Текст книги "Дневник научного работника (СИ)"

Автор книги: Владимир Буньков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 76 (всего у книги 96 страниц)

Перед обедом за мной зашёл Парышев, и повёл меня в трубу Т-128 показывать малую модель крыла Боинг, – она уже установлена в трубе и они с Карклэ определили частоту изгиба. Она оказалась неожиданно низкой.

Сегодня исполнилось 2 мес, как я достиг пенсионного возраста, но мне не только не платят пенсию, но даже не хотят оформить пенсионное удостоверение. По ТВ передавали, что на Дальнем Востоке пенсионерам задержали выплату пенсий с февраля. А удостоверение было бы кстати: в бассейне «Нептун» была бы скидка 50%, т.е. 3 р 50 к вместо 7 руб. Раменский бассейн закрылся на ремонт.

Дело с Птицынским магнитофоном осложнилось. Поняв, что это дело не простое, и с трудом вспоминая, как я такие исследования делал 10 лет назад, я решил изготовить новый тест. Он будет называться «Тест-1992». Я к старому тесту 1981г приписал на той же катушке ещё одну серию частот: 20 гц, 31, 50, 80, 125, 250, 500, 1 кгц, 2 кгц, 4, 6, 8, 10, 12, 16, 20 кгц, – всего 16 частот , каждая длится 15 сек, итого 4 мин. Уровень я взял довольно большой: -6 дб, от номинального бытового, т. е. 185 нв/м – это соответствует профессиональному уровню. На моих этот тест даёт строго горизонтальные характеристики. Ставлю тест на Серёжин, – получается сильный спад на низких частотах, начинаясь на 250 гц и теряя 7 дб на частоте 20 гц. На высоких, наоборот.

Следующее испытание: вынимаю модули воспроизведения из моего мага и переставляю на его маг. Вместо горизонтальной линии получаю наклонную прямую с понижением от 20 гц до 20 кгц на 7 дб! Значит, виноваты магнитные головки, – они не кондиционные.

Но для любых головок можно подобрать коррекцию так, чтобы на выходе получилось ровно. Делается это с помощью цепочки обратной связи… Короче говоря, к ночи я отрегулировал характеристики всех четырёх каналов (левый, правый и реверс). Но ночью нельзя шуметь.

На другой день в обеденный перерыв я с нетерпением проверил результаты проделанной работы, заведя в гостиной качественную музыку. Это был тот же диск. Заодно я разбудил и Ваню, т.к. уже было 12 час. Мы слушали вдвоём и сравнивали Фрязинский и Птицынский, – теперь всё звучало одинаково хорошо.

8 мая 1992 года, пятница.

Сегодня в 10 час вместо зарядки по Цаговскому радио запустили праздничную радиогазету в честь дня победы, но сначала передали сообщение директора ЦАГИ Загайнова о причине задержки зарплаты. Он сказал: «Вчера институт обращался в банк за зарплатой. Банк был готов заплатить, но, к сожалению, не оказалось наличных денег». В коридоре кроме меня стоял Галкин, мы с ним посмеялись: «Ну и трепло!»

Эдик и Валера ездили вчера в МАИ получать по 2000 руб за Тамарин расчёт, а сегодня Валера как всегда на месте, а Эдик с 10 час выписал увольнительную «для посещения больного Рыбакова», – они должны вдвоём отметить память своих отцов (у Эдика отец погиб на войне).

Сегодня утром я вскочил в 6¹⁵, – меня беспокоили ещё некоторые недоделки в Птицынском маге. Вчера в одном из четырёх каналов я неожиданно обнаружил резонанс (небольшой пик) на 20 кгц. Исследовать такой резонанс с помощью моего «теста-1992» невозможно, т.к. там вблизи есть только ещё частота 16 кгц. Утром хорошо изобретается: можно исследовать воспроизведение на магнитофоне без ленты! Вместо ленты можно воздействовать магнитным полем извне. У меня есть самодельный размагничиватель магнитофонных головок. Я его подключил вместо сети к звуковому генератору и задал напряжение 1 в. Подставив его близко к магнитофонным головкам, я определил, как они реагируют на изменение частоты. Опыт обнаружил на всех МГ резонанс на 16 кгц…

Вчера сюда приходил Володя Белоус посмотреть на мои результаты по расчёту самолёта «Ромб». Я ему показал формы колебаний. Он удивился, что у меня получилась очень маленькая скорость флаттера: 150 м/сек, но потом пересчитал на км/час, – получилось 540 км/час, что вполне достаточно для этого лёгкого самолёта. Мои результаты следует рассматривать как тренировку для более серьёзного расчёта, т.к. первый вариант уже забракован. А пока я ему показал мультфильм о флаттере аналогичного аэромикроавтобуса. Мой флаттерный мультфильм ещё действует. Долбнев готовит компьютерный фильм.

9, 10 мая 1992 года. Праздник.

Вчера, вернувшись из ЦАГИ в 14 час, я поспешил в подвал, чтобы своими глазами увидеть причину резонанса на 20кгц в левом канале. Я бы мог уйти и пораньше, т.к. в предпраздничный день в 13 час никого уже нет, но в шахматном клубе разыгрался мини-турнир: Алфёров, Фаянцев и Венедиктов при четырёх болельщиках. Играли с 11³⁰ до 13¹⁵. Под конец остались только Венедиктов и Фаянцев.

И вот я спешу к Птицынским загадкам. Я вынул из магнитофона левый усилитель воспроизведения. Смотрю – так и есть! Вместо R=100к там впаяно больше: 390к. И почему-то вдруг тут же я легко вывел формулу входного контура, хотя утром безуспешно уже пытался это сделать: пусть  – частота резонанса, тогда L=1/C. Обозначим: L=Ro, R=nRo. E – ЭДС, создаваемая магнитной головкой (МГ).

Далее: Uвх = ERн/(Rн + iRo), где 1/Rн = 1/R + 1/(-iRo), …

Получаем простую формулу: Uвх = -inE (просто nE), т.е. высота резонанса растёт с ростом R. Поняв эту сущность нагрузочного сопротивления R, я быстро привёл всё в норму. Попутно я обнаружил ещё кое-какие нарушения. Вскоре пришёл клиент Птицын, и я продемонстрировал ему результаты своей настройки. Она получилась настолько хорошо, что у меня появилось желание настроить и свои оба магнитофона, и как-нибудь я этим займусь. У Серёжи хороший слух, и он сразу же убедился в отличном качестве моей работы. Однако кроме скорости 19 см/сек, его интересовала и скорость 9½ см/сек. Произошла заминка. Я спросил его, не хочет ли он, чтобы я ещё занялся восстановлением правильной коррекции на малой скорости. Он понял, что это потребует дополнительной платы, и решил заняться этим сам.

Я на своём личном опыте поражаюсь тайне человеческого мышления, интуиции и догадки. Ещё 20 лет назад я заметил, что, ложась вечером спать, я всегда был уверен, что утром я непременно проснусь с уже решённой той или иной головоломкой. Недавно я заметил, что совсем не обязательно вечером задавать себе вопрос, – сознание само обнаруживает к утру новую идею или решение.

И совсем новым для меня стало то, что днём в любой обстановке вдруг приходит внутренняя телеграмма и требует: «Иди туда и срочно исправь, иначе случится авария!» Так было с телевизором той пенсионерки, когда вдруг через три дня я вспомнил, что оставил высоковольтный кабель с 25 тыс в, касающимся железной стенки. Ещё позавчера я позвонил ей, попросив разрешения зайти поправить кабель, и она подтвердила, что, в самом деле, там начались щелчки. Но ехать туда мне было необязательно, оказалось, достаточно объяснить Саше, как поправить кабель. Он поправил, – треск прекратился, и заодно исчезло сопутствующее ему нарушение кадровой синхронизации.

11 мая 1992 года, понедельник.

Праздник продолжается. Правительство решило растянуть его на три дня. Я знал, что в эти дни должен был вернуться из-за границы мой друг Юра Муллов. Он там пробыл полтора месяца в гостях у своей знаменитой дочери Виктории. Звоню домой. Рая отвечает, что он решил продлить своё путешествие ещё на месяц. Сначала он лазил по Швейцарским Альпам. Потом он загорал на пляжах Италии, а затем поедет в Лондон. Так что пока Рая скучает дома без мужа одна. Ей скучно, и она просила, нет ли у меня каких-нибудь развлекательных кассет. Я уточнил: «Про любовь?» «Конечно, про любовь!» Несколько лет назад я понял, что женщины любят смотреть фильмы исключительно про любовь. Вот так туго я постигаю простые истины. Я всегда был уверен, что про любовь любят смотреть только мужчины, а оказалось всё наоборот, – и это я узнал лишь в старости.

Рая имеет много видеокассет, но все на итальянском языке, она предлагала их мне, но зачем? У меня своих 145 штук, и многие из них шедевры. Она просила при случае принести какие-нибудь кассеты: «Разве тебе не хочется меня развлечь?» – она сказала это таким тоном, что мне послышалось не «развлечь», а «раздеть».

Объявился мой друг Головач. Он, как и обещал ещё осенью, что в апреле предложит мне много новых компакт-дисков, так и вышло. Он уже сменил своё место работы, т.к. его программы для АСУ становятся ненужными.

12 мая 1992 года, вторник.

На нашу рекламу, которую мы сочиняли зимой, клюнули англичане. Они просят подробно описать аэродинамическую часть расчёта в программе КС-2. Эдуард сочинил аннотацию на одну страницу, а Долбнев перевёл её на английский язык.

Впервые у меня дома побывал Н.Н.Дорохин. Ему понадобился ремонт телевизора «Шилялис», и он подумал, что я пошутил, предложив свои услуги, но я не шутил. И тогда он приехал на своей «Волге» после работы ко мне. Блок цветности я исправил за 3 часа. Триод КТ315г.

13 мая 1992 года, среда.

Утром я задумал съездить в Выхино забрать посылку от Головача. Я позвонил Семёнову около 9 час, – он был на работе. Они работают вместе и занимают ЭВМ по очереди. Ночью и утром Семёнов, а днём Головач. Коля как раз собирался домой в 9 час и к 10 час мог доехать до метро Выхино, где мы в это время и договорились встретиться. Так что я в 9¹⁹ выехал, догадавшись на полпути взять сезонку у Назаренко, который в это время приезжает в ЦАГИ. Я встретил Колю в 10¹⁰, и он передал мне пакет с дисками. Обратно – на 10¹⁹, и в 11¹⁰ я уже дома. Пообедав раньше обычного, я в 12³⁰ вернулся в ЦАГИ. Эдуард уже спал, а в шахматном клубе уже шла игра.

Когда в 13³⁰ Эдуард проснулся, он сообщил мне пренеприятную новость. В моё отсутствие меня сначала искал Амирьянц, потом Парышев, т.к. они продули в Т-128 малую модель крыла Боинг, и у них случилась авария: модель ужасно затрясло, все тензодатчики оборвало и, похоже, что модель попала во флаттер. Эдуард с Валерой без меня до обеда срочно рассчитали флаттерные характеристики малой модели с новыми данными упругой заделки, для чего им пришлось поделить на масштаб модели К= 1.75 несколько десятков размеров. Я же всегда говорил, да и в отчёте писал, что малую модель пересчитывать нет нужды, т.к. результат получается из условий подобия.

А в чём же было дело? Во-первых, модель продули на напоре 21000 (М=0.95, давление 2.3 атм). Во-вторых, упругость заделки малых тензовесов оказалась во много раз меньше ожидаемой. Так, жёсткость на вращение должна быть 5000/К³ =940, а Ефименко намерил всего лишь 100 тм/рад. Частоту изгиба Карклэ намерил 17 гц, а надо было: 18хК = 31 гц. Это, как посчитал Валера, означает, что вместо Сизг=465 (=2500/К³), там было всего лишь 36 тм/рад.

Вот прошло полдня, а Амирьянц и Парышев не дают о себе знать, – они в трубе Т-128. Уже идя домой в 17³⁰ по длинному цаговскому проспекту, я встретил идущих из Т-128 Карклэ и Парышева. Я спросил Парышева, почему же они не дали мне ещё вчера новые сведения об упругости малых тензовесов, полученные Сергеем Ефименко. «Ведь величина 100 в десять раз меньше, чем необходимо по подобию, – сказал я». Он ответил, что ему не хватало ещё сведений о моменте инерции, про который он узнал только сегодня.

Вечером в 20 час я позвонил домой Амирьянцу. Он меня успокоил, что, во-первых, достигали напора только 6000, а о 20 тыс речи не было. Во-вторых, вибрации, возникшие в трубе, были совсем не флаттером, т.к. тряслось всё здание с частотой 2 гц. Тряска была настолько чудовищной, что прибежали начальники из дальних помещений. Приложив ладони к стенам здания, можно было оценить частоту вибраций. Такая тряска Т-128 случалась уже раньше несколько лет назад. Она возникает при пуске трубы, – так рассказала Вера Нейланд.

14 мая 1992 года, четверг.

Утром, ещё подходя к ЦАГИ, я встретил Поповского и Соболева. Разговор сразу пошёл о флаттере в Т-128. Поповский был очень рассержен, как же экспериментаторы начали испытания малой модели в трубе, не обращая внимания на результаты статиспытаний малых тензовесов. Об этом же сердито сказал Соболев: «Я им сразу говорил, что частота 17 гц на околозвуке – это как раз та частота, которая характерна для флаттера таких моделей».

В 9 час я, Эдуард, Карклэ и Парышев, – отправились к Амирьянцу. К этому моменту я уже располагал графиком критической скорости флаттера, посчитанной вечером после моего ухода Валерой. По этому графику получалось, что критический скоростной напор флаттера qф для той жёсткости заделки, которую намерил Ефименко: Свращ = 100 тм/рад, и той частоты, которую получили Карклэ с Парышевым: 17 гц, – равен 10000 кг/м². При этом жёсткость на изгиб мы подогнали (36 тм/рад). Но если подставить Сизг= 25 тм/рад, которую выдали Егоров с Ефименко (но при этом частота получается не 17 гц, а всего лишь 14 гц, – где-то в расчёте есть неточности), то напор флаттера будет qф = 5100. А если учесть, что при случайном увеличении Свращ с 100 до 200-300 (может заклинить или ещё что-либо), то qф снизится до 2500. Ясно, что опасность флаттера – дело реальное. Однако, ещё вчера я (а потом Валера) заметили, что флаттер получается очень «добрым». Обсудив всё это, мы пришли к выводу, что это всё-таки был не флаттер. Амирьянц тут же позвонил Вере Нейланд, доложив об этом, но подтвердил, что флаттерная опасность всё-таки есть.

Я спросил Гену, почему аэродинамики пользуются такими хилыми тензовесами, на которых запросто может возникнуть флаттер. Он ответил, что эти тензовесы наши: НИО-19. А от Егорова я узнал, что он, Амирьянц, их и делал. Шесть лет с ними работают, а они опасны, но до сих пор никто об этом не подумал.

Потом я всё это рассказал Поповскому, но самая неожиданная реакция на аварию в трубе (кстати, модель разболтало, все провода оборвало) была со стороны Кости Стрелкова. Он обвинил меня. «А я при чём?» «А при том, ответил он, – что ты не должен оставаться равнодушным и безответственным к испытаниям модели Боинг. Ты должен был вникнуть во все дела, и вмешаться, когда понадобится».

Я и в самом деле, если бы был ведущим в этом деле, то я бы не позволил пропустить важный пункт в программе. Было ясно запланировано: после установки (малой) модели в трубе провести частотные испытания и статические, и по их результатам заново провести расчёт на флаттер. Только после этого, убедившись в безопасности от флаттера, делать продувки.

Я спрашиваю Соболева, кто же ведущий по этой модели? Он ответил, что эта модель не флаттерная, а аэродинамическая, – ведущего по флаттеру нет. Тогда зачем полгода вели предварительные расчёты?

Костя заявил: «Как бы я был рад, если бы модель сломало и унесло! Чтобы вы, флаттерщики, наконец, почувствовали ответственность!»

  

Вместо 25 апреля аванс выдали только сегодня 14 мая. 800 руб вместо привычных 200 руб. А на доске объявлений появилось приглашение вносить деньги на продовольственный заказ гуманитарной помощи. Цена заказа 665 руб вместо привычных 10-15 руб. В этом заказе около 20 пунктов: сахар 1 кг 27 руб, масло 1 кг 61 руб, говядина 1 кг 52 руб, ... Кто-то догадался просуммировать, и получилось не 665, а всего лишь 550. Стали выяснять, – оказалось, что 20% наценка, значит, сахар не 27, а 33 руб, масло – 73, и т.д. Остальное там не очень нужное, и мы с Ирой решили не тратить зря деньги. Лучше мы выкупим сахар, который обещали по талонам: 12 кг х 42 руб.

15 мая 1992 года, пятница.

Объявлено, что всё лето по пятницам будет укороченный рабочий день: с 8 до 13. Но как много в этот день всего произошло!

Сначала в 9 час собрались на совещание у Амирьянца: я, Набиуллин, Парышев, Егоров, Ефименко, Мамедов и специалист из Т-128 ВНС Слава Верховский (НИО-16). Амирьянц нервничал, и допрашивал специалиста как мальчика. Тот обиделся и порывался уйти с совещания. Гена требовал, чтобы специалист рассказал только о своих впечатлениях об аварии: что и как тряслось. Он требовал, чтобы аэродинамики не совались в наши флаттерные дела, а разобрались со своими трубными. Стало ясно, что труба Т-128 работает неустойчиво, если требуется наддув. А для американской модели как раз это и нужно, т.к. их интересуют большие числа Рейнольдса, и, значит, требуется увеличение плотности воздуха в 2.3 раза (это напор 20000).

Потом Амирьянц дал слово Парышеву. Серёжа не мог сказать ничего определённого, т.к. тензодатчики оказались оборванными. Сохранилась осциллограмма, но непонятно, что она писала. Однако на ней явно проглядывались частоты 15 гц и 10 кг, и огромные возмущения в 2 гц (о них и говорил начальник трубы Гусев).

Когда слово дали мне, я показал графики с результатами расчётов, которые мы получили с Мосуновым вчера. Поскольку там получилось достаточно высокое значение критического скоростного напора флаттера: qф = 10000 кг/м², то, несмотря на близость опасных участков с q=2000, и, принимая во внимание, что по расчёту флаттер получился очень добрый (слабый), а об этом напомнил Эдуард, – то я считаю, что там флаттера не было. Однако надо поставить противофлаттерный балансир в передней части обтекателя, величину которого я обещал рассчитать к середине дня.

Чтобы рассчитать балансир, я решил сначала восстановить исходный вариант. У нас всегда так: если прошло много дней, то сначала надо разобраться, что было в прошлый раз. В Лабтаме уже накопилось три варианта модели Boing: «1» – это мой материал для большой модели, а m, m1 – это два варианта, которые сочинили Набиуллин с Мосуновым позавчера, пользуясь моим вариантом.

Вообще я давно говорил и писал в отчёте, что считать отдельно малую модель ни к чему, т.к. теоретически она совпадает по флаттерным характеристикам с большой, но позавчера Амирьянц в моё отсутствие заставил их запрограммировать малую модель.

Я верю только своей модели: вариант «1». С него я и начал. Я увеличил жёсткость тензовесов в соответствии с малыми тензовесами по формуле: Сбол =Смал К³, т.е. вместо Сизг=2500 тм/рад вставил: 36  1.75³=190, а вместо Свращ=5000 тм/рад 1001.75³=5300, и должен был получить qф = 10000, но… неожиданно получил 4000! Сначала я подумал: я взял М=0.8, а у них М=0.9 – вот причина. Но это не должно приводить к такой большой разнице!

Я смотрю на частоты: fвращ (круч)= 8 гц, fизг = 9.6 гц. Частота изгиба получилась правильно, т.к. 9.6 1.75= 17, и у них 17. Но вращение – неправильно, т.к. 81.75=14, а у них 810 гц! Тогда я стал разбираться, и обнаружил крупную ошибку в их модели. Они все размеры поделили на К=1.75, а все массы, а их, кстати, была всего одна – это масса обтекателя, – на К³= 5.36. Но!… Они момент инерции обтекателя поделили тоже на К³, а надо на К⁵! И при этом, обратите внимание, обтекатель весит целую тонну, а крыло всего лишь 720 кг.

Мосунов тут же исправил ошибку, и заново пересчитал вчерашние графики. Какой кошмар! Вместо qф=10000 стало 2000, а возможные вариации по величине жёсткости на вращение тензовесов показали, что мы находимся на самом минимальном участке зависимости qф по Свр.

Я звоню Амирьянцу, – он советует сходить в трубу, – там Валентин Виноградов проводит частотные испытания. Но он уже вернулся, отложив всё до понедельника.

В 13 час кончилась работа, я пошёл домой и оттуда позвонил домой Гене. Он сказал, что единственная возможность срочно приостановить испытания, – это пойти в трубу и найти там Карклэ и Парышева. Я так и сделал. В 15 час я нашёл их в рабочей части Т-128. Они проводили частотные испытания модели. Я сообщил им пренеприятную новость, что по расчёту напор флаттера получается не 10000 , а всего лишь 2000, и что надо прекратить испытания. Пётр Георгиевич скептически заметил, что уже много дней проводились испытания, и без наддува всё было спокойно: никакого флаттера. А что касается их частотных испытаний, то они обнаружили, что после аварии частота изгиба модели снизилась с 17 до 14 гц. «Правильно, – ответил я, – если подставить в расчёт величину жёсткости, которую намерил Ефименко, т.е. 25 тм/рад, то получается не 17 гц, а всего лишь 14».

У них никак не вызывалось вращение. Я посоветовал переставить силовозбудитель в носовую точку обтекателя, и даже нарисовал им схему, как это сделать, но упрямый Карклэ молча переставил его в конец крыла, – он не разговорчив, когда надо что-то обсудить. Я понял, что не надо им мешать и удалился домой.

В 16 час я ещё позвонил домой Набиуллину. Он уже вернулся от Рыбакова, которого навестил по случаю передачи ему аванса, был навеселе, но моё сообщение понял. Он даже вспомнил, что эту ошибку: делить момент инерции на К³ вместо К⁵, – сделал он, и что Валера не виноват. На улице у нашего дома я встретил Лыщинского, идущего из булочной. Он весело посмеялся насчёт пятой степени для моментов инерции, потому что они всю жизнь занимаются этой азбукой. А что касается вибрации стенок трубы и пола, то он своими ногами не раз чувствовал вибрацию пола в здании, которая шла от флаттера модели, испытываемой в трубе. Правда, это была труба СВС-2, «Ты ведь помнишь, – сказал он, – мы же вместе с тобой испытывали».

16 мая 1992 года, суббота.

Утром позвонил Парышев и сообщил ещё более ошеломляющие сведения о малой модели Боинг. Они вдвоём с Карклэ работали до вечера. Долго пытались вызвать вращение (крутильные колебания модели). Наконец, приложив силовозбудитель к концу обтекателя (как советовал я), с трудом добились резонанса. Неожиданно частота вращения оказалась вдвое меньше ожидаемой: 6.7 гц вместо 13 гц. А что касается изгибной, то она совпала с ожидаемой: 14 гц. Кроме того, трение в муфте тензовесов оказалось настолько большим, что декремент колебания оказался =1.5 вместо обычных 0.050.15.

И ещё. Вечером в трубу звонила Вера Мих. Нейланд, и Парышев ей доложил, что по уточнённому расчёту критический скоростной напор получается не 10 тыс, а всего лишь 2 тыс. Тогда она возмутилась, что у нас результаты меняются каждый день и потребовала, чтобы к утру в понедельник мы выдали её окончательный результат.

Я испугался, и решил пойти в ЦАГИ, и всё пересчитать. Сначала я зашёл к Мосунову, чтобы уточнить насчёт Лабтама. В 12 час я уже был в ЦАГИ. Ключи от нашего здания я взял у дежурного коменданта, долго не мог запустить Лабтам (с непривычки), наконец начал расчёт.

Я посчитал и большую модель и малую. Первое, что меня смущало: почему частота вдвое меньше теоретической? Причин может быть три: 1) либо момент инерции обтекателя в 4 раза больше, чем по теории (допускаю, что американцы могли вставить большие грузы в концы обтекателя), 2) либо Ефименко ошибся в 4 раза и вместо Свр=100 там было лишь 25 тм/рад, и 3) либо обтекатель настолько упругий, что из-за его гибкости амплитуда у него больше, чем у крыла (в 4 раза).

Так или иначе, всё это надо было перепробовать (только третье я отверг, как невероятное). Обе версии давали благоприятный результат и qф снова поднялся до 10 тыс. Ну, конечно! – вчерашняя ошибка Набиуллина как раз и завышала момент инерции в К² = 1.75²=3.06 раз (3 или 4 – разница мала). Я также наблюдал, какие инкременты у флаттера: они оказались настолько малыми, что флаттера можно было не бояться.

В 16 час я вернулся домой, забрав все результаты. День был по-летнему солнечный, буйная зелень вокруг благоухала, особенно одуванчики. Я подумал: многие мои друзья (например, Головач и Семёнов) сейчас копаются на своих участках земли, сажая овощи.

Я решил писать отчёт, оставив нерешённым главный вопрос, откуда такой большой момент инерции. Звоню Гене, но он сегодня в Москве, берёт интервью у своих героев, – пишет книгу о лётчиках-испытателях.

17 мая 1992 года, воскресенье.

Сломался нижний холодильник «ЗИЛ-1958г». Он уже осенью ломался, и я его тогда починил, но моего ремонта хватило лишь на 8 мес. Снова подгорело пусковое реле ДХР-3. В тот раз я заменил сгоревший серебряный контакт медным, но он прогорел насквозь. Сейчас я вспомнил, что у меня есть серебряный провод, который я купил на Тушинском рынке 19 апреля. Я снова, как и в сентябре сделал медную лапку на обгоревшую пружину, а на лапку намотал серебряную жилу 0.72 мм, – думаю, теперь хватит на много лет. Закончил в 12 час.

В 10 час мы с Амирьянцем наконец созвонились. В пятницу вечером Вера Нейланд звонила не только в трубу Т-128 Парышеву, но и домой Амирьянцу. Она намеревалась сделать очередные продувки в ночь с пятницы на субботу, но Амирьянц категорически запретил это делать, ссылаясь на мой расчёт. Они договорились определиться к полудню понедельника, – дальше ждать нельзя, т.к. подходит срок выполнения американского заказа.

В 13³⁰ перед очередной серией «Богатые тоже плачут» я ещё раз созвонился с Геной. Мы стали гадать, где может быть дополнительный момент инерции и по его догадке предположили, что кроме модели вращается вся огромная система тензовесов. В понедельник в 8 час решили разобраться с этим по чертежам, которые возьмём в Т-128.

18 мая 1992, понедельник.

Сегодня до обеда предстояло окончательно выяснить флаттерные характеристики малой модели Боинг, и дать ответ Вере Михайловне. Мы с Геной ещё вчера договорились, что будем действовать по трём направлениям: я пойду в НИО-16 разбираться с устройством тензовесов: откуда там огромный момент инерции. Ефименко ещё раз измерит крутильную жёсткость весов, а Карклэ с Парышевым с помощью частотников возьмут 20-килограммовый вибратор вместо своего 5-ти, и попробуют определить резонанс на больших амплитудах.

В 9 час я познакомился с конструкторами НИО-16: Дядченко Ген. Еф. и Михайловым Н. К. Они нашли для меня все чертежи тензовесов и -механизма. Михайлов уверял, что упругость сосредоточена только в тензоэлементах, а дальше от -механизма до стенок трубы, где всё это крепится, жёсткость очень большая. А что касается момента инерции, то оказалось, что там нет ничего лишнего, и непонятно, откуда всё-таки возникает добавок.

Михайлов очень любит поговорить. Мне уже всё понятно и уже время 10¹⁵, а я ещё не начинал расчёт жёсткости тензовесов по чертежам. А в 11 час мне надо делать доклад у Микеладзе для общества авиастроителей. Наконец, я остановил Михайлова и попросил дать мне возможность спокойно провести расчёт. Михайлов ушёл, а Дядченко остался и пытался опять втянуть меня в разговор, но всё-таки к 10⁴⁰ я успел закончить расчёт крутильной жёсткости тензовесов Свращ. Я не мог поверить своим глазам: вместо С=100 тм/рад, как померил на прошлой неделе Ефименко, у меня получилось С=800! Тогда по пути к Микеладзе я зашёл к Амирьянцу (который, кстати, тоже должен был идти со мной), и в его кабинете в присутствии Егорова я ещё раз рассчитал Свращ, но уже по другому способу и под контролем Егорова.

Опять 800. Всё ясно: тензо-элементы имеют настолько простую конструкцию, что сомневаться в этой цифре не приходится. Вывод напрашивается такой: опора тензовесов намного слабее их самих. Эта опора «дышит», а её масса добавляется к массе модели. Теперь стало понятно уменьшение частоты кручения (вращения) вдвое против расчётной. Понятной стала и причина трения с декрементом =1.5.

Довольные разгадкой, мы с Геной точно в 11 час явились в кабинет Микеладзе, где уже собрались 8 членов общества авиастроителей (утверждённого 2 года назад). Я попросил Виталия Георгиевича ввести в курс дела, – он говорил 10 мин. Потом я говорил 15 мин. Я не зря взял с собой содокладчиком Амирьянца. Догадываясь, что флаттер для них слишком узкая и непонятная тема, я перевёл упор на статическую аэроупругость: влияние упругости крыла на подъёмную силу. Вскоре весь интерес слушателей переключился на Амирьянца, и беседа затянулась до 12³⁰. После этого Гена пошёл на обед домой, а я не могу без шахматного клуба, где я отдыхаю душой, – и пошёл туда. Там уже сражались Венедиктов, Крапивко, Чудаев и мой любимец Фаянцев, – он сегодня обыграл всех.

Сдвинув обед на час позже, я попал в трубу Т-128 только в 14²⁰. Там уже все собрались: Амирьянц, Стрелков, Парышев, Карклэ, Ефименко. От частотников был только Паша Алексеев, от рабочих Костя Сытов. 20-килограммовый силовозбудитель был воздвигнут на большом треножнике и двое Костей (Стрелков и Сытов) пытались приладить к модели толкатель от силовозбудителя.

Модель гладкая, прицепиться можно, только сняв один из потайных болтов. Болт сняли, хотели привинтить уголок, и понадобился болт длиннее. К сожалению, резьба оказалась дюймовой, и только Стрелков нашёл выход из положения: он подошёл к французской аппаратуре, открыл кожух и отвинтил оттуда подходящий болт, не влияющий на работу. Вообще Стрелков в этот день дважды проявил изобретательность и находчивость. Уже вечером в 17 час, когда после полуторачасовых виброиспытаний Карклэ так и не обнаружил крутильного резонанса, Стрелков принёс нечто вроде бревна и стал им стучать по модели, и тогда аппаратура обнаружила собственные колебания с частотой 7 гц. Бревном Косте служила какая-то толстая ржавая труба, а чтобы не повредить драгоценную американскую модель, Кирсанов (пришедшиё на смену Сытову), держал в качестве прокладки доску.

Только к 18 час всё было закончено. Начальник трубы Вера Нейланд неоднократно приходила в трубу. Она то возмущалась, то умоляла скорее освободить трубу, чтобы продолжить испытания, срок которых кончается через два дня. Сначала ей обещали всё закончить к 15 час, но после совещания, на котором Стрелков описал ей все неприятности из-за флаттера, решили отложить пуск до 17¹⁵.

Последний раз Вера пришла в 17 час, и совсем перепугалась, узнав, что виброиспытания ещё не начинали. Вот сколько часов продолжалась эта возня с дюймовыми болтами. Наконец, получив 7 гц, все мы успокоились и поднялись наверх в кабинет к Вере Михайловне, где торжественно подписали разрешение дуть в трубе до напора 8000 кг/м². Так что там стоят подписи: Карклэ, моя, Амирьянца и Парышева. Стрелков великодушно отказался от подписи, пошутив, что подписей двух докторов наук вполне достаточно. Зато он тут же развалился в кресле и стал проводить беседу для Веры о важности проблемы флаттера. Он внушал ей, что система (модель) до продувки может иметь одни флаттерные свойства, а после – другие: «…что-нибудь разболтается в механизме, появятся люфты, и всё!»

Интересно, что ещё до совещания Карклэ, как мне сообщила Света, был озабочен, как бы Буньков не сунулся со своими результатами, – он может всё испортить. Было решено, что на заключительном заседании будет докладывать он. Но и ему не дали ничего сказать: всё взял в свои руки Стрелков. Причём, ему было не важно, что нарисовано на предоставленном мной графике, – Костя ловко показывал этот график В.М. и пугал: «Критический скоростной напор флаттера может быть 2000, а может 10 тыс, – эти результаты насчитал Владимир Георгиевич, а мы ему верим. Сегодня может быть 10 тыс, а завтра 2 тыс».