Текст книги "Дневник научного работника (СИ)"

Автор книги: Владимир Буньков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 91 (всего у книги 96 страниц)

И ещё был незабываемый разговор с Мишей в 1964г. Тогда 1 мая небольшой компанией: я, он, Назаренко и примкнувший к нам Кирштейн, – мы взяли отгулы и на неделю отправились в Крым в Планерское с намерением сфотографировать весенние Крымские цветочки (сагитировал Назаренко). Помню обжигающе холодную воду в море, по вечерам долгие беседы. Мы с Мишей обсуждали состояние социализма в нашей стране. О том, что трудящиеся в капиталистических странах живут хуже, чем в Советском Союзе, я верил вплоть до 1985г, но ещё тогда я уже задумывался: что-то не так! Я всё приставал к Мише со своими сомнениями, но как теперь я понимаю, для него уже тогда сомнений не было, и он твёрдо знал, что основной принцип социализма: «Всем на всё насрать!» Но он хранил это в себе. Однако он иногда давал полезные советы, например, увидев у меня записи Галича, советовал уничтожить их (я не уничтожил, но убрал подальше). Итак, мы долго беседовали о социализме (социализм или коммунизм, – для меня это одно и тоже). Наверное, я был очень настырным и надоел Мише. Тогда он похлопал меня по плечу и сказал: «Володя, ты настоящий коммунист!» После такой высшей в моём понимании похвалы я успокоился.

А ещё значительно раньше, будучи секретарём партбюро, он сагитировал меня вступить в общество «Знание». При этом он обещал, что такая общественная нагрузка значительно ускорит получение жилплощади. В те годы я за многое хватался не столько из-за зарплаты и квартиры, сколько из честолюбия. Действительно, в обществе «Знание» я тянул лямку много десятилетий, а квартиру я получил только через 20 лет, в 1977г.

15 декабря 1995 года, пятница.

Впервые в жизни мои коллеги: Эдик Набиуллин и Света Кузьмина, – уехали за границу, в Китай. С ними ещё и Валера Мосунов, но он туда (и ещё в Корею) ездил уже пять раз. И вот кончаются две недели их командировки, и в понедельник 18 декабря они должны вернуться.

Сейчас позвонил Юра Муллов и сказал, что его брат, который живёт в Иркутске, купил для наших командированных обратные билеты на самолёт Иркутск-Москва на 18 декабря. Дело в том, что кроме моих коллег в Китай уехали ещё Карклэ, Мамедов, Ишмуратов, Зубаков, – всего семь человек. Поскольку Муллов работает теперь вместе с Мамедовым, то он и способствовал в этом деле.

По идее вместо Карклэ должен был ехать я как научный руководитель системы КС2, которую Китай купил у нас за 39 тыс $, но я не люблю административную работу, и за неё взялся Карклэ. Поэтому ему и карты в руки. Весной этого года мы активно принялись за редактирование инструкций и текстов. Я тоже делал кое-какие тексты и даже перевёл на английский язык основную инструкцию – около 40 страниц. Особенно активно взялся за работу Эдик, в срочном порядке овладев английским языком. Но постепенно его энтузиазм угас, т.к. в ЦАГИ перестали платить зарплату (сейчас задолженность достигла четырёх месяцев). Всё лето Эдик бастовал, я был два месяца в отпуске. Валера занимался Аргоном.

Осенью неожиданно обнаружилось, что надо ехать в Китай сдавать готовую продукцию. В спешке за какие-то 2-3 недели привели всё в порядок. Вместо английских текстов обошлись всего лишь одной русской инструкцией на 60 страницах. Я её читал, она напечатана красиво на лазерном принтере, но с неточностями и неясностями. Конечно, к такой системе как КС2, обязательно надо было дать полную теорию и объяснения к алгоритмам, но… вероятно это мы сделаем в следующий раз, когда будем продавать КС2 в Корею, с которой мы заключили контракт на 100 тыс $. Действительно, теория до сих пор не оформлена в монографию. Та теория флаттера, за которую я получил премию Жуковского за 1987г, устарела потому, что там описана система КС1, которая имеет мало общего с КС2, хотя основа та же.

Карклэ, уезжая в Китай, взял с меня обещание, что я напишу теорию за эти две недели, пока они будут в Китае.

  

В первый же день после отпуска я помогал Стрелкову покупать миниатюрные видеокамеры, а потом налаживал съёмку с их помощью в трубе Т-106. Так что я теперь кроме репортёрской видеокамеры М3000 овладел также ещё и микрокамерами.

Потом пришлось срочно всё пересчитывать для контракта с Боингом, т.к. модуль Е на готовом изделии оказался вдвое меньше, чем выдал мне Азаров: углепластик вместо 1.2₁₀6 кг/см², имеет модуль Е=0.6₁₀6.

  

Хобби. Мой друг Широкопояс всё лето агитировал меня купить ТВ с 100-герцовой развёрткой и экраном 29 дюймов. Но это стоит $1700! Мне придётся копить такую сумму два года. Тогда я в ответ на его агитацию пообещал привезти к нему на дачу всю свою технику: лазер-видео с Hi-Fi Stereo и т.д. как только он первый купит эту 100-герцовую развёртку. «Ты купи, а я посмотрю», – сказал я. Тогда он (это было в сентябре) взял 1700 USD, и поехал в Москву. Но, обойдя 6 магазинов, он убедился в ужасном качестве «100 гц, 29 дюймов». Совсем не то, что он видел зимой в ВВЦ! Тогда он привёз ко мне свой ТВ «SONY Hi Black Trinitron 2100». Качество настолько высокое, что на моём Рубине платье просто белое, а на японском SONY – шёлковое. Я понял, что дело не в 100 гц, а в Trinitron. Недолго думая, я истратил $590 на ТВ «SONY 2540». Это дело я удачно объединил с таким же делом моего приятеля Толи Осипчука. Я уговорил его покупать этот ТВ не в Жуковском, а в Москве в ВВЦ. Он боялся транспортных расходов, но я убедил его воспользоваться метро, электричкой и моей ручной тележкой. Таким образом, мы купили ТВ сначала для него, а потом для меня, сэкономив на этом по $100.

Но моя покупка оказалась ошибочной потому, что Trinitron 25 дюймов заметно хуже, чем 21 дюйм. Как-то зашёл Птицын, и я пожаловался ему на Trinitron, на что он посоветовал продать его. «Хорошо, но куда в таком случае девать деньги?» – задумался я (кстати, такая же проблема у Приходьки). Он тут же нашёл мне способ истратить деньги: «Купите за $300 спутниковое ТВ». Я подумал и решил, куплю спутниковую антенну. Однако, глядя на наш город с крыши ЦАГИ, куда я привык лазить, когда всю зиму расчищал снег с крыши, я не видел ни одной такой антенны. По-видимому, я буду одним из первых, кто заведёт спутниковое телевидение.

Я знаю, что для приёма спутникового телевидения требуется чистое небо, не загороженное ни соседними домами, ни даже деревьями. Около моего двухэтажного дома стоит огромная берёза. Я боюсь, что она окажется помехой для моей спутниковой антенны. Чтобы разобраться в этой проблеме, я стал изучать, где у нас юг. Спутник висит над горизонтом на высоте 20^о и на столько же отстоит от юга к западу. Я рассуждал так. Я наблюдал восход солнца 22 ноября в 8¹⁵, а заход – в 16¹⁵. Среднее значение равно 12¹⁵. Значит в это время солнце точно на юге (на компас я не надеюсь).

Я работаю в ЦАГИ 40 лет. И каждое утро я наблюдаю одну и ту же картину: восход солнца, особенно в ясные дни зимой. Я задал себе вопрос, на какой высоте стоит солнце в полдень? Где оно восходит? Какой угол оно проходит каждый час? И я решил тряхнуть стариной и сделать расчёт видимой траектории солнца. Если в Древнем Египте это умели делать жрецы, то я, доктор наук двадцатого века, могу решить такую простую задачу?

И решил. Я не читал специальных книг по астрономии, где такая теория должна быть. Я пользовался только школьной тригонометрией.

Меня интересовало движение солнца в местных координатах, а точнее азимут и высота над горизонтом, как функция местного времени в любой день года (можно для любого города).

Я не стану списывать из дневника эту теорию с двумя страницами формул. Но, ещё только начав копить деньги для спутникового ТВ, я уже знал, как настроить по солнцу любой спутник.

Пользуясь своей теорией, я для интереса решил несколько задач: длительность дня, высота солнца в полдень, азимут восхода и захода, положение солнца в любой момент, скорость движения по азимуту.

Последняя задача оказалась с парадоксом, а именно, скорость движения солнца по азимуту не 15^о в час, как мы привыкли считать в быту, а может быть любой. Конечно, когда я увидел это в своих формулах, я сначала думал, что это ошибка. Но потом понял, что это происходит из-за неудобства такого понятия как азимут. Азимутом удобно пользоваться в высоких широтах, когда солнце ходит недалеко от горизонта, но в экваториальных широтах солнце может после восхода сразу идти вверх, оставаясь на постоянном азимуте, а, пройдя зенит, мгновенно менять азимут на 180^о.

Я много встречал математических и астрономических парадоксов, но вот наконец я сам обнаружил такой парадокс. Завтра из Китая вернутся мои коллеги, и среди них Эдуард. Он, как и я, любит занимательные парадоксы. Вот я его и спрошу: «Как ты думаешь, Эдик, солнце перемещается по азимуту примерно 15^о в час? Или эта скорость может отличаться в несколько раз?» Представляю, как он удивится, когда узнает, что она может быть 1000^о в час и больше.

29 декабря 1995 года, пятница.

Последний рабочий день уходящего года. Сижу, как бывало много лет, один. Остальные ушли на похороны Столбуновой, которая 11 лет назад работала у Минаева. Однако после похорон вернулся Мосунов, но и он вскоре ушёл домой.

17 декабря были выборы в Государственную Думу. На первом месте коммунисты. Это значит, основная масса народа тоскует по прежней беззаботной жизни «Застойного периода». ЦАГИ влачит жалкое существование. Последний раз зарплату выдавали за август. Да и зарплата жалкая: мой оклад 400 тыс руб в пересчёте на застойные времена эквивалентен 40 руб, а ведь тогда я получал 500 руб. Энергичные молодые люди ушли из ЦАГИ, как крысы с тонущего корабля. Остались только старики вроде меня и немного среднего поколения, например наш Мосунов, которому 47 лет.

1996

3 января 1996 года, среда.

«Впервые за много лет наступила настоящая зима!» – радостно воскликнул Валера. И в самом деле, кругом пушистый снег, мороз –20^о, а сегодня даже было –25^оС. Эдуард заболел ещё перед Китаем, а теперь окончательно слёг и попросил оформить отпуск на неделю.

У меня на прошлой неделе возникла забота из-за проекта для Боинга. Наш главный конструктор, он же единственный, Казбек, – надумал проверить расчётом эффективность демпферов, которые я предложил для спасения проекта от флаттера. Для этого он попросил своего коллегу В. Петрова, специалиста по гидравлике, сделать расчёт.

Результат оказался печальным: вместо эффективности F=1000 кг см сек

Получилось всего F=1.2. Этот результат мне принёс Октай Мамедов и просил разобраться. Я разобрался. При комнатной температуре, используя демпфирующую жидкость АМГ-10, эффективность будет равна не 1.2, а 100, что можно считать вполне пригодным для нас. А что касается результата Петрова, то он либо ошибся в 100 раз, либо взял вязкость при температуре +60^оС. Вот тут-то мне и пришлось познакомиться со справочниками. Эта жидкость по мере нагревания меняет свою вязкость в 100 раз. В частности, в техзаписке Петрова для АМГ-10 при Т=20^оС даётся кинематическая вязкость 200 стоксов, а в справочнике написано: 200 сантистоксов. Я хотел с ним поговорить, но Амирьянц говорит: «Не надо!»

Конечно, это было авантюрой с моей стороны влезать не в свою область, но я привык во всё влезать. Обнаружилось ещё и такое обстоятельство: в трубе Т-128 происходит нагрев до 50^оС. И тут я вспомнил, как химичка Зоя Потолова из отдела Галкина в 1980г хвалила кремнеорганические жидкости как идеальный материал для демпферов. Она давно уже на пенсии. Её химическая лаборатория ушла на свалку. Борис Венедиктов сказал, что кое-какие реактивы остались: бутыли с тетрабромэтаном, азотнокислым цинком… А что касается ПОЛИОРГАНОСИЛОКСАНОВОЙ жидкости (кремнеорганическая – это нам и надо), то вряд ли она сохранилась. Надо поискать на старых складах. У меня дома есть пузырёк с такой жидкостью, – 15 лет назад мне его подарила Зоя Михайловна для магнитофонного демпфера. На вид как густой сахарный сироп.

Кажичкин сказал, что такие бутыли надо искать в так называемой комнате Жмурина. Он давно уже умер, а его комната осталась. И вообще у Галкина остались только двое: Венедиктов и Шибанов. Если на каждом партсобрании начальники требовали расширения площадей для своих отделов и секторов, то теперь появились пустые комнаты, а в некоторых залах сидят всего по 2-3 человека. Я догадываюсь, наш сектор – это единственный сектор в ЦАГИ, который за десятки лет не уменьшил своего состава. Нас сейчас пятеро, и все мы здесь со студенческой скамьи.

5 января я взял у Кажичкина ключ от Жмуринской комнаты и отправился искать демпфирующую жидкость №5. Но сначала мне пришлось расчищать снег на подступах к этому длинному приземистому складу, чтобы подобраться к двери, ведущей в комнату Жмурина. Чтобы разгрести снег, я сначала искал лопату, и в поисках её забрёл в огромный складской ангар площадью 1000 кв м. Он выглядел пустым и безжизненным с жалкими остатками какого-то хлама. Какое огромное капитальное сооружение пропадает зря! Там на полу я нашёл каску, с помощью которой я и расчистил путь к комнате Жмурина. Комната выглядела мёртвой. Она заставлена 20-литровыми бутылями с глицерином, фреоном и другими непонятными жидкостями. Научное оборудование уже давно заржавело. Полки в шкафу сгнили и прогнулись под тяжестью многочисленных химикалий.

То, что я искал, заполняло треть 20-литровой бутыли с надписью: «Кремнеорганическая жидкость №5». Эта бутыль стояла под вибростендом, на котором когда-то делал свою диссертацию Жмурин.

Сборка двухзвенной летающей державки для Боинга началась в марте. И тут оказалось, что конструкция получилась настолько сложная и тесная, что оси заклинивало от собственного веса конструкции. Пришлось снова всё разбирать и возвращать в мастерские для дополнительной шлифовки трущихся поверхностей.

В процессе сборки заливали в демпферы ту самую жидкость №5, но ещё до испытаний стало ясно, что демпферы не удались. Об этом предупреждал Гена Булычёв ещё в январе: он рассказывал, что они в секторе Лыщинского в 1980-х годах пытались создать демпферы с этой жидкостью №5, но у них ничего не вышло, потому что в полости демпфера непременно возникали воздушные пузырьки, которые сводили на нет эффективность. Чего только они не пробовали! Они даже заправляли демпферы в тазу, погружая руки по локоть в эту жидкость, – пузырьки всё равно возникали.

Так обнаружилась наша первая ошибка: демпферы. К счастью, к этому времени фирма Боинг прислала моторы, и в инструкциях к этим моторам были указаны характеристики демпфирования. Они были настолько большие, что если бы мы знали об их величине заранее, мы бы не стали затевать возню с демпферами.

Вторая ошибка: сложность и теснота. Шлифовка не помогла, и конструкцию заклинивало снова. Вернули в мастерскую ещё раз. Это привело к тому, что в частотных испытаниях обнаружились люфты.

Трудности с контрактом для фирмы BOEING обрушились на нас внезапно лавиной. В начале марта в секторе Амирьянца измерили жёсткости получившейся конструкции, – это делали Муллов с Ефименко в препараторской Гены Васильева. Мамедов вручил мне экспериментальные балочные жёсткости обоих звеньев (крыльев) и просил меня сделать расчёт с этими данными. Это было в начале марта.

Пока я собирался сделать этот расчёт, нагрянули праздники 8 марта, а я был очень занят плановым отчётом объёмом 190 стр (теория КС2).

Наконец, 12 марта я получил результаты расчёта. Они были ужасными… Я звоню Амирьянцу и советую отложить сдачу контракта на полгода. Проект и реальное изделие отличались настолько, что из-за угрозы флаттера не стоило даже и начинать испытания в трубе Т-128. Амирьянц был возмущён моим заявлением, и ответил, что о переносе срока не может быть и речи, потому что делегация с фирмы Боинг уже запланировала приезд в Москву на понедельник 18 марта, а во вторник 19 марта назначен первый пуск.

Основными нарушениями проекта были: 1) Вес второго привода вместо 1.5 кг был 10 кг. 2) Крутильная жёсткость большой державки была значительно меньше расчётной. 3) Вес датчика давления завышен втрое, 300 г вместо 100 г. 4) Но самое главное, ещё до продувки наша машина была установлена в рабочей части трубы Т-128, и Парышев с Карклэ провели частотные испытания, обнаружив в спектре частот лишний (по сравнению с расчётом) тон с очень низкой частотой в 7 гц.

Это были продольные колебания верхнего крыла в своей плоскости. Ещё бы! Сам STRUT весил 18 кг, да на конце его привод весил 10 кг. И эта штанга весом 30 кг (ещё ведь нижнее крыло!) и длиной 2 м покачивалась на конце кривого вала, которое было ослаблено отверстиями для проводов.

Я срочно ввёл в расчёт этот тон с частотой 7 гц и получил флаттер с критическим скоростным напором 3000 кг/м², а надо 8000!

В понедельник утром приехал Джим Краудер, и мы с Амирьянцем стали осторожно готовить его к аварийной ситуации. Я ещё не привык общаться с американцами, поэтому как всегда говорил Гена. Он сказал Джиму, что из-за появившегося люфта ожидаются небольшие неопасные колебания (нет, не флаттер) на частоте 7 гц. Кроме того, из-за уменьшения жёсткости требуется ограничение по углу манипуляции нижнего страта, стараясь не опускать его ниже 45^о.

Джим со всем согласился, и на следующий день состоялся 1-й пуск. Когда делают самолёт, то до первой перевозки пассажиров сначала год проводят лётные испытания. Мы собирались без предварительных продувок сходу сдать машину, по опасности флаттера превосходящую любой самолёт. Объясняется это дороговизной: пуск Т-128 стоит $2000.

Начались испытания спокойно. Я впервые видел, как действует эта машина. Она летала на всех задаваемых конфигурациях. Нижнее крыло спокойно прошло все углы от =45^о до =135^о на числе Маха М=0.7 и скоростном напоре q=2300 кг/м². Самой важной персоной на этих испытаниях был Серёжа Парышев. Он наблюдал осциллограммы на своих приборах, и видеоизображение на двух телевизорах, а я вёл запись на двух видеомагнитофонах, комментируя в микрофон.

Серёжа держал палец на аварийной кнопке. Когда малый Strut опустили вниз до =90^о, эта кнопка пошла в ход, – начался тот самый флаттер с частотой 7 гц, о котором я предупреждал.

На следующий день решили осторожно обходить это положение с =90 и начать с угла =135^о. В этот день увеличили напор до q=3800, когда внезапно начался флаттер. В это время в кабине находилось около 10 человек, включая Джима. Все ясно увидели на экране телевизора, как в течение 2-3 сек начала сильно гнуться малая державка. На вид это были колебания с частотой 4-5 гц, но уж очень странным показалась огромная амплитуда: около 20^о на конце державки, как будто она была сделана не из углепластика, а из резины. Парышев нажал аварийную кнопку, – на этом второй пуск закончился. Тут же Парышев начал просматривать осциллограмму. Странно, но все датчики зашкалило на частоте не 4-5 гц, а на частоте 46 гц. Он долго ничего не понимал, но наконец сказал: «Это стробоскопический эффект». Видеосъёмка 50 гц.

«Владимир Георгиевич! – спросил он меня, – по Вашим расчётам мог быть флаттер с частотой 46 гц?» Я ответил, что в моих расчётах была такая форма флаттера с частотой около 40 гц, но я не придал ей значения, поскольку полагал, что флаттер с такой большой частотой мало вероятен.

После трубы Т-128 я пошёл не домой, а к себе в сектор, чтобы сразу же на РС-486 разобраться с этой формой флаттера. Я возился с расчётом до 20 час, со мной рядом находились Серёжа и Октай. Они с нетерпением следили за каждым результатом, которые следовали каждые 5 мин. Я в основном варьировал балансирами, хотя тут же мне позвонил со своего рабочего места Амирьянц (он тоже не уходил домой) и потребовал: «Никаких балансиров! Нельзя портить внешний вид!» И в самом деле, обошлось без балансиров. Оказалось достаточным снизить вес датчика с 300г до 150г, и по расчёту этот ужасный флаттер исчез.

Наступил третий день испытаний. Третий пуск назначили на 15 час. К этому времени Казбек с Октаем успели выточить новую трубку-«датчик», а я до обеда подгонял свои исходные данные под результаты частотных испытаний. К обеду я подогнал свой расчёт точно под эксперимент, и убедился в том, что податливость 2-го привода была в 50 раз хуже ожидаемой. Разбираться было некогда. Мой жалкий лепет с советом не поднимать скоростной напор выше вчерашнего поддержки не нашёл, и Амирьянц решил поднимать напор до 5000 кг/м².

Ну и что? Возникла третья форма флаттера с частотой 13 гц.

Я даже не стал после этого пуска разбираться, что это была за форма флаттера, потому что они мне после пуска сказали, что там был ужасный люфт. Кроме того, 46-герцовым флаттером, который случился накануне, разбило шпонку на валу водила.

Какой же результат? Джим своими глазами видел на телевизоре эту новую форму флаттера. Трубу остановили на 8-й минуте пуска, а Гена сказал Джиму: «It is my mistake», и обещал переделать машину за свой счёт. Джим согласился, и более того, посоветовал избавиться от верхнего (большого) привода, заменив его фиксированным шарниром, какой у нас был в успешном пуске в 1994г.

Конечно, это большое облегчение, и вот сегодня уже 16 апреля, а у нас уже вовсю идёт работа по переделке проекта.

К этому рассказу надо добавить важный эпизод. Делегация с фирмы Боинг действительно в это время была в ЦАГИ. Во главе этой делегации был вице-президент фирмы. Делегация посетила наши испытания. Они пришли перед 3-м пуском. Их с переводчиками и с Верой Нейланд было около 10 человек. Они вошли в рабочую часть, трогали двойную летающую державку руками и удивлялись, как она может при общей длине 3½ метра, свободно болтающаяся с шарнирами наверху и посредине, летать навстречу потоку, поворачиваясь в любую конфигурацию.

Потом я для них показал видеофильм, снятый накануне во время второго пуска. Поскольку они люди занятые, Вера попросила перегнать фильм на то интересное место, которое она видела вчера. Парадокс! Для нас этот кадр – наше горе, а для простых зрителей это самая интересная сцена. Ещё бы! На других кадрах модель устойчиво стоит как вкопанная, а на этом кадре вторая державка машет своим крылом как морская чайка. Благодаря стробоскопическому эффекту колебания получились красивыми как у чайки, но на самом деле это скорее была оса, а не чайка. Очень опасная оса!

Только чудо спасло нашу машину от разрушения. Когда я попробовал своими руками согнуть углепластиковое крыло на такую величину, с какой оно флаттерило, то моих сил не хватило, чтобы хоть немного её согнуть, в кинофильме она гнулась как резиновая плеть. Эта картина будет стоять в моём сознании до конца моих дней.

В тот вечер 21 марта после последнего третьего пуска мы расходились по домам в грустном настроении. Мы утешали себя только тем, что, слава Богу, не случилась авария, и наша машина выдержала все виды флаттера, которые обрушились на наши головы. Гена что-то бормотал, вроде: «Никто не виноват… все виноваты… Это я виноват, что согласился с такой сложной конструкцией».

Потом, на другой день мы пришли к мнению, что эти испытания были нужными и полезными и для науки и для переделки нашей двухзвенной летающей державки. Набравшись терпения, мы снова работаем.

19 апреля 1996 года, пятница.

Казалось бы, всё в жизни уже перепробовано, но нет! Уже две крупные новинки появились в моей жизни всего лишь за один квартал.

1-я новинка. Я перешёл от своей пишущей машинки на компьютер.

Я уже не первый год собирался сделать полное описание метода полиномов, но всё в нашей теперешней жизни стало неопределённым и бессмысленным. Поэтому не было настроения делать никому не нужную работу. Но вот появилась чёткая цель, облечённая в солидную сумму долларов (не менее 1000). Видя, как легко наши орлы перед этим продали КС2 китайцам, в связи с чем и мне обещали мою долю в 1400$, я загорелся как порох.

Я был приятно удивлён, что могу набирать текст на терминале с большей скоростью, чем на своей пишущей машинке «Olympia». Сначала я перепечатал несколько глав из «Теории», за которую я получил премию Жуковского 1987г, потом я перепечатал две главы из диссертации Мосунова, которую наконец он вот-вот защитит. И наконец в последней, 6-й главе я описал теорию статической аэроупругости, которую я придумал год назад.

Я печатал очень плотно. Рисунки в компактном виде вставлял в текст, как в настоящей книге. Формулы я вписал тушью. Конечно, на лазерном принтере формулы получились бы красивее, но Карклэ говорит, что набирать формулы в редакторе Word, гораздо дольше, чем просто написать их от руки.

Итак, я с увлечением принялся за новую для меня работу. Я печатал днём, вечером и по выходным. И в ЦАГИ, и дома на Ванином РС-486. В результате, начав в феврале, я к 11 марта уже всё закончил. Получился отчёт в 190 очень плотных страниц. Отчёт называется: «Теория и алгоритмы программного комплекса КС2 для решения задач аэроупругости». Авторы: В.Буньков и В. Мосунов. 1996г»

Этот отчёт, пожалуй, самый важный за все 40 лет моей работы в ЦАГИ. В нём вставлены самые лучшие главы из той моей «Теории» и математическая модель КС2, которую придумал Валера в 1989г, и которая оказалась лучше моей модели 1984г. А статическая аэроупругость (она предназначена для применения в комбинации метода полиномов и математической модели КС2) – это моя лебединая песня. Я тогда был в хорошем настроении, когда её сочинял, – пусть кто-нибудь попробует улучшить! – я думаю, ничего не выйдет.

Теперь расскажу о другой новинке. Как я уже писал, я нацелился на спутниковое телевидение. К февралю я уже накопил необходимые для этого 300$. Пока я изучал информацию о спутниковом ТВ, 14 февраля неожиданно Октай выдал мне очередной гонорар от фирмы Боинг. Это была сумма 1419000 руб. Я догадался, откуда такая некруглая сумма: в тот день Тверьуниверсал банк принимал доллары по 4730 руб. Значит они вместо того, чтобы выдать мне 300$, превратили их в рубли. А в таких случаях мне приходится тут же на них покупать доллары, т.к. иначе копить деньги невозможно. Вот чудаки! Теряется 1.5%. Но в этот раз я не растерялся. Раз надо срочно избавиться от рублей, то я подумал, не купить ли на них, что я мечтал: спутниковое ТВ. И на другой день я поехал в тот магазин, где мы со Стрелковым осенью покупали видеокамеры. Это даже не магазин, а контора, которая снимает помещение в институте МЭСИ. Я ещё в тот раз заметил там спутниковое оборудование. Я на всякий случай взял рюкзак и верёвку.

Так получилось, что там был полный комплект оборудования, и мне оставалось только его купить. Продавец удивлялся, как я это всё довезу домой без автомобиля и без помощника. Но у меня в этом смысле огромный опыт. Так что я спокойно, не торопясь, все приборы и крепёжное железо упаковал в рюкзак, а из антенной тарелки размером 120см ×135см с помощью верёвки сделал нечто вроде боевого щита, который носят на локте. Единственное осложнение было в метро, когда один парень проворчал: «С такими громоздкими вещами нельзя ездить в метро». Я собирался поставить антенну, когда наступит весна и сойдёт снег с крыши. Но пока я делал проект, вылезая на заснеженную крышу, я заметил, что толстый слой снега на крыше – это не помеха, а наоборот помощь. По этому снегу можно было ходить, как по горам.

14-15 марта выдались сравнительно тёплые дни на смену лютым морозам, и я вылез на крышу, чтобы установить антенну. В качестве мачты я использовал трёхметровую трубу диаметром 60 мм, которую выменял у Лыщинского за водопроводные трубы. Направление на спутник «Hot Bird» я определил по солнцу. По моим расчётам солнце должно было пройти через спутник в 14 час 10 мин. Этот расчёт оказался настолько верным, что спустившись в студию-подвал, и включив тюнер, я сразу же увидел спутниковые передачи. Осталось лишь отъюстировать, что мы сделали с Ваней, переговариваясь через любительские рации. Итак, я сидел на корточках на крыше, плавно поворачивая антенну и переговариваясь по рации с Ваней, который находился в подвале и командовал моими манипуляциями. Наконец он сообщил: «Всё! Так оставь. Качество отличное!» Мне не терпелось спуститься в мою любимую студию, чтобы увидеть то же, что уже видел Ваня, но оказалось, что ещё одному человеку захотелось того же. Я слышу, как в наши переговоры вклинился третий голос: «Владимир Георгиевич! Это Миша – Ваш сосед. Я слышу, Вы налаживаете спутниковую антенну. Можно прийти посмотреть?»

Я сначала не понял, какой это сосед Миша. Обычно сосед бывает в доме рядом, а это было на другой улице. Это был Миша Юданов, и пока он не пришёл, я так и не догадался, кто это был.

Всё воскресенье 17 марта я наслаждался передачами спутникового ТВ. За один день я увидел мировой чемпионат по фигурному плаванию, видовой фильм о Новой Гвинее, концерт Стинга, сёрфинг и многое другое. Любимыми каналами для меня оказались MCM, Eurosport, RAI. 11 каналов по качеству передачи превосходили наш канал НТВ. Я не бывал за границей кроме Чехословакии 40 лет назад, но уверен, весь мир можно увидеть по спутниковому ТВ быстрее, чем путешествуя по разным странам.

22 апреля 1996 года, понедельник. Умер Набиуллин.

Я двадцать лет уговаривал Эдика бросить курить. Я приводил ему в пример моего отца, который выкуривал пачку в день и умер от рака лёгких в 65 лет. Но в таких делах советы не помогают. Из моих коллег бросил курить только Рыбаков: он не курит уже два года. И то на него подействовала не агитация, а угроза здоровью от незаживающей ноги. Только после отказа от курева его нога начала заживать, и наконец после трёх лет хромоты ему вынули из ноги железный стержень.

Эдик ещё в декабре почувствовал недомогание, однако, в командировке в Китае он был на должном уровне, был активным и даже плясал там, на дружеской вечеринке. Но после Нового года он почувствовал недомогание, взял очередной отпуск на неделю, чтобы отлежаться спокойно дома. Вообще, насколько я помню, он каждый год болел простудой и кашлял, а в последнее время он поднимался на четвёртый этаж, тяжело дыша и задыхаясь. Несколько лет мы с ним делали зарядку – последние из Могикан, но уже 3 года, как перестали.

Начались хлопоты по его лечению. Больше всех старался для него его лучший друг Рыбаков. У них имеется несколько совместных статей в Трудах ЦАГИ и Учёных Записках. У Рыбакова жена рентгенолог, она сразу же обнаружила у Набиуллина многочисленные метастазы рака. Но Эдуарду сказали, что есть опухоль, которую надо лечить. Больше месяца он лежал в Жуковской больнице, а потом ещё месяц – в Московском Исследовательском Центре.

В понедельник 22 апреля из Центра сообщили (да и сам Эдик звонил в пятницу 19 апреля), что его выписывают до 10 мая, чтобы сделать паузу в трудном лечении. Лечение было болезненным: сначала химия– терапия, а потом облучение плутонием. И вот во вторник 23 апреля Рыбаков и Соня поехали на автомобиле Орлова туда, чтобы забрать Эдика на две недели домой, но им сказали, что он умер.