Текст книги "Дневник научного работника (СИ)"

Автор книги: Владимир Буньков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 96 страниц)

Дневник научного работника

Владимир Буньков, 1999г

1987

Сегодня 30 декабря 1987г. – последний рабочий день уходящего года. Вчера было много дел: утром с 9³⁰ до 12⁰⁰ семинар с диссертацией Самодурова; с 12 до 17 ездил за отзывом на свою рукопись, поданную на конкурс Жуковского; с 17³⁰ до 19⁰⁰ партсобрание.

В эти минуты решается судьба конкурса. В 15 час в музее Жуковского состоится заседание Жюри – об этом я знаю, потому что вчера, когда я был в музее Жуковского, как раз в это время секретарь Жюри Семёнова Надежда Матвеевна договаривалась по телефону: «Наташенька, передай Свищёву, что заседание обязательно состоится и ему делать доклад». Надежда Матвеевна – это древняя старушка (на вид ей около 80 лет). Я всегда считал её директором музея, да оно по существу так и есть, но официально она является начальником сектора истории развития авиации.

Так я и не понял, почему в Жюри просрочили направление на рецензию мою работу. Один отзыв: от завода Микояна, – пришёл вовремя, а второй (полагается два) протянули до крайнего срока: 25 дек.,– и уже только 28 дек. утром мне звонит проф. Смирнов А.И. и ставит в известность, что с него просят отзыв, а работы нет и письма нет. Тогда я звоню Семёновой. Она: «Буду Вам благодарна, если Вы организуете отзыв от Александра Ивановича Смирнова, а то я никак не могу дозвониться в МАИ до Юрия Алексеевича Рыжова». Я отвечаю: «Ну конечно! Теперь Рыжов академиком стал. А отзыв Смирнова я организую и завтра Вам привезу».

Конкурс Жуковского. Надо было мне попытаться ещё лет 10 назад, да я как говорится, был не в курсе. Многие из моих однокурсников уже лауреаты и об этом я узнал только сейчас. Например, Игорь Мельц рассказал, что он получил золотую медаль ещё шесть лет назад, причём трое в Жюри были «за»: Бюшгенс и двое главных, которые его хорошо знают, а двое, в том числе Дородницын – «против».

Я задумался о конкурсе Жуковского в 1985г, когда второй раз получил премию ЦАГИ (за 1984г) за систему КС-1. Тогда рецензентом был Фролов В.М. – он и посоветовал. Вскоре независимо от него то же посоветовал и Галкин М.С. И вот в 1986г я решил попробовать. За полгода написал нечто вроде монографии и, уйдя в июле в отпуск, оставил на подпись начальству. Но эта рукопись оказалась очень трудной для чтения – она так и осталась неподписанной до конца года, а срок подачи на конкурс – до 7 ноября. Только в конце декабря Попов подписал её, не читая. Галкин в ответ на мою просьбу продвинуть отчёт только разводил руками (а как обнаружилось потом, он сам в это время подал свою работу на тот же самый конкурс).

Настал 1987г – год гласности и перестройки, и я решил более решительно пробиваться на конкурс. В октябре как-то обсуждались итоги квартала и разные конкурсы, и тогда я стал просить, чтобы меня выдвинули на конкурс Жуковского. Галкин шепнул мне, что бесполезно пытаться, так как работа не отредактирована и за монографию не сойдёт. Ну и что – пусть это будет обобщающий отчёт! Наконец Фомин и Галкин уступили – это было 19 октября, а 23 окт. уже собирался Совет ЦАГИ по выдвижению на конкурс Жуковского. Фомин Г.М. как начальник отделения выдвинул там мою работу. Всего было подано четыре работы: от НИО-1, НИО-8 и потом ещё с запозданием послали Лазарев (от НИО-10) с Замулой (от НИО-3). Итак, теперь наступила гласность, и впервые на конкурс Жуковского стали посылать после обсуждения всем коллективом (а раньше об этом знал только президиум НТС). 22 октября Фомин созывает расширенный НТС с докладом моей конкурсной работы. Я доложил кратко и чётко всего за 35 мин (мог бы и за 20), но по просьбе Фомина дополнительно рассказал подробнее.

Дальше началось оформление бумаг. Я проявил полное невежество в определении статуса своей работы. Всего было 220 стр. плотного текста – здесь собрано всё, чтобы в будущем можно было разобраться во всём без меня. И я посчитал это учебным пособием. Но как мне заметили, учебное пособие можно писать, не создав ничего нового. Может это монография? Нет, т.к. почти ничего не издано. Может обобщающий отчёт? На Совете ЦАГИ Сычёв сказал, что на конкурс можно подавать что-либо на уровне новой теории, но никак не меньше. И тогда (спасибо Аркаше!) в аннотации и в заглавии появилась впервые строка «Теория флаттера крыла», после чего Фомин одобрил: -Во! Это уже ближе к делу! Только лучше написать не «крыла», а «летательного аппарата с крылом малого удлинения». Теперь-то я уж и сам поверил, что метод многочленов это действительно новая теория.

И вот машина завертелась! 3 ноября я отвёз все бумаги в Музей Жуковского: три копии рукописи, аннотации – тоже три, и выписку из решения Президиума НТС ЦАГИ за подписью Г. П. Свищёва и секретаря Л. А. Яковлевой (в этой же выписке краткое содержание). Секретарь Жюри попросила у меня список возможных рецензентов, и я ей дал таких: 1. МАИ, кафедра строительной мех. и прочности ЛА, Зав. каф. акад. И. Ф. Образцов. Исполнитель А. И. Смирнов.

2.ВВИА им. Жуковского. Каф. строит. механики. Нач. каф. дтн Морозов В. И. Исполнитель Пономарёв Ан. Тим.

3. МЗ им. Сухого, отв. рук. Симонов М. П. Исп. Белянин Н. В.

4. МЗ им. Микояна, ген. конструктор акад. Беляков Ростислав Апполонович, исп. нач. отд. Баранов Н. И.

5.НПО Молния – Лозино-Лозинский, исп. Охотников.

6.НПО Машиностроение … – со всеми исполнителями я договорился заранее.

А машина крутится дальше. Сычёв назначил объединённый семинар ЦАГИ по аэродинамике и аэроупругости на 13 ноября, чтобы обсудить работу и самому с ней познакомиться. Секретарь семинара Рубан А. И. (кстати, зять нашего Фомина) расклеил объявления по ЦАГИ и предупредил, что вместо Сычёва будет Нейланд. Но 13 ноября и его тоже не было, так как все они были заняты выборами в Академию Наук (выборы были грандиозными: 84 академика и 172 член-кора, в том числе от ЦАГИ прошли Селихов и Нейланд – в член-коры).

Семинар пришлось проводить почти без аэродинамиков: их было около 15, а прочнистов около 60. Всё прошло нормально. У меня было 4 плаката и 36 слайдов. По заверению Галкина доложил я чётко и ясно. Потом целый месяц было затишье. Вдруг 14 декабря звонит Наташа Михайлова от Микояна и говорит, что работу на рецензию направили к ним и чтобы я созвонился с Барановым. Назавтра Коля Баранов по пути на заседание Учёного Совета МФТИ заходит ко мне, и за один час я ему всё объяснил и вручил ему макет отзыва. Я ему сказал: «Ты будешь подписывать отзыв, а генеральный – утверждать». Теперь уже известно, что от Белякова пришёл в Жюри прекрасный отзыв, – это вчера об этом сказал Сычёв нашему Галкину, который поделился этим со мной, когда мы с ним шли с партсобрания домой. Михаил Сергеевич также просил Сычёва посодействовать, но тот ответил, что это зависит не от него, а от главных конструкторов (сейчас посмотрел на часы: 15 час. 36 мин., – значит там, в Москве в музее Жуковского уже началось заседание Жюри). А здесь в ЦАГИ тишина и даже в коридоре не играет музыка, хотя наступило время зарядки, – наверное, считают, что пора идти по домам: Новый год.

Что же решат академики? Как бы не ошиблись! Ведь и они ошибаются – ошибся же академик Дородницын, допустив разнобой в развитии вычислительных систем – и вот в результате тысячи научных работников в стране сочиняют свои системы или пытаются приспособиться к самоделкам своих коллег… Если не присудят, то хотя бы дали какую-нибудь рекомендацию, например, направить на конкурс Макаревского. Ну а если совсем ничего – тогда надо вести себя как Анатолий Карпов: настроиться на реванш в будущем.

1988

4 января 1988 года, понедельник – первый день работы после Новогодних каникул. В Новый год я катался на лыжах. Лыжи и ботинки у меня всегда наготове, хотя я катаюсь раз в год. Этим лыжам и ботинкам уже 34 года – лыжи потрескались, а одна уж заменена, но, наверное, хватит до конца. А вот у Германа лыжи дорогие и красивые, но он почти не катается, да и Ване не даёт. Так вот – катались мы втроём: я, Виктор Немиров и Жора Замула. Всех вытянул Виктор. Между прочим, разговорился с Жорой о конкурсе Жуковского – он ведь тоже подавал, только я в одиночку, а он – втроём. Жора оказался совсем не в курсе, как там всё происходит, и тогда я ему всё рассказал, и он приуныл: «А можно подавать повторно на следующий год?» Зато он мне рассказал, как много лет назад премию Жуковского получил Фролов с Украинцевым. В тот год в Жюри было много споров между аэродинамиками и поэтому премию решили отдать прочнистам, что за всю историю случалось очень редко: Стрелков, Макаревский, Фролов, да и то серебряную медаль, а золотую решили не присуждать. Сегодня Соболев и Поповский уже спрашивали меня, какой результат конкурса, но официально результат должны объявить 16 января после утверждения в министерстве. Поповский пошутил: «Ну, хоть есть что утверждать?»

Пока я описывал конкурс, вокруг меня кипела работа. Мы приступаем к переходу от БЭСМ-6 (Быстродействующая Электронная Счётная Машина) на Labtam. В прошлом году на курсах изучили операционную систему RSX-11 (для VAX). Потом по книге – систему СРМ. Сегодня Соболев сказал, что всё это не годится – надо изучать UNIX (юникс). НЭН (Набиуллин Э. Н.) изучил Фортран-77, РАА (Рыбаков А. А.) – Фортран–4, сейчас изучает наследие Костромина (кое-где нашу методику уже перевели на Фортран).

Сейчас 16 час. Только что сообщили: серебряная медаль!

7 января 1988 года, четверг

Итак, тягостные хлопоты сменились приятными делами: вчера отвозил в Музей бумаги, необходимые для оформления процедуры утверждения премии Жуковского. Свищёву понадобилась аннотация для доклада на коллегии министерства (МАП). Я отдал секретарше (Надежде Матвеевне) два варианта: на полстраницы и на целую страницу. Она предположила, что, наверное, короткий вариант предпочтительнее, но на всякий случай взяла оба. Она же рассказала подробности о конкурсе. Оказывается, в Жюри 17 человек (насчёт Рыжова Ю. А.: он ещё не в Жюри, так как в академики выбран только что). На заседании присутствовало 11. Что касается моей работы, то за меня голосовали единогласно и это редчайший случай. Премия Жуковского когда-то была 75 тыс. руб. (в те годы Сталинская премия была 100 тыс.). После реформы 1961г она естественно стала 7500. Потом её сократили вдвое, потом ещё раз и теперь она стала 1875. Что касается серебряной медали, то полагающаяся к ней премия равна половине золотой, т. е. 937 руб. Надежда Матвеевна от всей души радовалась за меня и тут же сообразила: “Вы хоть и серебряный лауреат, но получите больше, чем каждый из трёх золотых». Золотая медаль за “Горение и турбулентность”– совместная работа ЦАГИ и ЦИАМ, авторы Кузнецов, Сабельников, Прасковский. Через неделю будет торжественное заседание в Музее Жуковского с докладами лауреатов. Рекомендуется уложиться в 20 мин. Это вроде Нобелевской лекции.

Вчера в 14 час. в кинотеатре «Мир» посмотрел фильм Э. Рязанова «Забытая мелодия для флейты». Фильм оказался не совсем такой, каким его рекламировали. Оказалось, что бюрократическая система – это не главное в фильме. Это только фон, который всем нам хорошо знаком и без фильма. На этом фоне разыгралась драма загубленной души. Татьяна Догилева – в блеске! Я бы присудил этому фильму сразу два Оскара: и Догилевой, и Рязанову.

Фомин передал мне заметку о работе Виноградова из Риги – это в связи с «изобретением» Вожегова Н. И.

8 января 1988 года, пятница. Наш сектор с Нового года приступил к изучению Фортрана. Эдуард изучает Фортран-77 с декабря, Алексеич –

первую неделю. А сегодня мы изучали систему ЮНИКС на машине ЛАБТАМ под руководством Юры Долбнева, который уже освоил несколько операционных систем. Трудность овладения новой системой в том, что все учебники на английском языке. Такие вещи даже на русском тяжело усваиваются, а на чужом трудно сосредоточиться, да и возраст уже не тот: мне через два месяца будет 56 лет, а НЭН и РАА – по 47. Что касается меня, то за свою жизнь я прошёл уже две компьютерные эры: эру логарифмической линейки и механического арифмометра и эру ЭВМ. Ещё в студенческие годы во время выполнения дипломной работы в 1954–55г мы считали на флаттер с тремя степенями свободы. При этом много помогали техники, из которых до сих пор ещё работают Венедиктова и Колобаева. Электрический арифмометр «Мерседес» грохотал целый день. Потом в 1961г освоили ламповую ЭВМ под названием М-20. Команды были трёхадресные. В 1970 освоили БЭСМ-6, команды стали одноадресные. Система команд на БЭСМ-6 очень привлекательна и потрясает своим совершенством. Пожалуй, эта система лучше, чем Ассемблер.

Сейчас перед нами стоит новый перевал, самый грозный, и его надо преодолеть. Силы кончаются, возникает хроническая усталость, а работы предстоит на много лет. Надежда на НЭН, РАА и Мосунова (Кузьмина не в счёт, так как у неё родился четвёртый ребёнок). Нужно не просто создать программы на Фортране (Ф77), а систему, которая бы заработала на всех заводах с любыми компьютерами.

9 января 1988 года, суббота. Выходные дни в ежедневнике надо тоже заполнять. Звонил Павловцу Геннадию Андреевичу: «Здравствуй, Гена…», «Здравствуй, Володя…». Он начальник НИО-2. С их семьёй мы знакомы давно. Десять лет назад, когда наши дети были маленькие и болели, детский врач Светлана Гавриловна Павловец лечила наших детей (болел Ваня). Два года Ваню держали на диете. У него что-то было с почками, хотя до сих пор тот диагноз остался под сомнением. Помню, тогда эта Светлана зашла к нам домой навестить пациента и заодно познакомиться и попить чаю. Я был поражён её безграничной любознательностью и интересом ко всему: она с ходу просмотрела все мои стереодиапозитивы – это несколько часов. Потом она прослушала множество музыкальных записей. И никакой усталости! – по-видимому, работа врача приучает к великому терпению и внимательности. Однако эту Светлану я видел всего один раз в жизни. А вот её мужа я вижу часто, когда возвращаюсь с обеда, а он идёт на обед. Живут они в доме, где Галкин: дом 14 по Ломоносова и где мы жили до 1977г. Кроме того, я вижу, что Павловец дружен с Галкиным. Знаю также их сына Андрея, который, как и наш Ваня учится на первом курсе МФТИ. Сейчас сессия – они сдают пока на тройки.

10 января 1988 года, воскресенье. Особенно тяжело даётся учёба Ване. В воскресенье Ваня пошёл к 9 часам на ФАЛТ на консультацию по физике и заодно сдать задания. А оказалось, что консультация была в субботу. Ванин характер – полная противоположность моему. Вечно он не знает, когда какие уроки. На лекции опаздывает почти каждый день. Увлекается взрывами (селитра, бумага и т. п.), а задания откладывает на последний день. А Павловцу я звонил из-за конкурса Жуковского. Дело в том, что два года назад он в соавторстве с Микеладзе получал премию Жуковского и должен знать, какие там правила с «нобелевской» лекцией. Он всё рассказал: сначала золотой доклад делал Микеладзе, потом был серебряный доклад. Оба по 20 минут. Плакаты надо сделать очень хорошими, «фирменными» – два, три. На чёрной бумаге не годится! Срок ещё не назначен. Обычно бывает 16 января, но это будет суббота. Отсюда поедет автобус с членами НТС ЦАГИ и желающими, в том числе родственниками. Из ЦИАМ тоже. Я ещё собираюсь позвонить Мельцу и выяснить, бывают ли там академики и насколько серьёзно надо делать доклад. Я в своё время в 1986г попал на торжественное вручение премии Макаревского, которая присуждается раз в три года, и первая была присуждена за 1985-й год коллективу от ММЗ им.Мясищева: Каримову, Сугакову, Цыганову, Ширинянцу и от ЦАГИ Иерусалимскому. Гонорар 1000 руб, т. е. по 200 руб. Тогда заседание возглавлял д.т.н. Фролов Владимир Моисеевич. Всё было очень скромно и весьма формально. Боюсь, что и теперь так же будет и поэтому не хочется переделывать мои четыре плаката на чёрной бумаге, но раз так надо, то придётся. Кстати, в тот первый раз, в 1985г, я тоже пытался попасть на конкурс Макаревского, но Фомин меня отговорил и настроил меня на премию ЦАГИ. Зато, как я узнал на днях, кроме Каримова и компании, там принимал участие в конкурсе и Амирьянц. Он мне рассказывал: «Очень жалко – хорошая работа была! Но, к сожалению, премию дали Каримову и Стучалкину». Я ему ответил, что насчёт Стучалкина он ошибся, так как его заменили Иерусалимским, а Стучалкин в тот раз отказался.

Ещё раз приходится признать, что в те годы с гласностью было не всё в порядке, если даже участники конкурса не всё знали друг о друге.

11 января 1988 года, понедельник. Сейчас 10 час. 50 мин., иду в спецчасть заполнять план на первый квартал и направить материал об околозвуке на имя Булычёва. Заодно зайду к Чернову А. А. – ведь он, как и я с Нового года стал видеолюбителем (только я уже три года, а он сейчас). Я ему помог приобрести ВМ-12 за 1100 руб. вместо 1200.

12 января 1988 года, вторник. Типичный рабочий день в эту зиму. Около 10 утра приезжают с завода им. Микояна: Ира Мизинова, Наташа Михайлова и Тамара Белобородова. Все – по одиночке. Мизинова к Рыбакову, Михайлова и Белобородова к Мосунову. Ко мне иногда (один, два раза в месяц) приезжает Саша Колоцей, реже Олег Охотников – оба с НПО «Молния». Ещё: Воробьёв А. А., Ермаков В.П. с МЗ им. Ильюшина. Бурцев А.Н. (реже Белянин Н. В.) с МЗ Сухого. И ещё много народа… но об этом потом.

Эдуард поделился впечатлением об ЭВМ Лабтам. Говорит, что через двадцать минут работы с дисплеем тупеешь. Непривычно. Я согласен с ним: на БЭСМ-6 было всё предельно ясно, как таблица умножения. Была таблица команд: около 60 команд – простых и ясных. Мы владели ими как родным языком. А здесь число правил значительно больше. Короче говоря, возможностей больше, но правила сложнее. Всё равно, что перейти от автомобиля к вождению корабля или самолёта.

Сейчас узнал у Чижова: оказывается, премию Жуковского 1972г давали на четверых: Макаревскому, Чижову, Французу и Корчёмкину с вручением золотой медали Макаревскому, но торжественный доклад при вручении премии делал Корчёмкин.

Советовался с Мельцем насчёт «нобелевской» лекции. Он говорит, что надо обязательно написать красивые фирменные плакаты. На чёрной бумаге мелом – не годится.

13 января 1988 года, среда. И вот я решил заказать художникам два плаката. Из моих чёрных, если объединить, то получится два стандартных. Мои вертикальные 1000х1600мм написаны мелом. Если объединить по два, то это будет 2000х1600, но стандарт 1500х1200. Значит, надо уменьшить 4:3. Оформил в плановом бюро заказ, завизировал у Стрелкова и в спецчасти (у Демидова) и пошёл к Полеву. Сергей Александрович Полев работает теперь неполный день: с утра до 13 час. Ему 73 года. Я с ним в хороших отношениях благодаря экскурсиям (не помню точно: кажется, в Пермь и Ленинград). Но по службе я с ним дела не имел, потому что плакаты пишу всегда сам, но на этот раз решил воспользоваться служебными услугами. И вот мы обсуждаем с ним мои чёрные плакаты, вместо которых надо сделать красочные. Он меня спрашивает, что на (этом) плакате главное. Я отвечаю, что надо срисовать, как есть. Но он возразил, что Георгий Петрович Свищёв внушил ему, что обязательно на каждом плакате должно быть выделено главное: «Мне надо докладывать на сессии АН (или коллегии министерства), а я не могу понять, что на этом плакате главное». Наконец мы с Полевым договорились, а потом обсудили жизнь вообще. На мой вопрос, почему он не уходит на пенсию, он ответил, что не отпускают – некем заменить. Очень жалеет, что перестал работать Жуковский Клуб Диафильма (я действительно уж третий год как закрыл этот клуб, – он действовал 18 лет, но всё держалось на энтузиазме одного человека). Плакаты обещали сделать к 18 января, они раньше и не понадобятся, так как на этой неделе торжественное заседание заведомо не состоится.

14 января 1988 года, четверг. Позавчера в 14³⁰ заседал НТС. Утверждали (вернее рекомендовали) новых начальников: Стучалкин – начальник отдела №1, Райхер – №2. А также рекомендовали Короткова на должность научного сотрудника (прошёл год после защиты). Заседание вёл Галкин, так как Фомин в отпуске и к тому же болен.

Меня вызывают в военкомат для снятия с учёта. Два дня искал военный билет, а оказалось, что его прибрала на память Ирина, так как осенью я выложил его дома, заявив: «Больше никогда не понадобится!» Итак, сняли с воинского учёта, а военный билет выдали на память.

Художники закончили мои два плаката. Между прочим, казалось бы, черновики были совершенно ясные, но художники всё равно кое-что поняли не так, например, на элероне стояли две точки на оси вращения (два маленьких кружка), но они посчитали это отверстиями, и получился вместо элерона кусочек сыра с дырочками.

Сегодня видел на улице Кузьмину с ребёночком в коляске. Рассказал ей цаговские новости. Я предполагал, что она теперь на много лет застрянет дома с четырьмя детьми, но она возразила, что скоро снова выйдет на работу, потому что сидеть дома с детьми надоедает – трудно. Действительно, она дома отстала от всех новостей, например, не знала, что начальника куста прочности Селихова А. Ф. выбрали в член-корреспонденты АН СССР и даже про Нейланда (нач. НИО-8) тоже не знала, что и его выбрали, хотя они дружат семьями.

15 января 1988 года, пятница. Сегодня я шёл на работу в 7⁴⁰ – ведь в отличие от прежних лет, когда я выбегал из дома в 8⁰⁵ – 8⁰⁹ и едва успевал до звонка, теперь я выхожу пораньше, не торопясь. Дело в том, что вот уже три года, как по утрам я перестал ходить за молоком. К тому же на работе с 7⁵⁰ начинают играть в блиц, а я заядлый болельщик. Вот и сегодня играли Фаянцев, Рыбаков и Венедиктов. По утрам ставят по три минуты, а в обеденный перерыв – по пять. Играют с подсказками. Без подсказок продержались всего около двух лет, когда Сопов организовал культурный шахматный клуб. Тогда за явную подсказку штрафовали: 1 рубль, а за неявную, например «делай ничью», 50 копеек. А теперь снова всё по старому: крик, шум, дым. Я борюсь против курения. Без смущения останавливаю любого и прошу удалиться: «В зале курить нельзя!» (зал – это наш коридор). Постепенно все стали уважать порядок и курят только в уголке у открытого окна. Нарушают и прячут сигарету в рукаве только: Орлов, Ягольницкий и Рудковский. А Венедиктов – тот вообще курит в открытую.

Итак, сегодня под занавес Рыбаков обыграл Фаянцева. Я болею за Фаянцева, потому что он играет лучше всех, особенно если без подсказок. Ещё хорошо играет Алфёров, но он приходит раз в месяц, и растерял квалификацию.

По пути на работу утром встретил Петра Георгиевича Карклэ и стал советоваться с ним насчёт алгебраического обеспечения для ЭВМ. Я недоволен тем, что каждый вынужден стать маленьким системщиком. Пора бы в стране сделать единую систему, но Петя возражал: « Надо сделать единую в масштабе НИО-19, а в масштабе страны и министерства – с этим дело хуже».

16 января 1988 года, суббота. Масса волнующего материала в газетах! Особенно в ЛГ. Вот статья в ЛГ от 9 дек – о диктатуре Сталина. Многие читали это с большим волнением, например, М. А. Перетягин, который в юности пережил 1937г – казнь врага народа Бухарина и т. п. 12 янв было интересное совещание по вопросам прессы и искусства в деле перестройки. Надо бы запомнить, кто в стране является ведущими в этом деле: М.Н. Алексеев – гл. ред. ж. «Москва», В. А. Коротич – «Огонёк», С.П.Залыгин – «Новый мир», Г. Я. Бакланов – «Знамя», К. Ю. Лавров – театральный союз, И. Д. Лаптев – «Известия», П. Н. Федосеев – вице-президент АН СССР, В. В. Чикин – « Советская Россия», В. М. Фалин – «Новости», В. Г. Афанасьев – «Правда», Э.Г. Климов – кино, В. В. Карпов – союз писателей, А. А. Ананьев – журнал « Октябрь».

А сколько запланировано выпустить в «Роман-газете»! – «Зубр» Даниила Гранина, «Дети Арбата» и т. д. Почта не справляется: мне должна была прийти открытка из магазина «Электроника» о видеомагнитофоне ВМ-12, очередь на который мы с Виктором занимали год назад. Так вот, она была отправлена из магазина в декабре: штамп Москвы «2 янв», а пришла в Жуковский 12 января. А между тем уже шла очередь №8500, а моя была №8208. Пришлось написать заявление о задержке открытки на почте и срочно ехать в магазин, так что 13-го с 10⁰⁰ до 14²⁰ на работе меня не было – любимая игрушка важнее. А в тот же день вечером пришла запоздалая открытка, – пусть она останется на память.

17 января 1988 года, воскресенье. В пятницу пытался дозвониться до Мельца, но его всё нет на месте, а потом я вспомнил, что по пятницам он на физтехе и вообще, как оказалось, он был в доме отдыха. Я хотел расспросить его о денежной стороне конкурса: как выдают премию – по частям или целиком, сразу или через полгода (как премию ЦАГИ), с вычетом или без вычетов, в кассе или переводом по домашнему адресу.

В субботу 16 янв ко мне должны были приехать: Ан. Фёд. Серкин, школьный друг, со своим коллегой Н. И. Вожеговым, изобретателем, которому я обещал посодействовать ещё осенью. Его изобретение: уменьшение аэродинамического сопротивления крыла за счёт специально организованных колебаний. В ЦАГИ на это никто не клюнул, кроме Столярова Глеба Ивановича, аэродинамика из НИО-15. Но Глеб Иванович очень занятый человек и, наверное, придётся встречать гостей без него. А вообще это изобретение – из серии вечных двигателей. Причём, этот Вожегов ссылается на авторитет книги Винорадова из Риги, но наши деятели: Г. М. Фомин и Виктор Эм. Баскин, – в своё время (25 лет назад) раскритиковали эту книгу. Г. М. дал мне черновики тех лет, и я познакомил с ними Вожегова.

Действительно, они приезжали. Вожегов отдал мне под расписку программу испытаний. Оказалось, решение, если оно существует, ему неизвестно – его надо искать. Другими словами, неизвестно ничего: какое крыло, какие углы атаки и амплитуды колебаний и махания и фазы. В общем, кроме мечты ничего нет! Авантюра? Но у американцев уже целый институт создан по машущему крылу (об этом ему написал один учёный в ответ на ЮТ, 75, №6)

18 января 1988 года, понедельник. Беспокоясь о линейной алгебре для ЭВМ: кто в стране должен этим заниматься, – хотел поговорить с братом (Коля – он ведь начальник вычислительного центра, т. е. НИО-17), но Эрик Сармин (Эрнест Ник.) отсоветовал: «Ни твой брат, ни академик Дородницын не в курсе дела (тот просто отстал от этого)». Тогда я предположил, ни связаться ли с новоиспечённым член-корром В. В. Воеводиным (с ним я много общался в 1970-х по линейной алгебре), на что Сармин ответил, что это, пожалуй, вернее, но пакет программ по линейной алгебре уже есть от МГУ (хотя Воеводин из МГУ уже ушёл). Сармин показал, что в ЦАГИ есть восемь пакетов программ по линейной алгебре, в том числе наилучший пакет от бригады Паши Бабикова (из физтехов). Всего в ЦАГИ имеется шесть аналогичных бригад (кстати, в пятницу утром было выступление одной такой бригады – по аэродинамическому расчёту на больших углах атаки).

Сейчас, в 10 час будет семинар авторов: Брянцев, Лёвкин, Парышев, Крапивко – экспериментальная работа. Заседали с 10⁰⁰ до 12²⁵. Брянцев: полигармоническое возбуждение (качающиеся частоты, но с удалением спектральных хвостов). Лёвкин: об испытаниях в трубах. Крапивко: обобщающие замечания.

В обеденный перерыв, как всегда успел вернуться к шахматам (в 13¹⁰). Играли на двух досках: в классе А – Венедиктов, Рыбаков, Жмурин, Сабанов (он стал играть лучше). В классе Б: Минаев с Карклэ. Рудковский успел поиграть в обоих классах, но везде проиграл. Злостно курили в средине зала Жмурин и Лёня Ким.

В 14³⁰ – проверка комиссии цехкома работы нашего отдела за IV квартал. Позвонив в музей Жуковского, узнал, что торжественное заседание состоится в пятницу 22 января в 16³⁰.

19 января 1988 года, вторник. Соболев вручил мне описание пакета американских программ IMSL (International Mathematical and Statistic Libraries). Кроме того, есть пакет NAG, который Юра Долбнев вписал в Лабтам (а тот – на Эклипсе). Поражает изобилие разновидностей программ, например, умножение матриц – около 20 программ. Мне предстоит разобраться с пакетом и дать рекомендации Эдуарду.

В 10³⁰ приехал Саша Колоцей «на секунду» – мы с ним просидели час. Пока я ещё не разобрался (по его просьбе) с формулой Шибанова, связывающей парциальную частоту элерона с частотой элерона в системе.

Я агитировал Лыщинского и Булычёва участвовать в конкурсе им. Макаревского, но Соболев возражает против этого, так как у них не оформлена обобщающая работа.

С 14 до 15³⁰ учёба на Лабтаме – идёт тяжело. А Эдуард уже научился.

15³⁰ –16³⁰ – проверял формулу Шибанова: оказалась правильной и очень хорошей. Но! Как оказалось в следующие дни, я ошибся!

16³⁰-17³⁰-заседание общества трезвости. Приходил Андрей Чигрин – председатель институтского общества трезвости. Он сказал, что Москва очень недовольна, что у нас малый рост числа членов. Вот на Коломенском заводе 2000 членов общества трезвости!

Радио-женщина (диктор цаговского радиоузла), встретив меня на улице, сказала: «Я опять спутала Вас с Вашим братом. Ваш брат получил премию Жуковского, а я подумала, что Вы». Но остановила меня она не зря, потому что мне предстояло выступить в радиогазете.

В 17⁰⁶ захожу в здание, а Каширин идёт домой и удивляется, почему я иду на работу, а я ему отвечаю, что до конца работы(17²⁷) ещё долго. Он удивился – у него часы испортились – и вернулся. А ему около 80!

20 января 1988 года, среда. С утра обсуждали с Эдуардом и Рыбаковым особенности наших новых (будущих) программ. Дело в том, что в Фортране-77 все массивы задаются заранее в главной программе и поэтому, когда в расчёте пойдут конкретные размеры матриц, то в SUBROUTINE следует указывать одновременно и конкретные и резервные, так как столбцы матриц разбросаны по резервным местам, а не вплотную, как было у нас в машкоде.

В 9 час вызвал Галкин (он сегодня замещает Фомина) с моей монографией – сейчас идёт проверка за IV квартал, и Галкин решил на институтской комиссии похвастать ею. Но оказалось, что на ней стоит 1986г, а отчитываться надо за 1987г. Тогда он приказал вырвать титульный лист и заменить новым названием «Теория флаттера ЛА с крылом малого удлинения. 1987г.» (а было «Применение метода многочленов в расчётах на флаттер. 1986г.»). Как раз под новым названием она и подавалась на конкурс.

С 10⁰⁰ до 10⁴⁰ консультировал Ермакова с завода им. Ильюшина по поводу моих программ КИ+ГО в КСГ. Потом до 11 писал этот дневник. Потом 10 мин шла зарядка, которую из всего коллектива на двух этажах (это около 60 человек) делают только двое: я и Перетягин, – уже четыре года (он ещё раньше). Зарядкой я спасаюсь от радикулита, а вот мой друг Чернов Саша уже страдает радикулитом, несмотря на то, что по выходным ездит на курган кататься на горных лыжах.