Текст книги "Разитель. Трилогия (СИ)"

Автор книги: Владимир Михайлов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 38 (всего у книги 77 страниц)

Какая здесь может быть работа – не очень представлялось. Не зря Тон Чугар успел в своей не такой уж короткой жизни позаниматься разными делами – пусть и не очень сложными. Он точно знал, что для любой работы нужно, чтобы было что работать и чем, а тут ни того, ни другого не наблюдалось. Была бы хоть нормальная земля и сказали бы: «Начинайте вот на этом месте рыть траншею – руками, потому что лопат то ли не достали, то ли завезли в какое‑то другое место» – ну и что: поворчали бы, понятно, но стали бы копать пальцами, относить в горстях. Но тут и этого нельзя: камень, сплошной камень.

«А хотя, – подумал Тон, усаживаясь на свой выносливый баул, – кто сюда звал, пусть у тех голова и болит. Зачем‑то привезли нас – значит, есть в таких, как я, нужда.

Наверное, вот закончат проверять последнего – тогда и пойдут дела дальше. А пока можно посидеть спокойно, будем сидеть спокойно. А кто‑то вон даже и подремать пристроился – прямо на голом камне. Он, правда, теплый, этот камень. Вообще тепло. И на том спасибо и слава богу.

Главное – никогда не тревожиться о чем‑то, чего не знаешь. Не сокращать себе жизнь и не мешать жить другим…»

Вот так – медленно, зато обстоятельно – рассуждал от нечего делать Тон Чугар, свеженький иммигрант по призыву мира Улар.

«Что ли, прилечь, пока никуда не дергают? Только не на голый камень, это полным дураком надо быть, чтобы… Нет, мы сейчас достанем из ранца коврик надувной, не сданный при увольнении с последнего места работы – по забывчивости, конечно же, никак не по злому умыслу. (И коврик, и ранец, и еще всякая всячина уцелела у него с прежних времен.) Надуем слегка. Подстелим. И уж тогда со всем удовольствием…»

– Тон Чугар – ты?

Ну, вот тебе. Только возмечтал было…

– Так точно.

– Что время теряешь? Скоро в путь. Паек получил? Инструмент – малый общий набор?

– Куда еще в путь? Не здесь разве?..

– Разве, разве. Развякался. Вон в ту дверь – усвоил? И – в темпе, бегом.

«Ладно, дело привычное… Вот она, значит, для чего – та, вторая дверь. Ну, сказано – идти, значит, надо идти. Тем более за хорошим делом. Паек. И инструмент. И – даром. Если тут все время так будет – считай, хорошо устроился. Еще и платить должны пожирнее, чем в тех, старых мирах. Нет, не может быть, чтобы за мелочь вкалывать. Дураков нет.

Сюда, значит, мне нужно. Ну – с песней вперед…»

Тон Чугар решительно поднялся по трем ступенькам. Шагнул через порог. Остановился, оглядываясь.

«Магазин? Нет. Склад? Да, склад. Нет, а это там к чему? Не понять. Не госпиталь ведь. А похоже. Все разом. Ну да – места не хватает, дом‑то один‑единственный…»

– Ну, чего застрял? Испугался? Давай сюда быстро.

Это окликнул мужик от как бы прилавка. За его спиной стеллажи по всей стене. Сундучки поменьше и побольше. Ну, это дело знакомое: инструментальные наборы, малые и большие. А пайки где же? Ага, это уже по другой стене.

– Уснул, земляк?

– Да нет. Ну, давай.

– Вот молодец. Что давать‑то?

– Сказано мне – малый набор.

Мужик, что за прилавком, повернулся, снял один сундучок, откинул крышку. Все было без обмана: отсек столярный, отсек слесарный, отсек монтерский. Все новенькое, в смазке.

Тон протянул было руки, чтобы снять сундучок с прилавка.

– Эй‑эй! Разогнался!

– Чего еще?

– А того. Доктору показываться твоя тетя будет?

– Какому такому доктору?!

– Во! А ты подумал – такие вещи кому попало раздают? А может, ты псих? А такой инструмент, как тут у нас, – вещь в дурных руках опасная.

– Нам об этом никто не говорил. А у вас тут только и делаешь, что одеваешься‑раздеваешься. Как в бане. Но, между прочим, в бане тепло. А здесь – как в погребе.

– Тут раздеваться не надо.

– Чего ж тогда? В зубы станете смотреть?

– В зубы, если понадобится, мы не только посмотреть можем, но и пересчитать все. Те, что останутся. Давай‑давай, время теряешь, свое и наше. А тут, как и везде на свете, время – деньги. А деньги опять же – время. Усек?

– Шутишь ты, я так понимаю.

– С тобой шутить себе в убыток. Ну? Иди в тот угол. Шагай, шагай.

И показал мужик туда, где был как бы больничный угол. Похоже было на кабинет зубного врача. Кресло совсем такое же. Но вокруг вроде бы какая‑то другая техника. Тоже все блестит, а местами сияет, прямо как чистое золото. Ну одни загадки вокруг. Однако же раз так устроено, значит, нужно.

Пат направился к креслу – не очень бодро, правда, но послушно. А там уже появился другой мужичок. Похоже, и правда доктор; халат, во всяком случае, был точно таким. Хотя и тесноватым. Улыбался приветливо. Сказал негромко, вежливо:

– Садитесь, пожалуйста. Не волнуйтесь: не будет совершенно никакой боли или других неприятных ощущений.

– Колоть, наверное, будете… – скорее самому себе пробормотал Тон Чугар. Доктора это даже развеселило:

– Представьте себе – не будем. Нет никакой надобности. Откиньтесь на спинку… Руки сюда, пожалуйста… Ноги на подножку, вот так. Глаза можете закрыть, а можете и не закрывать – как вам будет угодно…

Приговаривая так, доктор налеплял Тону на голову – посредине лба и где‑то на затылке, потом – на самой макушке – какие‑то причиндалы.

– Какой там поставлен съем? – спросил громко.

– Восемь тридцать, – донеслось от прилавка.

– Восемь… и… тридцать. Введено. Включено. Канал свободен. Пошел отсчет!

Что‑то тихо загудело – сперва низким, бархатистым звуком, потом все выше, выше, выше… резче… Но все равно приятно. Только спать вдруг так захотелось! «Усну, не выдержу… – подумалось каким‑то обрывком. – Усну…»

И в самом деле уснул.

21. Куда ты попал, Ра?

Что за черт!..

Именно такая мысль пришла мне в голову прежде всех остальных. Как‑то выделилась из тумана, которым было наполнено мое сознание. Обычно я просыпаюсь с ясными мозгами, но только не на этот раз. И прошло, пожалуй, не менее минуты, прежде чем я понял – вдруг, сразу что к чему. Словно кто‑то где‑то нажал нужную кнопку.

Значит, работает. Где бы я в этот миг ни находился, во всяком случае, это не корабельная капсула. Но и не камера изолятора. Не арестантское помещение. Следовательно – я не задержан. Прошел. Проскочил! Пролетел все барьеры.

«Полной уверенности нет, – тут же одернул я свое слишком уж возрадовавшееся сознание. – А сам ты разве обязательно сразу схватил бы заподозренного? Скорее наоборот – установил бы наблюдение, и… и так далее. Азы ремесла».

Проверим самого себя. Быстро и тщательно. Быстро – потому что, как я совершенно ясно помню, в моем распоряжении – один час. Теперь уже меньше. И я снова перестану существовать почти на целые сутки.

Нет, похоже, во мне – никакой подсадки. Я не под чьим‑то контролем. Тогда – за дело.

Вопрос первый: куда это меня занесло? Вернее – завезло. Забросило.

Оглянуться – медленно, чтобы не привлечь резким движением и явным любопытством ничьего внимания. Даже людей неопасных.

По правилам начнем слева. Медленно, плавно. Позевывая, поеживаясь и даже почесываясь под обносками, в которые оказался наряжен.

Место незнакомое. Тем не менее определить его нетрудно. Контрольно‑перевалочный пункт. Проверка и отсев. На Улар допустят не всякого. А только тех, кто заведомо безвреден. Кто не выше, а ниже всяких подозрений.

Интересно почему…

Нет, размышления – потом. Сейчас – информация.

Что наблюдается? Одно строение – типовая контрольно‑пропускная станция ВВ. Такими же, или почти такими, пользуются и в армейских ВВ‑сетях.

Размещаются они, как правило, на небольших небесных телах – естественно, с заранее смонтированной гравиустановкой, создающей нормальную силу тяжести и позволяющей удержаться у поверхности атмосферы – тоже, конечно, созданной искусственно. И, как правило, не очень далеко от мира назначения. В системе той же звезды. Той самой, что я вижу сейчас на небе – не голубом, а зеленоватом. Надеюсь, мой мик уже вернул себе всю начинку? Проверю догадку. Да, это она. Однако… по имеющимся данным, никакой контрольной станции в этой системе нет. Тем не менее она существует. Создать ее (тут пришлось изрядно поработать, чтобы расчистить в горах такую ровную площадку, построить это здание, смонтировать гравиген, а смонтировав его – снабдить этот камень пригодной для жизни атмосферой) требует многих месяцев работы многих людей и машин, да нет – если прикинуть в цифрах, никак не менее года, а данные моего мика я обновил в последний раз накануне входа в эту операцию. Очередная загадка.

Кстати, время, по федеральным правилам, на таких вот необитаемых телах должно соответствовать конвенционному, а не отсчитываться по местным параметрам. Значит, сейчас часы должны показывать здесь столько же, как на Теллусе. Часы – вот они, на фасаде строения, согласно типовому проекту. Сколько на них? Так. А что показывают мои внутренние? То же самое. Соответствует. Но тогда…

Что – «но тогда»?

А вот что: моя система сработала – вернула меня в реальность – не тогда, когда ей было задано, а раньше. По моей установке это должно было произойти на… на восемь… с половиной часов позже. Ну, естественно: к тому времени мне следовало находиться уже на Уларе, чтобы этот час использовать для ознакомления с обстановкой и составления – в первом приближении – плана действий. Почему так получилось? Жаль, что у меня нет ни малейшего представления, что происходило, пока меня не было. Ясно только, что восемь часов тридцать минут куда‑то девались из моей жизни. Вот и еще одна задачка. Но с ее решением торопиться не будем. Сейчас куда важнее другое. Видимо, контроль пройден; это хорошо. Хорошо, если он единственный. А если контролируют дважды? После прибытия сюда – и перед вторым броском, на Улар? А если тут этого и не делают, то уж на планете назначения все повторится заново – и наверняка по куда более серьезной программе. И если это произойдет в ближайшие… в ближайшие сорок пять минут, то контрольная система вскроет меня с такой же легкостью, как сваренное всмятку яичко. Не то чтобы они смогли залезть в мое сознание, это вряд ли у них получится; но им достаточно будет констатировать наличие серьезной защиты, чтобы сделать вывод. И операция закончится, не успев начаться.

Нужно, чтобы вторая переброска не началась – ну, хотя бы в продолжение часа. Давай прикинем. Здесь я вижу… двадцать семь человек, считая со мной. Вот вышел двадцать восьмой. Технология групповых ВВ‑перебросок известна, она стандартна: капсула на тридцать два места, тридцать пассажиров и двое сопровождающих. Значит, там осталось еще двое доставленных – один сейчас проходит, второй ждет очереди. Обычная процедура скрытого зондирования с традиционным открытым опросом – не более двадцати минут. Вывод: в моем распоряжении менее сорока минут, тридцать пять, допустим, чтобы решить проблему благоприятным для себя образом.

Какие возможны решения?

Первое: идти ва‑банк, то есть допустить – и даже превысить – допустимый уровень риска. Каким‑то образом помешать ходу проверки оставшихся двоих. Куда надежнее было бы немножко подпортить ВВ‑установку. Но для этого нужно до нее добраться. А она, конечно, в самом защищенном месте станции – в заглубленном этаже, где ее и полагается размещать. И, разумеется, под охраной. Самое малое – двое. Вот таких, как этот, – я повел взглядом вдогонку вышедшему из дальней двери и направившемуся к центральной мужичку в комбинезоне ВВ‑техника – и с хорошо знакомым предметом на поясе: с мини‑дистантом. Нет, голыми руками такого не возьмешь.

Почему голыми, а вот это у меня что такое? Ну да – он же специалист, летел устраиваться на работу со своим инструментом. Монтажник, да.

Нормальный инструментальный набор – понемногу от всех скорбей. А ведь инструменты не дешевка, качественные. Чье производство? Где тут клеймо? Вот оно: «ХС ТЕКН УЛАР». Интересно. Впервые слышу, чтобы такие вещи производились на Уларе, а купить их можно было… откуда это он летел? Медленно восстанавливается память, надо быстрее… Для этого нужно не слабые заводы построить. Ввозить металл, которого ВВ‑транспортировка в промышленных количествах не принимает по какому‑то капризу природы, или добывать его – на Уларе, где никаких рудных залежей вроде бы нет, три раза исследовали в разные времена. Постой, мы об этом уже говорили – с кем? С Иваносом, конечно. Там, дома. Да ладно, все это вспомнится, но не сейчас. Полчаса осталось. Хороший инструмент, но против дистанта, хотя бы и мини, рыпаться с ним не стоит и пытаться.

Есть другой выход: попробовать связаться с моим домом на Теллусе, с Вратарем, и дать срочную команду на возврат в предыдущее состояние немедленно, до истечения заданного мною по программе часа.

Теоретически – вроде бы препятствий нет. Если, конечно, мне, только что очухавшемуся, удастся пробиться своим лучом к дому. Но существует все‑таки один аргумент против. Один, но серьезный. Глыба эта, на которой мы сейчас сидим, вне всякого сомнения, непрерывно – пока мы тут – и очень внимательно прослушивается. Именно на предмет перехвата любой попытки кого бы то ни было – кроме своего персонала, разумеется, – выйти на какую‑то связь, передать любую информацию. Едва уловив – забьют сперва сигнал, а уж потом доберутся и до его источника. Для этого старт, может быть, и отложат, но мое положение станет не легче, а совсем наоборот.

Отпадает.

Но и это не последний способ. Еще двадцать пять минут в запасе. Да, любое излучение, направленное в пространство, будет перехвачено. Но тут‑то, на поверхности, на этом пятачке со станцией посредине, вряд ли ведется контроль за полевой деятельностью каждого человека. Все ведь только что прошли серьезную проверку. А на этих‑то расстояниях я оперировать смогу даже в нынешнем своем, не самом лучшем состоянии. Для этого нужно только внутренним зрением увидеть контролера за его пультом зондирования, сидящий напротив него проверяемый – последний! – мне ни к чему, разве что как ориентир. Войти в сознание контролера…

– Не разбредаться, всем – приготовиться! Через пятнадцать минут начнем посадку в транспорт для убытия к месту назначения!

Громко и уверенно провозгласив это через усилитель, вышедший на крыльцо человек из станционного персонала повернулся, чтобы возвратиться в рабочие помещения.

Пока он поворачивался – солидно, неторопливо, – я понял: некогда мне искать контролера. Пока наберет силу третий глаз – все закончится, и работать с контролером не останется никакого смысла.

Брать этого – пока он еще не скрылся внутри, пока хорошо виден!

Собрав все силы, я вошел в достаточно простое сознание удалявшегося – мягко и без усилий, как нож в кашу.

Он этого не ожидал и потому не почувствовал. Защита у него была примитивной: слабенький зеркальный блок, всего и делов. И он ничего не смог, не попытался даже, сделать с внезапно возникшей в его сознании потребностью.

Да нет, ничего особенного. Просто подойти к контролеру (расселся тут, понимаешь, как наседка на яйцах – только на своих собственных, да!) – и что‑нибудь такое, – да просто дать ему в рыло, вот что! А то на душе как‑то тяжело.

Мне удалось довести его до самого места.

Он подошел к контролеру. И врезал так, что я своим сознанием ощутил отдачу. Как если бы это я сам…

Какой‑то шум донесся из глубины здания. Вроде бы крики. Вроде бы ругань. Вроде бы…

Но тут я почувствовал, что мир отдаляется от меня. Размывается. Исчезает. Вместе со всем видимым, слышимым, ощутимым…

Последней моей мыслью было, кажется: «Получилось…»

22. Пахтор наконец добрался

«Вот это город! Всем городам город. И не представить раньше, что такие бывают на свете…»

Так размышлял Пат Пахтор, шагая вместе со всеми, разом с ним прибывшими в мир Улар. Повинуясь команде, они вышли из округлого, похожего на половину яйца ЦентрВВтранса и теперь направлялись куда‑то, куда их вели. Старались держаться потеснее вместе, чтобы не потеряться: народ был, судя по всему, провинциальный, к городской суете непривычный. Пат тоже то и дело косил глазом на соседей – тут ли они? – а в остальное время любовался улицей, по которой они продвигались. Нет, на Кантре такого не было. В родном мире и на трехэтажный дворец все с почтением задирали головы, а тут… Высоченные дома, не дома, а прямо домища, возвышались по обеим сторонам улицы, достигая – некоторые – даже и до… точно, до двенадцати этажей! И как только они держались, не падали? Пожалуй, опасным делом было – гулять у их подножий: а если вдруг сильный ветер? Стоит ведь одному не устоять – и, падая, он ударит по соседнему, тот – по третьему, и такая начнется катавасия, что и не выживет никто. Сначала эта мысль заставила Пата съежиться, захотелось даже стать поменьше ростом, хотя опыт подсказывал: все равно не уцелеешь… Но минуты проходили, чужие люди – и обгонявшие, и те, что шли навстречу, – ничуть, похоже, не опасались такой вот угрозы, значит – понял Пат Пахтор, – подобное если тут и бывает, то не каждый день – авось и сейчас ничего не приключится, пока не заведут их снова под какую‑нибудь надежную крышу.

Еще один страх навалился, когда пришлось с одной стороны этой улицы переходить на другую – пересечь ту ее широченную часть, по которой все перли и перли бессчетные коляски, скользуны, большие и малые, с людьми и какими‑то грузами. Среди них Пат заприметил и две платформы с солдатами; хотя форма и не совсем такая была, как та, что он сам носил в свое время на Кантре, но солдатскую сбрую любой хоть сколько‑нибудь понимающий ни с чем прочим не спутает. Пат невольно вздохнул: служба, солдатская лямка… Счастливые, беззаботные были годы, вспомнишь – и сразу легче становится на душе – оттого, что они были, – и тяжелей: потому что прошли. Ну, что делать: жизнь не по заказу шьют, получаешь такую, какую дали, выбирать не приходится.

К этой мысли он всегда приходил, с чего бы ни начинались его раздумья и к чему бы ни относились. И сейчас, когда их довели, наконец, до того места, куда требовалось, и они снова оказались под крышей, облегченно вздыхая, Пат совсем успокоился. Хотя тут и было вроде бы самое время начать волноваться: сразу пошло распределение по специальностям. Некоторые из приехавших стали суетиться, нахваливать себя, просить работу, какую им хотелось. С иными соглашались, но редко. Пат помалкивал в тряпочку: знал, что твоя работа тебя отыщет, хочешь ты того или нет.

Впрочем, он не был совершенно уверен в том, что его работа – это именно монтаж какого‑то там специального оборудования в чем‑то; название этого «чего‑то», из нескольких длинных и непонятных слов, на первый слух не запомнилось, но в этом беды не было: не самому ведь придется эту фирму отыскивать, те, кому он понадобился, уж доведут как‑нибудь, не пожалеют времени. Единственно, о чем Пат тогда подумал, было: вроде бы он не говорил, что когда‑то приходилось ему работать и на монтаже всякого серьезного оборудования – энергетического, так оно называлось; но они как‑то об этом узнали – не случайно же получил он именно такое назначение, а ведь могли поставить и мусор вывозить, была и такая пора в его гражданской жизни… И еще пришло в голову: значит, не очень‑то квалифицированный народ идет сюда, если вот он сошел за специалиста. И то сказать: а что хороший мастер станет искать тут, на краю света, – пусть он на вид таким и не кажется? Мастера сидят в своих мирах, живут в почете и уважении.

…До места назначения его не довели, а даже довезли – на скользуне, прокатили с ветерком, правда не одного – там еще трое было из прибывшей компании. Ехать пришлось довольно долго; улицу проезжали за улицей, дома становились пониже и пореже, потом вдруг прекратились совсем, как отрезало, пошли пустыри, где по большей части ничего не росло – голый камень, но местами уже виднелась какая‑то зелень; значит, хозяева решили обосноваться в этом мире всерьез, иначе насаждениями заниматься вряд ли стали бы: дело долгое и не дешевое. Хотя… вдруг среди этих зеленых островков – невысокими были насаждения, кустарник, скорее всего, – не близ дороги, а подальше стали появляться этакие – ну, рощей не назовешь, но как бы купы больших деревьев – не подрост какой‑нибудь, а мощные, высокие стволы, пышные кроны, язык так и чесался сказать «вековые» – только, как Пат соображал, счет на века тут ну никак не мог идти; даже не на десятилетия: в рекламе вербовщиков не зря ведь говорилось, что всего лишь несколько месяцев всей этой жизни.

Что же – значит, деревья тут и до людей росли, вот и вся причина.

Так или иначе – их берегут: если вглядеться – ясно различишь проволочную сетку на высоких, наклоняющихся внутрь столбах, а в каждой купе – похоже, в самой середине – мачта повыше, и на ее верхушке что‑то вроде – ага, вспомнил, – точно, вроде антенны, какая была на Кантре в столице, чтобы принимать передачи из пространства откуда‑то из других миров. Та была, правда, побольше, но одна на весь мир; а тут – небольшие, зато их много.

Все больше становилось таких лесных островков, дальше они уже стали сливаться друг с другом, так что можно было всерьез назвать это лесом. Сейчас, похоже, въедем в тенек…

Нет, не въехали. Дорога свернула круто вправо – и стало видно совсем другое, то, куда, скорее всего, их и везли.

Другое – ни на город не похожее, какой они недавно прошли‑проехали, ни на вообще что‑либо, виденное Патом в жизни; хотя навидаться он успел всякого.

На первый взгляд – отсюда, издали, сверху – то, что открылось перед ним, более всего походило на древний кратер метеоритного происхождения, среднюю – и самую глубокую, понятно, – часть его занимало озеро. Только, в отличие от других озер, не однажды виданных в самых разных мирах, на берегу, – широком кольце черного, как и все склоны, песка – не было совершенно ничего из того набора, которому полагается быть близ водоема, пусть не морских масштабов, но все‑таки имевшего метров, пожалуй, более двухсот в поперечнике. Ни человека с удочкой, ни лодочки на плаву или хотя бы на берегу, ни мосточков, ни ларьков, в которых торговали бы легкой выпивкой и закуской, купальными принадлежностями или сувенирами. Полная безжизненность царила на этом черном кольце, имевшем ширину (прикинул Пат на глазок) не менее пятидесяти метров.

Зато дальше было много.

Чего много?

Ну, прежде всего – строений. Разных. Странных. Они как бы охватывали озеро с его мертвой зоной несколькими кольцами. И чем выше по склону, тем больше этажей насчитывали эти кольца.

Первое кольцо составляли длинные и даже (или так только казалось с такой дистанции?) чуть вогнутые по фасадам – дома не дома, даже не промышленные корпуса, а строения без единого окошка и, казалось, без хотя бы маленькой дверцы. Так что на самом деле нельзя было определить, где здесь фасад, а где тыльная сторона, – практически они были одинаково сплошными. Непонятно было, как человек может попасть внутрь: разве что сверху? Нет, кровли, слегка выпуклые, тоже были глухими, даже без вентиляционных отверстий (опытный монтажник Пат Пахтор непременно заметил бы); тогда только снизу, из‑под грунта? Или, возможно, людям туда заходить вовсе и не следовало? И еще Пат чисто механически, как говорится, по автомату заметил вот что: над двумя корпусами из этих четырех воздух слегка колебался, дрожал, как бы смазывая вид на то, что находилось за ними; остальные же два на окружающее никак не влияли. Следовательно, так же непроизвольно подумал Пат, два работают (пусть и непонятно – как и что там делается), остальные – то ли в простое, то ли еще не начали действовать. Таких строений Пат действительно не встречал нигде. Но ломать над ними голову не стал: понадобится – скажут, а нет – то и не нужно, значит. И перенес взгляд на сооружения второго кольца, пошире, отстоявшего от слепых зданий метров на тридцать.

Второе кольцо было словно намечено пунктиром – такое впечатление возникало оттого, что сами строения там были короче и в плане они выглядели круглыми; распределены по кольцу были неравномерно: каждому зданию первого кольца соответствовало три круглых, так что получалось, что второе кольцо состояло из четырех многоточий.

Эти два кольца образовывали как бы ступицу колеса, от которой отходили четыре спицы, три из них были одинаковыми, четвертая же чуть отличалась, нарушая симметрию, к которой, похоже, стремились люди, проектировавшие этот центр (другого названия для увиденного Пат не нашел, да и не искал, по правде говоря).

Все спицы состояли прежде всего из сооружений, в назначении которых Пат вряд ли мог ошибиться: то были наверняка трансформаторные понижающие подстанции, в свое время ему случалось участвовать в монтаже таких; от них отходили уже совершенно несомненные линии высокого напряжения на привычных глазу опорах, короткие, соединявшие понижающие подстанции с другими, почти такими же, чьим назначением, похоже, было низводить напряжение тока до промышленного и еще ниже – до бытового. И замыкалась каждая из трех спиц уже совершенно обычными домами, с дверями и окнами. А что касается четвертой спицы, то ее завершением можно было считать самое высокое здесь здание – круглую башню, увенчанную антеннами дальней связи, хотя большой поперечник башни наводил на мысль, что назначение ее вряд ли может ограничиться лишь задачами приема и передачи информации.

Вот что увидел Пат Пахтор, как и те его попутчики, кому не лень было глазеть по сторонам, пока их транспорт медленно переваливал через гребень кратера и так же медленно спускался вниз по плавно снижавшемуся серпантину.

И лишь когда они оказались почти в пределах центра, Пахтору пришла вдруг в голову странная мысль, которую в первое мгновение он начисто отверг, но уже в следующую секунду понял, что она заслуживает серьезного внимания.

Потому что он вдруг понял: нижнюю часть кратера заполняла, образуя то, что показалось ему озером, вовсе не вода. Пат напрягся, но так и не нашел слова, которым можно было бы сколько‑нибудь точно обозначить субстанцию, с какой ему до сих пор не приходилось встречаться и о какой он никогда ничего даже не слыхал.

Прежде всего, по мере приближения ему все более казалось, что поверхность того, что представлялось ему бассейном, была ощутимо вогнута, как если бы это было параболическое зеркало. Ни одна жидкость не могла бы сохранять такую форму, разве что если бы весь этот бассейн достаточно быстро вращался. Значит, это было твердым телом? Настоящим зеркалом? Громадным астрономическим рефлектором, допустим?

Нет, вряд ли. Потому что не видно было никакого устройства, при помощи которого можно было бы наблюдать то, что это зеркало могло отражать. Это во‑первых.

А во‑вторых, когда он увидел поверхность еще ближе, в очередной открывшийся просвет между «спицами», то понял, что и твердым телом, пусть даже абсолютно черным, то, что заполняло нижнюю часть кратера, быть никак не могло. На самый краткий миг поверхность представилась Пату вовсе не зеркальной, хотя вроде бы и отблескивала и по ней то и дело пробегала мелкая рябь, создавая игру отражаемых одновременно в разные стороны лучей неяркого уларского светила, заурядной звезды на самой окраине этого витка Галактики. Твердое тело могло бы вести себя так, лишь находясь в расплаве. Но тогда оно опять‑таки не сохраняло бы такую форму.

А там, где дорога – в одном лишь месте это было – приблизилась к бассейну почти вплотную и он открылся взгляду с десятиметровой примерно высоты, Пат, невольно содрогнувшись, не увидел там, внизу, ничего.Или – можно и так сказать – увидел ничто.Он сам не мог бы объяснить эти непроизвольно пришедшие на ум слова, но уверен был, что там действительно ничего не было,даже пустоты; просто нельзя оказалось хоть как‑нибудь сосредоточить взгляд на том, что было внизу. Не то чтобы наступала слепота, но взгляд как бы упорно огибал это место, что ли… Ну не знал Пат, как объяснить это словами; понял только, что тот, кто не был тут сам, никогда этого не поймет и не представит себе.

Нет, никакого разумного объяснения увиденному Пат не нашел.

Но это его, откровенно говоря, не огорчило. Никто и не поручал ему разгадывать такие загадки. Если ему надо будет знать, что это такое, – ему объяснят. А если не надо, то и не стоит ломать над этим голову. В мире всегда того, что мы не знаем, останется больше того, что нам известно, – в этом он был твердо уверен издавна. Значит, так и должно быть.

Зато его живо интересовало – что произойдет с ним, да и со всеми, кто оказался его попутчиками, в этом мире, куда никто из них не направлялся и где тем не менее оказался. Потому что путешествие, похоже, заканчивалось. Прокатив по витку спиральной дороги, машина еще уменьшила скорость, приближаясь к местам, которые Пат определил как жилые и входившие в конструкцию той спицы – четвертой, – завершением коей служила башня.

По соседству стояли два корпуса. А не один, как казалось издали. Большой и маленький. Словно отец с сынком.

Большой – сразу видно, жилой. Или конторский. Или и то и другое. Во всяком случае, обитаемый. Для людей. А вон и люди около него – человек пять, похоже. Стоят, смотрят сюда. Ждут приезжающих, скорее всего.

Все ближе здания, совсем уже рядом.

Стоп. Остановились близ малого дома. Приехали.

– Выходите все!

Выйдем. Дело простое.

– К той двери, что крайняя справа. Вещи вот сюда, на эту площадку. Потом разберете, после контроля.

«И тут еще контроль! Ну, мать их за ногу!..»

Это Пат подумал, конечно, только про себя: давно уже усвоил, что чем меньше звуков издаешь, тем меньше будет у тебя и неприятностей: три четверти, если не больше, всех жизненных сложностей происходит именно от недержания речи. Это очень просто и наглядно. Непонятно только – почему на свете так много людей, до зрелого возраста, а то и до старости неспособных усвоить такую простую истину. Где ни окажись, такие обязательно найдутся, и от них следует держаться подальше.

Вот и тут то же самое.

– Эй, я сюда вербовался не контроли проходить, а дело делать, работой заниматься! Или нам за каждый контроль отдельно платить станут? Что‑то не помню я такой статьи в контракте…

Пат искоса, не в упор глянул на говоруна, оказавшегося, как назло, совсем близко. Ну и видок у мужика – как будто его рожу пекарь долго месил перед тем, как в печь поставить. Наказал господь. Ну, ничего удивительного, что с таким обликом человек с начала и до конца будет чувствовать себя сильно обиженным жизнью – оттого и станет заявлять претензии по всякому поводу.

Сейчас надо спокойно, без резких движений, отойти подальше: обычно такие обиженные, сделав заявление, сразу же принимаются искать поддержку у окружающих. И всякий, даже если ни словом не откликнется, тут же попадет на заметку. А никакое начальство не любит и никогда не полюбит тех, кто вносит беспокойство в нормальную обстановку.