Текст книги "Разитель. Трилогия (СИ)"

Автор книги: Владимир Михайлов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 37 (всего у книги 77 страниц)

16. Охота – спорт для избранных

Генерал Иванос обратился к своему старшему помощнику (заместителей ему не полагалось, поскольку он сам был заместителем):

– Жаловаться не приучен, поэтому и сейчас не стану. Но как частное лицо позволю себе пару ласковых в адрес нашей медкомиссии…

На лице помощника возникло сочувственное выражение. Иванос внутренне усмехнулся: не зря он всю жизнь считал, что врачебная тайна всегда остается тайной только для самих врачей, но никак не для всех остальных.

– Конечно, – согласился помощник. – На нашей службе…

Иванос прервал его тоном мудрого наставника:

– Какая бы они ни была – но это наша Служба.

– Так точно, – ответил помощник незамедлительно.

– Для которой нам и здоровья не жаль. Тем более приходится его беречь.

После этих слов он перешел уже на тон официальный:

– С сего дня, согласно докладу медкомиссии и приказу Директора, убываю в отпуск для прохождения оздоровительного курса в мир Стрелы Третьей. Мне рекомендовано быть на природе, а там, говорят, прекрасная охота. Вот и Разитель подтвердил – он только что оттуда. Предложили выбрать между охотой и гольфом – охота мне больше по сердцу. Срок установлен – две недели, далее – по заключению врачей. Вас оставляю за себя. Примите текущие дела…

Принять текущие дела помощник (как и всякий помощник) был готов уже давно. Конечно, за две недели себя особенно не покажешь. Но все же, все же, все же…

– Связь со мной – лишь в самых крайних случаях. Только по нашим линиям. Коды найдете в компьютере. И вот еще, затвердите себе: канал 002‑2 не занимать никогда и ни при каких условиях.

– Слушаюсь. Но разрешите доложить: Канус снова вышел на связь. Сказать ему, что вы уже убыли?

– Канус? Ладно, раз я еще тут… Переключи на меня. И – иди, иди, командуй.

Помощник повиновался. Иванос нажал две кнопки на пульте, делая предстоящий диалог недоступным ни для какого контроля и подслушивания.

– Канус! Ты все еще там?

Слышимость была прекрасной – как из соседней комнаты.

– Последние часы. Есть возможность продолжить маршрут. Вот хочу спросить: будут какие‑то дополнительные указания? Изменения?

– Да нет, пожалуй. Все остается в прежних рамках. А хотя… есть кое‑что. Пиши сейчас на свой мик – сброшу информацию, которая тебе поможет. Потом сам в ней разберешься, сейчас и тебе, и мне недосуг. Готов?

– Гоните.

Иванос покормил кристаллами и запустил машину – ту самую, которая была свидетелем его разговоров с Разителем, да и вообще – всего, что заслуживало такого же внимания. «Все же наша техника помощнее, чем твоя, Ра, Служба – это тебе не кустарь‑одиночка…» – так думал генерал, чуть усмехаясь, пока шла передача. «И программы не ты один сочиняешь. Вот встретимся в следующий раз – и придется тебе с этим согласиться. Если встретимся, конечно…»

– Все принял. Еще информация?

– Больше ничего. Счастливого пути, Канус. Удачи. И – до встречи.

– Всех благ вам. Следующая связь – после маршрута. Конец.

– Вот, похоже, все, – проговорил Иванос негромко. Усмехнулся, подумав, как удивится кое‑кто со временем. Если, конечно, все будут живы и здоровы. Ну, что же: сейчас тут осталось сделать только одно, чтобы не откладывать и не рисковать излишне. Внимательно, осторожно. Мик готов. Включаем…

Постучали в дверь:

– Разрешите?

Помощник. А теперь, собственно, уже и.о. генерала Иваноса. Не вовремя вернулся.

– Через три минуты, ровно! – рыкнул Иванос самым страшным своим рыком. – Переодеваюсь!

Через три минуты и в самом деле все было закончено. Теперь главное – продержаться до выхода из здания Службы. Чтобы никто…

– Да, войдите!

Вошедший одновременно с этими словами помощник поспешил произнести заготовленную заранее формулу прощания. Но уже чуть другим голосом, чем до сих пор, с каплей начальственной интонации:

– Желаю скорейшего излечения, Иван Афанасьич. И доброй охоты.

– Благодарю сердечно.

Помощник проводил его взглядом, невольно подняв брови.

Все‑таки как меняет человека антураж! Словно бы и не генерал Иванос вышел только что из кабинета, а кто‑то совсем другой. Да, искусство перевоплощения для Службы – великое дело!

17. Имя личное и семейное

– Назовитесь полностью: имя личное, имя семейное…

– Да, кан. Конечно, кан. Пат Пахтор, кан.

– Пат – личное имя?

– Ну а как же еще? Не Пахтор же. Пахтор – семейное имя. Пахторов много на Кантре. Как же Пахтор мог бы стать личным именем? Никак, кан.

«Глуп, – подумал контролер Четвертого отдела – департамента иммиграции – мира Улар, здесь, на грузопассажирском транспорте, перехваченном в сопространственном узле, ради скрытности именовавшийся просто инспектором. – Почему‑то перехватываем мы в основном дураков, а своей волей приезжают и вовсе идиоты. Наверное, так и должно быть: они удобряют почву, делают ее пригодной для того, чтобы к нам захотели умные. И это хорошо: с дураками не возникает проблем сложнее обычного полицейского уровня…»

– Мир рождения?

– Кантра, я ведь говорил уже. Вот только что.

– Много болтаешь. Цель поездки?

– Это вы про что?

О небо! Туп, как слоновья нога.

– Зачем сел на корабль и полетел туда, на Астрею? Работать, жениться, рыбу ловить, банки грабить или просто – захотел и поехал? Теперь ясен вопрос?

– Ну… все едут кто куда, и я поехал. Вроде бы приглашали оттуда. На работу, понятно. А вовсе не жениться. Это же надо придумать: жениться на Астрее! С ума сойти. Да и не на Астрее… Работать позвали, усек? Иначе я и не поехал бы. У нас, Пахторов…

– Это в другой раз. Про Пахторов. Поехал на время или насовсем?

Спрашивая, контролер‑инспектор даже не смотрел на отвечавшего иммигранта на Астрею – одного из пассажиров третьего класса, – тридцать человек в обширном, по сути дела, трюме, теперь оборудованном пассажирскими капсулами такой древности, какие только на подобных лоханках еще и сохранились. Тридцать дураков на трех дежурных контролеров, на каждого лопуха не более двадцати минут. Так что не до физиономистики. Контролер смотрел на дисплей: главными были вовсе не те вопросы, какие надлежало задать, и не ответы, которые полагалось выслушать, а происходивший одновременно тонкий поиск в сознании и мике анализируемого вахлака: если есть у него не то что камешек, но хотя бы маковое зернышко за пазухой – на дисплее плавно струящиеся кривые сразу же выдадут лихой степ; тогда вахлаком (который может оказаться и вовсе не вахлаком) займутся другие специалисты. Бывало такое. Но… но не на этот раз. Все рутинно: четкие мысли первого ряда (о еде, о приюте, о бабе, о работе, о деньгах), мыслишки все как на подбор неразвернутые – из двух слов. Рутина. Да и трудно ожидать другого: те, кто чего‑то стоят, едут не по вербовке, а по персональным приглашениям, и не в третьем классе, и разговаривают они совсем по‑иному… А вся история его жизни – вот она, на дисплее, надо только уметь прочесть. Родом – из глухого селения, пахал землю, потом отбывал воинскую… Действительно, глухомань какая – эта Кантра: в войска идут по обязанности, не по своей охоте. Прослужил – ого, шесть годиков… это их тамошние годы, значит, по конвенционному счету – сколько же? Восемь с половиной, вот как. Тут мы отметочку поставим, ярлычок: это может кого‑то и заинтересовать. Столько времени в войсках, выходит, как‑то пообтесали его там и это ему пришлось по вкусу. А почему бы и нет? Кормят, поят, одевают, чего еще? Ну а что же такое приключилось, что пришлось мужичку из армейской жизни уходить в гражданскую? Вряд ли по своей воле. Физически здоров, это на дисплее показано было в самую первую очередь. Может, сильно закладывал за воротник? Это бывает с людьми. Ну‑ка, ну‑ка? Вот тебе раз: и в этом не грешен. И по наркоте – ноль. За что же это его шуганули? В его памяти это наверняка застряло, если даже сам он этого и не понимает. Точнее наводочку, точнее…

– Ты чего затылок чешешь, Пахтор?

– Да зазудело чего‑то, кан…

– Неприлично ведешь себя.

– Виноват.

Ага, вот она, причина! Ясно же, что сохранилась в памяти, уцелела формулировочка. Прелестная, надо сказать, причина: «Вследствие прекращения работ по его специальности». Блеск, а не статья! Кто и захочет, не сразу поймет. На самом же деле все очень просто. Пришла техника нового поколения, помощнее старой, но и посложнее, конечно. А у этого – и не у него одного, надо думать, – мозги уже задубели, и новые штучки ему оказались не по зубам. Может, даже успел сломать что‑то, но скорее – заранее поняли: обязательно наломает дров, если допустить до новинок. С ними легче разберутся молодые, у них мозги поизвилистее – пока что. А таким, как этот вот молодец, – выходное пособие в зубы, равнение на проходную, шагом марш! – и точка. Это раньше, да и не в таком мирке, как эта его Кантра, его запихнули бы в какой‑нибудь дальний гарнизон – и кукуй там до полной выслуги. Но на таких мирах, как Кантра, и нету вовсе дальних гарнизонов, там и воевать не с кем, армия там лишь для участия в разных операциях федерального или субфедерального масштаба, то есть только космические войска, инженерные, флот и космопехота. В таких войсках содержать одного солдата или корабельщика стоит ого сколько. И потому всякий, кто уже не может полностью соответствовать требованиям, получает напутствие коленкой под зад. А уж на гражданке – одному повезет, другому нет; этому вот явно не посчастливилось.

С этим делом ясно. Ну‑с, а какие тут рисуются его взаимоотношения с некоторого рода службами? Это ведь тоже кое‑кого всегда заботит… Запустим‑ка щуп еще разок в самую его потаенную память…

Ничего. Чисто. Да и трудно было ждать другого. Он тупарь. А Службам такие к чему? Да его нормальный ребенок вокруг пальца обведет. Трехлетний.

Ну, что: все ясно. Еще послушаем его на уровень откровенности – и хватит.

– В армии‑то кем служил?

– Не «кем», а солдатом. А потом уже и капралом.

– Какая, ты говоришь, твоя специальность?

– Как?

– Специальность, я спрашиваю. Чем занимался в армии? Из чего стрелял? На чем летал? А может, не летал, а ползал? Или с неба прыгал? Род войск?

– Прямо так и спросил бы. Войска – инженерные. Двадцать второй монтажный батальон. Монтер‑капрал Пат Пахтор.

– Не самый лучший монтер, наверное, если пришлось уйти?

– По генеральному сокращению. Все, что полагалось, построили. Не понимаешь – чего вякаешь?

– Опять грубишь. Ты и там так разговаривал? В армии?

– А я не в армии.

Твоя воля, Создатель! Тут никаких нервов не хватит. Терпение лопается.

– А на гражданке? Работал – где? Что строил?

Это вопрос на самооценку.

– А‑а. Да… как бы сказать. То тут, то там. Делал, что скажут. То одно, то другое. На сборке и установке, значит. И на поверхности, и на подземных, два месяца – наверху, вешали спутник…

– Что приходилось монтировать?

– Ну, что прикажут, то и…

Просто тоска с ними. Но, хвала Всевышнему, его время вышло. Послать на последний тест – и пусть катится куда следует. Но сперва, как положено, ободрить.

– Ну, что же: можно сказать, тебе повезло. Специальность у тебя ценная. И работу долго искать не придется.

– Ну понятно. На Астрее дел много, иначе бы они и не…

– Далась тебе эта Астрея! Есть места, где платят побольше.

– Может, и есть, не знаю. А только я подрядился туда, и, значит…

– Патлох! – Не обращение, а окрик – сердитый, командный, даже угрожающий.

– Я самый, кан! Только Пахтор, а Патлох – это не я, эти жили как раз напротив, через улицу наискось, это кто‑нибудь из них вам попадался, наверное…

– Молчать!!

Вот как подобрался сразу, подбородочек задрал, голосочек даже позвончел.

– Ты почему врешь? Темнишь? Не все говоришь? Противоречишь?

– Никак нет, кан!

– Если все рассказал о себе верно – вот тебе жетон – держи, не потеряй только! – и шагай вон в тот выход. Иди без страха. Но если что‑то скрыл – кто таков на самом деле, зачем приехал и все прочее, – под той дугой тебе не пройти. Убьет током.

– Вот тебе. А что так? Другого выхода, что ли, нет?

Хорошо. Если бы он двинулся под арку строевым шагом – возник бы повод для сомнений. А спрашивает, нет ли выхода побезопаснее, – так не было еще такого вахлака, который не спрашивал бы о том же самом. Потому что сути дела он – как и все они – не понял, не его мозгов это уровень, но раз почуял какую‑то опасность – сразу стал искать, а нельзя ли попроще и понадежнее. Ладно, лишним, скорее всего, не окажется – людей мало, начальство чуть ли не воет. Нужны люди на Уларе. И такие, и этакие. Всякие.

– Нет другого выхода! Шагом – марш! Иди, ложись в капсулу, проснешься уже на месте, безо всяких забот. Считай, что уже нашел себе работу. Такую, что выгоднее не бывает.

– Ладно, если так…

Пат Пахтор повернулся, подхватил свой баульчик (хорошо, хотя и почти незаметно проверенный, как и весь пассажирский багаж, еще до того, как стали будить спавших в капсулах) и пошел, куда было приказано; не то чтобы с радостью, но пошел. И правда: лечь да уснуть, пока голова не заболела от всяких «что?» да «почему?». Ох, сладко зевается…

И инспектору – тоже.

Господи, скорее бы конец смены!

А, вот и прекрасно! Наконец‑то зазвучал сигнал, мелодически отвратительный, зато многообещающий: всем кончать работы, готовиться к движению, занимать места согласно правилам безопасности.

Что означает: трогаемся домой. На Улар. Теперь это – дом. И не с пустыми руками возвращаемся, никак не с пустыми. И с грузом, и с людским уловом.

В таком случае даже самый строгий инспектор может позволить себе улыбнуться.

18. Все хорошо – кроме того, что плохо

Хотя на Уларе сейчас вроде бы никто не собирается торжествовать. Еще один удачный маневр – это хорошо, конечно. Однако, к сожалению, проблемы, которых, откровенно говоря, никто не ожидал, вдруг стали нарастать быстрее, чем удается осуществлять меры по предотвращению их невеселых последствий.

Нет, никаких просчетов не было, никаких недоработок. Но когда имеешь дело с силами природы, да еще с силами такого характера и масштаба, в которых даже теория не смогла пока серьезно разобраться, когда действовать приходится буквально на ощупь, уповая только на инстинкт и везение, – не стоит особенно удивляться, если что‑то вдруг начинает идти совершенно не так, как предполагалось. Как должно было бы идти.

Вот как сейчас, например.

Вот именно так – со всей осторожностью и деликатностью, глубоко внутрь загнав свои претензии и сомнения, – хронофизик и энергетик доктор Астин Крат докладывал обстановку самому большому человеку на Уларе – а потенциально и во всей Галактике, – кану Элюру Синусу.

А Элюр слушал, насупившись, воспринимал информацию, старался тут же, на ходу, оценить ее и хотя бы в самых общих чертах наметить – в каком направлении действовать и как именно.

Нет, претензий ни к кому быть не может. Математика на этом уровне не подвела: было точно рассчитано, какое количество сырья и произведенной из него энергии потребуется использовать на первом этапе Основания, при начальной метаморфизации, какое – на втором, для Исхода, третьем – для Закрепления, и на четвертом из рассчитанных – для Расширения. И столь же скрупулезно было вычислено – откуда эта энергия будет поступать. И ведь все оправдывалось совершенно точно – хоть считай до пятого знака после запятой.

И вот вам: именно теперь, когда Расширение пошло уже вширь и вглубь, когда на основных площадках Всефедерального, иными словами – Галактического рынка уже созданы серьезные плацдармы для стремительного наступления по всем направлениям, когда попытка насилия со стороны федеральных властей успешно отражена, предоставив возможность обзавестись даже и собственным военным флотом, – именно в этих условиях, лучше которых и не придумать, природа вдруг начинает совершенно не к месту, не говоря уже о том, что никак не ко времени, демонстрировать скверные стороны своего характера.

А за природу доктор Крат не ответчик, не так ли?

Ну, не вся природа, конечно; не будем бросаться чрезмерными обвинениями. Но именно та часть ее, которая сейчас играла главную и жизнеопределяющую роль для Улара и людей на нем, а короче – для всемогущей компании «ХроноТСинус»: ХТ‑Аномалия! На существовании и режиме которой только и были основаны все расчеты. И которая вела себя просто идеально все время, пока за ней проводилось наблюдение: фигурально выражаясь, все стрелки на шкалах стояли ровно, как прибитые. И продолжали все так же держать площадку, когда ею уже начали пользоваться, а все остальные миры и власти продолжали оставаться в неведении относительно даже самого существования этого природного отклонения от нормы.

Так, во всяком случае, докладывал ученый. Говорил только то, в чем уверен. И оставлял при себе то, чего утверждать еще не мог. Но уже подозревал. И от одного этого подозрения холодный пот проступал по всему телу.

Хозяин же, кан Элюр, чувствуя какую‑то недоговоренность, конечно, думал дальше. Со своих позиций.

Ситуация, думал Кан, выглядит куда грустнее, чем он надеялся, когда возникли первые признаки сбоя. Нелепая ситуация. В самом деле: представьте себе, что на широкой, полноводной, от начала времен, наверное, текущей реке вы построили мощнейшую гидростанцию, на чьей энергии основывается все производство и даже само существование возникшего вокруг промышленно‑жилого района. И в самом разгаре работ по достройке новых поселков и пуску новых заводов река вдруг перестает течь. Потому что вода уходит, и чем дальше – тем стремительнее куда‑то вглубь. В недра планеты. То ли промыла себе путь к гигантской каверне, о которой никто ничего не знал и не знает, и теперь поток будет ниспадать туда, пока не заполнит эту полость, а это может случиться завтра, или через год, или через тысячу лет. А может быть, это и не подземное море, но просто русло глубоко под корой, по которому вода утекает, как ей и положено, в море‑океан? Так или иначе, турбины обсохли, генераторы отключились, энергии нет. Конец мечтам. И вложенным деньгам тоже.

Эх, надо было ядерную строить!..

В случае с рекой – наверное, да. А с Аномалией – никак. Чтобы заменить ее, пожалуй, и тысячи ядерных не хватило бы. Тем более что расщепляющихся материалов на Уларе нет. Во всяком случае, не обнаружено до сих пор. Да их никто и не искал. И оборудование для таких станций – на продажу – собирались производить только на одном из предстоящих этапов развития. А в нынешней обстановке никто не продаст «ХроноТСинусу» и килограмма ядерного топлива, и даже одного, пусть самого слабенького, синтез‑реактора.

Без энергии жить нельзя. Производство ее падает. Причем с ускорением. Еще немного – и начнется обвал. Паника. Конец.

И это – в условиях, когда в руках находятся ключи к подлинному и небывалому могуществу, в масштабе, можно с уверенностью сказать, не одной только Галактики. И – гм… – не одной только видимой Вселенной…

Придется ударить в большой колокол…

– Кан Астин! Прерву вас на минуту. Сейчас я вызову сюда всех лиц узкого круга. Надеюсь, вас не затруднит повторить при них в общих чертах то, что вы доложили мне?

Доктор Крат подавил вздох. Только что он решился, наконец, закончив доклад, просить об освобождении от должности Главного энергетика. Но не при всех же!

– Разумеется, кан Элюр!

– Именно так обстоят наши дела сегодня, уважаемые каны! – этими словами, обращенными ко всем, кто был срочно приглашен для важного разговора, подвел итог своим размышлениям и прогнозам кан Элюр Синус, внук Открывателя, сын Основателя и нынешний владелец и вдохновитель «ХроноТСинуса» вместе со всеми дочерними компаниями и предприятиями. – Мы на краю пропасти. Поэтому с текущей минуты я запрещаю думать о чем‑либо другом, кроме одного: где взять энергию, которой нам уже недостает и будет все более не хватать с каждым новым днем, часом, минутой. Этих минут у нас мало. Предупреждаю: если в течение максимум трех дней мы не найдем способ, позволяющий сразу же начать восполнение недостающей энергии хотя бы для сохранения уже достигнутого уровня, – наше будущее закончится, не успев начаться. И вопрос сохранения жизни каждого из нас и качества этой жизни, если сохранение окажется для кого‑то возможным, – станет исключительно личным делом каждого в отдельности.

После совсем коротенькой паузы кан Элюр добавил:

– Кстати: я наложил запрет на всякий отъезд с планеты. И не только любого из нас, но и вообще. Есть ли у кого‑нибудь вопросы?

Вопрос нашелся только у доктора Тазона, хроногенетика:

– Кан Элюр, будет ли запрещен также и въезд на Улар?

Хозяин чуть помедлил, прежде чем задать встречный вопрос:

– А вы полагаете, что его нужно закрыть?

– Я не полагаю так ни в коем случае, – прозвучал уверенный ответ. – Напротив.

– Я тоже пока не вижу такой необходимости, – согласился кан Элюр. – Поскольку верю всем вам и надеюсь, что в установленный мною срок выход будет найден. Нам ведь приходилось решать и более сложные задачи, не так ли?

Легкий гул прошел среди собравшихся.

– Тогда все свободны. Но не от мыслей. Желаю успехов каждому.

«Ну и хорошо, что не успел попросить, – подумал Крат. – Потому что он наверняка ответил бы мне: на переправе лошадей не меняют – или что‑нибудь в этом роде. Я думаю, Тина будет даже рада – она боится всяких осложнений. А после этого запрета о бегстве не приходится и думать – пока положение не стабилизируется. Нет, спорить с судьбой – это плевать в небо, воистину».

19. Доктор Тазон по‑прежнему в работе

После неожиданного совещания хроногенетик доктор Тазон вернулся в свой отдел не так, как всегда, не топ‑топ ножками, но словно прилетел на крыльях. Широких. Орлиных.

– Сегот! Где вы там? Куда пропали?

– Да здесь я, кан… Что стряслось? Что‑то плохое?

– И очень. Хотя на самом деле – хорошее.

– Расскажете?

– Зачем же еще я вас звал? Слушайте: производство энергии падает…

– Да, слушок уже пошел – будут свертываться…

– Чтобы этого не случилось, кан Элюр распорядился: всем искать другие источники сырья для сохранения, а затем и увеличения энергетических мощностей. Понимаете, что это значит для нас с вами?

– Похоже, мы в седле, кан Тазон!

– Да, Сегот! Да! Другие только начнут искать. А мы уже почти завершили поиск! И если бы сегодня у нас было достаточно подопытных объектов, то… Сегот, у нас сейчас одна задача: найти способ получить побольше… кроликов. Срочно. Давайте нажмем на все педали.

– Я думаю, доктор, вы могли бы уже просить кана Элюра о разрешении…

– Тсс, Сегот! При всех? Вы же знаете наши нравы! Сразу же куча остолопов выступит против моей методики – хотя бы из чистой зависти. Нет, хозяину нужно нести готовый продукт, решение задачи! Так что пока придется изворачиваться самим.

– В таком случае… Знаете что? Я еще раз попробую договориться со службой иммиграции. По‑моему, учет прибывающих у них достаточно дырявый. Может быть, уговорю – что‑то нам и перепадет.

– Хорошая идея. Мы смогли бы предоставить им часть нашей аппаратуры… экстракторы… Надо только найти способ получать извлеченное прямо сюда.

– А зачем? Это слишком сложно. Лучше попросим у них хотя бы один кабинет и часть работы будем делать прямо там.

– Возможно, мы так и сделаем. Я со своей стороны тоже что‑нибудь придумаю. Ведь если… Если можно просить у службы иммиграции, то почему бы не наладить такие отношения и с нашим военным флотом?

– Гордо звучит, кан Тазон: «Военный флот Улара»!

– Да, просто прекрасно. Так я и сделаю. Итак – за дело, Сегот, за дело!

20. Наконец‑то хоть один!

Поскольку въезд на Улар остался открытым, вербовочные пункты этого мира на множестве планет продолжали действовать – хотя нельзя сказать, что с большим успехом. Большинство народов все‑таки тяжеловато на подъем. Вот если бы вербовали на Армаг… Но там вроде и своих хватало, и квота на иммиграцию у них с каждым годом все съеживалась. Но сеть Улара была раскинута достаточно широко, форпосты вербовщиков добрались даже до такой провинции, как, например, Стрела Третья, о чем мы уже знаем. И, похоже, добирались в такую даль зря: тут и вообще населения было раз‑два и обчелся, да и из тех половину составляли люди, приехавшие сюда ради спокойной и безмятежной жизни; какого же, спрашивается, рожна им вдруг срываться с места и лететь куда‑то к черту на рога? Каких пирогов ради?

Правда, однажды – а именно с неделю тому назад по местному отсчету – и сам вербовщик, и оба его помощника обрадовались было: ВВ‑станция стала вдруг выбрасывать пассажиров большими и частыми группами, так что к обеду народонаселение Трешки выросло сразу человек на сто, никак не меньше. Сперва вербовщики изрядно струхнули, да и не только они: все прибывшие почему‑то оказались военными, навтами с Федерального Космофлота, матросами и офицерами. Местные решили было, что происходит оккупация. Однако эти страхи вскоре рассеялись, потому что все гости выглядели словно пыльным мешком трахнутые и просто не знали, с чего начать и куда деваться. Никто их, как выяснилось, сюда не звал и не встречал; это вскоре вынюхал пошнырявший среди флотских помощник вербовщика. Вообще‑то он хотел сразу же предложить прибывшим завербоваться на Улар, прельщая хорошими заработками. Но, к огорчению всех трех работников пункта, само название предлагаемого мира произвело на приезжих столь отрицательное действие, что вербовщикам с трудом удалось спастись от грубого физического на них воздействия. Хорошо еще, что запоры в пункте были очень надежными, потому что в нем ведь и деньги хранились – для выдачи подъемных завербованным, если они все же найдутся. В этот день пункт более не открывался. Но наутро, осторожно выглянув и убедившись в том, что все навты с городской площади исчезли, трое снова принялись за работу.

И на этот раз повезло: к ним и в самом деле пришел человек, всерьез желающий завербоваться. Один человек всего лишь. Но на Трешке – им уже стало ясным – и это следовало считать хорошим уловом. Прямо перед ним заглянул, правда, и другой, но не успели в конторе обрадоваться, как выяснилось, что то был всего лишь какой‑то небольшой чин из местной Службы, из отдела Порядка, находившийся на дежурстве и совершавший очередной обход главной городской площади. Убедившись, что все тихо‑спокойно, он, не задерживаясь, повернул к выходу. Тут как раз и возник этот второй. Долгожданный.

Почему‑то новый посетитель по большой кривой обогнул представителя Закона, приближаясь, чтобы занять место у стола вербовщика. И даже головкой этак нервно дернул, отворачиваясь. А тот оглянулся очень неласково, замедлил было шаг, но, видно, передумал и ушел все‑таки. Похоже, успели уже где‑то по дороге сюда заметить друг друга. И оценить соответственно.

Правда – тут и не захочешь, а начнешь подозревать. Ну и рыло у этого – долгожданного. Все наперекос. Глаза, скулы, уши… Дивны дела ваши, господи и мать‑природа! Тут не то что дергаться станешь, тут стошнить может от такого мордопейзажа! Неужели на Уларе порадуются, узрев такую уродину? А руки‑ноги у него не кривые? Да нет. Просто удивительно! А говорить он умеет?

– Личное имя? Фамильное имя?

– Какое?

– Да семейное. Семейное!

– Ну да. Тон, значит, Чугар.

– Гражданин этого мира? Трешки?

– Да ты что! С какой такой?.. С Синеры я. Не видно, что ли? Тут на Трешке они все уроды, смотреть тошно. Вон как тот. И весь их мир такой. Не люблю их. Нет, я тут случайно оказался. Ветром занесло, не ту кнопку нажал. А тут работы нет.

– Понятно, понятно… Ну что же, правильно решил, что самое время лететь на Улар. Там всяких дел невпроворот. И (тут вербовщик многозначительно прищурил глаза) если даже тебя на Синере или еще где‑нибудь кому‑то не терпится увидеть и руками потрогать, то будь спокоен: на Уларе на такие дела не смотрят, наш мир – сам по себе и никому не подчиняется.

– А то я не знаю! Не первый день на свете живу.

– Ну, что же. Вот: читай контракт, подпишешь – и мы тебя сразу отправим, обедать.

Тон Чугар читал долго – то ли про себя прикидывал и анализировал, то ли просто чтение было делом, не очень для мужика привычным. Да и ставя наконец подпись, вспотел (так, во всяком случае, показалось вербовщикам) от усилия. Зато выданные ему подъемные пересчитал быстро и сноровисто. Правда, и не такие были деньги, чтобы долго их мусолить.

И тут же, без всяких проволочек, его только что не в обнимку подвели к своей ВВ‑кабине – Улар, то есть «ХроноТСинус», не жалел затрат, – посадили, помахали ручкой и нажали нужную кнопку.

И вот он, обещанный Улар, ожидаемый – и все равно внезапный, как туз из рукава.

Тон Чугар об оказанном ему приеме ничего плохого не думал. И дома с такими, как он, тоже так разговаривали. Ну, значит, угодно было богу, чтобы ты родился бедным и бестолковым, а не богатым и образованным.

Выйдя из приемного зала, он не раздумывал, куда теперь податься: было заранее сказано, что все, прибывшие по вербовке, кто пройдет контроль, пока так и останутся вместе; где, что, как – им скажут, куда надо – отведут, а потом уже станут понемногу приспосабливать к делу, подберут всякому свое. Те, кто проверился еще до него, уже стояли недалеко от крыльца – кучкой, словно так им было уверенней в чужом и, на первый хотя бы взгляд, суровом мире.

Улар и в самом деле не радовал. Там – во многих мирах, откуда эта людская пена сплыла сюда, – было как‑то уютнее. Были города и сельские поселения; были дороги; было – да, в общем, все то, что постепенно возникает, когда люди достаточно долго живут оседло и стараются жизнь эту сделать пусть хоть немного, но лучше, безопаснее, увереннее.

Здесь, в мире Улар, все выглядело иначе. И трудно было поверить, что он и есть то самое место, о котором там, в старых обиталищах, и плакаты, и газеты, и все говорящие и показывающие устройства в один голос твердили: Улар – мир будущего, здесь все – новее, все – лучше, и перед каждым, кто сюда приедет, откроется небывало прекрасное будущее. Начиная прямо с первого же дня.

Ну, целиком в это, понятно, никто не верил – и Тон тоже был не глупее других. Всякий с детства знает, что любое слово сверху, сказано ли оно или написано, всегда врет, самое малое, наполовину. А то и целиком. Так что никому и в голову не приходило, что доставят их прямо в земной рай. И однако же какая‑то надежда сохранялась, чувствовал ли ее человек или нет, на то, что пусть хоть немного, но будет все‑таки лучше, чем у себя дома, где и дома‑то, собственно, не было.

Но сейчас, когда впервые появилась возможность постоять в покое и оглядеться, такие надежды как‑то сразу скукоживались, желтели и никли, как зерновой уруп в долгую засуху. Потому что даже и того, что уже стало привычным в старом мире, здесь и близко не было.

Начать с того, что тут, где они оказались, не было ни города, ни даже плюгавенькой деревеньки, хутора хотя бы. В обширной как бы чаше, окаймленной черного цвета горами, на таком же черном каменном ровном местечке только и было, что одно‑единственное строение, в котором они очутились, прошли контроль и вышли на этот пятачок. Пустое место и бесплодное. На рай никак не походившее, но скорее на преисподнюю – для тех, кто в нее еще верил. Дом – два подъезда. Второй – левее, почти в самом конце строения. Люди заходят, выходят. Никто их не приглашает, значит, хочешь – иди, не хочешь – не надо. Спокойнее будет оставаться на месте: когда суешься, куда не просят, нарываешься на неприятности. Надо будет – крикнут. И где жить покажут, и где работать.