Текст книги "Разитель. Трилогия (СИ)"

Автор книги: Владимир Михайлов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 77 страниц)

Куда интереснее было другое.

Сперва мне показалось, что этот жакет я уже видел – не так давно. Нет, только не на Кларе; у нее был другой вкус. Я его видел на… на… да нет, не может быть!

Я опустился на четвереньки, чтобы заглянуть покойнице в лицо. Да, оказалось, что это все‑таки могло быть.

То была женщина, две недели тому назад навещавшая меня в моем жилище и упорно добивавшаяся встречи с Веригой. За кем же она охотилась на сей раз? За мной? За Альфредом? Или за нами обоими?

Конечно, над этим имело смысл пораздумать – но не теперь, а на покое, за бутылкой пива. А сейчас некогда было разглядывать до костей обгоревшие тела в тесной кабине скользуна. Приключение наше еще не кончилось.

Я поднял голову. Охраняемое Тело отсюда не просматривалось, все еще укрываясь за деревом. Или успело удрать? Я хотел было его окликнуть, но в последний миг удержался: как знать – даже легкое сотрясение воздуха могло помочь спусковому крючку сериала завершить свой путь. Да и куда генерал‑озеленитель сейчас рискнул бы уйти? Моя же первая задача была – обезвредить оружие в наших с Альфредом общих интересах.

Решив так, я невольно усмехнулся. Задача поставлена верно, только нет пока еще никакого представления о том, как же ее выполнить, оставаясь в пределах допустимого риска.

Самым естественным казалось – оставить все как есть и, как говорится, взять ноги в руки – вместе с охраняемым Телом убраться отсюда подобру‑поздорову, выйти на дорогу, остановить первую же коляску или скользун и ехать – в любом направлении, лишь бы поскорее выйти из зоны угрозы. Вроде бы это – самый разумный выход.

Но только на первый взгляд. А если подумать хоть немного…

Мы ведь находились не в космосе и даже не в пустыне, а в достаточно густо населенном месте. Географически – даже в пригороде Столицы. А это значило, что пройдет несколько минут – и тут непременно возникнут сперва случайные любопытствующие, а вслед за ними и стражи порядка: даже если никто их не вызовет, в ближайшем участке аппаратура наверняка уже отметила чрезвычайное происшествие. Первые, может быть, и удержатся от активного вмешательства в ситуацию: в конце концов, населению вдолбили в сознание, что на месте происшествия хватать руками нельзя ничего до приезда представителей власти. Но – за исключением случаев, когда необходимо срочно оказать помощь пострадавшим. Один пострадавший будет налицо, и на нем вовсе не написано, что это всего лишь труп: на первый взгляд женщина могла показаться просто потерявшей сознание. Ее попытаются вытащить, и кто‑то обязательно постарается вынуть из рук оружие. Для этого надо будет снять мертвый палец со спуска. Одно микродвижение – и выстрел. Серия вылетит. Но никто не гарантирует, что мы с Телом к тому времени окажемся уже за пределами километровой зоны. И кому‑то из нас крупно не повезет. Теперь я уже понимал, что скорее всего вторая серия в объемистом магазине сериала предназначалась мне, Телу же – третья, финальная. Третья то ли еще вылетит, то ли нет; генерал‑директора это соображение обрадовало бы, а вот меня – никак. Заботиться о своей сохранности – при условии выполнения служебного долга – за многие годы как‑то вошло у меня в привычку.

Хорошо; выходит, что нужно тут дождаться первых прибежавших и популярно объяснить им, что в машине все погибли и трогать руками их ни к чему. А еще лучше – встретить наряд и объяснить, что и как. Однако что же получится? Надо будет предъявить им и труп Аргона, и живое Тело, и давать какие‑то объяснения. У меня они могли быть лишь самыми общими; гвардия порядка нас – телохранителей – недолюбливает по очень старой традиции. Альфред же с ними разговаривать вообще не станет. Разобравшись, они доставят его домой, а меня – в их хозяйство, чтобы, как это называется, снять показания. Пока меня будут там мурыжить, Тело останется, по сути дела, без профессиональной обороны, так что неизвестно, доедет ли он вообще до дома, позволят ли ему вызвать оттуда новую смену. А в моей присяге ни полсловом не говорилось о том, что какие‑то внешние помехи могут освободить меня от выполнения главной задачи; нарушителей же присяги в Союзе Телохранителей очень не любят: каждый такой случай больно бьет по репутации всего клана, спрос и расценки моментально падают. А ведь мы – не единственная такая организация, кроме нас, существует еще и Лига Охраны, и ассоциация «Надежность», и еще с полдюжины других. Конкуренты. Так что я никак не могу позволить, чтобы меня отделили от Тела – если только оно само первым не объявит о приостановке или даже аннулировании нашего контракта. Такое право у него было. Но я не собирался напоминать ему об этом.

Так что оставаться было желательно – но опасно. Убегать сразу же – тоже желательно и тоже опасно. А ведь были и другие проблемы. Тело Аргона; как‑то не хотелось бросать его на произвол судьбы, хотя ни мы ему, ни он нам помочь более ничем не могли. Зарыть его здесь же? Во‑первых, нужно время; во‑вторых – обнаружат его очень быстро, и тогда на меня можно навесить – с полными основаниями – укрывательство вещественных доказательств (труп всегда является таким доказательством) и попытку помешать следствию. Мне это было совершенно ни к чему, и не только потому, что вело к тому же самому разобщению с Альфредом.

И еще проблема: кто же, из многих возможных, организовал нам это развлечение?

Выяснить источник наших приключений казалось мне важным: и для того, чтобы соответственно отреагировать – если пожелает наниматель, конечно, и для того, чтобы знать, в каком направлении организовывать дополнительную подстраховку: начав однажды операцию, ее обычно в случае осечки не отменяют, но стараются довести до конца; а с первой, десятой или сотой попытки – не имеет значения.

…Не надо думать, что я оценивал все эти соображения, стоя около догоравшего скользуна и глубокомысленно ковыряя пальцем в носу. Думал я на ходу, и за те секунды, когда все эти мысли на хорошей скорости пролетали через мое сознание, успел сделать не так уж мало.

Проявив недюжинные способности к мародерству, я обобрал мертвого Аргона, очистил его карманы от документов и запасных магазинов, а обе кобуры – от оружия: из одной извлек мини‑сериал (калибр одиннадцать, в магазине три серии по пять «вагонов»), из второй – лазерный дистант, тоже мини: дальность – пятьдесят метров, луч на пределе два миллиметра, температура тысяча восемьсот Цельсия, сила удара – два килограмма. Слабенькая вещица, но именно с нею я связывал сейчас мои расчеты. В моей собственной второй кобуре обитал более мощный дистант, но его я собирался использовать попозже, сериал же мой был точно таким, как у Аргона; поэтому оружие напарника я отнес Телу – на всякий пожарный.

Тело уже пришло в себя и, завидев меня, обратилось ко мне привычно‑недовольным тоном:

– Изволили пожаловать, наконец. Мы что – здесь ночуем? Или, может быть, соблаговолите объяснить, чего мы ждем? Новых убийц?

Не было времени объяснять ему, что вторая атака так сразу не последует: противнику сперва надо будет разобраться в причинах неудачи, а потом – выбрать новый вариант из достаточно широкого прейскуранта, учитывая, что два раза на одни грабли наступать не следует. Я сказал лишь:

– Еще минуту. Необходима зачистка, и я сделаю ее как можно быстрее. Будьте любезны потерпеть. Кстати: кто это вас приветствовал сегодня – имеете представление?

Говоря это, я попробовал углубиться в его психику. Но там все еще господствовал страх, подавлявший все остальное. Я не увидел ничего, что помогло бы мне продвинуться ближе к решению задачи. Да ладно – сейчас закончу здесь, тогда примусь и за него.

– Не знаю, – пробормотало Тело, вряд ли четко сознавая, о чем его спросили. – Давайте, работайте побыстрее!

– А что же я, по‑вашему, делаю? Со своей стороны попрошу вас оставаться на месте и быть настороже. Если появятся люди – немедленно окликните меня. Вот вам оружие, но стрелять следует лишь в самом крайнем случае.

– Я и не собираюсь – для этого я плачу вам, – проворчал он. Но, похоже, моя серьезность и вся убедительность, какую я постарался вложить в свои слова, подействовали на него, и ругаться он не стал. Сказал лишь:

– Я оставил в кабине мой кейс. Прежде всего принесите его, потом занимайтесь остальным. Слышите? Немедленно!

– Если только он не успел сгореть, – предупредил я.

– Он несгораем, с термоизоляцией. И не вздумайте открывать! Это будет вашим последним движением, понятно?

Я и без его указаний собирался сейчас заняться нашим транспортом. Подходя к нему, лишь покосился в сторону скользуна, там ничто вроде бы не изменилось. Агралет по‑прежнему стоял, сильно накренившись вправо: амортизаторы правой лыжи не выдержали перегрузки при слишком быстрой посадке. Дверца так и осталась распахнутой. Пахло холодным дымом, но выгорело, как я увидел, не так уж много: в машине была неплохая противопожарная система, после нашего бегства она сработала, пластик же корпуса более плавился, чем горел, если не было активной поддержки других, более горючих материалов, а здесь их явно недоставало. Конечно, и эту машину можно сжечь дотла, но сперва необходимо ее как следует к этому подготовить.

Таинственный бронекейс я нашел без труда. Меня несколько удивило: как Тело могло оставить эту штуку в кабине, если она обладала для него такой ценностью? Но, разобравшись, я понял: в момент ударной посадки кейс, достаточно увесистый, сорвался с сиденья и соскользнул в щель между сиденьем и бортом агралета; в следующий миг сиденье сдвинулось и кейс оказался зажатым, так что потребовалось время, чтобы вытащить его, да и рычаг тоже: мне рычагом послужил накидной ключ двадцать семь на длинном стержне, но и его тоже я извлек на свет божий не сразу. Ничего удивительного, что в той нервной обстановке мой наниматель предпочел в первую очередь спастись самому, полагая, что покойнику документация ни к чему, даже самая сверхконфиденциальная.

Вытащив кейс – на это ушло не менее трех минут, и я затылком и солнечным сплетением явственно ощущал, как таял запас времени, который у нас был, – я отнес его в сторонку и аккуратно положил на травку: не хотелось тратить минуту на то, чтобы нести его хозяину, который, чего доброго, еще захочет при мне проверить, все ли там в порядке. Ничего, получит пятью минутами позже, не помрет. Так я подумал в тот миг; каюсь – это было неуместным проявлением легкомыслия с моей стороны. Хотя вряд ли что‑нибудь изменилось бы, поступи я тогда иначе.

Время уходило, а у меня оставалась еще целая куча дел. В других условиях я охотно бы оставил их на усмотрение деятелей правопорядка, представителей законной власти. Но на сей раз такой выход не годился: возможно, как раз законная власть сейчас за нами и охотилась, так что главной задачей было вовсе не помочь ей в расследовании, которым она заниматься все равно не станет, а наоборот: запутать все в как можно более плотный клубок. На это я и хотел израсходовать немногие остававшиеся еще в нашем распоряжении минуты: я ощущал, что наши доброжелатели уже поспешали сюда, чтобы довести операцию до конца, а вступать с ними в огневые, да и в какие угодно другие контакты я никак не хотел все по той же причине: мой наниматель, если останется в живых, выкрутится, а я – нет; если же они не намерены выпускать нас теплыми – тем больше было оснований не встречаться с ними.

Пока я возился в кабине агралета, у меня сложился наконец четкий план дальнейших действий. Оставалось лишь его выполнить по всем пунктам. И я немедленно приступил к первому из них.

Он заключался в том, чтобы обезопасить наконец проклятый сериал, который мертвая дамочка до сих пор сжимала так, словно он был самой большой драгоценностью в ее жизни. И сделать это без риска, что оружие в последнее мгновение все‑таки сработает.

Для этого мне и потребовался дистант Аргона с его ограниченной мощностью. Я остановился в пяти шагах от машины, выбрал такую позицию, чтобы и сериал, и его спусковая скоба, и палец в ней, все еще удерживавший спуск на грани выстрела, виднелись под самым выгодным углом. Поставил дистант на импульсный режим. Прицелился не торопясь, как если бы у меня была вечность в запасе. На несколько мгновений расслабился, успокоил дыхание, потом сразу – рывком – собрался, превратившись на какие‑то секунды в каменное изваяние, и нежным прикосновением пальца к клавише замкнул контакты.

В оптику мне было прекрасно видно, как тонкий фиолетовый луч ударил туда, куда и нужно было: в самый копень указательного пальца женщины (хотя у медиков это наверняка имеет какое‑нибудь научное название, но мне оно не известно). Дымок тонкой змейкой, извиваясь, пополз к далекому небу. Наверное, запах гари, и так царивший вокруг, еще усилился – не знаю, я все еще задерживал дыхание, благодаря чему луч оставался неподвижным, как туго натянутая проволока. Затем импульс закончился, и я перевел дыхание. Палец на спуске сериала был уже отрезан до половины. Еще один импульс – и дело будет сделано. При этом я был уверен, что сериал явно не успел нагреться ни на градус, а работай я моим, мощным дистантом, этого было бы не избежать – и мало ли к чему такой нагрев мог бы привести.

Я прицелился. Дал импульс. И почти одновременно услышал за спиной знакомый до противности голос, исходивший от Тела:

– Где же мой кейс? Да чем вы там заняты?!

Может быть, надо было рявкнуть ему, чтобы вернулся за дерево для верности; но ни крикнуть, ни просто махнуть рукой я не мог: шел импульс, и единственное, что от меня сейчас требовалось, это – стоять недвижимо, изображая памятник Неизвестному Телохранителю, Выполняющему Свой Долг. Он же меня более не окликал – только хрюкнул что‑то под нос – видимо, узрел наконец свою драгоценность, и я услышал, как он побежал к ней, тяжело топая. Идиот, подумал я, не приведи судьба – сейчас что‑нибудь случится, дрогнет, скажем, у меня рука – луч дистанта скользнет, пусть даже вскользь заденет спусковой крючок – механизм сработает, и Тело станет трупом – обычным, с маленькой буквы.

Подумал – и накликал. Словно бы был совсем еще несмышленышем, не усвоившим простейшей истины, что всякая мысль тянет за собой реальное событие.

Нет, рука не дрогнула и импульс завершил свою работу. Отрезанный палец отвалился, и спусковой крючок с едва уловимым щелком вернулся на место.

И тут‑то случилась беда – очередная для меня, но последняя для моего нанимателя.

И в самом деле, я о такой конструкции сериала только слышал, самому держать ее в руках ни разу не приходилось. Внешне (в этом я разобрался потом уже, задним числом) новый сериал ничем, кроме второго прицела, практически не отличался от старого, на деле же разница была еще и в спусковом механизме. Привычные модели работали так же, как и другое стрелковое оружие: нажал на спуск – выстрел или очередь, или импульс – в зависимости от того, что вы выбрали; отпустил палец – стоп. Новый же механизм работал, как маятник: нажал – пошла серия, отпустил – вторая. Такое усовершенствование помогало обоим стволам работать, по сути, без перерыва, пока остается серия хотя бы в одном магазине из всего веера. Для того же, чтобы прервать стрельбу, достаточно было, очередной раз нажав, не доводить движения до конца, после этого прикосновением большого пальца можно было поставить сериал на предохранитель.

Знай я это раньше – понял бы, что женщина‑стрелок именно в этом положении удержала спуск, но жизни ее не хватило, чтобы сдвинуть предохранитель. И теперь палец, отсеченный лучом, перестал удерживать спуск, тот вернулся в исходное положение – новая серия выплеснулась и пошла гулять по белу свету.

Против ожидания, она оказалась не моей.

Уже потом, разбираясь в случившемся и исследуя новое для меня оружие, я понял, в чем заключался секрет: во втором прицеле. На самом деле он являлся идентификатором цели. В зависимости от того, кто попадал на мушку первым, он выбирал из веера ту серию, которая была предназначена именно для этого человека; в случае же, если огонь велся по цели, заранее не заказанной, это устройство не срабатывало и сериал выплевывал немаркированные «поезда». На сей раз первым в поле зрения идентификатора оказалось Тело.

Как я уже говорил, я не забыл навести поля, свое и Тела, на стволы ближайших сосен. Так что все могло бы еще и обойтись. И обошлось бы – если бы этот идиот – вы догадались, кого я имею в виду, хотя и говорят, что покойников следует поминать или добром, или сказать «пас», – не находился в этот миг в прямой видимости. Но он был как на ладони. И я сначала просто почувствовал, как «паровозик», вылетев из ствола, сразу же плавно свернул к помеченной сосне, таща за собою всю серию, но через несколько наносекунд остановился – завис в воздухе (это был тот нечастый случай, когда на исчезающе малый миг удается увидеть пули – весь караван – простым глазом); и тут же начал другой вираж – в противоположную сторону. Туда, где в эту секунду мой наниматель, опустившись на колени, внимательно оглядывал свой кейс, проверяя, наверное, его целость и сохранность. Я не успел и рта раскрыть, чтобы крикнуть ему «Падай, дурак», хотя и понимал, что это уже не спасет его, ничто больше не спасет. Тем более что он – пижон несчастный! – еще под деревом освободился от бронежилета, считая, наверное, что опасность миновала; было, правда, достаточно жарко, так что понять его можно было, простить же – но эта функция в отношении Тела теперь уже целиком и полностью перешла к Создателю.

Подойдя, я нагнулся и, проформы ради, нащупал артерию – в том месте, где у живых прослушивается пульс. Тут его и в помине не было. Недолго музыка играла. Занавес. С приветом от безработного. От человека, так и не успевшего задать свои вопросы. И две недели потерявшего зря.

Несколько секунд я постоял в неподвижности, устанавливая дыхание и задним числом радуясь тому, что подошел к останкам скользуна с правильной стороны. Однако моя серия, надо полагать, стояла теперь на очереди, так что – никакой небрежности в обращении с трофеем!

Хорошо. Игра закончилась; но работа – нет еще.

Потому что тонкие тела убитого должны были находиться сейчас тут, рядом; они еще просто не успели никуда уйти. И с ними можно и нужно было побеседовать – пока это еще было в моих силах.

Я быстро вошел в транс, сознавая, что времени в моем распоряжении почти не было: минута‑другая, не более.

Его тела действительно обнаружились вблизи. Но они оказались неожиданно слабыми, едва различимыми. Как будто кто‑то извне подавлял их и старался поскорее увести отсюда. Кто‑то сильный, даже более сильный, похоже, чем я. Попытка окружить астральное тело Альфреда защитным полем не удалась. Несколько раз окликнул – бесполезно, он даже не обратил на меня никакого внимания.

Пришлось выйти из транса, не добившись никакого результата.

Однако я не считал себя проигравшим.

Нет – потому что противники хотя и выиграли расклад, фишки им еще не достались. Нетрудно было предположить: хотя бы часть их находится в пресловутом кейсе. Документы могли и не иметь никакого отношения к уракаре – но что‑то ведь они да значили, а мне сейчас не следовало пренебрегать ни одной мелочью.

Надо было продолжить зачистку местности, чтобы те, кто будет здесь разбираться, смогли понять как можно меньше. Я приволок Тело (теперь уже труп номер два) к агралету и кое‑как втащил его в кабину. Затем, продолжая играть роль похоронной команды, так же поступил и с номером первым, с Аргоном. Полюбовался на них секунду: они лежали в трогательной близости, при их жизни такое было бы просто невозможно. Еще раз внимательно оглядел кабину – не забыто ли что‑нибудь, что могло бы мне пригодиться. Не обнаружил. Все, что было в карманах Тела, я еще перед тем присоединил к документам Аргона – так, на всякий случай. Секунду‑другую послушал окрестное пространство. Преследователи были уже совсем близко. Пришла пора все заканчивать.

Я поднял заднее сиденье, внизу, как и ожидалось, лежали в зажимах два кислородных баллончика – они всегда там лежали, как и всякие другие вещи: жилеты для гостей, два парашюта и пара аквалангов. Мало ли в какие ситуации забрасывает судьба… Сейчас все это было мне не нужно. Я открыл вентиль одного баллона, второй взял с собой и без задержки вылез. Отошел на безопасное расстояние. Вытащил второй дистант – мой собственный. И ударил навскидку по агралету.

Как уже говорилось, он не из самых горючих машин, но температура, какую на небольшом расстоянии выдает мой дистант, заставляет гореть и камни, особенно в присутствии свободного кислорода. Через несколько секунд дым стоял не то что коромыслом, но целой водонапорной башней. Для этого пришлось израсходовать половину заряда. Хорошо.

Я вернулся к машине. Перед тем как высвободить сериал из мертвых рук, взглядом отыскал предохранитель и мизинцем, не дыша, поставил его на место. Теперь оружие можно было взять без опаски; так я и поступил. Преодолевая некоторое внутреннее сопротивление, приподнял за плечи труп женщины‑киллера и обнаружил, что карманов на ее одежде не имелось, лишь на поясе был прицеплен телефон. Его я изъял. Что же касается сумочки этой дамы – она наверняка сгорела. Да все равно – на операцию документов не берут, а из какого она лагеря – мне, я полагал, было известно. Так что – аминь.

Я открыл вентиль второго баллона и запихнул его в скользун, втиснул в окошко мимо дамы. Отошел и израсходовал весь остаток заряда в моем дистанте. Черный дым хлынул вверх, закручиваясь штопором. При желании можно было вообразить, что это души сгоревших – хотя их маршрут лежал, подумалось мне, в противоположном направлении.

Все. Здесь делать было больше нечего. Следовало позаботиться о собственном здоровье. А оно сохранится тем больше, чем дальше отсюда я окажусь в ближайшие же минуты.

Кейс. Тащить трофей с собой означало увеличить риск в несколько раз. Он был чертовски тяжел из‑за броневой защиты и теплоизолятора, а рассчитывать в ближайшие часы я мог только на свои силы; было и другое соображение: если остатки кейса будут обнаружены вместе с прочими обломками, то заинтересованные лица, может быть, поверят, что содержимое его просто сгорело, и искать больше не стоит. Для меня это имело бы немалый смысл.

Значит, надо было вскрыть сундучок здесь. Со всеми предосторожностями, чтобы ложным движением не уничтожить ни содержимого, ни самого себя. И сделать это быстро: подсознание подсказывало, что времени в моем распоряжении – всего ничего. Я просто чувствовал всем телом, что заинтересованные лица приближаются, и даже легкая дрожь пробегала по коже от этого ощущения.

Несколько секунд пришлось потратить, чтобы привести нервы в рабочее состояние. Потом я уселся на травку, расстелил перед собой свою куртку (синтетика; изолятор, иными словами), положил на куртку кейс и какие‑то мгновения внимательно смотрел на него. Потом закрыл глаза: попытался заглянуть внутрь при помощи, разумеется, третьего глаза.

Разобрался я не сразу: подрывное устройство было основательно заэкранировано – как я понял, то была защита от просвечивания. Но третий глаз посильнее рентгена, и в конце концов я увидел достаточно, чтобы убедиться в том, что вскрывать кейс при помощи лазерного луча не стоит: рванет. Оставались лишь механические решения. Напрягаясь, я все‑таки нашел реле защиты от механического взлома. Конструкция оказалась не слишком замысловатой, но требовала определенного уважения и деликатности в обращении. Искать подходящие инструменты в лихо горящем агралете – лишняя потеря времени, а цена каждой минуты сейчас возрастала, словно акции компьютерной компании. Приходилось обходиться тем, что было всегда со мной: собственными талантами. Я наклонился, почти утыкаясь носом в холодную крышку, отделанную под черепаховый панцирь. Сконцентрировал внимание на одном из проводков – на красном, для ясности. Разглядел пружинный контакт, при помощи которого провод был подключен к детонатору. Нет, вытащить его телекинетическим способом будет затруднительно. Надо идти с противоположного конца. От батарейки. Какой контакт там? Там пайка. А поднимать температуру слишком опасно. Черт, что же тут вообще можно сделать?

Уже постукивало в затылке – безошибочный показатель угрозы: уровень опасности приближался к критическому. Плюнуть на все и взять кейс с собой? Но это делать было теперь уже никак нельзя. Потому что среди прочих прелестей я разглядел и небольшое – с наперсток – радиоустройство, в просторечии издавна именуемое «жучком». Оно питалось от той же батарейки и исправно слало сигнал в эфир; желающим оставалось лишь запеленговать его. Вот тебе и причина, по которой нас так точно накрыли, эта мыслишка промелькнула как‑то бочком, бочком: сейчас она уже не была важной. Что предпринять? Ну! Думай, не зря же тебя этому и учили: думать…

Кололо в висках. Во рту было, как в пустыне Гоби в засушливый год. В сознании вереницей скользили варианты, наскоро оцениваемые и тут же бракуемые. Они были неплохи, но все требовали одного и того же: времени. Как раз того, над чем я не властен. Я отвергал их, требуя от себя самого все новых и новых. Знал, что если не дрогнуть, не испугаться, не размагнититься в самый критический миг – нужное решение придет. Уже сейчас оно наверняка вырабатывается в подсознании.

Выход нашелся – именно в то мгновение, когда я готов уже был разочароваться в своей звезде. Решение было таким простым, что в первую секунду я в него не поверил. Принялся проверять. Нет, все было вроде бы правильно. И риск получался – в пределах допустимого.

Собственно, эта мысль и раньше мелькала: замкнуть батарейку накоротко и тем истощить ее в считанные секунды, после чего она уже не в силах окажется дать нужный ток на детонатор. Но тогда я идею отверг: при замыкании температура внутри кейса хоть ненамного, но повысится – а кто знает, как на это отзовется подрывная штука, снабженная для подстраховки еще и тепловым реле – надо полагать, достаточно чутким. Слишком уж близко от него находилось место, где устроить замыкание было проще всего. А вот «жучок» стоял в противоположном углу кейса, и к тому же был упрятан в толщу теплоизолятора, чтобы владелец кейса ненароком не увидел предателя. Значит, если учинить замыкание на входе «жучка» – тепло до термореле не дойдет: энергия‑то на самом деле выделится достаточно малая. Просто, как бутерброд. И все, что требуется – это затрата моей собственной мощности, потребной для того, чтобы ионизировать воздух в очень небольшом объеме, и тем вызвать разряд. Работы на несколько секунд, не более.

Остальное было, как говорится, делом техники. Своей макушкой я четко ощущал, как тает заряд батарейки: он и был‑то достаточно небольшим, хотя последствия мог вызвать очень неприятные. Заряд утекал, как вино из треснувшей бутылки. Кончиками пальцев я прикасался к стенке кейса там, где было ближе всего к «жучку». Мои пальцы хорошо ощущают изменения температуры, но на этот раз они практически ничего не почувствовали.

В эти несколько секунд я успел объявить себе выговор. За недопустимую в нашем деле халатность и непредусмотрительность. Надо было подумать о кейсе раньше, когда можно было еще воспользоваться Телом, пусть уже и неживым: его пальцами и глазами, на которые и был настроен запирающий механизм. А когда я спохватился, все, надо полагать, сгорело. За это я, правда, понес наказание: три минуты страха и неуверенности в себе. Теперь это было уже позади.

Поскольку опасность подрыва будто бы миновала, можно стало вскрыть кейс механическим способом – остерегаясь, правда, сильных ударов. Две минуты. Крышка откинулась. Что где находится – я успел определить еще раньше. Теперь увидел содержимое сундука воочию. Ничто не привлекло моего внимания хотя бы как сувенир, который можно прихватить на память. Ничего – кроме футлярчика, в котором оказалась одна кристелла с записью. Крышка футляра была перечеркнута красным косым крестом; то был хорошо известный знак защиты записей – предупреждение о том, что не следует пытаться прочесть файл, не зная кода: текст в следующее же мгновение сотрется, сгорит, уничтожится начисто. Но я и не собирался заниматься кристеллами сейчас: ни этой, из кейса, ни той, которую я так и не отослал по адресу. Это все потом. Пока же я только отметил в памяти, что обе кристеллы были армагского происхождения. На Теллусе мы предпочитаем пользоваться собственной продукцией. Ладно, и с этим разберемся.

Я уже всем телом чувствовал: жизнь моя с каждым мигом все более уподобляется слезе, трепещущей на реснице Аллаха. Ощущал направление, откуда надвигалась гроза. Спрятав футляр с кристеллами в самый хитрый карман моего наряда, встал. Уже испытывая накатывавшую головную боль (наведенную, конечно: на всякий случай противник принимал все меры для ослабления возможной контратаки), все‑таки нашел силы, чтобы построить в воздухе две линзы. Всего на несколько секунд. Их хватило, чтобы увидеть агралет, который без линз казался простой точкой над горизонтом. Увиденное мне не понравилось. То была не полицейская машина и даже не военная. То было устройство, с которым мне меньше всего хотелось бы встретиться: техника службы ДДД – Десанта Дальнего Действия, наилучшим образом оснащенное летсредство под романтическим названием «Дикий слон», имевшее, правда, и несколько ироническую кличку «Контрабас» – то ли из‑за формы, действительно смахивавшей на названный инструмент, то ли из‑за басовитого гудения, какое издавали его маршевые двигатели на полной мощности. Я был уверен, что с его борта я был виден куда лучше, чем они – отсюда: им‑то не приходилось формировать линзы из воздуха, У них были прекрасные приборы. На защищенной кристелле – да и на второй тоже – наверняка было записано что‑то очень и очень серьезное. И за этой записью охотились сразу две стороны; представителем одной была сгоревшая женщина, красивое существо с ледяными глазами, а что касается второй – я не составил еще о ней твердого мнения, но похоже, что у нее были неплохие связи не с нашими службами. Иными словами, вторая сторона скорее принадлежала даже не к власти "Т", как я было подумал, но, так сказать, плавала под чьим‑то чужим флагом. Иначе нас не стали бы расстреливать со спутника: это не самый дешевый способ, да и не самый надежный.

Брать ноги в руки, решил я. Но сначала подстрахуемся, насколько это сейчас возможно.

Низкое облачко – это было все, на что меня сейчас хватило. Я был пуст, как проколотая шина. Но все же оно хоть на минуту‑другую закроет меня от горних наблюдателей. От всей их оптики.

Я дождался, пока облачко оказалось между мною и охотниками. И кинулся перебежками, от дерева к дереву, дополнительно укрываясь от наблюдения сверху, в направлении дороги.