Текст книги "Разитель. Трилогия (СИ)"

Автор книги: Владимир Михайлов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 77 страниц)

– Итак, вас интересует некая государственная должность, – не успев прожевать балык симонианского квазиосетра, обратился ко мне один из них, отличавшийся тем, что был лыс, в то время как его коллега порос обильными кудрями тускло‑серого цвета. – Боюсь, что это будет сложно…

– Даже очень, – присовокупил кудрявый. Я ответил им лишь вопросительным взглядом.

– Не говорю уже о том, что этот пост в настоящее время занят, – продолжал лысый, – но даже в случае его освобождения на него уже претендует четверо кандидатов.

– Очень достойные люди, – прозвучала реплика второго члена дуэта. – Очень, очень.

– Совершенно верно. И при этом каждый из них готов понести расходы…

– Немалые расходы, очень немалые…

– Я бы сказал даже – очень большие, для того чтобы… Ну вы ведь понимаете, не так ли?

– Я уверен, что вы понимаете!..

Пока они распевали на два голоса, я тоже открыв рот – но только для того, чтобы положить в него еще один вкусный кусочек. Однако после этого воззвания к моей понятливости я решил, что пора вместо дуэта организовать трио.

– Ну а если я беру эти расходы на себя и вы получаете готовый факт без всяких забот и достаточно быстро? Или еще лучше: просто гарантирую вам, что проблем с освобождением поста у вас не возникнет?

Я выговорил это с той небрежной уверенностью, которая должна была внушить собеседникам, что стоит мне пальцем пошевелить, и сразу же начнут происходить серьезные события. А чтобы они прониклись этой мыслью до конца, добавил еще:

– Я не привык, чтобы мне отказывали.

Кажется, это возымело действие.

– У нас и в мыслях не было – отказать вам…

– Мы бы и не пришли вовсе, если бы намеревались…

– В этом я уверен, – успокоил их я. – Полагаю, что речь идет о цене, и более ни о чем?

– Н‑ну… – глубокомысленно протянул лысый.

– Эмм… – Интонация кудряша выражала глубокую задумчивость.

– Я готов выслушать ваши мнения, – приободрил оппонентов я.

– При совершенном уважении к вам – очень сложно. Если бы дело было только в цене… – затянул лысый.

– О цене всегда можно договориться, ведь верно? – подхватил второй. – Вас ведь не напугает сумма в пятьсот тысяч?

Разумеется, названная сумма меня не испугала. Однако же удивила. Президент выдал мне миллион; именно такой была, по его сведениям, цена. Похоже, должности в этом мире сильно подешевели?

– Вполне приемлемо, – откликнулся я вслух. – И давно у вас держатся такие цены?

– Цены? Очень давно… Мы рады, что они вас устраивают, и у нас не возникло бы ни малейших сомнений, если бы не личности других претендентов…

– Люди с громадным весом, вы понимаете?

– С весом, да. И с неограниченными возможностями.

– С неограниченными? – выразил я сомнение.

– Ну пусть с почти неограниченными. Но в наших условиях мы вынуждены…

– Мы льстим себя надеждой, – речь кудрявого становилась похожей на его шевелюру, – что сможем найти компромисс с вами не только по финансовой стороне проблемы, но и…

– В самом ли деле вам нужна именно эта должность? – поставил вопрос ребром лысый.

– Понимаете ли, остальные претенденты хорошо известны и находятся в тесных дружеских отношениях со многими депутатами. Нет, мы ни на минуту не сомневаемся в ваших достоинствах и известности, может быть, даже славе…

– Несомненно, славе…

– Но в нашем мире о вас информированы неполно. Вот если бы вас удовлетворила, к примеру, должность министра процветания и перспективы в нашем правительстве…

– Поверьте – прекрасный старт для стремительной политической карьеры. Вот уже четыре министра процветания в нашей истории сделались…

– Стоп, стоп, – прервал их я, чувствуя, как от этой болтовни у меня начинает гудеть голова. – При чем тут министр чего бы там ни было? На какой пост, по‑вашему, я претендую?

Лысый пожал плечами, второй, в локонах, слегка развел ладони, выражая удивление.

– На трон вице‑короля Симоны, разумеется, – пробормотал лысый. – На какой же еще?

– Вице‑короля? Какой же территорией я стал бы управлять?

– Вы не совсем в курсе, я полагаю, – проговорил кудрявый тоном, ясно показывавшим, что к чудачествам богачей принято относиться снисходительно, как к детским шалостям. – Симона – королевство, разумеется, но король у нас не наследственный, а выборный – и вице‑король точно так же.

Я почувствовал, что начинаю злиться.

– Вам что – даже не сказали, что я хочу купить?

– Видите ли, – после краткой паузы, которой хватило им, чтобы переглянуться, сказал лысый: – Собственно, для переговоров с вами были назначены другие люди, но в последний момент…

– Словом, получилось так, что мы не успели как следует…

– Но если вы скажете, о чем, собственно, мы должны договориться…

«О господи! – подумал я. Неужели во всех мирах парламенты одинаковы?»

– Пожалуйста, – сказал я, пытаясь сдержать раздражение, – с удовольствием просвещу вас. Я не хочу быть вице‑королем. Меня интересует всего лишь пост посла вашего мира на Серпе. И ничто другое.

Я ожидал, что мои собеседники вздохнут с удовольствием. Однако результат был противоположным: они озадаченно уставились на меня.

– Посла… на Серпе? – пробормотал лысый.

– Но это… это невозможно! – жалобно проныл кудрявич.

– Что‑о? – грозно вопросил я.

– Ну не то, чтобы совсем невозможно, – неуверенно сказал лысый, – но тут нужно время, чтобы найти верный путь…

– Послов парламент не назначает и не утверждает, – собравшись с духом, объяснил кудрявый. – Это прерогатива королевского правительства. Так что для того, чтобы договориться с людьми в правительстве, понадобится не день и не два. Но главное – они заломят такие деньги, что для нас просто не имеет смысла вступать в такие отношения с ними. Да и вам это обойдется дороже: триста – нам, и еще столько же – для них. Понимаете ли…

– Я все понял, – сказал я сухо. И в самом деле: чего тут было не понять?

Я встал. Вежливо поклонился:

– Произошло недоразумение, господа. Мне не нужно было встречаться с вами. Приятного аппетита! И я направился к выходу.

– Постойте, как же?..

– А счет? – возопил второй.

– Нет товара – нет денег, – ответил я наставительно.

– Мы согласны дать вам любое место в правительстве! Оттуда вы сможете…

– Как‑нибудь в другой раз, – пообещал я, аккуратно затворяя за собой белую с золотом дверь.

Папе извиняться передо мною не хотелось, и он лишь пробормотал несколько слов, из которых следовало, что в парламенте обстановка меняется ежедневно, выгодные дела там рвут друг у друга, так что порой бывает совершенно непонятно, к кому следует обращаться, а от кого нужно держаться подальше. В ответ я лишь спросил:

– Что, у вас там нет своих людей, что ли?

– Есть‑то есть, – ответил он, и в голосе его прозвучала досада. – Но там они в два счета развращаются, так что мы им перестаем доверять…

Я выразил ему сочувствие по этому поводу. После чего он пообещал, несколько приободрившись:

– Ничего, в правительстве устойчивости больше, так что с королевской партией договориться будет проще. Правда, – он вздохнул, – дороже. Но тут уж ничего не поделаешь…

– Ну, – необдуманно проговорил я, – все равно, это будет куда меньше, чем полагает президент…

И тут же спохватился: не следовало этого говорить, вот уж не следовало! Не дал себе труда подумать… Но было поздно: слова прозвучали и никак не прошли мимо слуха папы. Внешне ничего не изменилось, но у меня возникло четкое ощущение: он внутренне напрягся, насторожился, словно готовясь к схватке.

– Когда можно будет встретиться с людьми из той партии? – спросил я, стараясь показать, что ничего не понял и не заметил.

Но это не помогло: папа оставался в напряжении. Однако тоже старался никак не проявить этого.

– К сожалению, только завтра, – ответил он. – Они избегают заниматься делами во внеслужебное время. Старая традиция…

Может быть, так оно и было в действительности, и вынужденная проволочка папу огорчила: моему присутствию здесь он почему‑то не радовался более. Но могло существовать и другое объяснение, к сожалению, весьма правдоподобное: он наверняка понял, что мне стала известна разница между реальными ценами на должности на Симоне‑и теми, что он сообщал в центр "Т", перед которым отчитывался в расходах, иными словами – который таким путем обворовывал. В организации "Т" признается воровство только за ее пределами, и за нарушение этого правила карают жестоко. Меня же папа теперь счел, похоже, доверенным лицом самого президента, присланным для выяснения истинной ситуации на рынке постов. Я невольно подумал, что следует быть настороже. Но когда это я не был начеку?

Прощаясь с папой, я спросил, как он посоветует скоротать вечер, оказавшийся в моем распоряжении. Он нехотя усмехнулся:

– Ну, для одинокого мужчины – не вижу проблем. Правда, посоветовать ничего не могу: у меня уже и возраст не тот, и вообще я человек семейный и ничего такого себе давно уже не позволяю. Но вы спросите у вашего спутника: он наверняка в курсе.

Однако проводить вечер в компании бывшего унтера мне вовсе не улыбалось. Конечно, можно было снова овладеть и его памятью, и намерениями, чтобы он накрепко забыл обо всем, что, быть может, увидит и услышит. Будь мы на ничьей земле, я так и сделал бы. Но сейчас мы находились на его территории, где он выступал не в одиночку, а среди людей папы наверняка имелись и сенсы, которым под силу оказалось бы восстановить его стертые воспоминания, я вовсе не хотел преувеличивать своих возможностей. С другой же стороны, на предстоящий вечер у меня были намечены некоторые действия, которые мне хотелось осуществить без свидетелей. И по дороге домой (если только можно было назвать домом отведенные мне покои в пригороде), отдыхая на заднем сиденье скользуна, я составил план действий на весь остаток дня – и на часть ночи тоже, если мне понадобится дополнительное время.

Приехав, мы прямо из гаража поднялись на жилой этаж. В комнате, которую можно было бы назвать гостиной, унтер, даже не испросив разрешения, развалился в одном из кресел, как бы показывая, кто здесь настоящий хозяин, и закрыл глаза – наверное, чтобы посмотреть по своему мику какой‑нибудь вариабль со стрельбой и любовью. Мне захотелось выяснить, как отложилась в его памяти наша первая встреча – на корабле, помнит ли он меня вообще, а также как далеко простираются его нынешние полномочия, и я проговорил:

– Может, приготовишь что‑нибудь на ужин?

– Я вам не повар, – ответил он, не поднимая век. «Ну, ладно, – подумал я. – Придется заняться тобою всерьез, а то ты совсем обнаглел».

– В таком случае я пойду куда‑нибудь – закусить и развлечься. А ты отдыхай спокойно.

– Вам выходить не велено, – откликнулся он, все так же не открывая глаз: наверное, действие, которое он сейчас смотрел, было увлекательным, и ему не хотелось отрываться от него.

– Я ухожу, – проговорил я, вставая. – И что ты мне сделаешь?

Тут он взглянул наконец на меня. И привычным движением выхватил из наплечника дистант:

– Сказано сидеть – значит, сиди!

– Что же ты – в меня стрелять будешь?

– И буду, – ответил он уверенно.

– А что тебе скажет папа?

– Скажет спасибо, – проговорил он, усмехнувшись. Я уже воздействовал на него, освобождая его сознание и память от наложенных другими запретов. Он не сознавал этого: мое давление было постепенным и мягким.

– Если со мной хоть что‑нибудь случится – начальство папу не поблагодарит. А уж он на тебе отыграется.

– Испугал! – фыркнул унтерюга. – Что ему кто сделает? Тебя тут вовсе и не было, так что и спроса никакого.

– Интересно. Где же я, по‑твоему?

– Откуда нам знать? Потерялся где‑то по дороге сюда. От нас уже ушла депеша: не прибывал, и ничего знать не знаем…

Я понял. Совершенно случайно я проник в дела папы, которые президент наверняка счел бы недозволительными – потому что центру от них ничего не перепадало. Папа ни за что не поверит, что это произошло без моего на то желания, для него я – ставленник президента, и если оставить меня в живых – непременно доложу шефу обо всем, что удалось вызнать. Следовательно, от меня надо избавиться. Просто и убедительно.

– Ну, – сказал я, – не может быть, чтобы ты решился так просто взять и убить меня…

Я говорил медленно, как бы мысленно взвешивая такую возможность; на самом же деле я лихорадочно искал в подсознании экс‑унтера те зацепки, что были оставлены мною при нашем первом знакомстве. Я видел, что с той поры в него – исправного исполнителя – было вложено много всякого другого, и если я не обнаружу своих следов, справиться с ним будет нелегко. Но пока он смеялся в ответ на мое только что высказанное сомнение, я обнаружил их и понял, что у меня еще есть шансы стать хозяином положения. Это были как бы клеммы, к которым я мог подключиться, чтобы взять управление им на себя; так я и сделал.

– Хватит болтать, унтер! – проговорил я резко, командно. – Теперь – молчать и слушать! Его словно тряхнуло ударом тока.

– Я не унтер… – пробормотал он растерянно. – Я спутник..

– Здесь. А в армии Армага?

Это был выпад наудачу – словно в полной темноте. Но меня и сейчас продолжало интересовать: кто хотел пасти меня с самого начала?

– Я в отпуске… – Он произносил слова медленно, словно они не сразу приходили ему в голову.

– Зачем же тебя прислали сюда?

– Семена…

– Семена уракары?

– Да.

– Какое отношение имеют они к Симоне? Он сильно наморщил лоб, словно вспоминая.

– Какое отношение… к Симоне… Тут надо было сделать… Что‑то нужно было сделать… Вот. Найти людей и организовать… чтобы они, если их спросят, показали, что здесь, на Симоне, семена были перехвачены, когда их привезли, чтобы отправить в другое место, и чтобы они сказали, куда эти семена должны были отправить – и куда потом их увезли в действительности…

Интересно. Очень интересно. Мои подозрения подтверждались.

– Они должны были сказать, что семена следовало отправить – куда же? На Кантру. А куда их якобы увезли в действительности? Куда… Не помню, не могу вспомнить.

– Вспоминай!

Я видел, что он действительно напрягает свою память, подвергавшуюся уже стольким влияниям, что реальные события прошлого путались в ней со внушенными.

– На Серпу? – подсказал я, чтобы ускорить допрос.

– На Серпу? Да… но то были другие семена, их было меньше, я помню. А эти, большая часть… Кажется, на Лорик… Да, точно: на Лорик.

Что же, неплохо, подумал я. Лорик – это квазиинформация. Наведенная. Поверив в нее, мне пришлось бы мотаться, высунув язык, с одного конца Галактики на другой в напрасных поисках семян, которые тем временем в третьем месте начали бы свою работу. Хорошо. Остается еще один вопрос – но ответа на него унтер наверняка не знает: не его уровень. Этот ответ придется искать где‑то в другом месте – и делать это надо будет мне самому.

И все же я спросил:

– А куда должны были уйти семена в действительности? Куда они ушли на самом деле?

Экс‑унтер беспомощно развел руками:

– Правда, не знаю. Никогда не слышал. Ну что же: я спросил лишь для очистки совести – или, может быть, в надежде на неправдоподобную удачу. Удачи на сей раз не было. Но и то, что я уже узнал, было важно. Даже очень.

– Я тебе верю, – сказал я. – А сейчас – идем к машине. Надо ехать.

Он поднялся, даже не пытаясь возразить. Лишь выведя скользун из гаража, спросил:

– Куда ехать?

– С кем я должен был договориться из королевской партии?

– Сейчас вспомню, сейчас… Вот. С начальником королевской охраны. Все, что касается должностей, – на нем.

– Где его найти – знаешь?

– Знаю.

– Едем туда.

– Но попасть к нему сейчас…

– Это уж моя забота, – сказал я. – Прибавь газу.

Только ветерок засвистел за окошком. Остальное пошло гладко, как хорошо отрепетированный спектакль.

Разумеется, допустить меня к генералу отказались. Но согласились (разумеется, не бескорыстно) потревожить его по‑иннерсвязи. Я услышал его хрипловатый голос:

– Ну, кому там неймется?..

Похоже, он был слегка расслаблен после трудового дня. Но мне было все равно.

– В вашу дверь стучатся пятьсот кусков, генерал.

– Наликом? – Он, кажется, не очень удивился.

– Чеками. Но без подвоха.

– Для дорогих гостей мой дом всегда открыт, – был ответ. – Дай там трубку старшому.

Я так и сделал. Тут же меня попросили вывернуть карманы. Проверили на оружие. Его, естественно, не оказалось. Пропустили. Генерал, плотный мужик в пижаме, встретил меня за столом, на котором стояла бутылка и один бокал. Он собственноручно вынул из бара второй. Налил.

– Мне не отказывают. Здоров!

Я подчинился. Напиток был хорош и крепок.

– Покажи, – потребовал он, поставив опустошенный бокал на столик.

Я беспрекословно предъявил ему чеки. Он рассмотрел их очень внимательно. Похоже, он встречался с такими не впервые. Удовлетворенный осмотром, сунул их в карман.

– Что нужно?

– Место посла на Серпе.

– Угу.

– По возможности скорее.

– Часом располагаешь?

– Вполне.

– Расслабься. Сейчас сделаем.

Он вызвал какого‑то офицера, видимо, то был адъютант. Приказал смотаться в министерство иностранных дел и привезти оттуда, как он это назвал, «формы М‑6, П‑17 и К‑04».

– Со всеми подписями и печатями, – сказал он. – Заполним тут мы сами. Помнишь, у кого они? Ну ясно, что он дома, вытащи его, и пусть все выдаст. Скажи: за беспокойство будет поощрен.

Адъютант исчез за дверью.

До его возвращения мы прикончили бутылку, и генерал начал уже приглядываться ко второй. Адъютант вернулся через пятьдесят минут и был отмечен бокалом. Заполнение трех бланков, включая верительные грамоты, заняло еще полчаса, вся нужная для этого техника имелась в генеральском особняке в подвале. Закончив, он торжественно вручил мне документы и поздравил с назначением от имени правительства и самого Его Величества, седьмого короля мира Симоны. Он не спросил, кто я и откуда и зачем мне понадобилась эта должность, предупредил только:

– Если будешь идти против начальства – тебе хана. На меня не рассчитывай.

– А за отдельную плату?

– Там видно будет. Ну – удачи.

Но у меня успела возникнуть новая мысль.

– Генерал, я смотрю, ваш дом оборудован по последнему слову..

– Приходится быть на уровне.

– Тогда у вас, наверное, есть тут и камера ВВ?

– Само собой, – усмехнулся он. Но тут же спохватился: – Это за особую плату. Но тариф обычный.

– Плачу наличными.

– Куда тебе?

– К новому месту работы. Люблю приезжать, когда меня не ждут..

– Правильно соображаешь. На Серпу, значит? Куда там? В отель?

– Да в посольство, наверное: я там никого не знаю.

– Нет. Закину тебя к моему дружку. А он уж доставит тебя к месту службы – со всем подобающим. Идет? Вместо ответа я достал деньги. Он пересчитал их:

– Тут вдвое.

– Того парня, что меня привез, – объяснил я, – хочу взять с собой.

Эта мысль пришла мне в голову внезапно, и я не стал ей противиться.

– Твое дело. Пошли. Смотри только, не скатись с лестницы. Где этот твой парень?

– Ждет в приемной. По дороге заберем его.

Мы забрали унтера. И направились вниз.

Перед дверцей ВВ‑камеры нам объяснили, какой маршрут набирать. Все было очень просто. Когда дверца отворилась, я увидел, что камера была на одного; пришлось приказать унтеру:

– Пойдешь первым. А то я уйду, а ты еще передумаешь.

Я так и не понимал толком, зачем он мне понадобился. Но упрямо не хотел выпускать его из пространства моего воздействия.

Унтер только кивнул, вздохнул и вошел в камеру. Дверца затворилась, чтобы через несколько секунд снова гостеприимно распахнуться.

Теперь была моя очередь.

Я загрузил на монитор карту южной оконечности материка Серпы. Остановил яркую точку искателя на столице этого мира. Если бы мне нужно было попасть в любой другой мир – пришлось бы вызвать схему Федерации, обозначить искомую планету – и на экране появилась бы ее карта. Но я не хотел упускать такую прекрасную возможность получить все необходимое для входа в Рынок. И заказал перебросить себя именно туда, куда власть "Т" и хотела меня послать.

И вошел в кабину.

Пост сработал автоматически. И вот я уже оказался…

Во всяком случае, не там, куда хотел попасть.

Вместо красивого (как я надеялся) города на амфитеатре горного склона, вместо океанского берега с успокоительным шорохом волн и приятным ветерком, вместо звездного неба над головой я увидел лишь металлические стены и такой же закругленный потолок. Под ногами – пол, тоже металлический. Слабо светящийся воздух. И все. И ни единого звука, ни намека на звук.

Я проверил содержимое карманов. Все оставалось на местах. Это было хорошо. Сказать то же самое обо всем остальном было никак нельзя. К каким чертям меня занесло и почему? Что за неумные шутки?

Нет, на Арбакан – столицу Серпы – это никак не было похоже. Там я должен был воплотиться в обширном помещении ВВ‑станции. Но вместо ожидаемого простора оказался в какой‑то консервной банке хотя и достаточно солидных размеров, но, похоже, наглухо запаянной. Скорее это напоминало камеру строгой изоляции. Только тут даже сесть было не на что.

Я опустился на пол.

Как объяснить происшедшее? Что приключилось? Система разрегулировалась и зашвырнула меня куда‑то к той бабушке? Маловероятно. При малейшей угрозе сбоя она выключается. В стартовую камеру тогда просто невозможно войти. Нет, похоже, техника тут ни при чем.

Ответ напрашивался сам собой.

Меня провели, понял я. Поймали. Как маленького мышонка. Самого заставили влезть в мышеловку. Заманили? Нет, пожалуй, есть другая возможность, куда более вероятная: меня перехватили. О таких случаях обычно умалчивают, но мне о них было известно. Хотя это и не так просто: требуется сложное и громоздкое оборудование, да и время на подготовку. Обычно такие операции бывают успешными только, если удалось заранее получить все данные о предстоящей ВВ‑переброске. Тогда система заблаговременно твердо настраивается на определенный маршрут. Только и исключительно на него. Иными словами, какое бы место назначения ты ни выбирал и ни задавал аппарату, он все равно доставит тебя туда, куда ему приказали заранее, заблокировав любые другие варианты.

Зачем это сделали? А главное – кто? И еще: с ведома папы, а то и самого "Т"‑президента – или перехватчикам удалось раздобыть информацию о моем маршруте без ведома отправителей – оперативным, как говорится, путем?

Впрочем, я не стал ломать над этими вопросами голову: если уж меня захватили, то о цели этой операции осведомят, надо полагать, достаточно быстро.

Однако же понятие «быстро» бывает достаточно растяжимым. Мне казалось, что я нахожусь тут уже довольно давно, но пока никто не выразил желания навестить меня. Я попытался увидеть – сквозь металл, – что же находилось за пределами камеры. И не разглядел ничего. Мои способности не сработали скорее всего потому, что место это было очень надежно заблокировано. Защищено от всех моих попыток. Оставалось только ждать – понимая, что события если и будут развиваться, то, во всяком случае, не в мою пользу.

Я лег на пол и постарался уснуть.

Но едва я закрыл глаза, как началось неожиданное. Хуже того: страшное. Я действительно испугался, хотя вообще это мне не очень свойственно. Во всяком случае, я испытывал испуг – пока вообще сохранял способность хоть как‑то оценивать свои чувства. Потом остались только ощущения, названия которым я не знал.

Я совершенно утратил чувство реального. Я не был больше в круглой камере. Не был ни на Серпе, ни на Симоне. Вообще в Галактике. Где‑то в другом пространстве. Я был там? Был, но не я. То, что некогда было мною, но уже перестало быть чем‑то единым. Целым. Человеком. Личностью. Я был разобран, разодран даже не в клочья, но на молекулы, на атомы. И каждый из их бесчисленного множества кто‑то внимательно разглядывал со всех сторон. Оценивал. Чуть ли не взвешивал. И принимался за следующий.

Это требовало, наверное, бесконечного времени. А я и находился в бесконечности. Не я: то, что раньше было мною. И чего больше не осталось.

Или все‑таки?..

Что‑то еще старалось уцелеть. Спастись. Увертывалось от попыток расчленить, разобрать, вывернуть наизнанку, увидеть, оценить…

Что‑то противилось. Но я боялся – оно боялось, – что старания эти ни к чему не приведут, и тот, кто завладел мною (или их было много?), в конце концов добьется своего.

Прошли миллионы лет – и ощущения начали таять. Рассеиваться. Их больше не оставалось. Как не оставалось и меня. Все кончилось. Кончился я. Кончился мир. Это было хорошо. Возникло ощущение небывалой легкости и покоя.

А еще позже – неизвестно, откуда все стало постепенно возвращаться. Атом к атому. Молекула к молекуле. Из ничего собиралось тело. И вот вернулись и тонкие субстанции. Все, что было у меня, во мне, раньше.

Нет, даже больше, чем раньше. На самое чуть, но больше.

Впрочем, сейчас мне было не до этого.

Я вернулся. Аминь.

Остальное не имело значения.

С такой мыслью я наконец уснул.

Следующий день оказался, быть может, самым скверным в моей жизни. Во всяком случае, профессиональной, или, если угодно, в моей карьере. Именно таким этот день сохранился в моей памяти. С самого утра.

Уже первые минуты его не обещали ничего хорошего. Я, впрочем, ничего такого и не ждал. В консервной банке, в которой я оказался, если говорить откровенно, по собственной глупости, не было, естественно, ни туалета, ни завтрака. Но это, наверное, было далеко не самым страшным. Во всяком случае, я приготовился к самым крутым вариантам, хотя, может быть, это мне только казалось, что я готов уже ко всему на свете. И когда интуитивно почувствовал, что мою банку вот‑вот вскроют, постарался принять самый независимый вид, на какой только был способен в этих условиях.

Камера, в которой я находился, вскрылась достаточно неожиданным образом. Начиная с самого верха, круглая, без единого угла стена начала просто‑напросто исчезать – растворяться как бы по спирали, как срезают кожуру, чистя яблоко. И в результате через неполную минуту я ощутил себя стоящим в середине не очень большого, неярко освещенного помещения. Я стоял на круглой площадке, еще только что служившей полом камеры, в которой меня сперва уничтожили, а потом и воскресили. Помещение было явно нежилым – застоявшийся сыроватый воздух свидетельствовал об отсутствии нормальной вентиляции – и совершенно пустым. Там находился, как мне вначале показалось, один только я. И лишь когда в темном углу возникло какое‑то движение, я сообразил, что тут, кроме меня, присутствовал и другой человек.

Он неторопливо подходил ко мне, и с каждым его шагом я все более утверждался в мысли, что это не первая наша с ним встреча.

Однако лишь когда он остановился почти рядом со мною, метрах в полутора – я перестал сомневаться в том, что знаю его.

Снова Верига, подумал я. Пожалуй, он стал уже чересчур назойливым. В прошлый раз мне удалось ускользнуть. Но он нашел способ справиться с моим нежеланием общаться с ним. Ну что же: я на этот раз не могу избежать встречи; остается, по старому рецепту, только расслабиться и постараться получить от встречи как можно больше удовольствия.

Остановившись, он кивнул мне, как если бы мы с ним расстались лишь прошлым вечером, пребывая в самых лучших отношениях. На что я сказал:

– Токтор, фы преслетуеде меня, как хосяйка – таракана.

Он ухмыльнулся:

– У вас лингвистическая память, Разитель. На этот раз в его речи не осталось и следа пресловутого синерианского акцента.

– Вы и при первой встрече нажимали на акцент уж больно выразительно, – сказал я. – Жаль, что я тогда не успел сделать всех нужных выводов.

– Вы и сейчас ими не располагаете, – ответил он. – И вообще – мы просмотрели вас до последней молекулы и пришли к неутешительному выводу: ваша память оказалась даже более пустой, чем у годовалого ребенка. Знаете, в это не очень‑то верится. Приходится предположить, что вы обладаете такими защитами, с которыми нам пока еще не удалось справиться. Я бы не сказал, что это – очко в вашу пользу: нужную информацию мы получим так или иначе, но для вас этот процесс установления истины может оказаться достаточно болезненным.

– Странно, – проговорил я и даже развел руками. – Помнится, вы наняли меня, мы заключили контракт, почему же вы считаете, что я стану утаивать от вас какую‑то информацию? Не стал бы – будь она у меня. Правда, сперва потребовал бы весомых гарантий моей безопасности и немедленного освобождения.

Верига смотрел на меня очень внимательно, как бы стараясь понять, насколько я вру – или не вру, говоря об отсутствии информации; разумеется, речь шла об уракаре. Но ведь у меня, если вдуматься, и до сих пор не было ничего серьезного: вся информация, которой я успел обзавестись, была совершенно открытой, сам Верига знал об уракаре, надо думать, куда больше. Так что я успешно выдержал бы любую проверку на истинность моего заявления.

– Но что‑то же вы успели выяснить? Не думаю, что это время прошло для вас даром.

Я ответил, вздохнув совершенно естественно:

– Та информация, которую я за эти недели усвоил, заключается прежде всего в том, что вся эта история относится к межгосударственным отношениям. Следовательно, и действовать в ней должны силы государственные: синерианские, тернарские, федеральные, наконец. Дипломаты, парламенты, спецслужбы, войска… Я же всего лишь частное лицо, ни к одной из этих категорий не принадлежащее и никакими серьезными возможностями не располагающее. Каких же успехов вы можете ждать от меня? Если только ради того, чтобы услышать это признание в моем бессилии, вы помешали мне следовать по маршруту, то огорчу вас: овчинка выделки не стоила. Неужели вы не понимали этого, когда обращались ко мне за помощью? Хотя и сам вы, и другие ваши навещавшие меня люди не производили впечатления легкомысленных, способных стучаться в любую дверь, не оценив предварительно всех обстоятельств. Вы хотели дать мне дополнительные сведения по интересовавшему вас делу. Но даже их не дали. Нет, в таких условиях никто не принес бы вам нужных результатов. Да и, собственно, какой результат был вам нужен?

– Насколько я понимаю, – медленно проговорил он, – интерглобальные масштабы происходящего заставили вас усомниться в ваших возможностях. Я не ошибся?

– Именно так.

– Но мы же не пришли к вам с просьбой уладить межгосударственный конфликт. На то есть официальные инстанции, и к ним обращаются правительства. Мы же могли назвать себя группой таких же частных лиц, каким являетесь и вы. И к каким, кстати, принадлежат похитители семян.

Я кивнул, он избавил меня от необходимости задать еще один вопрос.

– Да.

– И дело, – продолжал он, – вовсе не в тех событиях, которые стали уже достоянием гласности. Это уже – прошлое. Исправлять минувшее – не в наших силах, и не в ваших тоже.

Пришлось снова согласиться: он был прав.

– Но вот поправлять будущее – в людских силах. Мы хотели именно этого. Целое исправляют путем изменения деталей. И вот влиять на детали вы в состоянии. Корректировать происходящее или могущее произойти. Ситуация Синера – Тернара относится к уже совершившимся фактам. И если бы речь шла только об этом, мы и все наши единомышленники сейчас спокойно сидели бы дома и занимались своими обычными делами.