Текст книги "Дневник научного работника (СИ)"

Автор книги: Владимир Буньков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 96 страниц)

1989

1 января 1989 года, воскресенье.

В прошлом году я старался описывать аккуратно каждый день. Только к концу года я понял, что календарная точность ни к чему. Можно события поменять местами, если это не принципиально. В крайнем случае, можно вставить такие слова: на прошлой неделе, как-то…

Так вот. На прошлой неделе решался очень важный вопрос о переселении секторов на новые места, чтобы освободить место для вычислительного центра.

Всё оказалось не так скоро, как ожидали, но Стрелков оказался прав, предупреждая, что пока наша пристройка подготовит помещение для ЭВМ Лабтам, пройдёт полгода, а то и год.

В нашей стране установился особый медлительный ход времени. Все производственные и общественные события происходят в замедленном темпе. Я заметил это ещё в детстве, учась в школе. Например, дают задание написать сочинение в двухнедельный срок, а почти все писали в последний день.

В наши дни то же самое. У меня было задание написать обобщающий отчёт по методам расчёта на флаттер на основе трёх работ (я об этом писал). Чтобы успеть к 20 декабря, я начал писать 5 декабря, но авторы тех работ ещё не начинали писать!

Итак, возвращаюсь к переселению секторов. Внизу, на втором этаже помещение весьма удобно для установки ЭВМ. Для этого было необходимо выселить склад и сектор Лыщинского.

Шли месяцы и кварталы. На улице был сделан фундамент для блока питания. Над этим трудились несколько кандидатов наук. Блок питания – это генератор переменного тока с напряжением 220 вольт. Штатная сеть не годится, – с этим столкнулись многие отделения в ЦАГИ. В сети очень много помех (сварка, например) и они мешают безаварийной работе импортных ЭВМ. Приходится делать «свои» 220 вольт.

После установки фундамента не прошло и квартала, как склад перевезли в другое здание. Теперь в освободившейся комнате во всю работают добровольцы – ремонтники: Алёша Чижов, Ренат Набиуллин (сын Набиуллина устроился в секторе Довбищука). Они провели горячую воду от батареи, и из шланга моют потолки и стены. Потом будут белить и т. п.

Уже пора ремонтировать комнату Лыщинского, но они ещё не выехали. Они должны въехать в нашу комнату (у нас 4,5 х 7 м), а мы должны переехать в общий зал к частотникам.

23 декабря всё пришло в движение и … остановилось. Сверху над нами началось шумное передвижение столов, – это частотники освобождали треть зала для нас. Их зал – это тройная комната. Самую правую секцию освободили для нас. Оставили только стеллаж со своим хламом и стол Ларькина.

В понедельник 26 декабря мы уже настроились переезжать: наши четверо столов и ещё Светин стол (она вернётся на работу в мае). При этом мы не берём с собой Перетягина и Венедиктову. Венедиктова перейдёт в комнату Карклэ и Попова, а Перетягин решил остаться на месте (!?) в качестве бесплатного дополнения к сектору Лыщинского, хотя ему следовало бы переехать в соседнюю комнату к Соболеву, Кирштейну и Каширину. Прежде, чем таскать столы с нашего третьего этажа на четвёртый этаж, я сходил к «Лыщинским» и спросил, может, им всё равно куда переезжать? В нашу комнату или на 4-й этаж к частотникам? Чтобы зря не ездить. Но, оказалось, сектор Лыщинского никуда не собирается переезжать. Они ждут, когда администрация ответит на их коллективное письмо, требующее объяснить, зачем всё это! И в самом деле, сейчас у них 45 кв м на шестерых плюс кульман, итого семеро (они кульман приравнивают к одному человеку), а им предлагают взамен 32 кв м, не спрашивая их мнения.

Тут же позвонили председателю СТК Азарову, и он обещал организовать совещание, на котором всё будет обосновано. Вот тогда они и переедут. Я спросил Соболева: «Тогда может, пока не переезжать?» Он согласился.

Я в обеденный перерыв видел Стрелкова (мы часто встречаемся на полпути: я иду с обеда, а он на обед). И спросил его, как быть с переездом. Он ответил, что это чисто наше внутреннее дело и его не касается.

После обеда я снова советовался с Соболевым. Он объяснил, что предлагаемый переезд рассчитан на перспективное развитие ВЦ. Через полгода, кроме Лабтам, появятся и другие ЭВМ, и тогда их некуда будет ставить, если «Лыщинские» не переедут.

Переезжать надо, но как объяснить это Булычёву? Он у них бунтовщик.

3 января 1989 года, вторник.

Прошлогодний дневник начинают читать.

4 января 1989 года, среда.

«Новый мир» №10, 1988г. Письма В. Короленко к Луначарскому. (Журнал мне предложил почитать Витя Довбищук).

И это было написано в 1920г! А на самом деле мысль о другом: И это было всё известно ещё в 1920 году! Я только что начинаю понимать об ошибочности теории Ленинизма, а это всё было ясно в 1920г!

О культуре нации, как основе общественного развития я догадался ещё до перестройки, примерно четыре года назад. Культура в широком смысле. В смысле цивилизации. Уровень цивилизации, сочетающий в себе и производство, и технологию, и нравы, и искусство и ещё многое другое, – повышается очень медленно, созидается веками, бережно передаётся из поколения в поколение.

И вдруг приходит большевизм с лозунгами: «Долой буржуев! Давай мировую революцию!» Разрушены многие ценности цивилизации. Впрочем, об этом читайте Короленко.

Как-то, раздумывая о бумажной денежной массе, о советском рубле, я нарисовал график условной зависимости благосостояния от зарплаты. Получилось, что при зарплате в 1000 рублей трудящийся выходит на предельно желаемый уровень. Теперь, глядя на этот график, я никак не могу его продолжить. Свыше автомобиля и дачи не могу вообразить себе более дорогие потребности. Это похоже на анекдот: поймал старик золотую рыбку. Выпросил у неё сначала реку водки, потом – море водки. А третье желание так и не придумал, и тогда он решил: – дай ещё пол-литра водки и хрен с тобой!

Социологи говорят: это опасная тенденция в нашем обществе – у людей не развиваются потребности, а, значит и стимулы для труда. Нет фантазии, – нет и мысли!

Очень важно, что в нашей стране очень многое бесплатно: лечение, жильё, библиотеки, реки, горы, лес, озёра, парки. Очень дешёвый хлеб. Некоторые живут на пенсию 43 руб.

6 января 1989 года, пятница.

Я пытался подсунуть Эдуарду письма Короленко для подкрепления моих мыслей в наших многочисленных с ним дискуссиях. Но он, не читая, отложил в сторону эти письма: он не спорит, он согласен, что действительно в нашей стране власть захватила олигархия большевиков и перевернула всё вверх дном. Он только ещё раз утверждает, что в этом была объективная необходимость, так как революционный нарыв созрел, и ничто не могло остановить революцию. Я же утверждал, что, если бы восторжествовала теория Плеханова, а не Ленина, то всё в нашей стране пошло бы по-другому.

«Об этом сейчас бесполезно говорить, – отвечал он, – хотя бы потому, что неизвестно, что было бы лучше. Мы в этом не разбираемся».

Мы часто спорим с Эдуардом. С ним трудно спорить, но интересно. Редко мы осознаём, в чём предмет нашего спора. Иногда мне даже смутно вспоминается, что год или два назад мы уже спорили на ту же тему, причём возможно каждый из нас старался доказать обратное нашим теперешним взглядам. Мы сидим вместе уже 25 лет. Последние годы в связи с перестройкой мы стали чаще спорить. Но каждый раз это бессистемные споры.

7 января 1989 года, суббота.

Брат Петя, который гостит у нас, как-то вернувшись из очередной прогулки по Москве, загадочно улыбаясь, вручил Ире подарок – полную сумку чего-то тяжёлого. Мы столпились вокруг сумки, вынули содержимое, развернули бумагу и Ира ахнула от счастья: десять кусков хозяйственного мыла! Он достал это в ГУМе. Долго ли он стоял в очереди, он скрывает, чтобы не смущать нас.

Он же рассказал такой случай. Его друг из Новосибирска Игорь (я его знаю по хобби) в декабре ездил в Ленинград, чтобы записаться в очередь на покупку ВМ-12 в 1989г. В магазине «Электроника», где продают эти видеомагнитофоны, уже накануне в полночь собралось 10 тыс народу. Они стояли всю ночь, и для обогрева жгли костры из пустых ящиков. Жители окружающих домов не поняли, в чём дело и без конца вызывали милицию. Тогда было поднято 500 милиционеров и это было очень кстати, так как утром обнаружилось, что из 10 тыс будет записано только 3 тыс человек.

Между прочим, в Ленинграде я дважды записывался на ВМ-12. Первый раз в 1985г я отдал свою очередь А. Юданову, а в 1986 в марте купил сам – это у меня «старый» ВМ-12. А ещё есть «новый» (я уже писал).

9 января 1989 года, понедельник.

Состоялся семинар с диссертацией Анатолия Козлова из сектора Галкина. Пять лет назад он закончил МФТИ. Три года назад Козлов делал доклад о расчёте напряжений и вибраций в пилоне двигателя, не вызвав особого восхищения. Помню, что тогда Минаев (теперь он стал профессором) раскритиковал его за слишком сложный способ расчёта, когда эту задачу вместо МКЭ можно было решить по балочной теории. Как-то две недели назад он подошёл ко мне поделиться своими результатами. С особой радостью он сообщил, что расчёты частот по его методу (система-4) и моему методу полиномов совпали с точностью до 5%. Я немного был смущён, зачем он мне всё это рассказывает, пока он не сообщил, что предстоит семинар с его диссертацией. Только на семинаре стало ясно, что работа хорошая и годится для защиты. Освоена «Система-4» и применяется для исследований. То, что он не придумал своего метода и не создал своей системы – это не беда, так как кто-то должен осваивать сделанное до него!

10 января 1989 года, вторник.

Как я уже писал, дело с переездом тормозилось сектором Лыщинского. По этому поводу в среду 28 декабря состоялось бурное совещание, на котором их наконец убедили. И вот с утра 29 декабря дан приказ Соболева: переезжать! Тут же возникло ещё одно недоразумение. Начались сборы, а Рыбаков мне шепнул: «Нам приказано Перетягина взять с собой на новое место». Я возмутился и сразу же пошёл к Соболеву спросить, правда, что Перетягин едет с нами. «Да», – ответил он. Тут я не стесняясь, высказал свой протест. Я ему сказал, что это издевательство, т. к. Перетягин сидит рядом со мной двадцать с лишним лет, а у меня с ним нет никаких общих дел. Такое положение настолько угнетает, что я из-за этого даже собирался уходить на пенсию. Соболев, не споря, согласился: «Ладно! Что-нибудь придумаем».

С Перетягиным, действительно, неувязки. Ещё двадцать лет назад Попов, будучи ещё активным начальником, почему-то не посадил Перетягина со своими сверстниками, а подсунул его к нам. Мы были тогда ещё молодыми: от 25 до 32 лет, и не сообразили, что к чему. А сейчас, когда его собирались пересадить к Каширину и Кирштейну, то те воспротивились. Они сами-то еле уживаются. Всё-таки, просидеть 50 лет вместе и дожить до 80 лет, – конечно, надоедят друг другу! Иначе Каширин не приходил бы к нам отвести душу и пожаловаться на Кирштейна.

И всё-таки его посадили туда! Теперь там четверо: Борис Антонович Кирштейн (81 год), А. М. Каширин, (78 лет), Михаил Арсентьевич Перетягин (75 лет) и Е. И. Соболев (58 лет). Средний возраст 73 года!

А у нас приятное облегчение – хоть раз в 25 лет! Всё-таки любой сосед надоедает за 20 лет. Перетягин – самый стройный из стариков. На всём этаже только я и он делаем зарядку (2 раза в день). Но он и самый ворчливый. Вот для примера сцена расставания.

Венедиктова весело спрашивает: «Буньков, на кого ты меня покидаешь? Взял бы меня с собой!» Я ей отвечаю: «Нина, пойми. Какая бы женщина хорошая ни была, и она за 25 лет надоест!» Тут Перетягин сердито вмешался: «Владимир Георгиевич! Это получается, что и Ваша жена Вам надоела?» Я отвечаю: «Михаил Арсентьевич! А Вы-то! Почему в дом отдыха ездите один без жены?» «Нет, я в последние годы езжу с женой». « Ах, так! Под старость некому Вам горшок выносить?» И тут он отвечает: «Я горшком не пользуюсь. Я хожу сам. Правда, я не дохожу до уборной. Я – около дома». «Теперь понятно, почему цветы завяли». Я шучу, он – всерьёз. Венедиктова хохочет: «Буньков, хочу с тобой!» Мы с ней просидели 25 лет вместе, а теперь разъезжаемся. Она добавила: «Кто меня бросает, тому потом всегда хуже бывает!»

Конечно, я понял двойной смысл этой фразы и решил ответить на второй вариант: «Ничего подобного! Он в шахматы по-прежнему играет почти лучше всех». «А ты посмотри, какой он стал худой!» «А это оттого, что теперь он ведёт жизнь кота». «Нет, из-за того, что ему приходится ухаживать за старой матерью. Мне-то лучше знать!»

Я уже привык к тому, что люди плохо думают и говорят о других. Это природный инстинкт. Удачливым завидуют, над неудачниками смеются. Умные люди держат это в себе. В моём дневнике много желчи, но всё это без всякой злобы или зависти. Чувство здоровой конкуренции. А бывает что, некоторые люди любят вести себя как дед Щукарь, и им будет приятно узнать себя в этой роли. Среди нас много артистов. Все играют свою роль. Но самое главное – надо относиться доброжелательно к людям, с которыми тебе приходится служить. Да, служить, иначе, как назовёшь сидеть 25 лет в одной комнате в компании одних и тех людей, которых за пределами этого режимного предприятия не объединяет совершенно ничто. А что касается Перетягина, то меня с ним и по работе не объединяло ничто. А сидел он за моей спиной и смотрел мне в спину 25 лет. Мы всегда удивлялись, что он там вечно что-то пишет, всё написанное прячет в стол и сразу запирает. Иногда у нас возникало подозрение, особенно после такого случая. Как-то несколько лет назад, утром, придя на работу, Рыбаков поделился вслух о проделках нашего бывшего секретаря горкома Перфильева. Якобы Перфильев делал очередной обход торгов и магазинов и зав торгом (или магазином) подарил ему шубу–цигейку, а он не только не отказался, но и выпросил ещё и вторую. Прошло лишь полчаса, как Рыбакова вызвали в партком (или высказали при встрече на территории), и упрекнули в излишней болтовне на рабочем месте по поводу Перфильева.

В другой раз был такой случай (я был свидетелем). Вера Нейланд как-то поделилась с нашей Кузьминой (они дружат) своими научными достижениями. А Кузьмина потом рассказала у нас в секторе. Вера – такая умница – в трубе Т-128 улучшила равномерность потока. Она доказала, что перфорация стенок трубы значительно помогает в этом.

«Для флаттерных испытаний это было бы очень кстати», – заметил я. Тут Перетягин встаёт и тихонько идёт к двери, а Кузьмина резко обернулась и говорит ему вслед: «Михаил Арсентьевич! Только прошу Вас, не говорите об этом никому. Вера просила не распространяться». Перетягин остановился, в растерянности произнёс: «Да?» – и вернулся обратно на своё место.

А знаменитое письмо четырёх! Это было 15 лет назад, когда Павел Дмитриевич Нуштаев, будучи тогда ещё работником нашего отделения, защищал докторскую диссертацию. Защита шла нормально, но когда

началась дискуссия, то секретарь Учёного совета зачитал (огласил) письмо группы сотрудников: Попов, Каширин, Альхимович, Перетягин, – «Письмо четырёх». Это был протест против Нуштаева, который в своей диссертации использовал труды этих авторов.

Письмо начиналось так: «Мы, группа сотрудников (такие-то) в порядке предсудебного разбирательства просим Учёный совет… и т. д.»

Все прослушали это письмо и очень удивились, а академик Дородницын высказал своё мнение, что эти авторы не могут быть в претензии, так как в диссертации есть ссылки на их работы, и что они должны быть довольны, что их труды обобщены.

Тогда выступил Яков Моисеевич Пархомовский и разнёс диссертацию Нуштаева с научной точки зрения. Он ведь по-дружески не раз предупреждал автора, что его гипотезы и формулы не выдерживают критики, но Павел Дмитриевич его не послушал. И вот нам предлагают сырой материал под видом нового научного вклада.

Диссертация не прошла. Голосовали: 12 – за, 13 – против. А что же Перетягин? Его роль была ещё впереди.

Прошло два года. Нуштаев обиделся на наше отделение и перешёл на работу в НИО-15. Через два года он снова стал защищать диссертацию. И снова наши старики пошли в бой против него. Но в последнюю минуту, чувствуя себя неуверенно, они ушли в кусты, так что на защите не было ни Попова, ни Пархомовского. А что касается Перетягина, то он не сориентировался и, как научил его Попов, по-прежнему выступил против. Он не заметил, что в зале нет уже ни Попова, ни Пархомовского, и начал выступать: «Мне, как советскому учёному, приходится выступать против… и т. д.» А больше никого не было против, и тогда академик Дородницын совсем разозлился и стал кричать на Перетягина: «Как Вам не стыдно! … и т. д.». Нуштаев изъял из диссертации все чужие материалы, – этим всё и объясняется.

С тех пор Перетягин выглядит, как преданный пёс Попова.

13 января 1989 года, пятница. О ПЕРЕСТРОЙКЕ.

Ещё год назад я не мог разобраться, что у нас произошло с социализмом. Причём, меня не столько волновал сталинизм, как теория и практика научного социализма. И вот в конце ушедшего года всё стало ясно. Ясность помогли навести статьи: А.Ципко (д.ф.н.) «Истоки сталинизма» в журнале «Наука и жизнь» №11, 12, а также Г. Лисичкин «Мифы и реальность» (Нужен ли Маркс перестройке) В «Новом мире».

Мысли идут ещё дальше. Теперь нужна новая философия, объединяющая в единое целое и марксизм, и христианство, и ислам, и экологию. Как говорит Горбачёв нужно новое понимание.

Прошла неделя, как наш сектор переехал на новое место. Тут лучше хотя бы тем, что смена обстановки всегда благоприятна. Наш новый состав: я, НЭН, РАА, Мосунов и Ларькин. На днях приходила Кузьмина. Она окончательно выйдет на работу в конце мая.

Все заняты переходом на новые ЭВМ и Фортран. Я собираюсь заняться разработкой новой математической модели под названием КС2.

Домашние дела несколько оживились. В воскресенье приезжал друг Макаров (с Можаровым). После его консультации я стал лучше разбираться в электронике. Перед его приездом мне удалось в декодере ПАЛ добиться устойчивости работы генератора f=8867237 гц, но пока с кнопочным возбуждением, а теперь в ближайшие дни я надеюсь наладить автомат. Кончилась гарантия «нового» ВМ-12 – всё обошлось и не понадобилось подделывать пломбы, а между тем я в нём сделал 5 ремонтов. Удивительно, но оба мои ВМ-12 работают безотказно, причём, «старый» уже три года. Любые ремонты я делаю за один вечер. А у всех моих друзей по хобби: у соседа Миши, у Виктора, у Кости, – у всех ВМ неисправны. Исправно ВМ действуют только у специалистов высокого класса: у Волкова и у Чернова.

17. 11. 1898 – 09.01.1989

С Е М Ё Н О В А

Надежда Матвеевна

Год назад я описывал дела в связи с конкурсом им. Жуковского. И тогда я упоминал об учёном секретаре конкурса Н. М. Семёновой. Я тогда гадал, сколько же ей лет? Думал, что ей под восемьдесят. А оказалось, ей все 90! Вчера я увидел некролог на проходной, – она умерла на 91-м году жизни. С 1935г она работала начальником сектора истории авиации, т. е. она заведовала музеем Жуковского.

Сколько же в ЦАГИ таких глубоких стариков! Идя утром на работу, я часто обгоняю В. М. Титова. Ему 92 года. Он был участником гражданской войны. Он был стариком уже 25 лет назад. Как-то в 1964г я заходил к нему в гости, он живёт на улице Чаплыгина дом 8, рядом со мной. У него была коллекция кактусов, насчитывающая сотни видов. Ещё одно чудо: яблоня, увешанная тысячами великолепных плодов. Чтобы добиться такого результата, он выкопал 2-метровую кубическую яму, заполнил её навозом и посадил туда яблоню.

Ходит по-прежнему в ЦАГИ Серебрийский Яков Моисеевич. Однажды на докторском Учёном совете шла защита диссертации, и в дискуссии этот Яков Моисеевич сказал: «В 1938г, а может в 1935г, – не помню, мы решали аналогичную задачу и у нас получился такой же результат». Это ходячая история: мы были ещё младенцами, а они уже решали задачи, за которые мы только что берёмся.

30 лет назад, когда ещё не было НИО19 и НИО18, а была только одна «Лаборатория №3», семинаром по аэроупругости руководил Стрелков Сергей Павлович, а участниками семинара были: Попов, Пархомовский, Фролов, Галкин, Нуштаев, Крупенёв. И уже начинали принимать участие Сухов, Горелов, я. Бывало, Нуштаев доложит свою новую работу, а Пархомовский в выступлении заявит: «Этот результат был получен нами ещё в детских работах». А Нуштаев в своём заключительном слове парирует: «Очень жаль, Яков Моисеевич, что, будучи ещё в детском возрасте, Вы не опубликовали Ваш результат или хотя бы не оставили рукопись».

Прошло 30 лет, а у меня в голове эти речи звучат, как магнитофонные записи, настолько я был восхищён блеском и остроумием в этих выступлениях. До этого я даже и представить себе не мог, что научные разговоры можно сочетать с такими театральными выпадами. Звучат многие речи на защитах диссертаций, например, как схлестнулись на защите Набиуллина Галкин и покойный профессор А. А. Никольский. У Галкина была одна слабость: он любил рассуждать о поведении вихревой пелены за крылом. А диссертация Эдуарда как раз была построена на вихревом методе. Поскольку Галкин был руководителем (коммерческим) у Набиуллина, то у него был прекрасный повод поговорить о вихревой пелене. И он заговорил о ней. Но у Никольского это был любимый конёк, и он тут же навострил уши. Услышав что-то неправильное из уст Галкина, он сразу же кинулся в бой…

16 января 1989 года, понедельник.

Большие системы должны быть дуракоустойчивыми. Иначе маленькие Чернобыли будут случаться каждый день. У нас в секторе тоже есть система и довольно громоздкая. Это КС-1, но она не дуракоустойчива, потому что мы только осваиваем это новое дело. Это освоение длится 25 лет, и вот только на КС-1 мы впервые почувствовали, как важен контроль и надёжность в расчётной схеме. Образно выражаясь, возможности наших систем росли по арифметической прогрессии, а вероятность отказа по разным причинам – по геометрической (потому что вероятности умножаются). Наконец они сравнялись.

Чего только я ни придумал в КС-1 для контроля! Результаты начинаются с печати исходных данных (чтобы всё было ясно). Печатаются важные промежуточные результаты. Контролируются массы всех агрегатов. Проверяется, нет ли путаницы в показателях полиномов.

Это, конечно, сильно помогло, но как выяснилось в прошлом году, контроль следовало бы расширить в несколько раз. Например, есть контроль предельных значений показателей: 0Pk,Qk7, но нет контроля повторения одинаковых пар Pk,Qk при каких-то номерах k, и с этим, как я писал, мы сталкивались не раз.

Сегодня случилось ЧП в КС-1 (СП337) у Мосунова, и я окончательно понял, что контроль должен занимать львиную долю программы.

СП-337 была написана в 1984г. Отчёт по этой программе назывался так: «Расчёт собственных колебаний системы с числом степеней свободы до 87».

Когда начальство подписывало этот отчёт, то ни Галкин, ни Стрелков (который замещал Фомина во время отпуска), ни Стучалкин – никто не догадался спросить, почему до 87? Но как раз в этом не было ничего удивительного. В любых программах всегда указываются предельные возможности. Удивительное в другом: в инструкции указывается ещё несколько ограничений. Порядок матрицы должен быть не менее 10, а число тонов – не более 60% от порядка матрицы. Что это? Издевательство над пользователем? Откуда такая блажь? Дело в том, что у БЭСМ-6 настолько маленькая оперативная память, что приходилось изощряться, чтобы многократно использовать одни и те же участки памяти для разных промежуточных результатов. Итак, в инструкции написано требование: 10N87, m3N/5. И было бы нормально, если бы машина выводила на печать предупреждение о нарушении этих ограничений: «У Вас Нарушено Требование: N9»

Уже был такой случай три года назад, прибежал Поповский в ярости, почему не работает СП337. Ведь у него всего 4 степени свободы! А я ему отвечаю: «Читай инструкцию, там написано, что меньше десяти нельзя» «Что за идиотизм? А если мне надо меньше?» «Тогда пользуйся более простой программой: СП137, СП2137 или СП4137»

Так и сегодня. У Валеры было N=16, а число тонов m=11, а о причине Авоста мог догадаться только я, автор программы (11/1660%). Валера в ярость не приходит, он сама скромность, но всему есть предел. И этот предел наступил: отныне все программы должны состоять из сервиса плюс немного конкретных расчётов. Главное – сервис.

18 января 1989 года, среда.

Перестройка бурлит. За два дня мы стали свидетелями трёх событий: 1) В Карабахской АО введён особый комитет. 2) Совещание в Совете Министров, на котором Рыжков признал, что ошибочное опережение роста зарплаты может привести к инфляции. 3) Совещание в ЦК КПСС по агропрому, где возникли вопросы, кому платить за аренду земли: колхозу или государству? А деньги немалые: 1200 руб за гектар.

По-прежнему в стране обсуждается ограничение кооперативной деятельности в стране с 1 января. Последние дни работают видео-салоны, – их закроют с 1 февраля. Хотя кто их знает! Всё так неустойчиво – законы не стабильны.

По поводу кооперативов. Мы свой кружок 4 года назад называли, шутя «кооператив». У нас был свой «директор-распорядитель», я был оператор, Олег был «художественный руководитель». Потом начались гонения на видео. Одного, например, посадили на два года за показ фильма «Крёстный отец» – какая-то комиссия обнаружила в этом фильме порнографию. Мы были настолько перепуганы, что перестали называть себя кооперативом даже в шутку, а то кто-нибудь подумает, что у нас и в самом деле кооператив. В те годы в нашем кружке было до восьми человек. Мы менялись кассетами. Установились какие-то правила. Один товарищ даже предлагал оформить эти правила в письменном виде, но я объяснил ему, что никакие правила не помогут, поскольку у всех разные понятия о порядочности.

Самым важным правилом было иметь каждому около десяти кассет, которые должны составлять обменный фонд, и не продавать их на сторону без разрешения кружка. Куда там! Безвозвратно ушли редкие фильмы! Постепенно остались только трое самых стойких членов кружка: я, Олег и Антон. Я особо не нуждался в деньгах при моей большой зарплате, а Олег и Антон бедствовали и агитировали создать платный кооператив. Я им много раз объяснял, что зритель не будет платить больше 70 коп, да и то при высоком качестве обслуживания.

У потребителя чрезвычайно устойчивая тяга ко всему, что дешевле. Помню, я в студенческие годы работал фотографом в пионерском лагере. Ко всему прочему я снимал группы детей и продавал им карточки по 20 коп. Неудачные отпечатки я называл браком и продавал по 10 коп. После этого прибегали ещё дети и галдели: «Мне брак!»

И я такой же, как все: чего бы подешевле! В 1968г я путешествовал по Камчатке и оттуда вместо писем посылал телеграммы, пользуясь очень дешёвым тарифом: 60 коп за «Письмо-телеграмму», лишь бы там было не более 60 слов. А если посылать обычную телеграмму, то 2 коп за слово. Я составлял текст ровно из 60 слов, и таким образом я их разорил. В том же году этот льготный тариф отменили.

В вопросах купли – продажи клиента никогда не смущает совесть. Купить дешевле – это святой закон во всём мире! В воскресенье Антон привёл с собой такого же юношу, который желает взять у меня напрокат видеомагнитофон на одну ночь. А я удивился, почему Антон не хочет дать другу свой такой же магнитофон ВМ-12 за 3 руб. Ведь он подрабатывает сторожем, и ему не помешает заработать 3 руб. Антон ответил, что ему жалко свой аппарат.

Когда я рассказал Олегу, что я им отказал, он согласился, что я правильно сделал, и что тому парню аппарат наверняка нужен, чтобы крутить для компании какую-нибудь порнографию, потом ко мне же и придерутся. Уроки бизнеса в первую очередь освоила молодёжь.

21 января 1989 года, суббота.

Я стал шахматным наркоманом. Некоторые люди увлекаются кроссвордами, – они поймут меня. В субботу в газете «Труд» приходит очередная шахматная задача. Весь горю нетерпением взяться за её решение… Но! Удовольствие надо заслужить! Я назначаю себе урок: сначала прочитать «Правду», «Комсомолку», «Труд», а потом уж браться за задачу. Особенно, если доклад Горбачева или материалы совещания в ЦК. Проходит час-другой, пока я доберусь до десерта. А вообще надо кончать с этой наркоманией! На днях списал около 30 миниатюр Лойда. Книгу с задачами Лойда (1841 – 1911) приносила мне Гоноровская, у неё муж перворазрядник. Я эти очень трудные задачи не стал решать, а просто посмотрел ответы, предварительно немного поломав голову над каждой задачей. И шахматные задачи отвлекают, и этот дневник, и философия перестройки отвлекает. А между тем, пора браться за КС-2. В 1984г на теорию КС-1 ушло полгода, а КС-2 труднее, а пока имеются только неясные цели. Пора!

22 января 1989 года, воскресенье.

Последний Учёный совет был 17 января. Было 2 защиты. Первая в 14^30.. Рыбаков Ф. В. из НИО-3, руководитель Гришин, оппоненты: Ильичёв и Мазур. Рыбаков – молодой выпускник МФТИ. Его тема: определение оптимальной формы переходных узлов конструкций с минимальной концентрацией напряжений.

Многие не поняли, в чём принцип оптимизации, в том числе Фомин и Селихов, что вызвало бурную дискуссию. Меня клонило в сон, но я всё же разобрался. Задача весьма изящная, а решение классическое. Я решил выступить в защиту диссертанта, но меня опередил Белоус, так что мне осталось только добавить пару замечаний. Я сказал, что миллиарды авиационных заклёпок во всём мире делали круглыми, а теперь стало ясно, что эллиптические лучше. Голосовали с таким счётом: 15-за, 1-против, 3-недействительные.

Вторая защита началась в 16³⁰ (с опозданием). Диссертант Андреев (1938г) – тоже из НИО-3. Тепловые испытания. Учёный совет тоже перегрелся. Рядом со мной сидели Райхер и Пархомовский. За ними сидела Знаменская, но она со второй защиты ушла. Я занялся шахматной 4-ходовкой, которую я решаю 2-й месяц (из Социндустрии). Этой же задачей занялись Райхер и Пархомовский. Кстати, я не раз замечал, как легко поддаются люди на участие в решении кроссворда, но меня в кроссворд не втянешь. Не втянешь меня и в компьютерные игры. А вот в шахматные задачи я втянул массу народа!

Приступили к голосованию. В счётную комиссию предложили тех же: Буньков, Беклемищев, Миодушевский. Но встал Галкин и заявил, что Миодушевского нельзя, так как он является руководителем диссертанта (на самом деле он был оппонентом, но в такой жаре всё перепуталось). Все тут же согласились, и думаете, кого назначили дополнительно? Конечно, Галкина – ведь инициатива наказуема.

Я как член счётной комиссии обратился ко всем: «Прошу аккуратно заполнять бюллетени, в прошлое голосование было три испорчено».

Посмеялись, но всё-таки при подсчёте голосов снова оказалось три испорченных. Причём, пока считали, Галкин по близорукости один испорченный не заметил, но у меня дальнозоркость, и я всё вижу в чужих руках ещё лучше, чем в своих.