, что если вы связаться с нами не удосужитесь, кто-нибудь будет с вами сводить счеты. Просто существование в шкуре волка-одиночки и безденежье вам должны когда-нибудь наскучить. Тогда ждем. Поверьте, менты все-равно вас поймают, долго не пробегаете. А мы вас и от зоны отмажем, и от прошлого.

Кстати, побег ваш весьма неприятное впечатление на воров произвел. Считают, что вы авторитетных хлопцев подставили, если не сдали, а сами ушли другой дорогой. Так что и в зоне вас ничего приятного не ожидает.

Он неожиданно пластично встал, кивнул коротко и исчез за дверью, как нелепое видение, как фантастическая реальность. Как Серый Ангел.

Я начал одеваться. Я не верил Седому, хотя никаких оснований для этого не было. Настораживало то, что Серые Ангелы так тщательно собрали обо мне все дан ные. Если я перестал их интересовать еще в Красноярске, если они отнесли смерть своих боевиков за счет неле пой случайности – зачем, спрашивается, столь тщательный анализ моей личности? Я отнюдь не супермен, возраст мой близок к пятидесяти, ничем особенным, кроме нескольких удачных афер и некоторой начитанности не выделяюсь. Оставалось предположить, что Седой затеял со мной какую-то игру. И тогда его визит можно отнести к части этой игры: туманность и недосказанность нашей встречи должна была, по его плану, подстегнуть меня к каким-либо действиям.

А человека, который действует, уже можно направлять так, что он и сам не будет подозревать себя участником спровоцированных событий. Я допил пиво. Действительно, жара в Москве стояла тропическая. Надо было куда-нибудь линять. Серые Ангелы – это не менты, с хвоста так просто не слезут. Никогда не поверю, что они испытывают трудности с кадрами. Что им простой аферист, у них и КГБешники, наверняка, работают, и профессора всякие. Что же им от меня надо? Я оделся и вышел из дома, надеясь развеяться. На улице, по крайней мере было не так жарко.

Выйдя к скверику я заметил Сашу и хотел уже подойти, поболтать, но что-то меня удержало. Я отвернулся, прикуривая, и попытался разобраться в источнике сигнала тревоги, так явственно прозвучавшем в моем сознании.

Через две затяжки сущность этого сигнала проявилась: девчонка была в том же «зазывном» взрослом одеянии, а следовательно, врала мне, обещая завязать.

Ах ты, маленькая сука, подумал я, а еще хотел дать ей денег на собаку. Шлюха – она шлюха и есть, независимо от возраста.

Она заметила меня, когда я подошел вплотную, вскрикнула, поднося руки к лицу, шмыгнула было бежать, но я перехватил ее за плечо. Я вовсе не собирался ее бить, хотелось понять для самого себя это двуличие, но в этот момент меня крепко взяли с двух сторон и мгновенно завернули руки, защелкнув на запястьях наручники.

В милиции меня ввели в маленькую камеру, так называемый «отстойник» или «стакан», где даже ноги вытянуть нельзя, если ляжешь на бетонный пол. Я привычно сел на корточки – стандартная поза зэков – и бездумно уставился на небрежно побеленную грубую штукатурку. Когда-то в камерах были нормальные, гладкие стены, но всеобщая грамотность, охватившая и уголовников, выбрасывала на эти стены столько разнообразных афоризмов, что милиция ввела этот, практикуемый обычно на наружных покрытиях, наброс раствора без последующего выравнивания, заглаживания. Какая-то мысль сверлила меня, но я был настолько подавлен, что не мог ее додумать.

Через два часа железная дверь открылась. Меня провели коридором в комнату с привинченным табуретом и письменным столом, за которым восседал щуплый мужичок в штатском. -

Следователь Криводуб, – представился он.

– Очень приятно, – сказал я неприветливо.

– Выкладывайте все, что в карманах, на стол, – сказал следователь. – Потом займемся протоколом.

– Для начала хотелось бы узнать обвинение. – Что тут узнавать. Приставали к ребенку, девочке, склоняли ее к сожительству. Короче, развратные действия в отношении малолетних и хулиганство.

– У вас есть доказательства? – Главное доказательство – показания самой девочки. Любой суд придает им первостепенное значение. Кроме того, свидетель есть, пенсионер, отдыхавший на одной лавочке с ней, вы при нем начали ее преследовать. Сотрудники, вас задержавшие, видели ваши домогательства.

– А ознакомиться с показаниями девочки я могу? – Со временем ознакомитесь. И очная ставка будет, все как положено. А теперь – выкладывайте имущество.

Тут моя замороженная мысль наконец отогрелась. Меня не обыскали в милиции, а сразу засунули в отстойник. Я же еще курил там одну за другой. Так с беглым зэком менты не деликатничают. Да еще гонят какую-то муру про девчонку. Нет, тут что-то другое, и у меня есть надежда на благополучный исход. Я вытащил из правого кармана брюк пачку денег, из левого – платок, из нагрудного кармана рубашки – сигареты с зажигалкой и пенсионное удостоверение. Следователь взял удостоверение, прочитал, приподнял брови:

– Вот видите, старший лейтенант в отставке, инвалид, а имеете склонность к половым извращениям. Деньги пересчитайте.

– Ерунда, – сказал я, – что их считать, я же не в бандитской малине, а у представителей закона.

– Что делали в сквере?

– Курил.

– С какой целью приставали к ребенку?

– Бросьте, господин следователь. Я же не мальчик. Скажите прямо, что от меня требуется. Я понятливый и не болтливый.

– Ну, что ж, давайте по порядку. – Он придвинул лист протокола, взял ручку. – Фамилия?..

В это время в комнату вошел коренастый краснолицый майор.

– Это кто? – напористо спросил он следователя. Насильник?

Следователь протянул мое удостоверение.

– Ну-ну! – проглядев удостоверение, ухмыльнулся майор, – старший лейтенант, значит? Козел он мокрожопый, а не офицер. Надо бы его дубинками повоспитывать, ты скажи там ребятам. А я с ним тут сам поговорю.

Он уселся за стол и некоторое время красочно рассказывал, что делает с педофилами и прочими мокрожопыми козлами, которые пристают к маленьким девочкам. Мой мозг в это время работал напряженно, решая сразу несколько задач.

Если это была провокация Седого, то кто-то вскоре подскажет мне выход. Если это случайность – чем объяснить такую поспешную напористость ментов и их неосведомленность? Того, что я окрикнул в сквере девчонку и схватил ее за плечо, явно недостаточно для столь сурового обвинения...

Я не успел додумать. Майор, оборвав философскую часть своего монолога, ткнул пальцем в мои деньги:

– Сколько тут?

– Не считал.

– Что так?

– Я не бухгалтер.

– Богатый, что ли?

– Да нет, это все мои деньги. Знал бы – оставил дома.

– Где живешь то?

– В центре.

– А сюда что приехал?

– Тебя, майор, повидать.

– Ну-ну. Так, что? Будем писать протокол?

– Наконец до меня дошло.

– Какой протокол, майор, мы с тобой взрослые люди. Делим эти бабки пополам и я тебя не знаю, а ты – меня.

– Умница, – сказал майор, отсчитывая бабки, – давно бы так. Проваливай. К девочкам не приставай, а то посажу.

– Скажи майор, – не удержался я, – насчет показаний девочки – туфта, да?

– Какая туфта? Все по уму. Ты не расстраивайся, старлей, не ты первый.

– А какой же? – спросил я растерянно.

– Сегодня пятый. Что это вас на малолеток тянет, не можете нормальной бабе заплатить или не стоит?

– Сколько же с этого получает девчонка? – спросил я, подходя к двери.

– Десять процентов. Это для нее удобней, чем под вас, козлов лысых, ложиться.

Хохот майора преследовал меня даже тогда, когда я вышел на улицу.

Если у меня еще и были сомнения в испорченности представителей рода людского, я их прикончил в первом же баре. От солидной дозы коньяка и жары мне стало спокойно.

Выйдя из бара я купил газету и присел, просматривая объявления. Иногда объявления оказывались очень полезными в моей деятельности, подсказывая новые ходы, приемы.

Одно объявление заинтересовало. Какому-то кооперативу под названием «Флора» требовался сторож. Через тридцать минут я был по указанному адресу. Дверь мне открыл некто в форме морского капитана. Он несколько удивленно воззрился на мою, пригласил войти.

Офис оказался простой квартиркой, заваленной кульками с семенами, какими-то ящиками, среди которых нелепо возвышались старинные напольные часы. Еще имелся там большой письменный стол на львиных лапах, тоже заваленный пакетами и бумагами. В этом ералаше копошился полный человек с лицом доброго пожилого кота, которому на круглую физиономию при делали бульдожьи отвислые щеки. Легкая седина выдавала возраст.

– Вы по объявлению? – спросил человек. – Я директор малого предприятия. Мы, понимаете, купили вагон жилой за крупную сумму, надо там пожить. Только никаких удобств. Ну, плиту газовую мы вам поставим, с баллоном, а так ни света, ничего...

Люблю интеллигентов. Пришел к ним с улицы какой-то тип, кто-что – неизвестно, а они уже оправдываются.

– Я, видите ли, военный журналист,– сказал я вежливо. Сейчас на пенсии, хочу поработать над сборником очерков об армии. Мемуарного типа очерки. Но не вам объяснять, как плохо в городе летом. А на дачу не заработал. Так что искал другие возможности, а тут ваше объявление. Я так понимаю, что надо поглядывать за овощами.

– Да, да, – обрадовался полный, – у нас там овощи. Мы, видите ли, семенами, в основном, занимаемся, арендовали землю. Хотели поселить там семью, но пока никого не подыскали. Нам хоть до осени, пока соберем урожай.

– Наши интересы сходятся, – сказал я. – Все условия для работы, да еще платить мне за это будут. Никаких проблем. Человек я холостой, одинокий, не слишком состоятельный. Ваше предложение для меня – находка. Я искренне рад, что встретил не базарных барыг, а интеллигентных людей. Вот мо пенсионка, а другие документы я принесу, если договоримся. Прописка есть московская, так что вам решать. Человек я еще не старый, а инвалидность – в армии бывает всякое...

– Ничего, это не страшно, – обрадовался директор. – О чем речь? Мы не бюрократы какие. Заключим с вами трудовой договор. И оплата по договоренности. Мы только начинаем, поэтому очень много платить не сможем. Но, как я понял, для вас это не главное. Озеро там недалеко, километра полтора, продукты вам возить будем. И машинка есть печатная, старенькая, правда. Будто специально для вас. А то мы вынуждены пока по очереди там дежурить, отрываемся от работы.

– Я готов прямо завтра отправиться.

Я не стал тянуть, вышел, пообещав быть завтра с утра. За паспорт я был спокоен, военный билет тоже был нормальный. Могут трудовую попросить... А, зачем? Что им трудовая пенсионера, бывшего военного? Определенная настороженность проявится, но потом, когда увидят, что я добросовестно сижу на месте, сторожу, печатаю там что-то, исчезнет. Откуда им знать, что мне высовываться вообще нельзя. Даже сейчас, идя по городу, я рискую смертельно. А было необходимо: мне еще следовало сбросить с хвоста Серых Ангелов. Если их, конечно, вообще можно сбросить.

Я зашел в ближайший магазин, купил большой чемодан, смену постельного белья, кое-что по мелочам из носильных вещей, в том числе широкополую соломенную шляпу, которая скрыла мое лицо. Купил еще пачку бумаги для поддержания репутации специалиста по мемуарам, консервы, кухонный нож, вилку с ложкой, чай, сухари...

Глава 16

(Московская область, июнь)

Сложив покупки я закинул рюкзак за плечо на одной лямке и поехал в старухину квартиру. Я собирался сбросить хвост (а может – хвосты) на другой день, в утренних толпах московского столпотворения часа пик.

Подходя к подъезду, я увидел труп на ступеньках лестницы. Скорченное, какое-то вывихнутое тело полулежало на ступеньках. Зловещее предчувствие охватило меня.

В это время послышалось завывание мотора, на дорогу вывернул розовый автомобиль, подламывая кусты примыкавшего к дому кустарника, труп зашевелился, сполз на землю, оставаясь таким же кривым и вихлявым, что-то резануло меня по предплечью, обожгло щеку, автомобиль с тупой настойчивостью танка пробился к подъезду, оттуда выскочили люди, раздалось еще два глухих щелчка, один из этих людей упал, а остальные подмяли оживший труп, послышались чмокающие удары, приглушенный стон, кряканье.

Я тупо смотрел на руку, по которой густо стекала кровь. Потом вспыхнула боль, отдаваясь в висках. Щеку жгло все сильней, прикоснувшись к ней, я обнаружил, что и она в крови.

С прежним ревом излишне повышенных оборотов автомобиль начал пятиться, уползать задом туда, откуда появился. Около вагончика уже никого не было. А с того места, где только что стоял автомобиль, ко мне шел человек в легком светлом костюме. В руках он держал какую-то коробочку и, присмотревшись, я с удивлением узнал автомобильную аптечку.

Он подошел вплотную, тронул меня за плечо и сказал:

– Давайте пройдем в вашу комнату, я осмотрю рану.

В комнате он помог мне снять куртку, аптечку, вынул оттуда нужное и, быстро касаясь меня приятно прохладными легкими пальцами, обработал раны на руке и на лице.

– Ничего страшного, – сказал он, приклеивая наложенные тампоны полосками пластыря. – Две царапины. У меня замечательные аэрозоли, очень удобны для поверхностной асептики.

– Да, – сказал я, – с животными иначе трудно, они не любят терпеть.

– Если вы угостите меня кофе, я не стану возражать, – сказал человек, не реагируя на мой сарказм, – И позвольте представиться – заместитель прокурора Смердяков Иван Ильич.

– И, конечно, Серый Ангел, – сказал я зло, разыскивая анальгин и глотая сразу три таблетки.

– Это вы зря, – сказал прокурор, – вредно для сердечной мышцы. Лучше принять транквилизатор. Вот у меня тут кажется есть седуксен...

Он посмотрел, по-птичьи склонив аккуратную головку, как я неуклюже одной рукой беру кофеварку, решительно отобрал ее.

– Позвольте уж я сам похлопочу. Значит, Серый Ангел? Весьма забавное словосочетание. Вам, прости те, не надоело попадать в истории?

– Весьма, – пробурчал я, усаживаясь на кровать и откидываясь на подушку, – сплошной триллер, а не жизнь, с тех пор, как я про вас узнал.

– Ну, это вы зря. Никакой связи. Это вы покойного Олега Маневина вините за вашу с ним встречу.

Кофе вскипел, он аккуратно положил по ложке пены в чашки, безошибочно нашел на столе соду, добавил мизерную щепотку и лишь потом разлил его.

– Как все складывалось? Из зоны, где вы имели несчастье с ним находиться, ушла информация о ценностях. Некто третий эти ценности похитил. А некто четвертый начал за ним охотиться, чтобы получить свою долю. Этот четвертый косвенно связан с теми, кого вы так пышно именуете Серыми Ангелами. Поступившая от него информация заинтересовала сию организацию лишь частично. В числе похищенного имеется нефритовая статуэтка из захоронений Древнего Египта. По каталогу она в Англии оценена в полтора миллиона фунтов стерлингов. И есть покупатель, почтенный бизнесмен, держатель уникальной коллекции.

Он допил кофе, поставил чашку на стол, посмотрел на нее, склоняя головку, снова ее взял, вышел в кухню и сполоснул над раковиной.

– Мы не претендуем на золотые побрякушки, на камешки там и прочую шелуху, награбленную уголовниками. Нас интересовала и продолжает интересовать только эта статуэтка, о ценности, истинной ценности, ее уголовникам ничего не известно. Да и знай они – не смогли бы реализовать сей раритет в России. И вывезти на Запад не смогли бы.

– Скажите, – прервал я его, – я-то тут причем?

– Вы появились в самый разгар охоты и вас приняли за соперника. Отсюда и выстрел около больницы.

– А сейчас?

– Это вообще нелепая случайность, без всякой связи с тем, о чем мы говорили. Тех двоих, кого ваша умная слониха соизволила придавить, мы схоронили без шума.

– Двоих. А третий... Вы хотите сказать, что он выжил и решил отомстить.

– Его можно понять. Очень сильно изуродован. У него хороший пансион, но вот вбил себе в голову какую-то вендетту.

– А какой вам смысл за меня заступаться? Я-то вам кто?

– Вы человек, который стоит полтора миллиона фунтов стерлингов.

Я пролил остатки кофе на покрывало.

– Видите ли, дело в том, что эта статуэтка находится у родственника Маневина. А его родственник – один из советников президента. Да, не удивляйтесь. жизнь вообще – штука запутанная. Такие бывают странные коллизии. Вот, как-то включил я телевизор, а оттуда – "выключи сию же минуту!". Я, признаться, от растерянности выключил. Потом понял, оценил совпадение, и снова включаю. А оттуда опять: "Я кому сказал, выключи!" Ну, не забавно ли? По статистике, мои ребята специально просчитали на компьютере, вероятность попадания метеорита именно в меня такая же. Так что, не надо удивляться. Политик любят вкладывать деньги в ценности. Очень умно в период инфляции. Вот он и купил эту статуэтку, что тут особенно удивительного?

– Что ж Седой мне сразу не сказал?

– Седой? А, вы имеете в виду генерала. Тогда мы еще не проследили эту вещицу. А вас генерал приласкал на всякий случай. Есть у него черта такая, любит занятных людей. И не зря, прозорливый он человек. И удачливый.

– Но зачем же все-таки вам я? Родственник и так вам ее продаст, если нажмете.

– Он умный и бережливый человек. Мне кажется, что вы его недооцениваете потому что не знаете. Свои ценности он хранит в Варшавском банке с условием, что если с ним что-нибудь случится, они перейдут в собственность банка. Он человек одинокий, завещать имущество некому. И старость, похоже, хочет прожить в цивилизованной стране. Вот и принял меры предосторожности. Тронь его – все отойдет банку. А банк даже нам не по силам.

– Ну, так купите.

– Ему известна ее цена. Я же говорю, что он умный человек.

– Что же вы от меня хотите?

– При его осторожности вы – единственный человек, который может стать к нему вхож. Он не знает, что Маневин убит. Вы человек общительный, умеете располагать к себе людей, вы друг его единственного родственника. Существуют доверенности, дарственные. Короче, все это уже технические детали. Важно ваше согласие, ваша добрая воля. Вы ведь во всех аферах придерживаетесь робингудовской философии – берете часть у тех, у кого много.

Я задумался. Надо было спросить фамилию, но это могло быть воспринято, как потенциальное согласие. К тому же я просто боялся услышать очень известную и, поэтому, очень опасную фамилию. Хоть я и аферист, но аферы такого масштаба мне явно не по плечу. Но долго думать мне не пришлось. Дверь резко раскрылась, чуть не слетев с петель. В уродливой, перекошенной фигуре я с трудом узнал того нервного "гражданского", которого в мыслях давно похоронил под толстыми ногами Кинги.

Он выстрелил сразу, не прицеливаясь, с бедра. Прокурор, успевший обернуться, легко слетел со стула. На полу его настигли еще два выстрела, которые начисто снесли его ухоженный череп.

Удивительно проворно для калеки двигаясь, гражданский взял стул, сел в уголок, стараясь не запачкаться в месиве из кровавых мозгов, положил пистолет на колени.